Текст книги "Череп на рукаве"

– Так точно.

– Попадёте в увольнение, не сочтите за труд, передайте привет старику, – небрежно бросил риттмейстер. Его коллеги в глубине комнаты молча возились всё это время с какими-то электронными блоками, составленными в стойки, перевитые кабелями и перемигивающиеся разноцветными огоньками. – Так вот… постарайтесь ещё раз как можно точнее описать момент, когда вы поняли, что вместо детей на руках у ваших солдат имеют место быть… монстры, дефиницируем их пока таким образом.

Я стал описывать. Ещё раз. Подробно, как только мог.

– Выражения их лиц – я имею в виду, м-м-м, монстров – вы не заметили?

– Никак нет. Рядовые Фатих Исмаил и Микки Варьялайнен стояли ко мне вполоборота. Лиц де… монстров я не видел.

– Даже когда стреляли?

– Так точно. А потом уже… не смотрел.

– Ваши пули вынесли им мозги, – раздумчиво сообщил мне господин контрразведчик. – Прекрасная реакция, ефрейтор, отменная меткость. Даже без нашлемного прицела, не так ли?

– Так точно. Стрелял навскидку, господин риттмейстер.

Обычно имперские офицеры в разговоре с рядовым или вахмистром после одного-двух обращений «по уставу» отдавали приказ «без чинов», и разговор вёлся просто на «вы». Но этому секуристу, похоже, титулование «господин риттмейстер» доставляло нескрываемое удовольствие. Новопроизведённый, что ли? Не наслушался?

– Прекрасное владение оружием, – холодно заметил мой собеседник. Он что, мне комплименты собрался говорить? Как красной девице? – А скажите, ефрейтор, у вас не возникало сомнений в том, что вы делаете? Скажем, вы не допускали мысли, что пали жертвой, к примеру, галлюциногенной атаки? Ведь в тот момент вы не пользовались изолирующей маской?

– Никак нет, маской не пользовался. Сомнений не возникало. Я видел, что моих солдат душат. Времени выяснять, не галлюцинация ли это, у меня не было, господин риттмейстер. Я не мог допустить…

– Понятно, – с непроницаемым лицом прервал меня секурист. – Можете идти, ефрейтор. Скажу вам только одно на прощание. Вы убили не чудовищ. Вы убили самых обыкновенных детей. Мы провели все возможные и невозможные тесты. В том числе учитывая возможность перманентного псионического воздействия. Ничего не обнаружено. Это самые обычные мальчик и девочка.

Земля покачнулась у меня под ногами. Кожа на лице запылала. Невольно я сжал кулаки. Секурист, явно наслаждаясь, наблюдал за моей реакцией. Он явно ждал от меня каких-то слов. Но мне не задано никакого вопроса. Не предъявлено обвинения. Мне не на что отвечать. И, если это обычные дети, кто тогда душил Микки и Фатиха?! Что, в медсанчасти у всего персонала тоже галлюцинации?!

– Благодарю, что сочли возможным поделиться со мной этой информацией, господин риттмейстер. Она наверняка строго секретна, я ценю ваше доверие и постараюсь оправдать его в дальнейшем!

Лицо у него едва заметно дрогнуло. Похоже, чего угодно он ожидал от меня, только не подобного заявления. Однако «человек Иоахима» тоже умел держать удар.

– Информация, само собой, совершенно секретна. Но, ефрейтор, вам не интересно узнать, отчего вас не привлекают к суду за убийство несовершеннолетних имперских граждан?

– Полагаю, господин риттмейстер, остальные солдаты моего отделения подтвердили мой рассказ. И, кроме того, иллюзия – если это была иллюзия – не рассеялась после… моего выстрела.

– Отлично держитесь, ефрейтор, – многозначительно уронил риттмейстер. – Вы правы, мы уже опросили других. Пока вы спали, – он усмехнулся. – Все как один действительно подтвердили вашу версию. Особенно красноречив был рядовой Варьялайнен. То есть вы – и не только вы, но и несчастные дети – находились под очень мощным гипновоздействием, ефрейтор. Мы выясняем механизм этого воздействия. Было ли оно псионическим, химическим или каким-либо ещё. Но это уже не ваша компетенция, ефрейтор. – Он поднялся. – Само собой разумеется, всё, о чём мы с вами говорили, должно быть сохранено в полной тайне.

– Так точно, господин риттмейстер!

– Можете идти, ефрейтор, – и секурист повернулся ко мне спиной.

Вот такие пироги с котятами, как говаривал тот самый профессор Обручев, заслуженный деятель науки, академик Императорской Академии Наук, которого давно и упорно приглашали лучшие университеты «полноправных» планет и который упорно отвергал все приглашения, предпочитая оставаться не ректором, не деканом даже – скромным заведующим небольшой кафедрой в маленьком провинциальном университете, дипломы которого лишь совсем недавно стали признаваться в остальной Империи…

Под бронёй, по спине, груди, бокам с меня градом лил пот. Дети. Галлюцинация. И шрамы на шее Микки с Фатихом тоже, наверное, галлюцинация. Надо было спросить секуриста, а возможно ли вообще нанесение подобных ран человеческими руками, руками ребёнка, даже если этот ребёнок «под гипнотическим воздействием»? Откуда возьмутся силы? Загадочные «резервы человеческого организма», о которых так любят писать бульварные газеты? Не верю. Нет. Не может такого быть. Абверовец меня просто проверял. По каким-то своим внутренним причинам. Может, ему надо было выяснить, как я отреагирую на такое… известие. Зачем, почему – не мой вопрос. До поры до времени мне нет резона вставать на пути у этого ведомства.

Само собой, рассказывать ребятам я ничего не собирался. И не из-за данного имперцу обещания. Чтобы выжить, мне нужно боеспособное отделение. Помирать вследствие их глупости, трусости или растерянности я не намерен.

И потому к нашей аппарели, куда уже успели подвезти жратву, я подошёл почти как ни в чём не бывало. Несчастный случай, твердил я себе. Непредвиденная случайность. Ни предотвратить, ни предусмотреть её я не мог. «Не мог, – твердил я себе, – никак не мог. Выброси из головы. И всё тут».

– Командир! – завопил экспансивный Мумба, размахивая моим котелком с явным риском расплескать к чёрту всё содержимое. – Командир, я пайку тво… вашу припас!

– Ешь, Мумба, если хочешь, и поделись с ребятами, если у кого настроение порубать ещё есть. – У меня сейчас кусок в горло не лез.

– Галеты что, тоже делить? – с надеждой осведомился негр.

– Галеты оставь. – Я постарался внять голосу рассудка. До темноты ещё далеко, кормёжка не скоро, а на голодное брюхо хорошо воевать вряд ли получится.

Надо сказать, командовал отделением я в тот день плохо. Для начала мне устроил разнос господин штабс-вахмистр «за непроверку состояния чистоты вверенного подчинённым боевого оружия» плюс за «несоответствующий внешний вид подразделения», а потом чёрт вынес на нас какого-то очередного проверяющего из штаба батальона, который, вне всякого сомнения, считал себя почти что героем, осуществляя «полевую инспекцию войск во время боевых действий». От полного краха меня спас только наш лейтенант, заявившийся на сей раз как нельзя кстати. Он наверняка сам собирался учинить суд и расправу, но при виде того, что его людей трахает какой-то штабной штрюль, мгновенно осатанел.

– Господин гауптманн!..

– А, вы, лейтенант. Что за бардак у вас во взводе? Как такой обезьяне могли доверить ефрейторство?! Посмотрите: подворотнички свежие не подшиты, форма мятая, две кокарды утеряно, не говоря уж…

– Господин гауптманн, мои люди только что вышли из боя.

– Бой был вчера, господин лейтенант. Имперский десантник тем и отличается от обычного Feldgrau, что сразу после боя годится хоть на смотр к Его Величеству! Никто не должен думать, что бой есть предлог не следить за собой. Сперва подворотнички, потом патронные сумки, и так докатимся, что в казённиках лягушки скакать будут. Трое суток ареста этой неудачной пародии на имперского ефрейтора, господин лейтенант.

– Так точно, трое суток ареста, – в голосе лейтенанта словно броневые траки лязгнули. – Однако я выражаю несогласие с вашим решением, господин гауптманн, и вынужден обратиться к вышестоящему командиру. К господину майору Иоахиму фон Валленштейну. До его решения приказ об аресте ефрейтора в силу не вступит.

Лицо штрюля перекосилось, однако сделать он ничего не смог. Лейтенант рисковал, потому как, если командир батальона подтвердит решение штабного гауптманна, под арест вместе со мной пойдёт и лейтенант.

Офицеры молча откозыряли друг другу и разошлись.

– Ефрейтор! – Лейтенант присел на край аппарели. – Знаю, то, о чём с тобой толковал этот тип из ИСС,[8]8
  ИСС – от ISS Internal Security Service. Внутренняя служба безопасности, официальное наименование имперской контрразведки.


[Закрыть] сугубо и трегубо секретно, но если они собираются взяться за мой взвод из-за тебя, так и знай, что лучше бы тебе на свет не рождаться.

– Никак нет, господин лейтенант. Заверяю вас, за наш взвод они не возьмутся. Это касается меня, и только меня, господин лейтенант.

– Надеюсь, – буркнул тот, вставая. Однако, уже собираясь идти, вдруг повернул голову: – Но знай, я дам тебе самую лучшую рекомендацию, какую только могу. Чую, нам понадобятся настоящие солдаты. И скоро. Не благодари, ефрейтор. Делаю это не за твои красивые глаза. Мне во взводе нужны такие, как ты. Всё ясно?

Я постарался гаркнуть «Так точно!» как можно выразительнее.

До самого конца дня ничего интересного так и не случилось. Подвергнутые «активной полевой реабилитации», накачанные стимуляторами и прочей гадостью, один за другим доложились о прибытии все мои ребята, кроме двух – упокоенный Кеос дожидался отправки на орбиту, Сурендру уже транспортировали в госпиталь. Его проплавленный шлем тоже стал добычей секуристов. Нам, мелкой сошке, оставалось только ждать.

В нашу аппарель танкисты загнали БМД, мы помогали им с маскировкой. Потом я заставил своих архаровцев как следует вычистить оружие и «осуществить индивидуальную подгонку снаряжения».

…Ясно было, что мы столкнулись с какими-то совершенно неведомыми нам формами жизни. Крайне нецелесообразными по форме, скорее всего – неспособными к выживанию в естественной среде. Неэндемичными для данной планеты. Животный мир Зеты-пять мы уже успели изучить достаточно хорошо. Ничего подобного тут никогда не наблюдалось. То есть кто-то перебросил сюда этих монстров; но тогда – зачем? Что это – война? Война с Чужими, которых мы всегда так страшились? Ведь доселе все войны Империи были, так сказать, гражданскими войнами в пределах человеческой расы. Мы ещё никогда не сталкивались с Чужими в открытом бою. Симуляторы и прочее оставались именно симуляторами и прочим.

Надо сказать, мне от этого стало несколько не по себе. Даже и не «несколько». Только большим усилием воли я удержал свои зубы от постыдного выколачивания быстрой дроби. Потому что иначе моё отделение, и без того не отмеченное, как говорится, печатью храбрости, окончательно потеряет дух. А помирать из-за этих «отбросов Империи», как выразился бы мой отец, мне было решительно не с руки.

Конечно, они пристали ко мне с расспросами. Ефрейтор – это всё-таки не вахмистр, который есть почти что офицер. Ефрейтор – тот же рядовой, лишь чуть-чуть приподнятый над общей массой десанта.

Никто здесь не имел больше чем восемь классов. Из школьных курсов биологии помнили только, что там «лягушек резали». Что такое ДНК и ген, вспомнил один Глинка.

– Биологическое оружие, ребята, – сказал я. – Твари, специально выведенные для войны. С очень коротким веком, но все системы у них работают на пределе и за пределом. Образно говоря, они себя сами сжигают. Оно и понятно – долго такие бестии не проживут. Хотел бы я повозиться с их геномом…

– Командир, а лемуры как же? – спросил Мумба. Мои истории о генах, энхансерах, интронах и экзонах он слушал широко разинув рот. – Они что, тоже… чушки, для войны только?

– Лемуры – нет, – подумав, сказал я. – Они тут жили испокон веку. А вот те коричневые твари, которых мы на площади били, – они да… И то сказать, те, кто их сюда забросил, дураками большими были.

– Почему, командир? – хором спросили разом Мумба, Глинка и Хань.

– Потому что с большими тварями и бороться легче. Они уязвимы для пуль, для гранат, для снарядов. От них защитит… гм, должна защитить броня, – поправился я, вспомнив несчастного Кеоса. – А вот будь тут рои пчёл с ядовитыми жалами… или какие-нибудь мелкие муравьи… с ними много не навоюешь. Их обиталища пришлось бы просто огнём выжигать. А зачем нам планета-пепелище? На Зете-пять люди жили. Надо, чтобы и дальше жить смогли. Термоядерными бомбами это легко закидать. А вот попробуй на самом деле победить!

– Что, ефрейтор, ведёшь разъяснительную работу с личным составом? – вдруг прогудел над самым моим ухом голос господина старшего вахмистра. Клаус-Мария Пферцегентакль в совершенстве владел искусством подкрадываться бесшумно – важнейшее умение для господина вахмистра, желающего знать, чем дышат вверенные его попечению «удавы узловатые» и «орангутанги геморройные».

Мы дружно вскочили.

– Вольно, отделение. Так что, ефрейтор? Истории рассказываешь? Давай, продолжай, я тоже послушаю. – Клаус-Мария без церемоний устроился на перевёрнутом патронном ящике и принялся гильотинировать свою неизменную сигару.

– Осмелюсь доложить, господин старший мастер-наставник, отвечал на вопросы рядового состава о природе встреченного нами противника!

– Очень любопытно, ефрейтор. И что же ты им сказал?

– Что мы имеем дело с биологическим оружием нового рода, господин штабс-вахмистр. Вероятно, масштабное клонирование, массированные направленные мутации, чудовищно ускоренный метаболизм, у воинов, полагаю, отсутствует репродуктивная функция, наподобие ос или…

– Погоди, ефрейтор. Я знаю, ты университет окончил. – Тлеющая сигара Клауса-Марии описала широкий полукруг. – А я в твоей фразе только отдельные слова и понимаю. Проще скажи, чтобы каждый понял, – что ты имеешь в виду?

Я повторил. Простыми словами. Не забыв и своё мнение, что кусачие ядовитые осы или иные мелкие насекомые были бы куда опаснее.

– А ведь смертельный для человека токсин подобрать совсем нетрудно…

– Верно, едрит их в колено, – вахмистр сплюнул. – В большую тварь хоть попасть можно, и она, как опыт показывает, от пули имеет обыкновение окочуриваться. В комариную тучу стрелять не будешь. Доннерветтер, ефрейтор, за такие разговорчики тебе и пораженчество пришить можно, и разложение личного состава!..

– Полагаю, господин вахмистр, что личному составу лучше всего знать правду и быть готовым к худшему…

– Вот когда в штабах заседать будешь, ефрейтор, тогда свои дефиниции вводить и станешь. А пока слушай, что я тебе говорю, – Клаус-Мария махнул нам рукой, веля всем склониться поближе, и понизил голос. – Всё верно, но желательно, чтобы эти взгляды дальше вас, обезьяны пустоголовые, не пошли. Я – с вами, и господин лейтенант тоже, но услышит какая-нибудь штафирка из безопасников… вот тогда жди беды. Господин лейтенант должен узнать, и остальные господа офицеры… которые в поле командуют, а не в штабах штаны протирают. Всё ясно? Короче, язык держать за зубами, иначе самолично повырываю! Вы меня, ослы свинские, знаете.

Мы его знали. Никто и не подумал усомниться в словах господина старшего вахмистра.

* * *

На следующий день командование «Танненберга» решило, что держать целый взвод в охранении пустой деревни нет смысла. На планете ещё оставалось немало поселений, требующих немедленной эвакуации. К «акциям умиротворения», как выразилась посетившая нас dame политпсихолог нашей роты, приснопамятная валькирия гауптманн фон Шульце, батальон приступит позднее. Не раньше, чем все гражданские лица окажутся в безопасности.

Уже успевшие обжиться тут танкисты с ворчанием принялись разбирать своё хозяйство. На планету ещё не успели перебросить в достаточном количестве тяжёлые вертолёты, и нашему взводу предстояло совершить двухсоткилометровый марш к небольшому городку Ингельсберг, по какой-то странной случайности не задетый первым лемурьим ударом. Судя по всему, наш противник действовал вообще стихийно, не озабочиваясь никаким планированием, ни тактическим, ни тем более стратегическим. Командование пыталось растянуть тощие шеренги «Танненберга» на всю планету, точнее – стараясь прикрыть населённые области, откуда первыми поступили сообщения о восстании и жертвах. В Ингельсберге насчитывалось почти пять тысяч жителей, там работали небольшие перерабатывающие заводики, принимавшие продукцию окрестных ферм. Насколько я знал, тамошнюю милицию немедленно возглавил бравый отставной Hauptmann, и лемуры так и не приблизились на расстояние выстрела. Тем не менее, несмотря на кажущееся спокойствие, приказ наш был чёток и ясен – эвакуировать всех гражданских. И только после этого приступить к «выкорчёвыванию сорняков».

Граница леса быстро приближалась. Это был самый обычный земной лес – как уже упоминалось, наши дубы, вязы, липы и грабы вполне уверенно теснили «эндемичную растительность». Хотел бы я знать, что по этому поводу думали наши мохнатые противники, равно как и их хозяева, буде таковые на самом деле имелись.

Разумеется, пока «наши» леса – всё равно что песчинка рядом с арбузом, и хоть сколько-нибудь значимую площадь они займут ещё через много человеческих жизней, но что, если для лемуров этого достаточно, чтобы восстать и пролить кровь «угнетателей»?..

* * *

– Ефрейтор, неужто нас через эти леса погонят? – тоскливо осведомился у меня Мумба, сидя на тряской броне нашей «бээмдэшки», что с уверенным рёвом направлялась по дороге к зарослям.

– Другой дороги нет, Мумба.

– Перебьют нас тут…

– Не ной! Стреле броню не пробить.

– Яму ловчую выроют…

– Вы в своих джунглях тоже так делали, когда только с деревьев слезли и ещё хвосты себе не купировали? – зло бросил Назариан.

В десантном отделении хоть и трясло, но дышалось легко, конструкторы не поскупились на фильтровентиляционную установку с кондиционером. Впереди нас пылили две БМД, длинные жёлтые шлейфы подхватывал ветер, относя в сторону от старого грейдера. Даже дороги здесь строили по старинке. Кто-то из наших невесть зачем включил обдув на внутреннюю циркуляцию. Снаружи мы воздух не подсасывали.

– Мумба! Тихо! Назар, два наряда, как на место придём, – гаркнул я, предотвращая готовую вот-вот вспыхнуть драку. – А ну, прекратить! Совсем с ума спятили?..

Ну в самом деле, что за идиоты?.. Прекрасно ведь знают, что будет за драку. Я это им ещё на «Мероне» пытался втолковать. Верно, не слишком убедительно. Придётся повторить.

Спорщики оказались слишком близко ко мне, и всё, что я должен был сделать, – это протянуть обе руки и как следует стукнуть и Назариана, и Мумбу друг о друга шлемами. Эффект получился впечатляющий. Оба враз прикусили языки.

– Вот и хорошо, – внушительно произнёс я. – И не станем ссориться, ладно? У нас у всех сегодня…

Что у нас будет сегодня, я придумать просто не успел. Где-то рядом что-то затрещало, загрохотало, двигатель «бээмдэшки» надрывно взвыл, словно в смертельном ужасе, в переговорнике водитель разразился проклятиями, резко сворачивая в сторону и перемалывая гусеницами молодой подлесок.

– Амбразуры открыть, собаки свинские! – завопил я, неосознанно переходя на жаргон господина старшего вахмистра.

Разумеется, ничего особенно мы вокруг не увидели. Оно и понятно – заросли. Неугомонный Мумба тем не менее дал очередь – как говорится, в белый свет как в копеечку.

– Взвод! – загремел у меня в наушниках лейтенант. – Лемуры! Лему…

И в тот же миг наступило гробовое молчание. В коммуникаторе не слышно стало даже обычной статики. Словно кто-то заткнул мне уши ватой, да так тщательно, что, пожалуй, пропустишь даже трубы Страшного суда.

Наша БМД с глухим скрежетом и лязгом остановилась. Такое впечатление, что мы со всего размаху сели брюхом на железные зубья бороны. Я такие видел в музеях – разумеется, сетевых.

– Командир? – Хань искательно заглянул мне под козырёк шлема. – Господин ефрейтор?..

– Никому не двигаться, – страшным голосом бросил я. – По местам осмотреться!

Отделение браво доложило, что всё в порядке, убитые и раненые отсутствуют, видимых повреждений не имеется. Сейчас неважно было, какие приказания я стану отдавать, – главное, чтобы никто не почувствовал моей растерянности. Связи нет, где противник – непонятно, и стоит нам только высунуться из-под защиты брони…

Я переключил коммуникатор.

– Эй, водитель кобылы! Долго мы тут ещё сидеть будем? И чего ты в кусты-то улепетнул?..

Молчание. Нас от кабины водителя отделяет перегородка с люком, сейчас наглухо задраенным.

– Экипаж?

Тишина. Двигатель работает, но на малых оборотах. Я попытался выглянуть в амбразуру, в очередной раз ничего там не увидел и успокоился.

– Джонамани, Хань! Нижний люк!

Парни послушались беспрекословно. В таких ситуациях великое благо – верить, что отдающий приказы знает, что к чему.

Нижний люк откинулся легко. По счастью, никакой особо страшной «бороны» под днищем не обнаружилось.

– Назар! Пулемёт!

Верный «MG-242». Назариан первым скользнул в люк, следом тотчас последовал его пулемёт и добровольный второй номер расчёта Джонамани.

– Прикроете нас, – приказал я и сам полез наружу. Ещё одна попытка связаться с лейтенантом или другими отделениями ни к чему не привела. Умерли они там все, что ли? Поражены внезапной смертью?

Трава под железным брюхом БМД была нашей, человеческой травой, самой обыкновенной. То есть мы пока ещё в пределах «своей» зоны. Её лемуры вроде бы должны избегать, но… мы уже видели, как они это избегают.

Я увидел остальные машины, с виду совершенно целые. Правда, двигатель работал только на нашей. Остальные успели заглохнуть.

– Хань! За мной! Остальные – держите заросли и особенно ветки! Что пошевелится – снимать немедленно!

Сегодня мне не до нанесённого природе Зеты-пять ущерба.

Я сдвинул в боевое положение нашлемный прицел. В принципе, очень хорошая штука. Видит разом и в инфракрасном, и в видимом диапазонах, чип реагирует на движение, умеет захватывать цель и выдавать целеуказание, если в твоём боекомплекте есть что-то самонаводящееся. Показывает также, куда попадёт твоя пуля, если ты вот прямо сейчас нажмёшь на спуск, куда полетит граната, рассчитывает упреждение и вообще делает массу полезных дел. Сейчас меня интересовал именно тепловой режим. Если вокруг нас есть эти создания…

Впрочем, я не слишком удивился, когда прицел не нашёл вокруг нас вообще ничего. Кроме, разумеется, ещё не остывших двигателей БМД.

И по-прежнему молчал переговорник.

Я пополз к машине лейтенанта. Рядом сопел Хань. Он, пожалуй, сейчас лучший солдат в моём отделении, но и от него шуму… Если бы лемуры хотели, то с их-то слухом уже давно угостили бы нас и в хвост и в гриву.

Ничего вокруг. Вообще ничего. Ни движения, ни звука. Словно весь мир на самом деле погрузился в спячку.

Не придумав ничего лучше, я скользнул под лейтенантскую машину. Люки, конечно, наглухо задраены изнутри. Никто не предполагал, что возникнет необходимость открывать их снаружи.

– Лейтенант? – Я не сразу сообразил, что пропустил «господина». Я постучал в днище рукоятью ножа. Потом ещё раз, громче. Ничего. Как и следовало ожидать.

У меня за спиной вполголоса выругался Хань. Выругался по-китайски.

– Ничего не поделаешь, это надо резаком вскрывать, – повернулся я к нему. – Возвращаемся, попробуем наш люк к водителю открыть.

Тоже задачка та ещё…

– Может, другие попробуем, господин ефрейтор?

– Нет смысла. Чем-то их накрыли… словно две газовые бомбы взорвали. Хвост и голову зацепили, а у нас пронесло…

– У нас приток воздуха заблокирован был…

– А почему ж потом сразу не задохнулись, когда только наружу высунулись? – возразил я.

– Не могу знать, господин ефрейтор!

– То-то и оно, что «не могу»…

* * *

Лес вокруг нас молчал. Ни звука, ни движения. И мне это донельзя не нравилось. Так на войне не бывает. Мне доселе не приходилось бывать в настоящем бою, но даже в наших военных играх такого не случалось.

Ребята возились возле люка в отделение экипажа. Он был заперт, как и положено по уставу, но не заблокирован, и после всего лишь десяти минут непрерывной и цветастой ругани (особенно отличался Хань) броневой блин наконец-то уступил.

На всякий случай я приказал всем быть в масках.

Экипаж был на местах. И слава богу, а то я уже, грешным делом, стал подозревать, не исчезли ли они вообще, благодаря неведомой магии и волшебству. Водитель уронил голову на рычаги, командир свесился вниз из башни, наводчик свалился со своего железного ковшеобразного сиденья на подвесной пол.

Внутри у меня всё оледенело. Все погибли? В один миг? Но почему тогда уцелели мы?..

За спиной сдавленно охнул Назариан.

Однако уже в следующий миг водитель пошевелился. Повернул голову, взглянул на нас мутным, словно с перепою, взором.

– Р-ребята, а что…

Штабс-вахмистр, командир «бээмдэшки», очнулся следом за ним. Очумело повертел головой, словно проверяя – на месте ли?

– Что случилось, ефрейтор?

Я в двух словах рассказал. Вахмистр выругался и ткнул кнопку на рации, вызывая лейтенанта.

Несколько мгновений в эфире царила полная тишина. Даже без извечного треска помех. А потом…

…Брань, которой разразился лейтенант, заставила меня отнестись к нему с неподдельным уважением. Так ругаться в моём представлении мог только заслуженный боцман торгового флота. Лейтенант помянул всю многочисленную эволюционную родню лемуров, припомнил всех их возможных и невозможных половых партнёров и так далее и тому подобное.

Я понимал его. Взвод остался в живых только по чистой случайности. Нас запросто могли перебить. И для этого не требовалось даже взрезать броню наших БМД. Достаточно было просто развести под днищем большой костёр, и мы повыскакивали бы сами. Когда у нас кончились бы патроны – я имею в виду, у моего отделения…

Лейтенантский Befehlspanzer[9]9
  Befehlspanzer (нем.) – командирский танк.


[Закрыть] ревел мотором, пятясь, выбирался на дорогу. Следом за ним, словно поросята за маткой, потянулись остальные машины. Наша тоже тронулась.

– Разрешите обратиться, господин вахмистр? – Мне же надо было понять, что произошло!

– Не разрешаю, – отрезал тот. – Потом, ефрейтор. Не до разговоров сейчас… а ты смотри, куда тянешь! – тотчас обрушился он на ни в чём не повинного водителя. – В канаву завалиться хочешь?..

БМД играючи выберется из любой канавы, на то она и БМД, но водитель понял, что с вахмистром сейчас лучше не спорить.

– Виноват! – гаркнул он. Переговорники приглушили вопль, иначе бы точно нам всем оглохнуть.

– Взвод! – загремел лейтенант. – Держать интервалы!..

Я вернулся к своим. Покачал головой, давая понять, что рассказывать тут не о чем.

Дорога тянулась дальше, и, хотя спокойно подумать, конечно, было нельзя, кой-какие мыслишки в голове всё-таки отложились.

Итак, это не нападение. Нападавшие просто уничтожили бы весь взвод. Когда надо, лемуры сражаются. Я это видел собственными глазами. Да и эти… твари, погубившие Кеоса, – тоже не промах. Нет, на нас не нападали.

Второй вариант – предупреждение. Вариант более чем невероятный, но всё-таки с порога отбрасывать не будем. Ксенопсихология, сколько бы ни пыжились имперцы, была и остаётся тайной за семью печатями.

И, наконец, вариант третий. Самый вероятный. Несмотря на то что самый бредовый. Мы встретились с Необъяснимым. С тем, что не укладывается в нашу картину мира. Пусть доселе ничто из наших построений не давало сбоев и физические законы исполнялись одинаково хорошо что на Земле, что на Новом Крыму, что на Зете-пять, – но ведь существует же отличная от нуля вероятность, что какая-нибудь локальная флуктуация… особенность пространственно-временного континуума… умных слов можно придумать очень много. Вот только толку от них всё равно никакого не будет. Сколько ни старайся.

В третью версию мне верить не слишком хотелось. Крепко мужику спалось, пока кракен не подплыл. Встречаться с подобными «необъяснимыми» явлениями на своей родной планете мне категорически не улыбалось. Может, это было живое существо. Может, «пролетавший тихий ангел». Или, напротив, пробегавший мимо нечистый.

Я машинально осенил себя крестом и незаметно сплюнул через левое плечо, на поругание мелкому бесу.

В общем, наши слегка ошеломлённые Kraftfahrtruppe, они же доблестные и несгибаемые Panzer-Grenadiere, следовали курсом, установленным командованием. Не знаю, о чём говорили сейчас в других машинах. Хотя мог догадаться.

Мои ребята вновь пали духом, им начали мерещиться всякие ужасы, а тут ещё Назариан принялся рассказывать какую-то страшилку в духе вечных и бессмертных детских сказаний о Красной Руке и Чёрной Простыне. Пришлось выдать ему ещё один наряд. Подействовало.

Время от времени бодрячески порыкивал из коммуникатора лейтенант, видимо тоже озаботясь «поддержанием боевого духа вверенных его командованию войск».

Двести километров до Ингельсберга мы должны были пройти по плану за десять часов. И лейтенант громогласно поклялся, что мы уложимся в график, хотя бы ему, лейтенанту, придётся самолично нас всех или перестрелять, или предать суду военного трибунала за преступное неусердие. Двадцать километров в час по незнакомому лесному просёлку – любой грамотный танкист вам рассмеётся в лицо и назовёт лжецом.

Однако мы дошли. Правда, во время этого перехода весь взвод вконец изблевался – тряска была совершенно немилосердная; зелёные на лицо, но, как говорится, полные боевого духа и готовности пролить кровь за обожаемого монарха, Империю и всю человеческую расу, мы выстроились на площади перед ингельсбургской ратушей. Собственно, это громкое имя носил самый обыкновенный сборно-щитовой двухэтажный барак, где помещалось градоуправление; но поселенцы с чисто немецким упрямством именовали сие строение «ратушей», burghalle.

В Ингельсберг должны были подойти ещё войска – два взвода нашей же пятой роты, однако им предстояло пройти ещё больше, чем нам, – триста и четыреста километров соответственно.

Нам, как я уже говорил, предстояло обеспечить порядок при эвакуации. Поселенцам приказ передали заранее, и они уже все толпились тут же, на площади, каждая семья – возле небольшого серебристого контейнера с дозволенным к вывозу с собой имуществом. Лица людей были угрюмы – кому охота покидать дома, достаточно просторные и куда более уютные по сравнению с клетушками «внутренних планет», где зачастую нельзя было выпрямиться без риска разбить себе затылок о чрезмерно низкий полоток. А так называемая «санитарная норма» полагала совершенно достаточным четыре квадратных метра на человека, «принимая во внимание уровень развития, достигнутый средствами санитарии и гигиены».

Тем не менее они, эти поселенцы, все как один принадлежали к так называемой «стержневой нации» и потому не роптали. Хвалёная немецкая дисциплина. Потому-то, многажды битые и англичанами, и французами, и русскими, они всякий раз поднимались. И, поднявшись в последний раз, всё-таки победили.

Отставной гауптманн, командир ополчения, косился на нас с известной ревностью. Ещё бы – поселенцы все имели право на ношение оружия, в городке были арсеналы с игрушками посерьёзнее охотничьих ружей и лёгких пистолетов, под ружьём в милиции стояло чуть ли не всё мужское население Ингельсберга, от пятнадцати до шестидесяти пяти лет, то есть никак не меньше полутора тысяч «штыков», выражаясь старым армейским языком. А тут пригоняют всего полсотни десантников и требуют, чтобы немедленно началась эвакуация!