Текст книги "Золотой дурман. Книга первая"

Доказательство «вины»

На следующий день путники продолжили путь в сторону Телесского озера. Открывшаяся перед их взором местность представляла собой каменную пустыню, раскинувшуюся по маршруту их следования. Лошади, осторожно ступая по каменным россыпям, мотали головами и недовольно фыркали, выискивая глазами хотя бы клочок травы.

Время уже перевалило за полдень, а казаки никак не могли найти место, где бы могли спешиться и покормить лошадей. Путники не спешили, боясь загнать животных, лишённых воды и свежего корма, изнывающих под палящим полуденным солнцем. Впереди ехали Ефим и Фёдор, а следом за ними, погоняемые казаками, навьюченные пушниной лошади, караван замыкали конвойные с Мироном и Игнат, немного приотставший от остальных.

Страх никак не отпускал душу Игната. «Не хочет Ефим признать Мирона виновным. Всё-таки командир отряда – к его мнению могут и прислушаться…» – размышлял он, глядя в открывающуюся справа бескрайнюю горную даль.

Ежели Ефим вновь уведёт отряд на ночлег в какую-нибудь долину реки или же эти двое просидят, как в прошлый раз, за полночь, – тогда он вряд ли сможет осуществить придуманный им план…

Между тем тропа стала понемногу уходить под уклон, на пути стали попадаться небольшие зелёные полянки, притягивающие взоры голодных лошадей.

– Ваше благородие, – обратился к Ефиму Макар Недосекин. – Скотину бы покормить – изголодалась, – кивнул он на пробивающуюся местами зелень.

– Ну что ж, пусть немного отдохнут, пощиплют травку, – распорядился командир. – До темноты бы до ночлега добраться… Есть здесь по пути низинка с небольшой речушкой – хорошее место для лагеря.

Услышав, что Ефим намеревается устроить ночлег в долине реки, Игнатий сразу поник духом: «Как же тогда осуществить задуманное?» Надо было что-то предпринять, пока отряд двигался по глухим местам…

Дав немного отдохнуть и насытиться лошадям, путники поспешили дальше, надеясь до темноты добраться до намеченного места ночёвки.

Солнце стало скатываться к закату. Тропа, огибая скалы и ущелья, спускалась всё ниже и ниже к зелёной долине, покрытой кедрачом и лиственницей. Но вот она в очередной раз пошла краем обрыва – отвесная каменная стена саженей в двадцать тянулась далеко вперёд, внизу, перекатываясь по острым камням, извивалась небольшая горная речушка.

Хорошее место для исполнения задуманного… Игнатий, замыкающий караван, вдруг испустил истошный крик:

– Ой, мужики! Чой-то плохо мне шибко!.. – и, закатив глаза, стал сползать к ногам своего коня.

Подоспевшие казаки подхватили его на руки и отнесли на небольшую лужайку, привалив к стволу кедра. Макар Недосекин, достав фляжку с водой, брызнул Игнату в лицо, стараясь привести в чувство.

– Да ты ему попить дай, – посоветовал Дмитрий Михайлов, исполняющий обязанности лекаря в этом походе. – Думаю, что это от жары у него. Ты смотри, как солнце припекает: у меня к концу дня так макушку нагрело, что аж круги перед глазами побежали, а он-то тем более человек хлипкий – не казак.

Игнатий тяжело открыл веки, изображая, что старания товарищей не пропали даром:

– Сам не пойму, что со мной случилось: потемнело всё в глазах, земля кругом пошла, так худо враз сталось, не помню, как у этого дерева оказался, – едва шевеля губами, прошептал он.

– Дальше ехать сможешь? – спросил его Ефим. – Ещё немного и спустимся в долину: там и река, и лес – быстро в себя придёшь.

– Попробую как-нибудь, – пытаясь встать, произнёс Игнатий.

Едва поднявшись, он, качаясь, направился к своей лошади. Засунув ногу в стремя, он медленно повалился назад и, ухватившись за седло, припал к шее жеребца.

– Мужики! Помогите ему! – крикнул Фёдор. – Ну что, Ефим, давай тогда здесь заночуем? А то боюсь, не доедет он до места – дорогой кончится. Тут вон тоже смотри и деревья, и трава – воды бы только найти…

– С водой в этих местах недостатка нет – родников много. Сейчас мужиков направим по разным сторонам, – ответил Ефим и тут же послал двоих казаков на поиски воды.

Не успели они развьючить лошадей, как Макар Недосекин вернулся с известием, что здесь рядом из-под земли бьёт большой родник и ручейком стекает в маленькое озерцо. Ефим наказал казакам наполнить водой всю посуду, какая у них имеется, и напоить на озерце лошадей. Игнатий сидел под деревом, изображая мученические страдания: он то постанывал, то хватался за голову, украдкой наблюдая за хлопотами казаков.

– Ну, потерпи немного, – успокаивал его Фёдор. – Сейчас водички холодной принесут, умоешься, оно и полегчает.

Игнатий делал страдальческое лицо и кивал головой.

– Ну, что, бедолага, мучаешься? – сочувственно произнёс лекарь. – Сейчас завечереет – легче будет, – кивнул он на уходящее за вершины гор солнце.

– Да, вроде, немного полегчало, – ответил Игнатий, видя, что вернувшиеся с водой казаки запалили костёр, поставили воду на огонь и собрались разбивать лагерь. – Димитрий!.. – страдальческим голосом обратился он к лекарю. – Чой-то живот дует… До ветру охота, а чё-то туго… Травки бы мочегонные попить… У меня и раньше тако бывало – так они хорошо помогали.

– А где ж я тебе их возьму? – развёл руками лекарь. – Не брал я таких с собой за ненадобностью.

– О-ох!.. – страдальчески вырвалось из уст Игната. – Шибко прихватило… – схватился он за живот.

– Ну, погоди, пойду поищу чего. Здесь много всяких трав произрастает.

Оставшись один, Игнат, не обращая внимания на суетящихся казаков, который раз мысленно проигрывал свои дальнейшие действия. «Только бы не случилось чего непредвиденного, – со страхом думал он. – Вдруг Мирона с охранником за один стол со всеми посадят? Что тогда делать? Надо что-то ещё придумать, ежели так случится…»

– Ну, вот и травку тебе сыскал: «конский хвост» называется. Шибко хороша от твоей немочи, – объявил Димитрий, положив рядом с Игнатом пучок травы с длинными узкими листиками.

– Ну, уважил, Димитрий, – натянуто улыбнулся Игнат…

Немного погодя запах каши с вяленым мясом отвлёк казаков от суеты и заставил собраться около костра. Корней Герасимов, ловко орудуя черпаком, разложил ужин по чашкам и, смахнув рукавом пот, присел неподалёку на брёвнышко.

– А ты, Игнат, чего не подходишь?! – крикнул он притихшему страдальцу. – Давай, подсаживайся, а то ещё арестанта с охранником накормить нужно.

– Щас, я переобуюсь… Онучи сбились – ноги натёр, – полез Игнатий в палатку.

Лихорадочно порывшись в своей котомке, он вытащил узелок с остатками сонного зелья. Оторвав два маленьких лоскутка редкой тряпицы, Игнат уложил туда траву и, завязав концы узлом, сунул себе в карман. В другой он отправил принесённый Димитрием «конский хвост».

– Ну, вот совсем другое дело, – подошёл он к костру, притоптывая сапогами… Проходя мимо котелка с чаем, он незаметно бросил туда один узелок сонной травки.

После еды и чая с подброшенным сонным зельем казаков потянуло ко сну. Фёдор с Ефимом, просидевшие к тому же в прошлую ночь у костра, сразу отправились к себе в палатку. Всё складывалось для Игната как нельзя удачно…

– Давай-ка, пока ещё тёплая… – подал ему чашку с кашей Корней.

– А ты, иди, отдыхай… Чево, мы здесь одни не управимся? Устал, поди, с готовкой? – слегка дрожащим от внутреннего напряжения голосом ответил Игнат.

– И то правда… – согласился кашевар. – Умаялся я сегодня шибко, пойду, однако, спать, – поднялся он вслед за казаками. – Макар, подходите с арестантом ужинать! – крикнул он на ходу дожидающемуся своей очереди охраннику. – Вы уж здесь сами покушайте, а то я с ног валюсь…

– Мирон, пошли ужинать! – позвал Макар.

Мирон, то ли соглашаясь, то ли отнекиваясь, что-то невнятно пробормотал из палатки.

– Ну, чево ты, пошли?! – повторил Макар. – Мне ведь недозволительно тебя одного оставлять… А жрать шибко охота: пузо к кишкам прилипло.

– Не беспокойся – голодным не останешься, – безразлично бросил Мирон и направился вслед за Макаром к костру.

– Давай, руки развяжу, – остановился Макар, чтобы освободить запястья арестанту…

– Ты уж извини меня – за вора, – примирительно произнёс Игнат, услужливо накладывая Мирону кашу. – Сам не знаю, что нашло на меня, до боли в сердце стало жаль Бакая – вот и не сдержался.

– Чай-то горячий? – вместо ответа, спросил Мирон, отказываясь от каши.

– Ого – всё выпили!.. Я щас, быстренько. Водички вскипячу и заварки добавлю…

Игнат выплеснул остатки отвара, закинул подальше узелок с сонным зельем и зачерпнул из озерца немного свежей воды… Когда она закипела, он вместе с листьями смородины и малины сунул туда «конский хвост».

– Кашу заодно подогрею, – примостил он рядом, над огнём, котелок с кашей.

– Да ладно – не надо, такая пойдёт, – махнул рукой Макар, глядя на котелок голодными глазами.

– Погодь чуток, щас горяченькой поешь, – подбросил сухого хвороста Игнат.

– Хм-м… – с сожалением хмыкнул Макар, сглотнув голодную слюну…

– Ну вот, и чай заварился, и каша подоспела, – обжигаясь о горячую дужку, снял котелок с огня Игнат.

Макар, облизываясь, подхватил котелок и с аппетитом стал уплетать пахнущую дымком кашу. Игнат налил в кружку чай и исподтишка стал наблюдать за Мироном: «А вдруг и от чая откажется?..» Но Мирон, жадно прихлёбывая горячий напиток, быстро осушил содержимое кружки.

– Давай-ка ещё подолью, – не дожидаясь согласия Мирона, добавил Игнат отвара. – Тьфу ты, разлил! – выругался он, нарочно зацепив ногой поставленный на землю котелок с остатками травяного напитка. – Но ничего, для Макара сейчас свеженького вскипятим, – вытряхнул он в костёр старую заварку. – Пока он кашу кушает, и чаёк подоспеет, – подхватил Игнат пустой котелок. – О-ой!.. – схватившись за голову, опустился он на бревно. – Чегой-то голову обнесло, видать, не совсем оправился от немочи, – красноречиво взглянув на Мирона, протянул он ему котелок.

– Сейчас принесу, – взял тот посудину и направился за водой. – Дров ещё надо подкинуть, – передал он Игнату наполненный котелок и наклонился за хворостом.

– Что-то ты много налил – долго греться будет, – отлил тот половину воды и с мастерством фокусника подбросил в котелок узелок с сонным зельем. – Вот, так быстрей закипит…

И вновь, изобразив недомогание, схватился за голову, предоставив Мирону действовать далее самому. «Ну, вот, порядок… Пока вода закипит – узелок на дно осядет», – отметил про себя Игнат, усаживаясь на бревно…

– Ну, чо – когда чай будет? – выскребая из чашки остатки каши, спросил Макар.

– Да уже, вроде, закипает… – ответил Мирон, снимая котелок с огня. – Сейчас заварки кину, – наклонился он за подготовленными листочками смородины и малины. – Подожди чуток – настоится…

Покончив с кашей, Макар облизал ложку и налил себе огромную кружку настоявшегося отвара.

– Тебе налить? – взглянул он на Мирона.

– Да куда мне? Две кружки выпил, – отказался тот.

– Пойду-ка я спать, – зевнул Игнат, дождавшись, когда Макар допьёт чай…

– Ну вот, теперь можно и до утра, – промолвил охранник. – Давай-ка сюды руки – связать тебя надобно… Для порядку, – поднял он лежащую на земле верёвку…

Лёжа в палатке, Игнатий с замиранием сердца думал о завершающем этапе своего плана: как подействуют травки?.. Если ему не удастся исполнить задуманное, тогда он останется под серьёзным подозрением – ведь Ефим уверенно заявил, что подозревает его, Игната… «Да ежели на стоянке экспедиции в испитой заварке сонное зелье отыщут… – холодок страха пробежал по его телу. Игнат передёрнулся и присел в постели. – Время идёт – пора начинать… В любую минуту Мирон мог почувствовать на себе действие „конского хвоста“.. А вдруг кто-то в лагере ещё не спит? – закралось сомнение… – Хотя время уже за полночь, и люди, уставшие от тяжёлого перехода и отведавшие сонного отвара, должны дрыхнуть без задних ног… Как легко удалось провести Ефима, изобразив обморок от солнечного удара, и на тебе вдруг – упустить момент из-за страха и неуверенности?» – мысленно настраивал себя на решительные действия Игнатий…

Он осторожно вылез из палатки и, как бы желая справить нужду, направился к виднеющимся кустам.

По храпу, доносящемуся из палаток, было ясно, что умаявшиеся за день казаки крепко спали. «Здесь все спят… – отметил про себя Игнатий. – Фёдор с Ефимом – тоже после вчерашней бессонной ночи… А вот Макар?.. Ему ведь арестанта стеречь. – Игнат ещё раз продумал свои действия… – Ну всё, пора! – перекрестился он. – Либо в стремя ногой, либо в пень головой».

Спрятавшаяся за вершинами гор луна сопутствовала успеху задуманного. Вокруг была кромешная темнота, и только раскалённые угли потухшего костра светились багряной россыпью от лёгкого дуновения ветерка. Подождав, когда глаза привыкнут к темноте, Игнат украдкой стал пробираться к арестантской палатке. Макар крепко спал, привалясь к лежащему на земле брёвнышку.

«Порядок… – довольно отметил он и с опаской вытащил у него кинжал и ружьё. Затем, крадучись, направился на слабо доносившийся из-под обрыва шум воды. – Как бы самому вниз не угодить, – пристально всматривался он себе под ноги. Постепенно привыкшие к ночи глаза стали различать очертания окружающих предметов: – Ага, вот и край… – Игнатий нагнулся и боязливо заглянул за кромку обрыва: там, внизу, слабо отражая свет луны, громыхала по острым камням горная речушка. – Да, неплохо…» – удовлетворённо заметил он и бросил вниз кинжал и ружьё.

Гулкий звук эхом отозвался где-то далеко внизу. Осмотревшись вокруг, Игнат спрятался за небольшим валуном, слившись с ним воедино. Теперь оставалось только ждать, когда «конский хвост» сделает своё дело.

Время шло, но в тишине ночи слышался только храп казаков да из арестантской палатки, стоящей ближе всех к обрыву, едва уловимое ворочанье с боку на бок Мирона.

«А если он до рассвета вот так ворочаться будет и не выбежит по нужде? – засомневался Игнат. – Подожду ещё немного, а там…»

Такой разворот событий он заранее продумал и для этого запланировал запасной, правда, более опасный вариант. Холод остывшего валуна дрожью отдавался в теле Игната, ноги затекли от долгой неподвижности.

– Макар! – вдруг донеслось из арестантской палатки. – Мне бы до ветру.

Через некоторое время из-за откинутого полога показалась голова Мирона.

– Макар, слышь? – повернулся он к беспробудно спящему охраннику. – Ладно, как-нибудь сам справлюсь, – направился он к ближайшим кустам.

Сердце бешено заколотилось в груди Игната; подождав немного, он негромким, хрипло натуженным голосом прокричал:

– Помогите!..

– Что такое?.. Игнатий… – с беспокойством в голосе отозвался Мирон.

– Кто-нибудь, скорее на помощь! Ой, быстрее, сил уже никаких нет! Оступился я – вот-вот в пропасть сорвусь! – прохрипел Игнат.

– Игнатий, где ты?!.. Я тебя не вижу! – побежал на голос Мирон.

– Вышел по нужде, да с обрыва поскользнулся, – хрипло выдавил Игнат.

Мирон подбежал к обрыву, и тут, стрелой выскочив из-за валуна, Игнатий что есть мочи толкнул его в пропасть. Сорвавшись вниз, Мирон связанными руками успел ухватиться за острый каменный выступ и, обдирая ладони, помогая себе ногами, попытался перекинуть тело за край обрыва. Он уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы криком позвать на помощь, но тут Игнат с силой пихнул его ногой в голову…

– За что?!.. – эхом отозвался голос Мирона.

И враз всё смолкло. Игнатия трясло от возбуждения, он даже побоялся вновь заглянуть вниз, чтобы увидеть разбившегося об острые камни арестанта. «З-за то, ч-то с-стоял у меня на д-д-дороге, – с нервной дрожью пробурчал он. – Теперь бы ещё л-лошадь туда же отправить для пущей д-достоверности». Опасливо оглядываясь по сторонам, Игнат стал пробираться к стреноженным рядом с лагерем лошадям. Подхватив под уздцы первое попавшееся животное, он повёл его краем обрыва, подальше от лагеря, испугавшись, что оно наделает много шума и разбудить казаков. Лошадь, чувствуя намерения человека, тянула Игнатия в сторону от пропасти, упрямилась и мотала головой.

– Вот скотина, ещё упирается, – зло пробурчал он.

«Вот здесь в самый раз будет», – присмотрел он место на краю обрыва и, поднапрягшись, толкнул животное вниз. Конь, заржав, встал на дыбы и чуть было не покалечил успевшего отскочить в сторону Игнатия.

– Ах ты, гадина! – прошипел он, подхватив увесистый камень, и со всего размаха ударил по голове лошади.

На какое-то мгновение животное замерло на краю пропасти, но Игнат был уже наготове и со всей силы стукнул ещё раз, пихнув лошадь вниз. Конь потерял равновесие и, жалобно заржав, полетел в пропасть.

«Ну, вот и порядок… – трясущейся рукой вытер он пот со лба. – А теперь – скорей в палатку, кабы кто не проснулся».

Осторожно пробравшись мимо спящих казаков, он, всё ещё охваченный нервной дрожью, забрался к себе в постель. Всю ночь Игнат никак не мог успокоиться и лишь под утро, намаявшись, задремал.

Разбудил его крик Макара:

– Вот, шельмец, сбежал!.. И кинжал с ружьём забрал… Ирод!

– И коня одного нету… – добавил Антип Сорокин.

Игнатий, щурясь, выглянул из палатки. Макар бегал вокруг палатки арестанта, крича и размахивая руками. Весь отряд, переминаясь босыми ногами на мокрой траве, выстроился рядом.

Фёдор, красноречиво посмотрев на Ефима, произнёс:

– Ну, что я говорил?!..

– Твоя правда, Федя… Ловко провёл меня этот плут. Ведь поверил же ему! – опустив голову, с отчаянием произнёс Ефим. – Верно ты тогда сказал, что не впервой ему воровство.

– То, что Мирон убежал, ещё не значит, что он вор, – вызывающе произнёс Никита. – Потому и убежал, что не хочет за чужие грехи наказание отбывать, – добавил он.

– Молод ты ещё, сынок, всем без разбору веришь. Иной так к тебе подойдёт – милее отца родного покажется, а после тебя же с грязью смешает, – поучительно ответил сыну Ефим.

– Ведь смотри-ка: и кинжал, и ружьё!.. – никак не мог успокоиться Макар.

– Чего горло дерёшь!.. А ты где был?! Почему арестант сбежал?! – напустился на него Фёдор.

– Постой… – перебил его Ефим. – А как же он связанный убежал? В таком виде далеко не уйдёшь.

– Да-а, теперь понятно, – зло сверкнул глазами Фёдор. – Вытащил у Макара кинжал, зажал его между ног, перерезал верёвки и, прыгнув в седло, сбежал… А ты куда смотрел?! Или, может быть, пособник?!.. Ты у меня вместо арестанта сидеть будешь!

– Заснул я, Ваше благородие, – виновато потупился Макар.

– Заснул?! – ещё больше распаляясь, вскричал Фёдор. – А для чего тебя к арестанту приставили?.. Ты чо, Макар, спятил, что ли?!

– Сам не пойму, Ваше благородие, как это получилось. В первый раз со мной такая оказия стряслась, – оправдывался охранник. – Что никогда на посту не засыпал, а тут вдруг…

– Ну-ка, рассказывай… – заинтересовался Ефим…

– Ну, значит так, – начал Макар. – Ужинать со всеми нам не положено, вот я дождался, когда все покушают. И, значит, с Мироном, арестантом, к костру подсел. Да, ещё Игнатий оставался – ужинать заканчивал. Мирон – тот от каши отказался, только чай попил, а я, откушав каши, выпил кружку чая и назад – в палатку, арестанта повёл.

– А что Игнат?.. С вами до конца сидел? – вопросительно глянул на Макара Ефим.

– Не-е, Ваше благородие. Этот чай допил и к себе пошёл, а мы с Мироном ещё немного посидели.

– Ну, а дальше-то что?! – начал терять терпение Фёдор. – Мне не интересно, как ты покушал. Почему ты на посту уснул?

– Понять не могу… – пожал плечами Макар. – Присел я рядом с палаткой на брёвнышко, вроде и немного времени прошло, стали у меня глаза слипаться – сами прям-таки закрываются, и в голове какой-то туман пошёл. Вскочил я, чтобы стряхнуть с себя эту оказию, а оно ещё хужее – голова закружилась: вот-вот упаду, опустился я на своё место – и более ничего не помню.

Фёдор с Ефимом переглянулись, как бы поймав одну и ту же мысль.

– Ну-ка, давай про чай подробней, – попросил Фёдор.

– А что про чай говорить? Вроде уже всё рассказал.

– Ещё раз обскажи всё, да ничего не упусти.

– Хм-м.. – потирая затылок, задумался Макар. – Принёс Мирон свежей воды и поставил котелок на костёр. Когда вода закипела, он туда листиков смородины и малины кинул. Предложил я ему со мной чайку попить, он отказался… Вроде всё, – развёл он руками.

Ефим подошёл к костру, поднял котелок и, заглянув внутрь, спросил:

– Ваша заварка?..

– Ну, а чья же?! – не понимая, отчего такое внимание к вчерашнему чаю, ответил Макар.

Ефим слил жидкость и выгреб из чайника остатки заварки. – А это ещё что? – поднял он двумя пальцами завёрнутое в тряпицу сонное зелье. – Травки какие-то…

– Это не малина и не смородина – похоже, сбор какой-то, – поковыряв пальцем заварку, заключил Дмитрий Михайлов.

– Странно… – почесал затылок Ефим. – В тряпицу завёрнуты?.. Что же, выходит… Если Макар от них заснул, значит – это те же, что мы на месте стоянки экспедиции нашли… Неужели Мирон… и идола, и самородки?..

– А кто же ещё! – вскинул руки Фёдор. – Ведь Мирон Макару чай заваривал, ну и помешал ему сонных травок. И Прокопу также, когда они, оставшись вдвоём, решили почаёвничать.

– Хм-м… Вот так-то! – глянул на сына Ефим, вкладывая в эти слова весь смысл произошедшего. – А мы его защищали…

Никита молча смотрел на отца. По его лицу было видно, что две противоположности борются в нём: вера в друга и неотвратимость случившегося.

– Верю я Мирону! – отбросив все обвинения в адрес товарища, твёрдо ответил он.

– Ну-ну… – иронично бросил Фёдор. – Только слепой не видит вины Мирона… Всё ясно: и самородки, и золотой идол – дело его рук… Ловко придумал, шельмец, с самородками, а вот на идоле погорел… Искать его надо – я думаю, недалеко он ушёл… Может быть, с инородцами потолковать? Наверняка охотники или пастухи заметят Мирона.

– Поищи, Федя… Только места эти глухие, и охотники здесь редко промышляют, тем более пастухи, – ответил товарищу Ефим. – Есть в верстах двадцати небольшое поселение Тойпынака. Съезди туда, может, кто из его людей столкнётся с Мироном… Знал, где проще всего ускользнуть…

Фёдор вытащил лист бумаги, и вскоре был готов портрет, в котором все безоговорочно признали Мирона.

– Покажу инородцам – на словах ясно не обрисуешь, – сунул он лист в перекинутую через плечо сумку.

– Возьми Дмитрия, он знает, где это селение – со мной за ясаком к ним ходил. Сам не найдёшь – шибко мудрёна туда дорога, – посоветовал Ефим.

– Антип, Дмитрий, давайте со мной! – запрыгнув в седло, скомандовал Фёдор. – Сначала попробуем округу осмотреть, может, какие следы остались. Да к инородцам заглянем… – уже на ходу крикнул он Ефиму.

– Давай, давай осмотри, только вряд ли ты чего сыщешь – далеко уже Мирон ушёл, – тихо пробурчал тот.

– Ну что, покушаем да сворачивать лагерь будем? – обратился Ефим к оставшимся казакам. – Да и Фёдор, поди, к обеду вернётся. Пущай душу отведёт – проветрится.

– А ты чего из палатки выглядываешь? – прикрикнул Ефим на Игнатия. – Давай вылазь, помогай. Надеюсь, оправился после вчерашнего?

– Да, конечно, я сейчас мигом, – бодро ответил Игнатий, краем уха слышавший разговор Ефима с Фёдором.

«Теперь всё в порядке: бесспорно, все будут считать похитителем Мирона. Только след его простыл этой ночью в пропасти», – внутренне ликовал он. Даже проведённая без сна ночь не смогла испортить его настроения…

Игнатий живо выскочил из палатки и принялся подтаскивать к разгорающемуся костру сухой хворост…

– Как вы только в тех местах с ясаком пробираетесь? – выпалил вернувшийся с поисков Фёдор, осаживая коня. – Тут налегке, того и гляди, в пропасть угодишь: лошадь по тропе идёт, а из-под копыт камни куда-то далеко вниз летят – жутковато…

– Ну и как? Чего заметили? – поправляя упряжь, равнодушно произнёс Ефим, уверенный в безрезультатности их предприятия.

– Никаких следов – как в воду канул, – махнул рукой Фёдор. – Всю округу излазили, хоть бы какой намёк попался. Инородцы говорят, что никто не проезжал, может, позже заметят кого?.. Я оставил им портрет Мирона.

– Да-а, теперь ищи ветра в поле, – ответил Ефим. – Говорил тебе – бесполезно… Больше полдня потеряли, – вздохнул он. – Что коменданту скажем – ума не приложу… Давайте перекусим да двинемся дальше, а то уж темняться скоро начнёт…

Через день пути стали попадаться поселения инородцев. Ефим спешился у первых же юрт и постарался разузнать у жителей, не проезжал ли какими-нибудь тропами русский казак, подробно описав внешность Мирона.

– Нет, никого не было. Вон охотники прямо перед вами вернулись – лучше с ними поговорить, – посоветовали инородцы.

– Никаких чужаков не было, – замотали головами уставшие после дальней дороги охотники. – Даже следов никаких не заметили.

– Да-а, скорей всего, Мирон выждет где-нибудь в глухом месте, пока всё успокоится, заберёт золотишко – и поминай как звали, – предположил Ефим.

– Такого словить – ох как тяжело будет…

На ночь путники вновь расположились на месте стоянки экспедиции Клюге – лучшего места в округе вряд ли можно было найти. Поужинав, казаки завернулись в одеяла, и через мгновение только похрапывание нарушало тишину ночи. Только Игнатию было не до сна: «Золото, ведь оно здесь рядом. Если по-тихому взять коня, то можно незаметно забрать самородки». Теперь-то, бесспорно, обыскивать не будут, и он спокойно доберётся с ними до Барнаула, – крутилась в его голове навязчивая мысль.

Игнатий тихонько встал, крадучись выбрался из палатки, и направился в сторону, где были привязаны кони.

– Далёко ль собрался, на ночь глядя? – раздался сзади из темноты голос Ефима.

Игнатия аж передёрнуло от неожиданности.

– Д-да в-вот, до ветру п-приспичило, – заикаясь, выкрутился он.

– А чего так испужался?

– Да зябко что-то – ночь холодная, – взяв себя в руки, тут же нашёлся Игнатий, подойдя к растущим неподалёку кустам.

– Холодная… – согласился Ефим и, помолчав немного, добавил: – Знаешь, я, грешным делом, тебя в воровстве заподозрил – ты уж извиняй.

– Ну, ничего, подозревать – не обвинять, выяснили же, кто похититель. Жаль вот только: убёг, мошенник… А сам-то чего не спишь?

– Да какой тут сон… Обвёл меня Мирон вокруг пальца, а я и поверил ему – охрану только так, для видимости приставил. А оно вон как повернулось, – тяжело вздохнул Ефим.

– Не убивайся ты шибко, объявится где-нибудь – сполна за всё получит, – сказав слова утешения, полез в палатку Игнатий…

Проливной дождь, обрушившийся после долгого вёдра1717
  Вёдро – хорошая, солнечная погода.


[Закрыть] на несколько дней, задержал казаков в селении Еркея.

– Не зря этот дождь: видать, духам угодно, чтобы вы погостили у меня, – радостно приговаривал он, каждый день потчуя гостей свежей бараниной, мясом диких животных и, конечно же, аракой, которую казаки не очень-то жаловали и под разными предлогами старались заменить хлебным вином…

Как только небо стало проясняться и дождь прекратился, служивые навьючили спрятанные от дождя тюки с пушниной и, попрощавшись с гостеприимным демечи, продолжили свой путь…

Без особых приключений к вечеру третьего дня путники добрались до Бийска. Ефим сразу же поспешил с докладом к коменданту, поручив Фёдору закончить дела с пушниной. Разговор с Петром Богдановым оставил неприятный осадок. Выслушав его, он остался крайне недоволен побегом Мирона Кирьянова. Комендант в самых резких тонах отчитал Ефима и вменил ему в обязанность во что бы то ни стало найти мошенника и привезти для суда в Бийск.

Богданов тут же приказал снести остатки заварки к Илье Петрову на предмет наличия в ней сонных трав и сразу доложить о результатах. У Ильи Ефим застал Фёдора, который закончив дела, принёс всё, что они насобирали от чаепития.

– Так, так, так… – приговаривал Илья, раскладывая на столе испитую заварку. – Если брать во внимание травы, вызывающие сон, то в обоих случаях применяли один и тот же усыпляющий сбор. Но кроме этих трав, я вижу ещё и ядовитые, которые способны усилить действие сбора. Вряд ли бы одни сонные травы вызвали такую непреодолимую тягу ко сну, а здесь человек просто впадал в сон против своей воли. Ну что я скажу: Мирон и подсыпал сонное зелье сначала Прокопию, а затем Макару, – заключил Илья.

– Вижу, вы уже разобрались в травах, – произнёс с порога Ефим, слышавший конец разговора. – А меня комендант как раз за этим послал… Так что выходит, не виновен Прокопий… Хитёр Мирон – всех вокруг пальца обвёл.

Илья ещё раз сравнил принесённые Фёдором травы и, завернув их по отдельности, сообщил собравшимся, что готов к разговору с комендантом.

В канцелярии комендантского дома Богданов уже расспрашивал Игнатия о Мироне: не проговорился ли случаем тот о своих планах, может, называл какие места.

– Да чего же он скажет, ежелив худое задумал?! – сделал удивлённое лицо Игнат. – До золота он шибко охоч был. Тамошнего сапожника всё пытал – не уберегли ли ещё чего, акромя золотого идола, а уж на этого истукана он всё время завистливо поглядывал да приговаривал: мол, к чему инородцам такое богатство… Когда пропажа случилась, я сразу на него подумал. Видать, Мирон рассчитывал, что Бакай заподозрит кого-то из своих или каких сторонних, да просчитался.

– Да-а… Алчные люди прямо голову теряют из-за этого металла, – выслушав его, произнёс комендант.

– Ну, а у вас что? – встал Пётр навстречу подошедшим казакам. – Что скажешь, Илья?

– Да вот, выходит, Ваше высокоблагородие: и золотой идол, и самородки – дело рук Мирона, – с готовностью ответил Илья и поведал о результатах проделанной работы.

– А не мог ли ты ошибиться? Ведь серьёзное обвинение получается, – подумав, взглянул комендант на Илью.

– Ошибки никакой нет, Ваше высокоблагородие. В обоих случаях использовался один и тот же сбор. Ну, а так как Макар сказал, что Мирон заваривал для него чай, – ясно, что и зелье подсыпал он. И Прокоп сказывал, что Мирон предложил ему чая, когда они остались одни. Вот теперь и судите – кто вор…

– Выходит, зря Прокопия оклеветали, ни за что пострадал мужик, – Пётр встал и, подперев рукой подбородок, зашагал по комнате. – Это же надо… – приговаривал он, качая головой. – Вот что! – остановившись, произнёс Богданов. – Как только неотложные дела закончу, опишу всё в депеше – поедете в Барнаул к господину Качке. Не отступим от правды… А ты, Игнат, отправляйся завтра с приписными. Им как раз на завод ехать, повинность отрабатывать…

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке

«Странно, изыскатели вернулись, а Игнатия нет? – недоумевал Прохор, узнав о возвращении экспедиции Клюге. – Поди, шельмец, натакался на золото, да и отбился от отряда. А тут ещё слух прошёл, что привезли под конвоем кого-то из членов экспедиции, похитившего самородок золота. Уж не Игнат ли в этом деле замешан? Ведь хитёр, бестия… Кто его знает, может, и он причастен к этому? А ну как не захочет делиться?» – блеск уплывающего из рук богатства не давал ему покоя.

Испросив аудиенции, он направился к обергиттенфервальтеру Клюге.

– Э-э… Извините за беспокойство, Ваше высокоблагородие, нижайше прошу вашего дозволения выслушать меня, – заискивающе улыбаясь и беспрестанно кланяясь, предстал он пред очами начальника экспедиции.