Текст книги "Сироп от кашля"

10 мая 2021 г.

– Чай?..

– Со сливками. И ложка сахара. – Он спрятал улыбку, прикрыв глаза. Актер театра, он прекрасно управлял своими эмоциями. Она вспомнила, как однажды эта его суперспособность чуть не довела ее до паранойи.

«А сейчас ты… настоящий?» – Невольно подумала она, пока разливала чай. Потом достала из холодильника голубую коробочку, отрезала уголок.

– Тебе повезло, что у меня завалялись свежие.

Он ничего не ответил. Просто следил за ней, как кот, не видевший свою хозяйку очень долгое время. Слишком долгое время – чтобы забыть манеру движения, тембр голоса, запах, привычку отводить взгляд во время разговора – как будто ей вовсе не интересно.

– Невозможный ты человек, – прошептала она. Капли сливок с брызгами падали в чашку. Она прикусила губу, чуть отвела руку в сторону, но он накрыл ее своей. «Интересно, он почувствовал, как я вздрогнула?» – «Я почувствовал».

Аккуратно извлек коробку сливок, поставил поодаль, сцепил обеими руками ее – холодную. И продолжал пытливо буравить ее своими глазами.

«Так… он опять за свое».

– Ничего не изменилось, – проговорил он, и густой, карамельный голос его проникал в самые недра ее существа. – От сливок в моем чае до твоего трепета.

У нее засосало под ложечкой. Хотелось рыдать. Если не отпустит – она так и сделает, ей богу!

– Все кончилось, – прошептала она.

– Сливки еще не свернулись. – И он, отпустив ее руку, медленно поднялся из‐за стола – с уверенностью, что она никуда не сбежит, не ударит его, не отвергнет. Он знал это – и она знала.

Потом обнял ее – спокойно, легко, свободно, как будто имел на это право. Поцеловал в щеку, достал шпильки из ненавистной ему укладки, распустил длинные, тяжелые волосы. И целовал, неразборчиво шепча:

– Анна, Аня, Анечка…

11 мая 2021 г.

– В эти выходные мы встретимся на проспекте. Я знаю, где ты будешь стоять: около давным-давно закрытого магазинчика восточных сладостей. В черной рубашке, – на размер больше, чем надо, – и в черных брюках ты кажешься «солидной дамой». Только вот этот небрежный хвостик и сандалии тебя выдают. Я подойду, ты вновь скажешь, с сожалением взглянув на вывеску магазина: «Я так и не купила там пахлаву!». Вместе мы двинемся к фонтану, где будем делать бесконечно много фотографий. Большую часть ты все равно удалишь. Я буду смотреть на тебя и, вздыхая, думать: «И сегодня не получится».

28 мая 2021 г.

– Боже! Что ты, кротик, в подземелье торчишь?!

Она ворвалась в квартиру, точно сквозняк, и, снимая на ходу пальто, принялась открывать повсюду шторы.

– На улице волшебная, просто волшебная погода! Я столько накупила, сейчас приготовлю обед…

Я следил за ней, сидя на диване в позе буддийского монаха. Брови так сильно сдвинулись, что аж лоб свело.

– Ты почему такой хмурый? – Спросила с искренним недоумением.

– Две недели. Тебя не было две недели.

Она постояла, обдумывая в голове этот срок, затем пожала беспечно плечами и подбежала ко мне.

– А хочешь…

– Я хочу, чтобы ты ушла.

Секунду помолчала, ошеломленная столь редкой жесткостью в свой адрес. Настолько редкой, что даже не поняла ее. Хотела, наверное, опять оправдаться: «Я же говорила, мне нужно побыть одной, я себя потеряла, я с тобой слилась, это не хорошо, кротик, это не хорошо!». Но, кажется, и она устала говорить это, так же, как я устал это слышать. И вместо этого, прояснившись в лице, весело и просто предложила:

– Мы можем заказать пиццу или роллы. Давай? Ты хочешь?

Она всегда знала, куда надавить.

30 мая 2021 г.

– М? Ну, повтори еще раз. Я либо не расслышал, либо ты спятила.

– Я нарочно оставила книгу на скамейке в парке, написала на закладке свой номер телефона и никнейм во всевозможных социальных сетях на всякий случай, чтобы мне эту книгу вернули.

– А, ну да… спятила…

Он взмахнул рукой и повернулся в кресле к окну. Отчего-то хотелось смеяться над его недоумением и тем, какой чудной я ему кажусь сейчас.

– Игорь, дорогой, ну как ты не понимаешь? Это часть моего плана!

– Леночка, душа моя, ты в курсе, что у нас договор? Нет, я уточню, мне ж не сложно: у тебя, у тебя договор с издательством. Издательство – это не только я. Ты послушай, душа моя, послушай, ну тихо… – Он перевел дыхание, выждал паузу, когда я замолкла, и продолжил вкрадчиво. – Тебе не шестнадцать, когда ты беззаботно писала себе в вордике и могла отложить работу над следующей главой до зимы или весны, потому что ну вдохновения нет. Сейчас все серьезно. На этом гребаном столе через шесть месяцев должна лежать книга, а ты черти знают чем занимаешься.

Последнее предложение он сказал убийственно спокойно, удивительно! Удивительно, как он умеет держать себя в руках!

– Вообще-то, – заговорила я виноватым тоном, – через пять месяцев…

– Просто начни уже работать и все. Сколько раз повторять? «Аппетит приходит во время еды».

Я засмеялась. Это человек дисциплины, ему никогда меня не понять, сколько не стучись в его душу, надежно охраняемую ледяным рассудком. Никогда не выгорает, не поддается слабостям, не ленится, не уворачивается от лишней работы. О небо, ну и как мы спелись?!

– Мне сложно. Столько идей перебрала… Игорь, ну не дуйся. Ты ведь даже план мой не знаешь.

– Святые угодники, выкладывай уже.

– Смотри, – я сделала рукой жест, похожий на раскрытие невидимой шторы, – первый человек, что мне позвонит, и станет моей музой!

Игорь взглянул на меня, как на умалишенную, закрыл глаза и ухватился за переносицу.

– Господи, она действительно спятила…

Я звонко расхохоталась, толкнула его в плечо кулачком и закружилась в одиноком танце прямо в кабинете.

– Вот увидишь! Вот увидишь, чудо свершится, чудо есть! Этот человек поделится своей историей, а я превращу ее в сюжет для книги! Вот увидишь!..

– Боже, спятила, спятила…

4 июня 2021 г.

«Ты все еще обижаешься, да? Прости, вино никуда не денется, а вот судьбу лучше не злить, пока она благоволит».

«Я никогда не обижаюсь. Но твои вот эти заскоки… Прости, больше не выношу».

«О мой здоровяк, меня ты не надуешь. Терпения у тебя не занимать. После встречи с Музой я куплю тебе солёный попкорн, твой любимый, и мы посмотрим самые бессмысленные и пустые фильмы, какие пожелаешь».

«Нет. Карамельный. Сегодня такое настроение».

«Я тебя люблю. Ты должен знать».

«Каждый день говоришь. Я тебя тоже».

Такси плывет по дороге. Мое лицо плывет от счастья. Игорь не злится (и пусть не брал трубку, разрешать конфликты мне легче по переписке), а в «Фартуке» (где подают мой обожаемый брауни со свекольным маршмэллоу) меня ждет Муза.

Врываюсь в помещение и сразу вижу ее. Увлеченная чтением книги, которую я и оставила в парке как приманку, меня она совсем не заметила.

– Она вам понравилась, – с улыбкой говорю я вместо приветствия и, накидывая плащ на спинку стула, присаживаюсь за круглый столик напротив молодой женщины с уставшими глазами.

– Эта ваша третья по счету, – констатирует она спокойно и с глухим хлопком закрывает книгу.

Я смотрю на нее с любопытством.

– И что вы думаете?

– Вам нужно поработать над диалогами. – Отвечает она без колебаний. Ее прямота нисколько меня не задела, напротив – приятно удивила.

– Я знаю, их мало…

– Наоборот. Если они не раскрывают героев, то зачем они вообще нужны? – Она закрыла глаза и виновато улыбнулась. – Прошу прощения. Я… когда-то работала сценаристом в театре… Это было давно. Не имею права вас судить.

– Имеете. – Меня очень заинтересовало ее прошлое, но я решила пока не цепляться к нему, оставить, как самый лакомый кусочек. – Вы же… вы моя читательница, да?

– Да, пожалуй.

К нам подошел официант, и я, естественно, заказала тот самый брауни.

– Ну, – нога инстинктивно забрасывается на другую, – полагаю, можно сразу приступить к делу.

– К делу?

– Анна?

– Да.

– Анна, я не просто так оставила свой адрес на закладке.

– Об этом я догадалась.

– Вы мне нравитесь. Как вы думаете, случайно ли я забыла книгу в парке?

– Продолжайте.

– Прекрасно. Анна, мне нужна ваша помощь.

Ее густые брови, того же каштанового цвета, что и копна волос, прыгнули вверх.

– Дело в том… – Я огляделась, затем, поправив браслет по привычке, наклонилась как можно ближе к Анне и перешла на утрированный шепот. – Дело в том, что мне нужна потрясающая, захватывающая, пробирающая до самых костей история любви.

Ее лицо остается совершенно бесстрастным. У меня появилось подозрение, что в свое время она пережила слишком много, – слишком много радости, слишком много грусти, – чтобы теперь были силы вообще хоть что-либо испытывать.

Только краешком губ улыбнулась.

– Захватывающая история любви… – Вторила она вполголоса, сузила глаза и устремила их в окно. Официант подал мой заказ. На стороне Анны уже, должно быть, остывал кофе. Сложно угадать лишь по запаху (тем более теперь, когда его перебивал ароматный кекс), но похоже на латте.

– И вы ее напишете? – Спросила она тихо.

– Конечно. Но только с вашего разрешения.

– С моего разрешения… Что ж, – Анна резко на меня посмотрела, – захватывающей истории у меня нет, но, думаю, я смогу вам помочь. Только… сохраните оригинальные имена. Он все равно ее не прочитает. Благодарю.

5 июня 2021 г.

– Косте.

– Я хочу выйти подышать.

Осторожно дотронулась до его плеча, как будто не хотела этого вовсе.

– Подожди меня.

– Зачем?

– С тобой.

Причинять боль любящему тебя человеку своей апатией ни малейшего удовольствия, поверьте, не доставляет. Он весь день спрашивает: «Как дела?», на что угрюмо отвечаю: «Плохо». «Может, посмотрим что-нибудь? Погуляем?». «Просто отстань от меня».

Каждый раз, когда вот так его ранишь, себя ударяешь еще сильнее. Не заслужил, не виноват, но тебе так паршиво, так мерзко, так ужасно, что ты ни с чем и ни с кем не считаешься. В своей грусти становишься бесцеремонной тварью – и не стыдишься. Но что-то еще блестит в этой мутной жиже – сочувствие. «Ты не виноват, просто…».

– Ты промокнешь, давай вернемся?

Он смотрит с улыбкой, что должна меня успокоить. Мы пару метров прошли, а тут вдруг дождь. Да нет, не вдруг. С утра атакует.

– А ты уже промокла. – Кивает на мою куртку.

– Но мне-то все равно.

– И мне.

Берет за руку, не зная, отошла ли я. Конечно, не отошла. Мне грустно, мысли крутятся, вертятся, как оводы, жужжат.

– Сон вспомнила, – говорю я, слизывая дождь с губ и шмыгая. Мы уже насквозь.

На пути назад рассказываю, что же привиделось. Он слушает внимательно, не перебивая. Он никогда не перебивает.

– А у меня во сне был друг, – говорит он в свою очередь, когда заходим в магазин.

Потом стоим в лифте, он смотрит все теми же глазами, что и два года назад. Ни разу не тлели, обращенные ко мне.

– Ты красивая, – он улыбается.

– Нет… – Мне хочется плакать.

– Ты очень красивая. Ты очень красивая.

В коридоре, пока он что-то говорит в теплом вечернем свете, в моем затравленном уме все озаряется.

Как могла сомневаться, как могла?

Как бы то ни было, о чем бы ни жалела, все всегда на своих местах. И если я здесь, если он здесь, если всё это – здесь, то не просто так. Всё имеет свое значение, и я здесь – тоже.

Осознала – я могу заботиться, я могу любить, я могу развивать и улучшать то, что мне уже дано. Все, что желаемо – придет так же. Ведь он – тоже был моей мечтой когда-то. А теперь держит меня за руку и говорит какие-то нежности сотню раз за день. Вот уже (ладно, почти) два года.

Быть благодарной. Научиться быть благодарной.

8 июня 2021 г.

– Я, когда кофе ей подавал, краем глаза заметил рисунки. Это почти всегда отдельные части тела. Забавно, да?

Она поднимет взгляд на единственную гостью по будням. В это время в их кофейне, заброшенной в не самом людном районе, на не самой светлой улице, обычно одиноко. Для двух бариста и девушки, покоряющей мягкий карандаш и скетчбук, в помещении было слишком просторно.

Она будет наблюдать, как длинные пальцы, увенчанные крупными кольцами, заправляют густые медные волосы. На их прядках играет весеннее солнце, достаточно жаркое, чтобы растопить остатки снега, но не достаточно теплое, чтобы позволить людям скинуть толстые куртки.

Она будет игнорировать колыхание под ребрами, она будет сопротивляться смутному желанию, она будет опасаться своего чувства. Если разрастется – то куда, для кого, зачем?

А все же, как интересно. Приходит сюда, заказывает одни и те же напитки (сегодня арахисовый раф, завтра – кокосовый), садится у окна за квадратный стол, достает из джинсового рюкзака скетчбук, надевает наушники, рисует.

– Я только учусь. Посмотрите: ужасно, правда?

У нее потеют ладони. Нет, все, что с этой девушкой связано, кажется ей неоспоримо прекрасным. Даже эти кривые носы, над которыми она билась не меньше часа.

– Сегодня, давайте, попробую лавандовый. Конечно здесь. А вы меня уже знаете!

И она смеется, обнажая очаровательно неровные зубы.

«Просто сделай это».

На салфетке напишет послание, стержнем чуть не прорвав нежную ткань, красивым почерком оставит свое имя. Напряженная, будет ждать, когда та заметит, обернется и глазами скажет «да», что осчастливит, либо «нет», что погубит.

Но она не обернулась.

Уйдет, оставив на столе листок с неровным, несмелым, но таким чувственным изображением девушки с короткой стрижкой, огромными глазами, колечком в брови и, на удивление, совсем не уродливым носом!

Она засмеется, прочитав: «Надеюсь когда-нибудь получить от вас кофе в постель, дорогая Ульяна. Напишите мне. Вот номер. Кристина».

23 июня 2021 г.

– Ты согласилась из жалости?

– Родной мой, ты себе льстишь. Я согласилась из скуки.

Единственное, чем он уверенно может похвастаться, это какао на миндальном молоке – с пышной пенкой, украшенной шоколадной пудрой. Сделав всего один глоток, она решила, что и в следующий раз не откажется – теперь уже по другой причине. Вряд ли ее руки способны сделать что-то большее, чем бросить в кружку чайный пакетик и залить его кипятком. И чем-нибудь покрепче.

– Я пригласил тебя как друга, – продолжал он.

– Как друг я и приехала.

«Да какие мы друзья… – подумала она, опуская глаза в оседающую пенку. – Неужели нет ничего более интимного, чем пить горячие напитки у камина в одиннадцать вечера, пока за окном снег заваливает дорогу – так зима делает все возможное, чтобы я осталась».

Она ловит приятное ощущение от того, как он потирает кружку большим пальцем, задумчиво разглядывая незамысловатые узоры на ковре. Ей нравится, как мигают его зрачки, как подрагивают ресницы, как резко и глубоко он вздыхает – таким образом, наверное, прерывая поток мыслей.

– Ты же меня знаешь, – говорит она негромко, продолжая за ним наблюдать, – я не принимаю невыгодные предложения.

Он смеется: только глаза все еще прикованы к ковру.

– Хорошо… И какую цель ты преследуешь?

Она передернула плечом, взором теперь обводя всю гостиную.

– Думаю, ты должен научить меня чему-то.

«Не „я хочу научиться“, а „ты должен“. Да… Лера всегда Лера»

– Я не умею ничего такого, что не умеешь ты, – отвечает он скромно; неторопливо перебирается глазами по полу, креслу, по плечам, укрытым пледом, – к лицу.

«Ошибаешься, – мелькнуло у нее в голове, – ты умеешь…»

Она подумала о многом, что ей неосознанно хотелось бы постичь. До встречи с этим юношей она и представить не могла, что может скучать по неизведанному. Как было бы пафосно заявить: «Зайчик! Научи меня расслабляться. Научи меня отдыхать. Научи меня танцевать под бездарную музыку и всем бездарным восхищаться, как малое дитя. Зайчик, научи меня реагировать на погоду, делить ее на „плохую“ и „хорошую“. Зайчик, научи меня быть слабой, научи быть смешной и неправильной, легкой, невесомой. Зайчик, научи меня чувствовать так же сильно, как ты. Зайчик… научи меня любить».

– Ну? Надумала?

– Да… научи меня… варить какао.

25 июня 2021 г.

– …ведь вкус от многого зависит… Глянь сюда! Нет, ты не смотришь.

– Смотрю, – она прикусывает губу, сдерживая смех.

– Вот теперь смотришь. – Он потянулся к верхнему шкафчику для посуды, открыл одну дверцу, торопливо выбрал два предмета. – Обычный стакан, ну, для воды. Если налить туда чай или кофе, скажи, получишь ты хоть один процент того наслаждения, что обычно дарит напиток в керамической чашке на блюдечке?

– Синего цвета? – Спрашивает она, уже не скрывая улыбку; через трубочку потягивает цитрусовый сок.

– А? Что?.. Да, как угодно. А вот… вот эту я сам лепил. Ладно, можешь смеяться. Кривая, но я туда столько любви вложил… из нее даже растворимый кофе из пакетика кажется нектаром… А вот из этой… она для гостей. Для незваных, конечно. И глотка из нее не сделаю!.. Боже, нет, ты ничего не понимаешь…

28 июня 2021 г.

– Моя мама преподавала музыку в школе. К сожалению, у меня тоже. Не перебивай, это невежливо.

– Да, прости… Смотри-ка, она собирается нырнуть в платье.

– Ах, какая… Ну, слушай. Маменьке моей не хватало смелости говорить правду, а ведь она отменно знала, с кем любил отужинать Пётр Ильич в ресторане «Шотан»…

– Да перестань!..

– …и письма его к Софронову, Юргенсону, да многим другим она, конечно, читала. Мы его подробно изучали три урока подряд. И однажды, когда она нарочно, – я подчеркиваю, – нарочно наложила ложь на факт, я подняла руку и без позволения встала. «А что насчет отношений Чайковского со своим учеником, Котеком?». Она побагровела, растерялась, и я, воспользовавшись этим, зачитала, словно вырезку из кулинарной колонки в журнале: «Москва, 19 января 1877 г. Я влюблен, – как давно уж не был влюблен. Догадайся в кого? Он среднего роста, белокур, имеет чудные, коричневые (с туманной поволокой, свойственной сильно близоруким людям) глаза. Он носит pince-nez, а иногда очки, чего я терпеть не могу…».

– Ты храбрая и безрассудная.

– Дома меня выпороли за это. Но почему же я не сдержалась, почему взбунтовалась против матери, нет, скорее, не только против нее? Она тогда воплощала в себе все наше общество. Знаешь, почему я обязана была это сделать? Школа у нас маленькая, сельская, в классе от силы по десять человек. Учился с нами мальчишка, на класс меня младше. Однажды выяснилось, что он влюблен в своего одноклассника. После грубых насмешек наступила тишина, а потом случилось это: его схватили, пока он гулял, кучка отморозков, избила до обморока и связала под мостом. Его искали целые сутки.

– Звери…

– Я узнала, кто это все затеял, подошла к нему на перемене, не побоявшись его крутой компашки… Знаешь, я ведь не была той самой девчонкой, что пользуется популярностью – внушая либо страх, либо восхищение. Нет. Но как я могла сглотнуть эту подлость, стерпеть эту нечеловеческую жестокость? Я подошла к нему и сказала: «Вау, тебе серьезно нравятся девчонки? Какой ты жалкий…». Он, конечно, не понял, расхохотался, а я в эту секунду разбила ему нос.

– Ты моя королева.

3 июля 2021

Aicy Xasemeiu, моей Насте

– Вот черт! Они помидоры положили… я их ненавижу…

– Давай поменяемся, у меня халапеньо, пойдет?

Сдали экзамены: ты, конечно, на «пять», а я, конечно, на свои оценки внимания не обращаю. Знаешь, я так обрадовался, когда ты выбежала из кабинета – вся бледная, как замерзшая простыня, сразу увидела меня в конце коридора у окна. Как побежала ко мне (а ноги вот-вот подвернутся, упадешь), а я навстречу. «Пятёрка! Пятёрка! Гуляем!»

Сидим уже в парке под цветущей вишней: ее нежно-розовые лепестки падают, путаются у тебя в волосах, грузно лежащих на плечах. Откусываешь с аппетитом ролл: и густой соус катится по запястью, ты недовольно мычишь и смеешься.

– Не подавись только.

Ты потом взахлеб будешь рассказывать про это аниме, про эту книгу, про этого блогера, про то, что записалась на йогу, про то, как стесняешься себя, а я буду думать, как долго умираю и воскресаю всякий раз, когда тебя вижу, когда ты дружески меня обнимаешь, дружески за руку берешь, тащишь опять куда-то что-то показать, что-то попробовать.

– Какая мысль тебя успокаивает? – Спросишь внезапно, поправляя рукав рубашки.

– Теория квантового бессмертия. И что она верна.

– Какие сказки!

– Правда… согласно ей, три года назад я все-таки утонул в заливе, помнишь?

– Боже… и что же еще возможно согласно этой теории?

Я нисколько не замешкал.

– Если сейчас я поцелую тебя, где-то в другой Вселенной ты все-таки поцелуешь меня в ответ. Может, и не раз.

В синих глазах твоих медленно загоралось осознание. И это было столь же красиво и чудесно, как и всякое явление природы.

– А если я поцелую тебя сама, в этой Вселенной? Что случится?

– Очевидно, у меня остановится сердце.

– Прекрасно, давай проверим!

9 июля 2021 г.

– Не стоит так говорить. Во мне столько чертей засиделось… выпущу их, натравлю на тебя – покусают, загрызут и кости обглодают.

Она выдавила смешок, рассчитывая на непринужденность его звучания, но, боги, это было не так – не так, как она умела. Это был скрип ржавой двери, давно умоляющей сжечь ее гнилые доски. «Так я себя и чувствую, милый, когда ты говоришь эти слова – обращенные не мне, а какому-то образу меня; и ты его сам сотворил.»

– Сейчас ты достанешь, – не пальцами, а ногтями, – сигарету, поймаешь ее, тонкую, без запаха, зубами. И губы… у тебя такие сухие губы сейчас… сомкнешь, брови поморщив.

Он стоял, – руки (явно сжаты в кулаки) в карманах брюк, как будто напудренных мускатным орехом, в рубашке, шуршащей при движениях гибкого, по-гречески сложенного тела. Он стоял, говорил что-то про сигареты и губы и смотрел на нее – взгляд его кровоточил, взгляд его умирал. А он все смотрел на нее, пока она, опершись ладонями в стол, пыталась вернуть самообладание.

Как же она злилась на него… такой упрямый, от чувств не откажется. Она будет хлестать его словами, царапать вынужденной жестокостью – и ничего это не даст.

– Ты – меня? За что? – И ее голос выдает искреннее удивление, смешанное с горечью невыносимой несправедливости.

Он резко втянул ноздрями воздух, отрывисто пожав плечами. Он так растерян и в то же время – так уверен. Вряд ли он обдумывал этот поступок, вряд ли раскачивался между разумом и чувствами, вряд ли прикидывал варианты последствий – ни за что, конечно, он этого не делал. Просто верит – этого уже чересчур достаточно.

– Что ты хочешь услышать от меня? – Спросил он вполголоса, насквозь просвечивая ее нутро своими глазами. – Аргумент, который ты подхватишь ловко и, как свежий бублик, раздавишь пальцами? Нет, не получится…

Он шагнул к ней, она – назад. Ей стало страшно. Она представила, как он обнимает ее, всю ее – тело, душу, мозг. И как она покоряется. «Опасность».

– Не бойся, я не прикоснусь к тебе, – усмехается он, – я уже достаточно сделал, чтобы ты отправилась на очередной сеанс к психологу. Да, вместо того, чтобы просто принять мои гребаные, никчемные три слова.

– Да иди ты к черту, ясно? – Выпалила она. – Мне не нужно чужое, мне не нужно чужое!

Она ударяет кулаком по столу – звякнули бокалы, глухо подпрыгнула деревянная тарелка с маленьким почерневшим бананом. Костяшка мизинца будто треснула. Эта боль, которую она пропустила бы до этого, надавила, разбередила душевную.

Вот та горечь несправедливости, которую она испытывала – такой человек, как он, не должен любить ее; она ведь ни толики этой любви не заслуживает; он может ведь… отдать ее кому-то другому – кто примет с улыбкой, прижмет к груди этот маленький комочек чувств… и поделится своим. Вот, что справедливо.