Текст книги "О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения"

– Сосед наш рассказывает, что здесь в саду был небольшой прудок, около которого они в ребячестве игрывали». Собираясь выйти со двора, барин пожаловал мне ассигнацию, сказав:

«Возьмите эту безделку за беспокойство, которое я вам сделал». И он уехал. Вот тут он сидел, а там и здесь прохаживался», говорит эта словоохотливая старушка о знаменитом своём госте. Долго гулял Василий Андреевич по саду, вспоминал о былом, бросал продолжительные взгляды на ветвистую грушу, на акации, на сирень и оставил прежнее своё жилище в самом грустном расположении духа. Неужели поэт жалел о прошедшем, поэт, которому улыбаются ещё грации, о котором гремит слава и которого гений ввёл в царские чертоги?..

 
От милых Лир своих отторженный поэт,
В чертоги Августа судьбой перенесенный
Жалел о вас, ручьи отчизны незабвенной!
О древней хижине, где юность провождал….
 

– Живейшее воспоминание сохранили туляне и о С. Д. Нечаеве, занимавшем у нас одно из почтеннейших мест гражданских, продолжал старик. Это было в двадцатых годах. Он перевёл в Туле из Виланда «Пифагорейские жены». Если я не ошибаюсь, то это был первый опыт его примечательного труда. Поэтические его создания, о которых он теперь, вероятно, забыл, но мы их помним, печатались в разных журналах. Мы помним его стихи под названием «Время любить». Наша молодёжь знала их наизусть. Мы помним, что время, которое С.Д. прожил в Туле, принадлежит к самому поэтическому времени его жизни.

– Благодарность, как память сердца, обязывает меня упомянуть о А.Г.Глаголеве, получившем первоначальное воспитание в нашем городе. Он не забыл своей родины Тульской губернии. Сколько могу упомнить, произведения пера А.Г.Глаголева находятся во многих периодических изданиях. Он печатал их в «Трудах Общества любителей российской словесности» и в «Вестнике Европы». Первого он был действительным членом, во втором принимал участие как сотрудник. Что он не забыл своей родины, это доказывает учёная статья его под названием «Исторические сведения о Туле», помещённая в «Журнале Министерства внутренних дел» 1836 года. В другом сочинении видим, именно в «Записках Русского путешественника», А.Г.Глаголев говорит о жителях нашего города со всею откровенностью наблюдателя, который хорошо изучил нравы и обычаи тех граждан, между коими он долго жил. Много сказал правды о тулянах «Русский путешественник», и за это мы все скажем ему: благодарим, благодарим! Но важнейшее сочинение А.Г., без сомнения, есть «Умозрительные и опытные основания словесности», напечатанное ещё в 1834 году.

– Известно ли вам, продолжал старик, что «Бенгальский тигр» и «Досуги пустынника» принадлежат перу Е.Н.Воронцова – Вельяминова. Посвятил всего себя отечественной словесности, Е. Н. приготовил много собственно литературных и немало чисто учёных сочинении. Из прежних его переводов я знаю большую статью, напечатанную в «Вестнике Европы» под рубрикою «О египетских мумиях». Но огромное количество своих трудов он тщательно храпит в портфелях… К чему такая скромность анахорета? Писателям, слишком осторожным, не надобно забывать горестную истину, что в продолжение некоторого времени формы стареют, вкусы и слог изменяются, требования становятся взыскательнее, и то, что хорошо и даже прекрасно теперь, делается впоследствии вялым, скучным, бесполезным. Но что всего грустнее, добросовестные труды его могут утратиться, совсем погибнуть, как погибли, кажется, сочинения И.С.Покровского, о котором я вам говорил. Не менее прискорбна мысль, если по какому-нибудь непредвиденному обстоятельству этими трудами завладеет какой-нибудь литературный партизан, и выдаст чужое за своё. Разве таких бесстыдных, чёрных хищений не бывало? Может быть, у литературного партизана не достало бы ума написать одну страницу без двадцати всяческих ошибок, а о нём кричали, его хвалили, не подозревая своего забавного заблуждения. Время обнаруживает истину, и того шарлатана, который чванился чужим умом, стоял на высоком пьедестале литературной известности, неумолимое потомство накажет забвением; презрения для него много: презрение орудие современников. Да! Пора, пора подумать об этих вещах Е.Н. Не должно в землю зарывать таланта: талант дан от бога.

Той же самой участи легко может подвергнуться и «Краткое извлечение из книг Священного Писания», довольно обширное сочинение С.Я. Белозора. Это сочинение объемлет Старый и Новый завет. Автор, тщательно изучив свой предмет, в стройной системе сделал свод текстов, объяснил их прямое значение и указал на источники. Цитаты его бесконечны, но они необходимы. Оно написано давно, по крайней мере, оно известно мне лет семь, если не более. Желательно было бы видеть в печати это «Краткое извлечение из книг Священного писания». Успех несомненен.

– Я давно потерял из вида бывшего инспектора здешней гимназии С. И. Альбицкого. Неизмеримая глубина богатства латинского красноречия пленила его ум. Напитанный духом ораторов древнего Рима, Цицерона, Квинтилиана. Он переводил творения этих великих людей, но никогда не был доволен своим переводом. Не думайте, что многолетние занятия любимыми предметами встречали постоянные неудачи, не думайте, чтобы эти неудачи охлаждали в нём охоту усовершенствовать то, что казалось ему слабым, недостойным его самолюбивых помыслов, желаний, которые, видно, у него росли беспрестанно… Напротив, латинисты сверяли с текстом оригинала некоторые труды его вместе с подобными же трудами известнейших учёных и находили в них большую разницу. В переводе Альбицкого сохранена краткость и быстрота слога древних, столь трудные для языка нашего, передан весь блеск колорита, весь классический такт знаменитых римлян, тогда как у других они нашли его высокопарным, тёмным и запутанным. Кто из ревнителей просвещения в нашем городе не знает его речи, произнесённой на акте в Тульской гимназии? Она доказывает, до какой степени совершенства автор её владеет русским языком. Обилие мыслей, ораторские движения и то, что называется в риториках убеждением, сливаются в его произведении в одно целое, живое слово.

– В 1835 году изданы были четыре брошюры Т. (тут старик сказал нам полную Фамилию сочинителя, но мы не имеем права объявить ее во всеуслышание). Брошюры, о которых я вам начал говорить, продолжал он, носят следующие названия: I. «Естество мира или вечность во времени, а пространство в объеме!» II, «Устроение вселенной или расположение естественных видов по их проявлениям». III. «Очертательность естества, или наружная Форма проявлений». IV. «Движимость естества, или устремление видов к равности отношениям по их проявлениям». Эти небольшие произведения наделали много шуму в наших журналах. Журналисты один за другим подали голоса против сочинителя. Как его сограждане, некоторые из нас хотели было принять участие в этом полемическом деле; но рассматривая его пристально, мы увидели, что обвинения, упавшие на брошюры, справедливы и беспристрастны. Однако ж, строгие судьи, вместо того, чтобы обратить внимание на содержание критикуемых сочинений, очевидно претендующих на умозрение, они, прежде всего, с ожесточением напали на «сии и оныя»…. Мы сами не без удивления заметили саженые периоды, столь перепутанные словами без мыслей, что не понимали, какую философскую истину намерен был доказать автор. Мы сами жалели, что любезный А. М., излагая свои мнения о таких высоких истинах, не хотел быть ясным, и добровольно накликал на себя злые сарказмы, перемешанные с насмешками, остроумными и желчными. Мы сами видели, что авторитеты его в таких серьёзных сочинениях ограничиваются только физиками Велланскаго и Павлова, да ссылками на статьи в Русских журналах. Но неужели, думали некоторые, понимавшие дело хорошо, во всех четырех брошюрах невозможно отыскать ни одной мысли, собственно принадлежащей Т. – Вооружившись терпением, и помня Французскую пословицу, которая гласит, что. занимающиеся умозрением усердно принялись читать и перечитывать труды А.М. Наконец, по надлежащем исследовании открылось, что автор брошюр имел действительно одну основную мысль – соединить десятки идей, разбросанных по разным Русским книгам в небольшие свои четыре сочинения. Компиляция не удалась, потому что ее не освежил ни какой новый взгляд на науку, построенную на высших философических взглядах. Словом: эти брошюры останутся навсегда доказательством., что высказывать чужие мысли собственными словами – есть труд бесполезный. Однако ж мы, Туляне, не теряем еще надежды читать более обработанные произведения, в другом роде, достойные А. М. От всей души желаем блестящих успехов нашему мыслителю; но думаем, что при нынешнем состояния умозрения и при средствах, которыми обладает любезный А. М., мы посоветовали бы ему оставить подобные опыты, потому что Гораций сказал:

 
Берите труд всегда не свыше сил своих,
Умейте разбирать, судить себя самих….
 

И.П. Сахаров

– Говоря о наших Тульских писателях, продолжал почтенный наш собеседник, забуду ли я И. П. Сахарова делателя неутомимого, которого так приласкал Петербург к явному ущербу Тулы. Первые произведения господина Сахарова (все исторического и археографического содержания) появились в Телеграфе, потом в Галатее. Они обратили на себя внимание знатоков и любителей старины отечественной. Тогда он напечатал: «Достопамятности Венева монастыря». Брошюрка эта также быстро разошлась по рукам любопытствующих, как и торопливо была составлена; но люди, понимавшие дело немножко побольше любопытствующих, еще не могли предвидеть по ней дальнейших успехов на поприще истории ее автора. Она, в их глазах, осталась замечательною разве только тем, что сочинитель ее не поскупился на выписки, давно всем известные, и на ошибки очевидные и только! Но намерение собирателя, но пламенное желание его говорить о старине, спасая каждый лоскуток письменного ее бытия, заслуживали похвалу и даже благодарность. Он не виноват был в том, что ему изменили силы, что неудачный опыт оказался недостойным будущей его литературной известности. После благосклонного приёма трудов его читающею публикою, господин Сахаров, может быть, увлекшись одобрениями, объявил о подписке на «Историю общественного образования Тульской губернии». – Туляне, давным-давно чувствуя недостаток в подобном творении, приняли этот подарок с непритворною радостью; но нашлись, однако, люди, которые не спешили разделять восторженных ощущений земляков своих, рассуждая про себя: «Если сочинитель под громким словом «Истории» разумеет описание событий, случившихся в одной какой-нибудь провинции колоссальной России, то это еще не история, потому что они, эти события, начинались и оканчивались вследствие общего порядка вещей, общего движения и государственных обстоятельств, которыми наполняются целые страницы в Русской Истории. Следовательно, история каждой губернии сливается с историю нашего отечества как ночь с днем. Далее. Бытописателю нашему трудно будет без фактов определить «первые моменты общественных форм» не отдельного народа, не целого поколения, а жителей одной только провинции. Потом он обязан объяснить нам загадочный смысл слова: «образования», в котором и в наше время сомневаются. Вот толки этих людей. Впрочем, они не осмелились и думать, чтобы бытописатель наш смотрел на Историю как на науку: это уже было бы требование слишком взыскательное….

Почти вслед за программою подписчикам выдали первую часть творения, с таким нетерпением всеми ожидаемого; но мы, к удивленно нашему, вместо обещанной истории, нашли в ней одни только грамоты Царей, Патриархов и Митрополитов, писанные к воеводам на Тулу и к Настоятелям Предтечева монастыря, грамоты, не имеющие ни малейшего исторического достоинства и почти никакой связи с будущим сочинением бытописателя. По случаю выхода в свете этих архивных приложений, найденных в книгохранилище вышесказанной обители одним любителем старины, а не собирателем, г. Профессор М. П. Погодин тогда же очень дельно заметил в своем Московском Вестнике, что название творения нашего бытописателя уже слишком затейливо, если не слишком громко. Года проходили за годами, а об Истории его и помину не было. Видно, думали мы, автор собирается подарить нас произведением, написанным на славу! Но и тут мы все ошиблись. Бытописатель наш, вместо того, чтобы удовлетворить общие наши ожидания, напечатал «Сказания Русского народа о семейной жизни своих предков». – Это не про нас, говорили некоторые, а про всю Русь православную. Когда вышли все книжки «Сказания Русского народа», я читал их с должным и надлежащим вниманием, и чем дольше я читал, тем изумление мое возрастало…. У меня, как говорится, задвоилось в глазах…. Да это труд огромный! невольно воскликнул я, едва окончив в два дня чтение. Всматриваясь в новое произведение нашего будущего бытописателя, я помирился с ним за выполнение прямой его обязанности, обещанной истории. Но так как я принадлежу (грешный человек) к школе сомневающихся, то естественно, прежде всего, начал соображать время, в которое было написано «Сказание Русского народа». Результат его оказался незначителен, даже ничтожен, если взять в расчет всю сумму труженического подвига, необходимого при составлении такого серьёзного сочинения, где почти на каждой странице выказывается Русская душа, так сказать, нараспашку; где столько нового свежего, дельного, любопытного, что ленивому уму не собрать бы всех этих материалов и в четверть века. (Но почему же автор статьи думает, что на сочинение употреблено меньше времени? Материалы собираются во всю жизнь, а не в промежутках между изданиями. Ред.) Но, вот что значит терпение! Терпение преодолевает все трудности, толкуют учебники; терпение есть гений, сказал Бюффон. Видно оно сокращает работу, подумал я, особенно ту работу, на которую, при обыкновенной деятельности, потребно много рук и много лет….

Н.М. Карамзин

Теперь мы, Туляне, надеемся, что господин Сахаров обратит свое внимание и на забытую им «Историю общественного образования Тульской губернии». Ведь надобно же когда-нибудь исполнить то, что ему угодно было обещать. Бесспорно, нельзя иметь надлежащего понятия о произведении, из которого напечатаны только отдельные статьи; но если позволено сказать свое Мнение об этих отрывках, находящихся в разных журналах запрошлых годов, то «История общественного образования Тульской губернии» начинается с яиц Леды, то есть с глубокой древности, со времен чуть ли не до исторических. Внимательный читатель тотчас замечает эрудицию автора, искавшего Фактов не в толстых Фолиантах, а в области вымысла и догадок, которые были бы превосходны в романе, но отнюдь не в истории. Кто из самых отважнейших исследователей решится доказать, что Нестор, не означив, даже земли Мордовской, Мещерской и Черемисской, имел точные сведения о стране заключавшей в себе почти три нынешних губернии: Тульскую, Орловскую и Калужскую? Кто, безусловно, согласится с автором, чтобы рубежи земли Вятичей, им определенные, были безошибочны? На чем он основал свои утвердительные показания? Не на карте ли, приложенной к первому тому И. Г. Р. Карамзина, или не на атлас ли к И. Г. Р., изданном г. Ахматовым, или, наконец, не вследствие ли расчета вероятностей? Никто не признает за факты такой гадательной географии, составленной самопроизвольно после девяти веков политического существования народа, о котором мы имеем самые поверхностные, самые неудовлетворительные сведения. Мне, вспомнилось, что Карамзин в тексте первого тома И. Г. Р. назвал их областью губернии, мною сказанные, потом во втором томе в каком-то примечании (138) уже не говорит о Тульской губернии, а вместо ее означил Курскую. Помнится, что и Елагин в «Опыте повествования о России» хлопотал о границах этих дикарей. «Вятичи, пишет он, жили по Оке, выше устья сей реки, и народ Мери между ими и Волгой находился». Между тем как в самом-то деле, области Кривичей, Мери и Муромы, примыкая к Волге, отрезывали ее от Вятичей. Нас всегда угощают Нестором; но ведь Нестор упоминал о прошедшем по преданию, а о современности писал по слухам. Вспомним, что народ, обитавший на этом предполагаемом пространстве, которого летописец называет «погании Вятичи», и который плативши дань Кагану по шелягу с орала (чему впрочем не верил Шлецер, и в чем сомневался Историограф), находился в совершенно диком состоянии. Сверх того эти идолопоклонники, не признавая над собою власти Князей Русских до Святослава, были и характера неукротимого, чему служат доказательством их бунты и кончина ревностного служителя веры, Кушки, получившего венец мученика. Но что же такое говорит Нестор особенного о Вятичах, когда бытописатель наш рассказывает о них так много и так положительно? спросите вы. Отвечаю: Нестор сказал о Вятичах несколько фраз – не больше и не меньше. Бытописатель же наш наполняет целые фразы то гиперболами, то метафорами в восточном вкусе и упоминает о том, о чем молчит летописец. По его словам: эти дикари были чем-то вроде рыцарей средних веков, они даже у него нежничают…. Смеем уверить бытописателя, что и девы его, о которых он позволил себе так красно рассказывать, были не миловиднее наших Якуток, закутывающихся с ног до головы в невыделанные шкуры зверей, убитых ими, и пожирающих рыбий жир с жадностью гастрономов Парижских рестораций. Что ж делать, если Вятичи были варвары – пусть они и остаются варварами до известного времени в Истории.

…… Но когда бытописатель наш решился наполнить пустоту летописи сведениями, найденными им в других источниках, то он обязан был указать на свой авторитет, сослаться даже на страницу, содержащую в себе его данные, скажете вы. Может быть, цитаты когда-нибудь и явятся, только до сих пор их нет. Само-собой, разумеется, что бытописатель наш не заимствовал же своих известий у Татищева, Хилкова, Эмина, и других подобных повествователей, из которых Татищев влагал в уста Вятичей ораторские речи и утверждал, например, что Волжские Болгары в 1006 году присылали к Владимиру Первому дары, требуя торговать свободно во всех городах по Оке, а городов-то по Оке, кроме Мурома, тогда еще не было…. Вообще надобно заметить, что неутомимые труды почтенных иностранцев, исследовавших наши отечественные древности с изумительною проницательностью, более принесли пользы Истории нашей, нежели многие Русские повествователи, сочинения которых теперь уже сделались анахронизмом. Заметим также, что Болтин, ведя полемическую перебранку с Князем Щербатовым, очень справедливо сказал о тех, которым непременно хотелось увеличить нашу древность до Китайской хронологии: «Возводить нашу историю далее Рюрика, говорит он, и терять время в тщетных разысканиях и разбирательствах вещей, до нас не принадлежащих, есть не меньше трудно, сколь и бесполезно». Я уверен, что автор «Истории общественного образования Тульской губернии» написал бы ее и лучше и основательнее, если бы он поспешил выйти из дефилей неприступной нашей древности; другими словами: если бы он сократил все, что относится до времен слишком отдаленных, полубаснословных; а там, где источники размноживаются, открылось бы свободное поле для размашистого пера его….

– Теперь мне остается сказать вам, продолжал старик, посмотрев каждому из нас прямо в глаза, о двух Тульских писателях: И.Т.Родожицком и И.Ф.Афремове, из которых первый, служивши в последней Турецкой кампании, писал о военных действиях; потом он писал о Кавказе, о Крыме; наконец, бывши уже директором нашего оружейного завода, напечатал «Записки артиллериста». Какие бы ни имели достоинства его произведения, которых редкий из нас не читал, а я попросил бы И. Т., во-первых, издать ботанические свои наблюдения о Флоре Кавказа и Крыма, также и о Тульской флоре, во вторых награвировать виды, рисованные с натуры, а эти виды все прелесть, загляденье! Первое имеет современный интерес, другое у него раскупили бы нарасхват. И. О. Афремов никак не решается печатать свои сочинения; а их, говорят, у него-таки довольно. Для кого же он пишет? Для себя? Для удовольствия писать! Право, я этому не верю. Для потомства? Но иногда случается, что к этому недоступному барину не все доходит по адресу. В Телеграфе была напечатана небольшая статейка И. Ф., доказывающая его огромную начитанность и зоркий взгляд на историческая события, ускользнувшие от внимания опытнейших разыскателей, следовательно, я имею основательную причину думать, что труды такого писателя могли бы принести пользу этой отрасли знания….

Заметив, что старик устал говорить, мы сказали: – В беглом обзоре произведений Тульских литераторов, вы забыли о поэта, признанном Музами и даже Аполлоном, в созданиях которого начали, было сверкать искры несомненного дарованья. А.С.Хомяков, как Тулянин, имеет полное, неоспоримое право на наше о нем воспоминание. Его Ермак и Димитрий Самозванец, исполненные драматических движений и эффектных сцен, заслужили всеобщую похвалу и присвоили ему известность.

После таких счастливых успехов, А. С. замолчал. Но теперь, что читаем…. А.С. пишет красноречивые брошюры «О пользе специального размежевания земель». Вероятно, поэт, увлекшись требованием нашего века склонил взоры к предметам более положительным!

А.С. Хомяков

– У нас живет и еще один литератор, не известный почти ни кому. М. М. Скорняков, с успехом занимается Русскою словесностью. В Б. для Ч. 1834 года была помещена его занимательная повесть под названием: «Карло Карлини», написанная в юмористическом тоне. Сверх того молодой Скорняков обладает и музыкальным талантом.

– Мне кажется, что и редактора «Тульских губернских ведомостей» В. И. Казаринова, можно причислить к писателям, которые работают пером не для славы, а для общественной пользы, сказал Мардарий, держав в руках листки этой газеты за 1838 год. Согласен, что литературного достоинства в них мало, за то усердие было много. По всему видно, что «Прибавления к ведомостям» издаются с тою единственно целью, чтобы посредством их познакомить читающую публику с нашим краем во всех отношениях. Предметов разнообразных и любопытных для этого отделения газет достаточно было бы лет на двести, если не больше, и….. что же нам предлагают, что помещают в этих прибавлениях! Вероятно, за неимением ничего оригинального, редактор решился перепечатывать агрономические статейки из других губернских ведомостей, статейки сухие, скучные…. Хозяева наши с удовольствием читали все, что написал С. М. Глебов «О рациональном способе возделывания свекловичных высадок». Это, видите, не практические результаты, а теория, записанная в кабинете… Понимаете? Но «Средства против червей» – отнимает охоту заглядывать в столбцы наших ведомостей. Известно, что у нас, в Туле, нет поэтов: они в отсутствии, но поэтические выходки в прозе можно видеть в № 16 «Прибавлений», о которых я вам говорю. Послушайте. И Мардарий начал читать следующее:

«Зеленая Дубрава, столь известная в нашей истории, и сохранившая свое название еще до сих пор, находится в двух верстах от села Рождествена. Этот живой памятник славы Донского близок уже к разрушению; от всей дубравы осталось не более двух сот полуиссохших дубов, безмолвных свидетелей доблестной битвы».

– Зеленая Дубрава? Не помните ли вы чего-нибудь о Зеленой Дубраве? По крайней мере, она не известна мне; думаю, что и другие вряд ли о ней слыхивали, продолжала Мардарий. Неужели, в самом деле лес, упоминаемый автором, был тот самый, близ которого происходила битва Куликовская? Разумеется, нет! Он хотел пошутить над легковерностью читателей, верующих во все печатное…. Уж когда дело пошло на мечтательность, то любезному автору следовало бы добавить, что в этой Дубраве нашли Донского «под деревом, совсем изнемогающего и в крови своей лежавшего». Потом стоило бы только заметить тот дуб, под которым лежал раненый герой, и даже не мешало бы смерить место его ложа…. Можно держать пари какое угодно, что многие бы поехали и пошли смотреть на «Живой памятник славы» и мистификация достигла бы своей цели…. По моему, так самая дельная статья в «Прибавлениях» есть «Краткое описание каждого города Тульской губернии с его уездом». Статистическая часть его довольно удовлетворительна, хотя могла бы быть и лучше; но никто, я полагаю, не похвалит исторического очерка в этом «Кратком описании». Поверхностный, почти ученический взгляд, брошенный на события, случившиеся в нашей губернии, ненадежные источники, слабость доказательств, ошибки, пропуски, мелочные предметы, не стоящие замечания – вот главные его недостатки. Эта обширная статья начинается не посильными разысканиями, а выпискою из Стриттера, и притом выпискою совершенно неудачною. «Полагаясь на слова Стриттера, который говорит, что Святослав Ольгович в 1147 году шел из Козельца (читай из Козельска!) на Дон через Тулу – можно думать, что в XII столетии Тула уже существовала», пишет автор статьи. Нет! так нельзя думать. Только Мemoriae Роpulorum ad Dunabium составили известность Стриттера, но его «История Рос. Госуд». – мутноватый источник. Кто же нынче будет ссылаться на такой авторитет, когда, дело идет об исторической истине? Решительно никто. Уже одно это обличает в авторе неглубокие взгляды его на историю нашего отечества. Неужели, кроме Стриттера, у нас нет творений, окредитованных общим вниманием людей ученых? Они есть, и даже их много. Недавно я наводил исторические справки, именно по поводу этого ложного показания, и когда-нибудь сообщу вам мои заметки.

– Не когда-нибудь, а изволь-ка приготовить твои справки к первому нашему свиданию, перебил его старик, откашливаясь. Всегда рассеянный, ты только обещаешь; но, к сожалению, часто и не думаешь исполнить своих обещаний, прибавил он, кинув обвинительный взор на Мардария, который, сделав утвердительный знак головою, продолжал:

– Далее: «Тула была совершенно ограждена от внешних нападений укреплениями и войском. Эти укрепления составляли засеки», говорит сочинитель «Краткого описания». Не знаем, что и как было в отделенной древности, но в старину засека наша если не перерывалась в нынешнем Щегловском форштадте, то не упиралась в Упу, потому что хотя в старину обилию лесов дремучих в России могло бы быть, казалось, важным препятствием для внезапных нападений неприятеля, однако ж они, по-видимому, не удерживали его стремительных движений. Доказательством этому могут служить беспрестанные набеги Нагайских и Крымских Татар. Современные известия утверждают, что в 1500 году, родоначальник князей Мстиславских, князь Ф. М. был первым воеводою войск на поле за Тулою, что уже в половину XV века «град Тула на поле находился». Князь Курбский пишет, что «Царь Перекопский… облег место великое, мурованное Тулу». В 1552 году Хан Крымский, пораженный под Рязанью, бросился к Туле и, никем не замеченный, прокрался со своими дикими полчищами к нашему городу, и осадил крепость, которую защищали одни граждане, а войска тогда у нас не имелось. По Воронежскому тракту, на юг, засеки никогда не существовало. Это открытое место было укреплено глубоким каналом и высоким валом, обнимающими значительное пространство городовой земли. Кстати скажу, что правительство наше постоянно заботилось о государственных лесах. В 1598 году князь Засекин, а в 1636 году князь Щербатов посланы были осматривать и делать Тульскую, Веневскую и Каширскую засеки. В 1678 году князь Шаховской «дозорным у Каширских засек и для засечного строения воеводою был». Далее, напрасно сочинитель «Краткого описания» сказал, что время построения Белева и Новосиля – неизвестно. Оно так, если хотите; но об этих городах упоминает летописец в XII веке. Они, также как и Одоев, Алексин, Кашира и Венев из древнейших городов нашей губернии. Основательно заметил сочинитель, что Белев получил свое название от речки Белевки, протекающей в этом уездном городе, а не от свойства глины и не от мелового пласта в горах, находящихся в его окрестностях, как прежде кто-то заметил, что упустил из вида сочинитель статьи, напечатанной в Энциклопедическом лексиконе. Но они оба, кажется, не знали, что в старину называли этот город «Белев на Бортнике». Не надобно думать, по мнению моему, чтобы слово «бортник» относилось к пчеловодам, промышленникам, занимающимся присмотром за бортью; напротив, оно намекает, кажется, на продольные стороны барок – борты. В Белеве, лежащем при Оке, нагружают барки хлебом, который отправляют в Калугу и Москву. «На Бортнике» не выражает ли это смысла: портового города? Так, по крайней мере, я полагаю. Впрочем, легко могу ошибаться…. Напрасно уверяют нас, что Епифань построена в 1679 году: она существовала ста годами прежде. Напрасно также утверждают, что «построение Черни относится к временам отдаленным; но кем и когда она основана– не известно». Кем? Царем Иоанном Васильевичем Грозным. Когда? В 1578 году. Наконец, напрасно сочинитель «Краткого описания» обвиняет почтенных строителей храма во имя Николая Чудотворца в Веневе за то, что они будто бы, желая соорудить колокольню равную колокольне Ивановской в Москве в отношении высоты, не отстраивают храма единственно по этому обстоятельству. Обвинение несправедливое и не подкрепленное ни малейшими доказательствами! Строители, сооружая храм Господу, и не думали о таких суетных вещах. Далее: «В Богородицке, пишет автор той же статьи, замечателен каменный прекрасной архитектуры дворец»…. Дворец? Какой? Дом, о котором разумел, автор, находится не в городе, а в селе Богородицком, лежащем на берегу, по ту сторону Леснаго-Уперта, селе, не составляющем даже и предместья Богородицка. Это аффектация. Как жалко, что множество предметов, несравненно любопытнейших, или имеющих исторический интерес, оставлены автором без всякого взгляда, а описание какого-нибудь дома, принадлежащего частному лицу, дома, ни чем не замечательного, заняло место в колоннах «Прибавлений»; между тем как он умолчал о Дедославле, столь славном своею древностию; умолчал о глыбовой руде, добываемой в его окрестностях не только в старине, но и в наше время; умолчал о Ведменских и Ченцовских заводах (в Алексинском уезде), основанных в XVII веке Голландцем Акемой и Гамбургцем Марселиусом; умолчал о Веневской обители (Тульского уезда), одной из древнейшей в нашей губернии обители, ожидающей еще своего историка; умолчал о селах – Зайцеве и Малахове (близ Тулы), где находятся чудотворные иконы: туда всякой день сходится множество богомольцев. Мало этого: разве не стоит внимания село Гремячево (Веневскаго уезда), замечательное своею древностью, и еще потому, что это село еще в 1633 и в 1675 годах было городок; разве не стоит заметок писателя и село Медведки (Алексинского уезда), принадлежавшее храбрым генералам Вельяминовым. В обширном доме их находятся вещи любопытнейшие. Во-первых: драгоценное собрание всякого рода оружия и одежд Сибирских и Кавказских народов; во-вторых: богатая библиотека, занимающая несколько зал, библиотека, которую, по огромности ее, не могли купить Московские книгопродавцы. Она единственная в целой губернии. В ней найдете редкие издания и книги, которые положительно доказывают, что владельцы ее были люди образованнейшие. Сверх того там хранится и множество превосходных гравюр и эстампов; есть также и Физические инструменты, выписанные из Англии…. А Иван-Озеро, а Гурьево……. а Серебреные Пруды, а Поповка, а Сергиевское? Первое примечательно тем, что из озера, известного под именем Иван-Озера, вытекает на юг – Дон, на север – Шат. К сожалению, новейшие писатели сомневаются в том, в чем нечего сомневаться. Стоит только осмотреть местность, что бы убедиться в непреложности этой истины. Здесь производит значительный торг хлебом. Купцы на Иване-Озере все почти переселенцы из Венева. Они оставили родовой город по ничтожности его торговли. Гурьево, Саженки и Тятино (все Веневского уезда) замечательны по особенной промышленности их жителей. Отсюда вывозят камень в Тулу на значительный капитал. Загляните в тамошние каменоломни – и вы согласитесь, что каждая копейка им не даром достается. Всякую середу и субботу вы увидите целые обозы, тянущеюся по Тульской дороге, тяжелый груз которого составляет белый камень. Серебряные-Пруды принадлежат графу Шереметеву, где находится один из знаменитых конных заводов в нашем крае, и где каждый год продают с аукциона кровных лошадей. В селе Поповке с незапамятных времен была значительная ярмарка (23 Апреля), на которую съезжалось купечество из Тулы, Алексина, Серпухова, Каширы, Венева, Коломны, Бронниц и даже Москвы. Она переведена теперь в Каширу, но стоит того, чтобы о ней вспомнить. Последнее редкий не знает, кто проезжал из Тулы в Киев. Ссыпка хлеба на сумму чрезвычайно значительную составляет главный промысел жителей Сергиевского, принадлежащего князю С. С. Гагарину. В историческом сочинении не лишне бы было упомянуть и о разных заводах и Фабриках, находящихся в нашей губернии. Вместо того; чтобы описывать какой-то дворец, не лучше ли бы было описать заводы, принадлежащие графу В. А. Бобринскому и М. П. Глебову, заводы, на которых выделывается из свекловицы знатное количество превосходного сахара. Разве можно забыть такое же заведение иностранца А. А. Безваля, агронома, посвятившего себя на это полезное дело? Оно находится от Тулы в 16 верстах в сторону от Рязанского тракта в деревни Колодезной. К Безвалю приезжают люди известные, опытнейшие хозяева, взглянуть только на его отлично-устроенный свеклосахарный завод. Любопытно было бы также для читателя узнать, что на фабриках князя А. И. Горчакова (в Каширском уезде) и М. А. Пушкина (в Веневском уезде.) выделывается сукно, которое в достоинство и прочности не уступает иностранным сукнам. Обыкновенно с этих двух Фабрик поступает его в продажу тысяч на сто рублей каждый год. В Тульском уезде замечательны также медные заводы купцов: И. И. Белобородова и Ломова. Последнему принадлежит и бумажная Фабрика…. Но можно ли в беглом очерке указать вдруг на множество разнообразных предметов, оставленных без внимания сочинителем «Краткого описания»….