Текст книги "Убийственная реклама, или Тайна работодателя"

Глава 9
Или это паранойя?

1

На вынос тела Толя все-таки пошел. Это решение не было данью лицемерной боязни проявить истинные чувства в отношении погибшего. Он не испытывал бы угрызений совести, если бы не пошел в это субботнее утро к десяти утра на Малую Слабодскую-Кичигина улицу, дом тридцать четыре, подъезд номер шесть. Они даже ни разу не общались друг с другом по душам, а единственная попытка поговорить закончилась мордобоем, потерей амулета со стороны Толи и прощанием с жизнью со стороны Ивана. Но, проснувшись сегодня в восемь, он снова испытал наитие. Он подумал, что под колеса погибшего кто-то направил. Не толкнул, а именно направил. Встречаются же люди с огромной телепатической или просто с силой внушения, возьмите хотя бы лидеров псевдорелигиозных сект – они могут убедить сотни людей выпить яд, запереться внутри здания, которое поджигают, прыгнуть с обрыва в пропасть. Чтобы увидеть среди тех, кто будет на похоронах, нужного человека, а если нет кого-то конкретного, то хоть заметить, уловить суть происходящих с ним в последние недели загадочных событий. Вот почему Толя надел черную шелковую рубашку, серебряные запонки с вкраплениями циркония, черные брюки в мелкую белую полоску, сказал Полине, что заскочит на работу доделать раскадровку, а сам направился по указанному адресу на вынос тела…

Она не особо удивилась его желанию поработать с утра. Если бы ей платили столько же, то она, как думала, вообще не вставала бы из-за компьютера. Они условились встретиться на вокзале. Полина с воодушевлением отнеслась к идее поехать в Санкт-Петербург. «Я там давно не была, ты просто золото, мне так хорошо с тобой», – сказала она, провожая его, прежде чем закрыть дверь. Потом пошла к окну и посмотрела на его удаляющуюся в сторону станции метро фигуру. Полина представила его без рубашки и брюк, как при каждом шаге на одной из его ягодиц образуется ямочка. Она рассмеялась сама над собой, над своим счастьем. Отойдя от окна, посмотрела на палец с блиставшим на нем кольцом. Снова рассмеялась. Потом взяла новый сотовый, купленный Толиком, с тумбочки. Не удержалась и сфотографировала кольцо, сделав из этого кадра заставку на экран телефона. Рассмеялась тому, что ведет себя как девчонка-школьница в пору первой любви. Села на не застеленную кровать, набрала номер.

– Мама, – дождавшись, пока на другом конце возьмут трубку, произнесла Полина. – Вчера Толя сделал мне предложение… Да… Да… Ты бы его видела, оно такое красивое, из белого с желтым золота с камнем… Забыла, но, кажется, сапфир, хотя не уверена… Ну он такой, прозрачно-голубой, очень нежный и красивый… Нет, сегодня не сможем, мы едем в Петербург отдохнуть. Во-первых, Толя там не был ни разу; во-вторых, ему нужно развеяться. Он совсем подавлен исчезновением отца, хоть и держится… Да, мам, вчера он ни с того ни с сего пошел на кухню успокоительное пить… Я в нем уверена… Перестань, он не сумасшедший и не маньяк, просто для него это шоковая ситуация… Мам, представь себя на его месте… Все, давай лучше о кольце тебе расскажу… Как он сделал предложение?… Он принес отличное французское вино, еду, мы накрыли стол, свечи и музыка, я надела свое вечернее платье… Да, то самое. Не перебивай! Так вот, он пригласил меня танцевать, взял мою руку, надел кольцо и прошептал на ухо, что просит моей руки и сердца… Чего смешного?… Хватит смеяться, ма!.. Оооо, лучше смеяться, чем плакать. Да-да, я уже взрослая. Да, я выхожу замуж… Рано? Да мне за тридцать, ма… Слушай, мне надо вещи собрать свои и его, я пойду, ладно. Приедем, и я позвоню…

Толик не ожидал увидеть на похоронах столько людей. Почему-то, если человек нам плохо знаком или мы считаем его полным идиотом, а то и недругом, нам кажется, будто с ним враждует весь мир и никто не придет пить компот в день, когда крышку гроба этого человека наскоро забросают землей работники кладбища. Толя не считал, что будет единственным, пришедшим спозаранку в выходной день, держа две красные гвоздики в руке, к подъезду номер шесть. Он даже рассчитывал, что будут еще люди, среди которых кто-то покажется ему странным, возможно даже сверхъестественным. Но дизайнер не ожидал увидеть толпу человек в двести, выстроившуюся в скорбный траурный кортеж всех оттенков черного. Издалека, подходя к дому номер тридцать четыре, в котором, видимо, проживал погибший, все эти люди показались ему увеличенной дорожкой черных муравьев, копошащихся на асфальте среди полосок зеленеющих травой клумб. Подходя ближе, он стал узнавать некоторых пришедших, и толпа перестала быть обезличенным скопищем народа. Толя, пробираясь к подъезду, у входа в который стояла крышка гроба, изготовленная из лакированного массива дерева с вырезанными неизвестным мастером-краснодеревщиком крестом и крыльями ангелов, цветами, завитушками. Объемный рисунок в виде крыльев вызвал неприятное воспоминание об увиденном вчера кошмаре. Толя отогнал его. Он был расслаблен и немного хотел спать, или из-за принятого перед уходом из дома успокоительного, или из-за долгого ночного бдения и упражнения в акробатике сексуальных поз…

Полине не хотелось оставлять грязное белье прокисать все выходные, лежа в корзине из матового сиреневого пластика на основании из нержавеющей стали, поэтому она извлекла все рубашки, блузки, брюки, его трусы и свои трусики, носки, намереваясь рассортировать и постирать в ускоренном режиме. Небольшую дорожную сумку, которая пылилась без дела в шкафу, она уже заполнила. Большей частью самой необходимой косметикой. Бутерброды, кофе в термосе, чтобы перекусить в дороге, она сложила в плетеную корзинку для пикника. Эту милую штучку ей подарили коллеги по работе пару лет назад на день рождения. Полина ею пользовалась, лишь когда приезжала на дачу к родителям, к кому-нибудь из теток, либо выезжая на редкие шашлыки с кем-нибудь из появлявшихся любовников. Ни одному из прежних мужчин она не стирала, считая это интимным делом, которого достоин лишь очень близкий человек. «Например, будущий муж», – подумала она, с улыбкой взяв в руки пахнущую «Hugo» и путом Толи рубашку от «Kenzo». Женщина вспомнила, как Толик радовался покупке, отвлекаясь от переживаний по поводу исчезновения отца. Он тогда сказал: «В институте со мной в одной группе училась девушка Лена. Кроме того, что она была знатной давалкой и не стеснялась рассказывать направо и налево о тех, с кем спала, о форме их членов, о том, под какую музыку они это делали и в каком темпе, она была обеспечена папочкой – прокурором одного из районов нашей области, чем неимоверно гордилась. Так вот она как-то вспоминала случай в магазине элитной парфюмерии. „Я попросила показать мне „кйнзо“, а продавец поправила меня, смотря как на круглую бестолочь: „Кензу“, нужно говорить „кензу“. Интересно, насколько сантиметров вылезли бы из орбит ее глаза, узнай она, что я живу в Москве и могу позволить себе купить несколько рубашек, да и дубленку от ее любимого „Kenzo“ в один присест?“ Полина расправила рубашку, заметила неладное, положила ее на колени. „Когда это он“? – подумала она…

Толик не видел ничего странного. Он заметил Олега Викторовича, стоящего в одиночестве около выполненного из красного кирпича ограждения клумбы. Мужчина обливался потом. Он сжимал в правой руке свернутый легкий льняной пиджак, а подмышками и по широкой спине расползалось темное пятно пота. Подойдя к главному редактору, Толик уловил его резкий запах, смешавшийся с летним цитрусовым ароматом духов для мужчин, флакончик которых стоял в стеклянном шкафу в кабинете редактора. Дизайнер постоянно пытался разглядеть название и марку парфюма, но не мог. Ему хотелось узнать, сколько стоит запах начальника.

– Здравствуйте, Олег Викторович, – протягивая руку, приветствовал его Толя.

– Здравствуй, Анатоль, – словно не замечая протянутой руки, кивнул редактор, смотря поверх людской массы, гудящей о том о сем.

Дизайнер убрал руку, задетый безразличием толстяка, но тут Олег Викторович сам протянул руку, сжимавшую пиджак.

– Вы необычайно задумчивы сегодня, – пожимая пухлую кисть, сказал Анатолий.

– На то есть причины, – обведя левой рукой собравшихся, отозвался мужчина.

Его свисавшие щеки колыхнулись, будто холодец. К своему удивлению, Толя заметил в глазах редактора слезы, поэтому отвернулся, посмотрев на подъезд, потом на часы. До выноса оставалось минут пятнадцать. Он прислушался к гулу, выделяя то один, то другой голос:

– Он был славным мальчиком, очень жаль.

– Вся семья была порядочной, что редко встретишь в современное дермократическое время. Почему они все так рано ушли, чертовщина…

– В этом магазине колбаса ничуть не хуже, а стоит гораздо дешевле, зато масло там дорогое, очень дорогое, милочка, и не спорьте!

Толя попытался абстрагироваться от царившего вокруг шума, подумать: «Значит, у него вся семья погибла? В словах Артема была правда. Что же с ним?..» Вдруг Толика хлопнули по плечу. Он шатнулся вперед, оглядываясь.

– Анатоль, – обращался к нему редактор. – Что со всеми вами происходит?

– В смысле? – не понял парень, кашлянул.

– Почему молодежь, получившая возможность отлично зарабатывать, занимаясь любимым делом… А это не шутки!.. Почему вы спускаете с тормозов? – спросил Олег Викторович Толика, приблизившись к нему.

– У меня все в порядке с тормозами. Не в смысле, что я тормоз, а…

– В каком порядке, Анатоль? Я помню тебя курьером, без особого заработка, и вижу сейчас. Ты постоянно озираешься, словно опасающийся слежки спецслужб террорист.

Непроизвольно Толик обернулся, заметив крючковатую старуху с седыми волосами под черной сеточкой платка. Редактор крякнул, довольный таким подтверждением своих слов…

Полина отчистила место, где был шов, от остатков ниток. Она так и не вспомнила, когда Толик оторвал карман рубашки. «Он надевал ее в тот день. Царапина!» Ей представилась драка, в которой все и произошло. «Но почему он не рассказал? Или он так сильно любит, что не хочет расстраивать, или он что-то скрывает…»

Олег Викторович казался искренним, Толик был ошарашен до ярости, которую сдерживал в себе, не желая портить отношения с начальством и привлекать к себе внимание стольких людей. «Уж точно, истерика в присутствии этой черно-траурной толпы будет выглядеть странно», – сквозняком пролетела мысль в его голове. Редактор же продолжал:

– Твои работы нравятся клиентам, нам. Мы гордимся тобой, но опасаемся за твой душевный мир, – несмотря в глаза дизайнеру, говорил толстяк, – Поэтому-то мы не даем тебе возможность изучить результат исследования процента внедрения твоих разработок в аудиторию. Да-да, именно поэтому. А Людмила Геннадьевна вообще считает, что результаты тестов художники знать не должны…

– Она говорила мне, – вставил Толя, смотря на часы.

До выноса оставалась пара минут. Народ вставал плотнее у подъезда номер шесть, в ясном летнем небе появилось несколько черных точек, словно отражения траурных одежд людей, стоящих на земле. Вороны летели в ту сторону, где сиял диск солнца.

– Она также говорила тебе, что мы согласны предоставить тебе отпуск, потому что ты находка для фирмы?

– После сдачи проекта по пиву я отдохну, – согласился парень.

Гул нарастал. Несколько рослых мужчин вошли в подъезд, следуя за женщиной в темно-синем длинном платье и платке. Сейчас начнется…

Полина рассортировала вещи. Выражение лица женщины было задумчивым, от утренней веселости не осталось и следа. Она нашла в кармане брюк бумажку со странными, отдающими сатанизмом и черной магией, знаками. Чего стоила одна перевернутая звезда, словно козел с бородой. И эти рисунки, карандашные истертые заметки, смысл которых не разобрать.

Полина расправила листок, положила его на кухонный стол. Решила, что, если сможет сдержаться, не будет спрашивать об этом во время отдыха в Питере, просто понаблюдает за Толей. «Я не могла в нем ошибиться», – заправляя порошок, отбеливатель и ополаскиватель в предназначенные для них отсеки, думала женщина. Она подняла руку и посмотрела слезно-голубой камень на просвет. Улыбки не последовало…

Гроб выносили открытым. Женщины и старухи наигранно заплакали, некоторые причитали слишком громко. Олег Викторович замолчал. Он прошел мимо Толи в направлении подъезда. Дизайнер проводил взглядом, полным негодования, его одутловатую фигуру, которую и фигурой-то назвать было нельзя, – желейная масса жира, утянутая в тряпки. Заметил Людмилу Геннадьевну, еще пару знакомых по агентству, но не подошел к ним. Он спешил уйти отсюда, позабыв про цель визита. Он чувствовал, как в груди злость вьется черной змеей, разрывая нутро острой ядовитой чешуей, опускаясь вниз к паху. «Я нормален! Нормален!» – повторял он, сжимая левой кистью правую, указательный и средний пальцы которой были скрещены…

Полина достала белье и развесила на балконе, потом выключила телевизор с видеомагнитофоном из розетки, полила цветы, сложила пополам бумагу со знаками и положила ее в карман облегченных джинсов, взяла сумку, вышла из квартиры, закрыв за собой дверь. До вокзала оставалось еще пятьдесят минут. Она успеет.

2

Вагон подрагивал на ходу. Он смотрел в окно, потягивая горячий кофе из крышки термоса, она читала газету:

– «Большой процент современных подростков, решившихся на самоубийство, делает это в отместку родителям за отказ купить ту или иную вещь. Например, Катюша шантажирует маму, требуя то новой модели сотовый, то последней моды шмотку, то ролики. Напуганная родительница выполняет прихоти дочери до поры до времени, потом ей надоедает, и она отказывает в покупке требуемого свитера. К вечеру Катюшу обнаруживают наглотавшейся таблеток. К сожалению, этот случай не редкость…»

Она убрала газету, посмотрела на него, подумав: «Опять погрузился в себя. Что с ним происходит?»

– Ты слышал, Толь? Современные дети совсем с ума сошли.

– Жуть, – отозвался он и отпил кофе. – Вкусный.

– Ты не слушал? Кому же я читаю? – задиристо спросила она, тронув его ногу.

– Ты про шантаж родителей? Газету ты захватила из дома, я уже читал эту заметку и даже использовал в новой разработке рекламной кампании.

– Как?! – сменив появлявшийся гнев на искреннее удивление, спросила Полина.

– Девочка шантажирует мать с целью заиметь новый мобильник, та представляет, как дочка перекрасилась в полоумные кислотные цвета, поэтому соглашается приобрести телефон, – ответил он, накрутив крышку-кружку на основание термоса.

– Ааа, – расправляя газету, протянула Полина. – Я уж думала, что ты суицид, как угрозу, использовал. Толь, – внимательно посмотрев на него, – а тебе не кажется, что какие-нибудь подростки используют предлагаемый в рекламе способ и станут по-настоящему шантажировать родителей?

Он повел головой сначала вбок, а потом вверх и на нее. Обычно такое движение обозначает – «замучили».

– Полиночка, – начал он. – Я использую ситуации из жизни, обыгрывая их в смешные. Я ничего не придумываю в данном случае, как и во многих других, а просто беру готовую ситуацию. Разве можно обвинять создателей фильмов ужасов, триллеров, даже любовных мелодрам в том, что они показывают жизнь, даже иногда утрируя ее? Или писатели? Ситуация с Анной Карениной, возможно, повлекла за собой цепь суицидов. Все, чувствующие себя несчастными замужние женщины, устремились к поездам на встречу со смертью. А уход из жизни Сергея Есенина вообще имел эффект разорвавшейся бомбы. Люди согласились, что в «этой жизни умереть не ново», и сотни гробов нашли, чем набить себе брюхо. Но я считаю, что нельзя обвинять ни режиссеров, ни сценаристов, ни писателей и известных людей-самоубийц в том, что их поступки и поступки их персонажей кто-то копирует, поэтому я не буду нести ответственность за действия какого-нибудь великовозрастного балбеса, возжелавшего получить новый мотоцикл и ради этого пригрозившего отцу с матерью самоубийством!

Полина сложила газету на колени, вся сжалась, как мокрая кожа на палящем солнце. Он смотрел на нее, как прокурор на обвиняемого в убийстве. Она поднесла к лицу руки, зажала ими рот, чтобы с губ не сорвалась какая-нибудь запальчивая гадость. Выражение его лица изменилось. Губы его дрогнули. Он протянул руки вперед, положил ей на колени. Толик посмотрел на нее снизу вверх, чуть закатив глаза, вызвавшие в ней ассоциацию с выпрашивающей косточку собакой.

– Прости! Прости, Полиночка, – прошептал он.

Вагон качнуло. «Ту-дух, ту-дух», – выдаваемое колесами в дуэте с рельсами стало громче, заполняя собой повисшую между ними тишину. Он понял, что должен признаться ей, объяснить:

– Полина, я соврал тебе. Я не хотел тебя расстраивать, напоминая о том случае, но сегодня я был не совсем на работе…

«Он не хочет меня расстраивать, поэтому врет. Но всегда ли ложь есть ложь во спасение»? – думала она, слушая.

– …То место, где я был, связано с работой, а также с погибшим под колесами Иваном. Сегодня были похороны, на которых сотрудникам агентства очень рекомендовали появиться. Я как лицемер пошел туда, хотя не собирался. И вот мое настроение на нуле, я…

«Всегда ли ложь помогает сберечь отношения? Та бумажка! Она тоже связана с его нежеланием расстраивать меня? Но нельзя же…»

– Нельзя же скрывать все, – перебила его Полина. – Потому что ты не можешь знать, что на сто процентов расстроит меня, а что порадует. Ну, – она ощущала, что теряет нить, путается в мыслях и словах. – Я имею в виду, что ты, конечно, можешь наверняка знать, какой будет моя реакция на подарок, на предложение поехать отдохнуть. Ты можешь знать, что нестыковка в бухгалтерском балансе заставит меня плакать. Но ты не можешь предусмотреть все, ты не Бог. – Она закрыла руками глаза, чтобы сдержать слезы, думая: «Почему, когда все идет хорошо, неминуемо происходит какая-то гадость?» – Ты не должен был скрывать от меня того, что пошел на похороны коллеги, как и не стоило держать в себе переживания после возвращения оттуда. Ты и без того замкнулся. Ты что-то скрываешь, я чувствую это. Я же женщина…

– Ты женщина, – подсаживаясь к ней, обнимая за плечи, прошептал Толик. – Женщина, которую я люблю и с которой хочу прожить оставшуюся жизнь бок о бок. Я действительно возомнил, будто могу уберечь тебя от всех переживаний, но я ошибся. Прости меня, прошу! Если ты считаешь это необходимым, то все, что происходит со мной на работе, я буду рассказывать тебе. Я люблю тебя и хочу, чтобы наши отношения были идеальными.

– Такого не бывает, даже если этого захотят оба, – сказала она, успокаиваясь, поправляя рукой волосы.

За окном проносилась Россия, облачившаяся в зелень. Солнце посылало на землю лучи, проникающие сквозь стекло в вагон. В их свете кружились пылинки. По соседству сидели, ходили люди, на которых пара не обращала никакого внимания.

– Я приготовил для тебя сюрприз, – прошептал он в самое ухо.

– Щекотно, – поведя плечами, наклонив голову, улыбнулась она.

– Тебе очень понравится подарок, я обещаю, вот увидишь, – сказал он, взяв ее правую руку в свои ладони, прижавшись щекой к ее волосам, пахнущим шампунем – Вот увидишь.

– Толя, а ты был искренен, когда говорил, что будешь все мне рассказывать?

Он промолчал, зарывшись носом в ее светлые локоны. Она попросила:

– Скажи мне, ты не увлекаешься магией?

– Что за странный вопрос? – удивился, насторожившись, дизайнер. – Ты хочешь заколдовать меня?

– Не уходи от ответа, – продолжала она. Ее губы улыбались, но глаза оставались серьезными. – В последние дни ты выглядишь загадочно, как одна моя подруга. Мы перестали общаться в одиннадцатом классе из-за ее пристрастия к магическим книгам. Началось все с шуточных гаданий да ворожбы, а закончилось психиатрической лечебницей, в которую ее забрали лет пять назад.

– В чем проявляется моя загадочность? – спросил он, начиная нервничать, сжимая ладони.

– Больно, Толь! – высвобождая руку из его хватки, вскрикнула женщина. – В последние дни ты замкнулся в себе, иногда я замечаю, как ты беззвучно шепчешь что-то, словно молитву.

– Разве православная молитва относится к черной магии? – уточнил он, проследив взглядом за телеграфным столбом, проплывшим за окном.

– Толь, я просто чувствую это. Ты напомнил мне подругу, вот я и спросила, – не желая выдавать, что нашла сегодня бумагу с таинственными знаками в его вещах, сказала она как отмахнулась. – Ты увлекаешься спиритизмом, хиромантией?

– Я не увлекаюсь спиритизмом, хиромантией и прочей мистической ерундой, хотя верю в силу оберегов. Я даже готовлю для тебя сюрприз, связанный с этим. Блин, Полина, я всюду проболтался!

– А что за сюрприз, что за обереги? – спросила она, испытывая странный коктейль чувств: стыд за недоверие любимому и назойливое недоверие ему.

– Всему свое время, давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты успела прочитать статью о «флэш моб» на пятой странице? Нет. Прочитай, а потом я расскажу, как стал свидетелем одного такого розыгрыша, – предложил Толя, вспомнив, словно далекий сон, странный случай с предупреждением нищенки. «Ничего, все будет нормально. Я нормален, ведь та старуха тоже была в своем уме, хоть и не помнила, как предупреждала меня», – подумал дизайнер.

Вагон покачивало, с каждым «ты-дых, ты-дых» возникшее между парой напряжение стиралось.

3

– Подожди, пожалуйста! Не уходи с этого места. Я сейчас, это срочно! – протараторил Толя, несмотря на нее, а глядя в сторону жилых домов.

Она не успела ответить. Он сорвался с места и побежал через проезжую часть, оставив Полину ждать около мраморного льва. Трасса была чистой, без автомобилей, и он быстро миновал ее, вбежав под свод арки. Преследуемый им человек завернул влево.

Толик вбежал во двор, внутри оказавшийся неухоженным, даже загаженным. Он пошарил глазами, уловив, как человек зашел в один из подъездов.

– Постой! – крикнул Толя, подняв руку в направлении мужчины, но тот даже не обернулся.

Дизайнер побежал следом. Под его ногой что-то лопнуло. Он подпрыгнул на месте, второпях оглянулся. На асфальте, исторгая через лопнувший латекс прозрачно-белое содержимое, лежал завязанный в узел на одном конце презерватив. Еще Толя увидел, как арка выплюнула женщину, видимо возвращавшуюся домой жительницу Санкт-Петербурга. Он отвернулся и побежал к подъезду, в котором скрылся Артем…

…Полина стояла, осматриваясь вокруг. Она вспомнила, как впервые сбежала с уроков вместе с подружкой и приехала в город на Неве. Они тогда потратили все свои сбережения на сладости, по монетке бросили в холодные воды, загадав вернуться в этот город еще раз, вернуться вместе. Тогда все было иначе. Впереди ждал целый мир, и не было подруг, связанных крепче, чем они. Но оказалось, что у них разные интересы и судьба им разойтись, даже перестав со временем здороваться при встрече, а виделись они часто, поскольку жили в соседних подъездах. Правда, пять лет назад ее увезли в карете «скорой помощи» в психиатрическую лечебницу. Теперь Полина не испытывает неловкости, проходя мимо бывшей подруги потому, что больше ее не встречает.

«А ведь и намека не было на то, что она впадет в ересь», – размышляла Полина, вспоминая чистые, не замутненные магической блажью глаза подруги. «Куда он сорвался как шальной? Все таки что-то он скрывает, что-то в нем не так. Нельзя так думать! Что я за жена, если так думаю! „А ты еще ему не жена, деточка, – проскрипел в голове голос осторожности: – Именно сейчас нужно присматриваться к тому, с кем собралась связать жизнь. Вчера он снова проснулся с криком, а сейчас бросил тебя одну стоять у дороги“. Полина поежилась, несмотря на теплую погоду. Мимо проносились редкие автомобили. Одна из машин с визгом тормозов остановилась напротив женщины, тонированное стекло поехало вниз, открывая взору широкомордый внутренний мир „Мерседеса“…

…Толя стоял у входа в подъезд. Пахло сырой побелкой. Звук шагов преследуемого ввинчивался вверх, увлекая его за собой. Толя крикнул: «Артем!» Голос эхом покатился по стенам помещения, колыхнул тонкие лохмы паутины, висящей над его головой вокруг черного пластмассового патрона, в который когда-то была вкручена лампочка, а теперь зияла дыра.

«Надо его догнать и расспросить обо всем. Может, он просто шутил надо мной или хотел изжить из фирмы»? – думал Толик, поднимаясь вверх.

Он с легкостью миновал три пролета, потом резко устал, появилась одышка. Он замедлил темп, помогая себе рукой, держась за перила. Топот его шагов стал тише, и Толя прислушался к звукам сверху. Все внутри замерло, когда парень понял, что не слышит больше шагов преследуемого…

…Полина отвернулась от машины, якобы заинтересовавшись парящей в небе птицей, по виду напоминающей чайку. Внутри все сжалось в комок, настороженно ожидая развития событий.

– Сколько стоишь?! – без обиняков раздалось со стороны автомобиля.

Она повернулась, удивленно спросив:

– Вы ко мне обращаетесь? – ладони, сцепленные в замок, она прижала к груди.

– Кроме тебя, здесь больше шлюх нет, – ответил мужчина с арбузно-лысой головой на короткой шее, широкое лицо его было суровым, обветренным.

– Я не проститутка, я жду друга, – оскорбилась она, делая шаг назад к кованому ограждению – Вы ошиблись!

– Все вы не проститутки, пока цену не назовешь, – усмехнулся кто-то, сидящий на заднем сиденье автомобиля. Лысый водитель хрипло рассмеялся, оценивающе посмотрев на Полину. В глазах его блеснул лукавый огонек…

…Толя прислушался, но звук шагов исчез. Запах сырой побелки усилился. Дизайнер, перешагивая сразу через несколько ступенек, понесся вверх. На площадке последнего этажа, как и на всех предыдущих, было пусто. Вверх, к открытому люку, вела проржавевшая местами лестница.

Толя вылез на крышу, выпрямился, держась за дверцу чердачного окна из почерневшего от времени дерева. Ветер продувал его насквозь. В небе парила чайка. Внизу лежал город. Вокруг было пусто, ни души. Ему вспомнилась финальная сцена голливудской кинокартины «Ванильное небо», в которой главный герой в исполнении Тома Круза, поднявшись на крышу высотного здания, узнает, что его мир только иллюзия, компьютерная программа, давшая сбой. И ветер свистит в ушах, а по небу, невероятно насыщенного цвета серо-синего тона, плывут облака. И так много оттенков рождает эта смесь, соединяясь с солнцем, проглядывающим сквозь набежавшую белую вату, похожую на плюшевого медвежонка, что дух захватывает и становится легко дышать, несмотря на смог города и странное ощущение нереальности происходящего. Чайка кричит о своем, паря в воздухе. Хочется, расставив руки в разные стороны, сделать шаг вперед и вниз, а потом взлететь. Толик машинально расставил руки, ощущая легкость во всем теле, думая: «Неужели со мной что-то и в самом деле не так? Кого я преследовал? Я как параноик». Он осмотрелся, не опуская рук, в лицо дунул свежий напор с чуть уловимым запахом жарящейся картошки. Кто-то из жильцов дома готовил ужин, аромат которого через вытяжку попадал наружу, размазываемый ветром, словно кистью художника краска из тюбика. «Господи, ты создал нас, ты создаешь картину, что я вижу, осязаю, чувствую, ты художник, так зачем ты рисуешь мою жизнь в тонах непонятного, таинственного цвета»? – пронеслось в голове дизайнера, зажмурившего глаза, вдохнувшего глубже. Жестяное покрытие крыши под его ногами было выкрашено в красный цвет, местами эмаль выгорела, пошла пузырями. Дверцу-выход с чердачного окна качнуло ветром, вызвав рождение скрипучего стона петель. «Неужели мне и в самом деле показалось, что Артем вошел во двор, в подъезд? Неужели я гонюсь за вымышленными героями собственного мира фантазий? А что, если Артем вообще – воображаемый человек?» – чувствуя в воздухе запах соли, думал Толик, замечая, как играет цветом тень на внутренней стороне его прикрытых век. Вместе с облаками, прорезаемыми острыми пиками солнечных лучей, тона просвечиваемой кожи менялись от черного до красного, от золотисто-желтого до неописуемого. Он растопырил пальцы широко расставленных рук, и меж них запутались прозрачные волокна ветра. «Как хорошо! Впервые я могу сказать, что отдыхаю. Надо привести сюда Полину, и мы вместе насладимся покоем», – подумал он, вспомнив, что в скорой погоне за обманным Артемом оставил ее стоять у дороги. «Полина!» – резанула тревожная мысль, а потом снизу, со стороны проезжей части донесся грубый рев клаксона, рокот мужских голосов. Толик, не успев открыть глаза, дернулся на месте, левая подошва заскользила по наклонной плоскости крыши…

…Полина с нетерпением посмотрела в направлении арки, проглотившей ее жениха. Подумала, что правильно сделала, оставив в номере серьги, подаренные им вчера вечером по приезде в Санкт-Петербург.

– Сутенера ищешь? – хмыкнул широкомордый, улыбаясь.

Она не ответила. С заднего сиденья салона кто-то сказал:

– Она же не проститутка, значит, работает без крыши. Может, ей надо помочь сесть? Может, она привыкла, чтобы перед ней дверцу открывали, а?

– Запросто, – намереваясь выйти из салона, отстегивая ремень безопасности, буркнул водитель.

Полина на дрожащих ногах стала обходить автомобиль сзади, осматривая дорогу. «Подожду его во дворе, они вряд ли поедут следом», – думала она, спускаясь с тротуара на покрытие трассы. Раздавшийся грубый рев клаксона заставил ее вздрогнуть, но не обернуться. Следом за сигналом ей в спину полетели выкрики:

– Да что ты ломаешься! Настоящие мужики тебе воткнут… – орал водитель, вышедший из автомобиля, стоя около мраморного льва.

– Воткнем, спуская! – рассмеялся скрытый тонированными окнами мужчина, сидящий на заднем сиденье.

– Не обидим, заплатим! Стой же, стой! Хоть письки нам подрочи!

Она не оглядывалась, чувствуя предательскую тяжесть в коленях. «Где же он, где? – стучало в голове. – Что-то с ним произошло». Сзади донесся звук захлопнувшейся автомобильной дверцы, рокот мотора. Она вошла в арку, бросила взгляд назад через плечо. «Мерседес» уезжал, мраморный лев остался. Полина вошла, пройдя под сводом, во двор. Отойдя от прохода влево, прислонилась к щербатой кирпичной стене. «Где же он?!» – понимая, что сейчас заплачет, подумала она.

…Толик лежал на животе, вытянутой рукой зацепившись за почерневшее от времени дерево дверцы чердачного окна. Ветер словно усилился. Толя напрягся, второй рукой ухватился за край рамы. Он подтянулся к зеву окна. В голове только нецензурные слова. Краем глаза он замечает, как комочек пыли, смешавшийся с мелким песком, выбившийся из-под рейки подоконника, покатился вниз по наклонной плоскости крыши. Мужчина уперся правой ступней в жесть, булькнувшую под давлением его тела. Подталкивая себя снизу, он наполовину вполз в открытое окно. «Что же со мной происходит?» – подумал он, выдыхая…

…Полина плакала беззвучно. Прижимая одну руку к груди, другой она расчесывала волосы. Ей казалось, что в последнее время она только и делает, что плачет, то от радости, но чаще от вырастающего в груди комка грусти и боли. Вчера, когда Толя подарил ей серьги, а потом позвонил своей маме сообщить о том, что сделал предложение и они собираются зарегистрировать брак, она была на седьмом небе от счастья и расплакалась, спрятавшись в ванной, не желая раздражать любимого своей плаксивостью. Сейчас, стоя у стены в одном из двориков Санкт-Петербурга, смотря на напоминающий издохшую змею использованный презерватив, лежащий на асфальте, она плакала от необъяснимого чувства. Когда-то она прочла, что существует несколько факторов, определяющих вероятность наступления у человека депрессии. В таблице, составленной по результатам тестирования огромного количества жителей планеты Земля, было предусмотрено все, способное вызвать стресс: рождение ребенка, смерть близкого, переезд, свадьба, развод, поездка в другой город и многое другое. «Там не было пункта „странное поведение вашего жениха, – подумала она, и слабая улыбка блеснула на ее губах. – Я собралась замуж в свои годы, я поехала в маленькое путешествие, я переживаю за любимого… Этого достаточно для нервного срыва“.