Текст книги "Авария, дочь мента (сборник)"

Бегун, наконец, очнулся. Год, на самом деле, это не так уж и долго, если нет времени на уныние, если каждый день полон забот. Он раскопал двери храма, зажег свечу перед слепым иконостасом, помолился за добрый путь Павлу и Еремею.

Потом пошел по избам. Собрал с миру по нитке недостающую посуду, топоры, пилы, одежу, обувку – все, что не сумел бы сделать своими руками, – и снес к Еремею. Припасы перетаскивать не стал, а только провел учет: сколько солонины и копченого мяса, картошки, репы и прочих овощей, мороженой рыбы, кадушек с капустой, грибами, квасом, морошкой и клюквой, сколько муки в подполе у отца Никодима, Луки и других – и составил реестр на клочке бумаги.

Когда он закончил, глухая ночь была над мертвым селом, без единого живого огонька на много верст вокруг, без тепла, без звука. Медленно плыл в воздухе тяжелый снег. Если затаить дыхание, слышно было только время от времени натужный скрип ветвей, придавленных сугробом.

Бегун зажег лучину, растопил заново печь, зарядил похлебку в чугуне и еще раз изучил свой реестр. Даже если совсем уж не заладится с охотой – на одних припасах можно перезимовать. Можно жить! Грешно падать духом – белозерцам стократ труднее во времянках в зимней тайге!

Он поужинал, пересчитал напоследок оставленные Еремеем патроны, добавил восемь пистолетных из обоймы пилотского ТТ. Набрал воздуху, чтобы задуть лучину… И замер, прислушиваясь, чутко поводя головой из стороны в сторону.

Вскоре ему снова почудился чужой звук, а затем явственно затарахтел вдали мотор снегохода. Бегун даже засмеялся с досады, качая головой: как же он, человек из реального мира, мог поверить, что ЧК вот так легко отступится, оставит его в покое! Он снарядил заново обойму и с размаху загнал ее в пистолет, прихватил Еремееву винтовку и вышел из дому.

Между сосен мелькали огоньки фар, метались перед ними пятна света. «Бураны» шли широкой цепью – не по следу, а со стороны Рысьего, по зарубкам, – и крайний выходил прямо на Белоозеро. За Еремея с Павликом можно не волноваться: до утра Бегун продержится с Божьей помощью, потом, когда убьют, будут обыскивать село в поисках людей – за это время снегопад вконец заровняет лыжню.

Яркий свет приближался. Бегун обстоятельно готовился к обороне, он вытоптал снег за углом избы, проторил в глубоком сугробе дорожку к сараю – на запасную позицию, залег, примерившись как удобней, и положил рядом винтовку. Вытянул перед собой пистолет и опустил глаза, дожидаясь, когда крайний «Буран» отвернет чуть в сторону, когда перестанет слепить фара, чтобы можно было прицелиться…

Мусорщик

Красный «опель» мчался по скользкому шоссе среди бесконечных снежных полей. Мелькали мимо занесенные по крышу деревеньки с обветшалыми церквушками и торчащими в голое небо шестами колодезных журавлей.

Девушка в пушистой шубе держала руль одной рукой, сигналила, пытаясь обогнать идущий по центру дороги жигуленок, и одновременно говорила по радиотелефону:

– Почему я? Почему я должна тащиться в эту глушь? – кричала она. – Почему я должна сидеть в этой дыре? Я на второй день с ума сойду от тоски, а на третий разнесу этот вонючий городишко к чертовой матери – ты меня знаешь!..

Она умолкла, раздраженно качая головой и коротко вдыхая, пытаясь перебить собеседника, и все настойчивее давила на сигнал, сверля глазами неторопливую попутку.

На вершине холма жигуленок наконец прижался вправо. «Опель» взревел мощным мотором и ринулся на обгон – и тотчас из-за холма в лоб ему вылетел КамАЗ. Девушка едва успела затормозить и рвануть руль в сторону, она даже отпрянула от окна, в сантиметре от которого пронеслись огромные, лоснящиеся мокрой резиной колеса грузовика.

– Я не девочка на побегушках! – истерически крикнула она, в одно мгновение явственно представив страшную и бессмысленную смерть на пустынной дороге. – Мне надоело все это! Я все сделаю, но больше на меня не рассчитывай! Улечу на Канары, в Париж, в Занзибар, где тепло и люди живут и где вас нет! – она размахнулась и швырнула телефон в окно. Взяла руль двумя руками и хищно прищурилась, утопила педаль газа, рискованно обошла попутку по обочине и подрезала ее. Жигуленок от неожиданности ударил по тормозам, его закрутило на льду и выбросило в сугроб.

Девушка с мстительным удовольствием глянула на него в зеркало и помчалась дальше.

Розовый утренний свет лежал на крышах домов, укрытых выпавшим ночью свежим снегом, золотил обветшалые маковки церквей. Городок еще спал, ни души не было на узких улицах.

Мусорщик в неправдоподобно чистом синем комбинезоне совершал свою привычную утреннюю работу: вытряхнул содержимое урны в большой полиэтиленовый мешок, подобрал и отправил туда же несколько разбросанных вокруг жестяных банок.

Около безлюдной автобусной остановки стоял красный «опель». Мусорщик заметил под машиной еще какой-то сор. Машину за ночь припорошило снегом, и мусорщик смахнул руковицей иней с лобового стекла. Девушка, измученная долгой дорогой, спала, подняв воротник пушистой шубы. Мусорщик, склонившись к стеклу, рассматривал ее тонкое лицо, спокойные ресницы. Потом уперся в капот и по возможности плавно, чтобы не разбудить девушку, столкнул машину назад.

Задние колеса ударились о бордюр, машина качнулась, и девушка открыла глаза.

– Доброе утро, – сказал мусорщик.

Девушка, щуря глаза от утреннего света, молча закурила, брезгливо наблюдая, как он старательно обтирает тряпкой чугунное основание урны. Мусорщик заметил это и улыбнулся.

– Шампунем помой. И духами еще полей! – открыв окно, посоветовала девушка.

– Простите? – с достоинством переспросил мусорщик, не расслышав издалека.

– Чудной городишко, – усмехнулась девушка. – Эй, где тут гостиница получше? – крикнула она.

– Самая лучшая? – уточнил мусорщик.

– Самая, – ответила девушка, начиная раздражаться.

Мусорщик поднял глаза к солнцу, сориентировался и указал направление:

– Лучшая – там. Только далеко.

– Далеко – это, надо думать, два квартала, – буркнула девушка, бросила окурок в окно, завела мотор и тронулась в указанном направлении, успев на ходу заметить, как мусорщик привычно и безропотно поднял окурок и отправил в свой мешок.

Спустя некоторое время, когда мусорщик, завершив работу, аккуратно завязывал мешок, «Опель» появился в конце улицы. Мусорщик, видимо, ждал его возвращения, потому что улыбнулся, не поднимая головы.

Машина с визгом тормозов встала в шаге от него.

– Там нет никакой гостиницы! – в бешенстве крикнула девушка из окна. – Там ваш вонючий городишко кончается!

– Кончается, – согласился он.

– А где гостиница?!

– Самая лучшая – там, – спокойно сказал он.

– Какая?

– «Савой». Впрочем, и «Метрополь» в том же направлении. Только далеко, – засмеялся мусорщик. – А в этом городе гостиница одна, вон за тем углом.

– Мудак! – крикнула она и уехала.

– Спорный вопрос… – подумав, сказал мусорщик.

Девушка пинком открыла дверь гостиничного номера и так же ногой захлопнула за собой. На ходу сбросила короткий сапог, второй запустила к дальней стене, швырнула шубу на аккуратно заправленную кровать, с грохотом поставила на стол тяжелую дорожную сумку и вынула из нее три бутылки мартини. Сладострастно скрутила пробку с первой и распахнула окно.

Внизу просыпался город, ничем не отличимый от тысячи таких же маленьких провинциальных городков. Серые люди шли по белому, еще не затоптанному, не загаженному снегу.

– Со свиданьицем! – крикнула девушка.

Люди подняли к ней головы, кто-то даже остановился. Девушка приветственно подняла бутылку и отпила из горлышка.

Вечером на козырьке перед окном загорелась реклама. Виден был только верхний край букв – непонятные крючки и загогулины. Они заливали потолок и стены комнаты мигающим неоновым светом.

Девушка уже одолела первую бутылку и принялась за вторую. Она сидела перед телевизором, слушала городские новости и передразнивала деревянного местного диктора с неистребимым провинциальным говором. Прослушав очередную новость о зимовке коров или премьере самодеятельного театра, она поднимала стакан и говорила:

– За это!

Потом на экране настойчиво замигала надпись «Не забудьте выключить телевизор». Девушка безнадежно пощелкала переключателем и последовала совету.

Тоскливо огляделась в номере, посмотрела из окна на темный безлюдный город, потом вдруг быстро оделась, сорвала с кровати покрывало и вышла.

Она остановила машину на ближайшем углу, деловито засучила рукава своей роскошной шубы, расстелила на снегу покрывало и вывалила на него содержимое урны. Погрузила тюк с мусором в багажник и, не закрывая крышку, поехала к следующей урне, где повторила операцию.

Прибыв через какое-то время на место встречи с мусорщиком, она с трудом выволокла из багажника громадный тюк, высыпала мусор и разбросала его ногами, чтобы покрыть большее пространство…

Утром усталая и довольная ночная труженица курила в машине. Участок напоминал свалку – он был ровным слоем засыпан мусором из всех окрестных урн.

Когда появился мусорщик, кативший за собой двухколесную железную тележку с инвентарем, она завела мотор, высунулась из окна и злорадно крикнула:

– Доброе утро!

– Аминь, – отозвался он, изумленно разглядывая свалку.

– Нравится? – спросила она.

– Да и тебе тоже! – ответил он, натягивая рабочие рукавицы.

Девушка хотела сказать еще что-то, чем-то уязвить его, но не нашлась, досадливо дернула щекой и уехала.

В номере она подошла к зеркалу и погрозила себе пальчиком:

– Ты тут только второй день, подруга, и уже сходишь с ума. Надо взять себя в руки… – она отошла от зеркала, отхлебнула из недопитого вечером стакана. – Надо работать и ехать на море, где тепло и мусорщики не строят из себя английских лордов… – закончила она. Повалилась в шубе на кровать и тотчас заснула.

В полуподвальной конторе своего ЖЭКа мусорщик получил зарплату – обвязанную банковской лентой пачку и две бумажки в довесок. Он резко выделялся в своем ярком комбинезоне среди грязных ватников коллег, а больше – своим молчаливым одиночеством в их шумной компании. Молоденькая бухгалтерша с симпатией смотрела на него, когда он расписывался в ведомости, склонившись над столом.

В комнату вбежал запыхавшийся суетливый начальник, остановился у него за спиной:

– Э-э… простите… – неуверенно сказал он, пытаясь зайти то с одной стороны, то с другой.

Мусорщик положил ручку, опустил деньги в широкий карман комбинезона и только потом обернулся.

– Там старичок в пятой квартире помер, – развел руками начальник. – Не поможете гроб вынести?

Мусорщик по-прежнему молча смотрел на него.

– Я тщательно убираю мусор, – наконец сказал он. – Я хороший мусорщик.

– Да… Да-да… – торопливо закивал начальник, уже жалея, что полез к нему с просьбой.

– А покойники – не моя специальность, – сказал мусорщик.

– Да-да… конечно… извините… – торопливо согласился начальник.

– С детства боюсь покойников, – виновато улыбнулся мусорщик бухгалтерше.

Когда он вышел, начальник облегченно выдохнул и вытер платком лоб.

– Что вот на уме, черт его знает? – пожаловался он бухгалтерше.

– Интересно, он женат? – думая о своем, спросила та.

– А ты представляешь себе его жену? – ответил начальник.

Бухгалтерша поджала губы, отрицательно помотала головой и еще для убедительности пожала плечами.

– Вот и я о том же, – сказал начальник…

Мусорщик взял за ручку свою железную тележку с инвентарем, широким кругом обогнул стоящий у подъезда катафалк с крышкой гроба у открытой задней дверцы и пошел по людной улице.

Остановился у коммерческого киоска, сунул в окошечко обернутую банковской лентой зарплату, получил в обмен пузатую зеленую бутылку…

В толстом свитере и джинсах он сидел за круглым столом, на котором стояла бутылка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном и горкой соли. Низкая лампа под круглым абажуром накрыла его конусом желтого света, так что из всей обстановки видна была только резная тронная спинка кресла у него за спиной.

Мусорщик аккуратно наполнил рюмку, потер лимоном между большим и указательным пальцем и посыпал туда соль. Слизнул языком и тотчас выпил. Поставил рюмку и замер, глядя в стол.

Вечером девушка вошла в помпезный, с колоннами и настенной мозаикой, оставшейся с советских времен, зал ресторана – в короткой юбке, до последнего предела обнажившей длинные ноги, полупрозрачной кофте с откровенным вырезом, с модной сумочкой на длинном ремне, чуть вульгарно накрашенная и уверенная в себе. Официант провел ее к свободному столику и предупредительно отодвинул стул, скосив глаза сверху в глубокое декольте.

Ее появление произвело требуемый эффект: весь зал, даже танцующие пары и лабухи на эстраде уставились на нее. А девушка, склонившись над тонкой книжицей меню, из-под опущенных ресниц быстрым холодным взглядом изучала обращенные к ней лица. Выделила про себя шумную компанию массивных молодых людей с тугими шеями и тупыми одинаковыми физиономиями – явно местных бандитов, – подняла глаза и неотразимо улыбнулась им. Тотчас один из молодых людей поднялся, подошел и уселся напротив.

Некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Приезжая? – спросил наконец бандит.

– А как вы догадались? – кокетливо потупилась она.

Молодой человек только хмыкнул, удивляясь ее недогадливости.

– Надолго?

– На месяц. На практику.

– Студентка, значит. А зовут-то как?

– Виолетта.

– Не скучно одной?

– Скучно, – сокрушенно вздохнула девушка. – Вы представляете, ни одного знакомого во всем городе!

– Пойдем к нам. С нами не соскучишься!

Он усадил девушку в центре шумной компании, рядом с собой. Стол стоял под эстрадой, над самой головой грохотали колонки, во всю мощь электронной глотки воспроизводя полублатные кабацкие куплеты, поэтому разговора не было слышно. Девушка улыбалась налево и направо, с готовностью чокалась, но при этом почти не пила. Цепко вглядывалась в каждого нового посетителя и расспрашивала о нем своего кавалера, подставляя ухо к самым губам, чтобы расслышать ответ, и брезгливо морщась в сторону от густого перегара…

Под утро ресторан опустел, официанты снимали залитые вином скатерти, лабухи паковали инструменты. Только пьяная до остекленения компания и трезвая девушка еще сидели за столом.

– Пойдем к тебе… – бормотал соловый кавалер, нетерпеливо тиская девушку. – Ты где живешь?

– В Москве! – резко ответила девушка. Она устала, была раздражена бессмысленно проведенным вечером и уже не улыбалась.

– Ну ладно, пятьдесят баксов… Ну че ты ломаешься-то?

Девушка вздохнула и вытащила его руку из-под юбки.

– Слушай, любимый, – сказала она. – Фокусируй сюда! – она поводила ладонью перед его лицом. – Все будет, как ты хочешь, о, кей? Только маленькая просьба – надо одному хмырю тут по репе настучать. Можешь?

– А то! – грозно набычился молодой человек. – Только пальцем покажи!

Они сидели в «опеле». Молодой человек, всей тяжестью могучего тела навалившись на девушку, шумно дыша, шарил ладонями под шубой, пытался поймать ртом ее губы. Девушка из последних сил сдерживала его.

– Я же сказала: потом!

– Ну где он?! – в отчаянии зарычал детина. – Я ему башку проломлю!

– Вон, – указала девушка.

Мусорщик со своей тележкой появился на участке, уже издалека приветливо улыбаясь ей.

Детина, рыча от ненависти и возбуждения, распахнул дверцу и уже наполовину вылез было из машины, как вдруг замер с открытым ртом, глядя на мусорщика.

– Эва… – оторопело сказал он, переводя вмиг протрезвевшие глаза на девушку. – Ты кто такая вообще?

Он выскочил из машины и быстро пошел прочь, оглядываясь через плечо и бормоча:

– Ни фига себе шуточки…

Растерянная девушка осталась одна в машине.

– Да что происходит, господи?… – спросила она.

Мусорщик приближался, и она, невольно заразившись ужасом сбежавшего бандита, торопливо завела мотор. Машина двинулась было и заглохла. Она суетливо повернула ключ – и снова машина дернулась на месте.

Мусорщик подошел и, наклонившись к окну, спокойно сказал:

– Доброе утро! Я думаю, имеет смысл отпустить ручной тормоз.

Девушка сбросила ручник, и «опель», прокрутив колесами по снегу, рванулся вперед.

Мусорщик отвернулся, поставил ведро, и окинул деловитым взглядом участок.

– Эй! – послышалось сзади.

Девушка, раздосадованная своим необъяснимым и постыдным страхом, вышла из машины и, надменно вскинув голову, двинулась к нему.

– Мне, право, неудобно обременять вас просьбой, – начала она подчеркнуто-витиевато. – Но я впервые в этом городе. Знакомства не складываются, – насмешливо кивнула она назад, вслед сбежавшему бандиту. – Некому ознакомить усталую путницу с местными достопримечательностями. Не будете ли вы столь любезны, чтобы на краткий срок стать моим гидом? Я буду ждать вас сегодня вечером в девять часов. Мой номер – 8 в самой лучшей гостинице этого замечательного города.

Мусорщик, пряча улыбку, чопорно склонил голову.

Девушка в том же духе изобразила реверанс, разведя в стороны вместо бального платья распахнутую шубу.

Вечером девушка в чалме из полотенца и халате на голое тело сервировала журнальный столик в номере: вынула из пакета и, оборвав этикетку, расстелила тканую салфетку, достала из одной коробки керамический подсвечник, из другой – пару красивых свечей, из третьей – хрустальные высокие бокалы. Освободившуюся картонную тару свалила в мусорное ведро и утрамбовала босой ногой.

Потом она стояла перед зеркалом в длинном узком вечернем платье, причесанная и накрашенная иначе, чем вчера, без малейшей вульгарности, скорее даже скромно, с привкусом романтики. Она проверила, хорошо ли виден при легком наклоне плеча кружевной край черного французского белья. Потом началась репетиция: она округлила глаза и изумленно вскинула брови:

– Боже мой, да успокойтесь же наконец! Роман с мусорщиком? Это что-то немыслимое… – она засмеялась, откидывая голову. И тотчас, оборвав смех, устремила в зеркало холодный взгляд. – Отвали, я сказала, иначе так заору, что вся гостиница сбежится! Пошел вон, скотина! – затем лицо ее исказила гримаса беззвучного истерического крика.

В это мгновение в дверь постучали. Девушка панически глянула на настенные часы – стрелки показывали ровно девять – и вернулась в изначальный светски-романтический вид.

Она открыла дверь и пропустила в номер мусорщика с пузатой зеленой бутылкой и коробкой конфет в руках. На нем было длинное черное пальто, неплохой модельный костюм и сверкающие черным глянцем туфли. Больше всего он походил внешне на гангстера времен сухого закона в Америке или сотрудника дипломатической службы Монако. Было нечто штучное в его манерах. Несуетливо поставив на стол бутылку и конфеты, он огляделся в номере и, следуя указанию руки девушки, сел в кресло. Хозяйка присела напротив, манерно скрестив руки на коленях.

Первым нарушил молчание молодой человек.

– Так что же, позвольте полюбопытствовать, привело вас в наш скромный городок? Семейный долг, стремление припасть к корням, служебный энтузиазм?

– Гораздо проще – русская хандра. День похож на день, жизнь предсказуема до мелочей. Еду куда глаза глядят… Господи, я за вами начала говорить стихами: «семейный долг, стремление припасть», «гораздо проще – русская хандра», – продекламировала она. – Пятистопный ямб, кажется. Может, просто откроете шампанское?

– Легко, – улыбнулся мусорщик.

Он наполнил ее бокал, затем взялся за принесенную с собой бутылку.

– С вашего разрешения. Текила. Не люблю сладкое и газированное.

– Сколько градусов?

– Сорок пять.

– Напьетесь и хулиганить будете?

– Избави Бог, – мусорщик достал из нагрудного кармана зажигалку и поджег свечи.

– За знакомство? – предложила девушка.

– За знакомство!

Они чокнулись и выпили.

– Вот и познакомились, – констатировал мусорщик. – Кстати, как вас зовут?

– Оля, – не задумываясь ответила девушка.

– Коля, – так же не задумываясь представился мусорщик, чуть разведя руками.

Некоторое время они улыбаясь смотрели друг на друга.

– Вы давно в этом городе? – спросила девушка.

– Два года.

– А до этого?

– До этого жил в другом.

– Понятно. О чем будем говорить?

– О детстве.

– Почему?

– Русская сентиментальность. Все равно рано или поздно дойдем до детства.

– Начинайте, – пожала плечами девушка.

– Давайте сыграем в мою любимую игру, – предложил мусорщик. – Я буду рассказывать о вас, а вы – обо мне.

– Забавно, – сказала девушка. – Я слушаю.

– Итак, – начал мусорщик, – вы родились и до выпускного вечера жили в крошечном городке, похожем на этот…

– Что, неистребимая провинциальность? – усмехнулась девушка.

– В этой игре единственное правило: ничего не спрашивать. Можно только поправлять или уточнять. Но на первый раз отвечу: вы слишком откровенно ненавидите провинцию и при каждом удобном случае подчеркиваете свою столичность… В детстве вы презирали девчонок и играли с мальчишками в войну, причем всегда были командиром, а если вдруг выбирали не вас – гордо уходили и ждали, когда прибегут звать вас обратно. Вы дрались наравне с мальчишками и всегда побеждали, потому что в отличие от них умели еще царапаться и кусаться…

Девушка засмеялась и удивленно покачала головой.

– Интересная игра? – спросил мусорщик.

– Очень. И что же было потом?

– Потом… – мусорщик ненадолго задумался. – У вас нет лимона? – неожиданно спросил он. – Жаль. Текилу надо пить с солью и лимоном… Потом наступил вполне естественный момент, когда мальчишки начали интересоваться девочками. Первые робкие свидания, любовные записки. А вы оставались для них просто своим парнем. Шекспиру не снились страсти, которые бушевали в вашей душе! Вы молча бесились от ревности, но недолго. В школе под лестницей вы разрешали им смотреть и трогать себя, самые сокровенные места, и добились того, что они снова ходили вокруг вас табуном, и с их помощью вы расправлялись с самыми красивыми соперницами…

Девушка вышла из своей романтической роли. Она, зло сжав губы, в упор смотрела на мусорщика.

– Опять вопрос? – невинно улыбнулся он. – Все очень просто – победа любой ценой, причем немедленно, сию секунду… Школу вы закончили на тройки, а на следующий день после выпускного вечера автостопом уехали покорять Москву. Впрочем, детство на этом кончается.

– Накатим? – после паузы спросила девушка.

– В смысле?

– В смысле – выпьем.

Мусорщик поднял было шампанское, но девушка взяла пузатую бутылку и налила в свой бокал текилу. От крепкого напитка у нее перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.

– Напьетесь и хулиганить будете? – улыбнулся мусорщик.

– Не исключено, – резко сказала девушка. – Теперь я… Вы родились и всю жизнь прожили в Москве. Потому что из вас прет столичная самоуверенность, которую я до сих пор ненавижу…

– Можно ничего не объяснять, – мягко напомнил мусорщик.

– И девочки вам не позволяли себя трогать за сокровенные места и вообще не замечали вас…

Мусорщик утвердительно кивнул и сокрушенно развел руками.

– Поэтому вы были нелюдим и много читали, даже ночью под одеялом с фонариком, чтобы не заметили родители. Занимались каким-нибудь тупым спортом: шашками или стрельбой – и даже получили разряд, которым очень гордились. Учились вы на круглые пятерки и сидели над учебниками, даже если родители гнали вас гулять на улицу, озабоченные вашей нездоровой бледностью. И все это вы делали с мстительным мазохистским удовольствием, потому что мечтали стать знаменитым ученым и изобрести нечто такое, чтобы сразу осчастливить человечество, причем с единственной целью – чтобы все женщины мира смотрели на вас с обожанием и раздевались при одном вашем появлении… – закончила девушка на одном дыхании.

Мусорщик восторженно вскинул руки.

– Накатим? – предложил он.

– Непременно, – светским голосом ответила девушка.

– За знакомство?

– За знакомство!

Они чокнулись и выпили. В это время за стеной раздался грохот и послышалась ругань на каком-то кавказском наречии.

– Дерутся? – прислушиваясь, спросила девушка.

– Ну что вы, – успокоил ее мусорщик. – Просто один спросил, сколько времени, а второй ответил. Горячий народ.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Девушка снова была в избранной на сегодняшний вечер роли, она положила ладонь на руку молодого человека и спросила:

– Детство кончилось. Что будем делать?

Мусорщик увидел кружевной край черного французского белья, взял ее руку и медленно наклонился к ней, зарывшись лицом в мягкие, вкусно пахнущие волосы, коснулся губами уха и прошептал:

– Будем спать. Как муж и жена…

Здесь он сделал крошечную паузу, достаточную, чтобы девушка победно покосилась в зеркало, и продолжил:

– …после золотой свадьбы. То есть каждый в своей постели. Я сразу усну – утром на работу. А ты заснуть не сможешь, будешь допивать шампанское и смотреть местные новости, передразнивая диктора. Только не бей, пожалуйста, посуду, – он быстро поцеловал ей руку, встал, подхватил с вешалки пальто и вышел.

Оставшись одна, девушка посидела еще какое-то время, кусая губы. Схватила бокал и изо всех сил швырнула в стену, за которой ругались кавказцы. Одновременно со взрывом хрустальных осколков крик затих на полуслове, будто щелкнул выключатель.

Мусорщик удалялся по пустынному гостиничному коридору, на ходу надевая пальто. Оглянулся в сторону номера, улыбнулся и укоризненно покачал головой.

Вышел из гостиницы на освещенный пятачок под козырьком, автоматически подобрал мятую сигаретную пачку и бросил в урну. Глянул вверх на ее окна и вдруг, взмахнув полами черного пальто, с места прокрутил сальто. Вонзился каблуками в снег и вскинул руки: «Ап!», поднял воротник и стремительно шагнул в темноту.

Девушка стянула через голову узкое платье и бросила к входной двери, вслед мусорщику. Взяла бутылку, села перед телевизором и показала язык диктору.

Мусорщик быстро, будто боясь опоздать, подошел к арке, над которой полукругом светилась древнерусская вязь «Казино „Три богатыря“». Изнутри арка была украшена гирляндами красных огней и выбрасывала на темную улицу багровый отсвет, как жерло раскаленной печи.

В глубине арки он нажал кнопку звонка рядом со стеклянной дверью. Сунул было руку обратно в карман, но тут же нетерпеливо позвонил еще несколько раз. За дверью показался массивный мужчина, рассмотрел в багровом мареве лицо посетителя и открыл.

Мусорщик на ходу снял пальто, не глядя бросил на стойку гардероба, обменял в кассе несколько бумажек на игровые фишки и подошел к бару. Барменша с хищными, вразлет нарисованными бровями тотчас выставила перед ним блюдце с лимоном и солью и плеснула в хрустальную стопку текилы.

– Давно не был, – кокетливо сказала она. – Опять бессонница?

Мусорщик молча кивнул, поглядывая на облепленный игроками и зеваками стол рулетки.

– «Мерседес» купил? – спросила барменша.

– На самолет коплю, – отшутился мусорщик и одним глотком выпил стопку, закусив лимоном.

– Я посмотрю? – спросила барменша.

– Смотри, – согласился он и пошел к рулетке.

Барменша шепнула что-то напарнице и поспешила за ним.

Играли только двое, точнее, трое: полковник с испитым лицом и юная девушка под руководством золотозубого азербайджанца, жарко дышащего ей в шею. Остальные наблюдали.

Розовощекий крупье помертвел, увидев нового игрока. Мусорщик кивком поздоровался с ним и с ходу уверенно выложил все свои фишки на красное поле.

– Ставки сделаны, – нервно объявил крупье и крутнул рулетку.

Выпал красный. Все глянули на мусорщика, но не обнаружили на его лице ни радости, на азарта, ни волнения. Он сосредоточенно смотрел на игровое поле.

Количество фишек на красном квадрате удвоилось.

– Ставки сделаны, – сказал крупье, вопросительно глядя на него, и снова привел рулетку в движение.

– Выпить, Таня, – не оглядываясь, попросил вполголоса мусорщик.

Барменша торопливо махнула напарнице:

– Одну «золотую»! – и тотчас снова уставилась на бегущий по кругу шарик.

Под дружный вздох игроков и зрителей шарик лег в алую лузу.

– Мэтода? – спросил азербайджанец.

– Просто везет, – улыбнулся мусорщик. Выпил стопку текилы, незаметно для окружающих сунул в руку Тане горсть фишек, а остальные – вдвое возросшую стопку, – подумав, сдвинул на черное поле.

Шарик послушно остановился в черной лузе.

– Мэтода! – объявил азербайджанец. Отодвинув спутницу, он сгреб свои фишки и приготовился ставить за мусорщиком.

Тот на мгновение замер, протянув руки к игровому полю, и вдруг решительно передвинул всю гору фишек на «зеро». Азербайджанец озадаченно покрутил головой и, не решившись на столь бессмысленный поступок, рассредоточил фишки по полю.

Полковник вдруг отчаянно махнул рукой, крякнул и выставил весь свой оставшийся боезапас рядом с победной горой мусорщика.

– Ставки сделаны, – спертым голосом сказал бледный крупье.

Вокруг стола собрались уже все посетители казино. В гробовом молчании все напряженно следили за шариком. Тот подпрыгнул напоследок на краю круга и опустился в «зеро».

Зрители ахнули, Таня восторженно взвизгнула, крупье судорожно сглотнул и неловко повел головой, вытягивая шею из тугого воротничка.

– Мэтода… – обреченно сказал азербайджанец.

Полковник тупо смотрел на рулетку, не веря глазам, потом торопливо сгреб свой выигрыш и, весело переглянувшись с мусорщиком, направился к кассе.

– Все? – спросил мусорщик.

– Служба! – хохотнул тот.

Мусорщик передвинул груду фишек на красное поле. Азербайджанец последовал его примеру.

– Ставки сделаны, – безнадежно сказал крупье.

И снова все впились глазами в бегущий шарик. Только мусорщик отвлекся, доставая сигареты и прикуривая. И только когда раздалось испуганное «ах!» и все взгляды устремились на него, глянул на рулетку. Шарик снова лег в «зеро».

Крупье облегченно выдохнул, порозовел и стал расправляться, как воздушный шарик.

– Ты проиграл!.. – изумленно вытаращив глаза, простонала Таня.

Мусорщик оглядел обращенные к нему скорбные лица и неожиданно для всех засмеялся. Не так, как делают «хорошую мину при плохой игре», а искренне, от души.

– Дурочка, – ласково сказал он и чмокнул расстроенную барменшу в нарумяненную щеку. – Судьба такая…

Он вышел из казино и зашагал по улице, все быстрее и быстрее, потом не выдержал и побежал, отчаянно, как спринтер на исходе сил.

Его догнал огромный военный ЗИЛ.

– Держи! – свесившись из окна, крикнул полковник и протянул ему бутылку шампанского.

– Спасибо! – мусорщик на бегу подхватил бутылку.

– Может, подвезти?

– На Семеновскую! – скомандовал мусорщик, запрыгивая на широкую подножку.

– Быстрее ветра! – отозвался полковник, и ЗИЛ помчался по улице, унося на подножке мусорщика в развевающемся пальто.

Девушка в строгом брючном костюме и больших очках открыла дверь номера и опешила на мгновение, увидав мусорщика. Торопливо сняла очки.

– Зачем? Тебе идет, – сказал мусорщик. – Можно войти?

– Конечно, – не слишком уверенно ответила девушка.

В номере, залитом светом морозного дня, сидел высокий молодой человек с золотой заколкой на галстуке. На журнальном столике лежал карманный диктофон.