Текст книги "Тайны войны"

Агреман – согласие на прием британского посла – из Мадрида получили молниеносно. Это вселяло надежды, что план, задуманный Черчиллем, сможет осуществиться. Во всяком случае, Франко не собирается чинить препятствий. Больше того, возможно, немцы сами подсказали каудильо ускорить согласие на приезд Самуэля Хора. Такой вариант тоже не исключен. Теперь не следовало терять ни минуты.

Первого июня, в разгар битвы за Францию, посол с особым поручением Самуэль Хор был в Лиссабоне. Он прилетел в португальскую столицу в свите герцога Кентского, но на празднование трехсотлетия не остался. Черчилль торопил его. На следующий день специальный британский самолет опустился на аэродроме Барахос, близ Мадрида. Хор немедленно приступил к делу.

Британское посольство помещалось на фешенебельной улице Фернандо эль Санто, но Самуэль Хор предпочел остановиться в отеле «Ритц». Вскоре он переселился на улицу Кателано, переименованную в проспект Франко. Обжитым апартаментам посольства Хор предпочел менее удобный особняк. На этот счет британский посол имел свои соображения. Новое жилище стояло рядом с домом германского посла фон Шторера, их разделяла только кирпичная стена.

Время и события заставляли торопиться. Франция со дня на день могла капитулировать перед Гитлером. Хор трезво допускал такую возможность, но он был терпелив и расчетлив. Посол с особым поручением надеялся, что ему, выражаясь символически, удастся разрушить, устранить каменную стену, возникшую между его страной и Германией. В этом заключался смысл особого поручения, данного Самуэлю Хору на Даунинг-стрит перед отлетом из Лондона.

Из сводчатого окна Хор мог наблюдать, как к германскому посольству подходили машины. Он уже знал автомобиль барона фон Шторера – длинный, похожий на гончую, открытый «хорьх» вишневого цвета. Раза два он видел посла, высокого, представительного мужчину с аристократической внешностью, его жену, красивую и элегантную. По утрам супруги выезжали на прогулку, но завязать с ними личное знакомство Хору не представлялось возможным. Лондон уже объявил о назначении Хора британским послом в Испании. Малейший неверный шаг мог бы вызвать ненужные разговоры. Французы сразу насторожатся.

Немало времени пришлось затратить на бесполезные, но необходимые формальности. Вручение верительных грамот проходило с большой помпой. Давно Мадрид не видал таких пышных зрелищ. Облаченный в парадный мундир британский посол в открытом экипаже проследовал во дворец каудильо. На улицах шпалерами стояли испанские войска. Коляску посла сопровождал эскадрон мавританских кавалеристов.

Торжественная церемония происходила в тронном зале. Присутствовал Франко – маленький, полненький человечек с внешностью бродячего торговца фруктами. Был его шурин – министр иностранных дел чернявый Суньеро. Его называли «испанским Чиано». В зале присутствовали другие министры, разряженные генералы, сановники, архиепископ. Британский посол вручил верительные грамоты, произнес заготовленную речь, прослушал такой же ответ и представил состав английского посольства. Сыщиков Скотланд-ярда, прилетевших с Хором, назвали секретарями, торговых атташе – референтами.

После церемонии Хор отправил в Лондон первую информацию, сообщил о своих впечатлениях. Но в Лондоне нервничали, требовали форсировать события, ради которых новый посол отправился в испанскую столицу. Даунинг-стрит не интересует, сколько мавританских кавалеристов сопровождало посла во дворец. Нервозность едва не испортила все дело. В глубине души Хор был абсолютно уверен, что поспешность здесь совершенно излишня. Так подсказывал опыт. Но, следуя настроениям Даунинг-стрит, он все же пошел на то, что считал преждевременным.

Грандиозный вечер по случаю назначения нового посла привлек цвет мадридского общества. Отсутствовали только итальянские и германские дипломаты – представители стран, находившихся в состоянии войны с Великобританией. А они-то гораздо больше других нужны были Самуэлю Хору! Однако посол сумел обойти это препятствие. С помощью герцога Виндзорского нащупал возможности связаться с немцами. Герцог располагал в Мадриде завидными связями в самых различных слоях общества. Помогли нейтралы, роившиеся на приеме в смокингах и лакированных туфлях. Они поглощали все, что подавали к столу, будто не ели несколько дней, и поддакивали, глядя в рот именитым гостям. Герцог Виндзорский благосклонно говорил то с одним, то с другим. Нейтралы жевали паштет и понимающе кивали головами. Швейцарец и венгр обещали помочь.

Вечер прошел блестяще. Мадридские газеты были полны сообщениями о приеме, писали о туалетах, меню, перечисляли гостей с полным наименованием титулов. Все, казалось бы, шло хорошо, герцог Виндзорский намеревался воспользоваться услугами нейтралов, но через день мадридская радиостанция передала в эфир неприятную информацию. В еженедельном политическом обзоре радиоинформатор глухо сообщил, что новый британский посол ведет с немцами переговоры о мире. Хор ломал голову: кто же из нейтралов сыграл с ними такую шутку? Похоже, швейцарец. А может, румын из правительства Антонеску. Венгерский дипломат тоже не прочь купить и продать. Посол перебирал представителей нейтральных стран, присутствовавших на банкете, и терялся в догадках. Черт с ними! Каждый готов заработать. Надо быть осторожнее.

Радиоинформацию кое-как удалось дезавуировать, но и от услуг герцога Виндзорского пришлось отказаться. Хотя бы временно.

Странная неудача постигла Хора и в другом отношении. Он так и не получил ответа на почтовую открытку с четверостишием из «Песни веков». Точнее – в назначенное время никто не явился на встречу. А время шло. Посол недоумевал. Неужели он допустил промах?

Агентам Интеллидженс сервис поручил разузнать, не произошла ли какая ошибка. Сотрудник секретного ведомства, занимавший в посольстве должность помощника торгового атташе, вскоре кое-что сообщил. Он проверил: открытку бросили в почтовый ящик в районе Карабанчель Альто – там было удобнее, не привлекая внимания, провести встречу. Агент установил, что почту вынимают три раза в день, но старик почтальон иногда запаздывал с обходом почтовых ящиков и тогда относил письмо прямо на центральный почтамт, где их штемпелевали перед отправкой. Не ждал ли посланец Гаусгофера на центральном почтамте? Возможно, так и получилось. Какая нелепость! Однако нет ли здесь чего-то другого? Хор решил выждать. Нельзя быть назойливым. Пусть немцы не думают, что он так настойчиво жаждет встречи.

Сомнения осторожного дипломата имели свои основания. Он не знал о судьбе открытки, но интуиция подсказывала, что дело не только в технических помехах. И в самом деле – открытка со стихами Горация нашла своего адресата. У Гаусгофера, которому переслали открытку из Берна, были причины воздержаться от встречи с британцами. Гитлер намеревался выступить с программной речью в германском рейхстаге. Закулисные переговоры могли бы испортить впечатление.

В Лондоне нервничали. Нервничал и премьер-министр, тревожимый непонятным ходом событий. Собственно говоря, ради того чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Черчилль и решил провести уик-энд в Чартвилле – загородном доме. За последние два месяца он впервые позволил себе отлучиться на воскресенье из Лондона. Надеялся на лоне природы восстановить душевное равновесие. Но и здесь тревожные мысли не оставляли премьера. Порой ему начинало казаться, что неприятности приходят скопом, одна тянет за собою другую.

Кстати, об атомной энергии. Сейчас об атоме говорят очень много – модная, хотя и секретная тема. Физик Дарвин, внук знаменитого Чарльза Дарвина, утверждает, что стоит накануне открытия. Оно внесет переворот в современную технику, как и в военную стратегию. Все может быть. Проблема атомной бомбы в принципе уже решена. Премьер располагает точными данными – прошлой осенью президент Рузвельт дал задание готовить первую бомбу. Когда-то она будет! Через несколько лет. К тому же американцы не простаки, чтобы дать ее кому-то другому. У них не допросишься и полсотни эсминцев. Требуют за это базы. Хотят нажиться на чужом несчастье. Вот торгаши!

Все же какова ирония судьбы: дед открывает тайны жизни, внук изобретает атомную бомбу для ее уничтожения… Два Дарвина…

Да, была бы у него такая бомба, у него, премьер-министра Великобритании, Черчилль сумел бы ею распорядиться… Впрочем, зачем фантазировать! Нечего раньше времени думать об атомных, когда на Лондон падают обыкновенные фугасные бомбы. Три дня назад, десятого июля, немцы совершили первый налет. Чего добивается Гитлер? Дорого бы он дал, чтобы разгадать замыслы немцев…

Заложив за спину руки, Черчилль метался по старому, запущенному парку, бродил, не разбирая дороги. Сигара его давно погасла. Он ломился напролом через кустарник, забирался в самую глушь и выходил опять на солнечную аллею.

Мысли премьера были так же сбивчивы, как его блуждания в парке. Хуже всего то, что он начинает терять уверенность в себе. Поездка в Чартвилль не принесла пользы. Кажется, и его железная воля начинает сдавать под бременем фатальных неудач, градом падавших на его голову.

Стояли знойные, ясные дни, но в парке было прохладно. Вековые деревья давали густую тень. Однако премьер не замечал ни прохлады, ни зноя. Он вообще не замечал ничего, только ходил и думал.

Что же будет дальше? Вот проклятый вопрос! Почему все-таки, вопреки логике, Гитлер вообще повернул на запад? Кажется, яснее ясного дали понять – Великобритания не возражает против германского вторжения в Россию, – и все же после Варшавы немцы пошли не на Москву, а на Францию. Почему? Может быть, Гитлер действует по принципу – брать то, что плохо лежит? В этом есть своя логика. Черчилль не поступил бы иначе. Но если так, дни Англии сочтены, она плохо, очень плохо лежит, премьер-министр знает это лучше других. Может быть, он единственный человек в Великобритании, который понимает, в каком трагическом положении очутилась страна. Полностью в этом не отдают себе отчета ни король, ни министры. Только коммунисты бередят народ, критикуют политику правительства. Надо признаться, они кое в чем правы. Но и левые не знают всего. Разве знает тот же Гарри Поллит, что после Дюнкерка на острове осталось с полсотни танков и не больше трехсот орудий? Для обороны побережья можно наскрести две-три дивизии, это от силы. Когда-то сформируется внутренняя национальная гвардия добровольцев… Знает ли об этом Гитлер или его удалось ввести в заблуждение дезинформацией, что в Англии под ружьем стоят сорок дивизий?

Тогда возникает новое «почему». Почему немцы сосредоточивают в северных портах Франции баржи, пароходы, понтоны – все, что нужно для морского десанта? Остенде, Кале, тот же Дюнкерк забиты судами. Там сосредоточиваются войска, снаряжение. Неужели они предназначены для вторжения в Англию? И воздушные налеты на Лондон… Может, это начало?..

Черчилль боялся этого пуще всего. Боялся вторжения. При всей выдержке, только от одной этой мысли его бросало в дрожь. Тогда конец всему. Конец империи, конец власти. Кто снимет с него ответственность за события? История ничего не прощает. Он лелеял честолюбивую мечту войти в историю наряду с великими людьми Англии. Теперь его могут прогнать, как проштрафившегося капрала. Он должен будет уйти в отставку. Вот что принесли первые два месяца его власти в империи. Это ужасно! Уходит власть, которая стала почти физиологической потребностью, как пища, вода.

Потерять власть… Эта мысль больно хлестнула Черчилля. Кто-то уже предлагает, в случае чего, эвакуировать правительство в Канаду. Позор! Оказаться на положении голландских министров, ввалившихся к нему с выпученными от страха глазами… Нет, нет, только не это! Уж лучше…

Черчилль впервые подумал о самоубийстве. Это отрезвило. Какая чепуха лезет в голову! Нужно успокоиться. Нужно трезво разобраться во всем. Не может быть, что все так трагично. Он остановился на поляне, щедро залитой солнцем. Сквозь листву деревьев виднелся задний фасад дома, пристройки, службы, распахнутые двери каретника, недостроенная кирпичная кухня, примыкавшая к левому крылу дома.

Премьер не мог понять, как очутился здесь, на задворках. Его внимание привлекли стены кухни, выложенные до подоконников. В прошлом году, перед войной, он начал сам ее строить. Как раз перед выборами. Работал урывками несколько месяцев. Кладка заменяла ему гимнастику, игру в гольф. Кроме того, работа имела предвыборное значение. Фоторепортеры сделали несколько оригинальных снимков – кандидат в члены парламента работает в фартуке каменщика… Фотографии обошли все газеты. С тех пор интерес к строительству пропал, и только сейчас Черчилль вспомнил о незаконченной кухне.

«Может быть, это отвлечет меня от мрачных мыслей», – подумал премьер, выходя из тени деревьев.

В кустах мелькнула фигура Томпсона-телохранителя. Он никогда не спускал глаз со своего шефа. Сейчас детектив был мокрый от пота. Ему немало пришлось побегать по парку.

– Хелло, Томпсон! – прогудел Черчилль. – Не вспомнить ли нам старину? Давайте займемся кладкой.

– Да, сэр, это легче, чем гоняться за вами по всему парку… – Он снял берет и вытер платком раскрасневшееся лицо.

Из каретника вышел садовник с мотыгой и лейкой.

– Послушайте-ка, голубчик, пригласите ко мне мисс Мэри да приготовьте все, что нужно для кладки.

Садовник ушел выполнять поручение. Через минуту появилась младшая дочь в форме сержанта внутренней гвардии. Черчилль гордился: члены его семьи вступили в армию. Пусть символически. В частях они не бывали, но это не имеет значения.

– Мэри, принеси мне фартук. Томпсон, вы будете подавать кирпичи. Кого бы нам еще взять в помощь?..

Мэри вернулась с брезентовым фартуком, помогла отцу пристегнуть сзади лямки. Услыхав, что отец собирается работать, из дома скучающей походкой вышел Рандольф – самонадеянный, начинающий тучнеть молодой человек. Он тоже носил военную форму. Садовник принес ведра с водой и раствором. Премьер засучил рукава.

– Приступим.

Черчилль привлек к делу всех свободных обитателей Чартвилля. В окне появилась фигура миссис Черчилль.

– Ради бога, будьте осторожны! – с тревогой в голосе воскликнула она. – Не уроните на ногу камень, как в прошлый раз.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, моя дорогая.

Он принял от Томпсона кирпич, обмакнул в воде и торжественно положил на стену. Садовник подавал раствор. Доктор тоже принимал участие в строительстве. Сощурив глаз, он смотрел, правильно ли ложатся кирпичи. Рандольф скептически наблюдал за работой. Всем своим видом будто хотел сказать: «Посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет». «Дядюшка вешает картину», – пришла ему на ум сценка из книжки Джером-Джерома. «Тоже, перебулгачил всех близких. Надолго ли его хватит?..»

Рандольф оказался прав. Минут через пятнадцать, когда на стену легло десятка два кирпичей, Черчилль, тяжело отдуваясь, сказал:

– На сегодня довольно. Мэри, помоги мне снять фартук. Я пройду к себе отдохнуть…

Садовник собрал инструмент, ведра и унес их в каретник.

Премьер-министр все же достиг своего – работа отвлекла и успокоила. Он смог думать более трезво. Ситуация показалась не такой уже безнадежной. Позволил же Гитлер уйти из Дюнкерка, от сокрушающего и неотвратимого удара! Он помог сохранить личный престиж. Иначе получилось бы как в Дарданеллах. В конце концов Дюнкерк удалось изобразить стратегической победой британских войск. Конечно, Гитлер это сделал недаром. Но зачем?.. Переговоры смогли бы прояснить многое. Ах как нужна эта встреча! А из Мадрида никаких новостей. Что думает Хор? Не слишком ли он стар для таких поручений? Может, следовало бы послать туда кого-то помоложе, порасторопнее? Впрочем, нет, – Черчилль возразил самому себе, он любил полемизировать не только в обществе, – Самуэль Хор, конечно, на месте. У них в характере есть что-то общее. Черчилль тоже враг поспешных, непродуманных действий. Терпение прежде всего. Чтобы поймать рыбу в бассейне, следует вычерпывать воду столовой ложкой, действовать наверняка и хватать рыбу голыми руками… Но все же Хор должен учитывать обстановку, должен понять, что от его поведения зависит многое. Не вызвать ли посла на денек в Лондон?

Воспоминания о Самуэле Хоре по непонятной сперва ассоциации направили мысли премьера в иное русло. Подумал о Франции. Если бы удалось убедить ее не выходить из войны!.. Предлагал же он создать единое англо-французское правительство, объединенный парламент. Это не то что идея выживающего из ума старика Кингтона о «монархическом космополитизме». Хор напомнил ему об этом, когда рассказывал перед отъездом о поездке в Викториахауз. Так вот почему вспомнилось это в связи с именем Самуэля Хора… Да, Кингтон убеждает, что выход в плодовитости королевских особей. Будто королевская семья порфироносный крольчатник или инкубатор, в котором выводят павлинов… Старик живет в веке монархии, а сейчас век республик, парламентов. Но в рассуждениях Кингтона есть какое-то зерно истины. Нужна не мировая монархия, а для начала Соединенные Штаты Европы. Вот где можно заполучить власть!

Европейские Соединенные Штаты – старая идея Черчилля. Он вынашивал ее годами, как Кингтон теорию «монархического космополитизма». Черчилль считал, что при некоторой настойчивости можно осуществить идею объединенной Европы. Конечно, под британской эгидой. Иначе в идее нет никакого смысла. Надо только убедить, доказать, что в наш век суверенитет большинства стран не имеет значения. На смену должен прийти космополитизм. Именно эту мысль развивал он, предлагая Франции не прекращать войну. Правительство из Бордо могло бы переехать в Лондон. Черчилль предпринял для этого кое-какие шаги. Французские министры, возможно, перебрались бы на берега Темзы, если бы капитан «Массильи» не завернул обратно. Из пассажиров «Массильи» прибыл в Лондон только один журналист… как его… Жануа… Бенуа, что-то в этом роде… Надо узнать, как ему удалось это сделать.

Конечно, «Массилья» – явная неудача. Лучше, надежнее было бы посадить французских министров на британский корабль. Теперь этого не вернешь. Надо попробовать использовать де Голля. Он настроен антинемецки, настроен продолжать сопротивление, затеял организацию комитета «Свободная Франция». Это на руку. Конечно, де Голль не совсем та фигура – заносчив, упрям, своенравен. Но где взять лучшего? Американцы – те, по всему видно, делают ставку на адмирала Дарлана.

Премьер-министр начал прикидывать, как можно использовать комитет «Свободная Франция». В Лондоне собирается целая коллекция эмигрантских правительств. Пригодятся. Бенеш из Чехословакии, Соснковский и Миколайчик из Польши, бельгийцы, голландцы… Люксембуржцы – и те имеют свое правительство. Черчилль усмехнулся. Это все его иждивенцы. Впору открывать меблированные комнаты для европейских премьер-министров и их заместителей. Вот готовые кадры для Соединенных Штатов Европы!

Да, но как бы самим не пришлось нанимать меблированные комнаты в Канаде. Черчилля снова охватило состояние нервной тревоги, которое испытал он сегодня в парке. Усилием воли отбросил навязчивую мысль. Что она далась ему? Лучше думать о другом, выдвигать варианты, отбрасывать негодные, искать новые. Как за шахматной партией… Он снова вернулся к Германии.

А что, если… Осенившая его мысль так поразила его своей простотой и внезапностью, что Черчилль остановился. Что, если Гитлер не хочет иметь затяжной войны на западе? Что, если он намерен побыстрее развязать себе руки в Европе и кинуться на восток?.. Если так, Гитлер будет искать в Британии не врага, а союзника. Отсюда и Дюнкерк – как задаток при взаимных услугах. Эта мысль смутно уже мелькала. Сейчас она вернулась снова, но более отчетливо. В таком случае все приготовления к морскому десанту, бомбардировка Лондона – просто блеф, испытание нервов. Гитлеру нет смысла и выгоды застревать в Англии, когда перед ним стоят нерешенные проблемы в России, на Украине, в Прибалтике.

Под впечатлением охвативших его мыслей премьер сел за письменный стол. Обычно даже частные письма, записи в дневнике он диктовал стенографистке. Но в Чартвилль премьер не взял никого, только Томпсона и секретаря. Ни тот, ни другой не могут стенографировать. Черчилль начал писать от руки. С кем, как не с фельдмаршалом Сметсом, следует поделиться мыслями…

Британского премьера и фельдмаршала Сметса связывала давняя, родившаяся при странных обстоятельствах дружба. Когда-то Сметс сражался в Южной Африке в рядах бурской армии. В то время Черчилль не знал, что сотрудники Интеллидженс сервис загодя обратили внимание на способного студента Кембриджского университета. Сметс прибыл из Трансвааля заканчивать образование. Это было за несколько лет до англо-бурской войны. Обратно в Южную Африку Ян Сметс уехал в качестве тайного агента британской разведки. С будущим фельдмаршалом молодой капитан Черчилль впервые познакомился, попав в плен к бурам. Сметс занимал важный пост у повстанцев.

Ян Сметс оправдал надежды Интеллидженс сервис. Из активного участника войны против Англии он вдруг стал ревностным сторонником Британского союза. Англичане в немалой степени были обязаны Сметсу заключением мирного договора с бурами. Велики и непостижимы тайны Интеллидженс сервис! В Трансваале Сметсс называли предателем. Болтунов удалось приструнить. Сметс сделал карьеру, стал английским фельдмаршалом. Одно время даже входил в военный кабинет Ллойд-Джорджа. Теперь он премьер-министр и главком Южно-Африканского союза.

Черчилль с уважением относился к Сметсу, ценил его мнение. Импонировали ему и настроения фельдмаршала – жгучая неприязнь к Советской России. Казалось бы, какие точки соприкосновения могут быть между Южной Африкой и Советской Россией, расположенными по разные стороны земного шара? Но фельдмаршал Сметс на протяжении многих и многих лет, еще с времен интервенции, оставался непримиримым и яростным врагом Советов. Кому же, как не фельдмаршалу, следовало сейчас написать – поделиться мыслями, доверить тайные планы…

Британский премьер откровенно написал о возникших у него сомнениях, тревоге, о возможных перспективах. В конце он сделал приписку:

«Если Гитлер не сможет разбить нас здесь, он, вероятно, ринется на восток. По существу, он, возможно, сделает это, даже не пытаясь предпринять вторжения в Англию».

Письмо помогло Черчиллю сформулировать свои мысли и выводы. Да, надо действовать так, чтобы Гитлер побыстрее свернул на восток. С ним можно еще поладить. Многое будет зависеть от американцев. Что-то нового скажет Кеннеди? Он скоро должен приехать.