Текст книги "Ты у меня под кожей"

Глава 9

Ринат

Саша скулит и бешено сокращается вокруг моих пальцев. Я сжимаю зубы на её безупречно гладкой ягодице, а рукой снова и снова тараню ее изнутри. Меня ведет. Я так в свой первый раз не дрожал, как дрожу сейчас. А моим стояком при желании можно запросто забивать гвозди. Мне безумно хочется сгрести в кулак её волосы, заставить прогнуться и с силой насадить Сашку на себя. Только вот сейчас все для нее. Я так для себя решил, а потому держусь. Но, в то же время не в силах остановиться и больше ее не касаться, снова и снова бесстыже исследую пальцами.

– Ты как? – спрашиваю, когда Саша, стараясь на меня не смотреть, переворачивается на бок и садится. Мне открывается прекрасный вид на ее профиль и тяжелую грудь с крупными потемневшими от прилившей крови сосками. Скорее всего, и между ног прямо сейчас она тоже темная. Сочная, женственная, безупречная…

– Я нормально.

– Саша, посмотри на меня.

Она оборачивается, но прежде выжидает пару секунд, видимо, собираясь с силами. Её взгляд расфокусирован, губы припухли. Наверняка она кусала их, в безуспешной попытке заглушить крики. В следующий раз я буду умнее и обязательно найду, чем занять ее рот. Мысли о том, что я с ним сделаю, может быть, совсем скоро – заставляют поджаться яйца.

– Тебе было хорошо? – поднимаю руку и веду костяшками пальцев, очерчивая контур ее груди, не сдержавшись, захватываю сосок и, глядя ей в глаза, легонько его выкручиваю.

– Было. Теперь я… теперь я, наверное, должна вернуть любезность? – откашливается она.

Прикосновения к ее коже жгут. Сашка тянется ко мне, но я отрицательно качаю головой и отступаю в сторону.

– Боюсь, наше время вышло. Тебе лучше одеться.

Протягиваю Саше халат и терпеливо жду, когда она завяжет поясок на талии. Из СПА выходим вместе. Сашка притихла. А я не мешаю ей осмысливать происходящее. Должна же она понять, что ей не надо мне себя продавать! Что я и так для нее все, что хочешь, сделаю. Что я, как отдал ей всего себя желторотым, так до сих пор с этим и живу…

– И что теперь?

– Теперь, думаю, мы поужинаем и прогуляемся в окрестностях.

– Прогуляемся? – недоверчиво приподнимает брови Саша.

– Угу. А что? Что-то не так?

– Нет. Все в полном порядке.

Она опять злится. Я это чувствую. Злится, никак не в силах поверить, как мне кажется, в очевидное. В то, что для меня это все не игра. Что я на самом деле хочу быть с ней. Хочу, чтобы все у нас было как у нормальных людей. Чтобы она сама меня захотела. Потому что я – это я. Потому что только со мной она будет счастлива. Потому что только со мной она видит свою дальнейшую жизнь. Потому что без меня вообще никакой жизни не будет. Потому что я – не те мужики, которыми она без успеха пыталась то ли заткнуть брешь в душе, то ли… Я не знаю.

Конечно, я сам не оставил ей выбора. И действительно вынудил Сашку обратиться ко мне. Теперь я это понимаю. Как понимаю и то, что не мог поступить иначе. У меня просто не осталось других вариантов. Я столько лет пытался до нее достучаться – и все впустую, что когда у меня появилась возможность её прищучить – не раздумывал ни секунды. И… заставил… ее… прийти. Но быть со мной я её заставлять не собираюсь. Тут выбор за ней. Все, что я могу – постараться сделать так, чтобы Саша сама захотела остаться. Вот только после того, что случилось в СПА, я не уверен, что избрал верный способ. Кажется, она только еще сильнее замкнулась. Может быть, я поспешил, и не надо было… вот так, нахрапом? С другой стороны, как иначе? Я хочу, чтобы она четко понимала, от чего отказывается. Секс в отношениях играет немаловажную роль. И когда кроме него вас связывает не так уж много, хороший секс – неплохой повод держаться вместе. А там, глядишь, появятся и другие. Я все еще не теряю надежды, что Сашка поймет, какое счастье ей досталось. Усмехаюсь кончиками губ.

– Может быть, десерт?

– Нет. Я устала и, если ты не против – сразу лягу спать.

Только восемь часов, а я планировал выжать из этого дня максимум, но я вижу, что Саша действительно на пределе, и решаю ей уступить. Мы возвращаемся в номер. Сашка переодевается и тут же ныряет под одеяло. Я же не тороплюсь. Боюсь, если лягу к ней в том состоянии, что нахожусь сейчас, просто не выдержу. И что-нибудь непременно испорчу.

– Я в душ.

Закрываю за собой дверь, приспускаю штаны и, упершись ладонью левой руки в стену над бочком унитаза, сплевываю на правую. Мне нужно остыть, а способа лучше для мужиков пока не придумали. Закусив губу, толкаюсь в кулак. Для того чтобы спустить, хватает нескольких сильных движений. Я весь день нахожусь на взводе, так что это не оргазм, это – избавление от муки. Никакого удовольствия, только чувство легкой гадливости. Но иначе я не усну.

Включаю кран. Тщательно мою руки. Набираю полные горсти холодной воды и плещу в лицо. Когда возвращаюсь – Саша уже даже светильник выключила. Шурша простынями, укладываюсь рядом и притягиваю ее к себе. Не думает же она, что я позволю ей спать вот так – на самом краю? Накрываю ладонью низ живота. Попка Саши утыкается в мой пах. Тут бы я и посыпался, если бы не передернул, а так – ничего. А так – терпимо. Я закрываю глаза и, к удивлению, очень быстро проваливаюсь в сон.

Из-за того, что лег намного раньше обычного, просыпаюсь тоже рано. Саша сладко спит. Я веду по ее щеке пальцами, а следом встаю, понимая, что уже не усну. Делать нечего – я решаю позаниматься. Час в спортзале и получасовой заплыв. Я, похоже, один такой жаворонок.

Когда сворачиваю тренировку, у бассейна открывается ресторан. Идея побаловать Сашку завтраком в постель рождается внезапно и с каждой минутой кажется мне все более удачной. Я делаю заказ, терпеливо жду, когда его приготовят, и иду вслед за официантом с тележкой аж до самого номера, где его отпускаю.

В душе шумит вода. Я отвожу столик со снедью на террасу и возвращаюсь к двери. Медлю недолго, прежде чем ее толкнуть. Даже понимая, что, скорее всего, та закрыта на замок, мне нужно немного времени, чтобы собраться с силами. Проворачиваю ручку и… да чтоб его. Картина маслом. Саша под душем – зрелище, на которое я готов любоваться часами. Прислоняюсь спиной к стене. Складываю на груди руки. И залипаю на ней. В какой-то момент Саша резко оборачивается. Наши взгляды встречаются. Руки, которыми она только что скользила по своему телу, замирают… И безвольно свешиваются вниз. По лицу, губам, плечам, животу и ногам ручьями стекает вода. Я сглатываю собравшуюся во рту слюну.

– Там завтрак готов, – киваю в направлении комнаты и выхожу от греха подальше. Увиденная картинка скручивает меня в бараний рог. Сгибаюсь пополам. Хватаю воздух. Су-у-ука, как же я ее хочу. И ведь за пятнадцать лет я к такой реакции должен был привыкнуть, но какой там? Каждый раз удивляюсь бешеной силе своего желания. Она – мое наваждение. Если бы я верил во всякие привороты, решил бы, что Сашка меня приворожила. Но я ведь в здравом уме. Если не считать того, что на ней свихнулся.

Чтобы остыть, хватаюсь за телефон. Работа всегда помогает отвлечься. К тому же Быстрову вчера вызывали скорую, и хоть проблема выеденного яйца не стоит, как меня заверили, я все равно дергаюсь. Справляюсь о его здоровье, а когда сворачиваю разговор, встречаюсь взглядом с Сашей. Она подслушивала. Не то чтобы я говорил о чем-то секретном, но.

– Какой же ты урод…

– Что, прости?

– Ты же знаешь, что для меня значит отец! Как ты мог? Почему не сказал, что ему плохо? – голос Сашки дрожит. Она едва владеет собой, ее хорошенько так потряхивает. А пальцы, которыми она вцепилась в узел на полотенце, посинели, словно у трупа.

– Послушай, ничего серьезного не случилось…

– Какая разница?! Почему ты мне не сказал? А, постойте! Кажется, я знаю. Вдруг не подвернулось бы другого случая меня трахнуть, так?

– Возьми себя в руки. Ты несешь полный бред!

Мой ледяной тон заставляет Сашу поежиться. Она обхватывает себя за плечи и шагает к шкафу.

– Ты как хочешь, а я собираю вещи.

– Это идиотизм. Мы и так планировали сегодня вернуться.

– Я возвращаюсь сейчас. А ты можешь оставаться столько, сколько потребуется. Я попрошу кого-нибудь, чтобы меня забрали.

– Неужто Жданова? – сощуриваюсь я. Всего одно слово – а я уже в стойке и готов рвать. – Ты так и не поняла, что он за урод?

Саша молча отворачивается к шкафу и начинает выгребать из него вещи. Но я заведен, и мне нужны ответы. В несколько шагов преодолеваю разделяющее нас расстояние, хватаю ее за руку и разворачиваю к себе.

– Я задал тебе вопрос!

Мысль о том, что сейчас она вернется к другому – наждачкой снимает с меня налет всякой цивилизованности. И вот я стою перед ней – обученный миллиону техник владения собой, и не черта не владею! Я весь – оголенный провод.

– Может, он и мудак, но, по крайней мере, Юра не играет на моих чувствах.

– А я, по-твоему, значит, играю?

– Нет? А все эти цветочки, ухаживания и нелепые попытки убедить меня в том, что я для тебя что-то значу?! Зачем, а, Ринат? Думаешь, я не знаю?

– И зачем же? – сощуриваюсь.

– Ты просто хочешь меня трахнуть! Всегда хотел. Вот и вся причина.

– Зачем бы я стал прикладывать столько усилий? Ты от меня полностью зависишь, забыла? Захотел бы тебя завалить – уже давно бы это сделал, – бью словами наотмашь, в отместку ей. Потому что нет сил справиться с ревностью и бешеным нравом. Хочу, чтобы ей было так же больно, как мне. Нет! Больней…

Она вздрагивает. Потом зябко ежится. Смотрит в пол, а следом кивает, тихо соглашаясь:

– Ты прав. Так что мне надо сделать, чтобы увидеться с отцом?

И эта ее покорность – она с ума меня сводит. Хочется ее хорошенько встряхнуть, чтобы встали мозги на место. Но вспышка ярости отнимает кучу сил. Я сажусь на край кровати, чувствуя себя столетним старцем.

– Ничего не надо, – тру лицо. – Я отвезу тебя.

Сейчас только выдохну немного. Закрываю глаза и запрокидываю голову к потолку. Убеждаю себя, что не случилось ничего нового. И что мне просто нужно набраться терпения, потому что с ней иначе никак. А без неё… а без нее я уже пробовал. Не понравилось.

Сквозь гул крови в ушах до меня доносится легкое шуршание. Медленно открываю глаза и перехватываю ее руку.

– Что ты делаешь? – сиплю я, глядя на нее, сидящую на коленях, сверху вниз.

– А на что это похоже?

Саша настойчиво дергает рукой, ясно давая понять, что хочет, чтобы я ее отпустил. Ее глаза – две черных пропасти без дна. Они заманивают меня и лишают воли. Разжимаю пальцы, и в тот же миг она проникает рукой под резинку моих шорт.

– Ты же хотела ехать, – с трудом ворочая языком, напоминаю я.

– Это не займет много времени.

Она обхватывает мой объем ладонью, и ее и без того широко распахнутые глаза становятся еще больше.

– О да, Саша… – хмыкаю я. – Все эти годы ты бегала от единственного человека, способного вытрахать из тебя всю дурь.

Опустив взгляд с поволокой, Сашка дрожащими пальцами освобождает мою дуру. Дышит жадно, как будто желая надышаться впрок.

– У меня, наверное, и не получится… – в противовес словам, она с нескрываемой жадностью лижет губы.

– Прости, детка, но уже поздно.

Это и злость, и похоть, и желание наказать… Резким повелительным движением наклоняю ее голову. Она неуклюже подчиняется, но я промахиваюсь, оставляя головкой влажный след на щеке.

– Рот открой.

Саша проходится языком по губам и выполняет мою команду без разговоров. Я шиплю, когда она случайно задевает плоть острым краем зубов.

– Шире. Спрячь зубы и расслабь горло, – не делая ей никаких поблажек, толкаюсь сразу весь. У нее на глазах выступают слезы. – Ты же этого хотела, правда? Теперь тебя все устраивает? Теперь… все так, как… ты хочешь?! Мы разговариваем на понятном тебе языке?

Накрываю ее горло ладонью, чтобы ощутить, как наполняю его и растягиваю, а второй – зарываюсь в волосы. Я хочу наказать ее, а наказываю сам себя. Мне бы остановиться, да только назад нет дороги.

Глава 10

Саша

К удивлению, меня приводят не в камеру, а в просторную залитую светом комнату с большим окном.

– Папа! – не сдержав эмоций, шагаю к отцу и, упав перед ним на колени, сжимаю в руках что есть силы: – Как ты? Как твое здоровье? Я пришла сразу, как только это стало возможным. – Папка…

Я всю дорогу уговариваю себя держаться, но стоит увидеть отца – и все, слезы начинают литься из глаз непрерывным потоком.

– Так, Александра, ну-ка прекрати мне это безобразие. И встань, наконец! Что ты передо мной, как перед иконой, расселась?

– Да, конечно-конечно. Сейчас, – как в детстве, ладонями утираю щеки и, покачиваясь, встаю. – Ты только не волнуйся.

– А кроме тебя здесь никто и не волнуется. Отставить слезы! Взрослая баба, а все туда же.

– Есть отставить, – шмыгаю носом.

– Ты заболела, что ли?

Сначала я даже не понимаю, почему он так решил, а когда доходит, вспыхиваю до корней волос и резко отвожу взгляд. Как будто отец может по глазам догадаться о том, чего мне стоил этот визит, если уж не смог понять по осипшему голосу.

– Нет. Я в порядке.

– А с горлом что?

– Ничего особенного. В одной из аудиторий сломался микрофон, и мне пришлось всю лекцию читать на повышенных тонах, – моя ложь звучит вполне убедительно, хотя я все еще не могу найти в себе силы взглянуть на отца прямо. – Да что мы все обо мне?

– А у меня, знаешь ли, новостей никаких.

– Как это? А допросы? Чего вообще от тебя хотят? Это же все… неправда? – вопрос звучит слишком наивно. Отец морщится.

– Что именно?

– То, в чем тебя обвиняют. – Я оседаю на стул. Ясное дело, что обвинения сфальсифицированы, и то, что своим вопросом я будто бы усомнилась в этом, выводит отца из себя. Он краснеет лицом и цедит:

– Ты в своем уме?!

– Извини. Я просто ужасно волнуюсь.

– А я тебе русским языком повторяю – не стоит. И сырость мне здесь разводить тоже ни к чему.

Качаю головой. Спорить с папой бессмысленно.

– Я читала предъявленные тебе обвинения и консультировалась с…

– Я не просил тебя в это лезть.

– А что, об этом разве нужно просить? Я думала, что как дочь имею на это право по умолчанию.

Отец хмурит кустистые брови. Так и не сев, исподлобья озирается по сторонам. Ах, да! Здесь же наверняка установлены камеры и… Интересно, Ринат смотрит на меня прямо сейчас? А если да, о чем думает? Вспоминает ли то, что произошло в номере отеля, или я для него уже пройденный этап? А для меня? Останется ли это в прошлом хоть когда-нибудь? Пока не похоже, что такое может случиться. Я до сих пор ощущаю вкус его ярости. Как будто это её Орлов выплеснул мне в рот, а не…

– Послушай меня, Саша!

– Да? – трясу головой и плотнее сжимаю бедра.

– Ты в это дело лезть не станешь.

– Но…

– Разве я непонятно выразился?

– Учитывая то, что ты ни черта мне не объяснил – да, непонятно! – невольно срываюсь на крик. Я вовсе не тихоня и, если приспичит, запросто могу показать зубы. Мы с отцом застываем, буравя друг друга взглядами, полными упрямства.

– Я со всем разберусь сам. И никаких инициатив от тебя не потерплю. Это не просьба. Это – приказ.

Пытливо всматриваюсь в его глаза. Что-то не сходится. И от того, что я никак не могу уловить, что конкретно, меня охватывает тревога.

– Я твоя дочь – ты не можешь мне приказывать.

– Именно потому, что ты моя дочь – я прошу тебя оставаться в стороне! Хоть раз в жизни ты можешь поступить так, как тебя просят?

Такой невинный, казалось бы, вопрос, а у меня внутри расцветает огненный цветок боли. Я всхлипываю. Вскидываю руку и касаюсь горла, будто не в силах поверить, что это я издала этот звук.

– Да твою ж мать, Саша! Я не это имел в виду…

Самое сложное в механизме психологической травмы то, что ты никогда не знаешь, когда тебя вновь настигнут ее последствия. Иной раз кажется, что ты все преодолел, и что прошлое больше над тобой не властно. Ты живешь обычной жизнью, строишь ее по кирпичику, радуешься, а потом чье-то неосторожное слово или поступок – и все… ты снова в аду. На той дискотеке, где все началось, и после которой моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Сколько бы я ни прорабатывала эту проблему, я до сих пор не могу избавиться от мысли, что сама виновата в случившемся. И это больнее всего. Отец тысячу раз предупреждал меня об опасности. Но кто слушает родителей в шестнадцать лет? На ту злосчастную дискотеку в город я сбежала из части, наплевав на строжайший запрет. А приключения меня нашли сами. Когда я поняла, в какую попала опасность – было уже слишком поздно.

– Пожалуйста, пожалуйста… я не хочу…

– А зачем ты тогда как шлюха вырядилась? – чужие руки проникают под юбку, сжимают до боли кожу, царапают её и мнут. – Эй, мужики, слышь, че говорит? Не хочет!

– Да эта шлюшка еще добавки будет просить! – кто-то заходит за спину.

Их смех. Звуки рвущейся одежды, оглушающе громкий звон пряжек. Моя боль и страх, от которого мутится сознание… В плену меня продержали тринадцать дней. Это я уже потом узнала, когда меня, полуживую, каким-то чудом нашли менты. После они, конечно, просили описать насильников. Но я так и не смогла вспомнить их лиц. Может быть, похитители были в масках, или же было слишком темно. Но скорее всего мое потрясение было таким сильным, что мозг просто стер их из памяти.

– Саша!

Отчаянно трясу головой:

– Да, пап. Я слушаю.

– Ты же знаешь, что ни в чем не виновата, и я вообще не о том, да?

Да. Знаю. И своей головой я это как никто другой понимаю. Еще бы! Я же, мать его так, психолог. Я по полочкам могу разложить все свои реакции, я знаю, откуда они исходят. Чего я не могу – так это избавиться от мысли, что будь моя юбочка в тот день подлиннее, а майка хоть немного скромнее, со мной ни за что бы не случилось беды. Несмотря на все свои знания и прочее заумное дерьмо.

– Пап, перестань. Прошла тысяча лет, я уже и не вспоминаю о том, что было.

Замолкаем. Отец ведет ладонью ото лба к макушке, ероша по-армейски короткий ежик волос. Сколько я его помню – он всегда носил эту незамысловатую прическу.

– Время свидания окончено, – напоминает нам невысокий плюгавенький мужчина в штатском. Ну, вот! А я даже ни о чем толком расспросить не успела.

– Что я могу для тебя сделать, папа?

– Ты можешь не мешать. У меня все под контролем.

Это как? Я чего-то не знаю? О каком контроле речь, когда даже адвокат признает, что наши дела плохи? Наверное, мне не мешает все это хорошенько обдумать. Может быть, в следующий свой визит мне удастся разговорить отца чуть больше?

– Хорошо, – вздыхаю. – Но хоть приходить к тебе можно?

– Только не части. Живи своей обычной жизнью. Если что – позвоню. Мне тут телефон обещали выдать.

Киваю. Наверняка такой щедрости поспособствовал Ринат. А значит, мне нужно поблагодарить его. От мысли, что мы скоро снова увидимся, меня бросает то в жар, то в холод. Нам ведь так и не удалось поговорить. Я совершенно не представляю, чего мне ждать. От него… От судьбы. От этой ужасной ситуации, в которой мы оказались.

– На выход!

Первым из комнаты выводят отца. Слава богу, на этот раз обходится без наручников. Армейская выправка дает о себе знать. Можно позавидовать тому, как прямо папа держит спину, а вот в его походке что-то неуловимо меняется. Будто тяжелей становится шаг.

– Мне велено вас проводить.

Вздрагиваю. Киваю вернувшемуся за мной мужичку и безропотно иду следом. А у выхода понимаю, что проводить-то меня велено вовсе не к Ринату, как я почему-то решила.

– Постойте, мне нужно увидеться с Орловым, – возражаю я.

– Ринат Ильич уехал.

– Вот как…

А дальше что? Ну, не просить же этого постороннего незнакомого мне мужика передать Ринату спасибо? Нет, пожалуй, до такого я еще не докатилась. Поэтому, равнодушно кивнув, я безропотно вставляю свой временный пропуск в слот, дожидаюсь, пока откроется турникет, и выхожу в душные сентябрьские объятия. Такси приезжает быстро. Забрасываю сумку с пожитками на заднее сиденье, усаживаюсь сама. Машина трогается с места, минует стоянку, и тут я замечаю припаркованный Мерседес Рината. Никуда Орлов не уехал. Он просто не захотел меня видеть. Вот и все. Побрезговал. Неужели дошло, кто я есть?! Неужели понял, что я его просто не стою…

«Так! Стоп!» – резко торможу себя. Прикладываю к ноющим вискам пальцы. Нет, это даже поразительно – то, с какой легкостью я готова в очередной раз макнуть себя в грязь. Выходит, Наташа права? Выходит… я себя снова наказываю? Почему спустя столько лет мне нужно так мало, чтобы меня накрыло? Когда я открываю сумку, чтобы достать телефон, мои руки легонько подрагивают.

– Наташа!

– Ну, слава богу! Я в последнее время только и делаю, что тебя теряю. Как ты? Как все прошло?

– Ты можешь ко мне приехать?

– Насколько ты не в порядке? – осторожно спрашивает подруга.

– Нет-нет. Все не так плохо. Мне просто нужно…

– Проговорить это вслух?

– Да, наверное. Я действительно в норме и подожду столько, сколько нужно.

– У меня еще две встречи. Одну могу отменить.

– Нет! Не стоит.

– Точно?

– Сто процентов.

Отбиваю вызов, пока Наташка еще чего-нибудь не придумала, и отворачиваюсь к окну. Мне душно, несмотря на работающий в салоне кондиционер. Прислоняюсь лбом к раскаленному стеклу. Что он там у меня спросил?

– Ты же этого хотела, правда? Теперь тебя все устраивает? Теперь… все так, как… ты хочешь?! Мы разговариваем на понятном тебе языке?

Да, наверное. Так действительно было понятнее. На самом деле гораздо труднее мне было осознать, почему он так сильно на мне зациклился. Это ведь ненормально, правда? Ну, какой мужчина его уровня и возможностей стал бы пятнадцать лет добиваться бабу? И нет, дело не в том, что я себя недооцениваю. Просто… это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Так не бывает.

Но чего я добилась в итоге? Вряд ли мы теперь станем любовниками. Скорее всего, он просто раз и навсегда вычеркнет меня из своей жизни, поставив галочку «done». А я… Я наконец избавлюсь от своих иллюзий, которые, я только теперь это понимаю, заняли слишком много места в моем разодранном сердце за те три дня, что я провела с ним. И это такое облегчение! Потому что иллюзии опасны. Потому что разбитые иллюзии – боль.

Так какого черта я плачу?

Тебе понравилось, как он за тобой ухаживал – признай! Ты потому и поспешила все испортить.

Голоса в голове становятся навязчивей, громче. Я затыкаю уши и со стороны, наверное, выгляжу как безумная. Таксист пялится на меня в зеркало заднего вида, его губы шевелятся. Он спрашивает, в порядке ли я… Так мило.

– Просто тяжелый день.

К счастью, мой дом совсем близко. Выскакиваю из машины, взлетаю на свой этаж. Мечусь по квартире, не находя себе места. Я уже почти жалею, что все испортила. Может быть, стоило… Что? Продлить агонию? Он бы все равно ушел. Рано или поздно. Ты все сделала правильно, Быстрова, сработала на опережение. Сама подумай! Ни один мужик не вынес бы твоих тараканов, Быстрова, но…

Он ведь даже на меня не спорил! А только эта мысль давала мне нужную злость, чтобы держать его на расстоянии. Когда злость стихала, я сознательно принималась накручивать себя, но теперь не могу сделать даже этого!

Откуда же ты взялся – такой идеальный?! Ненавижу! Его. Себя. Ненавижу уродов, которые сломали мне жизнь. Ненавижу то, что они, безнаказанные до сих пор, где-то живут и радуются жизни, тогда как я – спустя столько лет, не живу… не дышу, а только обманываю и себя, и других, делая вид, что в порядке. О, это так просто! Я мастерски овладела искусством имитации. Рядом с тем же Ждановым мне чудо как хорошо удается отыгрывать свою роль. А вот Орлов… Я в нем как в зеркале вижу все свои сколы.