Текст книги "Золотой дурман. Книга первая"

Оговорили меня, люди

…Жарким июльским днём дозорные у Джунгарских ворот Бийской крепости, разомлевши от полуденной жары, изредка перекидывались словами, чтобы как-то встряхнуться от наваливающейся дремоты.

– Эх, искупаться бы сейчас! – мечтательно произнёс высокий, худощавый служивый, глядя с вышки на притягивающую прохладой тихую, спокойную гладь реки.

– Да ты чо, Афанасий, а ежели кто заметит? – ответил ему дежуривший вместе с ним канонир Артамон Баталин.

– Фи-и!.. Думашь, в таку жару будет кто из начальства с проверками ходить? – возразил Афанасий. – Стоим здесь – только ворон считаем, – с недовольством продолжил он, вглядываясь в манящую свежесть воды… – А ну, постой!.. – вдруг оживился Афанасий. – Подай-ка мне подзорну трубу. Однако на той стороне кто-то лесом к берегу пробирается, да не один.

– И в правду… – присмотревшись в зеленеющий за рекой лес, ответил Артамон. – Погоди-ка! – приставил он к глазу окуляр… – Много людей, и служивые среди них есть.

– Дай, гляну! – выхватил из рук товарища оптический прибор Афанасий.

Прильнув к трубе, он замер, поводя ею то вправо, то влево.

– Ага!.. – вскрикнул он. – Там и наши среди них… Вон Захар Афанасьев, – показал он пальцем на подходящих к реке людей. – Это ж те, что с экспедицией ушли… Оставайся здесь, а я сбегаю коменданту доложу…

В дверях комендантского дома он столкнулся с Петром Богдановым, спешащим с проверкой к строящейся церкви.

– Ваше высокоблагородие! – вытянулся в струнку Афанасий. – Там люди с экспедиции к берегу реки подошли, – махнул он в сторону Бии. – Что прикажете?!

– Василий! – крикнул денщика комендант. – Беги, скажи, чтобы лодки на ту сторону переплавили, да побыстрее.

– Слушаюсь, Ваше высокоблагородие! – козырнул Василий и бегом бросился выполнять приказание…

Постояв немного в задумчивости, Пётр махнул рукой и тоже направился в сторону реки… Бородатые, с загоревшими, обветренными лицами члены экспедиции по одному выпрыгивали из лодки на берег. Весь их вид говорил о том, что люди проделали тяжёлый и длинный путь. Пётр тепло поздоровался с Клюге и остальными участниками похода.

– А что-то я ещё одного нашего не вижу. Вроде как четверых отправлял? Как его?.. – наморщил лоб комендант, вспоминая, кто же ещё был из его гарнизона в экспедиции.

– Мирон Кирьянов, – пришёл ему на помощь Клюге. – Захворал там один сильно, так я его с ним у инородцев в аиле оставил… Вернётся…

Пётр, не желая больше докучать расспросами, повёл гостей в комендантский дом, распорядившись насчёт обеда и бани.

– Василий, скажи, чтобы кваску холодного принесли. А вы можете идти по домам – родных порадуйте, – отпустил он Назара и Захара.

– Погодите! – остановил их Клюге. – Я же с вами ещё рассчитаться должен. Вот по десяти рублёв каждому, – отсчитал он деньги служивым.

– Ну как, Богдан Иванович? – спросил Пётр, когда добрались до комендантского дома и тот удобно расположился в кресле. – Вижу, не малый путь ты проделал по земле инородцев. Что там, в той землице? Вроде как недалеко она, а ничего толком о ней не знаем.

– Ну что сказать… – собираясь с мыслями, начал Клюге. – Через Телесское озеро по горным тропам вышли мы к реке – Башкаусом называется. Долго шли вверх по ней неизведанными доселе местами: огромные горы с шапками ледников, бездонные пропасти, реки с потоком бурлящей и грохочущей воды – всё это вставало преградой на нашем пути. Никогда в своей жизни не видел я такой величественной, суровой и дикой красоты… – Клюге потянулся за кружкой кваса и, глотнув освежающего напитка, продолжил: – Однажды утром я вышел из палатки и увидел освещённые солнцем, словно облитые кровью, розовато-красные отроги скалистых гор. Мне показалось, что мы попали в какой-то другой мир и где-то рядом бродят духи, к которым так часто обращаются инородцы… Проводники объяснили нам, что это «кровь дракона» и в тех местах постоянно идёт борьба между силами зла и добрыми духами. После рудознатец Арсений пояснил мне, что это минерал – киноварь – даёт такие оттенки. Далее пред нами открылась широкая степь, через которую мы вышли к реке Чуя…

Клюге ещё долго рассказывал о проделанном путешествии. Комендант только покачивал головой, восхищаясь рассказом руководителя экспедиции.

– Ну а как вас встретили инородцы? – поинтересовался он.

– С большим радушием встречали нас в селениях, с проводниками заминки не было, инородцы с радостью вызывались оказать нам услугу.

– Ну-у, Богдан Иванович! – восхищённо протянул Пётр. – Такого я ещё не слыхивал…

Вокруг на какое-то время воцарилась тишина, даже участники экспедиции с замиранием выслушали рассказ Клюге.

– Василий!.. – прервал молчание комендант. – Проводи людей в баню, а мы с Богдан Ивановичем ещё немного потолкуем.

Оставшись наедине, Пётр приготовился к неприятному для него разговору. Он видел, что Клюге ждёт от него отчёта о Прокопии Столярове.

– Вот ведь что получается: сомневаются казаки в виновности Прокопия, – осторожно начал комендант. – Я не спорю с вашими выводами – нет доказательств его невиновности, но и обвинений не так уж много…

– Вот именно, где доказательства невиновности?! – прервал его Клюге. – А вот, что касается вины, – тут всё очевидно… Могу перечислить… О самородках знали только он, рудознатец и я. Если показать на рудознатца, здесь не сходится: в тот день он работал со мной и был у меня на глазах. Ну, а меня вы, надеюсь, не будете обвинять?.. В охране оставались Прокопий и Мирон, остальные были на работах. Ну и главное: у него в котомке нашли небольшой самородок серебра, видимо, оставленный там в спешке. Да и сумочка из– под исподнего показывает, что там переносили какие-то камни… Я уверен – похищенные самородки. Так что вы на это ответите? Мало вам доказательств?! – рассерженно произнёс Клюге, его вспыльчивый характер начал понемногу проявлять себя.

– Да-а, абсолютно с вами согласен, – вздохнул Пётр. – Всё говорит против Прокопия Столярова, а в оправдание – только его слова… Как вы намерены поступить с ним?

– Завтра утром мы выезжаем в Барнаул. Распорядитесь, чтобы к этому времени его доставили из арестантской… Пусть суд разбирается, как наказать Столярова за кражу самородков… Всё мне понятно, только одного не могу взять в толк: ведь за руку поймали вора, каторга ему грозит либо рудники. Мрут там люди, как мухи… Кому эти самородки достанутся?.. А от всего отрекается, – вновь заговорил, как бы рассуждая сам с собою Клюге.

– Сдаётся мне, что там ещё какой-то сообщник был, он и забрал похищенное, – высказал предположение комендант.

– Так пусть назовёт его! Сообщник будет жить припеваючи, а Прокоп на каторге зачахнет, да и семья без кормильца останется… Непонятно!.. – пожал плечами Клюге. – Раз он не хочет признаться – по-другому поступить нельзя, сам выбрал свою судьбу.

Комендант сидел, молча кивая понурившей головой… Клюге хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговаривать на эту тему более не желает.

– Завтра утром передадите Прокопия моим конвоирам, – закончил он разговор…

Илья, прослышав от Кузьмы, что экспедиция Клюге вернулась в Бийск, быстро собрался и отправился в лазарет, где по его расчётам должен быть отец Стефан. Он нашёл его за приготовлением отваров. Тщательно отмеренные кучки трав были аккуратно разложены на столе, тут же стояли небольшие медные котелки и глиняные графинчики, на печи в большом котле бурлила вода.

– А-а, Илья, проходи!.. Чем обязан?..

– Экспедиция Клюге сегодня вернулась в Бийск, – объяснил причину визита Илья. – Так вот, я думаю, нам бы стоило поговорить с ним по поводу Прокопия Столярова. Фёдор пообещал найти остатки заварки от отвара, который пили на стоянке у озера. Неплохо бы уговорить Клюге оставить Прокопия для суда здесь, в Бийске. Глядишь, и Фёдор к этому времени кой-какие доказательства привезёт.

– Постой!.. Ты пока докончи с травами, да кипяточком их залей – настаиваться, а я пойду переоденусь в мирское, а то со спешкой прямо в этом одеянии в лазарет прибежал…

Вдвоём они отправились к дому коменданта – где, как сообщил Кузьма, отдыхал Клюге.

– Ваше высокоблагородие, вас отец Стефан и Илья Петров спрашивают, – приоткрыв дверь, доложил коменданту Василий.

Сообразив, что причиной визита является Прокопий и, не желая при Клюге вновь начинать этот разговор, Пётр вышел к визитёрам.

– Ваше высокоблагородие, что с Прокопием решили? – спросил Илья.

– Клюге не хочет принимать никаких объяснений, – коротко ответил комендант.

– Может, нам с ним ещё поговорить? – вмешался отец Стефан.

– Не думаю, что вы сможете убедить его, слова без доказательств для него пустой звон… Он очень вспыльчив, и ваш разговор с ним закончится криком, не успев начаться. Клюге твёрдо решил завтра конвоировать Прокопия в Барнаул. Так что, господа, увы… Теперь что скажет суд…

На следующий день утром множество народа собралось у солдатских казарм. Слух о том, что Прокопия везут для суда в Барнаул, мгновенно разлетелся по слободе…

Бабы пропустили Устинью вперёд, и она с детьми и малым на руках оказалась в первых рядах, подпираемых стоящими цепью солдатами. Рядом стояли Кузьма, Степан, Илья и отец Стефан, без конца успокаивающий безутешно рыдающую Устинью. Наконец, солдаты горного батальона вывели из поруба щурившегося после долгого пребывания в темноте Прокопия. Он обвёл взглядом собравшийся люд, и глаза его остановились на Устинье. Та, не выдержав, бросилась через солдатский заслон к мужу, увлекая за собой детей.

– Куды! – заорал стоявший рядом солдат, загораживая ружьём дорогу. – Не положено!..

– Пропусти!.. – приказным тоном крикнул на него Кузьма.

– Да как же, Ваше благородие, их высокоблагородие господин Клюге приказали никого к арестанту не подпущать, – загораживая дорогу ружьём и сделав воинственный вид, запрекословил солдат.

– А ну, отойди!.. – взяв за шиворот пререкающегося служивого, грозно гаркнул Степан. – Дай бабе с мужем попрощаться!..

– Нн-у дык, как, как жа без дозволения, Ваше благородие?.. – втянув шею и всё-таки убрав в сторону ружьё, заикаясь, прохрипел охранник.

Устинья подбежала к мужу и, поставив малого к его ногам, обняла Прокопия за шею. Прокоп подхватил на руки прислонившихся к его ногам детей, и улыбка, впервые за последнее время, озарила его лицо… Вот так, обнявшись, они пошли в сторону ожидавшей его конвойной телеги. Солдаты молча расступались, давая дорогу идущим. В толпе кто-то всхлипывал, кто-то осенял крестным знамением семью Столяровых, а кто-то, шепчась, злорадно ухмылялся.

– Это кто допустил к арестанту?! – выскочил в оцепление солдат Клюге. – Убрать! – закричал он на солдат.

Комендант Богданов, подняв руку, подошёл к Клюге:

– Оставьте!.. – тоном, не терпящим возражений, произнёс он.

Солдаты, кинувшись выполнять приказание, застыли на полпути, глядя то на Клюге, то на коменданта. Клюге досадливо махнул рукой и отошёл в сторону.

– Люди!.. – обратился к собравшимся Прокопий перед тем, как сесть в телегу. – Оговорили меня!.. Не запятнал я свою душу грехом воровства. Какой-то злодей ловко переложил свою вину на меня… Вижу недоверчивые ко мне ваши лица. Но есть у меня защитник – Господь. Он всё видит, на него и уповаю. А ежели сгину, не поминайте худым словом.

– По коням! – скомандовал Клюге, и весь отряд медленно тронулся в сторону Барнаульских ворот крепости.

Аксинья, оставив плачущих детей, побежала вслед за удаляющейся телегой с машущим на прощание рукой Прокопием. Пробежав немного, она упала в отчаянии, колотя руками пыльную землю. Люди молча, с застывшими лицами глядели, как небольшой отряд, проехав кирпичный заводик, медленно поднимается в гору и только, когда последний верховой исчез за краем холма, стали расходиться по домам.

Отец Стефан подошёл к плачущей Аксинье, бережно поднял её и, взяв под руку, повёл к ожидающим мать детям…

Арестант

…Фёдор молчал… Он не мог поверить, что перед ним сидит один из его лучших подчинённых, рекомендованный им в экспедицию как самый надёжный из казаков. Никита, онемев, привалился к стене юрты.

– Ну, давай рассказывай, герой, что ты там натворил?! – выдавил из себя Ефим. – Кто ты теперь после содеянного?

Мирон усмехнулся:

– О содеянном вам уже наверняка доложили. И мне рассказывать нечего, как я могу признаться в воровстве, ежели и мыслей у меня об этом не было.

– Да что это такое?! – взорвался Фёдор. – Вы что, с ума посходили?! Одного обвинили в краже самородков, другой идола у инородцев выкрал. Хотя с самородками не ясно, а здесь – всё налицо, ни на кого уже своё жульничество не свалишь. Сейчас же прикажу высечь тебя и в кандалы к суду – сполна своё получишь.

– Не стоит этого делать – пороть казака на глазах инородцев, кто бы он ни был. На всех нас пятном ляжет – дома разберёмся, – тихо посоветовал Ефим Фёдору…

– Ну, хорошо… – немного успокоился тот.

– Вот что, Мирон, расскажи-ка эту историю с золотым идолом, – мягко, по-отечески попросил Ефим.

Мирон недоверчиво взглянул на него: неужто и впрямь хочет выслушать? Ведь после того, как Бакай обвинил его в краже, никто и слышать не хочет каких-либо объяснений.

– Ну, если вам это интересно, то было это так: собрались мы с Игнатием и Бакаем на охоту. Только встал я утром – глядь, а сапог-то у меня разорванный. Как разорвал и не заметил… Побежал я к сапожнику – Качкыну, чтобы дыру зашить. Бакай объяснил, где будет ждать меня, и они с Игнатием, не дожидаясь, поехали… Помог мне Качкын с этой бедой – быстро залатал дыру. Добрался я до оговоренного заранее места. А когда вернулись с охоты в аил, сразу же обнаружилась пропажа идола. Всю вину, естественно, свалили на меня… Вот и вся история, – закончил рассказ Мирон.

– Ни при чём здесь Мирон! – возмущённо произнёс Никита. – Любой мог зайти и взять этого идола.

– Может, ты и прав… – согласился Ефим. – Не думаю, что Мирон на такое способен.

Фёдор задумчиво сидел, потирая лоб…

– Послушал я тебя и сравнил с рассказом Бакая – совершенно похожие истории, только это не оправдывает тебя. То, что шаман на тебя показал, – я во внимание не беру, а вот то, что Бакай утверждает, – это уже серьёзно. Я согласен с ним: вряд ли кто из местных позарится на их святыню – остаёшься только ты, – испытующе поглядел он на Мирона. – Не доводил бы ты это дело до позора – высекут и в тюрьму упекут. Отдай украденное, облегчи душу.

– А если это не он?! – вступился за товарища Никита.

– Ну, кто же тогда?! – вскинув руки вверх, вопрошающе воскликнул Фёдор.

Мирон сидел, обхватив голову руками. Он не представлял, что ещё можно сказать, чтобы ему поверили. Да и что можно добавить? Все слова уже сказаны. Остаётся ждать решения суда…

– Ничего не могу добавить к уже сказанному, – твёрдо глядя в глаза Фёдору, ответил Мирон.

– Разобраться во всём нужно… А пока мы обязаны тебя арестовать, – тяжело вздохнув, с неохотой заключил Ефим.

Казаки обескураженными вышли из юрты, следом с опечаленным лицом шёл Бакай. Надежна на то, что приехавшим удастся уговорить Мирона отдать идола, не оправдалась, это он понял без перевода по тону разговора между казаками.

– Ничего, Бакай, не опечаливайся шибко, привезём его в Бийск – так может, перед судом заговорит. Здесь-то ещё не думает о наказании, а коль запахнет каторгой – всё выложит, – старался успокоить демечи Фёдор.

Бакай неопределённо кивнул головой – то ли поверив его словам, то ли нет – и, махнув рукой, направился к себе в юрту.

– М-да… Кроме Мирона, взять некому – и сознаваться не хочет… – никак не мог успокоиться Фёдор.

– Давай-ка пошлём мужиков, чтобы пушнину собрали. Времени ещё до ночи достаточно, упакуем всё, а завтра с утра – в обратный путь. Нет у меня желания задерживаться здесь – смотрят на нас как на татей*, – принял решение Ефим.

– Да, я тоже заметил косые взгляды инородцев, – согласился Фёдор.

Едва только солнце скрылось за вершинами гор, и опустился вечер, как всё уже было готово: пушнина была упакована, оставалось только навьючить лошадей и трогаться в обратный путь.

Утром казаки и многие инородцы во главе с Бакаем собрались у юрты Буукты. По приказу Фёдора Мирона со связанными руками усадили на лошадь, и сразу же двое конвоиров встали с обеих сторон для сопровождения арестанта.

Ефим пообещал Бакаю разобраться во всём и как можно быстрее сообщить ему о результатах. Распрощавшись с провожающими, казаки оседлали коней и строем покинули аил Бакая… Ехали не торопясь, все свободные лошади были нагружены пушниной.

Ефим не стал просить дополнительных лошадей у Бакая, видя, что тот после их безрезультатного разговора с Мироном не очень-то расположен к казакам.

– А что, назад прежним путём пойдём? – поинтересовался Фёдор.

– Можно и другим повернуть, но этот менее опасный, – ответил Ефим, глядя на сизую дымку тумана в лежащем на их пути ущелье.

– А что, по-твоему, эта тропа не опасна? – взглянул на ползущий туман Фёдор.

Тать*– вор.

– Эх, Фёдор, мы хоть по тропе идём, а в которых местах и того нет – приходится вброд по реке, ну а реки здесь – сам видел какие – с ног сшибает, – кивнул Ефим в сизое марево, где едва проглядывался поток стремительной реки, грохот которого доходил до их слуха.

Выглянувшее из-за горы солнце ярким светом осветило ущелье. Сизый туман, постепенно приобретая золотистые краски, стал исчезать на глазах, являя взорам путников бушующую горную реку.

– Пора бы привал сделать, – обвёл ищущим взглядом окрестности Ефим.

– А вон – неплохое место, – кивнул Фёдор на небольшое плато у края ущелья. – Здесь и деревья, и трава, а вон и родник бьёт…

– Привал!.. – остановился Ефим и соскочил с седла.

Казаки стали спешиваться около родника, ручейком сбегающего через плато в шумящую под каменным откосом реку. Кашевар с помощниками разожгли костёр и принялись готовить обед…

Игнат сразу узнал то место, откуда его доставили в селение Бакая. Он с содроганием представил, что ему ещё раз придётся проделать этот путь, чтобы забрать золотого идола.

…Но там будет за что рисковать… Это не те несчастные пять рублёв, которые получил от Клюге – здесь целое состояние. Дорогу он найдёт – всё уже отмечено в его бумагах. Вот только сумеет ли в одиночку управиться с этим делом? Придётся помощника нанимать – рублёв десять, и любой простолюдин наизнанку вывернется. А когда дело будет сделано, и идол с самородками будут у него, можно и от помощника избавиться… – так думал Игнатий, присев на огромный камень и уставясь в бескрайнюю цепь горных вершин.

– Ну, чо, мужики, все поели?! – крикнул кашевар Корней Герасимов.

– Да, вон ещё Игнат чай пьёт!..

– Ну, тогда расходитесь, мне ещё арестанта с охранником накормить нужно.

Мирону развязали руки, Корней положил каши охраннику, а остатки выскреб в тарелку Мирона.

– Ну, что, Мирон, понял, наконец, что тебя ожидает? Вижу, спесь-то сошла с тебя – притих… А покаяться в воровстве не хочешь?! – издевательски произнёс Игнатий.

Мирон гневно взглянул на него и отвернулся в сторону.

– А ты чо зенками так сверкашь? Правда глаза колет?! – не унимался тот.

Мирон сжал кулаки…

– Замолчи, Игнатий! Пока я не заткнул тебе рот сапогом, – прикрикнул на него Никита. – Ишь судья выискался!..

Игнатий примолк и, допив чай, вновь уселся на нагретый солнцем камень, подставив насытившееся брюхо под горячие солнечные лучи. Мысли его вновь перескочили в будущее – о планах похода за сокровищами…

– По коням!.. – прервал крик Ефима его радужные мысли.

Разомлевшие после обеда казаки неохотно поднялись и, оседлав лошадей, выстроились в готовности продолжать путь. Идти стало тяжелей: усыпанная мелкими, острыми камнями тропа круто пошла вверх. Кони тяжело дышали, ноги их съезжали по камням вниз, и казаки вынуждены были в поводу вести лошадей, чтобы облегчить им путь.

Миновав подъём, путники очутились на высокогорной равнине. Растительность здесь хоть и скудная, но всё же смогла насытить проголодавшихся лошадей, без подмены несущих на себе груз…

– Я решил немного изменить наш маршрут, – сказал Ефим поравнявшемуся с ним Фёдору. – Хоть мы и сделаем небольшой круг, зато коням будет легче идти. Места здесь глухие, и рассчитывать придётся только на своих лошадей.

– Но я не вижу подходящего места для ночлега: ни воды, ни леса, да и трава только кое-где – местами, – возразил Фёдор.

– Будет тебе всё, вот только спустимся в низинку, – улыбнулся Ефим.

И вправду: едва начало смеркаться, отряд повернул в сторону и, проехав совсем немного, спустился в зелёную долину реки, где недалеко от воды разбили лагерь.

– Ну, давай двигайся, вражина! – замахнувшись прикладом ружья, прикрикнул на Мирона конвоирующий Антип Сорокин.

– Ещё один судья выискался! – отвесил ему подзатыльник Ефим. – Как вы все скоры делать выводы… – Отбой!.. – скомандовал он служивым…

Ясная звёздная ночь опустилась над долиной, покрыв всё вокруг густым мраком. Фёдор с Ефимом сидели на поваленном бревне, глядя на затухающее пламя костра, изредка подбрасывая сухие ветки, чтобы поддержать огонь. Весь лагерь спал, и храп утомлённых трудным переходом людей нарушал ночную тишину…

Игнатий переворачивался с боку на бок с не дающими уснуть мыслями о сокровищах: «А что ежели опять прикинуться больным, когда доберёмся до поселения инородцев? А там и рукой подать до места, где самородки запрятаны, ну а идола придётся позже выручать».

Ему так хотелось получить хотя бы часть своих богатств, подержать в руках увесистый золотой самородок. А выручить идола можно и без помощи Прохора. Он не сомневался, что ему удастся тайно пробраться к тому валуну под видом путешественника и забрать золотую реликвию инородцев. …А если Ефим оставит с ним человека, как это сделал Клюге? Да-а… – он перевернулся на другой бок и прислушался к невнятно доносившейся извне речи…

– Без конца удивляюсь я неповторимой красоте Алтая, – с восторгом произнёс Фёдор. – Да вот хотя бы посмотри на эту ночь, – кивнул он на усыпанный звёздами небосвод с луной, озарившей своим причудливым светом снежные шапки гор. – Что-то есть таинственное и загадочное в этом окружении.

– С твоей тонкой натурой, Фёдор, ты никогда не перестанешь удивляться созданной Всевышним земной красоте, – произнёс Ефим…

– Ваше благородие, можно я здесь на костерке водички согрею – травки заварить, а то ночь вся впереди, да и холодать начинает, – раздался из темноты голос охранника.

– Да, конечно, Епифан, только хворосту подбрось, – ответил Ефим…

– Скажи, за что ты тогда Игнатия и Антипа отчитал? – после недолгого молчания спросил Фёдор. – Ты всё ещё думаешь, что Мирон не виновен?

Услышав своё имя, Игнатий весь насторожился и, чтобы лучше расслышать разговор, осторожно высунул голову из палатки.

– Знаешь, я всё-таки уверен в непричастности Мирона к краже. Сколько наблюдаю за ним – не похож он на похитителя.

– Почему ты так думаешь? – с нотками удивления произнёс Фёдор.

– Ну, во-первых, Мирону ничего не стоило сбежать от Бакая. Ведь его ничто не держит: ни жены, ни детей. Прибился бы к каким-нибудь беглым – и попробуй найди его. Я не думаю, что охотники Бакая легко бы поймали беглеца. Мирон не раз ходил за ясаком в эти края, поэтому тропы он неплохо изучил и легко смог бы уйти от погони. Да и парень ловкий – не просто такого взять… И, как я вижу, он даже не помышляет о побеге, хотя понимает, что его ждёт суровое наказание. Так может вести себя только не чувствующий за собой вины человек. И сапог… Я заметил, что он не порван, а как будто специально разрезан.

– Вот именно: специально разрезан – для того, чтобы задержаться и выкрасть золотого идола! – вскинул руки от возбуждения Фёдор. – И, если ты думаешь, что Мирон не похититель, тогда кто?!

– Думаю, что Игнатий! – не колеблясь, ответил Ефим. – Ведь смотри: и в пропаже самородков, и в краже золотого идола присутствует он… Случайность ли это?.. И ещё, в случае с самородками: разве не мог Игнатий подсыпать охранникам сонного зелья? Ведь он в то утро угощал всех чаем… А потом вернулся и забрал золото, уверенный, что охранники спят…

– Ну, ты скажешь! Как он мог незаметно вернуться, если с ним ещё двое служивых работали? Они бы заметили его отсутствие и доложили Клюге, когда он на месте выяснял, кто похитил самородки… Верно ты говоришь, Игнатий в то утро угощал всех чаем. Вот, ежели Илья найдёт в испитой заварке сонное зелье… Тогда?.. А может, какой сообщник был? – пожал плечами Фёдор… – А вот золотой идол… Наверняка дело рук Мирона, задержавшегося как бы для починки сапога, – с уверенностью произнёс он. – И ещё… Не знаю, известно тебе или нет, но в наш гарнизон его сослали из Смоленской губернии за кражу. Я сначала думал, что оговорили его, а теперь вижу – не впервой для него это дело.

– Хм-м… – покачал головой Ефим. – С идолом… Тут ежели со стороны кто воспользовался моментом… Думаю, что Мирон здесь ни при чём… К Игнатию надо присмотреться… Не нравится он мне – тёмная у него душонка, – глядя в никуда, произнёс Ефим.

– Для чего же тогда мы ему руки связали и охранника приставили? Давай освободим его!.. Всё равно никуда не сбежит, раз вины на нём нет, – с иронией произнёс Фёдор.

– Ну, конвоир – это больше для порядку. А по поводу невиновности Мирона – это лишь моё мнение. Ты вон, видишь, по-иному мыслишь… Поэтому… – недоговорив до конца, пожал плечами Ефим…

Игнатию стало не по себе. «Испитая заварка», «сонное зелье», – стучали в его голове слова Фёдора. Как же он не усмотрел этого? Выходит, они собрали испитую заварку, и если там найдут сонные травы, тогда?.. – холодок липкого страха пробежал по его спине. Он даже боялся представить себя на месте подозреваемого. За такие дела самое меньшее – пожизненная каторга… Ведь всё сделал как надо… Мало ли что показалось Ефиму? Ни один судья не заподозрит его в содеянном… – успокаивал он себя. Но как бы он ни утешал себя, слова Фёдора и подозрения Ефима занозой впились в его сознание, посеяв там страх и тревогу.

Мысли его стали отчаянно искать пути к действию. К утру он уже примерно представлял, что ему следует сделать, чтобы снять с себя даже тень подозрений…