Текст книги "Зачем нам враги"

– Надо ведь в полнолуние, – сказала она. – Ночью…

– Глупости, – нетерпеливо перебила Рослин. – Одни дуры в полнолуние ночью гадают, да все равно неправильно – а я знаю, как надо, я могу и днем. Ну, давай?

Они сидели в этой гостинице уже третий день, и Рослин скучала. Дальше дорога была закрыта – в этой части Калардина недавняя буря нанесла еще больший урон, чем в столичной округе, и завалы до сих пор не разобрали. Денег, которые взяла с собой Эллен, хватило, чтобы хозяин гостиницы, до того чуть не погнавший похожих на нищенок женщин со двора, расшаркался и отыскал свободную комнату. Дорогу должны были расчистить самое позднее к завтрашнему вечеру – это было поручено солдатам короля, собиравшегося вскоре продвинуть этим путем часть своей армии. Вряд ли кто-то из них знал свою княжну в лицо, но рисковать все же не стоило. Они отсиживались в комнате, никого к себе не пуская, – только Эллен время от времени выходила за едой и новостями.

Изо дня в день Рослин становилась все раздражительнее, но глупостей не выкидывала. Эллен даже жалела об этом: если бы сейчас их настигла погоня, она бы… что – она бы? Она была бы немедля казнена за похищение княжеской дочери – никто не стал бы вникать в детали произошедшего. Впрочем, как знать – может, это был бы не самый худший исход дела. Потому что там, куда они направляются, ее ждет не лучшая участь.

– Нет у меня суженого, – легко улыбнувшись, сказала Эллен.

– У всех есть. Ты можешь с ним не соединиться, но он есть. Ты уже встречала его или еще встретишь.

– Он умер.

Рослин послала солнечный зайчик ей прямо в лицо. Отраженный луч сверкнул в глубине зеркала слепящим белым сполохом. Эллен вскинула руку, защищая глаза.

– Пока ты жива, где-то есть твой суженый, – равнодушно сказала Рослин, не меняя угол наклона зеркальца. – Не один, так другой. Погадаем? Или ты боишься? Брось ты уже эти тряпки, смотреть на них не могу.

– Ну хорошо, – сдалась Эллен. – Если вам так хочется.

– Мне хочется, – без улыбки сказала Рослин, и Эллен тоже расхотелось улыбаться. Маленькая госпожа умела говорить так – коротко и сухо, не капризно, не требовательно, но при этом абсолютно ясно давая понять, что ей нужно и чего она любой ценой добьется. Леди Рослин было одиннадцать лет, но это она умела лучше многих взрослых – добиваться.

Это и не только это.

По приказу Рослин Эллен закрыла ставни и заткнула щель между ними одеялом. В комнате стало сумрачно, как поздним вечером. Рослин сунула в рот щепотку сушеной травы из своего узелка, не глядя протянула Эллен, потом положила зеркало на стол, наклонилась над ним, осторожно подула на стекло.

– Теперь ты, – коротко сказала она. Эллен в который раз подумала, что у нее совсем не детский голос. То есть тембр, конечно, такой, как и должен быть у одиннадцатилетней девочки, но интонация… и непреодолимая сила, которой очень трудно противиться. В полумраке Рослин, сгорбившаяся, навалившаяся с локтями на стол, казалась молодой карлицей.

«И ведьмой», – мысленно закончила Эллен и слизнула с ладони траву, а потом, уперевшись ладонями в столешницу, дунула на тускло блестевшее стекло.

Рослин нарисовала ногтем пентаграмму на стекле, тихонько и неразборчиво напевая про себя. Потом бросила на стекло щепотку сушеной травы – Эллен не видела в темноте, но знала, что это не та трава, которую они обе только что съели.

– Суженый мой, ряженый, мне судьбой назначенный, светлый лик яви пред мои ясны очи, – сказала Рослин, и Эллен ясно услышала в ее голосе насмешку. «Как же можно, – с невольным упреком подумала она. – Ведь не подействует…» Завершить мысль она не успела, потому что стекло вдруг вспыхнуло – точно так же, как несколько минут назад, резко, бело. Эллен невольно вскинула голову, думая, что тряпка выпала из щели и свет прорвался внутрь.

– Смотри, – сказала Рослин, и она увидела, хотя сначала подумала, что бредит.

Там были двое мужчин. Оба конные; они ехали рядом, а вокруг них шумела листва – Эллен знала, что она шумит, хотя зеркало не могло отображать звук, – но она видела движение мельчайшего листочка на самой крохотной ветке. Ее зрение вдруг обострилось, мучительно заболели глаза – хотелось зажмуриться, но она не стала и подалась вперед, стараясь рассмотреть получше.

Один мужчина был молодой, белокурый, с неестественно красивым, будто ловко нарисованным лицом. Он что-то говорил, нагло и самоуверенно улыбаясь. Его спутник, крепкий, коротко стриженный человек с твердыми крупными чертами, слушал молча, глядя прямо перед собой. Было видно, что ни болтовня собеседника, ни сам собеседник ему неприятны. Белокурый красавец что-то говорил и зло смеялся, а хмурый человек все так же смотрел в сторону, только что-то менялось в его глазах. Что в них было – и чем стало, Эллен не успела понять. Рослин вдруг дунула на стекло, свет тут же померк, картинка смазалась и медленно угасла.

– Хватит, – сказала Рослин и засмеялась – невесело и как-то деревянно. – С тебя довольно. А то с непривычки…

– Что – с непривычки?

Глаза княжны блеснули.

– Ну вот. Надо же, они вместе, – не ответив на вопрос, сказала она.

– Кто?

– Наши суженые. Твой и мой. Ты что, не видела?

– Я… – Эллен сглотнула, смачивая горло слюной. – Я не… знаю. Почему вы думаете…

– Ну да это ведь был лорд Глориндель, – нетерпеливо сказала Рослин. – Этот эльф. Я его уже видела раньше. Я все время его вижу. Знала его в лицо еще до того, как увидела на портрете. Хороший портрет… честный. Только слишком большой, чтобы я могла взять его с собой. Впрочем, мне он и не нужен, пока у меня есть зеркальце.

– Это был ваш жених?! – И ведь в самом деле – не зря белокурый показался ей неестественно красивым. Не человеческой, а эльфийской красотой.

– А ты думала, твой? – насмешливо сказала Рослин. – Даже не мечтай, милая. Глориндель мой. Он даже сам не знает… насколько.

– А другой… кто он?

– Почем я знаю? Может, его слуга, может, случайный попутчик… Не очень-то хорош, право, но для тебя – в самый раз.

Эллен провела языком по спекшимся губам. Попыталась вспомнить взгляд мужчины, которого маленькая госпожа прочила ей в суженые. Понять, что было в нем… что стало в нем появляться, прежде чем он исчез. Облизнула губы еще раз. Во рту жгло горечью.

– Давайте еще посмотрим, – попросила она и даже не успела удивиться собственному желанию – Рослин опередила ее коротким и жестким:

– Нет.

И как всегда, с ней… не то чтобы не было смысла – недостало смелости спорить. Они посидели в темноте, молча, каждая думая о своем. Потом Эллен сказала:

– Глупости это. Нет у меня… другого суженого.

– Может, у эльфов принято выдавать жениных служанок за своих слуг, – сказала Рослин, и это снова звучало будто издевка.

– Я не выйду замуж, – сказала Эллен. – Никогда не выйду, вы же знаете.

– Знаю и думаю, что ты все же дура.

– А вы слишком умны для ваших лет, маленькая госпожа.

Она нарочно так сказала, зная, в какую ярость всегда приводит Рослин упоминание о ее возрасте. Вот и сейчас – княжна вскочила, что-то зашуршало в темноте – кажется, сухая трава посыпалась на пол.

– Не смей так говорить! Никогда!

– Не буду, – смиренно сказала Эллен, и в следующий миг ее голова дернулась набок, а губы ожгло болью. Вероятно, Рослин целила по щеке, но в темноте промахнулась – хоть она и была бесовским созданием, однако тело ее оставалось телом человека, и в темноте она видела не лучше Эллен. А та любила такие минуты – била Рослин всегда сжатым кулаком, прямо, без замаха, в слепой яростной обиде, как обычный, нормальный, настоящий ребенок.

Эллен потрогала пальцами губы, улыбаясь. Да, то, что она сказала, глупо и жестоко – все равно что высмеивать малый рост карлицы. Она ведь не виновата, что такой родилась. И не виновата, что люди над ней насмехаются. Но только и люди ведь не виноваты тоже, правда? Они просто глупые… а вы, миледи, умны не по годам.

– Почему вы бежите от него?

– Я от него не бегу, – раздраженно бросила Рослин; впрочем, она всегда быстро отходила.

– Но ведь он едет к вам. Он, должно быть, уже теперь в столице. И думает, что вы не хотите его.

– Мне все равно, что он думает. Так же как ему все равно, что думаю я.

– Вы уже любите его? – почему-то спросила Эллен и обругала себя за непроходимую глупость, но Рослин вдруг ответила:

– Да. Очень. – И добавила: – Он мне нужен.

«Зачем?» – подумала Эллен и прикрыла глаза. Нельзя спрашивать. Нельзя. Во рту все еще был привкус горечи, губы саднило.

– Он… он ведь мой суженый. Его не остановит то, что я пропала. Он отыщет меня. А я к тому времени уже научусь всему, чему должна… и смогу использовать его как следует. Он найдет меня и… спасет. Разве так не положено?

– От кого спасет, миледи? – спросила Эллен.

Рослин сказала:

– Отопри уже ставни. Душно.

Солнечный свет показался неожиданно блеклым и мутным, с чуть заметным розоватым отливом, хотя день едва только перевалил через половину. Эллен поморгала, держась за ставни. Ее ноги вдруг отчего-то сделались слабыми, будто ватными.

Потом она повернулась к столу и увидела Рослин. Та снова сидела за столом, положив подбородок на сцепленные пальцы, и смотрела на зеркало. Эллен тоже посмотрела на него. И смотрела очень долго.

– Я не слышала, как оно треснуло, – наконец проговорила она.

Рослин смахнула разбитую стекляшку на пол и равнодушно сказала:

– Я тоже. Поди узнай, как движутся работы. Я не могу больше здесь оставаться. А заодно принеси мне клубники.

Глэйв встретился им на третьей неделе пути. К тому времени они продвинулись гораздо дальше, чем можно было предположить, и Эллен успела в полной мере осознать безумие того, что сделала, а также благополучно загнать это осознание туда, откуда оно пришло. У нее не было выбора, она не могла и не хотела оставаться в Калардине. И если леди Рослин из родного дома гнало стремление обрести нечто новое, то Эллен хотела забыть старое. А там – не могла. Правда же не могла. Два года пыталась – но так и не сумела. Впрочем, старая фрейлина Аннара, с которой они порой болтали за шитьем, все качала головой и говорила, что два года – слишком мало. Но сколько же еще, небеса… сколько же можно еще? Эллен так больше не могла. Она там больше не могла.

Хотя были минуты, когда она понимала, что они должны вернуться. Неоднократно – особенно когда они покинули спокойные области и в жарком летнем воздухе повеяло запахом войны. Пока слабо, издалека – от северных границ. Эллен была просто женщиной – самой обычной, ее не интересовала война, в последние два года – уже и вовсе не интересовала, и вот теперь пришла пора об этом пожалеть. Рассел говорил ей, что тальвардам никогда не взять Калардин, но Рассел был юн, глуп и тщеславен, она всегда знала это, хотя и любила его – а может, именно за это и любила. Его юность, глупость и тщеславие сделали то, что сделали, с ними обоими, и она уже давно перестала его за это ненавидеть. А теперь, кажется, начинала снова – потому что, когда они с Рослин вышли на вершину холма и увидели горящие села и выжженные поля, простиравшиеся под их ногами, Эллен подумала: «Если бы ты был жив, я не оказалась бы здесь».

– Пахнет паленой плотью, – сказала Рослин. Она смотрела вниз, жадно, как девочки ее лет смотрят на нарядных дам или парад рыцарей. Ее цепкие холодные пальчики крепко сжимали ладонь Эллен. Это успело стать привычным.

– Мы не можем идти туда, миледи, – сказала Эллен.

– Но там Тальвард! Может, уже за этой долиной!

– Женщинам опасно туда идти.

– Может, переоденемся в мужчин? – раздраженно сказала Рослин. Эллен промолчала. Она-то понимала, что там, внизу, грозит женщине – из того, что не грозило бы мужчине, но не собиралась говорить об этом. Леди Рослин во многом была еще совсем дитя. К сожалению, не в том, за что взрослые любят детей, а в том, за что ими тяготятся.

– Давайте обойдем, – сказала Эллен. Черный дым стелился по земле, а над ним плыли низкие серые облака. Следов битвы нигде не было видно, но справа целое поселение полыхало, как единый факел. «А ведь я могла бы пройти там, – вдруг со странным спокойствием подумала Эллен. – Сквозь огонь. Тальварды оттуда наверняка уже ушли. Я прошла бы». Она перевела взгляд на девочку, обводившую долину мутным взглядом. И внезапно поняла, что мгновение назад почти всерьез думала о том, как пробраться в Тальвард – так, будто хотела этого сама.

Хотела, в ярости подумала она. Хотела, всегда хотела! С самого начала хотела! И если сейчас бросить девчонку… оставить здесь, а самой туда… можно… в самом деле… достать мужскую одежду и… пойти туда, через огонь…

К тебе.

Рослин вздрогнула, тихонько шевельнулась, настороженно глядя на Эллен. Та мгновение не понимала, что случилось, а потом увидела, что стискивает руку девочки изо всех сил.

Она ослабила хватку и улыбнулась, глядя в пристальные черные глаза.

– Пойдемте, маленькая госпожа. Обходной путь неблизок.

Обходной путь в самом деле оказался неблизок – и ненамного безопаснее прямой дороги. Здесь еще не было тальвардов, но уже виднелись следы войны. Солдаты на дорогах, обозы беженцев, покинутые села, пустеющие трактиры, брошенная истощавшая скотина, жалобно и страшно воющая посреди выжженных полей. На женщину и девочку, жавшихся по обочинам и пробиравшихся в направлении, которым шли только воины, смотрели с недоумением, иногда с подозрением, но никто их не останавливал. Может быть, принимали за сумасшедших – и отчасти были правы, а может, и не только отчасти.

На второй день случилось то, чего Эллен ждала с самого начала пути, то, что всегда случается с женщинами, беспечно путешествующими по дорогам в беспокойное время.

Это произошло ближе к вечеру на дороге из Элвитона в Паргг – раньше это была главная дорога, соединявшая Калардин с соседними странами. Эллен надеялась, что по ней можно будет выйти на распутья, ведущие к обходному пути в Тальвард. Сейчас эта дорога была заброшена, ею никто не пользовался – все местное население давно перебралось в глубь княжества. Эллен и Рослин шли по самой середине тракта, по утрамбованной полосе между заболотившимися колеями. Местность была холмистая, дорога то и дело виляла, сворачивала то вправо, то влево, загибалась под немыслимыми углами. Предугадать, что находится за следующим поворотом, было невозможно. Поэтому когда они в очередной раз обогнули подножие небольшого возвышения, то оказались прямо перед тем человеком.

Он стоял на коленях возле тела, лежащего в пыли лицом вниз, и стаскивал с него сапоги. Сапоги были очень хорошие, из добротной кожи, с толстой подошвой, еще лоснящейся от недавно нанесенного масла. Рядом валялась разодранная куртка, усыпанная мятыми свитками. Видимо, мертвый мужчина был скороходом.

Человек, убивший его, зло и грубо ругался себе под нос, видимо, раздраженный тем, что при его жертве оказались не деньги, а какие-то никчемные бумажки. Окровавленный нож валялся чуть поодаль, слева от трупа.

Эллен встала как вкопанная, чувствуя, как все эти мелочи грубо, болезненно врезаются в ее мозг и память. Ей хватило мгновения, чтобы понять, что будет дальше. Рослин тоже остановилась, глядя на труп с любопытством. Убийца возился с сапогами своей жертвы и, кажется, не заметил двух женщин, застывших в пяти шагах от него. Эллен стиснула руку Рослин и так тихо, как только могла, шагнула назад.

Ни одна из них не издала ни звука, но стоило им шевельнуться, как убийца поднял голову.

На молодом лице, от висков до подбородка заросшем жесткой черной щетиной, ярко блестели большие, очень красивые глаза пронзительного изумрудного цвета. Эллен будто к месту пригвоздило этим взглядом. Оторопев от ужаса, она схватила Рослин за плечи и рывком притянула к себе, вжимая ее лицо в свою грудь.

Мужчина поднялся, отряхнул пыль с колен, не отрывая взгляда от женщин. По его лицу поползла извилистая ухмылка.

– О-па, – проговорил он хриплым, надсадным голосом. – Да не мерещится ли мне? Какие красавицы… А охрана ваша где?

– Дайте нам пройти, – сказала Эллен, зная, что он не даст. Ее сердце тяжко и гулко билось под вдавливающимся в грудину лбом Рослин.

– Ну еще чего, – усмехнулся мужчина. – Нынче в этих местах бабу вовсе не сыскать. Одна солдатня, даже и ограбить-то толком некого.

Он говорил почти жалобно, в то же время шаря по телу Эллен жадным взглядом. Она чувствовала, как каменеет под этим взглядом, но знала, что пытаться бежать бесполезно. Ее мечущийся взгляд упал на валяющийся в грязи нож. Мужчина заметил это, ухмыльнулся шире, поднял оружие с земли, стряхнул с него кровь.

– Хорошая мысль, красавица моя, – сказал он и пошел к ним.

Эллен знала, что надо хотя бы отпрянуть, но не могла – ноги вросли в землю. Руки Рослин судорожно стискивали ее юбку, тянули за складки вниз, будто пытаясь сорвать. А этот срывать не станет, отрешенно подумала Эллен, он просто разрежет. Или вовсе задерет.

– Не при дочке, – непослушными губами сказала она. – Только не при дочке, добрый господин… пожалуйста… Она маленькая… еще…

Мужчина остановился в полушаге от нее, взглянул на закрытый капюшоном затылок Рослин. Протянул руку, взял девочку за плечо. Развернул к себе.

Долго, долго смотрел ей в лицо, и его улыбка становилась то растерянной, то злобной, то еще более похотливой.

– Сколько лет тебе, малышка? – наконец спросил он.

– Десять, – быстро ответила Эллен.

– Заткнись, шалава, я девчонку спрашиваю.

– Мне одиннадцать, – спокойно сказала Рослин.

– Одиннадцать, – пожевав губы, повторил убийца и поудобнее перехватил нож. – Да, пожалуй, маловата еще. И титек-то небось нет, а? А вот мамаша твоя, похоже, природой не обижена. Хотя мордашкой ты явно не в нее уродилась. Ну да ладно. Пошла прочь.

И по-прежнему глядя на Эллен, убийца ударил княжну по лицу – коротко, наотмашь. Рослин рухнула на землю как подкошенная. Убийца несильно пнул ее в спину, велев убираться, и совсем не грубо взял Эллен за плечо. Та смотрела на него, будто сквозь дымку, и вдруг почему-то подумала про человека, которого видела в зеркале рядом с эльфийским принцем.

«Он тоже так делает», – пронеслось в ее голове, прежде чем грубая от мозолей рука сдавила ее горло.

– Не дергайся, – сказал убийца, царапая жесткой щетиной кожу возле ее уха. Эллен смотрела перед собой – на Рослин, которая отползла в сторону, села на траву и неотрывно смотрела на них. Левая часть лица девочки уже начинала заплывать, превращаясь в синяк, из носа текла кровь. Но ее взгляд был настороженным и любопытным, без следа страха.

Мужчина толкнул Эллен на землю, разрезал ее плащ и лиф, навалился сверху, забрался рукой под юбку, стал срывать подвязки. Эллен вцепилась в его плечи; на насильнике была кожаная куртка, и пальцы скользили, не находя опоры. Мужчина дышал ей в лицо, облизывая ее обнаженную грудь взглядом своих поразительно красивых глаз. Когда он сжал ее там, Эллен выгнулась, запрокинув голову и закусив губы от боли, и мужчина, приняв это за проявление удовольствия, желчно засмеялся. Эллен подняла голову, чувствуя, как тупеет от ужаса, и вдруг увидела Рослин.

Та сидела уже ближе, чем прежде, обхватив колени руками, и смотрела на них возбужденно расширившимися глазами. На расстоянии шага от нее валялся брошенный насильником нож – только руку протянуть. Но Рослин не схватила оружие – она сидела, глядя, как убийца с большой дороги насилует ее единственную и самую преданную служанку, и…

«Небеса, тебе же это нравится!» – мысленно взвыла Эллен и закричала во весь голос, когда насильник ворвался в ее плоть. Она инстинктивно попыталась оттолкнуть мужчину, но тот лишь крепче и больнее перехватил ее, прижимая к себе еще теснее. От него пахло кровью только что убитого им человека, и Эллен молила небеса, чтобы ее вытошнило прямо на него, но этого не случилось – он продолжал насиловать ее посреди пустынной дороги, а калардинская княжна сидела в траве и смотрела на это ярко блестящими глазами.

Эллен не знала, сколько это длилось, и не сразу поняла, почему закончилось, когда насильник захрипел и навалился на нее всем телом, подумала только – наконец-то. Только когда он вдруг забился и завопил и скатился с нее, дергая руками так, будто надеялся выгнуть локти в обратном естественному направлении, Эллен поняла, что произошло.

– Сука! – орал мужчина, дико выпучивая налившиеся кровью глаза и тщетно пытаясь достать торчащий меж лопаток нож. – Сука! Сука!

Рослин, отойдя в сторону, что-то лихорадочно искала в своем узелке с травами. Убийца, шатаясь и продолжая выкрикивать ругательства, двинулся к ней. Девочка стала пятиться, все еще роясь в мешке. Эллен, приподнявшись на локтях, смотрела на это как во сне. Когда убийца был в шаге от Рослин и уже тянул к ее горлу сведенные судорогой руки, она вдруг вскинула голову и резко бросила что-то ему в лицо. Эллен увидела ленивый танец черных крошек в прозрачном послеполуденном воздухе.

Мужчина снова взвыл, вой быстро перешел в визг. Он вцепился руками в глаза, словно хотел вырвать их из орбит, упал на землю, стал кататься, вереща, как свинья. Рукоятка ножа, торчащая из его спины, билась о выступающие камни.

Наконец он затих. Рослин какое-то время рассматривала его, потом медленно опустилась на колени, стала шарить рукой по земле. И вдруг сказала:

– Сука.

Ровно так, рассудительно сказала. Эллен подумала, что до этого дня она, наверное, никогда не слышала это слово и наверняка не понимает, что оно значит.

– Я весь чернолистник высыпала, – горько сказала Рослин и снова провела ладонью по земле. – Хватило бы щепотки, а я весь высыпала. Что же делать теперь?

Она подняла голову и просительно посмотрела на Эллен, словно надеясь, что та ей поможет.

– Без чернолистника никак нельзя, – с нажимом проговорила Рослин, и Эллен кивнула, сама не зная зачем. Все так же глядя на нее, Рослин опять провела рукой по земле, словно погладила. Потом вдруг всхлипнула. Потом еще раз. И задрожала, забилась в рыданиях, размазывая слезы по опухшему от синяков лицу.

Эллен поднялась, превозмогая режущую боль в теле, подошла к девочке, встала перед ней на колени. Рослин кинулась ей в объятия, вжалась лицом в ее грудь с той же силой, как вжималась, когда Эллен и теперь уже мертвый насильник в первый раз смотрели друг на друга. Рослин плакала, содрогаясь от рыданий, а Эллен гладила ее по голове, вспоминая, как эта девочка смотрела на нее, пока над ней совершали надругательство.

– Это… – глухо всхлипнула Рослин.

– Что?

– Это… так… гадко!

– Да… я знаю…

– Это гадко! – крикнула она и вдруг вырвалась из рук Эллен. Ее волосы растрепались, глаза горели диким, ведьминским огнем. «Она ненавидит меня, – подумала Эллен. – Она меня сейчас почему-то ненавидит».

Ей вдруг стало стыдно, и она неловко свела края разорванного лифа.

– Перестань! – закричала Рослин, вскакивая; ненависть в ее голосе звучала уже в полную силу. – Перестань притворяться… сука! Тебе нравилось! Это тебе нравилось!

– Миледи…

– Нравилось! Ты то же самое делала и с моим братом! Значит, тебе нравилось! А это гадко! Я не хочу так!

Истерика прошла, и потому эти крики были еще более страшными – от их полной осознанности. Эллен судорожно покачала головой:

– Миледи, вы неверно…

– Я не хочу так! – крикнула Рослин и топнула ногой – совсем по-детски. – Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Она отвернулась и какое-то время стояла, опустив голову и яростно стискивая кулаки. Эллен смотрела в землю, стягивая обеими руками на груди разорванную ткань.

– От тебя больше мороки, чем толку, – наконец сказала Рослин – не оборачиваясь, очень спокойно.

– Я знаю, маленькая госпожа, – отозвалась Эллен. – Я же просто слабая женщина, не воин и не колдунья. Я не говорила, что смогу быть вам полезна. Я умею только расчесывать ваши волосы.

Рослин не ответила. Эллен подождала немного и сказала:

– Мы должны вернуться.

– Нет.

– Должны, – повторила Эллен. – Вы не понимаете, миледи. То, что сегодня случилось… это… повторится. И в другой раз… такой человек может не быть столь… снисходителен… к вашему возрасту.

Язык у нее заплетался, будто отказываясь говорить такие вещи одиннадцатилетней девочке и будто упрямо противясь разуму, не желавшему помнить, как смотрела Рослин на происходящее, и понимать, почему она так смотрела.

– Я думала… миледи, я почему-то думала, что мы сумеем. Что все обойдется. Мы так хорошо шли с вами. Но мы шли по мирной земле. Хотя даже и там на нас могли напасть разбойники… небеса знают что еще. Но чем дальше мы теперь будем идти, тем… – Она задохнулась, не в силах продолжать. Рослин смотрела на нее, и упрямая злость понемногу исчезала из ее взгляда. Эллен приняла это за признак смягчения и мучительно повторила: – Мы должны вернуться.

– Зачем? – резко спросила княжна. – Будешь снова трястись над могилкой моего братца? Зная, что его даже в ней нет? Ну не дура ли ты, Эллен?

Эллен с трудом поднялась, прикрыла грудь одной рукой, шатаясь двинулась к девочке. Та шагнула назад – и Эллен почему-то вспомнила, что при виде идущего к ней убийцы с торчащим из спины ножом она не отступила.

– Мы должны вернуться, – с внезапным напором сказала Эллен. – Должны. Понимаете? Нельзя так больше. Дальше станет только хуже.

– Оставь меня, – сказала Рослин и снова отступила.

Эллен схватила ее за плечо.

– Мы должны…

– Оставь меня! – закричала княжна и, вырвавшись, отскочила в сторону. Эллен покачала головой, чувствуя разливающуюся по истерзанному телу слепую, злобную решимость.

– Не оставлю, миледи. Так нельзя. Я в самом деле была… почти так же наивна, как вы. Мы должны вернуться, и мы вернемся.

Рослин снова отступила и вдруг резко наклонилась. Только тогда Эллен поняла, почему она пятилась: в стороне лежал ее узелок. Эллен успела отпрянуть, когда смертоносная трава брызнула ей в лицо, с неожиданной ловкостью обогнула девочку и схватила ее сзади за руки. Рослин гневно закричала, когда Эллен вырвала узелок из ее пальцев.

– Не смей!

Но Эллен уже перевернула его, и шелковый поток измельченной травы сыпался в грязь, утопая в крови насильника.

– Нет, нет! – закричала Рослин. Эллен рывком притянула ее к себе, вжала ее лицо в свою голую грудь – в третий раз за этот день, и держала с неведомо откуда взявшейся силой, встряхивая мешочек снова и снова, пока Рослин билась и кричала в ее руках.

Когда все закончилось, Эллен отпустила девочку. Та тут же бросилась на колени, стала водить руками по земле. Водила долго, слепо, меся грязь маленькими худыми руками, дрожа и не издавая ни звука. Эллен смотрела на ее спутавшиеся, свалявшиеся волосы и думала, что их пора хорошенько расчесать.

– Мы должны вернуться, маленькая госпожа.

Тогда калардинская княжна подняла голову, стоя на четвереньках в крови и грязи, посмотрела на Эллен так, как не смотрела никогда, и сказала:

– Теперь у тебя есть враг.

– Пойдемте отсюда, – сказала Эллен небеса знают в который раз. – Пойдемте, пойдемте, пожалуйста, миледи.

– Мне нужна мандрагора, – сухо отозвалась Рослин. – Ну-ка помоги. Подержи это.

Несколько дней назад здесь была березовая роща; наступило лучшее время для сбора березового сока, и местные крестьяне промышляли вовсю: отдерут кусок коры, вскроют свежую древесную мякоть, пристроят узенький деревянный желоб, край его опустят в кадку и уйдут. Вернутся через неделю – а кадка уже полна. В детстве, когда все еще было хорошо, Эллен жила в замке своего отца, мелкопоместного дворянина, в глухой провинции, и тоже бегала по весне собирать березовый сок. Она была счастлива там.

Сейчас роща была выжжена, от нее остались только обуглившиеся трупы деревьев и черная сухая земля.

Эллен стояла, держа в опущенных руках узелок Рослин, и смотрела на покойника, неподвижно висевшего в петле на нижней ветке уцелевшего дерева. Видимо, его повесили уже другие тальварды – не те, что выжгли деревню, а те, что пришли следом за ними. На ветке сидела ворона; она каркала и нетерпеливо хлопала крыльями, возмущенная тем, что ее согнали с законной добычи. Лицо у покойника уже опухло и разложилось, его пол можно было угадать только по фигуре и остаткам одежды. Чуть поодаль висели две женщины, но женщины их не интересовали. Рослин твердо знала, что мандрагора растет только под висельником-мужчиной. Эллен не спорила, она даже знала, почему так – жизнь магическому корню дает семя, которое непроизвольно исторгает висельник в момент смерти. Рослин она об этом не сказала. Просто держала ее узелок, пока калардинская княжна, стоя на коленях под разлагающимся трупом, рыла землю ножом убийцы.

– Пойдемте отсюда, миледи, – снова сказала Эллен. У нее страшно болела голова, и внутри все тоже ныло – ведь и суток еще не прошло после ужасного случая на дороге. Они только остановились на ночь в брошенном доме, чтобы привести себя в порядок и подкрепиться, а потом Рослин заявила, что они немедленно должны найти висельника, потому что дура Эллен лишила их всех снадобий, а мандрагора – это самое главное. Эллен не стала спорить, тем более что висельники нашлись совсем близко, но ей было страшно, и тоскливо, и тягостно смотреть на ворону, сердито трясшую головой над мертвецом.

Было очень тихо, не считая редкого вороньего карканья. В воздухе пахло близкой грозой. Лето выдалось на редкость дождливое.

Рослин издала короткий гортанный звук, которым в последнее время обозначала удовлетворение, и села на пятки. В ее руках было что-то бесформенное, облепленное мокрой землей, похожее на громадного мертвого паука.

– Есть! – радостно сказала она и стала сковыривать ногтями грязь с корня.

Эллен смотрела на нее, свою маленькую княжну, нечесаную, немытую, избитую, роющуюся в грязи, и думала: «Так тебе. Так тебе и надо, тварь. Ты заслужила это. Ты сама этого хотела».

«Как и ты, Эллен», – проговорило что-то внутри нее, и она ответила: «Да. Как и я».

– Теперь мы наконец можем отсюда уйти? – умоляюще спросила она. – Пока здесь никто не появился…

– Тогда вы уже опоздали, – сказал мужской голос позади нее.

Эллен вскинулась, на ходу бросаясь к стоящей на коленях Рослин. Краем глаза она заметила фигуру в нескольких шагах от них и, не глядя, вырвала нож из руки княжны.

Она знала одно: это не произойдет еще раз. В крайнем случае этот нож можно всадить себе в горло. То есть сначала маленькой госпоже, а потом, если успеет, – себе.

Рослин шевельнулась у ее ног – тихонько, как мышка, и снова замерла.

Мужчина смотрел на них и улыбался. Совсем не так, как тот, вчерашний.

– Вот ведь дуры, – сказал он. – Что мне стоило подкрасться к вам сзади? Вы бы хоть по сторонам оглядывались. И как вы только сюда добрались?

Он был довольно молод – одного возраста с Эллен, а может, еще моложе, высокий, широкоплечий. Лицо у него было скуластое, с твердо очерченным подбородком, кожа очень светлая, почти белая, и волосы белокурые, как у эльфа, хотя принять за эльфа его никак нельзя. Он был пеший, из-за плеча у него выглядывала рукоять меча, а на боку висела большая котомка, которая скорее подошла бы странствующему монаху.