Текст книги "Три рэкетира"

Глава 7
АННА И КРИСТИНА

Едва отгремела потасовка в сауне, как все существо Василия Васильевича Бонасюка оказалось охваченным липкими и холодными щупальцами прямо-таки первобытного ужаса. Его ежеминутно трясло, словно в приступе тропической лихорадки, его буквально корчило, колбасило, а то и выворачивало наизнанку. Обострившийся от чувства непрерывного животного страха инстинкт самосохранения трубил Василию Васильевичу, что четверо беспредельщиков явились в сауну именно по его душу. «Ой, поистине, доигрался я с видеокамерами», – с отчаянием думал Бонасюк, механически работая веником в одном метре от Атасова. Протасов и Армеец только что закинули трупы налетчиков в «Победу» и куда-то увезли. Вась-Вась не тешил себя иллюзиями – случись карте лечь по-другому, не загляни ненароком в сауну Атасов, Протасов, Армеец и этот совсем еще зеленый бандит, имени которого он не знал, не возьми рэретиры верх над страшными ночными гостями…

«Ох и влип я, по-честному, ох и влип… влип, влип, влип…»

Бонасюк прекрасно понимал что тропинка в сауну протоптана. Лиха беда начало. За первым налетом могли последовать и второй, и третий – не последнюю же, в самом деле, беспредельную бригаду в городе прихлопнули Атасов с дружками? Вась-Вась воображал себя то с утюгом на пузе, то с паяльником в заднице и тихо стонал. И чем больше он размышлял, тем сквернее ему становилось.

«Ой, поистине, ой!»

Слава Богу, что хоть Протасов с приятелями о причинах внезапного ночного налета не догадывались, относя случившееся либо на капризы его Величества случая, либо на расплату за какие-то свои грехи. Тоже ведь, не сотрудники Армии Спасения. О реакции собственной «крыши» в случае, если она сообразит что к чему, Вась-Васю даже думать не хотелось. И без того зуб на зуб не попадал.

Как только в сауне был наведен образцовый порядок и протасовские бандиты отправились восвояси, Бонасюк осторожно вышел на улицу. Закрыл за собой дверь на все замки и засеменил куда подальше.

Вокруг стояла глухая ночь, никаким общественным транспортом не пахло, но оставаться в сауне было выше всяких сил Василия Васильевича. Он перемещался пустынными улицами, избегая освещенных фонарями мест, держась поближе к кустам. Чувствовал себя Бонасюк долгое время таскавшим цыплят из курятника шакалом, наконец-то угодившим в двойной капкан. Отдалившись от сауны километра на полтора, он решился поймать такси, в двадцать минут доставившее его домой. Вышло так, что дольше такси ловил, чем на нем ехал. Такое иногда бывает.

Чета Бонасюков проживала на Оболони, занимая просторную трехкомнатную квартиру с окнами на Днепр. Жилье было заслугой Кристины, позволившей начальнику квартуправления некоторые вольности со своим роскошным телом.

Кристина время от времени баловала себя маленькими шалостями, от которых рога на голове Вась-Вася становились все раскидистее да развесистее. Вась-Вась терпел, – попробовал как-то открыть рот, Кристина его быстренько прихлопнула.

– Василек… Будешь за мной следить – чемоданы на антресоли. Собирай трусы с майками – и выметайся, к чертовой бабушке…

Выметаться Вась-Васю было некуда. Родители его умерли, их дом пошел с молотка, перевоплотившись, как уже известно читателю, в коммерческую сауну на Сырце. Что же касается квартиры, то и она, и кирпичный гараж под домом, и новенькая «девяносто девятая» модель «Жигулей», стоящая на приколе в гараже, были оформлены на Кристину. Бонасюк учел этот факт, сопоставил свои скромные сексуальные возможности с аналогичными потребностями молодого организма жены – и сломался, закрыв глаза и заткнув уши. Так они и остались вместе. Бонасюк обожал жену, слушаясь во всем и позволяя ей делать, что угодно, а Кристина разрешила себя любить, вращая мужем во все стороны, как только заблагорассудится.

Выйдя из такси, Бонасюк поразительно резво преодолел десяток метров до парадного и влетел в лифт, думая только о том, как бы скорее уткнуться носом в глубокую ложбинку на великолепной груди Кристины и забыть обо все на свете. «Поистине, пускай Кристичка решает, у нее и связи, и все по-честному, остальное».

Тем более что идея установки видеозаписывающей аппаратуры целиком и полностью принадлежала Кристине. Началось все с невинной супружеской шалости. Вась-Вась по случаю приобрел видеокамеру, а Кристине стукнуло продемонстрировать супругу стриптиз. Кристина дурачилась на лежаке, Вась Вась торчал над ней с видеокамерой в руках. Видимо, талант стиптизерши оказался у Кристины в крови, к концу сорокапятиминутной кассеты Бонасюк вплотную приблизился к инфаркту, а Кристина не на шутку раззадорилась. Затем ее прелестную головку посетила оригинальная мысль упрятать камеру подальше. Вскоре первоклассная видеоаппаратура была вмонтирована в стены. Первой «жертвой» пиратской видеозаписи стала лучшая подруга и кума Кристины – Анечка, частенько забавлявшаяся в баньке с любовниками. Правда, эта кассета совершенно бескорыстно была на следующий же день подарена Анюте. Подруги устроились в гостиной, врубили видик и веселились от души, оживленно комментируя видеоролик и обсасывая такие подробности, от которых Бонасюка бросало то в жар, то в холод.

– Слушай! А клево, да?! – от затеи кумы Анна пришла в восторг. – Чистый отпад. Меня заводит, просто обалдеть!

Поначалу Бонасюк на шалости подруг поглядывал сквозь пальцы, хотя сердце сжималось от нехороших предчувствий. Аня была замужем за исключительно серьезным то ли бизнесменом, то ли бандитом. «Козырем», короче говоря.

– Василечек, – как-то сказала Кристина, растолковывая мужу, отчего Анечка имеет вечную контрамарку в их заведение. – Анькин Виктор ну такой крутой, что круче его, – только его же яйца. И любит ее безумно. Она только на ушко шепнет, – он уже делает. Понимаешь? А мальчики ее – это так, для души…

– А если он пронюхает? Поистине? – попробовал возразить Вась-Вась, обливаясь потом от страха.

– Не пронюхает, – заверила Кристина. – Он утром работает, днем работает, вечером, ночью – тоже работает. А она томится, бедненькая кошечка.

Подругами Аня и Кристина были чуть ли не с детства. И внешние данные Ани были под стать данным Кристины – те же длинные ноги, те же роскошные формы. Широкие бедра, упругие ягодицы и настоящая большая грудь, безо всяких там силиконовых гадостей. Только если Кристя была шатенкой, то Аня – обворожительной платиновой блондинкой. Глаза Кристины были зелеными, как изумруды, глаза Ани – карими, как агат.

Со временем прагматичная по натуре Кристина придумала записывающей аппаратуре и более практичное применение, предложив, помимо записи оргий с участием подруги, производить и записи «культурно-массовых» мероприятий того же характера, в исполнении прочих клиентов сауны. Собственно где сауна, там и выпивка, где выпивка – там и девочки. Или мальчики для тех, кто идет в ногу со временем. Никто тут ничего нового не придумал со времен Калигулы[59]59
  Калигула Гай Юлий Цезарь Германик, (12–41 н. э.), третий римский император, которому приписывают неадекватное поведение. Убит заговорщиками


[Закрыть] и его древнеримских соратников по разврату. Где же еще работать ночным феям? Не в мартеновском же, в самом деле цеху и не в шахтерском забое.

Так и пошло. Вась-Вась записывал оргии, Кристина вела бухгалтерию. Клиентов подбирали с умом. Таких, чтобы мирно отдали денежки, а не лезли, не дай Бог, в бутылку. И все у них ладно получалось, пока на пути супругов-шантажистов не возник этот треклятый депутат, психопат и скряга, к тому же с выходами на беспредельщиков.

Ввалившись в квартиру с шумом мешка со свеклой, выпавшего на ходу из поезда, Бонасюк пробежался по комнатам, но Кристины нигде не обнаружил. Заглянул и в ванную, и в клозет, и лишь потом заметил записку, пришпиленную кнопкой к виниловым обоям прихожей. Записка размашистым почерком Кристины сообщала следующее:

Василечек, звонила тебе весь день, но так и не дозвонилась. Аня взяла две горящие путевки в Анталию, на десять дней. Вылет сегодня. Целую моего шалунишку.

Твоя кисочка-Крисочка.

P.S. Позвоню, как долечу, из отеля.

P.S.-1. Голубцы и зеленый борщ в холодильнике».

– Как это, не дозвонилась?! – застонал Василий Васильевич, чувствуя себя ребенком, забытым родителями в парке для уикендов, – как это?!

С географией он не дружил с детства, но все-таки предполагал, что если Кристина вылетела вовремя, то пожалуй, уже в Турции. «Кончилась моя жизнь, ой, кончилась! – причитал Вась-Вась, бесцельно бегая по квартире с полубезумным видом. – Втравила меня в говно, а сама, поистине, по курортам забавляется. Может и с любовником даже? И эта Аня, подружка ее, такая шлюха ненасытная, хотя и жена какого-то «козыря». Если захочет, то и у парализованного подымет… Раз задницей крутанет – у любого мужика мозги набекрень съедут».

Василий Васильевич представил обнаженное тело жены, с жаром отдающейся мускулистому мулату прямо под кипарисом, и застонал.

Делать было нечего. Мышеловка захлопнулась, ждать помощи стало решительно неоткуда. В арсенале Василия Васильевича оставалось только одно проверенное средство – удариться в бега.

«Схорониться мне где-то надо».

Василий Васильевич, ежеминутно ожидая появления милиции с ордером на арест, наркоманов с паяльником или Протасова с лопатой, – «Все, Бонасюк, достукался. Поехали в лес, в натуре», кое-как дотянул до утра, вздрагивая и обливаясь холодным потом при каждом подозрительном звуке, доносившемся с безлюдной улицы. Едва только забрезжил рассвет, Вась-Вась изъял все наличные деньги, хранимые в шкафу среди трусиков и лифчиков Кристины, тщательно захлопнул окна, закрыл обе входные двери (деревянную, а за ней бронированную) и отправился в гараж. Благо, гараж был прямо под домом благодаря корочкам ликвидатора аварии на ЧАЭС, добытым для него Кристиной. Тут следует заметить, что ни Чернобыльской, ни какой другой атомной станции Василий Васильевич и в глаза не видел.

«Отсижусь на даче, поистине, пока Кристичка с Югов неворотится», – твердил, как молитву Бонасюк, отворяя ворота гаража. Вскоре он соблюдая все правила дорожного движения с таким тщанием, словно от этого напрямую зависела его жизнь, покинул Киев и двинулся по пригородному шоссе в направлении Бородянки.[60]60
  Райцентр в Киевской области


[Закрыть]

* * *

Дачный участок в селе Загальцы был получен Василием Васильевичем в профкоме родного института в спокойном и благодатном 1980-м году. Из стремного девяносто третьего далекий восьмидесятый представлялся Вась-Васю одним длинным, лучезарным, наполненным детским смехом деньком, в котором причудливо сплелись праздничные мероприятия по случаю международного женского дня, первомайская демонстрация трудящихся с последующим обязательным застольем, поездка на море по шаровой профкомовской путевке и, наконец, продуктовый паек из шампанского, банки индийского кофе и коробки конфет «Вечерний Киев» – к Новому году. В течение этого скоротечного, будто счастливое мгновение, года, Василий Васильевич Бонасюк, молодой доцент и кандидат наук, учил помаленьку студентов уму-разуму, получал свои ежемесячные четыре сотни весьма полновесных еще рублей и голова у него ни о чем не болела. На свою студентку Кристину Святко он только начинал посматривать с интересом. Было на что поглядеть – загорелая, рослая, зеленоглазая богиня, плюс отличница, плюс комсомольская активистка, плюс наконец староста группы. «А укого бы, поистине, крыша не поехала? – спрашивал себя Василий Васильевич и только горестно вздыхал. – Что еще нужно одинокому доценту, чтобы встретить старость?»

Ухватив дачный участок в профкоме практически «нахаляву», Бонасюк на том успокоился. Лавры агронома-любителя в гробу видал, тем более, что выделили под дачное товарищество десяток гектаров безжизненных торфяных болот, при виде которых и Мичурин бы руки опустил. «На таких болотах только собакеБаскервилей по ночам прохожих пугать, – подумал тогда Василий Васильевич, прокатившийся на электричке специально, чтобы взглянуть на свое приобретение. – А днем, разве что фотографии делать для «Очевидного и невероятного»,[61]61
  Замечательная научно-популярная телепередача выходила регулярно, по субботам, с февраля 1973 по 1994, когда была закрыта из-за отсутствия финансирования. Ведущий – профессор Сергей Петрович Капица


[Закрыть] – «Вот она, пустыня на Марсе. Сразу ясно, что никаких форм жизни тут нет и быть не может».

Да и пока были живы родители Бонасюка в Ирпене,[62]62
  Пригород Киева


[Закрыть] и хватало им сил горбатиться на приусадебном участке – получал Василий Васильевич такое серьезное вспоможение, что на «горшок» денег не тратил. Разве что хлеб покупал. Завез на торфяной участок с оказией году эдак в 86-м списанную строительную бытовку – ну и ладно.

* * *

Следует признать, что все последующие десять дней и ночей прожитых Бонасюком на даче, так и не утихомирили его расшатавшихся нервов. От зари до зари Вась-Вась хаотически перемещался по участку, как сорвавшийся с орбиты электрон, кидал рассеянные взгляды то на обшарпанную бытовку, то на бетонные кольца так и не отрытого колодца, отчаянно заламывал руки и временами громко постанывал. Днем его допекала жара, ночью заедали комары. Он питался тушенкой прямо из банки и ожесточенно грыз салями, за что желудок, изнеженный супчиками и овощными рагу, мстил беспощадно, заставляя Василия Васильевича часами сиживать в покосившемся деревянном сортире.

Тем не менее Бонасюк мужественно переживал выпавшие на его долю лишения и считал дни, оставшиеся до возвращения Кристины с исступлением незадачливого мореплавателя, выброшенного волнами на затерянный посреди океана атолл.

* * *

Понедельник выдался для Бандуры по-настоящему тяжелым днем. Никаких перестрелок, погонь и ночных фей, а восемь часов настоящей, рутинной физической работы. Они с Армейцем, обливаясь потом, перемазанные с ног до головы известкой, мелом и клеем, делали косметический ремонт в убогой квартире Андрея. Счищали грязь, размывали накопившиеся за три десятка лет слои побелки на потолке, шпаклевали алебастром пробоины в стенах, а затем лепили и лепили обои. Стояла неописуемая духота, прямо, как в джунглях. Армеец заявил, что сквозняк – злейший враг новорожденных обоев. Бандура поверил и немедленно захлопнул окна – чувствовалось, что на ремонтах Эдик собаку съел.

– Слушай, – не выдержал Андрей, когда они, прервавшись ненадолго, выбрались передохнуть на лестничную клетку. Стояли, наслаждаясь воздухом, казавшимся противоестественно свежим после устроенной в квартире душегубки. Как подводники, поднявшиеся на мостик из тесных отсеков субмарины. – Слушай, Эдик, откуда ты все это умеешь, а?

– Я, с-старик, ремонтом по-подрабатывал. Обои, п-плитка, са-са-сантехника.

– А я слышал, ты в школе работал?

– Д-днем. А вечером – маляр, штукатур, п-плиточник. Старший, куда по-пошлют… Чтобы зубы на полку не по-положить. Понимаешь? – Армеец немного погрустнел.

– Тяжело было?

Армеец покачал головой:

– Те-терпимо. Тяжело с-cтановилось, когда ки-кидали, а кидали частенько…

– Как это? – не понял Андрей.

– Так. Работу сделал, потом к чему-то п-придираются и по-пошел вон.

– Ничего себе. Я думал, новые русские на таком не наживаются…

– По-по-всякому бывает. Вообще-то, мы на к-крутарей не ориентировались. В основном, с-средней руки клиентов обслуживали. Оболонь, Т-троещина, Святошино. Не центр.

– Почему?

– С-себе дороже, потому что. В-все-таки д-дремучая ты личность, Бандура. П-просто дерево, как П-протасов выражается. – Армеец немного помолчал. – Ч-чем больше у тебя денег, т-тем больше тебе хочется. Это они г-галстуки по пя-пятьсот баксов, чтобы друг перед другом повы-выпендриваться легко покупают. А работяг оп-прокидывают еще легче. Особняк п-построили, вместо расчета – т-три джипа с «узколобыми» подъехало – вот и весь ра-разговор. В городе по-половина ремонтов по такому п-принципу выполнена.

– Не может быть, – не поверил Андрей.

– Еще как – может, Андрюша. В-все их ми-миллионы, – по-по большей части, с воровства и кидков п-произрастают. С чего еще? К-кто тебе сказал, что п-порядочность определяется то-толщиной че-чековой книжки?

– А работяги что?

– А что с-сделаешь? – Эдик вздохнул, – ты думаешь, по-пониже этого нет? Идешь в в-строительную бригаду с испытательным сроком, пашешь, как э-электровеник…

– Ну и?

– Ну и получаешь ко-коленом под зад к концу срока. На т-твое место желающих – море разливанное. То-только пальцем щ-щелкнуть… – Армеец махнул рукой. – Пошли, Андрюша, работать.

К вечеру с обоями было покончено. Армеец и Бандура буквально валились с ног, но Эдик неожиданно предложил:

– С-слушай, Андрюша, давай санузел добьем, чтобы хоть к этому не во-возвращаться?

Андрею нечего было возразить. Он и так не знал, как отблагодарить Армейца, титаническими стараниями и мастерством которого вчерашняя землянка обрела весьма презентабельный вид.

Армеец выломал унитаз и приступил к установке нового. Бандура поднял старый и, держа на вытянутых руках как можно дальше от себя, понес в последний путь, то есть на мусорку. Вернулся расстроенным. Армеец уже посадил компакт на дюбели и теперь, стоя задницей кверху, монтировал сливную трубу.

– Эдик? – позвал Андрей.

– А?

– Вот почему так бывает?

– Как – так?

– Несу эту гадость смердючую, а навстречу новая соседка. Такая симпатичная девчонка, духами пахнет. Я даже сквозь унитазную вонь унюхал…

– Ну и ч-что?

– Как – что? С таким ужасом на меня посмотрела, ты бы видел…

– Ты на се-себя в зеркало с-смотрел?

– Да я понимаю, – уныло протянул Андрей. – Вот ты мне скажи, отчего всегда так? Как только ты с шашкой на белом коне – хрен кто выйдет, кругом ни души. Как вымерли. А когда весь в мелу, в одних долбанных трусах и еще с обломками унитаза – всегда пожалуйста? Девушку симпатичную встретишь или, не дай Бог, вообще, свою первую любовь.

– Те-теория относительности, – глухо отозвался Армеец, исчезая за компактом.

– Чего?

– Слушай, кончай т-трепаться. Мы и до ночи не успеем. Тащи цемент.

Закончив сантехнические работы к полуночи, ночевать все же поехали к Армейцу.

* * *

Утром Андрея разбудил телефонный звонок. Он услышал, как Армеец в другой комнате снял трубку и долго с кем-то беседовал. Затем открылась дверь, и Эдик появился на пороге, с радиотелефоном в одной руке и станком для бриться – в другой. Лицо Армейца покрывал такой толстый слой пены, что он стал походить на деда Мороза с немного общипанной бородой.

– Доброе утро, Андрюша. А-атасов на проводе, тебя хочет.

Атасов был лаконичен как спартанец, уже убегал на улицу – выгуливать Гримо, который, по его словам, уже битый час прыгал на дверь:

– Бери ноги в руки, парень, и чеши, типа, на Сырец к нашему другу Бонасюку. Приказ, типа, Правилова.

– А что мне там делать? – заныл захваченный врасплох Андрей, которому ехать в злосчастную сауну Вась-Вася хотелось примерно так же, как и самому Атасову.

– Осмотришься, что к чему, – невозмутимо продолжал Атасов. – У толстого все телефоны неделю молчат. Может, он умер? Или забыл вовремя заплатить «Укртелекому»? Бандура, типа – откуда мне знать? Олег Петрович распорядился выяснить – вот и исполняй… Доложишь обстановку.

– Почему я? – канючил Андрей. Отец учил его никогда ни на кого не кивать, но уж очень хотелось кивнуть.

– Потому, типа, что ты – самый молодой. Слушай, Бандура, некогда мне с тобой препираться. Если Гримо в квартире нальет или чего похуже, я тебя пристукну при встрече. Дуй, давай, – и Атасов повесил трубку.

– Эдик? – с надеждой позвал Андрей, рассчитывая, в глубине души, что Армеец составит компанию.

– Сегодня своих дел по го-горло, – отмахнулся Армеец. – Съездишь, глянешь – к чему колхоз устраивать?

– По-позвони сразу, как и что, – напутствовал его Армеец, когда Андрей уже хлопал дверью.

«Вот гады, – думал Бандура, спускаясь в лифте. – Хорошо, хоть «колеса» есть. Черт его знает, чем еще из этой дыры выбираться?»

Андрей нырнул в салон своего золотистого коня, качнул десяток раз педалью «газа», нагнетая бензин в камеру, запустил двигатель. Щелкнуло реле, застонал стартер, с натугой провернул распредвал. Мотор чихнул, фыркнул, заработал. Правда, только на трех цилиндрах из шести, отчего звук получился откровенно мотоциклетным.

– Тарантас чертов, – выругался Бандура, подгазовывая, чтобы не заглохнуть.

Дорога на Сырец заняла добрый час. Он, естественно, заблудился, сделал изрядный крюк. Раза три пришлось уточнять дорогу у прохожих, которые, как водится, толком ничего не знали. «Проклятые потомки Ивана Сусанина», – под конец рассвирепел Андрей, поклявшись разжиться в ближайшем киоске «Союзпечати» подробной картой города, а затем вызубрить ее наизусть.

Выбравшись, наконец, на знакомую улицу, он припарковал «БМВ» в квартале от злополучной сауны и оставшийся путь прошел пешком.

«Я осторожный парень, – твердил Андрей, шагая весенней улицей, – меня на мякине не проведешь».

Лужайки заполонили одуванчики. В ветвях щебетали птицы. Здание сауны солнечным днем выглядело мирным и безобидным. По крайней мере, снаружи. Ни милицейских машин с мигалками, ни милиционеров с розыскными собаками. Ничего такого Андрей не заметил. Обойдя сауну кругом, обратил внимание, что окна, выходящие во двор, приоткрыты. Определить что либо еще было сложно – солнцезащитные жалюзи оказались опущенными. «Этоокна гостиной, кажется», – прикинул Бандура, пытаясь по памяти восстановить внутреннее расположение комнат, но ничего не получилось. «Был бы профессионалом – запомнил бы, – укорил себя Андрей, – А ты никакой не профессионал, а самыйнатуральный лопух». Он вернулся к входной двери, сделал несколько последних, глубоких затяжек, – «последние, они самыесладкие», решительно отбросил окурок и нажал кнопку звонка. На этот раз долго томиться не пришлось. Уловив движение за дверью, Андрей машинально напрягся, повернувшись к открывающемуся проему левым боком – не так, чтобы бросалось в глаза, но достаточно для того, чтобы успеть прикрыть ладонью лицо, локтем ребра и живот, а коленом пах. Он ожидал появления, в лучшем случае – Бонасюка, в худшем – бригады безбашенных наркоманов, вооруженных ножами и бейсбольными битами, а при самом скверном раскладе – группы спецназовцев в масках, с автоматами наперевес. Дверь тихонько открылась.

Человеческая жизнь, какой бы размеренной она не была, устроена так, что время от времени преподносит сюрпризы. Обычно жизнь – монотонная, иногда вообще чернобелая лента – день прошел, вспомнить нечего, месяц истек – результат тот же. А потом раз – сюрприз. Ждешь за очередным поворотом давно заслуженные «бочку варенья и корзину печенья», как Малыш-Плохиш из «Сказки о военной тайне», и все основания к тому есть, что все будет тип-топ, а в последний момент – «обана» – облом. Сюрприз. Красная Армия, как снег на голову, и надежды – прахом. Причем, согласитесь, неприятности неожиданно сыплются на голову гораздо чаще «приятностей», а отсюда следует неутешительный вывод – сюрпризы, по большей части, окрашены в темный цвет. Ситуацию – вышел на улицу, машины нет, либо угнали, либо увез эвакуатор, представить много проще ситуации: вышел на улицу, машину заменили новой, согласитесь с этим.

Но, бывают и исключения.

* * *

Итак дверь отворилась, явив слегка растерявшемуся Бандуре очаровательную зеленоглазую шатенку лет двадцати восьми-тридцати, высокую, загорелую, одетую в белый махровый халат, заканчивающийся немного выше соблазнительных округлых коленок.

– Здравствуйте, – незнакомка приветливо улыбнулась. – Вы к нам?

Голос у нее был – что надо. Андрея сразу пробрало.

– Ну, я, собственно… – замялся Андрей, не зная, что и сказать.

Густые каштановые волосы незнакомки ниспадали по плечам и достигали талии, перетянутой тонким пояском. В локонах искрились капельки воды, позволяя предположить, что незнакомка, подобно лесной нимфе, только что плавала в бассейне. Подумав о бассейне, Андрей немедленно вспомнил о том, каких усилий всего неделю назад стоило выудить со дна беспредельщика Леху, и проглотил язык.

– Я… это… ну, – Андрей тщетно подыскивал слова. Мысли разбегались в разные стороны, как креветки, которых он в детстве пробовал ловить сачком на морском мелководье. Пока Андрей тщетно пытался выдавить из себя нечто членораздельное, незнакомка, доброжелательно улыбаясь, разглядывала его с некоторым интересом. Более того, ее удивительные зеленые глаза наполнились озорными смешинками.

«Дебил проклятый, рожай же хоть что-то, – приказал себе Андрей, – пока она не приняла тебя за кретина, выпущенного из психлечебницы на летние каникулы». – Но в результате, только безнадежно смутился.

«Какой симпатичный мальчик», – между тем думала шатенка, – «совсем молоденький, зеленый. Прикинут недурственно и мордашка миленькая. Забавно…»

* * *

Андрей стараниями Протасова действительно выглядел хоть куда, в новой короткой рыжей кожаной куртке, широких зеленых брюках, вошедших в моду буквально «вчера» и, опять же, кожаных мокасинах. Столь разительные изменения во внешнем облике Андрея произошли минувшим воскресеньем, когда он, в сопровождении Протасова, совершил турне по вещевому рынку на Петровке. В ходе «шопинга» значительная часть долларов Виктора Ледового перевоплотилась в целый гардероб шмоток на все случаи жизни (начиная с футболок и трусов, и заканчивая элегантным плащом из «мокрого шелка»). «От самых элитных, в натуре, шанхайских модельеров», – бодро болтал Протасов, вытаскивая из кармана жеваный тетрадный листок в клеточку, исчерканный Валерием вдоль и поперек. Список необходимых вещей был составлен Протасовым накануне поездки на рынок. «Батя мой завсегда списки писал, – пояснил при этом Протасов, – Понял, да? Иди потом тупо, отмечай, чего купил, чего не купил, и голова, блин, не болит». Бандура при этих словах внимательно посмотрел на Валерия, пытаясь представить его маленьким мальчиком, но ничего из этой затеи не вышло. – «Ага, теперь давай одеколоны и все эти вещи для бритья», – донеслось откуда-то из соседнего ряда и зазевавшийся было Андрей ринулся вдоль лотков – нагонять Протасова.

У парфюмерного прилавка Бандура остановил выбор на одеколоне «For man only» – отличный запах и произведено не где-нибудь, а в самой Великобритании.

– С берегов туманного Альбиона, – сказал он Протасову. – Ну, надо же.

– Ага. С туманных берегов желтой реки Хуанхэ, – уточнил Протасов, рассчитываясь за красиво упакованный бритвенный набор. – Да если бы, Андрюха, не узкоглазые, мы б до сих пор, в натуре, в шкурах мамонтов щеголяли и топорами брились. Однозначно.

– Ладно, напяливай давай шмотки, а то ходить с тобой рядом реально неудобно, оборванец хренов.

Андрей переоделся прямо на рынке. Протасов придирчиво оглядел его и поднял вверх большой палец: – Супер, блин! Новая копейка.

* * *

«Просто лапочка», – решила незнакомка, весьма довольная увиденным. Ее улыбка стала лучезарной, в зеленых глазах вместо смешинок запрыгали бесенята.

– Заходите, пожалуйста, – повторила она ласково.

Бандура, краснея все больше и больше, боролся с параличом, чувствуя себя под оценивающим женским взглядом бациллой, угодившей под микроскоп биолога.

– Я к Василию Васильевичу, – наконец выпалил он, подумав: «Господи, как все-таки просто. Конечно же, к Василию Васильевичу, к кому же еще?»

«Ну и куда ты прешься, идиот?» – спросила рациональная часть его сознания.

«Куда надо!» – отрезала вторая часть, тяготеющая к авантюрам, азартным играм, легким деньгам и доступным женщинам – и Бандура сделал шаг вперед.

Разминаясь в дверном проеме с шатенкой, Андрей нечаянно коснулся ее высокой груди. Попытался отстраниться, покачнулся и непроизвольно ухватился обеими руками за широкие бедра прелестной незнакомки.

«Убери руки, дурень», – одернул себя Андрей.

Девственник в его душе стал краснее вареного рака.

«Какие они теплые и мягкие», – присвистнул авантюрист, теряя над собой контроль.

– И-извините, – промямлил Андрей, заикнувшись как Армеец.

«А у мальчика крепкие руки», – мысленно усмехнулась незнакомка и поплыла в глубь сауны, грациозно покачивая бедрами.

Бандура нелепо засеменил следом, принюхиваясь к оставленному незнакомкой чарующему коктейлю из слабых запахов шампуня и какой-то косметики. Словно собака, которая размечтавшись, способна уйти за сеткой с сосисками куда глаза глядят, на край света, а то и дальше.

В холле Бандуру поджидало очередное испытание – приятный сюрприз «номер два». Широченный кожаный диван занимала холеная длинноногая блондинка, возлежавшая на подушках в позе античной патрицианки. Одна рука блондинки была занята бокалом красного вина, в другой дымилась длинная темно-коричневая сигарета. Короткий красный халатик блондинки, похоже, родной брат белого халата шатенки, не в силах был скрыть аппетитные формы. Скорее всего, для этих целей халат и не предназначался, удерживаясь на блондинке каким-то чудом, пока она не шевелилась. Андрею представилась великолепная возможность оценить, что ноги блондинки длиннющие и загорелые, а грудь такой величины и формы, что даже проводившая его в холл шатенка могла «пойти погулять». Представившиеся возможности Андрей исчерпал до дна, едва не вывернув глазные яблоки. Блондинка, слегка удивленная появлением Андрея, судя по слегка приподнявшимся бровям, тем не менее не подумала изменить позу. Более того, с лету уловив его состояние и, очевидно, очень довольная произведенным эффектом, сладко потянулась и провела языком по верхней губе. Андрея бросило в жар.

«Прекрати на нее пялиться, ты, идиот» – приказал себе Бандура, впрочем, без особого успеха. Уши горели огнем, щеки предательски пылали. Приложив титанические усилия, он отвел взгляд, попытавшись сосредоточиться на хрустальной пепельнице, распечатанной пачке «More», бутылке красного вина, вазочке с фруктами и наполовину съеденной шоколадке. Все эти предметы выстроились на журнальном столике единым архитектурным ансамблем. «Изумительный натюрморт дляхудожника», – подумал Андрей, которому мама сумела в детстве привить некоторый интерес к живописи. Тяжеленные тома «Всеобщей истории искусств» были ее любимыми книгами, частица этой материнской страсти перешла ему по наследству. «Хотя я бы в данном конкретном случае на столики с вазами не отвлекался, – подал голос Бандура-авантюрист. – Как эти художники таких вот девчонок рисовали – в толк не возьму? «До» – рисовать – никакого терпения не хватит, «после» – не то вдохновение».

– Анечка, у нас клиент, – с ударением на слове «клиент» сообщила шатенка блондинке, мягким прикосновением руки возвратив Андрея к действительности. – Василия Васильевича сейчас нет, но мы работаем.

Андрей попробовал объясниться, но язык самым невероятным образом прилип к небу.

– Раздевайтесь, пожалуйста, – ласково предложила шатенка.

«Лучше смерть!» – завопил в голове девственник.

Андрей, двигаясь словно сомнамбула, повесил куртку на вешалку, скинул туфли и, подчиняясь легкому подталкиванию шатенки, вплыл в зал с бассейном. Дверь за ним тихонько притворилась.

«Тут какая-то ошибка», – не умолкал девственник.

Андрей растерянно огляделся вокруг, не представляя, что делать.