Текст книги "Золотой дурман. Книга первая"

– Прокопий Столяров, Ваше превосходительство! – доложил Фёдор.

– Столяров, Столяров… – задумался Качка. – Так это ж тот, что самородки в экспедиции Клюге выкрал! – вспомнил он.

– Он самый… – подтвердил Фёдор.

– Так с чего вы взяли, господин хорунжий, что наказание несправедливо?.. Тут как раз всё ясно: начальник экспедиции – господин Клюге – вполне убедительно доказал его вину… Что же вы, мошенника защищать приехали?! Распустили своих людей да ещё и выгораживаете, – строго отчитал он Фёдора. – Подавайте жалобу в Верхний земской суд, а у меня на такие дела времени нет, – повернулся, чтобы уйти Качка.

– Ваше превосходительство!..

– У вас ещё какие-то вопросы, капитан? – остановился Качка.

– Прошу простить меня за дерзость… Но я знаю хорунжего как честного человека. Не будет он мошенника защищать, наверняка тому есть причина. Готов поручиться за него.

Фёдор благодарно взглянул на бывшего сослуживца. Качка призадумался, оглядывая пронзительным взглядом то капитана, то Фёдора.

– Ну!.. Выкладывай, что у тебя есть супротив приговора…

– Ваше превосходительство, у нас к вам грамота от командира гарнизона Петра Богданова. Не сочтите за труд ознакомиться. Их высокоблагородие там всё описал, – протянул Кузьма свёрнутое в трубочку послание.

Качка, сорвав печать, быстро пробежал глазами исписанный листок бумаги.

– Так, так… – нахмурил брови он. – Тут, оказывается, ещё и у инородцев золотого идола выкрали… А похититель-то убёг… Ну-ка, господа, пройдёмте в кабинет. Вы, капитан, тоже – здесь и по вашей части дело имеется… С историей о похищении самородков меня подробно ознакомил господин Клюге, – закрыв дверь кабинета, произнёс Качка. – Из послания господина Богданова я вижу, что осуждённый по делу о краже самородков тут ни при чём. Он пишет, что у вас есть какие-то доказательства. Показывайте, что у вас имеется?.. И ещё: я бы хотел послушать свидетелей по обеим кражам.

Илья достал завёрнутые в тряпицы остатки заварки от чаепитий и, развернув, выложил на стол перед Качкой четыре небольшие кучки испитой травы.

– Что это такое?! – рассерженно воскликнул он. – При чём здесь эта почерневшая трава.

– Осмелюсь доложить, Ваше превосходительство, что трава, которая использовалась для заварки, действительно ни при чём. Попрошу вас обратить внимание вот на эти две кучки, – показал Илья на остатки сонного сбора. – Это не душистая заварка для чаепития, а очень сильное сонное зелье. Оно было подмешано в чай перед похищением самородков и то же самое перед побегом конвоируемого Мирона Кирьянова. Похоже, её использовал один и тот же человек – Мирон Кирьянов. Вот охранник Макар Недосекин, стерегущий арестанта в ночь перед побегом, испытал на себе действие этого зелья.

– Ну-ка, Макар, доложи нам подробно, что с тобой приключилось перед побегом конвоируемого, – повернулся Качка к охраннику.

Макар, вытянувшись в струнку, во всех подробностях изложил события той ночи.

– Разрешите, Ваше превосходительство, изложить объяснения Прокопия Столярова о пропаже самородков, – обратился Фёдор к Качке после отчёта Макара.

– Излагайте…

Фёдор обстоятельно выложил суть беседы с Прокопием в бийском порубе.

– К сожалению, господин хорунжий, я не могу принять в качестве свидетельства слова находящегося под арестом Прокопия Столярова. Если другие свидетели по этому делу? – обвёл Качка вопросительным взглядом казаков.

– Есть, Ваше превосходительство, – ответил Кузьма. – Вольнонаёмный Игнатий Щербаков, проживающий здесь, в Барнауле, присутствовал в обоих обсуждаемых случаях.

Качка на минуту задумался, после чего крикнул дежурного офицера:

– Гаврило!..

Дежурный тотчас объявился в кабинете.

– Скажи, чтобы срочно разыскали аптекаря, того, что закончил курсы по лечебному мастерству, и участника экспедиции Клюге Игнатия Щербакова. Пускай обоих срочно доставят сюда. А теперь к вам вопрос, господин хорунжий, – продолжил Качка, когда вышел дежурный офицер. – Как получилось, что конвоируемый вами похититель сбежал? Почему не приставили к нему достаточно охраны? Почему здесь нет командира отряда Ефима Назарова, отвечающего за подконвойного?.. И вас это касается, господин сотник, – строго взглянул он на Кузьму.

– Ваше превосходительство, дозвольте мне ответить, – поспешил испросить слова Фёдор.

– Ну, давай…

– Я упросил командира отряда Ефима Назарова оставить одного охранника, так как не верил в виновность конвоируемого, моего подчинённого. Готов ответить за свой поступок.

Качка сердитым взглядом окинул Фёдора:

– Да, вам придётся за это ответить, милостивый государь. Я сейчас же напишу приказ о разжаловании вас в рядовые казаки, – достал он бумагу и обмакнул в чернила перо.

В кабинете воцарилась тишина, даже слышно стало, как скрипит перо, оставляя на бумаге строчки приказа. Исписав половину листа, Качка вдруг задумался, отложил перо в сторону и спрятал недописанный приказ в ящик стола.

– Вот что! – испытующе посмотрев на Фёдора, произнёс он. – Вижу, человек ты прямой, я ценю в людях это качество. Не стал оправдываться, а взял всю вину на себя, хотя за побег конвоируемого по всей строгости должен был ответить командир отряда. Вот моё решение: дам я тебе год сроку, чтобы за это время доставил беглеца живого или мёртвого. Вы его упустили – вам и приказываю поймать.

– Ваше превосходительство, да мы его за пару месяцев словим, – поспешил заверить Кузьма.

– Не спеши обещания давать, сотник. Ишь какой прыткий, – встал из-за стола Качка. – Это как – за два месяца?.. Зима на носу… Послушай лучше, что тебе капитан расскажет, не один год занимается беглыми, – кивнул он в сторону Семёна.

– Да, действительно, это вы погорячились, господин сотник, – произнёс Семён Фролов. – Я не сомневаюсь, что вы неплохо владеете военной наукой, но, поверьте мне, поймать беглого за год – это уже хорошо. Которые из них по десяти лет скрываются, а то и более. Есть среди них и с военным делом знакомы… Взять хотя бы вашего беглеца или вон – пугачёвцы. Одного из них – Петра Хрипунова – три года ловили: подбивал крестьян и беглых разбить Змеиногорскую крепость, перевешать начальство и выручить из тамошней тюрьмы всех пугачёвцев, да вот только не удалась ему эта затея, в прошлом месяце был пойман.

– Кстати, капитан, об этом разбойнике да и господа казаки пусть послушают, как оно гоняться за беглыми, – продолжил Качка. – Так вот, третьего дня был допрос с пристрастием этого злодея; и указал он, что в горах у него имеется огромное войско из беглых людей, а сам он величал себя императором Петром III среди них. Судьи объявили его умалишенным. Но, господа, это уже разбойничество особого рода – побег и самозванство ради нового восстания, это не шутка. Вон Емелька Пугачёв тоже поначалу назвался Императором Петром Фёдоровичем – и ведь бунтовщики поверили ему. С малого началось, а какая беда из этого вышла. Вот посему я серьёзно отнёсся к этому и спешно приказал: по всем крепостям казаков привесть в готовность и содержать в исправности батальон с артиллерией, а донесение об этом тотчас отправил в Петербург… Ежели похититель, что убёг от вас, встретится с такими воинственными людьми, как Хрипунов, тогда поймать и доставить его будет ох как нелегко, – подтвердил Качка притихшим посетителям трудность поставленной задачи.

– Не думаю, что Пётр Хрипунов сильно приврал, говоря о беглых людях в горах; жалуются тамошние крестьяне и инородцы на разбои, учиняемые бандитами, – добавил Семён Фролов.

– Вряд ли Мирон примкнёт к каким-либо беглым или ещё к кому, – с уверенностью произнёс Фёдор.

– Ты уверен в этом? – недоверчиво произнёс Семён. – Ведь не секрет, что бегут люди с заводов и рудников, и Мирон об этом наверняка знает.

А куда ему ещё податься? К староверам? Так те принимают только близких по духу. К тем, которые после побега берутся за соху, чтобы как-то выжить? Для чего ему тогда украденное богатство?.. Только к разбойникам ему и дорога, они такого с радостью примут – их человек.

– Вот то-то и оно, с разбойниками нужно будет поделиться похищенным золотом, а он вряд ли захочет отдать часть украденного, – не согласился с ним Фёдор. – Думаю, что отсидится он зиму где-то в глуши, а там заберёт золото и тропами к столбовой дороге будет пробираться. Примкнёт к каким-нибудь переселенцам, идущим на восток, сейчас много их в Сибирь направляется, и осядет где-нибудь в Енисейской или Иркутской губернии. Продаст потихоньку золотишко тамошним купцам и будет поживать припеваючи.

– А ведь верно хорунжий говорит, – поддержал Фёдора Качка. – Кого только сейчас нет среди переселенцев: и крестьяне, ищущие лучшую долю, и арестанты, бежавшие из-под стражи, и разбойники, почуявшие лёгкую наживу! Для вашего Мирона только туда и дорога. Ты вот что, капитан… – помолчав немного, продолжил Качка. – Возьми описание этого беглеца да поручи патрульным внимательно присматриваться к путникам, особливо к тем, кто в одиночку пробирается к столбовым дорогам. А вы, господа казаки, поищите его в горах: думаю, недалеко от места побега он притаился – тем более, как я понял, места там глухие, да и от золота он далеко не пойдёт. А я сейчас грамоту господину Богданову напишу, чтобы посодействовал вам, – взялся Качка за перо и бумагу.

В дверь кабинета постучали:

– Ваше превосходительство, господин аптекарь дожидаются, – доложил дежурный офицер.

– Послушаем, что ещё аптекарь скажет. Он у нас муж учёный, так что его выводы будут иметь важное значение, – повернулся к казакам Качка…

Аптекарь – худощавый, невысокого роста мужичонка с костистым лицом – часто кланяясь, тихонько вошёл в кабинет и осторожно прикрыл за собой дверь.

– Чем обязан Вашему превосходительству? – поклонившись и заискивающе улыбаясь, произнёс он.

– Я бы попросил вас во всех подробностях рассказать об этих травах, – отставляя перо, кивнул Качка на сонные сборы.

– Я так понимаю, что это использовалось для заварки, судя по виду травы, – приглядевшись, произнёс аптекарь.

Он достал из кожаной сумки огромную лупу и внимательно стал разглядывать травяной сбор, разгребая кучки и сортируя между собой отдельные травы.

– Так, так, так… – временами скороговоркой произносил он. – Ага, это сюда… – аккуратно складывал он вместе однотипные растения…

Достав толстую книгу с описанием трав, аптекарь, стараясь исключить какие-либо ошибки, задумчиво переводил взгляд с разобранных на отдельные кучки растений на их рисунки в книге. Наконец, он выпрямился и с радостным блеском в глазах сообщил:

– Ваше превосходительство предоставили мне распознать травы, которые, я думаю, можно применить разве что для успокоения очень буйных больных, от такой заварки любого свалит непреодолимый сон. И вообще, в лечебной практике мы такой сбор не используем. Да и не всякий травник знает секрет такого зелья, обычно это известно тем, кого мы называем знахарями, – почти все, кроме аптекаря и капитана, красноречиво взглянули на Илью. – Господа, не смотрите на меня так, будто я занимаюсь колдовством. Я тоже, как и господин аптекарь, догадался о действии этого зелья благодаря медицинским трактатам, – смущённо объяснил он.

– Так вы говорите, что, выпив такого отвара, человек помимо своей воли может крепко заснуть? – переспросил Качка, чтобы ещё раз убедиться в достоверности предъявленных доказательств.

– Несомненно, Ваше превосходительство. Такое сочетание трав даёт очень сильный усыпляющий эффект.

– И вы со всей ответственностью подтверждаете это?

– Да!.. – вскинул голову аптекарь.

– Хорошо… – задумчиво произнёс Качка.

– Гаврило! – приоткрыв двери, крикнул он. – Где свидетель? Ты послал за ним?.. Что-то долго его нету.. Послушаем ещё, что свидетель скажет…

Игнатий сидел на завалинке, подставив лицо ласковым лучам солнца, необычайно щедро обогревшим землю в последние дни сентября.

Вот же напасть получилась, – размышлял он про себя. – Это ж надо, как хитро обвели его Пелагея со своим братцем. Теперь он крепко сидит в руках Прохора. Если откажется делиться, то тому ничего не стоит пустить в ход украденные бумаги. Хотя доказать его вину не так-то просто… Но кто его знает?..

Где-то рядом, не заметив неподвижно сидящего человека, зачирикала синица, на мгновение оторвав Игнатия от тяжёлых дум.

«Вот на ж тебе птица: ни забот у неё, ни обязанностей – только бы поклевать чего да гнёздышко где свить. А тут голова кругом идёт: как вылезти из этого капкана? – вернулся он опять к своим мыслям. – И чего я маху дал, не пообещав Прохору того, что он хочет? Посулить можно всё, а как бы до дела дошло, то скумекал, как обвести шурина вокруг пальца, да и бумаги были бы при нём, кабы Прохор с Пелагеей были уверены, что получат своё… Да-а… Близко локоть, да не укусишь», – с досадой почесал затылок Игнатий.

Махнув рукой, он медленно поднялся и не спеша побрёл в избу – давно пора пообедать…

Страх наказания

В горнице было жарко: с утра протопленная печь всё ещё отдавала тепло, которое сухим жаром расходилось по всему помещению. Налив себе миску горячих щей, Игнатий, перекрестившись на образа, отломил толстую краюху хлеба и принялся за обед. Пелагея молча сидела у окна за прялкой. С тех пор как она вытащила у Игната бумаги, они почти перестали разговаривать друг с другом и только изредка перебрасывались парой слов.

На крыльце послышался стук сапог. «Ну, опять нелёгкая Прохора несёт…», – пронеслось в голове Игната.

– Доброго здоровьичка, – открыв дверь, пробасил дородный полицейский. – Игнатий Щербаков здесь проживают?..

Сзади него, заглядывая через плечо, топтался ещё один служитель закона…

Игнат от неожиданности закашлялся, едва не поперхнувшись щами. Пелагея, раскрыв рот, замерла с прялкой в руках и только головой кивала в сторону мужа. Враз всё оборвалось внутри Игнатия: «Неужели Прохор донёс на него?» Перед глазами встали каторжники, доживающие свой век в рудниках Змеиной горы и висельники с высунутыми от удушения языками.

– Й-я Иг-гнатий, – заикаясь и кивая головой, едва выдавил из себя хозяин. – Ч-чем м-могу?.. – ещё больше разволновавшись от сурового вида непрошенных гостей, произнёс он.

– Собирайтесь, сударь, их превосходительство господин Качка срочно к себе требуют, – на одном дыхании, как заученную фразу, произнёс полицейский.

Всё поплыло перед глазами Игнатия: как будто не он, а кто-то другой заговорил его голосом. До него доходили слухи о грозном господине Качке, который одним росчерком пера мог отправить на каторгу или на смертную казнь любого подозреваемого им человека. Парализующая тело мысль – лишиться золота и жизни – придавила его животным страхом.

– А чего это вдруг Игнат их превосходительству снадобился? – придя в себя, подала голос Пелагея.

– Незнамо, незнамо! – пожал худощавыми плечами второй полицейский. – Нам дежурный офицер передали приказ господина Качки доставить Игнатия Щербакова.

– Г-гос-сподина К-качки, г-господина К-качки… – приговаривая, поднялся из-за стола Игнатий и босиком с ложкой в руках направился к двери.

– Да вы бы обулись, сударь, а то как-то неловко в таком виде к их превосходительству, – кивнул на его ноги дородный служивый.

– Да, да… К-кон-нечно… – пошатываясь, сел на лавку Игнат, бросив ложку и шаря снизу рукой в поисках сапог.

– Да ты чего босу ногу-то в сапоги пихашь?! – не выдержала Пелагея, видя, как муж пытается попасть ногой в сапог… – Онучи наверни!..

– Онучи, онучи… – уставился Игнатий бессмысленным взглядом на жену.

Пелагея невольно отшатнулась от взгляда мужа: «Уж не тронулся ли рассудком?..»

Наспех обувшись, Игнатий жалостливым взглядом окинул горницу и, робко ступая, вышел вслед за худощавым полицейским.

– Извиняйте за беспокойство, – криво улыбнувшись, произнёс шедший последним дородный служивый.

Пелагея молча кивнула головой и медленно опустилась на стул: «Да-а, странно: для чего это сам Качка посылает за Игнатом? Неужели чего пронюхали?..»

– Давай залазь, – указал Игнату на место в бричке полицейский, усаживаясь рядом с ним.

Другой занял место возницы и, хлестнув вожжами, погнал бричку по пыльным улицам слободы.

Чувство отчаяния и страха сменилось крайнем унынием: что его ожидает после встречи с Качкой – каторга или, может быть, виселица?..»

Игнатий печально глядел на проплывающие мимо слободские избы. Почти повсеместно в огородах копошились люди: кто убирал капусту, кто что-то мастерил, а где-то топилась баня, выпуская клубы дыма из дверей. Тёплый погожий денёк выгнал слободских крестьян, чтобы успеть до ненастья доделать неотложные дела.

«Видать, в последний раз еду по улицам слободы…», – мелькали в его голове прискорбные мысли.

Какими родными показались ему эти неказистые домишки, которые он раньше почти не замечал…

– Приехали!.. – соскакивая с брички, выкрикнул худощавый.

– Вылезай!.. – толкнул плечом Игнатия дородный служивый.

Чувства отчаяния и страха вновь сковали Игната; как во сне, поднялся он по ступенькам и, подталкиваемый сзади полицейским, подошёл к двери кабинета Качки.

– Сейчас доложу их превосходительству о прибытии… Как вас?.. – бросил взгляд на Игнатия дежурный офицер.

– Иг-гнатий Щ-щерб-бак-ков, – разволновавшись, вымолвил Игнат.

Дежурный с недоумением посмотрел на него и скрылся за дверью кабинета.

– Ваше превосходительство, свидетеля доставили, – доложил он Качке.

– Господа, прошу вас выйти, – обратился Качка к присутствующим. – Я бы хотел переговорить со свидетелем с глазу на глаз.

Как видения из сна проплыли перед глазами Игнатия посетители кабинета. Он даже никак не отреагировал на прошедшего мимо него Фёдора, хотя тот и поздоровался с ним.

– Их превосходительство ждёт вас, – кивнул на дверь дежурный офицер.

Обречённо глядя впереди себя, Игнатий вошёл в кабинет. Прикрыв за собой дверь, он ухватился за косяк, чувствуя, как слабеют ноги при виде властного и строгого лица начальника Колывано-Воскресенских заводов.

– Ну-с, мил человек, расскажи-ка мне, что там случилось в экспедиции с самородками, да ещё о золотом идоле, что у инородцев пропал, – сурово взглянул на свидетеля Качка, держа в руке грамоту от командира гарнизона Бийской крепости.

Игнатий уставился на свёрнутый в трубочку лист бумаги. «Вот он, донос от Прохора…», – мелькнуло в его голове… Внутри всё похолодело, ноги стали непроизвольно подкашиваться; чтобы не упасть, он ещё крепче вцепился в дверной косяк.

– Проходи, садись, чего в дверях встал?.. – строго произнёс Качка, указывая на стул.

Игнатий скованной походкой проковылял через кабинет и поспешно опустился на предложенное ему место.

– Ну, так, рассказывай, как всё было?..

«Так оно и есть, заложил меня шурин… – показались Игнатию обвинительные нотки в голосе Качки. – Не дам!.. – первым желанием пронеслось в его сознании. – Ведь всё надёжно спрятано… – старался успокоить себя Игнат. – А бумаги, что выкрала Пелагея?.. Вдруг дознались, что в них?» – придавила уверенность тревожная догадка, и страх за свою жизнь и золото полностью овладел его существом.

Открыв трясущийся рот и потеряв всякий контроль над собой, он попытался что-то сказать:

– О-о-о… – вырвалось из его уст.

– Да ты никак не в себе?! – пристально поглядел на него хозяин кабинета. – Гаврило, принеси-ка воды! – крикнул он через закрытые двери.

Обхватив кружку обеими руками, Игнат отпил несколько глотков. Трясущимися руками поставив её на стол, он взглядом обречённого человека посмотрел на Качку, ожидая сурового приговора.

– Может, лекаря позвать? – кивнул дежурный на двери, за которыми дожидались прежние посетители.

Качка неопределённо пожал плечами и сердито продолжил, повернувшись к Игнату:

– Ну, так что? Будешь говорить или к тебе лекаря позвать?!

– О-о-к-клеветали, В-ваше п-прев-восходительство, – кое-как, жалобно пролепетал Игнат.

– Ишь ты, оклеветали его! – гневно произнёс Качка. – Оправдание нашёл… А каково Прокопию Столярову за чужой грех наказание отбывать? Самородки и золотого идола выкрал и на невиновного человека свалил… Да за такие дела – на виселицу!..

У Игнатия оборвалось всё внутри. «На виселицу, – приговором вонзились слова всемогущего начальника заводов. – Это конец… – молоточками застучала в голове парализующая всё его тело мысль. – То ли покаяться?.. Рассказать всё, как было?.. Может, смилуется, не отправит на смерть, – промелькнула ниточка надежды… – А как же золото?»

– А ты его ещё выгораживаешь! – помолчав немного, стукнул кулаком по столу Качка.

– К-к-кого? – медленно повернул голову с застывшими от страха глазами Игнат.

– Мирона Кирьянова! – бросил на стол грамоту Качка. – Вот полковник Богданов ясно описал все его злодеяния, и казаки из Бийской крепости привезли доказательства этого. Один только ты защитничком выступаешь. Вишь как всё повернул: вроде как Мирон здесь ни при чём – оклеветали его. Али сотоварищ твой, что ты его так выгораживаешь? Вон как перепужался за него!..

Игнатий, хлопая глазами, уставился на их превосходительство. До него понемногу стал доходить смысл только что сказанных им слов.

– Ну, так что?!.. Я слышал, что ты был свидетелем его жульничества… Будешь запираться – отправлю на каторгу как пособника, – внушительно и жёстко заявил Качка.

Игнатий после перенесённых потрясений никак не мог прийти в себя, но холодок страха уже стал понемногу рассеиваться: чувство огромного облегчения, что смертельная опасность позади, постепенно заполняло всё его существо.

– Н-ну да, конечно… Вы меня не так п-поняли, Ваше п-превосходительство… Я им-мел в-в-виду, что оклеветали Прокопия Столярова, – начиная соображать, выкрутился Игнатий.

– Ну, так и расскажи, как оно было с самородками, а как с золотым идолом, – начал терять терпение хозяин кабинета.

– Н-ну дык ясно дело: они в охране вдвоём с Прокопием оставались, вот Мирон и подсыпал ему сонного зелья, а к-когда тот уснул, выкрал самородки, а один подсунул Прокопию в котомку. На него-то все и подумали. Н-ну, а золотого идола, кроме него, некому было в-взять.

– А с чего это ты вдруг по-другому заговорил? Ведь, небось, тоже на Прокопия думал? – наклонившись к Игнатию, язвительно прошептал Качка.

– В-ваша истина, был такой грех, – поспешил оправдаться Игнатий. – В-вот, когда Мирон с золотым идолом попался да апосля из-под стражи сбежал, здесь-то я и понял, что и самородки – его рук дело. Кто же, как не он, усыпил охранников?.. И П-прокопий, и Макар жаловались, что сморил их неодолимый сон…

– Пожалуй, ты не врёшь, вон и Богданов так же всё описывает… Да-а, хитёр этот Мирон: кабы не золотой идол да не побег из-под стражи, так и думали бы на Прокопия Столярова…

Качка поднялся и, сцепив руки за спиной, стал задумчиво шагать по кабинету. Игнатий украдкой наблюдал за ним; теперь, когда самое страшное осталось позади, ему было всё равно, что он решит и кто будет отбывать каторгу. От Мирона, скорей всего, обглоданные зверями косточки остались, пусть теперь ищут виновного.

– Ну, вот что… – остановился подле Игнатия Качка. – Подожди за дверью. Пока ты мне не нужен, а коли понадобишься – позову.

Игнатий вскочил и, беспрестанно кланяясь, направился к двери.

– Охотно готов служить Вашему п-превосходительству… – несколько раз повторил он, пятясь задом к выходу.

В ожидальной комнате он сразу же приметил казаков из Бийской крепости и расплылся в улыбке, узнав Фёдора. «Странно… А эти-то зачем здесь?.. Может, докопались до чего?» – тут же возникла тревожная мысль. Улыбка вмиг исчезла с его лица. Игнатий подсел как можно ближе и, напрягши слух, попытался уловить суть негромкой беседы казаков. Но после пережитого им страха мысли в голове постоянно разбегались, отчего он так и не смог сосредоточиться…

«Выходит, ошибочка с Прокопием Столяровым вышла… – размышлял Качка, продолжая мерить шагами кабинет. – Да и судная комиссия единодушно приняла показания Клюге. А он, прочитав заключение суда, безоговорочно поставил свою подпись, отправив на каторгу невиновного человека… Но как ловко этот Мирон всё подстроил, кто бы подумать мог, что Прокопий здесь ни при чём…»

Качка подошёл к столу, достал лист бумаги и, присев, стал излагать своё послание руководству сереброплавильного завода. Объяснив суть дела, он приказал освободить из-под стражи Прокопия Столярова, как по ошибке осуждённого, и передать в руки сотника бийского гарнизона… После чего, подумав, взял ещё один лист, где выразил своё недовольство Богдану Клюге в поспешности решений.

– Гаврило! – крикнул он дежурного офицера. – Пусть казаки заходят, и господина капитана тоже давай сюда, а аптекарю скажи, что свободен.

Игнатий пытливым взглядом проводил казаков, горя желанием узнать о цели их визита…

– Ну что?!.. Слова свидетеля совпадают с вашими показаниями… Расскажите-ка мне подробней, господин хорунжий, о пропаже золотого идола, что говорят инородцы?.. Что сам думаешь?

Фёдор поведал то, что услышал от Бакая и подтвердил, что полностью согласен с его доводами. Дослушав рассказ, Качка подошёл к окну и, обхватив подбородок рукой, на какое-то время задумался…

– Тут, несомненно, рука Мирона Кирьянова… – подытожил он. – Вот что, сотник, эта грамота управляющему сереброплавильного завода. Ему предписано дать указание освободить Прокопия Столярова из-под стражи и передать вам. Вторая грамота для господина Клюге: ему я выразил своё недовольство по поводу проведённого им расследования в отношении похищенных самородков. Вот это предписание полковнику Богданову касательно поимки Мирона Кирьянова… А раз вы, господин сотник, вызвались в одночасье словить этого мошенника, вам и возглавить это дело. А теперь по части вас, господин хорунжий, – повернулся Качка к Фёдору. – Как только изловите этого злодея, я тот же час уничтожу грамоту о разжаловании вас в казаки…

Фёдор молча кивнул головой, давая понять, что задача ему вполне ясна…

– День подходит к концу – так что успевайте, господа, чтобы застать управляющего на месте, – поторопил казаков Качка…

– Вот что я думаю… – произнёс капитан Фролов, когда все вышли в ожидальную комнату. – Из рассказанного Фёдором я понял, что золотого идола Мирон спрятал где-то по дороге к месту охоты. Скорее всего, он попытается забрать его, но не сейчас, в самый разгар охоты, – тут он рискует нарваться на инородцев… Вам следует обратиться к демечи, чтобы его люди устроили засаду и были начеку, ожидая возможного появления Мирона. И неплохо бы вместе с инородцами осмотреть тот путь, по которому он двигался после кражи идола, – алтайцы опытные следопыты… – ожидаючи посмотрел Семён на казаков.

– Я думаю, перезимует он где-то в глуши, а когда снег сойдёт, за спрятанным золотом подастся, – первым ответил Илья.

– Я тоже полагаю, что именно так он и поступит, – поддержал Фёдор. – Верно ты сказал, Семён, что сейчас, в самый сезон охоты, он побоится выходить из своего убежища. Мирон мужик не глупый и понимает, что Бакай наверняка дал команду своим охотникам и пастухам глядеть в оба. А там зима – тоже риск большой: и охотники промышляют, и следы никуда не денешь… До весны он не рискнёт сокровище забрать, поэтому выйдет из своей норы, как только снег сойдёт. В это время и охота никудышная: зверь после зимы уже не тот, и тропы безопасней, да и инородцы поостынут в слежке, – высказал свою точку зрения Фёдор.

Кузьма, внимательно слушавший рассуждения товарищей, согласно кивнул головой и перевёл взгляд на капитана.

– Да, Федор прав: до весны торопиться не стоит – только измотаетесь, – ответил Семён на взгляд Кузьмы…

Как только Игнатий не напрягал слух, он не мог понять смысла разговора казаков. Единственное, что он расслышал, это слова о золотом идоле и зиме, что ещё более подстегнуло его интерес.

– Извините, господа, но невольно до меня дошёл слух, что вас антересует золотой идол. Может, могу чем-нибудь помочь?.. Я ведь всё время находился рядом с Мироном. Так что, если позволите узнать о чём разговор, я весь тут – спрашивайте… – показывая всем своим существом готовность к действию, заискивающе заглянул в глаза Кузьме Игнат.

– Да чем ты можешь помочь? – пожал плечами тот. – Можешь провести тем путём, которым вы в тот день добирались на охоту?..

– Я не запомнил дорогу… – виновато пожал плечами Игнат.

– Я думаю, что лучше демечи Бакая этого никто не сделает, – решительно высказал Фёдор.

– Верно!.. – подхватил Семён Фролов. – Как только по весне сойдёт снег, так и отправляйтесь с Богом. А я уж постараюсь не выпустить злодея на большую дорогу – попадётся, как зверь в ловушку…

Игнатий, стоявший подле казаков, вполне понял смысл их разговора: если с Бакаем внимательно осмотрят путь, по которому они добирались на охоту, то вполне возможно наткнутся на клинок. Бакай наверняка признает, чья это потеря. А вот здесь напрашивается вопрос: как это его кинжал оказался вдали от тропы? И если тщательно осмотрят то место, тогда… Даже страшно подумать… Со всей вероятностью может повториться та беда, которую он избежал сегодня… И вновь тягостное чувство угрожаемой опасности закралось в его душу…

– Ну что, мужики, давайте заканчивайте разговоры, а то кабы заводское начальство не разошлось, – заторопил казаков Илья.

Попрощавшись с Семёном Фроловым, в надежде, что они ещё встретятся, казаки поторопились к выходу…

Огненный зев плавильной печи изрыгал из своей пасти нестерпимый жар. Казалось, он готов поглотить стоящего сверху человека, безостановочно забрасывающего в эту ненасытную пасть всё новые и новые порции руды…

Пот градом катился по лицу, разъедая глаза, и солью выступал на холщовой рубахе Прокопия. Временами невыносимый кашель от ядовитых испарений расплавленной руды вынуждал его на короткое время останавливаться и, едва переведя дух, вновь хвататься за лопату, чтобы удовлетворить алчную потребность огнедышащего монстра. Теперь уже трудно было узнать в нём прежнего бравого казака: измотанный тяжёлой, непосильной работой, иссушенный печным жаром, к концу дня он едва держался на ногах.

– Столяров! – послышался снизу окрик охранника.

Прокопий повернул своё измученное, со слезящимися глазами лицо.

– Давай спускайся вниз! – скомандовал хриплым голосом Козьма Зырянов.

Прокопий замешкался: может, что-то не так понял? Смена вроде как не закончилась, а чтобы раньше с работы освободили… Разве ж было такое?..

– Ну, чего стоишь, спускайся! – раздражённо повторил охранник. – Начальник караула велели тебя привести, – грубо объяснил он, когда Прокопий спустился вниз.

– Для чего?.. – тяжело дыша, спросил арестант.

– А мне почём знать? – пожал плечами Козьма. – Нам не докладывают, а приказывают.

«Неужто на рудники забирают? – пронеслось в голове Прокопия. – Если так, недолго мне осталось мучиться: мрут там каторжники, как мухи…» – смиренно зашагал он вперёд, подталкиваемый сзади конвойным.