Текст книги "Авария, дочь мента (сборник)"

– На всех патронов не хватит, – усмехнулась она.

– Давай. – Гвардеец, приобняв ее сзади, положил руки поверх ее ладоней. – Передергиваешь затвор – вот так, на себя, и бросаешь. Стреляй!

Марта изо всех сил нажала на спуск и взвизгнула он неожиданного грохота выстрела.

– Не попала! – засмеялась она.

– Левый глаз зажмурь и целься через прорезь на мушку… Выше… – Гвардеец прижался щекой к щеке, держа ее руку и целясь через ее плечо.

Марта, смеясь, выстрелила еще раз и еще, входя во вкус и хищно щурясь. Гвардеец поцеловал ее в шею – она тотчас развернулась, уперев ствол ему в грудь.

– Никогда не поднимай оружие, если не собираешься стрелять, – улыбнулся Гвардеец. – А если подняла – стреляй. – Он уверенно обнял ее и поцеловал. На ощупь вытащил пистолет из ее ослабевшей руки и опустил в карман ее куртки.

Наконец Марта оттолкнула его.

– Как все было хорошо, пока ты не появился!.. – отчаянно сказала она. Гвардеец попытался снова обнять ее, но она шагнула назад. – Господи, ну не мучай меня, пожалуйста!.. – вскрикнула она сквозь слезы, повернулась и, опустив голову, пошла к усадьбе.

Грохлов рулил на джипе по проселку. Рядом сидел Гвардеец.

На длинном прямом участке дороге стоял черный БМВ. Джип остановился напротив. Гвардеец поднес к губам рацию:

– Я на месте.

– Подъезжаем, – откликнулся Бонифаций. Он сидел рядом с Богданом в «мерседесе», сзади Павлин с пленником. За ними ехал Вышка и еще несколько бандитов на УАЗе.

На дороге их ждали две машины.

– Выхожу. – Гвардеец спрыгнул на дорогу с подножки джипа. Тотчас открылась дверца БМВ, вышел человек. Он, как зеркальное отражение Гвардейца, прижимал к уху переговорник, в другой руке держал дипломат.

– Покажи товар, – сказал Гвардеец в рацию.

– Выходи, – велел Бонифаций Ренату.

Тот встал рядом с машиной. Бонифаций, Павлин и бандиты из УАЗа вышли и встали за ним, держа его на прицеле автоматов. Одновременно распахнулись дверцы машин напротив, оттуда появились бойцы. Один из них, как и Бонифаций, держал рацию. Только Вышка и водители противника остались за рулем, отжав сцепление, готовые в любой момент рвануть с места.

– Я пошел. – Гвардеец отдал рацию Грохлову и медленно двинулся вперед. Человек из БМВ пошел навстречу. Они встретились на середине дороги. Человек протянул дипломат. Гвардеец присел, положил дипломат на колено, открыл, стал пересчитывать банковские упаковки…

Грохлов напряженно наблюдал за ними, вцепившись в руль потными руками.

– Что там? – послышался в переговорнике голос Бонифация.

– Бабки считает, – ответил Грохлов.

Гвардеец разорвал одну упаковку, проверил доллары на свет и на ощупь…

Бандиты с пленником и бойцы неподвижно стояли друг напротив друга.

– Грохлов! – окликнул Бонифаций.

– Че?

– Хрен в очко! Не отключайся, говори что-нибудь!

– Что говорить?

– Стихи читай, идиот!

– На лукоморье дуб зеленый, – покорно начал Грохлов, не отрывая глаз от двух фигур на дороге. – И золотая цепь на нем… Чего-то там, и кот ученый… идет направо и песни поет… Считает еще. Полный чемодан бабок… Избушка там на курьих ножках, русалка на ветвях сидит… Там царь Кощей над златом дохнет. – Грохлов нервно хихикнул. – Это не я, это Пушкин… Еще чего-то там такое… забыл… А! Там русский дух, там Русью пахнет… Все, идет!..

Гвардеец закрыл дипломат, и они с противником, не поворачиваясь друг к другу спиной, разошлись к своим машинам. Гвардеец сел рядом с Грохловым, взял рацию:

– Деньги у меня.

БМВ и джип медленно стали разъезжаться в разные стороны.

Бандиты, не опуская автоматов, отступили к уазику, оставив пленника на середине дороги около «мерседеса». Вышка медленно сдал задним ходом, потом круто свернул на лесную тропу, укрывшись за деревьями, и дал полный газ.

Уже в сумерках УАЗ с джипом въехали в Москву. Навстречу им из домов тотчас высыпали бандиты. Грохлов картинно встал на подножке и с победным воплем вскинул кверху дипломат:

– Есть!

Кто-то вырвал у него портфель, пачки долларов пошли по рукам.

– Живые бабки! Теперь разбегаться можно!

Бандиты обнимались, колотили друг друга по плечам, кто-то на радостях палил из автомата в воздух.

Числитель со своей командой мрачно наблюдал со стороны за общим ликованием.

Гвардеец протолкался в середину толпы, забрал дипломат, сложил обратно деньги.

Он отдал портфель с деньгами Кощею. Тот, не вставая с кресла, взял, равнодушно поставил рядом. Гвардеец протянул ключи от джипа.

– Оставь у себя, – сказал Кощей. – Я так на права и не сдал.

– Люди спрашивают – когда деньги делить будешь?

– Люди?… – усмехнулся Кощей. – А ты почему не спрашиваешь?

Тот пожал плечами.

– А что ты вообще хочешь от жизни, Гвардеец? Там-то все понятно, – кивнул Кощей за окно. – Красивая машина, бабы, пальмы на берегу – словом, жвачка в теплом стойле и самка под боком. А ты к чему стремишься?

– Выжить.

– Невозможно всю жизнь выживать. Ты ведь не со своим призывом в армию пошел. Учился в институте?

– Да.

– Почему бросил?

– Так получилось.

Кощей, улыбаясь, покачал головой.

– Не верю, что получилось. Скорее, ты так решил. Почему?… Хотя зачем толкать тебя в прошлое? В лесу нет прошлого. В лесу есть только одно время – настоящее. Только один этот день, – он с грустной улыбкой провел ладонью по волосам Марты. – Скучно со мной, правда? – спросил он то ли у нее, то ли у Гвардейца. – Мне самому-то с собой скучно… Прокати лучше Марту, – неожиданно сказал Кощей. – Она на таких машинах еще не ездила – все больше на трейлерах. Каждый вечер на нее любуется.

Гвардеец растерянно посмотрел на Марту.

– Езжай, – велел Кощей. – А то она чувствует себя как райская птица в золотой клетке и не видит, что дверца открыта. – Он взял со столика книгу.

Джип мчался по ночному лесу. На поворотах мощные фары далеко пробивали лесную чащу и снова нащупывали белую песчаную колею дороги.

– Зачем он это сделал? – спросила Марта. – Он же все знает…

– Все равно. – Гвардеец заглушил мотор и обнял ее, торопливо стал целовать шею и грудь, расстегивая платье, вслепую нащупал рычаг и опустил спинку сиденья.

Марта чуть отстранилась.

– Подожди, – прошептала она. – Я должна сказать… Подожди… Он не зря сказал про трейлеры – чтобы мне напомнить… Я не все тебе рассказала… Сбежала из города, поехала к морю, через всю страну. Стала плечевой. Знаешь, что такое плечевая, Гвардеец? На трейлерах койка у водителя за плечами. Один за рулем, а сменщик со мной. Потом наоборот. Надоела – меняются с другим экипажем. Плечевых по запаху узнать можно – соляра и масло, духами не перешибешь… Приехала, села у моря – без копейки, в одном платье. Была плечевой – стала пляжной. А ночью огни по набережной – другая жизнь, только не для меня. Я с теми же серыми мышами, которые на скопленные гроши приехали оторваться. Месяц выдержала, поехала обратно. И перед самым городом Кощей машину остановил. На мне платье уже лохмотьями висело – протерлось… Почему осталась…

– Нет прошлого. – Гвардеец поцеловал ее в мокрое от слез лицо…

Джип стоял посреди ночного леса. Далеко в чаще в свете фар мелькнули отраженным светом волчьи глаза…

Они лежали, обнявшись, на заднем сиденье.

– Как много надо было случайностей, чтобы встретиться… – сказала Марта. – Так получилось… – Она заглянула ему в лицо. – Почему ты убил тех четверых, в армии, Гвардеец?

– Так получилось. – Гвардеец, как был голышом, перебрался на переднее сиденье. Взял сигареты, закурил. Марта села рядом, поджав под себя ноги. Гвардеец завел мотор и тронулся дальше.

– А все-таки? – Марта смотрела на него, ожидая ответа.

Гвардеец выехал на проселок, сильнее нажал на газ.

– Понимаешь… Мне лет пятнадцать было. Домашний ребенок. Ходил с девочкой, целовались, письма друг другу в ящик бросали – все как у всех… Однажды гуляли вечером – нас остановили человек восемь, намного старше, и раздели ее у меня на глазах… Меня даже не били – сам не решился подойти, да и не смог бы ничего сделать, только просил ее не трогать. Она им не нужна была, они от меня кайф ловили, смеялись, от моего унижения, как я топчусь – ни уйти не могу, ни подойти… Ничего не изменилось потом. Пай-мальчик. Тихий-тихий. А я сидел на уроках и об одном мечтал – как я их убиваю, каждого по отдельности. Как сладкий сон. Ни о чем другом думать не мог. Подробно представлял – каждого по очереди, но не в спину, а так, чтобы видели и понимали… Понимаешь, когда в армии все снова началось… У них даже рожи у всех одинаковые, повадки одни и те же… Только у меня автомат в руках был… Понимаешь, – Гвардеец, сам не замечая, все быстрее гнал машину, – они смеялись, не верили, что я буду стрелять! А я был счастлив, когда их убивал, каждого, когда видел, как пули входят! А они понимали, что я их убиваю! Понимаешь, я никогда в жизни не был таким счастливым!..

– Город, – тихо сказала Марта.

Гвардеец нажал на тормоз.

Джип стоял на краю леса. За рекой до горизонта светились огни города – окна, рекламы, пунктиры улиц.

– Давай уедем, – сказала Марта.

– Куда?

– Все равно. Сядем на поезд. Страна большая. Спрячемся где-нибудь…

– Куда мы денемся – без денег, без документов? До первого патруля. Скоро будем расходиться, будут деньги, купим документы – тогда уедем. Подожди немного… – Гвардеец взялся за руль.

Марта схватила его за руки.

– Чего ждать? – отчаянно сказала она. – Кощей прав – в лесу только один этот день и есть. Потому что впереди ничего нет! Давай уедем сейчас! Ты погибнешь здесь, я знаю!

– Все будет нормально. – Гвардеец поцеловал ее и стал разворачиваться.

Гвардеец подъехал к усадьбе. Марта молча вышла и, не оглядываясь, пошла к дому. Когда она поднялась на крыльцо, Гвардеец выключил фары и закурил в темноте.

Утром бандиты выходили из крайних изб, собирались в молчаливую настороженную толпу.

– Числителю передай, – велел Гвардеец Вышке. Тот побежал к избе Числителя, а остальные двинулись к усадьбе.

Все остановились у крыльца, Гвардеец, Богдан и Бонифаций поднялись по ступеням. Гвардеец решительно распахнул дверь.

Сразу за ними появился Числитель.

– Позови Кощея, – приказал Гвардеец выглянувшему на шум в гостиную Мамане с кофейным сервизом на подносе.

– Что сказать?

– Скажи – я зову!

– Не много на себя берешь, Гвардеец? – спросил Числитель.

Гвардеец молча сел к столу.

Маманя с подносом помчался было вверх по лестнице, тут же остановился и попятился назад – Кощей сам неторопливо спускался в гостиную. Сел на свой трон и с обычной улыбкой оглядел собравшихся.

– Кофе? – светским тоном спросил он. Налил себе в чашку из кофейника, положил сахар и, помешивая, обернулся к Гвардейцу: – Слушаю.

– Кощей, – начал тот, – не сегодня завтра сюда грянут менты. Пора расходиться, пока не поздно, пока нас всех здесь не накрыли.

– Для этого есть Казачок, – спокойно ответил Кощей. – За три дня будем знать. Если решили расходиться – это ваше право. Для этого не надо было приводить сюда толпу. Это все?

– Это не все. У тебя было тридцать здоровых мужиков с пушками, а ты пощипывал барыг и с ними же делился, боялся, как бы кто в городе не рассердился. Так, конечно, спокойней, только теперь денег хватит каждому дай бог на год вольной жизни. Потом опять в лес?

Кощей с застывшей на губах улыбкой смотрел на него немигающими глазами.

– Все равно скоро расходимся, бояться уже некого – люди хотят напоследок взять хорошие деньги.

– Люди? – спросил Кощей.

– Я хочу! – резко ответил Гвардеец. – По понедельникам – значит, завтра – по одноколейке идет поезд с почтовым вагоном. Там везут деньги на шахты. Сопровождение – всего пять или шесть ментов. Я знаю участок, где его можно остановить. Один пост только надо проехать, у переезда фургон через насыпь не пройдет. Дальше опять проселками. За пять минут можем снять больше, чем за полгода на трассе.

– Опять трупы? – сказал Числитель.

– Не по правилам? – мрачно спросил Богдан. – С твоими правилами в прятки в детском саду играть!

– Менты – ладно. В конце концов, это их служба – кто кого. А тебе не жалко, Гвардеец, тех людей, до которых эти деньги не доедут? – с прежней непонятной улыбкой спросил Кощей. – Это ведь не барыги – простые работяги. Они-то ни в чем не виноваты.

– Ты тоже не Робин Гуд, Кощей! – дерзко усмехнулся Гвардеец. – Отдай им свою долю, если хочешь!

– Об одном жалею, – сказал Числитель. – Что не закопал тебя тогда, вместе с Карпухой!

– Еще не поздно рискнуть, – весело ответил Бонифаций. – Может, постреляемся, а, Числитель – твои против наших?

– Тихо! – Кощей болезненно поморщился, потер висок. – Что ж, Гвардеец, ты уже все решил без меня. Каждый сам делает свою жизнь. Каждый сам разбирается со своей совестью. – Он обернулся к тихо сидящему в углу Мамане: – Принеси сюда деньги. И позови Марту.

Маманя рысцой бросился вверх по лестнице.

– Ты пришел сюда, Гвардеец, открыто и честно, – продолжал Кощей. – Это нормально. Даже если наши представления о жизни не совпадают, если у нас с тобой разные планы, главное – доверять друг другу.

Маманя поставил на стол дипломат. Марта подошла следом, встала рядом со Кощеем.

– Я доверяю тебе, Гвардеец, а ты мне – нет. Пусть наши деньги будут у тебя, – он открыл дипломат и подвинул к нему. – Можешь разделить их сразу или потом – в любом случае я уверен, что ты поступишь честно. Во всем надо быть честным друг перед другом. Поэтому забирай ее тоже, – он схватил Марту за локоть и толкнул к Гвардейцу. – Не надо прятаться по углам, суетиться за спиной. Есть свободный дом – живите открыто и честно. – Он встал.

Этого не ждал никто. Числитель, Бонифаций, Богдан и сам Гвардеец растерянно смотрели на деньги, на побледневшую Марту и невозмутимое лицо Кощея.

– Нет!.. – Марта шагнула было обратно.

– Иди, – резко сказал Кощей. Повернулся и стал подниматься по лестнице. Через плечо бросил Гвардейцу: – Пришли людей, пусть заберут ее вещи.

Мрачный Числитель вошел к Кощею. Из комнаты исчезли вещи Марты, и она казалась аскетичной и голой. Кощей сидел в кресле у окна.

– Двое моих ушли к Гвардейцу, – сообщил Числитель.

– Это плохо, – через паузу откликнулся тот. – Это очень плохо. Весь мир пронизан предательством.

– У нас еще есть пять человек. Если убрать Гвардейца, все это стадо прибежит обратно и построится под твоим окном.

– Зачем? Каждый сам делает свою жизнь.

– Я не понимаю тебя, Кощей! – раздраженно сказал Числитель. – Чего ты ждешь? Ты хочешь один здесь остаться, дожидаться ментов?

Кощей задумчиво смотрел в окно.

– Человек рождается, – заговорил он, – и жизнь кажется ему бесконечной. Потом он взрослеет. Наступает период расцвета. Потом он стареет и умирает. Не потому, что он хочет умереть, а потому, что есть законы, которые не зависят от наших желаний… Когда люди собираются вместе, рождается некий новый живой организм – компания во дворе или государство, – и он тоже взрослеет, стареет и умирает. Была великая Римская империя – она должна была завоевать весь мир, но погибла, потому что пришло время умереть…

– Короче, разбегаемся? – спросил сбитый с толку Числитель. – Ты проще можешь?

– Проще в жизни не получается. Но всегда есть выбор – решить, с кем ты сейчас?

– С тобой.

– Это главное. – Кощей улыбнулся и взял книгу.

Гвардеец быстро вошел в избу Богдана. Бандиты дернулись было, но застыли на месте – прятать стаканы было уже поздно.

– Я же приказал – никому ни капли сегодня! – сквозь зубы сказал Гвардеец.

– Да ладно, Гвардеец, – миролюбиво ответил Богдан. – Фронтовые сто грамм…

– У вас от ста грамм уже руки трясутся! – Гвардеец явно нервничал сам, поэтому сорвался на крик. – Последние мозги тут пропили! Мы же не грузовики тормозить идем! Тебе-то не надо объяснять, Богдан! У кого утром увижу похмельную рожу – мимо денег, останется здесь!.. Чья пушка? – Гвардеец сорвал с вешалки автомат.

– Моя, – откликнулся один из бандитов.

– Ты когда его чистил последний раз? – Гвардеец швырнул ему автомат. – У тебя мухи ствол засрали! Заклинит – и ты труп, и других подставишь! Эх, месяц бы сроку, погонять вас по лесу…

Он оглядел бандитов. Те угрюмо отводили глаза.

– Оружие любить надо, как бабу, – мягче сказал Гвардеец. Подмигнул нерадивому хозяину автомата. – Тогда не откажет, когда ни попросишь… Ладно, раз уж налили – и я с вами. Выливать – плохая примета. Но чтоб по последней, – он взял стакан, чокнулся. – Ну… За успех не пьют. Дай Бог здоровья – остальное купим!..

Он прошел в темноте между избами. Глянул на усадьбу – в окне у Кощея горела лампа.

Толкнул дверь своей избы – она была заперта.

– Марта! – негромко окликнул он.

Марта отодвинула засов.

– Ты зачем запираешься?

Она молча прижалась к нему, обхватила руками за шею.

– Давай уйдем, – быстро зашептала она. – Я прошу тебя, не надо никуда ездить. Не надо никого убивать! Мне не нужны эти деньги. Это ведь ради меня, да? Мне ничего не надо, давай просто уйдем, я тебя прошу…

– Чего ты боишься? – Гвардеец поцеловал ее. – Все будет нормально. Я не собираюсь никого убивать. Постреляем в воздух – все гораздо проще, чем ты думаешь.

Он прошел в комнату. В голой избе на столе и на кровати лежали Мартины наряды, косметика, какие-то коробки.

Марта вошла следом, прислонилась спиной к стене.

– Я не могу уже просто уйти, понимаешь? – сказал Гвардеец. – Я не могу подставлять людей! Они мне поверили!

– Я не останусь здесь одна. С ним.

– Хорошо, – терпеливо сказал Гвардеец. – Поедем вместе. Подождешь где-нибудь в безопасном месте, на обратном пути я тебя заберу… Ну?… – Он улыбнулся. – Ты со мной, и ни от кого не надо прятаться, и некого больше бояться. Ты же этого хотела? В этом лесу исполняются все желания, – он обнял Марту, легко поднял ее и положил на кровать, прямо на разбросанные платья.

Джип стоял на краю леса у трассы. Гвардеец ждал, поглядывая в обе стороны дороги. Рядом сидела Марта, сзади Грохлов и еще двое. Следом стояли УАЗ и Вышкин фургон.

Наконец мимо них просвистел на огромной скорости «лексус». Гвардеец тотчас выехал за ним на трассу.

Вскоре впереди показался милицейский пост. Около него уже разбирался с водителем «лексуса» гаишник – он только проводил джип глазами. Второй скучал за пультом в стеклянном теремке поста.

Грохлов облегченно выдохнул и оглянулся:

– Кажись, пронесло…

У закрытого переезда стояли уже несколько машин. Гвардеец объехал их и встал у шлагбаума, перегородив дорогу автобусу. Поезда еще не было видно, на переезде пронзительно гудел зуммер и мигали красные огни.

Какая-то женщина в автобусе мельком глянула на джип, присмотрелась – и вдруг кинулась к дверям, забарабанила кулаками, крича что-то водителю. Двери открылись, она медленно подошла к джипу, приглядываясь, не веря глазам. Грохлов испуганно откинулся за стойку, но было уже поздно. Она распахнула дверь.

– Женя… – проговорила она трясущимися губами. – Женечка… – вдруг размахнулась и ударила его по лицу, одной рукой и другой. – Что же ты делаешь, скотина?! Мы же похоронили тебя давно! Мать каждый день письма пишет – хоть узнать, могила где!..

– Светка, ты откуда здесь… – бормотал Грохлов, судорожно прижимая к себе автомат под полой дубленки.

Пассажиры прилипли к окнам автобуса.

– Хорошее начало… – сказал Бонифаций в УАЗе. Быстро глянул в боковое зеркало – пост, к счастью, был достаточно далеко.

Налетел поезд, загрохотал мимо. Гвардеец, не оборачиваясь, мучительно ждал, когда откроется шлагбаум.

– Женя, пойдем, – женщина потянула Грохлова за рукав. – Кто это? – Она невидящими глазами обвела бандитов. – Пойдем, Женечка. Прямо к матери поедем…

– Я вернусь, Светка. Через два дня…

Поезд затих вдали, умолк зуммер, шлагбаум поднялся.

– Я тебя никуда не отпущу! – Женщина изо всех сил вцепилась в него.

Сзади засигналили машины. Гвардеец медленно тронул с места, женщина пошла за джипом.

– Не пущу!

– Я вернусь, Светка! Честное слово! Через два дня. Матери скажи. Два дня всего! Вы ждите! – отчаянно кричал Грохлов. Он разжал наконец ее руки, и Гвардеец дал полный газ. Следом рванулись УАЗ и фургон.

Женщина осталась стоять на переезде, глядя вслед. Машины объезжали ее с обеих сторон.

– Сестра… – растерянно сказал в тишине Грохлов. – К мужу, наверное, ехала… Муж здесь сидит…

Когда за деревьями показался домик обходчицы, все свернули в лес и встали. Бандиты, доставая автоматы, вышли из машин, попрыгали из фургона. Марта осталась в джипе. Гвардеец кивнул ей: все в порядке – и направился к дому.

Рыжая обходчица завороженно смотрела сериал на мутном экране маленького телевизора, вслепую зачерпывая ложкой суп. Вздрогнула и обернулась на стукнувшую дверь.

– Ты?… – Она недоверчиво и радостно улыбнулась, встала и торопливо по-детски вытерла рот ладонью. – Я уже не думала, что вернешься!

– Я же обещал. – Гвардеец уверенно привлек ее к себе и поцеловал.

– Ты совсем другой стал… Почему так долго?

– Так получилось. Слушай, почтовый по расписанию идет?

– Да, – она глянула на большой будильник. – Через двенадцать минут. А что?

– Надо его остановить.

Девка покачала головой:

– У него «зеленая улица». А зачем тебе? – она вскинула на Гвардейца испуганные глаза. – Опять уедешь?

– Послушай. Его надо остановить, понимаешь? Надо просто выйти и поднять красный флажок…

Девка заметила бегущих вдоль пути людей, бросилась было к окну, но Гвардеец остановил и повернул ее к себе.

– Я заплачу тебе. Ты получишь много денег. Больше, чем ты заработаешь за три года в этой дыре. Ты понимаешь, что я тебе говорю, или нет?…

Девка с круглыми от ужаса глазами мотала головой, отступая от него.

– Ты сможешь наконец выбраться из этого леса, жить как нормальный человек – ты же сама мечтала об этом, помнишь? Надо только поднять красный флажок. Тебя никто ни в чем не сможет обвинить, дура, ты понимаешь? Ты не хотела, но тебя заставили…

В дом ввалились Бонифаций и Пятый с автоматами на ремне – и девка рванулась к висящему на стене линейному телефону. Бонифаций перехватил ее руку, тогда она как кошка вцепилась ему в лицо ногтями. Подоспел Пятый, прижал ее к стене.

– Лучше бы ты умер! – закричала она Гвардейцу, извиваясь у них в руках. – Лучше бы ты умер!

– Раздевайте ее! – крикнул Гвардеец.

– Как? – не понял Пятый.

– Тебе показать, как бабу раздевают?! – заорал Гвардеец. – Китель с юбкой снимай! – Он выскочил из дома. – Павлин! Бегом за Мартой! Марту сюда! Живей!..

Из-за поворота с нарастающим гулом показался тепловоз. Марта в черном железнодорожном кителе, со спрятанными под берет волосами стояла у пути, держа в поднятой руке красный флажок.

Поезд с тяжким пневматическим вздохом заскрежетал тормозами.

– Вот черт, опоздаем к футболу, как чувствовал! – с досадой сказал машинист. – Ну что там у нее?

Поезд медленно останавливался.

– Погоди… – удивленно сказал помощник, приглядываясь к женской фигуре. – Это Люська, не пойму, или нет?

– Она, кому еще здесь быть, – сказал машинист.

Лежащий под насыпью со стороны леса Богдан надвинул на лицо шапочку с прорезями для глаз и рта, вскочил, запрыгнул на подножку тепловоза и рванул дверь.

– На пол оба! – заорал он. – Лицом вниз!

Бандиты в масках уже бежали вдоль поезда.

– Марта! – крикнул на бегу Гвардеец. – Уходи! К машине!

Марта только отступила к дверям дома, оглядываясь по сторонам.

Один из бандитов наклонился у почтового вагона, другой с разбегу вскочил ему на спину, повесил гранату на ручку двери, сорвал чеку, и оба откатились между колес на другую сторону колеи. Грохнул взрыв, дверь откатилась, оттуда вылетели, закружили в воздухе, оседая на траву белым снегом, письма. Тотчас из вагона ударили автоматные очереди – менты залегли на полу за почтовыми мешками и отстреливались, не давая подойти. Бандиты в ответ решетили стены вагона.

– Правее бери! Правее! Там они!

– Гранату кидай! – заорал кто-то.

– Какую гранату! Там бабки!

В окнах пассажирских вагонов маячили перепуганные лица.

– Бонифаций! – крикнул Гвардеец. – Бонифаций, ко мне!

– Здесь я, – тот присел рядом с Гвардейцем за поленницей.

– Так мы их не достанем. Видишь ящики? – указал Гвардеец в проем двери. – Менты справа – значит, ныряем с той стороны… Не стрелять! – крикнул он.

– Не стрелять!.. Не стрелять!.. – эхом понеслось по цепи.

Стрельба понемногу затихла.

– Павлин! – крикнул Гвардеец. – Ступеньку!

Павлин прополз под вагоном и встал, пригнувшись под дверью, недосягаемый для ментов.

– Вот мудак! – в сердцах сказал Бонифаций.

– Кто?

– Да я. Такая сладкая жизнь была – чего не хватало?

– Пошли! – кивнул Гвардеец.

Они один за другим разбежались и, толкнувшись о спину Павлина, нырнули в вагон и откатились за ящики.

В этот момент открылась дверь пассажирского вагона со стороны леса, оттуда спрыгнули двое ментов с пистолетами в руках и бесполезными дубинками на поясе, скользнули под колеса. Бандиты, замершие вокруг поезда, прислушивались к перестрелке в почтовом вагоне и не заметили их. Один прицелился в спину стоящего рядом бандита и выстрелил. Тот упал, выронив автомат.

Тотчас стрельба началась с новой силой. Бандиты не видели толком, кто стрелял и откуда, били длинными очередями по поезду. Посыпались стекла вагонов, оттуда донеслись крики и детский плач.

Шальная очередь хлестнула по земле перед Мартой. Она отшатнулась и кинулась в дом. Тут же пуля рикошетом разбила окно. Марта присела на пол и отползла к стене. Рука проскользнула на чем-то липком, она обернулась и в ужасе закричала, столкнувшись в упор со взглядом широко открытых мертвых глаз обходчицы. Изо рта ее сочилась на пол кровь. Марта выскочила из дома и не разбирая дороги бросилась в лес…

Бандиты наконец разглядели неожиданного противника. Один из ментов получил пулю в плечо и скорчился от боли. Другой выскочил из-под поезда, подхватил на бегу автомат раненого бандита, но Богдан, стоящий на подножке тепловоза, срезал его короткой очередью.

Гвардеец и Бонифаций уже выкидывали из вагона сумки с деньгами.

Около машин бандиты стаскивали с потных лиц маски, забрасывали сумки в фургон. Богдан и Павлин принесли раненого, положили на траву.

– Кто это? – Грохлов стащил с раненого маску. – Черт, Вышка… – Он присел рядом, растерянно глядя на его пропитанный кровью свитер. – Что ж ты подставился так по-глупому, дурак!..

Вышка с виноватой улыбкой смотрел снизу на склонившиеся над ним лица бандитов.

– А эти-то откуда взялись? – спросил Гвардеец.

– Линейные менты, – ответил Богдан. – Забыли про них.

– Герои, твою мать! За чужие бабки под пули полезли… Вышку – сюда! – крикнул Гвардеец, распахивая дверцу джипа. – Марта, рядом с ним! Аптечка там сзади! Остальные – в фургон! Быстрей, дорогу перекроют!

Джип, за ним УАЗ и фургон вылетели на трассу с проселка. Где-то вдали уже слышалась милицейская сирена.

Перепачканная чужой кровью Марта, задрав свитер Вышки, перетягивала бинтом сквозную рану.

– Потерпи чуть-чуть… Еще вот так… Скоро приедем… Уже совсем скоро…

Вышка с трудом втягивал воздух открытым ртом, болезненно вздрагивая на ухабах. В груди у него клокотала кровь.

Переезд опять был закрыт. Гвардеец, не сбавляя скорости, обогнул стоящие машины, снес шлагбаум. Фургон проскочил перед самым поездом.

Гаишник уже бежал им наперерез, размахивая жезлом. Гвардеец резко вывернул руль и ударил его стальным «кенгурятником». Фуражка и жезл полетели в одну сторону, скомканное тело в другую.

От удара Вышка скатился с сиденья. Джип уже свернул на лесную дорогу и прыгал вверх и вниз на ухабах. Марта с трудом затащила Вышку обратно на сиденье, начала было стягивать расползшиеся бинты, потом пощупала пульс на безвольно повисшей руке, наклонилась ухом к самым его губам – и заплакала, уткнувшись лицом в ладони.

Машины стояли в лесу. После стрельбы, крика и рева моторов здесь казалось особенно тихо. Едва слышался щебет птиц и шум ветвей на верхушках сосен.

Бонифаций и Грохлов саперными лопатами копали могилу. Остальные молча стояли вокруг. Марта сидела на подножке джипа, зябко обняв себя за плечи, пусто глядя в землю перед собой.

Потом Гвардеец и Богдан подали тело вниз. Бонифаций с Грохловым положили Вышку на дно могилы. Бонифаций выбрался из ямы, Грохлов еще постоял над убитым приятелем, оглядел снизу бандитов…

Могилу закопали, заложили дерном и разровняли.

Кощей вошел в избу Гвардейца. Бандиты тесно сидели вокруг стола – едва не друг на друге, на ящиках с водкой у стены. Увидев главаря, все невольно затихли. Марта, сидящая рядом с Гвардейцем, опустила глаза.

– Что ж не позвали? – укоризненно спросил Кощей. – Сколько вместе прожили – и праздновали вместе, и поминали…

Бандиты подвинулись еще теснее, освободив ему место на скамье напротив Гвардейца. Кощей сел, взял торопливо налитый кем-то стакан.

– Странная штука судьба, – помолчав, сказал он, оглядывая мрачные лица бандитов. – Трудно иногда понять расчет того, кто управляет нами. Бывает так, что ты готов уже безразлично и буднично принять свою смерть, но кто-то решает за тебя, что еще рано. А потом, когда кажется, что пронесло, что впереди только счастье и навсегда голубое небо, – кто-то указывает на тебя пальцем и говорит, что твое время пришло…

За столом воцарилась тишина. В тишине встал Гвардеец и поднял свой стакан.

– Я хочу последний раз сегодня выпить за Вышку. И за Карпуху, которого я не знал. За Элемента – за всех, кого нет с нами за этим столом. Любой из нас мог лежать сейчас там вместо них или рядом с ними, – он одним глотком выпил стакан и вдруг с силой швырнул его в стену. Осколки со звоном полетели в стороны. – Но мы живы! – заорал Гвардеец. – И мы здесь! – Он схватил сумку и, опрокидывая бутылки и стаканы, вывалил на стол деньги. – И вот ваши машины, и тетки с цветной обложки, и белый пароход в синем море! Бонифаций! – Он швырнул в него тугую пачку денег. – Вот твой «мерс», навороченный, как елка на Новый год! Держи, Богдан! Тебе пойдет белый смокинг с бабочкой – Голливуд сдохнет от зависти!..

Бандиты захохотали, глядя на рябого Богдана с головой, посаженной без шеи прямо в плечи.

– Я пью за нас! И если я увижу тут сегодня постную рожу – клянусь, тот уйдет из леса голый без копейки на электричку! – перекрикивая общий гвалт, орал Гвардеец.

Марта встала и ушла в свою комнату. Гвардеец обернулся, шагнул было вслед за ней, но поймал насмешливый взгляд Кощея – и остался на месте. Сел, плеща через край, налил водку в новый стакан и выпил. Больше никто исчезновения Марты не заметил – бандиты с пьяным хохотом кидали друг в друга пачки денег:

– Маманя! Тебе мужа и детей пятеро!

– Грохлов, сеструхе шубу купи норковую!..

Разбудил Гвардейца треск мотоциклетного мотора под окнами. Он с трудом поднял голову – он спал сидя, один за огромным столом со следами вчерашнего пиршества. Повсюду были разбросаны пачки денег. Еще двое бандитов, забытые вчера собутыльниками, лежали на полу.

Гвардеец заглянул в комнату – Марта спала одетая на кровати, свернувшись поверх одеяла. Он прикрыл дверь, толкнул ногой одного из бандитов: