Текст книги "Золотой дурман. Книга первая"

Золотой идол

Однажды утром Игнат открыл глаза и уже не почувствовал такой гнетущей тяжести. Он огляделся… Странная, но вроде бы знакомая картина, освещаемая пламенем очага, открылась его глазам: сидящий боком инородец, помешивающий дрова в очаге, увешанные арканами и плётками стены. Память понемногу стала подсказывать: «Вон там, около двери, весит огромный кожаный мешок, а у стен составлено множество сумок, по стенам же, на тонких бревёшках, развешаны деревянные истуканы с медными пуговицами вместо глаз». Игнатий повёл головой, рассматривая деревянных божков, и чуть было не вскрикнул от неожиданности – на самом видном месте, выхваченный из полумрака отблесками пламени очага, висел золотой идол…

Игнатий потряс головой: что это за наваждение? Может, всё это ему грезится?

– Где я? – слабым голосом промолвил он.

Не услышав ответа, он громче повторил свой вопрос. Человек у огня встал и что-то громко сказал на непонятном ему языке, после чего поспешно вышел из юрты и вернулся назад в сопровождении Мирона.

– Что-то я слабо припоминаю… – взглядом обвёл Игнат юрту.

– Да-а, видать, шибко тебя хворь прижала, – покачав головой, произнёс Мирон. – Прихватило тебя в дороге, когда лагерь разбили, ну Клюге и отправил тебя с проводником сюда, а меня для помощи.

– А какой сегодня день?

– По моим подсчётам, середина июля, – ответил Мирон.

– Да-а-а, что-то припоминаю, но, убей меня, не могу вспомнить вот этого, – кивнул Игнат на золотого идола.

– Так его на следующий день после нашего приезда Бакай повесил, – объяснил Мирон и тут же перевёл демечи причину недоумения товарища.

– Это хороший, добрый идол, он-то тебе и помог, – заулыбался Бакай. – Я его вешаю у себя в юрте в самом крайнем случае, когда требуется попросить что-то очень важное. Несомненно, благодаря этому идолу и заклинаниям шамана, кайратах изгнал из тебя шайтана.

– Сколько мне довелось проехать по горам, собирая ясак, нигде не видел подобного, – кивнул Мирон на идола.

– И не увидишь, – глядя в пол, прошептал Бакай. – Всё разграбили, всё разграбили ироды, – с огоньками гнева в глазах, добавил он.

Мирон недоумённо взглянул на демечи.

– Верно ты говоришь… От Чемала до Телесского озера вряд ли встретишь что-то подобное – всё было разграблено джунгарами. Возможно, этот идол один из немногих, уцелевших после их разбоя, – ответил Бакай на взгляд Мирона.

– Интересно… Я впервой слышу об этом.

– Не любят наши старики вспоминать те горестные времена, – с печалью в голосе произнёс Бакай. – А было всё вот как… – начал он свой рассказ1515
  Одна из легенд Горного Алтая, имеющая право на реальность.


[Закрыть]: – Из-за того, что в этих местах народ не покорился воинственным джунгарам, они в отместку постоянно совершали набеги на наши земли, убивали мужчин и уводили в полон девушек. Во время одного из таких набегов в районе Чемала наши воины дали джунгарам бой, но, к сожалению, завоеватели разбили защитников. После победы они разграбили все селения, попавшиеся на их пути. И с большим грузом золота и меха соболей пошли через перевал, в сторону горы Аличман, по-видимому, намереваясь уйти к границе с Китаем. Собравшись несколькими улусами, наши люди, выследив караван, перекрыли ущелье, по которому должны были идти джунгары, устроив там засаду. На врага с высоты полетели камни и стрелы – весь отряд был полностью уничтожен. Но когда стали осматривать поклажу, то золота не обнаружили. В тюках был только мех. Так как все джунгары были мертвы, то спросить о золоте было не с кого. Наши воины прошли по пути джунгар и нигде не нашли следов золота – оно бесследно исчезло. На пути, по которому шли джунгары, было много пещер. Вполне вероятно, что золото спрятано в одной из них, вход в которую джунгары предусмотрительно засыпали, и маловероятно, что кто-либо теперь найдёт это богатство.

Игнатий, не понимая сути разговора, переводил любопытный взгляд с Бакая на Мирона. Бакай на минуту замолк, как бы обдумывая продолжение рассказа, после чего обвёл слушателей пристальным взглядом и продолжил:

– Так вот, когда джунгары стали грабить аил, моего брата Менгоша и убивать мужчин, он, видя, что они вот-вот ворвутся в его юрту, взял этого идола и, разрезав сзади стену, сумел бежать. Но не всё для него закончилось так благополучно: враги заметили, как он вскочил на коня, и кинулись в погоню. Менгош сумел уйти от них, но несколько выпущенных стрел достигли своей цели, а он, израненный, добрался до нашего аила. Недолго он прожил, а идол этот для меня ещё и как память о брате, – со скорбным лицом закончил свой рассказ Бакай.

Мирон опечаленно вздохнул, разделяя тем самым горечь утраты демечи.

«Золото!.. золото!» – молоточками стучало в голове Игната. Несомненно, оно есть в этих краях и доказательство этому – золотой идол, поминутно притягивающий его взгляд.

– Заговорились мы, – спохватился Бакай. – Мясо уже готово, да и вода для чая кипит. – Капчаай!.. – громко позвал он.

И в юрту, как будто ожидая, вбежала молодая девушка. Тот час она стала выкладывать перед мужчинами баранину и разливать по кружкам чай.

– Дочь моя – Капчаай, невеста Качкына, – кивнул Бакай в сторону хлопочущей девушки. – А ну-ка, давай за здоровье твоего товарища, – зачерпнул Бакай откуда-то сзади себя большую кружку араки.

По юрте сразу поплыл неприятный для казацкого носа запах излюбленного алтайского напитка. Мирон, морщась, выпил предложенную араку и с аппетитом принялся за баранину. Игнатию, только что оклемавшемуся от болезни, араки не предлагали; хозяйка налила ему большую кружку чая, добавив туда муки, соли, масла, Бакай же отрезал жирный кусок баранины.

– Теперь ешь хорошенько – лучшее для тебя лекарство. А как окрепнешь – на охоту пойдём, – перевёл Мирон обращённые к Игнатию слова.

Первый раз за время болезни Игнатий с аппетитом поел и сразу же прилёг в свою постель.

– Пройду-ка я прогуляюсь, – допив чай, поднялся Мирон.

Бакай, тоже не засиживаясь в юрте, отправился по своим делам. Оставшись один, Игнатий выждал, когда за дверьми всё стихнет, тихонько встал и, покачиваясь на ослабевших ногах, подошёл к золотому идолу; приподняв руками божка, он завистно прошептал:

– Фунтов пятнадцать, не меньше, будет. Это ж сколько за него можно выручить?! И для чего им здесь в глуши такое богатство? – алчно впился он в сокровище глазами.

Золотой дурман пеленой окутал его алчную душонку, вызывая непреодолимое чувство овладеть этим богатством. Но послышавшийся голос Мирона заставил его поспешно вернуться в свою постель. Игнат обхватил затылок руками и, глядя в потолок, стал размышлять о зарытых богатствах: если бы не его сопровождающий, то он наверняка сумел бы забрать самородки. Инородцы проводили бы его до устья Чулышмана – а там рукой подать до клада. Чувство острой досады заставило Игната непроизвольно застонать. Не думал он, что Клюге пожертвует служивым, чтобы сопроводить заболевшего подсобника…

День обещал быть жарким, поднявшееся солнце нещадно палило землю. В такую погоду неплохо было посидеть у реки, студёная вода которой создавала спасительную прохладу…

Перебросившись несколькими словами с Бакаем, Мирон быстрым шагом направился к юрте Качкына. Он издали заметил инородца, хлопотавшего возле своего жилища.

– Хочу отдохнуть где-нибудь у реки, – объяснил своё появление Мирон. – Приятель мой на поправку пошёл – теперь есть время окрестности осмотреть.

– Ну, так давай со мной рыбу ловить!? Приятеля рыбкой накормишь.

Я частенько этим делом промышляю. На охоту – жарковато по тайге бегать, а у реки – хорошо.

– С удовольствием! – обрадовался Мирон. – Только подучи меня немного – я в таких быстрых реках к ловле не приучен.

– Хорошо, – согласился Качкын. – Вот тебе! – протянул он Мирону острогу. – Пошли!..

Пройдя с полверсты вверх по реке, Качкын остановился и знаком показал, что здесь будет рыбалка. Прыгая по валунам, выглядывающим из воды, они оказались на большом плоском камне, быстрый поток брызгами рассекался о его переднюю часть. Удобно расположившись, Качкын стал всматриваться в прозрачную, стремительно перекатывающуюся по каменистому дну воду.

– Вот, смотри! – крикнул он и молниеносно ударил самодельным орудием в воду.

Крупный хариус затрепетался на острие поднятой остроги.

– Теперь попробуй сам…

Мирон стал внимательно вглядываться в реку. Почувствовав с непривычки небольшое головокружение от быстротекущего потока, он принял более устойчивую позу. Юркие рыбёшки быстро появлялись и исчезали перед его взором. Первый, второй и последующие удары оказались безрезультатными, изворотливый хариус ловко увёртывался из-под острия остроги. Качкын, смеясь, объяснил Мирону его ошибки. Тот, захваченный рыбной ловлей, с азартом добивался хоть каких-то результатов. И вот уже измучившись, он победоносно поднял острогу с трепещущейся рыбой.

Больше десятка крупных хариусов стали добычей рыбаков; основная часть, конечно, принадлежала Качкыну. Тот, оставив себе несколько рыбин, почти весь улов отдал Мирону, сложив в кожаный мешок – теген тар.

– Нам с Капчаай хватит, а вот у вас такая рыба вряд ли водится – она любит быстрые горные реки, – всучил он отнекивающемуся Мирону большую часть улова. – Покушайте вдоволь со своим товарищем. Я рад, что он пошёл на поправку. Шаман Байду своё дело знает…

Распрощавшись с Качкыном, Мирон вернулся к себе в юрту. Там он застал спящего Игнатия, беседовавшего с каким-то инородцем Бакая и собирающуюся готовить обед Капчаай.

– Мне Качкын похвалился, что ты рыбу хорошо умеешь готовить. Мы сегодня с ним рыбачить ходили. Так он мне почти весь улов навялил. Можно сегодня вместо баранины вот эту рыбу приготовить – уж больно рыбки охота, – кивнул Мирон на мешок с рыбой.

Капчаай улыбнулась и, подхватив теген тар, выскочила из юрты. Через некоторое время она вернулась с потрошёной рыбой, какими-то травками и кореньями…

И вот по юрте поплыл аромат рыбного кушанья. Игнатий задёргал носом, учуяв неведомые доселе запахи и, соскочив со своей лежанки, с нетерпением стал ожидать обеда. Бакай с гостем тоже придвинулись поближе к очагу.

– А чего это ты рыбу готовишь? – недовольно задёргал носом демечи. – Крикни Табая, пускай барана зарежет.

– Это я попросил рыбу приготовить, – поспешил ответить Мирон. – Что-то рыбки захотелось.

– А-а-а… – протянул Бакай. – А мы лучше баранинки – не рыбой же гостя угощать. Это шуленги Еркен, из соседнего аила. Узнал, что у нас русские казаки гостят, и приехал с подарками.

Еркен радостно закивал головой и крикнул в слабо освещённую часть юрты; оттуда сразу появился человек, видимо, из свиты шуленги, и с поклоном передал казакам несколько собольих шкурок. Мирон, приняв подарок, также благодарным поклоном ответил инородцам.

Понемногу в юрте стали появляться всё новые и новые люди. Слух о том, что золотой идол и шаман подняли на ноги русского, облетел весь аил. Пришедшие с интересом разглядывали Игнатия и с благоговением обращали взоры к золотому идолу. Говорил в основном Бакай, а Еркен, постоянно кивая головой в знак согласия, не сводил с него глаз. Да и пришедшие, соблюдая тишину, с почтением слушали оратора. Рассказав всё, с момента приезда казаков до сегодняшнего дня, Бакай молча обвёл взглядом гостей, после чего, указывая пальцем и называя имена, стал приглашать к очагу наиболее знатных людей.

Только что разделанный барашек уже занял место в кипящем котле. Множество кружек потянулось к мешку с аракой, которую щедро разливал молодой инородец. Лица присутствующих враз засветились улыбками, и говор со всех сторон заполнил юрту. Мирон для приличия посидел немного с гостями, а после, извинившись, вместе с Игнатием вышел на свежий воздух. Хотя было жарко и душно, но после спёртой и задымлённой атмосферы в юрте дышалось легко. Солнце закрыло тучами, и с запада, эхом отразившись в горах, послышались раскаты грома.

– Однако гроза сюда идёт, – взглянув вверх, произнёс Мирон. – Давай до дождя до реки прогуляемся, оно и тебе свежий воздух на пользу.

Игнат, ничего не ответив, молча поплёлся следом за Мироном.

– Я тут на днях с инородцем подружился – у реки живёт, – завёл разговор Мирон. – Хороший парень, сапожным ремеслом владеет. Сегодня с ним на рыбалку ходили, так там он мне точно такую же историю про джунгар рассказал. Отец его был среди тех, кто преследовал грабителей. Тогда большой груз золота бесследно исчез. Прошли след в след по пути похитителей, да так ни с чем и вернулись.

– Какую историю? – оживился Игнатий. – В первый раз слышу…

– Ах, да – забыл тебе тогда перевести. Как-то всё закрутилось.

– Так расскажи…

– Ну хорошо… Если тебе интересно, слушай…

И Мирон рассказал то, что поведал ему Бакай и Качкын о джунгарах.

– А отец жив у него? Неужели нельзя найти это богатство? – с загоревшимся интересом в глазах спросил Игнат.

– Отец?.. Не знаю… – пожал плечами Мирон. – Да и что это даст? Ты, что ль, собрался искать это золото? Пустое всё это. Я думаю, по тому пути, где прошли джунгары, инородцы уже всё обыскали.

– Да уж намного интересней искать золото, чем в экспедиции камни долбать. Кабы только знать ту дорогу, по которой везли награбленное, можно всё кругом перевернуть, – мечтательно произнёс Игнатий. – Может, выяснишь всё поподробней, да вместе – того… – красноречиво кивнул он на горы.

– Мне это пустое дело ни к чему, а ты, вижу, охоч до золота – горы готов перевернуть, – пошутил Мирон. – Наверняка джунгары его спрятали так, чтобы никто не нашёл.

– Да это я так, к слову сказал: подумал, лежит где-то клад – и останется там навсегда, а до золота я равнодушный, не было его у меня – и ничего, прожил, – поспешил исправить необдуманное предложение Игнат.

А между тем небо совсем нахмурилось, поднявшийся ветер ощетинил реку барашками волн, крупные капли дождя застучали по разогретой под июльским солнцем земле.

– Давай-ка к Качкыну, вон его юрта – совсем рядом, а то промокнешь и опять сляжешь. Хворь – она штука коварная, – поторопил Игнатия Мирон.

Качкын с добродушной улыбкой и распростёртыми объятиями встретил гостей.

– Давайте проходите, – указал он на место около очага. – Может быть, покушаете?

– Благодарим за приглашение, но мы только что поели и, кстати, рыбу, которую мы поймали, очень вкусно приготовила Капчаай.

– Я очень доволен, что вам понравилось, как готовит Капчаай; у нас в аиле вряд ли ещё кто сможет так приготовить, – ответил Качкын, разливая по кружкам чай.

Игнатию не терпелось расспросить подробнее Качкына о награбленном джунгарами золоте, а лучше бы поговорить с его отцом, тот наверняка знает какие-нибудь подробности, могущие навести на след. Но это можно сделать только через Мирона, знающего их язык.

– Сапожному делу отец научил? – кивнул Игнат на недошитые чёботы.

– Ага…

– А как отец – жив?

– Не-е… – опечаленно мотнул головой Качкын. – В позапрошлом году медведь заломал.

– Вон оно что… – сделал сочувствующую мину Игнат, в душе расстроенный неудачей.

Уже совсем запоздно они расстались с Качкыном, гроза закончилась, и они, оббивая мокрую после дождя траву, направились к себе в юрту…

Игнатий долго ворочался с боку на бок; золотой идол, как заноза, впившаяся в его душу, не давал ему спокойно уснуть. Взор его постоянно притягивало едва озаряемое угасающим пламенем очага золотое изваяние. Его ум лихорадочно перебирал все возможные варианты овладения этим сокровищем, но не находил ни одного подходящего. При любом раскладе он не оставался в стороне, и его сразу могли изобличить в воровстве.

«Уж лучше бы Бакай убрал его поскорее с глаз долой и не бередил бы он душу», – отвернулся он от истукана.

Последующая череда дней вселила надежду в Игнатия, что скоро, совсем оправившись от болезни, он сможет вернуться домой – с каждым днём он чувствовал себя лучше и увереннее.

«Но как же быть с кладом? Куда от Мирона денешься?» – эта мысль вызывала в нём чувство злобы к своему товарищу. Ему казалось, что всё кругом издевается над ним: и Мирон, с которым вместе он должен проделать обратный путь, и этот золотой идол, которого ещё не убрал Бакай и смотреть на которого не было уже сил, – всё это угнетало его.

– Ты чего такой невесёлый ходишь? – заметил однажды Бакай. – Радоваться надо: болезнь позади, ещё маленько – и домой вернёшься. А пока знаешь что? Давайте-ка завтра со мной на охоту – встряхнёшься немного!.. А как ты, Мирон?..

– Да я с удовольствием, – с радостью ответил Мирон в надежде хоть немного развеяться после суетных дней.

– Ну, вот и хорошо, завтра пораньше с утра отправимся, – решил Бакай.

– У меня на этот случай хорошее оружие есть, – похвалился Игнатий, достав из сумки кинжал с наборной костяной ручкой.

Он вытащил клинок из деревянных обтянутых кожей ножен и передал Бакаю.

– Хорош! – зацокал языком тот, поворачивая отражающее пламя огня лезвие.

– Кавказский кинжал… – с первого взгляда определил Мирон. – Откуда он у тебя? Здесь я таких не видал.

– В столице выменял, когда сопровождал караван с серебром…

– Давайте спать пораньше ляжем – пораньше встанем, – засуетился ко сну Бакай…

Проснувшись среди ночи, Игнатий непроизвольно бросил взгляд на идола, отдающего едва заметным багрянцем в свете догорающих дров: «Ничего, скоро Бакай уберёт тебя – и мне спокойней будет». Но тут другая забота напомнила о себе: как же он сможет забрать самородки?.. «Сейчас это вряд ли удастся, – зло поглядел он на мирно спящего Мирона. – Ишь обрадовался завтрашней охоте – дрыхнет беззаботно». А ему теперь, по его милости, без золота домой возвращаться… Игнатий аж присел в постели от такой перспективы. «Эх, взять да закинуть куда-нибудь подальше его сапоги, пусть завтра босиком поохотится – вот тогда порадуется, – пнул он от злости стоящие неподалёку сапоги Мирона. – А что, если!?… Ведь куда он?.. Скорей всего, к Качкыну пойдёт. А тогда!?.. Бакай ждать не будет… Можно попробовать…» – пронеслась в его голове череда заманчивых мыслей. Игнатий нащупал кинжал и, схватив сапог Мирона, ширнул его лезвием в самый низ. Затем лёг на своё место и, успокоенный содеянным, уснул до утра…

Украденная реликвия

– Ну что?! Давайте перекусим, да и на охоту, – разбудил его громкий голос Бакая.

Игнатий быстренько встал, собрался и придвинулся поближе к очагу, где уже был готов сытный завтрак.

– Вот, смотри-ка! – похвалился Бакай и, бережно развернув шкуру, поднял вверх шомпольное ружьё. – В прошлом году из Бийской крепости привезли. За ясаком приезжали и вот – в подарок оставили. Да только охотиться с ним мне непривычно. Стрелять научили, свинцу, пороха дали, а на охоту как-то взял – так ни с чем и вернулся, только зверя распугал… Не моё оружие!.. Вот это по мне! – указал он на лук и стрелы. – С этим в меткости не уступлю никому. Сегодня покажу вам, как нужно охотиться, не распугивая дичь ружейными залпами.

– Что за чертовщина? – послышался удивлённый голос Мирона.

Он недоумевающим взглядом смотрел на свой сапог, из носка которого виднелись пальцы его ступни.

– Это где же меня так угораздило? – пошевелил он пальцами, как бы удостоверяясь, что это именно его нога.

– Вот беда-то!.. – с досадой произнёс Игнатий. – Видно, где-то напоролся…

– Хм-м… Как же в таком сапоге на охоту? – развёл руками Мирон.

Бакай удивлённо посмотрел на него:

– Ну так, поди, вчера зацепил где-нибудь и не заметил… Вон примерь мои, у меня их не одна пара, – кивнул он головой в сторону стоящих у стены сумок. – Сейчас, погоди, достану тебе что-нибудь, – взял он одну из сумок и вытащил из неё пару сапог, каждый из них состоял из двух частей – кожаного переда и холщового голенища, сотканного из дикой конопли и удерживаемого на ноге посредством прилагаемых верёвочек. – Вот сапоги для охоты! – потряс ими в воздухе Бакай.

Видя, что Мирон не в восторге от предложенной обуви, он потянулся к другой сумке и вытащил из неё расшитые красивым орнаментом кожаные сапоги с загнутыми вверх носами.

– Вот, смотри!.. – как торговец на рынке, размахивал он сапогами.

Мирон взял одну, потом другую пару, повертел их в руках, приставил к ноге и с разочарованием протянул назад:

– Малы они для меня. Хоть ты, Бакай, мужик видный и здоровый, но сапоги твои маловаты для моих ног. Придётся со своими что-то решать – зашить бы эту дыру, так обошёлся бы ими…

– А ты к Качкыну сходи – он враз эту дыру залатает, – предложил Игнат.

– Точно, сбегаю я к Качкыну, уж он-то в этом деле поможет.

– Ну, так сколько ж нам тебя ждать? Я пораньше хотел капканы поставить да луки-самострелы установить, – убирая сапоги в сумку, недовольно пробурчал Бакай.

– А вы не ждите меня – езжайте. Пока вы ловушки устанавливаете, и я подъеду, – нашёл выход из положения Мирон. – Только дорогу мне объясни.

– Хорошо… Поедешь вверх по реке до огромного валуна, стоящего у самой воды, на всём пути он один только такой, а дальше смотри – берёза над рекой наклонённая, от неё и заворачивай в лес. Проедешь немного да покричи нам – я к тебе навстречу подъеду, а то можешь на самострел нарваться.

На том и порешили: Мирон побежал к Качкыну зашивать сапог, а Бакай с Игнатием стали седлать лошадей.

– Погоди, кинжал в юрте оставил, – знаками объяснил Бакаю Игнат.

Забежав в юрту, он дрожащими руками снял идола и, засунув за пазуху, крепко притянул поясом, затем, схватив кинжал, выскочил наружу, показывая Бакаю черкес* – то, что заставило его вернуться в юрту…

Вскочив на лошадей, охотники двинулись берегом, вверх по течению реки. Хотя время было раннее, но уже немного припекало, и всадники, чтобы двигаться с прохладцей, держались как можно ближе к воде. Бакай ехал впереди и что-то монотонно напевал себе под нос, он даже не оглядывался на своего спутника – как он там? Поспевает ли за ним?

Нервная дрожь то и дело пробегала по телу Игнатия, чувство тяжести золотого идола у него за пазухой превращало его мечты в реальность. Осталось только найти удобное место, куда бы он мог спрятать это сокровище.

Впереди показался огромный валун, за которым река поворачивала влево. «Хорошее место и приметное», – подумал Игнатий. Он немного осадил коня, давая Бакаю уйти дальше вперёд и, спешившись возле валуна, стал лихорадочно глазами выискивать место, где спрятать идола. В случае если Бакай и окликнет его, то наготове была вполне объяснимая причина – притомился, вот и подъехал маленько охолонуться. Заметив груду плоских камней у подножия валуна, Игнатий решил, что лучшего места ему не найти.

Достав кинжал и сделав углубление среди камней, он уложил туда идола и, аккуратно замаскировав, отметил у себя на бумаге место тайника. Взглянув со стороны на свою работу и оставшись довольным, он бросил тревожный взгляд на удаляющегося Бакая: вдруг как обернётся? Да и в дальнейшем, обнаружив пропажу, заподозрит его. Заторопившись, Игнатий прыгнул в седло и, пришпорив коня, пустился догонять спутника.

Демечи даже не заметил отсутствие Игнатия, он также продолжал напевать свою незамысловатую песенку, да и шум быстрой реки заглушал все другие звуки – так что волнения Игната были напрасны. Догнав Бакая, он с удовольствием отметил, что тот всё ещё мурлычет что-то себе под нос и никаких объяснений по поводу его отсутствия не требуется. На радостях Игната даже подмывало подпеть демечи, словно гора свалилась с плеч, после того как он запрятал золотого идола.

Добравшись до склонённой берёзы, которая своей макушкой доставала почти до воды, всадники свернули в сторону от реки на еле заметную тропинку, протоптанную к водопою дикими животными. Проехав немного лесом, Бакай спешился и, пройдя в чащу, стал устанавливать самострел, знаками дав понять Игнатию, чтобы тот помог наладить растяжки.

– Нарежь-ка мне толстых, длинных прутиков, – знаками попросил Бакай.

Игнатий с радостью кинулся выполнять поручение, стараясь сделать всё правильно, как указывал демечи. Он протянул руку к ножнам, но, к его удивлению, они оказались пусты. Неприятное чувство тревоги заставило его лихорадочно поразмыслить, куда делся кинжал. «Скорее всего, в спешке у валуна оставил или мимо ножен сунул, – расстроился он, хлопая себя по одежде, – не застрял ли где?»

Игнатий уже собрался назад к валуну, придумывая, как он объяснит это Бакаю. Но, не найдя никакой отговорки, решил, что в камнях у валуна, вдали от тропы, клинок вряд ли кто сразу заметит. А через какое-то время, упросив Бакая вновь поохотиться, он сможет также незаметно забрать его. Немного успокоившись, Игнат сломал в чаще леса несколько длинных прутьев и вернулся к Бакаю. Незаметно вытащив висевший у седла своей лошади нож, он срезал концы прутьев и передал их демечи…

Проверив капканы, они обнаружили там двух зайцев и лисицу. Забрав добычу, Бакай прошёл в сторону реки и стал ожидать Мирона. Вскоре оттуда послышался громкий окрик Мирона. Бакай крикнул ему в ответ и пошёл навстречу.

– Сапог-то зашил? – первым делом поинтересовался Бакай.

– Да… Качкын помог – хороший сапожник… Смотри, почти незаметно, – показал он зашитый сапог.

– Ну ты как раз вовремя… Мы уже с Игнатием самострелы поставили и капканы проверили… Вот!.. – показал он на добытых зайцев и лису. – А теперь давайте поохотимся, – повёл он казаков чащей, всё дальше и дальше в лес.

Могучие пихты и ели обступили их со всех сторон, кедры-великаны шатром раскинули свои ветви, закрывая от палящего солнца пробирающихся по тайге охотников. Вскоре лес немного поредел, стали попадаться небольшие полянки и поросшие мхом болота.

– Вот здесь и расположимся, – стал устраиваться Бакай на пригорке, в густых зарослях кустарника, саженях в десяти от болота.

Срезав кинжалом закрывающие обзор ветки, он снял с плеча лук и, убедившись, что больше ничего не мешает стрельбе, шепнул казакам, чтобы те проделали то же самое. Теперь поляна и прилегающее к ней болото были видны как на ладони.

Демечи приложил палец к губам, давая понять, что любое шевеленье может спугнуть осторожных птиц. Вскоре охотники увидели, как на поляну, тяжело летя и громко хлопая крыльями, приземлились несколько глухарей. Через некоторое время к ним присоединились ещё. Разбредясь по краю болота, они с увлечением стали клевать ягоды.

Бакай наклонился к Мирону:

– Я возьму вот того, крайнего, а вы тех, что поближе, распределите и ждите моей команды.

Какое-то время он напряжённо наблюдал за птицами, после чего поднял руку вверх, и три стрелы с визгом вылетели в сторону кормящейся дичи. Один глухарь, едва взмахнув крыльями, тут же упал в траву, другие захлопали крыльями и поднялись над поляной. Бакай мгновенно вложил новую стрелу и моментом, прицелясь, спустил тетиву. Ещё одна птица, не долетев до леса, упала на поляну. Мирон и Игнатий смотрели, разинув рты, восхищаясь меткостью и проворностью Бакая.

– Моя вина. Нужно бы показать вам сначала, как обращаться с луком, пострелять, потренироваться перед охотой, – укорил себя Бакай. – Теперь почувствовали опасность, долго не прилетят, – махнул он в сторону улетевших птиц. – Пошли подберём тех, что подстрелили.

– Поболе десяти фунтов будет, – кивнул Мирон на глухаря-самца, подняв его за ноги.

– Да и этот не меньше, – указал Игнатий на другого, подобранного Бакаем.

День уже клонился к вечеру, и охотники поспешили к своим лошадям, оставленным неподалёку в лесу. Выбравшись из тени леса, они попали под нещадно палящие лучи послеполуденного солнца и, пришпорив лошадей, направились к реке, сулящей свежесть и прохладу. Бакай, как обычно, затянул длинную, монотонную песню, Мирон же с Игнатием немного поотстали.

– О чём он поёт? – поинтересовался Игнатий. – Сюда ехали, тоже бесконечную песню тянул.

Мирон прислушался:

– Это он нашу сегодняшнюю охоту воспевает. Винит себя, что не обучил казаков стрельбе из лука. Инородцы – они так: что видят или как провели день – про то и поют.

Проезжая мимо валуна, Игнатий долгим взглядом провожал то место, где спрятал золотого идола. В надежде заметить – не блеснёт ли на солнце лезвие кинжала.…

– А вон и дом! – прервав своё пение, обернулся к казакам Бакай, когда впереди замаячили юрты аила.

В такой жаркий день в аиле было почти пусто: кто пас лошадей, кто баранов, а кто по юртам гнал араку из кобыльего молока.

Из юрты Бакая, услышав топот копыт, выбежала Капчаай. Лицо её было встревожено, она подбежала к отцу и стала ему что-то шептать на ухо.

Бакай, изменившись в лице, соскочил с коня и опрометью вбежал в юрту… Немного погодя оттуда послышались крики, похожие на стон и проклятия. Выскочив назад, он ищущим взглядом окинул всё вокруг, как будто что-то высматривая.

– Идол!.. Золотой идол пропал! – с отчаянием вскрикнул он, глядя на казаков.

– Как пропал?! – изображая обеспокоенность и удивление, воскликнул Игнат.

– Хотел убрать, как вернёмся с охоты, а его не оказалось! – голосом, срывающимся от скорби, ответил демечи.

«Вовремя я его прибрал к рукам…» – злорадно пронеслось в голове Игната.

– Беда, беда пришла в наш дом, кто теперь защитит от шайтана?! – вскричал Бакай, ломая руки.

На крики демечи к юрте стал понемногу собираться народ. Услышав о пропаже, люди заохали, зарыдали… Наконец, Бакай немного успокоился, лицо его сделалось суровым и жестоким, он подозвал к себе из толпы нескольких человек и стал им что-то объяснять, показывая руками по сторонам. Те, внимательно слушая, только кивали головами, после чего вскочили на лошадей и с места галопом поскакали в разные стороны.

– Сколько времени оберегал этот идол наш аил от шайтана, что теперь с нами будет, злые духи принесут нам горе и слёзы… – повторял Бакай, опустившись на лежащее бревно и обхватив руками голову.

Время шло, все застыли в молчаливом ожидании гонцов; только шаман, ударяя в свой бубен и выкрикивая заклинания, бегал вокруг юрты Бакая. Он то убегал куда-то, то снова возвращался, продолжая свои камлания…

Наконец, один за одним стали возвращаться посланники; отрицательно качая головами, они говорили одно и тоже:

– Никто чужой в округе не появлялся: ни пастухи, ни охотники никого не заметили.

Лицо Бакая, на котором ещё была тень надежды, вновь покрылось глубокой печалью. Он вновь стал сокрушаться о пропаже, горько качая головой… Но вдруг он примолк, прищурил глаза и, глядя в упор на Мирона, произнёс:

– А ведь ты мог вернуться в юрту, когда мы уехали на охоту? Ты пошёл к Качкыну сапог зашивать, а после никто тебя не видел. Много ли нужно времени, чтобы украсть идола? После чего спрятать его где-нибудь, а позже – спокойно забрать.

Мирон, опешив от услышанного, выпучил на Бакая удивлённые глаза, хватая воздух ртом, тщетно пытался найти слова, чтобы ответить на эту ложь.

– Что? Вижу, и сказать тебе нечего, – печально усмехнулся Бакай.

– Как же нечего?! – наконец взял себя в руки Мирон. – Конечно, никто не видел меня, как я пошёл к Качкыну, и после того, как вышел от него. Но разве можно только на этом утверждать мою вину? Что, кроме меня, никто не мог зайти и взять идола? А может, кто чужой заглянул в твою юрту?