Текст книги "«Кармен» в первый раз"

«Сообщаю вам секретно. Я женюсь»

«…Встретил восхитительную девушку, которую обожаю!» – письмо Бизе 1867 года. Кто же эта обожаемая девушка? Это Женевьева Галеви, дочь учителя Бизе Фроменталя Галеви, ныне уже покойного. О семье Галеви стоит сказать несколько слов. Это состоятельная, влиятельная семья. Ее члены: банкир, финансист, историк (это Леон Галеви, член французской академии), ученый талмудист (дед Женевьевы), исследователь религий (дядя Женевьевы Ипполит Родриг), знаменитый оперный композитор (Фроменталь Галеви), известный драматург и либреттист (его племянник, двоюродный брат Женевьевы) Людовик Галеви. Мать Женевьевы – Леони Галеви – дама весьма своеобразная. В молодости – светская львица, далее – коллекционер произведений искусства и талантливый скульптор (одна ее работа хранится в музее Версаля, другая – скульптурный портрет мужа – в парижской мэрии).

Разумеется, породниться с малоудачливым композитором Жоржем Бизе такая семья не спешит.

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

Октябрь 1867 г.

«…Я был глубоко удручен. Разбили надежды, которые я так лелеял. – Семья воспротивилась. Я очень несчастлив».

Ноябрь 1867 г.

«Быть может, еще не все потеряно…»

Это состояние – «еще не все потеряно» – длилось около полутора лет. Семья размышляла, то подавая влюбленным друг в друга Женевьеве и Жоржу какую-то надежду, то отбирая ее. Наконец упрямство Женевьевы и терпенье Бизе было вознаграждено.

Начало мая 1869 г.

«Сообщаю вам секретно. Я женюсь. Мы любим друг друга. – Я совершенно счастлив. Временно мы будем бедны, но какое это имеет значение. Ее приданое пока равно 150000 франков, впоследствии же 500000. Никому ничего не говорите».

С оффорта А. Бюрнея (1869)

Итак, через полтора года после отказа согласие на брак было получено. Не исключено, что не последнюю роль в этом решении сыграло то обстоятельство, что оперы Ф. Галеви постепенно сходят со сцены, и вдова композитора видит в Бизе музыканта, способного продлить их жизнь. Во всяком случае, в брачном контракте большая часть приданого Женевьевы связывается с получением авторского гонорара от опер Ф. Галеви и, кроме того, оговаривается обязанность Бизе, срочно завершив неоконченную оперу Галеви «Ной», добиться ее постановки. (Оперу Бизе завершил, но до сцены при его жизни она не дошла.) Впрочем, тогда, подписывая брачный контракт, влюбленный Бизе не слишком вникает во всю эту оперно-финансовую казуистику.

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

Июнь 1869 г.

«Я потрясающе счастлив, Женевьева изумительно хороша. Мы влюблены друг в друга и любим вас за то, что вы сделали возможной нашу совместную жизнь».

Ипполит Родриг – единственный из клана Галеви, симпатизировавший этому браку. Свадьба поставила перед семьями Бизе и Женевьевы проблему веры будущих супругов. Но на предложение перейти в католичество (за это ратовал ревностный католик Гуно) Женевьева ответила: «Я не настолько религиозна, чтобы менять религию». Решено было отказаться от церковного брака. Для Бизе это не имело значения. Появление в его жизни Женевьевы было для него «встречей с чудом». Он видел в жене воплощение идеала, «открытого всему светлому, всем переменам, не верящего ни в бога евреев, ни в бога христиан, но верящего в честь, долг и мораль».

Людовик Галеви. Дневник.

«Сегодня Женевьева стала женою Бизе. Как она счастлива, бедное и дорогое дитя! Сколько катастроф вокруг нее за последние годы! Сколько горя и сколько утрат. Если кто-либо имеет право просить у жизни немного покоя и счастья, то это именно Женевьева. У Бизе есть ум и талант. Он преуспеет».

Женевьева Бизе // Женевьева Бизе. С портрета Ж. Делоне. 1878 г. // Сын Женевьевы и Жоржа Бизе Жак. 1882 г.

Позже для Бизе стали очевидны факты, совершенно его обескуражившие. Мать его жены страдает периодически повторяющимися припадками безумия. Ее муж Ф. Галеви не раз покидал жену и вновь возвращался. В первый год супружества он доходил до полного нервного истощения. Душевная нестабильность, тяжёлые депрессии и неврозы свойственны и ее дочери. (Биограф Пруста называл Женевьеву «королевой неврастении».) Детство Женевьевы не было счастливым. Она неоднократно сбегала из дома, жила то у одних, то у других родственников. Возможно, этим и определялись отношения дочери к матери. Дочь любила ее, но только издали. Общение с матерью было для нее мучением. Если Леони Галеви появлялась в доме Бизе, дочь билась в истерике. Бизе, любивший жену и безо всякой враждебности относившийся к теще, оказался между двух огней.

1870 г.

Эти две женщины постоянно претендовали на время и душевное спокойствие композитора. Ко всему этому прибавлялось холодное, подозрительное отношение к любому поступку Бизе со стороны почти всех родственников жены. Жизнь подчас превращалась в ад. И то, что во всех этих ситуациях Бизе удавалось, проявляя терпение и спокойную рассудительность, ни разу не дать вывести себя из равновесия – факт просто поразительный. Не нам осуждать женщину, которую любил Бизе. Но, размышляя о его послесвадебной жизни, трудно оспаривать мрачный вывод биографа Бизе Савинова, «3 июня 1869 года он женился на Жене-вьеве Галеви. Часы были пущены. Ровно через шесть лет – день в день – его не стало».

«Малъбрук в поход собрался…»

Вспомним еще раз 1867 год. В Париже прошла оперетта с музыкой Бизе «Мальбрук в поход собрался». Прошла сезон и сошла. И мало кто пожалел об этом. Однако спустя короткое время, к всеобщему сожалению и испугу стало ясно, что в поход собрался и император Луи-Наполеон. Всемирная выставка не примирила интересы Пруссии и Франции. Обе страны готовились к войне.

Бизе с семьей летом 1870 года уезжает на четыре месяца в Барбизон. Это местечко недалеко от Парижа, где он собирается вдоволь посочинять. Поторапливаемый Дю Локлем, он хочет продолжить работу над оперой «Гризельда» по пьесе Сарду, на его столе лежат также материалы оперы «Кларисса Гарлоу» по Ричардсону, обговоренной с содиректором Опера-Комик, и еще одной оперы – «Календаль» с либретто Ферье.

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

23 июля 1870 г.

«Все прекрасно в Барбизоне, Женевьева несколько обессилела за последние дни от подавляющей жары… Когда мы вновь вернемся к 20 градусам, в сочинении моей «Гризельды» я продвинусь настолько далеко, что перерыв мне не будет серьезной помехой. Двигаюсь достаточно успешно и полностью удовлетворен собой. Характер либретто требует ясной, легкой формы, мелодичности, что, надеюсь, будет воспринято без труда; для меня очень важно быть наготове. Если эта ужасная война не начнется и не перевернет все, я закончу оперу в этом году и в условиях, которые разрешат мне надеяться на успех. Но если Рейн против нас – тогда прощай все. Театры закроются, искусство придет в расстройство, жизнь подвергнется опасности – лучше не будем даже думать об этом… И все же какая это горькая тема для размышлений!»

Это письмо написано в тот день, когда Наполеон III объявил войну Бисмарку.

Франко-прусская война

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

Барбизон 31 июля 1870 г.

«Эта война обойдется человечеству в 500 000 жизней. Что до франции, то она потеряет в ней все».

1 сентября в битве под Седаном французские войска разгромлены. Император Луи Наполеон взят в плен.

Император Наполеон III – Кайзеру Вильгельму.

«Дорогой мой брат, так как я не смог пасть среди моих войск, мне остается лишь вручить свою шпагу Вашему Величеству».

Кайзер Вильгельм – императору Наполеону III.

«Господин брат мой! Сожалея об обстоятельствах, при которых произойдет наша встреча, я согласен принять шпагу Вашего Величества и прошу Вас назначить одного из офицеров, наделенного Вами всеми полномочиями для переговоров о капитуляции армии, которая так отважно сражалась под Вашим руководством. Остаюсь добрым братом Вашего Величества. Вильгельм».

4 сентября во Франции провозглашена республика. Однако, неприятельское кольцо, сужающееся вокруг Парижа, угрожает городу смертельной опасностью.

Женевьева Бизе – Валентине Галеви

16 сентября 1870 г.

«Вообрази себе, милочка, что я провела последние 26 часов одна. Да, совсем одна! Жорж стоял в карауле в укреплениях. Он ушел в 3 часа утра в воскресенье и, проведя в патруле шестнадцать часов, вернулся домой только в понедельник в 5 утра, полумертвым от усталости (ведь оружие и снаряжение невыносимо тяжелы). Он очень устал, но, к счастью, переносит все это довольно хорошо. Я не беспокоила его, и он, проспав две ночи подряд, полностью пришел в себя. Что касается меня, то я все думаю о том, что же будет, когда придут пруссаки».

С 19 сентября – Париж в кольце прусских войск.

Жорж Бизе – Женевьеве Бизе

Осень 1870 г.

«Моя нежно любимая, не могу повидать тебя сегодня утром. Я в карауле 11 часов, и у меня не будет времени даже, чтобы перехватить на ходу, но я вернусь к обеду. – Не знаю точно, в котором часу. Во всяком случае, готовь к шести. Люблю тебя, моя любимая, всей душой».

Женевьева Бизе – Людовику Галеви

Декабрь 1870 г.

«Мы оба здоровы, не умираем еще от голода, и я должна сказать, что не ела еще ни кошек, ни собак, ни крыс, ни мышей, как это делают в лучшем мире. Сегодня впервые я попробовала ослятину. Правда, масло стоит 45 франков фунт, но что же делать, от этого не умирают».

Жорж Бизе – Эрнесту Гиро

Париж, 13 декабря 1870 г.

«Мы больше не едим. Сюзанна принесла нам несколько костей конины, которые мы поделили между собой. Жене-вьеве снятся каждую ночь цыплята и омары…»

Жорж Бизе – Женевьеве Бизе.

Зима 1870/71 г.

«Дорогая малютка, не беспокойся… Всё принимает хороший оборот. Ничего не произойдет, абсолютно ничего. – Я не знаю, когда вернусь: быть может, сегодня, а может быть, и завтра утром. – Передай, пожалуйста, мой дождевик подателю этой записки. Опасаюсь дождя. Будь спокойна… на сегодня останемся в казарме. Люблю тебя, обожаемая малютка, будь весела, завтракай хорошенько и не беспокойся. Твой бэби Жорж Бизе».

28 января 1871 года объявлена капитуляция Парижа.

12 февраля Национальное собрание, переехавшее в Бордо, уполномочило главу временного правительства Тьера начать мирные переговоры.

26 февраля 1871 года французскими представителями подписаны предварительные условия договора с Пруссией. Эльзас и Лотарингия потеряны, пятимиллиардная контрибуция, немецкие войска получают право церемониальным маршем пройти по улицам Парижа.

Жорж Бизе – Полю Лакомбу

Конец февраля 1871 г.

«Мы здесь ждем вступления немцев! Если театры наладятся, я выкарабкаюсь, но если нет – не знаю, за какого рода промысел мне придется взяться».

1 марта 1871 г. прусские войска вошли в Париж. Население города встретило победителей мрачным молчанием. 3 марта Бисмарк, не решаясь надолго оставить войска в столице Франции, вывел их из Парижа и расположил в окрестностях.

После снятия блокады Парижа Бизе решил посетить в Бордо мадам Леони Галеви. Женевьева жаловалась на разлуку с матерью. Это ее постоянная забота, пока мать далеко.

Через сутки после приезда Женевьева в истерике бросилась к мужу с просьбой немедленно уехать отсюда. Поспешно возвращаясь в Париж супруги Бизе остановились на ночлег в одной из попутных гостиниц…

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

Гостиница в Либурне. Февраль 1871 г.

«Сегодня утром она услышала чей-то разговор в коридоре гостиницы. Если бы вы могли увидеть, как она побледнела, если бы видели, как она бросилась ко мне в объятия, пронзительно закричав: «Она здесь! Спаси меня, я умру, если увижу ее снова». …Мы можем лишь надеяться на то, что нам никогда не придется выполнить жестокий и дикий долг – не допустить, чтобы мать вновь увиделась с дочерью».

Жорж Бизе – Людовику Галеви

24 февраля 1871 г.

«Я провел поистине горькую неделю! Ради спокойствия Женевьевы, ради всех нас, ради себя я рискнул на эксперимент, который, к несчастью, обернулся столь пагубно, что превзошел все мои опасения…

Что я должен был сделать? Воспротивиться тому, чтобы Женевьева встретилась с матерью? Неважно, что за это меня бы возненавидели. Но это вселило бы в Женевьеву сомнения и угрызения совести более жесткие, нежели кризис, через который мы только что прошли.

Что касается г-жи Галеви, то она весьма милостиво отнеслась ко всему происходящему. Я объяснил припадок Женевьевы как рецидив несчастных воспоминаний. …Как вы понимаете, крайне важно, чтобы мать никогда не узнала, что общение с нею может убить дочь. Она приписывает этот упадок здоровья Женевьевы ее истеричности, которой я потакаю.

…Она думает, что любит всех, но не любит никого. Ее дочь ей совсем не нужна. Никого из членов семьи не обходит ее язвительная критика, никого… Ее тщеславие безгранично! Нет ничего прискорбнее, чем видеть мать бесчувственной к дочери и видеть дочь – более чем холодной к матери. Их болезнь (ведь их отношения ненормальны) извиняет все, но от этого не легче».

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

Конец февраля 1871 г.

«…Интуитивно и от всех докторов, с которыми я советовался, я знал, что для Женевьевы в высшей степени важно никогда более не видеть своей матери. Я ошибся, привезя ее в Бордо. …Ее страх переходит все границы, которые мы можем себе вообразить. Ее постоянно преследовали навязчивые сны, воздействие которых было тем пагубней, что она не решалась рассказывать мне о них. Словом, дорогой друг, там, где мы думали, что у нас только одна больная, их оказалось две».

Жорж Бизе – Леони Галеви

Начало марта 1871 г.

«…Мы разорены, но не должны терять надежды. А кроме того, наша жизнь так коротка, что у нее не хватит времени оказаться плохой».

Бог мой! Какая блистательная формула: «…жизнь так коротка, что у нее не хватит времени оказаться плохой». Если бы так.

После капитуляции Франции и подписания мирного договора Тьер намеревался возобновить работу Собрания. Однако провозглашение Парижской Коммуны заставили Тьера и его окружение бежать из Парижа в Версаль, где и было созвано Национальное собрание с наиболее беспринципно настроенными депутатами.

Провозглашение Парижской коммуны // Падение Вандомской колонны

Парижская коммуна во главе с объединённой коалицией социалистов и анархистов просуществовала 72 дня (с 18 марта по 28 мая).

Жорж Бизе – Леони Галеви

Везине. 19 апреля 1871 г.

«Вчера меня задержали в Сен-Жермене; мне предложили предъявить документы. Женевьева была ни жива, ни мертва! Будущее кажется мне во франции невозможным. Когда восстание будет подавлено, – этого уже недолго ждать. Клерикалы потребуют великой мести, а жестокость этих господ известна! Между неистовствами белых и красных порядочным людям не найдется места. Музыке во всем этом нечего будет делать. Придется покинуть родину. Куда я поеду: в Италию, в Англию или Америку?..»

Расстрел коммунаров на кладбище Пер Лашез

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

Везине, начало июня. 1871 г.

«Неужели нет промежуточной ступени между этими безумцами, этими разбойниками и реакцией? убийства и пожар введены в принцип политической системы! Как это гнусно! Неужели мы вернемся к старой законной монархии?!!»

Поиски промежуточной ступени… Едва ли не у каждого из нас наступала потребность задуматься о таких поисках. Пушкин высказывался на этот счет весьма жестко: «Во всех стихиях человек – тиран, предатель или узник». Солженицин, побывавший узником, но сумевший противостоять и тирании и предательству, с этим категоризмом Пушкина не согласен. Что же касается Бизе, приходится признать, что многие, очень многие события его жизни подтверждают формулу Пушкина.

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

31 июля 1871 г.

«Завтра в семь часов утра я начинаю свои военные упражнения. Наше ружье весит четырнадцать фунтов, – для музыканта тяжеловато. Ружье оглушает, отдает, словом, делает все возможное, чтобы причинить больше неприятностей тем, кто им пользуется, чем врагу. Одним словом, это по преимуществу прусское ружье. Надеюсь, что мы не испытаем ужасов осады».

Жорж Бизе – Эрнесту Гиро

Апрель 1871 г.

«Прошлой ночью мне снилось, что все мы в Неаполе, на восхитительной вилле, и живем при чисто артистическом правлении. Сенат состоит из Бетховена, Микеланджело, Шекспира, Джорджоне и им подобных. Национальная гвардия заменена огромным оркестром. Права голоса лишены предатели, мошенники, интриганы и невежды… Пробуждение было очень горьким».

Что-то не очень верится в эффективность этого «артистического правления». Боюсь, что сенаторы Бетховен, Микеланджело, Шекспир, Джорджоне и им подобные перессорились бы на первом же заседании сената. И бескомпромиссная ярость их окрашенных талантом взаимных разоблачений заглушала бы даже доносящиеся с площади перед Люксембургским дворцом звуки «Оды к радости», исполняемой ставшей оркестром Национальной гвардией.

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

Париж, 6 июня 1871 г.

«Наконец-то я пишу вам из Парижа. Наш дом получил порядочное число пуль, но квартира наша совершенно не пострадала. Дом, в котором живете вы, и оба ваших владения совершенно не тронуты! Париж ожил, Коммуна разгромлена… Это одна сторона медали. Есть другая, омытая кровью.

…Лирический театр сгорел. Комическая опера и Опера уцелели! Вотро умер, и, как только в опере поднимется об этом вопрос, я предложу себя на его место. Эта должность приведет в порядок мои материальные дела».

Вотро был главным концертмейстером Гранд-Опера. Это значительная должность. Он первое после дирижера ответственное лицо за вокальную сторону оперного спектакля, возглавлявшее репетиционную работу певцов-солистов. Как только имя в связи с этой должностью стало обсуждаться в Опере, вездесущая мадам Леони Галеви завалила Гранд-Опера протекциями. Она плохо знала своего зятя.

Жорж Бизе – Леони Галеви

Конец лета или начало осени 1871 г.

«Зависимость, покровительство, рекомендации мне нетерпимы. Я не уважаю людей, которые не умеют жить абсолютно независимо».

Письмо это возмутило клан Галеви, и родственники вынудили Бизе извиниться за столь дерзкую реакцию на благодеяние тещи. Тем временим ситуация, складывающаяся вокруг назначения Бизе, казалась весьма благоприятной.

Жорж Бизе – Ипполиту Родригу

Конец лета 1871 г.

«Мне придется приступить к моим новым обязанностям в Опере через три недели или месяц, а поэтому я работаю, как каторжник. Раз уж Перрэны говорят о моем назначении каждому, у меня больше нет сомнений».

Сентябрь 1871 г.

«Перрэн и Аланзье сообщили мне о моем назначении в Оперу. Все это должно сохраняться в секрете…»

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

Везине, сентябрь 1871 г.

«…С 1 ноября я, вероятно, получу должность концертмейстера в Опере. Я не буду особенно занят, а жалованье – относительно приличное: пять-шесть тысяч…»

На должность Главного капельмейстера Гранд-Опера был назначен некто А. Саламон, и биографы Бизе не могут докопаться до сути этого «кульбита». Но мы с вами, читатель, помня формулу господина Дю Локля (она вот-вот будет произнесена), – «бедолага Бизе», – не слишком сомневались именно в таком исходе дела.

Жорж Бизе – Леони Галеви

Конец 1871 г.

«…Вам предстоит стать бабушкой, что совсем не состарит вас – совсем наоборот… Если вы приедете в Париж, дайте мне заранее знать, чтобы мы могли наметить, какие нужно принять меры предосторожности. Вы помните несчастный исход нашего визита в Бордо… и я попрошу вас предоставить мне самому все устроить».

«Подвожу итог нашим расчетам»

Музыкально-театральная жизнь Парижа восстанавливалась медленно и неуверенно. Далеко не все памятники уцелели. И речь идет не только о Вандомской колонне, уничтоженной Коммуной как памятник милитаризму. Не уцелела, к примеру, и слава Оффенбаха. Одна из ранних премьер послевоенного времени – его оперетта «Король-Морковь» – ничего общего с привычным в Париже оффенбаховским успехом не имела. Критики разнесли ее в пух и прах. Ее и ее автора. Причем, обвинения в его адрес зачастую оказывались вполне политическими: Оффенбах своими оперетками разложил Францию, лишил ее идеала, деморализовал и служил «сегодня, как и вчера, политике Бисмарка». И Бизе (не будем забывать: вспыльчивый и несветский Бизе) во многом разделял эту точку зрения.

Жорж Бизе – Полю Лакомоу

Сентябрь 1871 г.

«Все, кто пишет настоящую музыку, должны удвоить свою активность для борьбы с непрестанно усиливающимся нашествием этого дьявола Оффенбаха. Это животное, не удовлетворившись «Королем-Морковью» в театре Шатле, стремится одарить нас «Фантазио» в Комической опере. А, кроме того, он откупил у Зжеля своего «Баркуфа», написал ко всей этой дряни новые слова и вновь продал ее Зжелю за 12000 франков. Буфф Паризьен первыми поставит это непотребство».

Перу америкаского музыковеда Николая Слонимского принадлежит любопытный труд «Словарь музыкальной брани». Брань коллег в отношении Бизе там есть, но столь «лестное» для Оффенбаха письмо Бизе, способное украсить этот словарь – почему-то отсутствует. Жаль. Тем более что Бизе зря так нервничает. Ни «Фантазио», ни переделанный «Банкруф» успеха иметь не будут.

Жорж Бизе – Полю Лакомбу

Конец января 1872 г.

«У Оффенбаха три удивительных провала. Конец ли это или только временное истощение?»

Но оставим в покое Оффенбаха. Любой театр Парижа вынужден крепко задуматься о смене репертуара. Комическая опера как будто поняла это раньше других. Ее содиректор Камиль Дю Локль «разворачивается в марше». Он убежден, что надо дать дорогу молодой музыке Франции. Вот тут (в письме Л. Делибу) он и произнесет слова о том, что прежде всего заказ на новую оперу должен получить «бедолага Бизе».

Жорж Бизе – Полю Лакомбу

Конец января 1872 г.

«В настоящее время чувствую себя очень усталым. У меня много уроков, необходимых, чтобы приготовиться к появлению бзби… Меня начинают терзать в Комической опере. Я настроен нерешительно и вяло!..»

Здание Опера-Комик

Бизе предложен заказ на оперу. Это «Джамиле» по поэме А. Мюссе «Намуна». Автор ее либретто Луи Галле. Они уже встречались с Бизе, но заочно. Галле – один из либреттистов конкурсной оперы «Кубок фульского короля». Теперь, познакомившись друг с другом, они становятся друзьями.

Луи Галле

Луи Галле. Записки либреттиста.

«Либретто было написано не для Бизе. «Намуна» сначала была предложена Дю Локлем самому Верди, потом – Рейе. Затем за нее взялся Жюль Дюпрато. Но он тоже сочинил очень немного – какой-то кусочек. И в конце концов текст мой попал в руки Бизе, даже не подозревавшего обо всех этих перипетиях».

Дю Локль благоволит к «Джамиле». Образ Востока его издавна интересует. Он носится по антикварным лавкам Парижа в поисках подлинных аксессуаров, способных украсить сцену его театра. Он счастлив найти у антиквара многоцветный фонарь, или роскошно сшитую куртку с какого-нибудь базара в Константинополе. Все это вызовет восхищение знатоков.

Для его содиректора де Лёвена музыка Бизе это чудачества молодых, не более. Давать ему двухактную оперу? Нет, это опрометчиво. Пусть он напишет одноактную, для съезда публики. А затем «Дочь полка» Доницетти – закроет все выходки господина Бизе своим прекрасным телом, имеющим устойчивый успех.

Дюма-сын о де Лёвене.

«Этот редкий осколок доисторической поры, представлялся мне еще недавно как личность, наиболее твердо и уверенно держащаяся на ногах: большой, черный, слегка курносый… Портрет кисти Рембрандта, вышедший прогуляться по парижским бульварам. Его костюм – широкий кафтан из велюра, подбитый мехом куницы – придает ему странный и немного забавный вид, в котором, однако, нет ничего преувеличенного; его современники кажутся старцами, он лишь слегка архаичен среди парижского гомона. Архаичны и его музыкальные вкусы».

Жорж Бизе – Луи Галле

23 мая 1872 г.

«Подвожу итог нашим расчетам: Вот они:

Веер… 70 фр.

Нож… 20 фр.

Портсигар… 9 фр. (Речь идет о подарках певцам. – Ю.Д.)

5 сигар по 0 фр. 60 с. – 3 фр.

Итого 102 фр.

(Я выкурил шестую сигару и проявляю предельную деликатность, не заставляя вас ее оплачивать.) Внес тридцать два франка, следовательно, я вам должен девятнадцать франков, которые расположен возвратить в понедельник. Теперь о другом. Шеф клаки приходил надоедать мне по поводу своего вознаграждения. Де Лёвен, у которого я спросил совета, уговорил меня дать ему пятьдесят франков в день премьеры и пятьдесят франков при двадцатом спектакле. Я беру на себя пятьдесят франков премьеры, если мы дотянем до двадцатого спектакля, тогда заплатите вы?»

Ах, XIX век! Какой слог: «…я вам должен девятнадцать франков, которые расположен возвратить в понедельник». Если бы ко мне так обратился мой должник, я, прослезившись, простил бы ему половину долга.

Премьера состоялась 22 мая 1872 года. Прием более чем сдержанный. Луи Галле не пришлось ничего платить после двадцатого спектакля. Опера снята с репертуара после 13-го. Большая часть критических отзывов, скажем мягко, неблагожелательна.

Фредерик. Журнал «Paris».

«Вряд ли «Джамиле» прославит имя г-на Бизе. «Джамиле» не то произведение, на которое следовало идти, чтобы познакомиться с гениальным композитором. Слишком учёная, головная музыка. Композитором он не родился, он им сделался – и его музыка риторична, в ней нет идеи. Она представляется блеклой, расплывчатой, запутанной и лишенной рельефов, контуров, колорита. Создавая ее, композитор ни разу не испытал того возбуждения, тех эмоций, которые ведомы только музыкантам, обладающим темпераментом».

Жувен. Газета «Le Figaro».

«Есть некие продуманные и ученые идеи, доминирующие над вдохновением композитора; если же говорить о том, как это выражено, – то рукой Жоржа Бизе двигает человек, более удивляющий композиторов Германии, чем увлекающий их.

Г-н Бизе начинает свое сочинение маршем рабов; здесь не хватает характера, мелодии, ритма. Тональность искусно замаскирована от ушей тех, кто хотел бы ее определить. Для того чтобы яснее себе это представить, вообразите слушателя, продирающегося сквозь диссонансы, теряющего равновесие и ставящего ногу в пустоту».

Журнал «Cuaf».

«Адепт Вагнера шокирует. Партитура «Джамиле» есть отрицание всякой музыки. Конфузные звуки безо всяких акцентов, Гармонии такой тяжести, что Вагнер ревнует. Иногда Жорж Бизе противится этому, и тогда видно, что это музыкант цивилизованный и с воображением».

Снова «адепт Вагнера»… Год назад Бизе отвечал матери Женевьевы на упреки своей музыке в вагнеризме.

Жорж Бизе – Леони Галеви

24 февраля 1871 г.

«Вагнер не из моих друзей, и у меня к нему мало уважения, но я не могу забыть тех безмерных наслаждений, которыми я был обязан этому гениальному новатору. Очарование его музыки невыразимо. Неописуемо. В ней сладострастие, нежность. Любовь!..если бы я заметил, что подражаю Вагнеру, при всем моем восхищении им я не написал бы больше за всю жизнь ни одной ноты. Подражать – невероятно глупо. Лучше делать плохо, подражая самому себе, чем подражать другим».

Но критика неумолима. Очевидно, во времена Бизе своеобразие его музыки объективно воспринималось вагнеризмом. И далее (всему свое время) нам удастся документально подтвердить это утверждение реакцией на его музыку вне Франции.

Альберт Вольф. Газета «l'Avenir Nationale».

«Поистине печально видеть, как музыкант столь большого таланта становится жертвой своих заблуждений. Только друзья композитора могут устоять перед усыпляющей скукой этого произведения. Вас словно схватили за горло и душат – медленно, но верно. Пытаешься противостоять, но эта монотонная музыка подавляет твою волю… С начала и до конца «Джамиле» – это цепь ламентаций. Вдруг проглянет луч света, улыбка, но верный себе г-н Бизе тотчас же возвращает нас к исходной позиции. Звучание оркестра, инспирированного Рихардом Вагнером, сначала поражает некоей широтой, но скоро альты и виолончели начинают раздражать своими нескончаемыми стенаниями. Композитор словно преследует одну единственную цель – сделать свое искусство невыносимым».

Пауль Бернард. Еженедельник «Revue et Gazette».

«Бизе позирует, как новатор, и в своем лихорадочном сне мечтая урвать несколько лучей из короны пророка Рихарда Вагнера, кубарем сваливается в этот звучный водоворот, рискуя оставить там свои крылья и уши слушателей. Я понимаю, что мы достигли значительного прогресса в искусстве слушать диссонансы и есть перец, не мигая… Я бы даже сказал, что в произведениях Вагнера я нашел много туманных страниц и более или менее спорных созвучий, но никогда, никогда не замечал там чего-либо подобного».

Оскар Кометтан. Газета «La Siècle»

«Г-н Бизе – это молодой музыкант большой и неоспоримой ценности в составе группы французских композиторов разных индивидуальностей, пишущих мерзкую музыку и поставивших себя в упряжку Вагнера. Летучий голландец тащит их по пути бесконечных мелодий в Мертвое море музыки без ключа, без ритма, без статуса, неуловимой и ужасно изнуряющей. Г-ну Бизе и его патрону не удается изменить человеческую природу слушателя в здравом уме и с нормальным ухом. Эти хроматические любовные пассажи испуганного кота – никогда не заменят выразительные тональные мелодии с оригинальными поворотами, хорошо обдуманные и сопровождаемые естественными верно построенными аккордами».

Жонсье. Газета «Liberté».

«…Эту музыку могут понять только знатоки. Захватив сцену, на которой более тысячи раз прошла «Белая дама», г-н Бизе, один из наиболее пламенных прозелитов новой музыкальной веры, сделал большую ставку. К аплодисментам серьезных ценителей присоединилось «браво» толпы, которая сначала была несколько ошеломлена необычностью мира, в который перенесло ее поэтическое воображение музыканта, но не смогла все-таки устоять перед обаянием восточного колорита, пронизывающего партитуру г-на Бизе».

Э. Рейе. «Journal des Débats».

«Вот истинно восточная музыка, какой ее знают те, кто бывал в этом краю… Ее подлинность – не в подражании инструментальным эффектам, не в ее гамме, столь отличной от нашей, но в ее соответствии духу страны. Это правда – чуть условная, чуть приукрашенная, если хотите, – но правда, учитывающая особенности нашего восприятия… Эта музыка, исполненная пленительной нежности и несравненного очарования. Я не сравню её ни с какой другой в этом жанре. Но затем Бизе захотел стать реалистом и стал меньше очаровывать нас, потом он вообще совершенно забросил Восток и полностью погрузился в германизм.

– Разве не ощущаете вы дыхания «Нюрнбергских мастеров пения» в ряде страниц «Джамиле»?

– Нет, здесь скорее влияние Шарля Гуно.

– Как?! – кричит третий. – Вы не узнали манеры Роберта Шумана?!

Нет ни малейшего повода для подобных реминисценций, для всех этих предубеждений. И тот, кто стремится быть ни на кого не похожим, обязательно кончает тем, что становится очень похожим на кого-нибудь.

…И есть в этом произведении нечто большее, чем простое проявление таланта – здесь есть воля».

Жюль Массне – Жоржу Бизе

28 мая 1872 г.

«Музыка мне очень нравится; она неповторима и подлинно самобытна. – Ваша оркестровка изумительно хороша и тонка».

Жорж Бизе – Эдмону Галаберу

17 июня 1872 г.

«Джамиле не имела успеха. Либретто действительно не театрально, а моя певица была ниже всех моих опасений. Однако я чрезвычайно удовлетворен достигнутым результатом. Никогда еще одноактная комическая опера не обсуждалась столь серьезно, я даже могу сказать – страстно.

Комическая опера только что заказала мне трехактную оперу. – Мельяк и Галеви напишут либретто. Оно будет веселым, но той веселостью, которая не мешает стилю».

Этой «веселостью», не мешающей стилю, оказалась «Кармен»