Текст книги "Зачем нам враги"

– Это плохо? – с иронией спросила Эллен: почему-то ей казалось, что он должен быть женоненавистником.

– Весьма, – мрачно ответил эльф и взглянул на нее. – Ты, однако, не слишком опечалена смертью своего сюзерена.

– Меня теперь мало что способно опечалить, – сказала Эллен. – А что же война? Кто поведет армию без князя?

– Какую армию? – поморщился эльф. – У вас остались одни недобитки. Мне пришлось приказать своим сотням выступить против Тальварда. Это риск, разумеется, – если девчонка уже мертва, но выбора не было… Впрочем, с чего я это тебе рассказываю…

– Мне интересно, – пламенно заверила Эллен и расхохоталась, когда его лицо вытянулось в ответ на новую наглость. – Простите, милорд! Я просто все еще не отошла от того, что случилось… и поверить не могу, что встретила вас. Если бы чуть раньше… Только почему же вы путешествуете совсем один? Разве и это велят наши глупые законы?

– У меня были сопровождающие, – хмуро сказал Глориндель. – Но мы напоролись на тальвардов… кажется, я один ушел живым.

– То есть сбежали живым? – уточнила Эллен.

Он снова ударил ее. Какой гневливый у нее теперь князь…

Эллен встала. Она, наверное, была смешна – измотанная двухнедельным бродяжничеством по портовому городу, в драной одежде, растрепанная, грязная, покрытая волдырями и свежей кровью – и с таким возмутительно гордым взглядом, с такой дерзостью в движениях и словах… Обезоруживающей дерзостью, поняла она, когда заговорила – и эльф не велел ей умолкнуть на первом же слове.

– Милорд, я повторяю последний раз: не смейте меня бить. Иначе я уйду, и можете искать вашу невесту сами. Сомневаюсь, что вы поспеете до новой луны.

Он молчал. Знал, что у него нет выбора, кроме как верить ей – и выполнять ее условия. И Эллен видела, до чего же это его злит. Он хмурил красивые брови, кусал изящные губы и судорожно стискивал скрещенные руки на груди… Прекрасный эльфийский принц. А она, низкородная человеческая оборванка, стояла над ним, как палач, и знала, что он в ее власти.

Последняя мысль отозвалась в ней чем-то странным – как будто легкое ощущение бывшего прежде.

– Чего ты хочешь? – резко спросил эльф и встал – видимо, его слишком раздражало столь явное ее превосходство.

– Я должна привести себя в порядок и отдохнуть. Завтра мы двинемся по следу моей госпожи. И если вы не будете делать глупостей, то успеете найти ее.

– Послушай, женщина… – В его голосе зазвенела угроза.

– Что? – мягко улыбнулась Эллен.

Он хотел сказать что-то – и не стал. Только снова выругался:

– Чума на твою голову…

И снова ее кольнуло что-то, смехотворно напоминающее обиду. И в то же время она подумала с отчетливым оттенком торжества: «Вот так с ним и надо. Только так. Взять за горло и…»

И вы отвезете меня в Тарнас, господин Глориндель. Я две недели сдыхала в этой помойной яме, пытаясь пробраться на корабль, а теперь вы с комфортом доставите меня туда. И хоть мы не найдем там миледи Рослин – кого это волнует? Уж точно не меня. И что будет с вашим троном, с Калардином – мне наплевать. У меня есть цель, и важно только это.

Слышишь, Рассел – теперь у меня есть цель.

– Постой, но откуда ты знаешь меня в лицо?

Эллен обернулась. Еще раз окинула его взглядом, любуясь безупречным эльфийским телом. Намного лучшим, чем оно казалось сквозь мутную дымку дурмана…

– Я видела вас во сне, милорд, – шепнула она и снова рассмеялась, увидев возмущение в его глазах.

Ей нравился этот эльф. Он ей очень нравился.

Ему было так легко лгать.

– Проклятие, ты уверена, что именно эта гостиница? – вырвалось у Натана. Часть сознания тут же укорила его, что он выругался при ребенке, а другой частью он понимал, что ребенок отнюдь не столь невинен. Натан понял это еще на корабле, в трюме, не видя ее, по одному только прикосновению, – и сейчас, при свете дня, глядя ей в лицо, все больше в этом убеждался.

Она ему кого-то мучительно напоминала.

– Уверена, – сказала Ровена и крепче стиснула его руку. Натану не нравилось, когда она так делала; ему нечасто приходилось возиться с детьми, но в этой судорожной, почти яростной хватке не было ничего детского, ни тени беспомощности и немой мольбы о защите. Скорее походило на то, что она держала его, боясь, как бы он не сбежал. В других обстоятельствах это показалось бы ему смешным. Или, может быть, жутким.

Но сейчас он лишь пожал плечами и шагнул в дверной проем.

Гостиница была паршивая. Натан понял это еще снаружи; заплеванный пол с гнилой соломой и стойкий запах кислых винных паров, смешанный с вонью блевотины, укрепил его в этом мнении. В таких забегаловках обычно ночуют заезжие контрабандисты, а не дворянки с дочерьми, пусть даже беглые. В том, что девчонка голубых кровей, Натан не сомневался – благо повидал таких на своем веку немало. И в том, что она бежит, – тоже. Только вот от кого…

Или за кем, вдруг подумал он. Мысль отчего-то не казалась совсем уж невероятной.

– Так, значит, здесь ты останавливалась со своей мамой? – спросил Натан, стараясь, чтобы в голосе не отразились обуревающие его по этому поводу сомнения. Девочка кивнула – быстро, твердо и уверенно. Кажется, и правда не врала. Удивительное дело – Натан знал ее неполные три дня, но, похоже, уже мог без особого труда распознать ее ложь. И это отнюдь не из-за детской непосредственности… если бы.

Просто все же напоминала она кого-то, невыносимо напоминала – и, кажется, того человека он знал хорошо…

– Ну ладно, – проговорил Натан. – В какой комнате? Заберешь свою вещь, и убираемся отсюда.

Он сам не знал, почему потащился через полгорода в бедный квартал, выполняя прихоть девчонки, утверждавшей, что в этом гадючнике она забыла нечто очень важное. Натан даже оставил при себе мысли о том, сколько успел выпить нашедший пропажу на те деньги, что выручил за нее в ближайшей подворотне. Он не знал, что именно потеряла странная девочка, но в городах вроде Врельере тянут все, что плохо лежит. В давние времени Натан немало поошивался в подобных местах.

К его разочарованию, оказалось, что хозяин отлучился, а заменявший его рябой подросток пускать незваных гостей наверх наотрез отказался. Говорила с ним Ровена – спокойно, уверенно, и он, кажется, даже воспринимал ее всерьез; впрочем, это как раз Натана уже не удивляло. Сам он тальвардский более или менее понимал, но изъяснялся с трудом, поэтому без пререканий предоставил Ровене возможность вести переговоры. Тем более что это ведь было нужно ей, а не ему.

Проклятие, а что все-таки нужно ему? Здесь, в этом вонючем сарае, с этой странной девочкой? И совершенно, абсолютно не важно, кого она ему напоминает…

Небеса, третий раз за пять минут. Внезапно он разозлился.

Ну да. Она была похожа на Глоринделя. Хрен знает с чего он это решил, но так и было. Он почувствовал это еще в трюме, там, в темноте. И именно поэтому согласился взять ее с собой.

Вернее, решил пойти с ней. Вела-то пока что она.

– Натан?

Он едва не подскочил от неожиданности – проклятие, даже интонации те же! Что за чушь… Что общего может быть у сволочного эльфийского аристократа и маленькой безумной оборванки?

– Что? – резко спросил он. Ровена смотрела на него снизу вверх – мягким взглядом, черным и вязким, как трясина.

– Я сказала, что нам надо подождать. Тут, в зале. Ты что, не слышал? Возьми мне сидра.

– Ты еще мала для сидра, – быстро сказал Натан, радуясь возможности отвлечься от этих диких мыслей.

Ровена посмотрела на него очень странно. Потом молча пошла в дальний угол зала. На ней был короткий плащ с капюшоном, который Натан отдал ей, когда они сошли на берег: надо было хоть как-то прикрыть лохмотья, в которые превратилось ее платье, а то Натан опасался, что его, идущего рядом с ней, примут за насильника. Натану этот плащ доходил до бедер, а девочке – до пят, волочась по полу. Она шла неторопливо, гордо выпрямившись, и со спины ее фигура в складках плаща и этот капюшон вызывали мучительное чувство бывшего прежде… Да это был попросту вдвое уменьшенный в размерах Глориндель, истинно так.

Натан уже собирался впасть в отчаяние по поводу своей паранойи, когда вдруг заметил, что в углу, в который решительно направлялась Ровена, валяется вусмерть пьяный мужик. В два шага преодолев разделявшее их расстояние, Натан схватил девочку за плечо, рванул назад. Он почувствовал под пальцами ее худенькое, костлявое плечико, захрустевшее в его стальной хватке, и наваждение мгновенно схлынуло. На его место пришло чувство вины. Ну да, эльфийского недоноска можно было еще и не так тряхнуть. Он же все-таки здоровый мужик, пусть и аристократишка.

«А ты кто, ведьма?» – вдруг подумал Натан, когда Ровена обернулась, посмотрела на него и сказала:

– Пусти.

И – вот странно, Натан готов был поклясться, что она ему это уже говорила.

Он молча поволок ее в сторону, в противоположный угол зала. По счастью, время было раннее, и посетителей оказалось немного.

– Что ты себе позволяешь? – прошипела Ровена. Натан указал на распростертое в углу дурно пахнущее тело.

– Не лучшая компания для молодой леди, тебе не кажется?

– Я хочу сидеть там.

– Мечтаешь, как бы кто облевал твои изящные ножки?

– Мне нравится там!

Что за детское упрямство… Странно, у нее оно казалось куда менее естественным, чем у Глоринделя.

А с господином эльфом ведь пришлось повозиться…

– Нравится? – вдруг резко сказал Натан. – Хорошо. Ты сама так решила.

Он пошел в дальний угол, отодвинул скамью, сел на дальнем от пьяницы краю, вытянул ноги, сцепил пальцы на затылке. Несколько мгновений Ровена стояла будто в нерешительности, потом подошла. Хотела что-то сказать – может быть, попросить его пододвинуться, – потом молча села, оказавшись в шаге от сопевшего на полу пьянчуги. Натан махнул мальчишке за стойкой.

– Вина, парень! И сидра!

Странно, почему она захотела сесть здесь? Или сначала тоже не заметила неприятного соседа? А когда заметила – не изменила решения, потому что всегда делает то, что намеревалась с самого начала?..

Получив заказ, Натан душевно приложился к бутылке, пренебрегая стаканом. Ровена покосилась на свой сидр, потом сказала:

– Налей мне.

«Дворяночка не из низших родов», – подумал Натан, а вслух проговорил:

– Чтоб мне провалиться в тот день, когда я буду спаивать невинное дитя. – И, когда она полыхнула в его сторону возмущенным взглядом, добавил: – Ты же вроде не безрукая.

Он сам удивился тому, до чего же его порадовал этот взгляд – совсем обычный, исполненный детской преувеличенной обиды, – и тому, какую ностальгию он почувствовал. Оказывается, он успел соскучиться по таким взглядам.

«Маленькая злая эльфийка», – улыбаясь, подумал Натан, глядя, как она наливает густой, кисловато пахнущий сидр в чашку. Немножко неуклюже, все еще подрагивая от возмущения. Явно не привыкла сама себя обслуживать. Натан уже думал, что она вполне справится, когда Ровена вдруг тонко вскрикнула и выпустила бутылку. Сидр выплеснулся на стол и Ровене на колени; Натан хотел было выругаться – ну и впрямь безрукая! – когда вдруг услышал хриплый стон из-под стола, увидел медленно высовывающуюся над столешницей лохматую макушку, и все понял.

– Он за ногу меня схватил! – в панике пробормотала Ровена и дернулась, собираясь вскочить. Натан проворно схватил ее за плечо, надавил, с размаху усадив на место.

– Хотела? – жестко сказал Натан. – Сиди уж теперь.

Ровена что-то пискнула, и он сдавил ее уже по-настоящему. Она задохнулась, но не вскрикнула, только закусила губу, хотя Натан знал, что делает ей больно. Но, проклятие, он был намерен проучить девчонку с самого начала. С эльфом он прождал слишком долго…

Пьянчуга тем временем заполз на скамью с другой стороны стола и оказался прямо напротив них. Он был нестарый и даже не очень потрепанный, в неплохих кожаных доспехах – странно, что не стянули, пока дрых. Он обвел соседей по столу необоснованно счастливым взглядом и гнусаво протянул:

– Каларди-ин?

Натан бросил на парня за стойкой быстрый взгляд. Тот, похоже, ничего не слышал, благо говорил пьянчуга тихо.

– Нет. Лавария, – сказал Натан.

– Ох, не ври, братишка, – протянул пьянчуга, беззлобно щурясь. – Выговор-то у тебя баллийский. Я сам оттуда родом.

Отпираться было бесполезно. Натан не ожидал так скоро столкнуться с соотечественником, поэтому постарался свернуть разговор.

– Я давно там не был.

– Да уж, – усиленно закивал пьянчуга. – Теперь туда в здравом уме никто не сунется. Я вот был… не в… здравом, – с трудом выговорил он и глуповато хихикнул.

– Из кампании? – понизив голос, спросил Натан.

– А то… последняя… За припасами сюда ездили. А как наши возвращаться стали, я проулками… Ну их. – Он обреченно махнул рукой, и бутылку с вином едва не постигла участь бутылки с сидром. – Не вернусь. Я как узнал, что князя порешили, так сразу понял, нечего там теперь…

– Постой! – забывшись, Натан потянулся через стол к собеседнику. – Что ты сказал? Князя убили? Когда?!

– Да с неделю слухи ходят… Может, и давно уже. Ну только что теперь, без князя-то? Тальварды нас враз к ногтю прижмут… Ну а я тут… Тут оно лучше, чем на захваченных землях…

– Так что же теперь? Война кончилась?

– Да где там? Эльфы, говорят, подоспели, ну да сколько там тех эльфов…

Князь Калардина мертв. Проклятие. Оставалось надеяться, господин Глориндель успел обвенчаться с княжной. Теперь-то эльфы постоят за Калардин, как за родную землю. Чем она для них и станет вскоре… Но сейчас это не так важно.

Натан поднял глаза и увидел, что за стойкой теперь стоят двое мужчин – другой, постарше, за что-то отчитывал рябого парня. Натану хотелось еще порасспросить соотечественника о новостях с родины, но ему не терпелось скорее убраться из этого гадючника. Наверняка в городе есть более приятно пахнущие собеседники.

– Сама будешь говорить, – тихо сказал он Ровене.

– Конечно, – невозмутимо отозвалась та. Похоже, ее смущение улетучилось очень быстро. Натан невольно порадовался, что ей так и не довелось выпить сидра – все же не дело это для маленьких девочек.

Ему пришлось заплатить за право осмотреть нужную комнату, и он сделал это скрепя сердце, благо хоть сумму хозяин запросил чисто символическую. При этом он смотрел на девочку во все глаза – явно помнил ее, но ничего не сказал. Натан не сомневался, что все это зря, однако поднялся за Ровеной на второй этаж. Комнатушка, в которой, если верить девчонке, она жила с матерью, была небольшая, но на удивление опрятная – по крайней мере крысы не сновали под ногами, и то хорошо. Ровена сразу встала на колени, стала заглядывать под кровать, под комод, будто надеялась, что ее вещь закатилась в уголок и ждет хозяйку. Она даже пошарила ладонью по полу, а когда вытащила руку, та была серой от пыли и паутины. Девочка разочарованно вздохнула, с трудом поднялась, кряхтя, будто старушка, которой тяжко выпрямлять спину.

– Нет, – пожаловалась она.

– А ты что думала? – хмыкнул Натан. – Ну, пошли?

Но Ровена не двинулась к выходу – она села на единственный стул у колченогого стола, тяжело оперлась о столешницу локтем, будто правда устала или словно вдруг какая-то тяжесть навалилась ей на плечи.

– Как же теперь… я… – В ее голосе сквозила ужасная растерянность, но это тоже было странно взрослое чувство, уже без примеси обиды или негодования на то, что все пошло не так. – Что же я теперь ему отдам? У меня ничего нет… только вот…

Она согнулась еще сильнее, запустила руку за вырез лифа. Пошарила там, извлекая глубоко спрятанную вещь. Натан не знал, что она носит у самого сердца, да и знать не хотел, что там обычно носят женщины… и потому, может, у него дух перехватило, когда он увидел треугольничек сморщенной плоти, зажатый в тоненьких детских пальчиках.

– Только вот это, – сказала Ровена, не сводя глаз со своего сокровища. – Но это я никому никогда не отдам.

Натан никогда не подумал бы, что узнает его, но сейчас был совершенно уверен: это кусок уха Глоринделя, отрезанный лесным разбойником.

У Натана пересохло горло. Он протянул руку, потом вдруг словно понял, что не дотянется до Ровены с такого расстояния. Сделал шаг вперед, другой. И вместо того, чтобы выхватить у девочки жуткий трофей, вцепился в ее плечо.

– Откуда… откуда это у тебя? – хрипло спросил он.

Ровена подняла на него настороженный взгляд. Поежилась, тихонько попыталась отодвинуться. Рука с обрезком уха медленно сжалась в кулак, и Натан знал, что никакой силой его не разжать.

– Дай это… дай сюда…

– Я же сказала! – прозвенел неожиданно громкий голос Ровены. – Я никому никогда его не отдам!

– Дай мне это сейчас же! – в ярости крикнул Натан, хватая ее за плечи уже обеими руками.

И тогда она подняла к нему круглое белое лицо, на котором черным огнем горели широко раскрытые глаза, и четко сказала:

– Руки прочь от своей княгини, вассал.

Он мгновенно отпустил ее. Выпрямился. Девочка поднялась, и Натану вдруг показалось, что она стала выше ростом. Ровена (хотя уже не было смысла называть ее этим именем) подняла руку, откинула с головы капюшон. Натан не увидел ничего, чего не видел бы до того – ее лицо и так было на виду, а грязные спутанные волосы рассыпались по плечам отнюдь не эффектно, но ему сполна хватило одного этого жеста – того, как она откинула капюшон. Дворяночка не из низших, о да.

Дворяночка королевских кровей.

– Миледи… Рослин…

– Ты слышал, – сказала она. – Мой отец мертв. У меня есть время до новой луны, чтобы обзавестись мужем, новым князем нашей страны. Им станет лорд Глориндель, эльфийсикй принц.

– Как же станет, – медленно проговорил Натан, не сводя с нее глаз, – как же станет, миледи, если вы – здесь?

– Значит, не станет, – спокойно сказала она. – И княжеский трон займет мой дядя лорд Аронис. Но до новой луны нет у Калардина другого законного властителя, кроме меня. Преклони колени, Натан, и присягни своей княгине.

И Натан сделал, как она велела. Преклонил колени и присягнул. Потому что верность долгу – это то, чем он расплачивался за прежние грехи. А грехи эти были таковы, что за всю жизнь ему их не искупить.

Отныне эта взбалмошная и жестокая девочка – его госпожа, подумал он, когда она позволила ему подняться.

Мудрые люди говорят, что жизнь вечно идет по кругу. Наверное, они правы.

– Теперь мы должны вернуться в Калардин, миледи, – после неловкой паузы сказал Натан.

Леди Рослин крепче стиснула кулак, в котором все еще сжимала ухо своего жениха, и сказала:

– Нет. Я направляюсь в Тарнас, в оплот некромантов. И приказываю тебе сопровождать меня.

– Вы не успеете вернуться в Калардин… даже если выживете.

– Я знаю. Слава всеблагим небесам, наша ветвь – не единственная в княжеском роду. Стало быть, отречься от престола – мое право.

– Но ваш дядя слабоумен, миледи. Вы же знаете. Он не сможет управлять страной. Нас захватят тальварды.

– Вас, – холодно поправила Рослин и улыбнулась.

Натан слишком хорошо знал эту улыбку.

«С вами будет трудно… снова», – подумал он, понимая, что выбора у него нет.

С моря дул ветер. Над горизонтом густо клубились низкие тучи. Пахло скорым дождем.

Эллен ежилась, тревожно оглядываясь по сторонам.

– Пойдемте быстрее, – в который раз попросила она и в который раз услышала в ответ:

– Ты заткнешься наконец или нет?

Она уже уяснила, что господин Глориндель не слишком стеснителен в выражениях.

Они пробирались сквозь запруженную набережную, впрочем, едва ли не пустынную по сравнению с тем, какой она бывала обычно, и вовсе не в связи с приближающейся бурей. Две трети порта выгорело, большинство кораблей спешно снялись с якоря, на уцелевший участок пристани было не пробиться. Эллен сразу поняла, что морем они в Тарнас не доберутся: одни боги знают, сколько дней уйдет только на то, чтобы раздобыть места на корабле. Когда эльф понял это, он пришел в ярость. Эллен неожиданно почувствовала умиление. Почему-то она ждала от него именно такой реакции, и ей понравилась предсказуемость ее нового господина. Да, пока что он, наверное, ее господин… хоть ему и не суждено стать калардинским князем.

– Так как же мы туда доберемся?

– По суше. Верхом. У вас разве нет коня? – Эллен знала, что конюшня гостиницы, из которой она вывела Глоринделя, сгорела вместе с домом, и разбежавшихся коней так и не нашли, но не удержалась от желания подколоть эльфа лишний раз.

– Нет, и тебе это известно!

– Так купите. Забот-то? У вас ведь много денег.

У него правда было много денег – судя по тому, как он ими сорил. Пил лучшее вино, ночевали они в хорошей гостинице, где никого не заботил их калардинский выговор, а одежда, которую эльф купил Эллен взамен изношенной, была, пожалуй, излишне роскошной, хоть и в темных тонах. Не лучший способ затеряться среди толпы… впрочем, Эллен ведь обзавелась защитником. Правда, эта мысль, которую она упорно твердила про себя, неизменно сопровождалась оттенком неуверенности. Да, он мужчина… он эльф, он в Тальварде, и он все еще жив. Но сможет ли и, главное, захочет ли он ее защитить, если – вернее, когда – им повстречаются охотники до легкой добычи?

Но он по крайней мере был очень щедр. Этого не отнять.

– Далеко хоть ехать?

– Не знаю.

– Проклятие! Что ты мне голову морочишь?! Где это место?

Эллен молча улыбалась, а он продолжал сквернословить – больше ему ничего не оставалось. Ничего, когда они снова окажутся в гостинице, она отлучится под благозвучным предлогом, вернется в порт и выяснит, как добраться в Тарнас по суше. Хотя она знала, что это далеко. И долго. Спрашивала в одной таверне с хозяйкой-калардинкой, когда отчаялась найти способ попасть на корабль. Правда, деталями тогда не полюбопытствовала. А жаль.

Теперь они шли обратно по той же пристани, и подол дорогого нового платья Эллен волочился по месиву из конского помета и рыбьей чешуи. Уже темнело, Эллен не терпелось дойти до гостиницы, а потом вернуться в порт и, узнав все необходимое, снова почувствовать себя хозяйкой положения. Эльф же, как назло, шел неторопливо, хотя и морщил нос от ядреных портовых запахов – однако оглядывался с интересом. Он впервые был здесь – как оказалось, во Врельере он приехал только накануне пожара. И сейчас вертел головой, будто простолюдин из глухой деревни, впервые выбравшийся в город. В уцелевшей части порта торговля шла бойко, как никогда; торговцы пытались хоть как-то возместить убытки после пожара. Вдоль прибрежной полосы тянулись помосты невольничьего рынка, народу там было больше, чем где бы то ни было, – стоянка в порту нынче стоила дорого, и рабовладельцы спешили сбыть с рук товар. Эллен, проходя мимо этого участка пристани, прибавила шагу. Рабство постепенно изживало себя, в Калардине его отменили еще до рождения Эллен, и в подобном месте ей становилось не по себе. Эльф же, напротив, пошел медленнее, разглядывая выставленные напоказ обнаженные тела.

– Дикая страна, – протянул он, но звучало это вовсе не осуждающе, а скорее с восхищением, к которому примешивалось слабое, но нескрываемое вожделение.

– Идемте, – снова попросила Эллен.

Он дернул плечом, будто до него дотронулся смерд, беззлобно бросил:

– Заткнись, сказано. – И, помолчав, добавил: – Когда я стану вашим князем, то снова узаконю рабство.

Эллен круто развернулась к нему.

– Что? – изумленно выдохнула она, остановившись. Эльф тоже остановился и посмотрел на нее, рассеянно улыбаясь. Кажется, он говорил вполне серьезно. – Вы в своем уме… милорд?! Калардинцы никогда этого не позволят!

– Калардинцы возьмут в жены эльфиек, а тальвардок возьмут наложницами, – весело сказал эльф. – Не думаю, что это придется им не по душе.

– И совсем скоро от одних родятся эльфы, а от других – новые рабы, – тихо проговорила Эллен.

Эльф улыбнулся шире.

– А ты не так уж и глупа. – Он потрепал ее по щеке и снова развернулся к помостам, широко расставив ноги и заткнув пальцы за пояс. Эллен смотрела в его широкую спину, меж изящных лопаток, и думала: «Как хорошо, милорд, что вам никогда не стать калардинским князем».

Выжидающая поза эльфа и его оценивающий взгляд ввели в заблуждение торговца, стоявшего у помоста, возле которого они оказались. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, тем более что покупателей сманил его сосед – в пяти шагах от них шумно шел торг за здоровенного, как скала, галерного раба.

– Извольте, добрый господин! – бурно жестикулируя коротенькими ручками, воскликнул работорговец, обращаясь к эльфу; по выговору, как и по незапоминающейся внешности, его происхождение определить было трудно. – Взгляните только!..

Он что-то лопотал и кланялся, а Глориндель смотрел – теперь уже не отрываясь. Эллен подняла голову и поняла, что он не случайно остановился именно здесь.

На невысоком деревянном помосте стояла женщина. Странной внешности – темнокожая, с густыми, но почему-то коротко стриженными волосами – черными, на свету отливавшими алым. Лицо у нее было не красивым, но броским, приковывающим взгляд. От нее веяло безудержной плотской привлекательностью – и в то же время опасностью, несмотря на то, что стояла она смирно, потупив взгляд и прикрывая руками груди, столь большие, что за ладонями прятались только соски. Рабыня для утех – таких предлагают множество по всему побережью. Странно, что ее никто не купил до сих пор… и в то же время Эллен, хоть и не была мужчиной, понимала: ничего в этом нет странного. С такой женщиной хорошо усладить свою плоть единожды, но на второй раз уже она будет госпожой, а ее хозяин – рабом. Подобных женщин покупают богатые бордели, но не частные лица, – а держатели богатых борделей предпочитают закрытые торги, это знала даже Эллен, в родной стране которой не было рабства. Непонятно, как этого мог не понимать хозяин девушки…

Последняя мысль отдалась в Эллен неясной тревогой, и она всмотрелась в рабыню пристальнее, пытаясь понять, что же здесь не так…

– Сколько? – спросил эльф.

Эллен вскинула на него взгляд. Что за глупость?

– Пятьсот монет всего-то навсего, добрый господин, – обрадовался хозяин.

Вожделение в глазах эльфа на миг подернулось дымкой разочарования.

– Да ты никак безумен, – с сожалением сказал он.

Хозяин всплеснул руками.

– Помилуйте, сами же видите, какова краса! А груди! А на зубы только взгляните!

– Зубы ее меня как раз меньше всего интересуют, – сухо усмехнулся эльф – но Эллен видела, что его едва ли не трясет. Зрачки расширились до размеров радужки, дыхание было глубоким и медленным, словно он пытался совладать с собой, и Эллен могла бы поклясться, что, дотронься она до его мужской плоти, та оказалась бы в полной готовности…

Она внезапно представила, как делает это, прямо здесь и сейчас, – и эта мысль была до того непристойной, что нескрываемое желание Глоринделя, столь странное для аристократа любой нации, не говоря уж об эльфах, показалось ей простительным и естественным. Эллен виновато отвела глаза, уверяя себя, что он может делать все, что ему заблагорассудится, – и тут же вскинулась, услышав громкий шепоток работорговца:

– Но я понимаю доброго господина… все же деньги и впрямь немалые… и готов всего за двадцать монет дать опробовать товар. У меня и местечко есть…

Так вот в чем дело! Это всего лишь проститутка и ее сутенер, маскирующиеся под рабыню и хозяина – может, чтобы таким образом уйти от традиционного налога на проституцию, а может, по другой причине…

Тревога не уходила.

Глориндель слегка улыбнулся, его лицо разгладилось. Он раздвинул складки плаща, сунул руку за пояс, отыскивая кошелек, а глаза по-прежнему пьяно блуждали по расслабленному темнокожему телу…

В тот миг, когда он уже тянул кошелек из-за пояса, Эллен вцепилась в его предплечье и повисла на нем всем телом – так внезапно, что эльф едва не упал.

– Ты совсем спятила? – яростно выпалил он, бросая на нее свирепый взгляд. В нем все еще блуждали огоньки приглушенной страсти, а тело даже сквозь одежду было горячим…

…горячим?!.

Минуту назад, стоя рядом, Эллен даже вполовину не представляла силы его возбуждения. Он смотрел на нее, будто голодный волк, из пасти которого только что вырвали честно добытое мясо, и Эллен поняла, что, если она сейчас не остановится, он просто разорвет ее на куски… и утолит голод ее мясом. От этой мысли ее бросило в жар – и это не было ответным возбуждением, вовсе нет, напротив – диким, паническим страхом.

Еще мгновение она падала в его взгляд, будто в пропасть, а потом услышала свой голос:

– Если вы сделаете это, я никуда с вами не пойду. И ничего не скажу.

Он разразился самыми ужасными проклятиями, какие ей только доводилось слышать. Дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее, но она вцепилась в его предплечье слишком крепко; тогда он ударил ее по лицу, наотмашь, видимо, в ярости забыв об их уговоре. Эллен рухнула на колени, зажала пальцами разбитый нос. Жесткая рука вцепилась в ее волосы, рванула, ставя на ноги. Перед взглядом Эллен мелькнуло лицо торговца, и она ясно увидела на нем смесь удивления и злобы. Задуматься об этом она не успела: эльф вцепился в ее локоть и, продолжая сыпать бранью, ринулся прочь от помоста, с пристани.

Он проволок Эллен через всю набережную, и она шла покорно, не издавая ни звука, будто сама была провинившейся рабыней, а он имел полное право ее наказывать. Когда они оказались в гостинице, Глориндель швырнул Эллен на кровать.

– Ты паршивая гребаная дрянь, – задыхаясь, проговорил он; его прекрасное лицо было застывшей маской ярости, а васильково-синие глаза – совершенно безумными. «Он убьет меня», – подумала Эллен. – Если тебе так уж не хочется, чтоб я удовлетворял себя с уличными девками, раздвигай ноги сама. Ну, живо!

Эллен молча шмыгнула разбитым носом – тихонько, по-прежнему глядя в пол. Потом потянулась к подолу, стала заворачивать его наверх. Пальцы ее плохо слушались.

Эльф стоял над ней, часто и хрипло дыша, и не двигался.

– Дура, – наконец сказал он. – Ты в зеркало-то себя видела? Мне напиться надо до полусмерти, чтобы на тебя позариться.

– Вы сами попросили, милорд, – прошептала она.

Его рука дернулась для нового удара, но почему-то не нанесла его.

– Убирайся с моих глаз.

Эллен вскочила, бросилась к двери, боясь, что он передумает. Когда он окликнул ее, она застыла будто вкопанная. Голос эльфа звучал бессильно и почти жалобно:

– Ну ты что, влюбилась в меня или просто дура, каких свет не видывал? Почему я не мог ее отыметь, а? Ты сама хоть можешь ответить?

Последний вопрос был самым верным.

Она не могла.

– Отдохните, милорд, – одними губами сказала Эллен и выскользнула за дверь.

Как кстати это пришлось, думала она, спускаясь по лестнице. Ей ведь нужно обратно в город – вот и предлог сыскался.

Сердце билось гулко, но уже немного реже. «Что это было? – подумала Эллен. – Небеса, что все это значило? Что вообще произошло?» Она не знала. Она просто ощутила тревогу и… страх… страх за него, когда посмотрела в это застывшее лицо. И кажется – теперь смутно вспоминалось, – подумала, что должна его защищать. Что это она должна и будет его защищать, а не наоборот, как она рассчитывала сначала.