Текст книги "Все дело в папе. Работа с фигурой отца в психотерапии. Исследования, открытия, практики"

Приступая к психотерапевтической работе, какой бы характер она ни носила, психологу важно понимать, что у клиента достаточно ресурса, чтобы ее проделать. Поэтому насыщение ресурсами – это отдельный и очень важный этап психотерапии. В этом смысле работа с фигурой отца очень благодатна, поскольку при отсутствии жесткой, тотальной травматизации эта фигура является позитивной и ресурсной. Введение ее в поле психотерапии ведет к получению мощного ресурса, способствующего продвижению клиента в намеченном направлении.

Задача психолога на этом этапе – наладить контакт клиента с его внутренним образом отца. Это похоже на прокладывание пути через завал собственных обид клиента, нелицеприятных мнений его семейного окружения, принятых в свое время решений прервать этот контакт и длительное время не смотреть в сторону отцовской фигуры. Как только тема и образ отца появляются в поле консультирования, клиенту становится затруднительно игнорировать свои переживания, связанные с отцом. Эти переживания как будто прорываются через многолетнюю завесу молчания. Психолог должен уметь правильно встретить эти переживания: с одной стороны – не дать клиенту быть чрезмерно захваченным ими, с другой – не впасть в обвинительную или морализаторскую позицию по отношению к отцу клиента (в равной степени, впрочем, как по отношению к матери либо самому себе).

Клиент может приглашать психолога в коалицию против отца, рассказывая истории из детства с точки зрения своего семейного окружения – матери, бабушек и т. д., которые были очень недовольны его поведением как мужчины, супруга, сына и отца. Ребенку в этот момент ничего не остается, как присоединиться к дружному хору их мнений, поскольку свое отношение к происходящему он формирует на основании отношения матери либо людей, взявших на себя ее функции. Естественно, клиент будет отстаивать эту историю из лояльности к семейной системе и чтобы не встретиться с переживанием предательства отца в момент, когда ему пришлось занять в конфликте родителей материнскую сторону. Кроме того, собственный опыт отношений с папой может быть нагружен столь сильными и противоречивыми переживаниями, что распаковывать их представляется клиенту небезопасным.

На фоне этой динамики предложение психолога поискать в своем опыте другие, хорошие истории, связанные с папой, могут быть восприняты клиентом как попытка избежать «суровой правды» реальности, отрицание болезненной части реальности, а также как насильственное требование позитива там, где он отсутствует. Отсюда как будто бы недалеко и до весьма распространенного социального запрета испытывать негативные чувства по отношению к родительским фигурам. Однако это далеко не так.

Мы признаем все чувства клиента, какими бы они ни были, и с большим уважением и сопереживанием относимся к его личной истории. Однако мы хотим обратить внимание читателя, что чаще мы встречаемся с резко односторонним образом отца в представлениях клиента. Либо отец тотально плохой, и тогда его образу нет места в душе клиента. Крайним проявлением этого является закрепленное в нашем языке выражение «у меня нет отца», что не является правдой, поскольку папа есть у каждого, даже если зачатие произошло в пробирке. Либо он идеальный, чуть ли не святой, что тоже резко не соответствует существующему положению дел. Процесс идеализации по своей сути является таким же психозащитным механизмом, как и идущий рядом или вслед за ним процесс обесценивания (себя, партнера или объекта идеализации).

Поэтому когда мы предлагаем в качестве упражнения и практики вспомнить что-то хорошее о взаимодействии клиента с папой, скорее всего, из детства, мы восстанавливаем связь с той частью его опыта, которая по разным причинам долгое время была в изгнании, отсоединена и вытеснена на задворки сознания. Когда клиенту удается найти доступ к этой части, он получает мощный ресурс, обретает силу и энергию, опору и поддержку для своей жизни.

Предложение психолога поискать в своем опыте хорошие истории, связанные с папой, могут быть восприняты как попытка избежать «суровой правды» реальности и насильственное требование позитива там, где он отсутствует, однако это далеко не так.

Обычно мы предлагаем рассказать о каком-то моменте из жизни клиента, когда они с папой вместе что-то делали и ему (ей) было хорошо. Мы просим рассказывать от первого лица, в настоящем времени, как будто это происходит сейчас, тем самым погружая клиента в счастливое воспоминание, позволяя ему заново пережить те чувства, присвоить их и напитаться ими.

Наиболее распространенные реакции клиентов

«У меня нет отца»

Как только мы слышим эту фразу от клиента, мы первым делом высказываем такую очевидную вещь, что отец есть у каждого. Даже если он умер, не жил с семьей, был ужасным человеком или о нем вообще ничего не известно. Биологически и психологически мы несем в себе его часть, его образ живет в нашей душе, и от того, чем наполнен этот образ, зависит качество нашей жизни и самоощущение.

Если генетическую информацию, как и наше прошлое, нам не поменять, то над теми образами, которые мы создаем и на которые опираемся в своей жизни, мы имеем власть. В качестве иллюстрации мы можем предложить клиенту ощутить, что меняется, когда он медленно повторяет: «У меня нет отца», – и когда затем он так же прочувствованно произносит: «У меня есть папа». Впрочем, описанная ситуация скорее характерна для предыдущего этапа работы, когда перед нами стоит задача пригласить фигуру отца в поле консультирования.

Как только мы слышим эту фразу от клиента, мы первым делом высказываем такую очевидную вещь, что отец есть у каждого.

Следующая задача – заметить и проявить в реальности тот факт, что папа был и что в отношениях с ним, пусть эпизодически, пусть так давно, что это не помнится сознательно, было хоть что-нибудь хорошее. Это может быть смутное ощущение чего-то большого и сильного рядом или даже рассказ кого-то из близких об отце. Когда мы просим клиента погрузиться в это переживание и рассказать о нем в настоящем времени, как будто это происходит с ним прямо сейчас, мы всякий раз наблюдаем чудесное преображение. Ведь для памяти не так уж важна фактология – важно то, как это сильное, ресурсное переживание осознается и перезаписывается во внутренней реальности человека, с которой (и только с ней!) мы как психологи имеем дело.

«Я не знаю, кто мой отец»

Такая ситуация возникает по разным причинам: то ли мама действительно не уверена в отцовстве конкретного мужчины, то ли скрывает его из каких-то своих соображений, то ли после болезненного расставания родителей эта тема является табуированной и ей «не придается значения», то ли ребенок был усыновлен или даже его отец анонимен (в случае если оплодотворение произошло с использованием донорской спермы). В некоторых случаях мамы после расспросов выросших детей уступают и раскрывают информацию об отце. Иногда можно сделать анализ на установление отцовства. Но бывают ситуации, когда получить достоверную информацию из первых рук не представляется возможным. Тогда о каких воспоминаниях может идти речь?

Мы уверены, что у каждого из нас есть память тела – тех смутных ранних ощущений, связанных с биологическим отцом.

В нашей практике есть случай, когда женщина, никогда не видевшая родного отца и, более того, всю жизнь считавшая отцом другого мужчину, случайно увидев в учреждении совершенно незнакомого человека, «узнала» его, и оказалось, что он действительно ее отец. Такие истории кажутся фантастическими, и тем не менее в нашей работе подобные «чудеса» случаются регулярно.

В этом случае мы просим клиента собрать максимум доступной ему информации от третьих лиц – чаще это мама, или другие близкие родственники, или друзья семьи, бывшие свидетелями периода его появления на свет. Эта работа носит название «реконструкция семейной истории»: клиент по крупицам собирает факты и свидетельства очевидцев. Специалисты по семейному консультированию или в области расстановок могут оказать в этом исследовании существенную помощь, смоделировав в группе или индивидуальных психотерапевтических процессах жизненную ситуацию клиента на тот момент времени.

Любое переживание, любая крупица информации об отце, которая была бы позитивно заряжена, чрезвычайно важны в самоощущении и самосознании человека.

Мы обычно придерживаемся следующих утверждений/максим.

• Каким бы ужасным или отсутствующим ни был наш отец, он есть у каждого из нас. Как и мать.

• Что бы ни случилось в дальнейшем между мамой и папой, в твоей жизни точно был момент, когда они любили друг друга, иначе ты бы просто не появился на свет.

• Что бы ни происходило в твоих дальнейших отношениях с мамой и папой, всегда был момент, когда они, сознательно или нет, хотели, чтобы ты появился на свет, иначе бы тебя здесь просто не было.

• Мама и папа могли не справиться со своими отношениями, своей жизнью, своей родительской ролью, но то, с чем они точно справились, – они дали тебе жизнь.

• Мама дает жизнь, а папа – силу жить. Остальные выборы и решения в нашей сознательной жизни принадлежат нам.

• Изнасилование, неразборчивость в сексе и другие причины незапланированной беременности, в результате которых мог родиться человек, – по сути, формы любви, не нашедшей иного, хорошего, выхода в раненых душах.

• Стать папой и хорошо исполнять роль отца, выполнять отцовские функции – разные вещи. Первое – движение души к продолжению рода с подходящим партнером, второе – выбор, сознательное ежедневное усилие, которому мы учимся всю жизнь.

• Что бы ни случилось в наших отношениях с папой, там всегда есть место как для плохого, так и для хорошего. Даже плохое способно научить нас чему-то. Даже маленькое хорошее дает опору в жизни. Поэтому важно искать хороший опыт и фокусироваться на нем.

«Я не могу вспомнить ничего хорошего»

В такой ситуации необходимо различать собственную травматическую историю отношений клиента с отцом и усвоенное, выученное отношение к нему. Бывает, что у клиента имеются противоречивые, можно даже сказать, конфликтующие внутриличностные части: с одной стороны – собственный опыт, желания и чувства по отношению к папе, с другой – чувства, мнения и решения, принятые под влиянием семейного окружения.

Пример подобного «раздвоения»: маленький мальчик, в ситуации развода оставшийся с мамой, говорит об отце: «Я не хочу к нему приходить, потому что он плохой», а затем горько-горько плачет.

Естественно, психика пытается справиться с конфликтом путем подавления и вытеснения противоречивой информации. Для ребенка важно бывает в какой-то момент принять решение согласиться с тем, что папа плохой, иначе конфликт становится для него непереносимым. Любой опыт, который противоречит данной установке, будет забыт, обесценен или искажен с помощью психозащитных механизмов. Но этот опыт все равно никуда не девается, даже если он спрятан за семью замками ранней детской памяти. Когда клиент утверждает, что ничего не помнит, мы уверены, что его память гарантированно хранит крупицы яркого, ценного, значимого переживания контакта с папой. Конфликт между собственным восприятием папы и навязанным извне или собственным хорошим и травматическим опытом, любовью и ненавистью также усугубляется, и его подавление стоит нам некоторых душевных сил и затрат. К тому же подавленный конфликт периодически находит выход в снах, непонятно откуда взявшихся переживаниях и реакциях, в соматических симптомах, тревожных или депрессивных состояниях и т. д.

Стоит только запустить процесс налаживания прерванного контакта – и происходят чудеса.

Хорошая новость состоит в том, что с помощью терапии клиент может получить доступ к этой отвергнутой, ресурсной части, присвоить хорошую часть своего опыта общения с отцом, на которую можно опираться. Кроме того, собственные ранние чувства и переживания, освобождаясь от запрета на их существование, получают право быть и течь свободно, в естественном устремлении ребенка к своему отцу. Поэтому мы, психологи, можем и должны проявлять некоторую настойчивость в том, чтобы снова и снова искать и находить, пусть совсем небольшие и с точки зрения клиента малозначащие моменты которыми он может с нами поделиться, переживая их заново максимально подробно.

Стоит начать, только запустить этот процесс налаживания прерванного контакта – и происходят чудеса: огромный пласт ресурсного опыта, каких-то случаев и воспоминаний вдруг поднимается и начинает разворачиваться в нынешней жизни клиента.

Мы не раз встречались с тем, как через неделю после упражнения по воскрешению из памяти положительно заряженных моментов, касающихся отношений с отцом, участники отмечали, что в их жизни стало больше мужского внимания, что «внезапно» стали налаживаться отношения с папой, начальником и другими мужскими фигурами, или вдруг начинали замечать, что партнер, оказывается, проявляет много внимания и заботы к ним.

Мы полагаем, что в их жизни все это присутствовало и раньше, но вследствие блокированного и искаженного восприятия, определенных фильтров коммуникации эта информация просто не доходила по адресу.

Как только был налажен контакт с заблокированным хорошим опытом, люди стали замечать и воспринимать целый пласт реальности, недоступный им ранее.

Травмирующие воспоминания

Перечислим события в отношениях с родителями, которые могут оказаться травмирующими:

• депривация – пренебрежение потребностями ребенка, его жизнью, здоровьем и развитием;

• эмоциональное насилие – критика, отвержение, оскорбления, угрозы;

• физическое насилие – захваты, толчки, удары, побои, нанесение физических повреждений;

• инцестуальное поведение – обсуждение с ребенком своей интимной жизни, тайны от второго супруга, для взрослых детей – требование делиться подробностями их интимной жизни; нарушение границ личного пространства (запрет закрывать двери, внезапные вторжения в комнату, ванную, уборную); сексуализированное поведение (совместный сон со взрослым ребенком, интимный характер прикосновений, скабрезные шутки); сексуальные действия (контакт с половыми органами своими или ребенка, половой акт).

Часто бывает, что ребенок не испытывает непосредственного травмирующего влияния отца, но получает его косвенно, наблюдая травматичные отношения отца с матерью, его нелицеприятное поведение в социуме и т. д.

В любом случае образ отца становится устрашающим, несущим непосредственную угрозу существованию. А значит, любая попытка вспомнить что-то хорошее может вызывать большое сопротивление, потому что грозит всколыхнуть весь болезненный опыт. К тому же хорошие воспоминания могут активизировать переживания, характерные для утраты, – шок, отрицание, гнев, печаль, ведь хорошее было потеряно, разрушено при невыносимых обстоятельствах. И чем интенсивнее был травматический опыт, чем длительнее была его протяженность во времени, тем сложнее психологу работать с хорошими воспоминаниями. В крайних случаях хороших воспоминаний может не быть вовсе, кроме факта участия отца в зачатии, однако даже за этот факт можно зацепиться для получения ресурса!

Переработка травматического опыта невозможна без предварительного накопления ресурсного опыта.

Работа с большим грузом реальных травмирующих событий строится по определенному алгоритму.

1. Признание факта травмы, ущерба, который она нанесла, называние вещей своими именами, с указаниями конкретных недопустимых действий, которые совершал отец.

2. Разделение личности отца и его поведения, когда оценивается не в целом фигура отца как ужасного или идеального, чудовища или святого, а его поступки, которые могут быть источником как хорошего опыта, так и травмы.

3. Налаживание контакта со своим хорошим опытом общения с отцом и людьми, которые его заменяли, присвоение отцовского ресурса из этих воспоминаний.

В некоторых случаях хороший опыт оказывается недоступен из-за навязанной ребенку оценки поступков отца как ужасных. Так бывает при разводе, когда эмоционально заряженная мать и ее родственники внушают ребенку, что отец их предал, бросил именно его, ребенка, вместо того чтобы объяснить случившееся как прекращение супружеских отношений родителей. При этом действия отца, даже любящего, могут подаваться как подлые, недостойные, ужасные: желание продолжать воспитание ребенка – как желание отнять его, материальная поддержка – как подачка, откуп и т. д.

Разумеется, мы не говорим о ситуациях, когда отец реально начинает преследовать мать, подкупать ребенка или настраивать его против нее – это недопустимо. Но так же недопустимо делать ребенка орудием мести или вываливать на него собственные переживания, связанные с расставанием и другими проблемами в отношениях с мужем.

Алгоритм работы с хорошими воспоминаниями при этом отличается: первым шагом в ней будет растождествление своего опыта отношений с отцом и опыта мамы или других значимых людей и возвращение к безоценочному, свободному от навязанных окружением штампов и стереотипов детскому восприятию реальности. В остальном этот алгоритм соответствует работе с реальной травмой (см. главу «Переработка травматического опыта»).

«Я просто ничего не чувствую»

Такое утверждение является одним из признаков, характеризующих наличие большого, даже запредельного количества переживаний, связанных с отцом. Онемение чувств – это защитная реакция психики при невыносимой боли отвержения, потери, насилия. Соприкоснуться с хорошими воспоминаниями для нас часто означает риск вновь встретиться с этой болью.

При этом замороженными оказываются не только так называемые негативные переживания – гнев, страх, печаль или отвращение. Защита не работает избирательно, поэтому недоступными могут оказаться и радость, привязанность, нежность, удовольствие, близость. Именно поэтому нам стоит внимательно заглянуть, что же скрывается за пустотой и бесчувствием в каждом конкретном случае.

Онемение чувств – это защитная реакция психики при невыносимой боли.

Мы предлагаем исследовать это «ничего», просим ощутить и сами стараемся разглядеть по внешним и косвенным признакам, на какое чувство оно похоже. Мы должны быть готовы в любой момент «подхватить» клиента, когда долго сдерживаемые чувства наконец найдут выход.

Встреча с сильными чу вствами

Если в предыдущем примере чувства были блокированы, то в этом варианте психолог встречается с непосредственной сильной реакцией. И здесь помощь специалиста заключается в том, чтобы, с одной стороны, поощрять выражение чувств, встречать и называть их; с другой – не дать клиенту провалиться в аффективное отреагирование, что также является уходом из контакта с чувствами и не приносит облегчения.

Наша задача – все время удерживать клиента в контакте с нами, самим собой и реальностью, попускать чувства понемногу, осознавая и называя их. При такой поддержке клиент остается устойчивым, не захваченным переживаниями, получает ощущение контроля и может уже смелее смотреть на фигуру отца. Так постепенно мы подходим к ресурсным переживаниям и восстановлению контакта с отцовским образом и энергией.

«У меня идеальный отец, у нас все хорошо»

Чаще всего такую реакцию демонстрируют мужчины и женщины, в восприятии которых фигура папы идеализирована. Настораживает здесь нежелание говорить о том, что, по словам клиента, является хорошим опытом. Или бывает, что за словами о том, какой хороший и замечательный был отец, мы встречаемся с диссоциированностью – невозможностью присоединиться к ресурсному опыту, включенно рассказать о нем. Третий вариант – если в рассказ о хорошем опыте вкрадываются неоднозначные переживания страха, вины, стыда, обиды и т. д.

Идеализация отца так же вредна, как и обесценивание: в этом случае теневые аспекты его фигуры либо приписываются себе, либо проецируются на окружающих – в частности, на партнера. У мужчин это проявляется как самоотвержение и обесценивание («я неудачник, ничтожество, никто по сравнению с отцом»), у женщин – как отвержение и обесценивание других мужчин, потенциальных партнеров («никто не может сравниться с папой, быть таким же достойным»).

В любом случае идеализация отца, так же как и демонизация, не соответствует реальному положению вещей, дезориентирует клиента в восприятии событий не только прошлого, но и настоящего. Например, когда за любовь привычным образом выдаются явно насильственные или эмоционально ранящие действия партнера – побои, измены, пренебрежение.

В случае идеализации отца мы предлагаем не конфронтировать с этим представлением, хотя бы поначалу, поскольку это вызовет скорее мощное сопротивление у клиента. В ответ на то, что отец был идеальным, мы можем предлагать тем более найти ресурс в этом хорошем опыте, чтобы решить заявленную клиентом проблему. Когда мы получим материал из воспоминаний, образов, рисунков, переживаний клиента, мы сможем с уверенностью сказать, имеет ли место идеализация, а также тактично указать клиенту на рассогласования оценки им отца и реального опыта отношений с ним.

«Я разочаровался в своем отце»

Обратная сторона идеализации – разочарование и обесценивание. Само по себе разочарование – естественное переживание и может быть следствием и признаком процесса взросления и сепарации от родителей. В этом случае мы можем помочь клиенту встретиться с его чувствами, связанными с этим процессом, нормализовать их.

Хорошая история, когда от идеализации через разочарование и протест человек приходит к реалистичному взгляду на отца, имеющего свои сильные и слабые стороны, когда он может присваивать ресурсы отцовской фигуры и опираться на них и в то же время видеть негативные, травмирующие аспекты и проявления отца и конфронтировать с ними.

Однако бывает, что клиент застрял в состоянии обесценивания, отрицая позитивное влияние отца на свою жизнь, оценивая его в целом как плохого и отказываясь от контакта с этой фигурой. Эта позиция – результат черно-белого инфантильного восприятия, неумения интегрировать разные аспекты и свойства человека в целостную картину, отождествления поступков и личности.

В этом случае страдают идентичность, уверенность в себе, социальная реализация, отношения с партнерами и с собственными детьми. Поэтому наша задача как консультантов – помочь клиенту пройти через процесс разочарования, с одной стороны, поддерживая его сепарацию, с другой – обращая внимание на интеграцию образов хорошего и плохого отца в целостную, реалистичную, поддерживающую фигуру во внутренней реальности клиента. В этом нам также может помочь реконструкция хороших, ресурсных детских воспоминаний, связанных с папой.