Текст книги "Зачем нам враги"

– Сядь, тебе сказано!

Натан не сел и не спрятал оружия, но с места не двинулся. Эллен сидела прямая, как струна, не поворачивая головы, и слушала, как он дышит – мучительно, надрывно, будто у него разрывалось сердце. Его господин, кажется, хочет причинить зло его госпоже – и если в самом деле попытается, Натан, вероятно, попросту убьет их обоих, если уж не сможет обоих защитить.

Но я, подумала Эллен, я-то смогу. Я здесь именно для этого.

Глориндель встряхнул Рослин, рывком развернул к себе. В бликах огня ее перекошенное лицо совершенно не напоминало детское.

– Ты моя маленькая хорошенькая ведьмочка, – нежно сказал Глориндель, и от его тона у Эллен задрожали руки. – Ты ведь все спланировала, верно? Ты сбежала из Калардина, зная, что меня отрядят тебя искать, и ты одурманила свою служанку, чтобы она тебя сопровождала – именно она, потому что ее легче всего было одурманить? Ты ведь знала, что в ней есть кровь эльфов, так?

– Не поэтому, – срывающимся голосом ответила Рослин; по ее лицу струился пот, а глаза смотрели умоляюще. – Я просто… хотела… ее…

– Почему ее?

– Она убила моего ребенка, – спокойно сказала Эллен. – Вместе со своим братом. И она ненавидела меня за это. И до сих пор ненавидит.

– Ты хотела вернуть меня в Калардин! – вдруг в ярости выкрикнула Рослин.

– Вы не оставили мне выбора, миледи. Мы не могли идти дальше вместе, вы убили бы меня, или… – Она осеклась. «Или я – вас», – вот что следовало добавить, но она просто не могла выдавить эти слова.

– Все равно! Ты не имела права меня бросать! Ты моя служанка!

– Я ваш враг, миледи, и это ваши слова! – сказала Эллен и встала.

Она чувствовала Натана, как чувствовала бы змею, затаившуюся в траве перед прыжком. И сейчас ей было все равно, в кого эта змея вонзит зубы.

Впрочем, может, дело в том, что она знала: опасаться здесь надо не змеи.

– Так, ладно, – сказал Глориндель. – Как ты заманила сюда Натана?

– Его я не заманивала! – пылко ответила Рослин, и Эллен ей отчего-то поверила. – Мы случайно встретились и…

– И что? – встряхнув ее, повторил Глориндель.

– И я поняла, что он – твой, как и Эллен – моя! Я для тебя его вела! – уже почти срываясь на рыдания, прокричала она.

Глориндель поднял голову, перевел на Натана немигающий взгляд.

– Слыхал, друг мой? Оказывается, мне тебя подарили.

– Отпустите ее, – глухо потребовал Натан.

Глориндель, не отреагировав, снова посмотрел Рослин в лицо. Взгляд у него был почти влюбленный.

– Ну какова же мерзавка, а? – с восхищением сказал он и рывком притянул ее ближе, так что она уперлась руками в его грудь. – А теперь говори, кто все это устроил. Кто выманил эльфов, кто выманил меня и куда ты всех нас ведешь… дрянь?

Последнее слово прозвучало с нежностью; хотя нет, не нежность, это была даже не нежность – любовь, неистовая, яростная, и Эллен подумала: «Все верно, вы только такой ее и смогли бы полюбить, милорд… Да спасут вас всеблагие небеса».

– Я… не знаю, – прошептала Рослин и ткнулась лицом ему в грудь. Глориндель положил ладонь ей на затылок. Поднял голову.

– Ну, что повскакивали, – проворчал он. – Садитесь. Натан, да спрячь ты уже свой меч. Кого, интересно, ты тут шинковать собрался?

– Так нельзя, – сказала Эллен. – Милорд, вы же…

– Ну что еще?

Она сглотнула; никогда еще слова не давались ей с таким трудом.

– Вы же сами все поняли… да? Она привела сюда всех нас, и мы даже не задумывались, зачем идем… на самом деле…

– Так задумайся теперь, Эллен. Раз уж тебе так невмоготу. Ну, вообрази, что ты в самом деле видела там Рассела, а не то, что хотела видеть. И что? Что бы ты сделала? Что бы ему сказала?

– Я… – Она хотела ответить и с ужасом поняла, что не может, но не потому, что отнялся язык – если бы! – просто ей нечего было сказать.

Чудовищная тщетность происходящего внезапно навалилась на нее невыносимой тяжестью. Эллен пошатнулась, упала на колени, медленно осела на землю, цепляясь за траву слабеющими руками. Ей казалось, будто кто-то стягивает завесу с ее разума – медленно, грубыми рывками, и это было так же больно, как если бы с нее сдирали кожу.

– Убейте… меня… – выдавила она. Эльф фыркнул, снова провел рукой по волосам прижимающейся к нему Рослин.

– А ну прекрати истерику, – велел он.

– Убейте, – одними губами проговорила Эллен. – Вы должны. Он… так сказал… Глэйв… он же сказал… Что если мы обе дойдем до Тарнаса, мне не жить. Так что же вы теперь…

Она ощутила на своих плечах твердые руки Натана и устало подумала, что вот бы сейчас схватить нож, броситься на Глоринделя, вонзить лезвие ему в глаз… в насмешливо сощуренный васильковый глаз – не только ему вовек лишать других зрения. Броситься – и, конечно, тут же рухнуть, сраженной мечом Натана, который хорошо умеет служить и ничего, кроме этого…

А я, подумала Эллен, я, я даже этого не умею. Я ничего не умею, только…

Только вот эта девочка, которая убила моего ребенка, которая так ловко и страшно меня обманывала, которая заставляла меня думать, что я хочу смерти Рассела, – эта девочка сейчас дрожит в руках единственного, кого любит, и… И почему я не подумала о том, чтобы вонзить нож в ее глаз, коль скоро уж мне надо убить, чтобы быть убитой?! Почему не о ней я подумала, а о Глоринделе, – ведь она мой враг, а он был мне другом… Почему же я подумала о нем – не о ней?

Почему я пыталась убить его, мечтая – думая, что мечтаю, – убить Рассела?

Леди Рослин, моя маленькая госпожа, почему вы выбрали меня и вели меня за собой, почему плевали в меня и плакали в моих руках, вы… вы хотели, чтобы я вас убила?!

– Вы хотели, чтобы я вас убила!

Только когда Рослин вскинула голову и развернула к ней изумленное лицо, Эллен поняла, что выкрикнула это вслух. Задохнувшись от потрясения, повела плечами, будто пытаясь стряхнуть с себя руки Натана, но с места не двинулась – только все смотрела и смотрела в это маленькое, такое детское и такое недетское лицо, в каждой клетке которого трепетало недоверие и… надежда?

– Вы для этого взяли меня с собой, – пораженно прошептала Эллен. – Что-то вас вело, а вы не могли противиться, хотя чувствовали, что вами повелевает зло, и надеялись, что я убью вас… когда узнаю, что вы сделали со мной и моим ребенком. А я захотела убить вместо вас того, кто уже и так мертв. И спутала все ваши планы, верно? Вы ведь не думали, что я всерьез поверю в сказку о живых мертвецах? Или… думали… миледи?

– Я ничего не могла сделать, – умоляюще проговорила Рослин, и было не понять, то ли она говорит о силе, которая звала ее в Тальвард, то ли о Расселе, сделавшем из нее убийцу. – Я правда не могла.

Эллен молчала долго. Потом сказала:

– Я знаю.

И еще потом, еще много-много вечностей спустя – не сказала, а подумала: «Рассел, спасибо тебе. Теперь и я знаю, зачем нам враги».

– Эллен, – сказал Глориндель – и она могла поклясться, что никогда еще он не произносил ее имя так. – Ты… ты красива, как эльфийка.

Она круто развернулась к нему.

– Почему вы все время так говорите?

– Как?

– «Красива, как эльфийка». Почему вы так говорите? Разве все эльфийки красивы?

Глориндель улыбнулся – и впервые от его улыбки у нее не сжалось сердце, а напротив – потеплело на душе.

– Нет, конечно. Не все. Просто вы, люди, считаете эльфов красивыми. Для вас мы все на одно распрекрасное лицо. Разве нет? Потому человеческим женщинам нравится слушать такие вещи.

– Мне не нравится. Никогда так больше не говорите.

Его улыбка стала шире, потом пропала совсем.

– Не буду. Эллен… – Он закусил губу, потом добавил: – Прости, что я тебя бил.

– Потому что нельзя бить эльфов?

Он кивнул, кажется, не заметив горечи в ее голосе, и она молча поднялась на ноги, не ответив на его непонимающий взгляд.

– Эллен… – Рука Натана соскользнула с ее плеча, тронула за локоть.

– Оставь меня… пожалуйста. Мне надо пройтись, – устало сказала она. Он выпустил ее без единого возражения. Эллен снова взглянула на Рослин, сжавшуюся в объятиях Глоринделя. Та смотрела на нее со страхом и мольбой, и Эллен вдруг немыслимо захотелось обнять ее, погладить по голове, расчесать ее так давно не мытые и не чесанные волосы, свившиеся с концов черными спиральками во вчерашнем огне.

«Вы вели меня с собой себе на погибель, миледи, – подумала она. – Вы хотели защитить Глоринделя от себя самой. Хотели, чтобы его защитила я. И разве я не выполнила то, чего вы так жаждали? Ведь вот он, рядом с вами, он все знает, и это не мешает ему прижимать вас к своей груди… а мне помешало бы. Несмотря даже на то, что все это лишь сон и ложь и не было никакого Рассела».

Не было никакого Рассела.

И хотя Эллен знала, что эта мысль – тоже сон, впервые за долгие годы сон не был кошмаром.

Натану казалось, что эта ночь никогда не закончится. Когда Эллен ушла, пространство перед костром как будто опустело, и ему не хотелось отпускать ее, не хотелось оставаться здесь одному.

Из всего, что он только что здесь услышал, одна фраза намертво въелась ему в сознание и теперь точила его, словно червь: «Вы ведь не думали, что я всерьез поверю в сказку о живых мертвецах?»

А я поверил, подумал Натан. Я в самом деле поверил. И я тоже не думал – зачем, хоть меня и не одурманивали никакими зельями, да и не вышло бы, во мне ведь нет эльфийской крови.

Так, может, все же не в зельях дело, а в том, что все мы просто видим только то, что хотим, – думая, что не чувствуем? Эллен думала, что видит, и считала, что не чувствует, – и ты ведь тоже, Натан, верно? Аманита все эти годы была твоим огнем, ожоги от которого ты старался не замечать.

«Интересно, что он теперь с ней сделает», – подумал Натан, с любопытством глядя на Глоринделя, что-то неслышно шептавшего Рослин на ухо и время от времени целовавшего ее покрытые потом виски. Рослин слушала его, молча вздрагивая. Натан в который раз сказал себе, что никогда не видел и вряд ли увидит более странную пару.

Он почувствовал неясную тревогу и решил все-таки пойти за Эллен. Места здесь были глухие – несколько дней им уже не встречались люди, – но кто знает, сколько бандитских нор наподобие Сколопендриной пряталось в этих холмах? Натан чувствовал, что Эллен сейчас лучше побыть одной, но ничего не мог с собой поделать и оправдывался тревогой за ее безопасность – сам не зная, перед кем.

Холмы, более пологие, чем те, меж которых они проходили прежде, располагались довольно далеко друг от друга, и пространство между ними поросло лиственным пролеском. Вряд ли здесь водились звери крупнее зайца, но, когда Натан ступил под редкую сень деревьев, ему почудилось, что он слышит далекий протяжный вой. Натан прибавил шагу, вполголоса окликнул Эллен – она не могла отойти далеко.

И увидел ее почти сразу – она стояла вполоборота к нему, застыв и глядя куда-то в сторону. Натан окликнул Эллен снова, она обернулась, и он едва не отпрянул от неожиданности, увидев в ее глазах бесконечную жалость. И еще, кажется, слабое чувство вины. Так смотрят на нищих попрошаек на базарных площадях, которым нечего дать, потому что последнюю монету истратил на безделушку.

– Все в порядке? – спросил Натан, отчего-то чувствуя себя глупо.

Она кивнула, глядя на него все так же, потом пошла вперед, на ходу взяла его за руку, повела назад, к костру. Натану казалось, что что-то успело произойти здесь за то время, пока она была одна, но он не стал расспрашивать.

А утром, когда они уже седлали коней, Эллен сказала:

– Вчера ночью я видела Аманиту.

Натан и Глориндель обернулись одновременно. Глориндель успел сесть на свою лошадь, и она тревожно заржала, будто почувствовав состояние всадника.

– Там, в лесу. – Эллен махнула рукой через плечо, не дожидаясь вопросов. – Я только недалеко отошла и споткнулась обо что-то. Она лежала там, в траве.

– Мертвая? – медленно спросил Глориндель.

Эллен посмотрела на него с удивлением.

– Нет, живая. Хотя и помертвевшая от ужаса. Начала что-то лепетать, я подняла ее, но она, кажется, совсем обезумела. Я поняла только, что она бежит – должно быть, от тальвардов. Она все время просила, чтобы я ушла. И чтобы никому о ней не говорила.

– Она… просила? – переспросил Натан.

– Да, очень. Плакала и…

– Плакала? – переспросил Глориндель.

Они с Натаном переглянулись. И им не нужно было произносить вслух то, что подумали они оба.

– Почему ты решила, что это Аманита?

– Я ее видела, – негромко сказала Эллен и, помолчав, добавила: – И она сама мне так сказала.

– Где эта женщина? – спросил Глориндель, спешиваясь. Эллен шагнула в сторону, заграждая ему дорогу.

– Но ведь вы сами говорили, что…

– Я знаю где, милорд, – сказал Натан.

Он пошел вперед. Глориндель быстро нагнал его, и дальше они уже шли в ногу, твердым шагом, не оборачиваясь, хотя взгляд Эллен жег им спины. Ты уже жалеешь, что сказала нам, верно? Но осуждать не можешь, не имеешь права. Ты ведь тоже кинулась за своим Расселом…

Он не успел довести мысль до конца, потому что его ноги остановились будто сами собой, и Глориндель замер в тот же миг. Они повернулись друг к другу. Какое-то время стояли молча, и Натану вдруг показалось, что они уже были здесь, в этом самом месте, и так же светило над головами невидимое солнце, и так же просвечивали сквозь деревья холмы, и они так же уже почти дошли, и у них было совсем мало времени, чтобы решить, чем могут и чем не могут делиться друзья.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Глориндель.

– Не знаю, милорд, – честно ответил Натан. – Вам проще. У вас теперь есть Рослин.

– А у тебя Эллен, – фыркнул Глориндель. – При чем здесь Рослин, дурак? Рослин – теперь, а Аманита…

– Аманита была тогда, – закончил за него Натан.

Эльф коротко усмехнулся.

– И не отпускает, да? Вот ведь зараза. Она и меня не отпускает уже десять лет, старина. Она… такая.

– Тогда почему мы стоим здесь, вместо того чтобы идти за ней?

Глориндель смотрел на него долго-долго, потом сказал:

– Вот еще это мне в вас с Эллен нравится: вы оба гораздо умнее, чем кажетесь сначала. И умнее нас с Рослин, наверное, – добавил он, усмехнувшись. И, помолчав, добавил: – А о чем бы ты ее спросил?

– Что мне надо было сделать, чтобы она согласилась стать моей, – без колебаний ответил Натан. – А вы?

– А я бы спросил, неужели она прикидывалась, будто кончала, – охотно ответил эльф и, откинув голову, расхохотался, а потом хлопнул Натана по плечу: – Ну не идиоты ли мы оба, друг мой, а?!

– Идиоты, милорд, – с невероятным облегчением сказал Натан, и они пошли обратно. Эльф все еще смеялся, никак не мог остановиться, и его ладонь все так же лежала у Натана на плече, как будто опираясь на него. И Натан был готов пройти с ним так хоть до самого края света, и ему не было бы тяжело чувствовать эту руку на своем плече.

– Это она? – едва завидев их, спросила Рослин.

Глориндель посмотрел на нее с наигранной укоризной, покачал головой.

– Нехорошо быть такой ревнивой, сударыня.

– Это она? – упрямо повторила Рослин. Она стояла возле потушенного костра, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась, будто жена, встречающая под утро порядком нализавшегося супруга.

Глориндель вздохнул, подошел к ней, легко подхватил на руки, как маленького ребенка.

– Я склонен думать, сударыня, что это была юная дуреха, прослышавшая о великой воровке по имени Аманита. Это долгая и печальная история, я вам ее как-нибудь потом расскажу. Так вот эта юная дуреха, влюбившись в легенду, нацепила на глаз черную повязку, чтоб быть похожей на своего кумира, и бросилась во все тяжкие. Не подумав, разумеется, что мало выглядеть как Аманита, чтобы стать Аманитой. Потому что настоящая Аманита, сударыня, никогда не просила, не плакала и не бежала. Та Аманита была душой настоящая эльфийка, и вы-то как раз могли бы это понимать.

– Поставьте меня, – потребовала Рослин, и Глориндель, расхохотавшись, звонко поцеловал ее в нос и с размаху усадил на коня. Рослин взвизгнула, возмущенно запричитала, но эльф, не слушая, вскочил в седло позади нее.

– Едем, друзья мои, – сказал он. – Пора уже.

Хотел бы я знать, думал Натан, не сводя с него глаз, верит ли он в то, что говорит. И кому он это говорит. Может быть, мне… но прямо сказать это вы не могли, милорд, потому что я нашел бы, что вам возразить. Я сказал бы, что Аманита бежала – от вас, и просила – чтобы я оставил ее в покое, и плакала своим единственным глазом, поднимаясь на эшафот. Я сказал бы вам все это и разрушил бы ваш новый мир и свой новый мир – тоже. Но вы сказали все это не мне, поэтому я не стану вам возражать. Я не могу. И не хочу. Потому что это не Аманита нас не отпускает – это мы с вами ее не отпускаем. Как Эллен и Рослин не хотели отпускать Рассела, их Рассела… Их возлюбленного врага – одного на двоих. И у нас с вами один на двоих возлюбленный враг, милорд. И это, помимо прочего, тоже делает нас друзьями. Ведь прошлые враги и прошлые возлюбленные – это почти одно и то же. Они одинаковы в том, что способны сделать с нами, если только захотят. И, конечно, если мы им позволим.

Натан вскочил в седло, не чувствуя улыбки на губах, и оттого эта улыбка была такой светлой. Наверное, настала пора подумать, куда и зачем они едут теперь, но не хотелось прерывать рассуждениями заполнившее его чувство глубокого, чистого, светлого покоя.

Ему и не пришлось – это сделали за него, потому что когда его конь сделал первый шаг по дороге, позади них из пролеска раздался незнакомый Натану мужской голос, сказавший:

– Вам больше не нужно никуда ехать. Вы прибыли.

Эллен обернулась первой. И по ее лицу Натан понял, что она знает этого человека.

«Вот и все», – подумала Эллен, и эта мысль не принесла ни страха, ни облегчения.

Трое всадников остановились между холмом и дорогой, там, где завершился их долгий путь, а в центре образованного ими треугольника стоял человек, к которому они все это время шли. Только вот на что он им теперь, когда то, за чем они шли, им больше не нужно?

– Я знаю тебя, – медленно проговорил Глориндель. – Я тебя видел в каком-то придорожном трактире. Ты занял последнюю комнату, и я…

– И ты предложил мне в оплату женщину, которая то и дело спасала тебе жизнь, – кивнул мужчина и, взяв обвислую полу своей шляпы за край, загнул его наверх. Блеснули глаза – острые, внимательные, но совсем не злые. – И всегда-то вы были на диво неблагоразумны, господин эльфийский выродок. Без нянек и шагу ступить не можете.

Эльфу полагалось по меньшей мере испепелить наглеца взглядом, но он не сделал этого. И Эллен понимала почему.

Мужчина посмотрел на нее.

– А вот ты, деточка, меня впечатлила. И не обольщайся, дело не в том, что в тебе есть эльфийская кровь. Хотя и это удачное совпадение.

– Кто вы? – спросил Натан; кажется, он был единственным, кто не знал ответа на этот вопрос.

– О, я забыл представиться, – насмешливо сказал мужчина. – Рослин, малышка, познакомь нас с твоим папочкой.

– Это Эр-Дьятис, – сказала Рослин. Она сидела в седле перед Глоринделем, стиснув его руку с такой силой, что побелели пальцы. Губы у нее тоже побелели, а в глазах было пусто… почти пусто, только где-то на самом дне слабо колыхался восторг, которого, кажется, боялась она сама. – Глава тальвардских некромантов.

– И всех некромантов этого мира, деточка, – улыбнувшись, добавил тот.

Рослин умоляюще посмотрела на Натана.

– Это он нас сюда привел, – сказала она.

– Вот уж нет, – немедленно отозвался Эр-Дьятис. – Привела ты. Всех сюда привела ты, и никто другой. А я только звал тебя, не давая сбиться с пути. Хотя и повозиться пришлось.

В воздухе поднялся гул. Впрочем, нет – казалось, он не поднялся, не возник, а вернулся – словно Эллен не могла его прежде слышать, а теперь слышала – и чувствовала, как дрожит земля, как стонет в горячем воздухе тысяча голосов.

Войско тальвардов, до этого утра находившееся за холмом, шло теперь прямо на них.

– Что вам надо от нас? – спросила Эллен.

– От тебя – ничего. Но мне кое-что нужно от этой дивной парочки, – сказал Эр-Дьятис и перевел взгляд на Рослин и Глоринделя. – Эх, ребятки, знали бы вы, до чего здорово смотритесь вместе.

Он хлопнул в ладоши; хлопок прозвучал сухо и коротко, но невесть откуда взявшееся эхо от него покатилось, нарастая, и в несколько мгновений заглушило гул приближавшейся толпы.

И еще из этого хлопка родился свет.

Сперва крохотная искра, мелькнувшая у Эр-Дьятиса меж ладоней; потом она стала разрастаться, будто клубок, стремительно наматывающий нитку. Эллен хотела зажмуриться и не смогла: смотрела и смотрела, как вспышка растет, вот она уже в человеческий рост, вот – в два роста, вот она переросла холм, но, кажется, до нее все еще бесконечно далеко. Это было поразительно зрелище, и Эллен смотрела на него, хотя знала, что именно этот свет породил огонь, который ее ослепил.

– Нет чуда больше, чем вы, – мягко сказал Эр-Дьятис. – Подобные вам рождаются раз в столетия. Я построю новый мир – Глориндель, этот мир тебе очень понравится, – но мне нужна для этого кровь эльфов. Много-много крови эльфов, потоки крови. Но вы, хитрецы, уже много лет не вступаете в войны, так что мне пришлось подбить короля Тальварда на захватническую войну, чтобы выманить вас из ваших земель. И чтобы выманить тебя, Глориндель, к Рослин…

– Зачем? – с интересом спросил Глориндель.

Эр-Дьятис медленно, картинно вздохнул, дернул пальцами, будто походя поправляя что-то в нарастающем комке света, и сказал:

– Как долго я ждал этого вопроса… Господа мои, дело в том, что вы – один человек. Один дух в двух разных телах. И не говорите мне, что вы этого не знали.

Знали. Рослин и Глоринделю не надо было даже переглядываться, чтобы подтвердить это. Но Эллен с Натаном не были одним человеком, поэтому посмотрели друг на друга. И ни один из них не увидел в глазах другого удивления.

– И что же это за дух! – мечтательно продолжал Эр-Дьятис. – Поток чистого хаоса. Тьма, безумие, разрушение в первозданном виде. Просто удивительно, Рослин, как ты могла сдерживать это столько лет. И такую малую часть этого отдавать Глоринделю.

– Мне хватало, – сдержанно отозвался тот.

Натан метнул в эльфа потрясенный взгляд. А Эллен смотрела на Рослин, на ее застывшее лицо, искривленные от напряжения губы, в ее мутнеющие глаза, и думала: что?.. Некромант, ты хочешь сказать, что это маленькое, испуганное, одинокое существо – всего лишь телесная оболочка тьмы? Что когда она убивала моего ребенка из любви к своему брату, когда дрожала в моих руках, с ненавистью крича: «Ты моя!» – это была просто первозданная тьма, пытавшаяся вырваться на волю? Если ты и впрямь подразумеваешь это, некромант, то ты либо лжец, либо дурак.

– Как вы… – начал Глориндель, но Рослин перебила его – спокойно и ровно:

– Я сколько себя помню, всегда слышала твой голос. Только не знала, что это твой. И что голос. И что слышу. Ты просто велел мне идти. Сюда.

– Чушь, милая, – сказал Эр-Дьятис, лаская кончиками пальцев вспышку величиной с холм; а гул позади нарастал, крепчал, будто эта вспышка была гигантской воронкой, медленно засасывавшей войско тальвардов и их пленников. Поднявшийся ветер трепал волосы и плащи, гнул ветви деревьев, но облака по небу плыли все так же неторопливо, будто им не было дела до того, что сейчас случится с миром. – Ты слышала меня, это так, но никогда не слушала, как и положено маленьким вредным девчонкам. Я хотел, чтобы ты оставалась на месте, дождалась своего эльфа, вышла за него замуж, узнала его, увидела себя в нем. А тогда уже вы оба пришли бы сюда. Но ты ломанулась прямиком ко мне, будто собака, которая лезет на ногу, когда гонишь ее на место. Так что пришлось действовать сообразно обстоятельствам и направлять вас, насколько это было возможно. Я надеялся, правда, что все закончится в Тарнасе…

– Почему твое войско встретилось нам только там? – спросила Рослин. – Почему они раньше нас не вели?

– Ну, во-первых, это войско не мое. – Эр-Дьятис торжественно поклонился эльфу. – А во-вторых, не они вели вас, а вы их. Это ты была звездой, за которой они шли. Они двигались в том направлении, в котором падал твой взгляд, когда ты утром открывала глаза. Чему вы так удивляетесь? А вас не удивляло то, что вас за несколько недель блуждания по враждебной стране никто даже не попытался задержать? – Он фыркнул и вдруг стал похож на мальчишку. – Мне пришлось заставить вас немного поплутать. Нехорошо с моей стороны, знаю, но я не мог позволить вам прийти ко мне прежде, чем вы с Глоринделем узнаете друг друга. Поэтому в Тарнасе все только началось, ибо вас угораздило вдруг начать выяснять отношения. А когда вы были настолько заняты собой, ты, Рослин, вовсе переставала меня слышать. И начинала вытворять глупости. Ну с чего тебе понадобилось спасать Эллен, когда она пошла за своим Расселом? Она ведь была тебе не нужна. А столько лишних хлопот из-за этого.

– Она нужна, – сказала Рослин, и Эр-Дьятис снисходительно улыбнулся.

– Какая ты у меня сентиментальная девочка. Прежде – была нужна, да. Но не тебе, а Глоринделю. Так же как не ему, а тебе был нужен этот раскаявшийся головорез с большой дороги. – Говоря это, он даже не смотрел на Натана. – Потому что иначе вы могли бы попросту убить друг друга прежде, чем добрались ко мне. Так что пришлось мне выделить вам телохранителей, которые защищали бы вас от вас самих. Только телохранители – это слуги, Глориндель, Рослин, вы понимаете меня? Слуги, и больше ничего. Эти двое были вам хорошими слугами, вот только никогда нельзя делать слуг друзьями.

– Это еще почему? – с холодной усмешкой спросил Глориндель.

Эр-Дьятис повернулся к нему, и в его красивом узком лице в первый раз мелькнуло что-то, напоминающее удивление.

– Не ждал услышать этот вопрос от тебя. Уж кто-кто, а ты должен понимать.

– Я понимаю только то, что, не будь я ему другом, не дошел бы так далеко, – сказал Глориндель. – Откуда это презрение к простым человеческим привязанностям, милостивый государь Эр-Дьятис?

– Потому что не о простых человеческих привязанностях сейчас речь, – раздраженно ответил тот и резко повернул ладонь ребром вверх. Белое сияние, дрожавшее над землей, беззвучно лопнуло, раскрыв, будто рану, тонкий алый надрез в поперечнике.

Рослин сказала:

– Теперь ты хочешь забрать у меня… это?

Эллен вздрогнула. О чем вы говорите, миледи? О нашей глупой, ненужной, бесполезной теперь привязанности, нашей дружбе и нашей вражде – или о тьме внутри вас?

Эр-Дьятис успокаивающе улыбнулся ей. Ветер трепал поля его шляпы, хлопал полами плаща.

– Нет, что ты. У воды нельзя забрать ее течение, а у огня – его жар. Но использовать их – можно вполне. Нам очень повезло, друзья мои, что второе тело вашего общего духа принадлежит эльфу. Ты, Рослин, знаешь силу эльфийской крови, и Глориндель станет мостом между вашим общим духом и этой силой.

– Звучит многообещающе, – сухо отозвался эльф.

Эр-Дьятис посмотрел на него без улыбки.

– Не будь дураком хоть сейчас. Ты же прекрасно знаешь, о чем я говорю. Что это будет за мир. И кем в нем будешь ты.

Это он тоже знал, как и Рослин. Эллен смотрела на них и почти чувствовала, почти видела, как они отдаляются от них с Натаном, все дальше и дальше, подернутые дымкой света, заливавшего уже все вокруг, сколько хватал глаз. Ей захотелось закричать, но она не смогла набрать воздуха в грудь.

– Знаю, – помолчав, вполголоса согласился эльф. – А вот как насчет тебя?

– А меня там не будет, – беспечно отозвался Эр-Дьятис. – Ты убьешь меня уже через несколько минут. Это необходимо, к сожалению. Я всегда знал, что ты убьешь меня, так же как Рослин убила Глэйва.

– Глэйва?!

Это должна была крикнуть Рослин, а не я, подумала Эллен, но Рослин молчала, по-прежнему не сводя с некроманта глаз. Я буду вашим голосом, миледи, вашим чувством, вашим безумием, отчаянием, болью, я буду вами, только не уходите, не уходите еще немного…

– А разве он ничего не сказал вам? Забавно… Глэйв был моим братом. Мы с самого начала знали, что нашим телам не уцелеть в этой истории. Как и вашим, впрочем. Но Глэйв все надеялся, что это можно предотвратить, и все свободное время тратил на поиск головы Баифета, отводящей неминуемую смерть. Что ж, я не удивлен, что он ее так и не нашел.

– Он нашел, – сказала Эллен, – только это ему не помогло.

Эр-Дьятис вопросительно посмотрел на нее, и под его изучающим взглядом она медленно сунула руку в седельную суму, поборола вспыхнувшую на мгновение жуткую уверенность, что внутри пусто, – и тут же ощутила под пальцами сухую холодную кожу мумии.

– Скорее напротив, – добавила Эллен, вынимая голову Баифета. – Именно это его и убило.

Она услышала, как тихо вздохнула Рослин, но не повернула головы. Эр-Дьятис какое-то время рассматривал артефакт, потом шагнул вперед и требовательно протянул руку.

– Дай ее мне.

– С чего бы это? – не шевельнувшись, спокойно отозвалась Эллен.

Некромант рассмеялся.

– А, ты решила, что эта прелесть спасет от неминуемой смерти тебя? Вынужден тебя разочаровать. Она действует не на того, кто ею владеет, а на того, кто связан с ее создателем. Впрочем, если ты говоришь правду, и она убила Глэйва… дай ее мне, женщина. Все должно идти так, как должно.

Он лжет, с непререкаемой ясностью поняла Эллен. Сейчас он мне лжет. Мне ли?.. Голова Баифета не спасает от смерти. Она приводит к смерти, скорой и лютой. И я все еще жива только потому, что никогда не думала об этой вещи как о своей. А Глэйв знал, что Рослин убьет его, и хотел этого – он хотел, чтобы она сделала еще один шаг на пути в бездну, где ее ждал его брат. И теперь они на месте… в той самой бездне, и Эр-Дьятису осталось только приоткрыть дверь.

– Нет, – сказала Эллен. – Нет!

Эр-Дьятис не бросился на нее, не испепелил на месте, только опустил руку и нахмурился.

– Рослин, прикажи ей.

«Он не может у меня это отнять, – лихорадочно подумала Эллен. – Голову Баифета… неминуемую смерть отобрать нельзя, разве только если мертв владелец, а его смерть предопределена! Значит, не ты, некромант, будешь тем, кто меня убьет!»

И вдруг она поняла, что ей надо делать. Есть только один способ узнать, лжет ли Эр-Дьятис, верит ли в свою ложь, имеет ли эта ложь хоть какое-то значение. И если имеет – то Эллен ничем не рисковала, потому что так или иначе ей пришлось бы умереть.

Она соскочила на землю и, метнувшись к коню, на котором сидели Рослин и Глориндель, ухватилась за стремя. Встретила взгляд калардинской княжны и вложила голову Баифета в ее ослабевшие маленькие руки.

– Она будет вашей, миледи, – жарко прошептала Эллен, – но только после того, как вы убьете меня.

Рослин держала голову Баифета в своих ладонях, а ладони Глоринделя лежали на ее запястьях, и оба они смотрели на Эллен. А она смотрела на них, слыша хриплое дыхание Натана в нескольких шагах от себя, и так же, как он, знала, что Рослин и Глориндель сейчас слышат и слушают оба – вместе, как один человек, чем они и были. Да, она знала это, как знала и то, что улыбка Эр-Дьятиса, которую она чувствовала затылком, была улыбкой победителя.