Электронная библиотека » Юкио Мисима » » онлайн чтение - страница 27


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 06:23


Автор книги: Юкио Мисима


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Кавада вспомнил, как в молодости его соблазнил богатый торговец в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория». Затем он припомнил ночную вечеринку в Берлине на вилле очень богатого господина. Двое мужчин во фраках обнимались в машине, не обращая внимания на фары других автомобилей. Их надушенные, твердо накрахмаленные манишки терлись друг о друга.

Это было последним «пиром во время чумы» Европы перед всемирной паникой. Это было время, когда аристократка и негр, посол и крестьянка, король и актриса в американских художественных фильмах спали вместе. Кавада вспомнил марсельских юнг и их блестящие белые выступающие груди, как у водоплавающих птиц. Потом ему вспомнился красивый мальчик, которого он подобрал в кафе на Виа Венето в Риме, и мальчик-араб в Алжире – Альфредо Джемир Муса Зарзаль.

А Юити превзошел всех их! Однажды Кавада нашел время, чтобы встретиться с Юити.

– Хочешь, пойдем в кино? – спросил он.

– Нет, не хочу, – ответил Юити.

Они проходили мимо бильярдной, и Юити, который не особенно любил играть, вдруг вошел туда безо всякой на то причины. Кавада играть не умел. Три часа Юити бесцельно провел вокруг бильярдного стола, а деловой промышленный магнат сидел на стуле за выцветшей розовой занавеской норэн [149]149
  В Японии над входом в торговые заведения было принято вешать короткий занавес – норэн – для удобства входящих, разделенный на три части. На нем изображался герб, служащий торговой маркой. По традиции такой занавес можно встретить кое-где и в наше время.


[Закрыть]
, с презрением выжидая, когда у того, кого он любит, закончится приступ плохого настроения. Синие вены выступили на висках Кавады, его щека дергалась, его сердце громко взывало: «Вот! Он заставляет меня ждать в бильярдной, сидя на стуле, из которого вылезает солома! Меня, которого никто никогда не заставлял ждать! Меня, которому ничего не стоит заставить прождать посетителей целую неделю!»

Крушение этого мира бывает разным. Сторонний наблюдатель мог счесть погибель, которую предсказывал себе Кавада, вполне роскошной. Однако это было для Кавады в тот момент самым пугающим из возможных крушений, и не без основания он сосредоточился на том, чтобы этого избежать.

Каваде было пятьдесят лет, и счастье, на которое он надеялся, состояло в том, чтобы смотреть на жизнь с презрением. Это на первый взгляд было очень дешевое счастье, то, к которому умудренные жизненным опытом мужчины пятидесяти лет приходят совершенно неосознанно. Противостояние жизни гомосексуалиста, который отказывается быть подчиненным на работе, однако нагло наводняет мир такой чувственностью, которая где только можно выжидает шанса проникнуть в мужской деловой мир. Он знал, что знаменитое изречение Уайльда было не чем иным, как кислым виноградом: «Я вложил весь свой гений в свою жизнь; в свои произведения я вложил лишь свой талант».

Конечно, Уайльд был вынужден сказать это. Подающий надежды гомосексуалист, кем бы он ни был, – это тот, кто осознает в себе некую мужественность, любит её и крепко держится за нее, и мужской добродетелью, которую Кавада признавал в себе, было его всегда готовое пристрастие к усердию, присущее позапрошлому веку. Какая странная ловушка, в которую попадает человек! Как в то давнее военное время любить женщину считалось не достойным мужчины поступком, Каваде любое чувство, которое противоречило его собственной мужской добродетели, казалось женственным. Для самурая и гомосексуалиста самый безобразный порок – это женственность. Несмотря на то что основания для этого у них разные, самурай и гомосексуалист не считают мужественность инстинктивной, а скорее достигаемой только через моральное усилие. Крушение, которого боялся Кавада, было моральным крахом. Причина приверженности его консервативной партии состояла в её политике защиты того, что должно было быть ему враждебно: установленный порядок и семейный уклад, основанные на гетеросексуальной любви.

Тень Юити смеялась над любой стороной его общественной жизни. Подобно человеку, который по ошибке посмотрит на солнце, а потом, куда бы он ни посмотрел, видит только подобие солнца, Кавада видел образ Юити при скрипе двери своего президентского – кабинета, входить куда Юити не имел права, при звоне телефона, даже в профилях молодых людей на улице за окошком автомобиля. Это подобие было не чем иным, как призраком. С тех пор как мысль о том, что он должен расстаться с Юити, впервые пришла ему на ум, это пустое видение постепенно приобрело чудовищные размеры.

По правде говоря, Кавада путал пустоту своего фатализма с пустотой своего сердца. В своем решении расстаться с Юити он предпочел альтернативу быстро и жестоко убить свою страсть, чем жить со страхом, что он в один прекрасный день обнаружит, что страсть его поблекла. Таким образом, на вечеринках со знатью и известными гейшами давление правила большинства, которое юный Юити тоже ощущал, разбивало сердце высокомерного Кавады, которому уже следовало бы быть вполне подготовленным, чтобы ему противостоять. Его многочисленные невоздержанные грязные анекдоты были изюминкой банкетного зала, но теперь это необязательное, но уважаемое искусство всех времен наполняло Каваду отвращением к себе. В последнее время его неразговорчивость, казалось, приводила к тому, что при определенных обстоятельствах вечеринки пройдут гораздо веселее, если президент не появится, но чувство долга Кавады всегда настоятельно требовало его присутствия.

Таков был образ мыслей Кавады. Однажды вечером, когда после продолжительного отсутствия Юити вдруг появился в доме Кавады, а Кавада случайно оказался дома, удовольствие от нежданной встречи поколебало его решимость разорвать знакомство с ним. Он не мог наглядеться на лицо Юити. Несмотря на то что бешеное воображение обычно не мешало ему смотреть на вещи здраво, теперь то же самое пьянило его. Этот юноша прекрасен какой-то странной красотой! Он оставался вечной загадкой. Для Юити, казалось, этот вечерний визит был просто капризом, но если и так, не было никого, кто так осознавал бы свою загадочную власть над людьми.

Ночь только начиналась, и поэтому Кавада вместе с юношей отправились выпить. Они пошли в не слишком шумный престижный бар – при подобных обстоятельствах, конечно, не в модный бар, где бывали женщины. Так случилось, что там выпивали четверо или пятеро близких приятелей Кавады. Это были президент широко известной фармацевтической компании и некоторые из его управляющих. Этот мужчина по имени Мацумура слегка подмигнул и с улыбкой помахал им.

Мацумуре, второму из семейства, ставшему президентом фирмы, было немного за тридцать. Он был известным модником высокого мнения о себе и одним из представителей гомосексуального братства. Он выставлял напоказ свои пороки, гордился ими. Твердым намерением Мацумуры было сделать всех людей подобными себе или, если ему не удастся этого сделать, завоевать их благоприятное мнение. Усердный и трудолюбивый старый секретарь Мацумуры был преданным человеком, который приложил все усилия, чтобы уверовать, что ничто не было столь изысканно, как гомосексуальная любовь. Он бранил себя за то, что не обладал такой утонченной натурой. Кавада же занимал ироничную позицию в отношении этого. Когда он, столь осмотрительный в таких делах, появился с этим красивым юношей, его приятели и его коллеги открыто уставились на них поверх своих стаканов.

Через некоторое время, когда Кавада отлучился в туалет, Мацумура небрежно покинул своё место и уселся на место Кавады. Перед официанткой рядом с Юити он сделал вид, что ведет деловой разговор, и сказал великодушно:

– О, господин Минами, мне очень нужно переговорить с вами кос о чем. Не могли бы вы поужинать со мной завтра?

Было сказано лишь это, он не отводил глаз от лица Юити, каждое слово, каждый слог был произнесен со смыслом, словно ставил камешки в игре го [150]150
  Го – распространенная в Японии и других странах Востока игра фишками на многоклеточной доске. Доска для игры олицетворяет Вселенную, а черные и белые камни (фишки) – силы добра и зла. На игральной доске 19 вертикальных и 19 горизонтальных линий, образующих 361 точку пересечения. Соответственно партнеры играют 361 (180 белых и 181 черных) камнем. Один лишний черный камень компенсирует преимущество первого хода белыми. Играющие по очереди выставляют камни на пересечения линии, стремясь огородить сплошной линией часть доски. Игра обычно начинается с края, так как здесь участок уже частично огорожен. Окруженная с четырех сторон фишка соперника снимается с доски. Выигравшим считается тот, кто занял больше пересечений и захватил большую территорию.


[Закрыть]
.

Юити ответил «да» прежде, чем сам это осознал.

– Вы придете? Хорошо. Я буду ждать вас завтра вечером в пять часов в баре отеля «Империал».

В общем шуме на это никто не обратил внимания. Когда Кавада вернулся на своё место, Мацумура уже опять сидел за своим столиком, непринужденно болтая и не смотря в их сторону.

Топкое обоняние Кавады, однако, быстро отмстило оставшийся запах от затушенной сигареты. Ему было больно делать вид, что он ничего не замечает, если эта боль продлится долго, он действительно придет в отвратительное расположение духа. Он опасался, что вызовет подозрения у Юити, и тогда ему придется признаться в причине своего угрюмого вида. Поэтому он предложил уйти, и после дружеского прощания с Мацумурой они вышли гораздо раньше, чем ожидали. Кавада подошел к машине и велел шоферу ждать там, пока они сходят в другой бар.

Затем Юити рассказал ему о том, что произошло. Юноша шел по изрезанной колеями мостовой, держа руки в карманах серых фланелевых брюк, и, опустив голову, сказал, словно о чем-то малозначительном:

– Господин Мацумура попросил меня встретиться с ним в баре отеля «Империал» завтра – он пожелал поужинать со мной. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Вот незадача-то! – Он прищелкнул языком. – Я хотел сразу сказать вам об этом, но как-то не совсем удобно было в том баре.

Радость Кавады, когда он услышал это, была безграничной. Этот высокомерный деловой человек, склонный к скромным радостям жизни, поблагодарил с прочувствованной признательностью.

– Боюсь, я действительно сделал из всего этого проблему, размышляя, сколько времени тебе понадобится после того, как Мацумура пригласил тебя, чтобы рассказать мне об этом. И поскольку ты не мог говорить об этом в баре, я бы сказал, ты уложился в наикратчайшее время, – сказал он.

В следующем баре Кавада и Юити составили план, как если бы заключали сделку. Мацумура и Юити не имели каких бы то ни было деловых отношений. Более того, Мацумура имел вид на Юити до этого. Подтекст приглашения был очевиден.

«Теперь мы сообщники, – сказал себе Кавада с едва сдерживаемой радостью. – Мы с Юити – сообщники! Наши сердца будут биться в унисон!»

Тон Кавады был деловым, нисколько не отличавшимся от того, каким он говорил в офисе президента компании. Он проявлял осторожность, когда официантка находилась поблизости, и проинструктировал Юити следующим образом:

– Теперь нам известно, что ты чувствуешь. Тебе не хочется навлекать на себя неприятности и звонить Мацумуре, чтобы отказаться от встречи. Тогда давай сделаем вот что. (В корпорации Кавада всегда говорил «сделайте это», он был не из тех, кто говорит: «Давайте сделаем…»)

Мацумура – хозяин в своей области, поэтому не стоит обращаться с ним бесцеремонно. Допустим, обстоятельства таковы, как они есть, и ты дал своё согласие. Почему бы тебе не пойти в условленное место? Прими его приглашение на ужин. Потом скажи: «Ужин был прекрасный, теперь я хочу угостить вас выпивкой». Мацумура пойдет с тобой, ни о чем не подозревая.

Устроим так, что я случайно окажусь в том же баре, куда пойдешь ты. Я буду ждать начиная с семи часов. Теперь, какой бар подойдет? Мацумура будет настороженно относиться к местам, куда хожу я, и не захочет туда пойти, поэтому будет неправильно, если я вдруг появлюсь баре, где никогда прежде не бывал. Все должно пройти очень естественно. Здесь по соседству есть бар, куда мы с тобой ходили несколько раз. Прекрасно. Если Мацумура станет отказываться, солги ему, что я никогда не бываю в этом барс. Как тебе это? Кажется, очень неплохой план.

Юити сказал:

– Согласен, давайте так и сделаем.

Кавада понимал, что ему первым делом утром придется отменить деловые встречи, назначенные на следующий вечер. До поры до времени они больше не стали пить вдвоем. Удовольствие, которое они получили той ночью, было безграничным. Кавада удивлялся, как только ему могла в голову прийти мысль порвать с этим молодым человеком.


На следующий день в пять часов Мацумура сидел в баре отеля «Империал», поджидая Юити. Его сердце было полно всевозможных чувственных ожиданий, подогреваемых самомнением и уверенностью. Мечты Мацумуры, хотя он был главой компании, ограничивались лишь вмешательством в дела других людей. Он слегка покачивал бокал с коньяком, который согревал обеими руками. Пять минут спустя после назначенного времени он вкусил острое удовольствие оттого, что его заставляют ждать. Посетителями бара были иностранцы. Они беспрерывно говорили, английская речь звучала словно глухой собачий лай. Когда Мацумуре пришло в голову, что Юити может не появиться, он попытался вернуться к тому ощущению, что чувствовал за пять минут до этого, но следующие пять минут уже были другими.

Юити конечно же пришёл и уже подходит к дверям. Похоже, он колеблется, входить ему или нет. Ощущение его присутствия заполнило пространство. Когда и эти пять минут прошли, ощущение испарилось, и новое чувство потери заняло его место. Приблизительно в пять пятнадцать Мацумура вознамерился подождать еще немного. Его сердце настоятельно подталкивало к перемене настроения. Когда прошли двадцать минут, даже эти меры больше не помогали.

Его постигли неловкость и разочарование, он старательно пытался восстановить, по крайней мере, невыносимое чувство ожидания, вызвавшее его теперешнюю острую муку. «Я подожду еще минутку», – думал Мацумура. Его надежды пошли по второму кругу, когда приблизились и перевалили за предельную отметку. Так, Мацумура, что для него было не характерно, ждал и потратил впустую сорок пять минут.

Приблизительно через час после того, как Мацумура, смирившись, ушёл, Кавада прервал свою работу и направился в бар. Там и он вкусил, хотя и не в таком быстром темпе, ту же самую разочарованность ожидания, которой подвергся Мацумура. Наказание таким долгим ожиданием, однако, во много раз превосходило муки Мацумуры, жестокость этого ожидания не шла ни в какое сравнение с тем, что пережил Мацумура. Кавада прождал в барс до закрытия. Боль, усугубляющаяся его воображением, разрасталась и углублялась с каждым мгновением. Он отказывался мириться с ней, но все надежды рухнули.

В первый час ожидания размах предположений Кавады был безграничным. Они просто задержались за обедом. «Вероятно, Юити был приглашен в какой-нибудь японский ресторан, – думал Кавада. – Возможно, это ресторан, посещаемый гейшами». Эта мысль показалась правдоподобной, поскольку такой человек, как Мацумура, будет щепетилен насчет присутствия гейши.

Прошло еще немного времени. Несмотря на все усилия уменьшить опасения, внезапно его сразила серия новых сомнений: «Юити лгал, не так ли? Нет, этого быть не может. Этот юноша не способен выстоять против хитрости Мацумуры. Он наивен. Он простодушен. Он любит меня, в этом нет сомнений. Просто он не может заставить Мацумуру пойти сюда по доброй воле. Или, возможно, Мацумура разгадал мои планы и конечно же не попался на удочку. Юити и Мацумура должны сейчас быть в другом барс. Юити наверняка выжидает удобного момента, чтобы ускользнуть. Я должен потерпеть еще немного». От таких мыслей Каваду стало одолевать раскаяние.

«О господи, я устранился лишь из проклятого тщеславия и дал Юити попасть в когти Мацумуры. Почему я не заставил его просто отказаться от приглашения? Если бы Юити не захотел позвонить и отказаться от приглашения, я мог бы сам позвонить Мацумуре и сделать это, не важно, пристойно это или нет».

Неожиданно в нём созрела дикая фантазия: «Прямо сейчас где-то Мацумура обнимает Юити в постели!»

Логика каждого подозрения постепенно распадалась на фрагменты. Логика, которая говорила о том, что у Юити чистое сердце, и логика, которая разоблачала его подлую натуру, болезненно противоречили друг другу. Кавада попытался найти облегчение у телефона за стойкой. Он позвонил Мацумуре. Хотя было уже начало двенадцатого, Мацумура домой еще не приходил. Он решился на то, что было запрещено, и позвонил домой Юити, но и его не было. Он спросил помер больницы, где лежала мать Юити, и, отбросив всякий здравый смысл и такт, упросил больничную телефонистку проверить в палате больной. Юити там тоже не оказалось.

Кавада был вне себя. Придя домой, он не мог спать. В два часа ночи он снова позвонил Юити домой. Юити еще не вернулся.

Кавада совсем лишился сна. Наступившее утро было ясным освежающим началом осеннего дня, и в девять он снова позвонил Юити. И тогда Юити ответил. У Кавады накопилось много неприятных слов, которые он мог бы высказать юноше, когда тот подошел к телефону, но он всего лишь попросил его прийти к нему в кабинет в десять тридцать. В первый раз Кавада пригласил Юити в свою фирму. По пути на работу в машине Кавада взвешивал очень мужественное решение, к которому пришёл ночью: «Если принял решение, никогда не отступай от него. Во что бы то ни стало придерживайся своего решения!»

Кавада вошел в офис в десять. Его секретарь поздоровался с ним. Он вызвал управляющего, который был на банкете вчера ночью вместо Кавады, но тот еще не пришел. Вместо этого зашел другой управляющий.

Яитиро Кавада с досады закрыл глаза. Хотя ночью он глаз не сомкнул, головной боли у него не было. Его стремительный ум был ясным.

Управляющий облокотился о подоконник и играл кисточкой от оконной шторы. Он сказал своим обычным громким голосом:

– У меня с похмелья голова раскалывается. Вчера я всю ночь провел с одним типом. Мы пили до трех часов. В два мы вышли из Симбаси, а потом обошли все бары в Кагурадзака [151]151
  В Японии обычно не засиживаются подолгу в одном ресторане или баре. Чтобы доставить гостю удовольствие, его водят из одного ресторана или бара в другой, ибо в каждом есть своё фирменное блюдо.


[Закрыть]
. И с кем, как ты думаешь? Это был Мацумура из «Мацумура фармасьютикал».

Когда Кавада услышал это, у него отвисла нижняя челюсть.

– Когда ты не так уж молод, организм не выдерживает таких нагрузок в компании с молодыми людьми, – продолжал управляющий.

Скрывая свою заинтересованность, Кавада осведомился:

– А с кем был Мацумура?

– Мацумура был один. Я старинный приятель его отца. Он выходит со мной в общество, словно таскает за собой своего старика. Вчера я намеренно пришёл домой пораньше, полагая, что быстренько приму ванну, когда он позвонил и вытащил меня из дома.

Кавада был готов издать радостный возглас, но упрямое недоверие удержало его. Такая своевременная информация не компенсировала пытки прошедшего вечера. К тому же Мацумура мог попросить этого управляющего, которому доверял, сказать неправду о том, что Юити с ними не было. Кто может поручиться, что это не так? «Если принял решение, никогда не отступай от него».

Управляющий затем переключился на другие темы, связанные с их работой. Кавада давал проницательные ответы, которые удивляли его самого. Вошел секретарь и доложил о посетителе.

– Это мой родственник, студент, – пояснил Кавада, – он ищет работу, но его оценки довольно низкие.

Он нахмурился. Управляющий решил откланяться, после чего вошел Юити.

В свете свежего раннего осеннего утра лицо юноши светилось только молодостью. От вида этого лица, без единого облачка, без намека на тень, возрождающегося от утра к утру, сердце Кавады защемило. Лицо юноши опровергало как разгул предыдущей ночи, так и предательство и не давало ни малейшего намека на то, что оно может заставить страдать другого человека. Оно не знало сострадания. Даже если бы Юити участвовал в убийстве прошлой ночью, наверняка оно бы нисколько не изменилось. На Юити был синий блейзер, от которого вниз ровно спускались тщательно отглаженные стрелки серых фланелевых брюк. Он подошел к Каваде как ни в чем не бывало.

Кавада начал разговор первым, с неловкостью, которую осознавал даже он сам:

– Что случилось вчера вечером?

Красивый юноша улыбнулся, показав крепкие белые зубы. Он уселся на стул, указанный ему, и сказал:

– Эта встреча с Мацумурой была мне совсем ни к чему, поэтому я не пошел. Вот я и решил, что и с вами мне не нужно встречаться тоже.

Кавада привык к подобным объяснениям, полным противоречий.

– Так почему ты не пришел, чтобы встретиться со мной?

Юити снова улыбнулся. Затем, подавшись вперед так, что скрипнул стул, как невоспитанный школьник, сказал:

– Позавчера и вчера тоже?

– Я звонил тебе домой несколько раз.

– Именно так мне и передала старая служанка.

Кавада проявлял отчаянную удаль человека побежденного и загнанного в угол. Неожиданно он перевел тему на болезнь матери Юити:

– У тебя есть какие-то затруднения в оплате её расходов на пребывание в больнице?

– Я не испытываю затруднений, – отвечал юноша.

– Я не стану спрашивать, где ты провел прошлую ночь. Я просто вручу тебя подарок для твоей больной матери. Хорошо? Я дам тебе, то, что, как ты полагаешь, тебе нужно. Если ты согласен, просто кивни. – Кавада произнес это абсолютно деловым тоном. – И с этого момента я хочу, чтобы ты держался от меня подальше. Ты обо мне больше ничего не услышишь. Я прошу тебя больше никогда не ставить меня в смешное положение и не мешать моей работе.

Кавада выхватил чековую книжку из кармана и, раздумывая, не дать ли Юити несколько минут на размышления, сидел в нерешительности, украдкой смотря на молодое лицо Юити. До этого момента именно Кавада не мог поднять глаз. Юноша же спокойно смотрел прямо перед собой. В этот момент Кавада ждал от молодого человека объяснений, или извинений, или просьбы и в то же время боялся этого. Однако юноша сидел молча, гордо выпрямив спину.

Звук вырываемого чека разорвал тишину. Он был на двести тысяч иен. Юити молча подтолкнул его обратно кончиками пальцев.

Кавада порвал чек. Он написал большую сумму на другом и подтолкнул его к Юити. Тот снова отказался от него. Эта процедура повторялась несколько раз. Когда сумма достигла четырехсот тысяч иен, Юити пришла мысль о пятистах тысячах, которые взял в долг у Сунсукэ. Поведение Кавады вызывало у него только отвращение, и юноша подумывал было раскрутить его на большую сумму, а потом взять чек, порвать его на кусочки у него на глазах и удовлетворенно распрощаться. Однако, когда мысль о пятистах тысячах иен пришла ему на ум, он очнулся от грез и ждал, когда будет названа следующая цифра.

Яитиро Кавада не склонил своего гордого лба, тик, словно молния, пробегал вниз по его правой щеке. Клочки последнего чека лежали перед ним, он выписал другой и подтолкнул его через стол. Чек был на пятьсот тысяч иен.

Юноша подтянул чек к себе копчиками пальцев, медленно свернул его и положил в нагрудный карман. Юити встал и с улыбкой, которая показывала, что он не держит на него обиды, поклонился:

– Я благодарен за то, что вы для меня сделали. Саёнара.

У Кавады не было сил встать со стула. В конце концов он протянул руку и выдавил из себя: «Саёнара». Когда они пожимали руки, Юити заметил, что рука Кавады сильно дрожит. Юити не поддался жалости, что было удачей для Кавады, который скорее умер бы, чем позволил себя пожалеть. Тем не менее естественные эмоции Юити были окрашены дружескими чувствами. Он предпочитал пользоваться лифтом, поэтому не стал спускаться по лестнице, а нажал кнопку на мраморной колонне.


Перспектива работы Юити в «Кавада моторе» развеялась дымом, а его амбиции о положении в обществе вернулись на исходную позицию. За пятьсот тысяч иен Кавада выкупил своё право смотреть на мир с презрением.

Амбиции Юити основывались по большей мере на воображении, но крушение его надежд обещало воспрепятствовать его возвращению к реальности. Разбитые мечты в большей степени, чем мечты еще лелеемые, склонны относиться к реальности как к врагу. Возможность заполнения зияющего провала между его мечтами о своих силах и трезвой оценкой собственных сил, что происходило не всегда, казалось, застопорилась на некоторое время. Более того, научившись видеть, он осознал, что это было невозможно с самого начала. Поскольку презираемое современное общество имеет особенность разбивать мечты, это – одна из его основных способностей.

Будьте уверены, Юити научился видеть. Однако без посредничества зеркала было трудно увидеть юношу в самом расцвете юности. Тот факт, что юношеский нигилизм закапчивается абстракцией, в то время как юношеский позитивизм носит сексуальную окраску, казалось, коренится в этой самой трудности.

Вчера вечером неожиданно для самого себя он из чистого авантюризма разорвал условленную встречу как с Мацумурой, так и с Кавадой и провел чистый вечер, выпивая со школьным другом до утра. Но эта так называемая чистота была только физической. Юити взвесил своё положение. Когда он вырвался из клетки зеркала и забыл собственное лицо и стал считать его чем-то несуществующим, тогда он в первый раз начал искать положение, с которого была бы видна его личность. Он освободился от детской амбициозной мечты, что общество может обеспечить его каким-то образом, который заменит образ, отражавшийся в зеркале. Теперь, находясь в поисках образа в самом разгаре своей юности, ему не терпелось закончить трудную операцию подбора опоры своего существования, которую он не до конца понимал. Десять лет назад его тело могло бы осуществить подобную манипуляцию с величайшей легкостью. Сейчас же Юити чувствовал заклятие Сунсукэ. Он должен сначала вернуть пятьсот тысяч иен Сунсукэ. Все остальное придет потом.


Несколько дней спустя прохладным вечером юноша навестил дом Сунсукэ без предварительной договоренности. Случилось так, что старик трудился над рукописью, которую вынашивал вот уже несколько недель. Это автобиографическое эссе Сунсукэ Хиноки озаглавил «О Сунсукэ Хиноки». Он не знал, что Юити нанесет ему визит, и перечитывал незаконченную рукопись при свете настольной лампы. То тут, то там он делал пометки красным карандашом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации