Текст книги "Не мир принес"

Зверь с наслаждением потянулся, постепенно обретая контроль над телом, чувствуя, как волны мощи накатываются на него одна за одной. Самка пошевелилась и во сне обняла его поперек груди.

– Ой, что, что это?… – громко сказала Галина, просыпаясь.

Белов вдруг громко застонал, рванулся и сполз на пол, тело его забилось в конвульсиях…

– Боря, Боренька, что с тобой?! – закричала женщина, включая свет. Тут же она закричала снова, Борис корчился в судорогах, по спине его прокатывались бугры мышц, ногти, вернее, уже когти скребли по лаку паркета. – Борька, ну что же это такое, Боря! Я в «скорую» позвоню, потерпи, Боренька.

Белов вскочил на ноги, глаза его горели дьявольским огнем, руки-лапы тряслись, из края рта-пасти хлопьями падала густая слюна. Он, шатаясь, добрался до стула, на котором были сложены его вещи, и схватил пиджак, пистолет вывалился из кобуры и тихо стукнулся о паркет…

– Ты не сделаешь этого! – прорычал зверь вслух, уже понимая, что хочет этот человечишка, оказавшийся не таким уж и слабым. – Покорись, иначе ты убьешь и себя.

– Ну и черт с ним, – сказал Белов, стирая слюну с уголка рта.

– Идиот, ты ведь не будешь жить, – снова закричал зверь, неожиданно понимая, что это – не бравада, что этот смертный на самом деле готов прострелить свою голову, нет, их общую голову. Он усилил натиск, стараясь завладеть всем телом, но страх, ужас, сводящий, сковывавший все его члены, мешал ему победить. Внезапно он понял, что больше всего, по-настоящему он любил не Галину и не тех остальных самок, что сводили его с ума многие века, а жизнь. Да, он со всей возможной страстью любил жизнь, существование во всех возможных ипостасях. А этот ненормальный Белов уже взводил затвор, а эта самка, из-за которой он мог сейчас лишиться драгоценной жизни, только сидела на своем диване, прикрывшись одеялом, и дико орала.

– Брось орать, идиотка, да останови же ты его в конце концов… – призвал в отчаянии зверь.

– Боря, не надо, Боря! – закричала Галина, а Белов уже подносил пистолет к виску.

– Постой, погоди! – как за соломинку попытался ухватиться зверь. – Давай договоримся, ну зачем нам умирать, подумай? Я согласен, я больше не буду претендовать на твою самку, ты победил, она останется тебе. Я уйду, уйду внутрь, навсегда, навсегда-а-а-а, – завизжал зверь.

Белов на секунду остановился и глянул на Галину:

– Нет, он вернется. Он обязательно захочет вернуться. Прости, Галя, но так надо. Я люблю тебя, прощай… Эх, жаль, глушителя нет, Ванечку разбужу…

Приехавший врач «скорой» подтвердил предположение милиционеров о самоубийстве. «Следователь прокуратуры Белов застрелился из своего табельного пистолета системы „Макаров“ дома у сожительницы Чащиной Галины Ивановны. Причина суицида – сильный психологический стресс после недавнего ранения и продолжительной болезни».

– Поплачь, милая, поплачь, – нежно гладил рыдающую Галину по плечу старенький доктор в очках. – Слезы, они помогают. Любила его? Сильно? Тогда ничто, кроме слез, и не поможет. Жалко их, служивых. Сегодня уже третий за ночь. Такой вот торк сильный, а то ли еще будет…

Часть пятая
И снова зима

Глава 1
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Телефон зазвонил, Васинцов схватил трубку, одновременно глянув на часы. Полвторого ночи, они с ума сошли!

– Командир, выручай! – прохрипело в трубке, связь была хреновая.

– Юдин, мать твою, ты что, сдурел?! Ты на часы-то глянь!

– Прости, командир, но тут такое дело…

– Денег, что ли?

– Да какие деньги, денег мешок! Отмазка нужна. Мы тут с ребятами за городом зависли в бане, в хорошей компании. Если моя звонить будет, скажешь, что я на задании?

– Не могу, – тихо сказал Васинцов.

– Что?! И тебя? – искренне удивился Юдин.

– И меня…

– Эка, брат… – Юдин замолчал, не зная, какими словами выразить свое сочувствие. – Ты это, особо-то не переживай, не ты один. Крушилина вон тоже прихватило, и Дзюбу с супругой вместе. А Карина как?

– Карина пока нормально, еще врет потихоньку.

– Ну ладно, привет ей передавай, – сказал Юдин и отключился.

– Кто там? – спросила Карина спросонья.

– Да Юдин это, никак не угомонится. Опять с девками загулял, а жены боится. Теперь отмазку ищет.

– Вот дурак, ведь женился недавно, и чего ему не хватает? И девка такая видная.

– Видная, да дура, – откровенно сказал Васинцов. – Думает, вышла замуж за «грифа», и весь мир в кармане. Хоть бы бельишко мужу простирнула, а то рубашка вечно словно жеваная, как у холостяка. Он как-то ей намекнул, а она: «Я когда замуж выходила, домохозяйкой не нанималась». Ну ладно бы училась или работала, а то сидит целыми днями перед зеркалом, красоту наводит или с дурами такими же по телефону болтает. Знаешь, чем она Юдина на ужин кормит? Пиццей, заказанной по телефону, ей даже пельменей сварить лень. «Я, когда замуж выходила, кухаркой не нанималась», – очень похоже передразнил Васинцов голос юдинской супружницы. – Каждый вечер – пицца, представляешь? А опоздает Юдин на ужин хоть на полчаса – скандал, пивом от него пахнет – трагедия, с друзьями на рыбалку соберется – в слезы и рыдает, как выпь. По выходным она изволит в лучших ресторанах ужинать в вечерних платьях. А знаешь, какие сейчас цены в приличных ресторанах? Юдин уж обзанимался у кого только можно, только что на паперти не сидел. А она все равно воет, все ей денег мало, мечтает, чтобы Юдин охранником в банк пошел. Прикинь, «гриф» – охранник. Засмеют же! Нет, не ужиться им вместе.

– Но он тоже хорош, неделю как знакомы, и в загс потащил.

– Это кто кого еще потащил. Ну поплыл мужик, подержал молодуху за сиську и поплыл. Ты ж видела, какая она, все по конкурсам мотается, «мисской» стать хочет. Видала, какие ей букетища дарили?

– Тогда что ж он, не видел, с кем связывается?

– Он «гриф», трудностей не боится. Премиальные получил, решил штурмом взять, вот и взял на свою голову. Он – служака, она… Дура она и есть дура. Дурища!

– Я у тебя тоже дура? – зловеще прошипела Карина и протянула к Васинцову руки.

– Нет, ты у меня прелесть, золотко, клад. Я у тебя всегда в чистеньком, рубашечки поглажены. А твои борщи, а пироги! А термосок в дорогу, когда на рыбалку…

– Ах ты подлый, на рыбалку! В прачку-кухарку меня превратил, а я, между прочим, не нанималась. Может быть, я тоже хочу в ресторан, в вечернем платье…

– Будет, будет тебе ресторан, обещаю!

Карина навалилась на Васинцова и ухватила его за шею:

– Васинцов, клянись самым святым: служебным удостоверением и должностным окладом, клянись премией в конце квартала, что в ближайшие выходные поведешь меня в самый лучший ресторан.

– Клянусь, клянусь, – смеясь, сказал Васинцов и высунул язык, как удавленник, – пусти, задушишь.

– Ну правда, Генк, когда мы с тобой сходим отдохнуть куда-нибудь, – сказала Карина, прижимаясь ушком к его чуть волосатой груди. – А то у тебя все работа и работа. Ведь от тела отлучу, или стану такой же стервой, как юдинская Верка.

– Давай через неделю, как раз дежурства не будет, и премию обещали. Днем Людмилу заберем, в парке погуляем, на каруселях покатаемся, а вечером в кабак завалимся.

– Все, ловлю на слове, правдоруб ты мой…

В этом и не было необходимости, ловить его на слове. С зимним усилением торков, а комета подлетала уже совсем близко к Марсу, активно задевая хвостом Землю, Васинцов напрочь отучился врать. И теперь, задерживаясь на работе, он не рассказывал Карине сказок о срочной вводной начальства, а честно говорил, что зашел с ребятами выпить пивка. Не он один, конечно, полстраны, даже больше, неожиданно утратили способность к вранью, даже к невинному обману. Первых таких уникумов ушлые журналюги окрестили правдорубами, так и прижилось. Кстати, самих журналюг тоже изрядно на правду торкнуло, оттого в столичных изданиях наметился явный недостаток кадров.

Васинцов решил ночное пробуждение использовать с пользой, похотливо погладил Карине нежный пушок под ночнушкой, она игриво потянулась молодой пантеркой, когда зазвонил телефон. Васинцов ткнул себя в грудь большим пальцем и скрестил ладони, мол, меня нет и не будет.

– Алле, – нарочито сонным голосом сказала Карина, берясь за трубку, – да, дома, да, спит. Как это разбудить? Он у меня устал за день, он ведь работает, семью кормит. Ах, Верочка Юдина, помню, конечно. Нет, ни про какое задание Геночка не говорил, а ваш муж скорее всего на блядках со шлюхами, в бане какой-нибудь, а где ж еще? Вы знаете, от постоянного потребления пиццы на ужин очень на девок чужих тянет, по своему опыту знаю. Я поэтому Геночку только борщиком кормлю и котлетками домашними с чесночком. Почему в бане? А где ж еще? Такой помятый, в рубашке неглаженой, где ж ему еще к девкам приставать? Только голым в бане. Что? От дуры слышу!

Карина бросила трубку на базу и звонко расхохоталась.

– Мил, ты что? Тоже на правду торкнуло? – удивился Васинцов.

– Неа, просто Юдина жалко. Если эта Верка на самом деле такая дурища, нечего им вместе мучиться. Не зря же люди придумали развод.

Телефон снова зазвонил.

– Опять эта дурища! Ну я ей щас задам! – сказала Карина, берясь за трубку. – Алло… Ген, это тебя, говорят, тревога…

Мороз вдарил не по-детски, печка автобуса гудела, но всего салона не прогревала. Васинцов еще раз подышал в ладони и потер их, чтобы согреть. Рядом сопел Юдин, его развезло после ночной бани «с девками» и даже ударная доза спецпрепаратов, способная протрезвить быка, на сержанта подействовала мало. Перед тем как развалиться и заснуть на сиденье автобуса, Юдин радостно сообщил, что эта тревога – «стопроцентная отмазка от жены», а то она все телефоны оборвала, его отыскивая, а теперь вроде как успокоилась. Наказала ему побольше зверьков поймать, чтобы премию получить. А то ей больно уж шубка песцовая в салоне приглянулась.

Корич тоже дремал, Дзюба разгадывал сканворды, устроив журнал на его спине, Кайметов читал какой-то мудреный учебник, он учился заочно и уже пару раз был замечен за примериванием лейтенантских погон. Вазгян дразнил Бифштекса хот-догом, тот виновато озирался на дремлющего на заднем сиденье Пашку и, не в силах побороть искушения, потихоньку поскуливая, полз в сторону Вазгяна. Васинцов улыбнулся и снова поглядел в дырочку, которую сам же и продышал. Впрочем, смотреть особо было не на чего: костры и люди, огромная толпа, вдоль всего забора института, будь он неладен. Люди по колено в снегу, некоторые – легко одетые, в осенних курточках, словно собирались второпях, теперь стоят возле больших костров, греются. Дверь автобуса зашипела и открылась.

– Блин, идиоты какие-то! – громко сказал Крушилин, поднимаясь в салон. – На улице дубак, а они стоят на ветру, как зомбированные, дрожат, но не расходятся. И прибывают, со всех сторон идут, толпами. Слышь, командир, че творится-то? Че из штаба говорят?

– Ничего. Приказали занять позицию и ждать указаний. Кайметов, что у нас в эфире?

Кайметов отложил учебник, снова покрутил ручками рации:

– Тишина, командир, как в морге, никаких переговоров.

Васинцов взялся за трубку мобильника, набрал номер, в управлении было занято, Одинцов не отзывался, бригадир тоже молчал, номер Танюкова оказался вне зоны досягаемости.

– Что творится-то, может, со связью что не так? – недоуменно сказал Васинцов и набрал домашний номер. Карина была дома, беспокоилась.

– Похоже, как осенью было, помнишь? – сказал Крушилин, присаживаясь на сиденье. – Неужели опять народ на зверофобию торкнуло?

– Эй, служивые, откройте, – раздалось снаружи.

Васинцов выглянул через водительское окно и с удивлением узнал отца Иоанна. А он-то здесь зачем?

– Доброго здравия, – сказал Васинцов, когда двери автобуса закрылись. – Признаться, не ожидал, батюшка, вас здесь увидеть. На кого оставили детишек?

– Дети под присмотром, – заверил отец Иоанн, – ну я и намерзся, пока вас нашел.

– А вы нас искали?

– Да, вот ознакомьтесь, – сказал священнослужитель и протянул Васинцову сложенный лист бумаги. Васинцов прочитал.

– Ого! За подписью Президента? А вы, батюшка, в высоких сферах вращаетесь. Может быть, если уж мы отданы под ваше распоряжение, вы просветите, что здесь происходит?

– Побаиваюсь я, что дела здесь готовятся не самые лучшие. Я очень надеюсь на вашу помощь.

– Вы хотите туда? Внутрь? Но там же звери…

– Геннадий Николаевич, – устало сказал отец Иоанн и поежился от холода, знать, еще не успел согреться, – я по совместительству с основной работой исповедую содержащихся здесь, ведь большинство из них – христиане…

– Исповедуете зверей? Во дела…

– Приготовиться! – прохрипело в наушниках.

Васинцов быстро натянул сферу на голову, команда последовала его примеру. Он потихоньку отодвинул шторку с окна, за тонированными стеклами автобуса бесновалась толпа. Тут же он рефлекторно отпрянул, в стекло, прямо напротив его лица шмякнулось гнилое яблоко.

– Видимо, придется пробиваться с боем, – то ли спросил, то ли констатировал Корич.

– Группа «ГРИФ», слышите меня? – снова прохрипело в наушниках.

– Группа «ГРИФ» на связи, – ответил Васинцов.

– Проезд перекрыт рвом, двигайтесь в пешем порядке.

– Есть двигаться в пешем порядке! Какие указания будут по поводу толпы, применять силовые действия?

– Были попытки провокации? – удивленно спросили в наушниках.

– Яблоками гнилыми кидаются.

– Переживете. На объект двигайтесь спокойно, вас здесь считают своими, давайте…

Двери автобуса с шипением открылись, «грифы» оперативно покидали автобус, в числе первых спустился отец Иоанн. Собираясь спрыгнуть на снег, Васинцов оглядел салон. На заднем сиденье у окна кто-то остался.

– Паш, – укоризненно сказал Васинцов и потрепал новобранца за плечо. Бывший ловец Пашка раскрыл глаза и испуганно огляделся по сторонам.

– Что, приехали, что ли?

– Приехали, приехали, – сказал Васинцов и сам напялил на стриженую голову парня сферу. Ну и выдержка у новобранца, первая серьезная операция в «грифах» (если не считать Кавказа), в таких случаях даже бывалые мандражируют, а он, видите ли, уснул.

– «Грифы»! Ребята, «грифы» приехали! – раздалось из толпы. – Ну теперь-то они зверюгам устроят! Давайте, ребята, ввалите этим уродам!

– О как нас в народе любят! – пробурчал Корич, пряча электрошокер за спину. Васинцов ловко увернулся от девицы, кинувшейся к нему целоваться, как с воином-освободителем, построил группу и огляделся: здоровая толпа уже набралась, и не спят, несмотря на ночь. На «грифов» смотрят с любопытством, вроде даже как с любовью.

– Бегом марш, – скомандовал он и указал в сторону высокого бетонного забора. Толпа немедленно расступилась.

Дорога и на самом деле была перекрыта, кроме неглубокого рва, здесь присутствовали какие-то старые бетонные плиты, противотанковые ежи, как на картинках про Отечественную, старые телеграфные столбы.

Миновав завал, группа вышла к воротам.

– Первый, вышел к объекту. Какие будут указания?

– Сейчас вам откроют, – пообещали из наушников.

Ворота на самом деле задрожали и стали тихо отъезжать в сторону. Первым, что увидел Васинцов во внутреннем дворе, был танк. Современный, с широкими гусеницами, выкрашенный в неприметный серый цвет. На броне танка, покачивая ногой в высоком армейском ботинке, сидел человек в камуфляже и берете. Он, не торопясь особо, спрыгнул на землю, оправил куртку и портупею, подошел к «грифам», усмехнулся и сказал:

– Со свиданьицем!

– Бригадир? И ты здесь? – удивленно сказал Васинцов, когда ворота за его спиной, загремев, стали закрываться.

– Вот именно.

Бригадир разложил на столе карту с какими-то квадратами и прямоугольниками.

– Схема внутренних зданий института, – сказал он, – вот внешний периметр, он под нашим контролем, вот средний, мы его тоже пока контролируем. Что творится на внутреннем периметре, в «вольере» и в «виварии», одному Богу известно. Камеры слежения отключены, посты не отвечают, нет связи. Похоже на коллективный прорыв изнутри. Точно известно, что звери захватили лабораторный корпус вот здесь, – и он ткнул карандашом в большой синий прямоугольник, – хозяйственный двор вот здесь и вертолетную площадку. На нее уже приземлилось три вертолета, на позывные не отвечающих. Кто прилетел, зачем – неизвестно. Пойдем далее, вот это продсклад, двери взломаны, камера слежения там еще работает. Судя по следам разгрома, зверьки добрались до сладкого, что касается птицефермы, то там шла настоящая охота, кудахтанье отсюда слышно было.

– Жертвы есть? – спросил Васинцов.

– Данных пока нет, посты охраны не отвечают, но один из лаборантов сообщил по «мобиле», что их согнали в какой-то ангар и пока не обижают.

– Звери располагают оружием?

– Вероятно. Вот здесь караульное помещение и оружейная комната, дверь заблокирована. Если они и завладели оружием, то только с постов охраны и… Кто знает, что привезли на этих вертолетах. Я бы сбил их на хрен, но начальство, как всегда, решило перестраховаться…

Васинцов закрыл глаза и попытался зрительно вспомнить коридор, ведущий в «оружейку» и подступы к нему.

– Хорошо, какие-нибудь требования выдвигались? Попытка контакта?

– Ничего! Они подошли к среднему периметру и остановились как по команде. Словно их устраивает, что между ними и толпой снаружи находимся мы, как прослойка. Меня вот что беспокоит, майор, через пару часов начнет темнеть, а вдруг как они свет нам отрубят? Не удержим ведь периметра.

– А автономная подстанция?

– Работает, но кто знает, на что они способны, ведь внутренний периметр тоже таким надежным казался.

– Слушай, бригадир, а откуда здесь столько зверей, их ведь по осени после «Манежа» всех вывезли…

– Всех, да не всех. Это – секретный объект.

– Те тоже были секретные.

– А этот суперсекретный, сверхсекретный, архисекретный. Здесь со зверьми пытались контакт наладить, здесь дальше всех продвинулись в разгадке тайны торков и перевоплощений.

– И те, кто именно продвинулся, сейчас в заложниках? Слушай, а какому именно ведомству подчиняется данная контора?

– Догадайся с трех раз.

– Все, не тупой, понял. Ладно, бригадир, ситуация ясна. Думаю, ждать у моря погоды без толку, надо посылать разведку. У меня тут отец Иоанн рвется со зверьками пообщаться. Может, стоит рискнуть?

– Там же звери!

– А я знаю укротителя, который в клетку со львами запросто заходит.

– Этот ваш монах, он что, совершенно свихнулся? – Бригадир глянул на экраны мониторов, пощелкал выключателями, настраивая четкость. – Они же порвут его на куски. А вы, майор, куда смотрели?

Васинцов усмехнулся:

– Я выполнял инструкции, как учили. И вы в том числе когда-то…

– И что же сейчас говорит вам инструкция?

– Инструкция не говорит, она гласит, как и закон. Так вот, инструкция гласит, что я со своей командой должен обеспечить полную безопасность и полную свободу действий отца Иоанна в соответствии с выданным ему предписанием. Я считаю, что в данный момент отец Иоанн как раз в полной безопасности.

– Вот как? И кто же уполномочил именно вас принимать такие решения?

– Согласно выданному предписанию. Хотите ознакомиться?

– Разумеется. И кто же выдал это… предписание? – недобро ухмыльнулся бригадир, рассматривая лист бумаги, предъявленный Васинцовым.

– Подписал Президент Российской Федерации лично, если желаете, можете провести почерковедческую экспертизу, – сказал Васинцов и засвистел мотив торжественной песни из оперы Глинки «Жизнь за царя».

Улыбка быстро слетела с лица бригадира.

– Вы все свихнулись вместе с вашим… – Бригадир не договорил, с кем именно свихнулся майор, а резко встал и, не оборачиваясь, вышел из диспетчерской.

Васинцов сделал ему на прощание ручкой и снова уставился в монитор. Звери по-прежнему сидели вокруг отца Иоанна кружком и слушали, не перебивая.

– Как думаешь, командир, они понимают, что он говорит? – спросил Дзюба.

– Без сомнения, смотри морды какие умные. Вон, особенно тот, матерый, уж больно на Гулина похож.

– Только Гулин потемней будет, и лапы у него пошире.

– Согласен. А не понимали бы, давно порвали бы в клочья, да и нас заодно. Как думаешь, что наш батюшка замыслил?

– Хрен его знает, только хотелось бы, чтобы он придумал чего побыстрее, а то толпа эта снаружи мне совершенно не нравится. Да и мордовороты из отряда охраны нашего уважаемого бригадира особого оптимизма не внушают. И новые все, ни одного из тех, что с нами дежурили. Или спецкоманда какая новая? Как-то недобро они на нас смотрят, согласен?

– Да, на что ж у нас рожи, а этих красавцев не знаю даже где набрали… – Васинцов переключил тумблер и полюбовался на группу охранников, замерших у центральных ворот «вольера». Неожиданно он улыбнулся, осознав, что впервые видит, как выглядит снаружи этот секретный объект, на котором проторчал столько времени. Вот тебе и подмосковная птицефабрика. И ведь как хитро придумано, даже звериный запах маскировать не надо.

– Слушай, а тебе не кажется странным, что вся эта толпа так быстро собралась. Вроде не ближний свет, да и метро поблизости не наблюдается, а их тут тысяч пять, да еще с плакатами, телевизионщики опять же.

– Спланированная акция? Как осенью. А кому это нужно?

– Как говаривает наш горячо любимый шеф, полковник Одинцов: «Если бы я знал все ответы на все вопросы, меня звали бы Господь Бог». Так вот, я тоже не Бог, и кому все это надо – ума не приложу. То, что институт, где содержится около тысячи зверюг: чикатил, волчар и прочих бывших людей, располагается в непосредственной близости от столицы нашей родины города-героя Москвы, конечно, бомба для свободной прессы. А если найдется пара бывших обиженных сотрудников института и они расскажут, какие здесь дела творились, это – супербомба.

– Но против кого она может рвануть? Ужель под Президента копают? Так рано еще, до выборов год, все позабудется, быльем порастет. На нашу контору бочку катят? Так альтернативы не вижу.

– Дзюба, ты упертый, как все хохлы, но в своей упертости отыскивая частности, порой пропускаешь тенденции.

– Классно сказано, погоди, дай запишу, потом цитировать буду.

– Да хватит тебе придуриваться-то. А не думаешь ты, что искать нужно не снаружи, а внутри?

– Что? Ты считаешь, что все это спровоцировали… сами звери, отсюда, из института?

– Почти уверен.

– Но зачем?

– А им надоело здесь. Может быть, пытки, которые ученые очкарики этично называют «исследования», зверькам не очень нравятся, может быть, в четырех стенах париться надоело, или баб не хватает, кормежка не устраивает.

– Постой, командир, я тебя чего-то не понимаю. Они что, сюда по путевке профсоюзной приехали? Это же звери, ты же помнишь, что это за твари и сколько мы их сюда привезли.

– Вот это меня и беспокоит.

– Что?

– Ты сам сказал: «Сколько мы их переловили и сколько сюда привезли». Я тут подсчитал намедни, сколько мы их взяли, сколько каждый из нас до того зверей сопровождал. И ни одной знакомой морды, ни одной, а ведь мы и на тренировках были, и на тест-контролях, и так через камеры наблюдения видели. И ни один из нас, обрати внимание – ни один не заметил, чтобы когда-нибудь этого зверя брал, вез или хотя бы видел.

– Брось, командир, их же здесь около тысячи.

– А кто это тебе сказал? Ну даже допустим, что их здесь тысяча. Но даже по теории вероятности хоть кто-то да должен был встретиться.

– Фиг его знает, для меня они все, как китайцы, на одну морду.

Один из мониторов заморгал, на нем обозначилась знакомая физиономия, полковник Одинцов собственной персоной.

– Не спите, птицы мои лысоголовые?

– Американский орел тоже называется лысый-белоголовый, – отличился эрудицией Дзюба.

– Так я разве против, орлы вы мои, включайте-ка первый канал телика и следите в оба. И попросите вашего батюшку поторопиться, я почему-то ожидаю бурное развитие событий.

– Товарищ полковник, что посоветуете? – спросил Дзюба.

– В соответствии с инструкцией, – подмигнул полковник и исчез, а Васинцов уже включал телевизор.

– Слышь, Пашк, поди-ка сюды, – крикнул он сразу, как только появилась картинка.

– Че звал, командир? – спросил Пашка.

– Дывись! Не узнаешь?

– Елы-палы! Миха с Андрюхой! И они здесь!

Два ловца давали интервью. Вернее, говорил Андрюха, а второй – Михаил – в шикарном японском пуховике только кивал, пряча глаза за темными очками. Нагло глядя в камеру, Андрюха ответственно заявлял, что его до глубины души возмущает, что правительство, которому они, ловцы, сдавали таких опасных зверей, вместо того чтобы изолировать их от общества, занимается их разведением или отпускает. После чего начал нагло врать, что одного и того же зверя брал трижды…

– Внимание! – прохрипело из динамиков. – Просьба ко всем разойтись, немедленно разойтись! Граждане, вы подвергаете себя большой опасности. В противном случае мы вынуждены будем прибегнуть к силовым методам…

Толпа зашевелилась, но с места не двинулась.

– Что они творят? Мать их! – громко выругался Васинцов. – Они что, не могли дождаться темноты? На таком морозе они сами разойдутся. Кайметов, дай-ка мне связь с бригадиром.

В это время откуда-то со стороны сильно грохнуло.

– Командир, – крикнул Кайметов, – с внешнего периметра сообщают, что толпа пошла на прорыв. Стену взорвали!

– Кто?

– А хрен их знает, бригадир сообщает, что есть потери.

– Вот тебе и безоружная толпа возмущенной общественности, – тихо сказал Крушилин, натягивая на бритую голову сферу. – Пойду присмотрю место под огневую точку.

– Где отец Иоанн? – быстро спросил Васинцов.

– Там еще, со зверушками…

– Ах черт! Группа, за мной! Пашка, Крушилин, остаетесь здесь, Кайметов – держи связь…

Корич почувствовал их слишком поздно, нет, надо было все-таки взять Пашку или хотя бы Бифштекса. Тот бы наверняка учуял, но Пашка с Бифштексом остались в «караулке». Они напали во дворе, словно знали, что «грифы» выберут именно этот путь в «вольер». Корич первым выбежал из бункера, шагов через десять остановился, замотал головой, словно уворачиваясь от назойливых мух. Васинцов успел крикнуть «назад!» и даже скинул ремень автомата с плеча, когда его сбили с ног. Они напали сверху, прыгали с козырька над бункером, с бетонного забора. Уже падая, Васинцов успел заметить, как Вазгян мощным ударом в челюсть опрокинул на снег крупного зверя и как самого его валят, ухватив за шею сзади. Потом наступила темнота.

Очнувшись, Васинцов сразу почувствовал боль. Ну и слава Богу, раз болит – значит еще жив. А еще противный запах во рту и головокружение. Не иначе как эфиром их усыпили, как морских свинок. Выждав паузу, чуть приоткрыл глаза. Полумрак, хорошо хоть не темень. Свет падал из узкого окошка под самым потолком, видимо, на улице вечерело. Он лежал на бетонном полу, рядом кто-то тихо постанывал, лежа лицом вниз. Попробовал приподняться, не тут-то было, руки крепко связаны за спиной, пальцами пошевелить еще можно, а попытка освободиться отозвалась болью в плечах, знать, умелец вязал. Ноги тоже перехвачены у щиколоток чем-то крепким, вроде как проволокой.

Васинцов все-таки умудрился приподняться и оперся спиной о стену.

– Эй, есть кто живой? – спросил он тихо.

– Есть, есть живые, – донеслось из полумрака, судя по голосу – Дзюба. – Мы здесь с Вазгяном, у него, кажется, челюсть сломана, говорить не может. Юдин тоже здесь, вроде цел, но никак не очухается.

– А Корич?

– Корича не видно.

– Кто-нибудь помнит… как нас взяли?

– Они сверху напали, видимо, ждали, – после паузы сказал Дзюба…

– А где мы, примерно представляешь?

– Подвал какой-то, вон, на меня с трубы капает.

В этот момент Юдин заворочался и что-то забурчал, Васинцов сполз на пол и плечом помог ему перевернуться на спину.

– Блин, башка просто разламывается. Командир, ты? Где мы?

– Знать бы, – отрифмовался Васинцов. – Ты как?

– Нормально, только во рту словно кошки насрали.

– Это эфир…

– Слышь, мужики, а почему мы их того… проморгали? Корич-то обычно их за версту чует…

– Здесь зверье вокруг, вот и пропустили, – предположил Васинцов. – Ладно, давайте думать, как выбираться, кто-нибудь может мне руки развязать?

Васинцов с Юдиным повернулись друг к другу спинами и Юдин, порой шипя от боли, начал орудовать пальцами.

– Фигня все это, – наконец сказал сержант. – Проволока узлом затянута, не совладать.

Внезапно рядом, где-то за стеной раздался шум шагов, громко загремел дверной запор, заскрипели давно несмазанные петли. Щелкнул выключатель, подвал озарился светом лампочек, забранных в матовые плафоны.

– Вот, господа, – раздался знакомый голос, – те самые «грифы». Надеюсь, слышали?

Васинцов привык к свету и глянул на пришедших. Шестеро зверолюдей во главе с Гнашевичем-младшим (тот самый знакомый голос), трое одеты в приличные костюмы, когти на руках пострижены, волосы на щеках уничтожены, еще один длинный, на тонких жилистых лапах, крупный чикатил с вытянутой зубастой мордой и зверобизян рыжей масти. Чуть позже в камеру вошел волчар. Крупный матерый зверь с седыми подпалинами на загривке. Он глянул на «грифов», ощетинился, показав крупные клыки, фыркнул и снова двинулся к выходу, громко испортив при этом воздух.

– Прошу прощения за моего четвероногого друга, – сказал Гнашевич, – он очень не любит «грифов», эта группа как-то лишила его стаи и полгода держала в клетке.

– Неужели те самые «грифы»? – спросил с заметным акцентом один из гостей, похожий на толстого крота.

– Они, они, – заверил Гнашевич, показав в широкой улыбке мощные клыки. – Гроза зверей группа «ГРИФ», о которой ходит столько легенд. Не такие уж они и крутые, не так ли? Особо обратите внимание на данную особь, – Гнашевич подошел совсем близко и присел перед Васинцовым на корточки, – командир группы майор Васинцов собственной персоной.

– Неужьели тот самий Васьинцофф? – удивленно спросил «крот».

– Он, можете мне поверить, я уже имел несчастье с ним пообщаться. Вы знаете, именно из-за этого ничтожества и одного сумасшедшего попа с его сумасшедшими щенками мы имели большие проблемы, вся операция была под угрозой…

– Да, кольегга, – покачал головой «крот», – взиать командьира такой группы ловцофф – большой успьех. Мы весьма довольны.

– Да, – самодовольно ощерился Гнашевич, – и обратите внимание, мы ведь находимся всего в паре десятков километров от их столицы. Но и это еще не все, где-то через час я буду иметь честь показать вам истинные возможности стаи. Видели толпу перед забором этого учреждения? У моих ребят лапы чешутся с ней разобраться.

– Через час? Это случится уже через час?

– Да, мы специально подготовили время вашей инспекции к столь знаменательному событию в мировой истории…

Звери одновременно расхохотались, лишь длинный худой зверь с верхними лапами, свисающими до колен, остался серьезен:

– Скажите, – прохрипел он, – а насколько… управляема ваша стая? Вы… признанный вожак?

– Без сомнения, – продолжал лыбиться Гнашевич. – Разумеется, в данном учреждении содержатся разные виды нашего нового сообщества, и хотя люди пытались держать каждую особь в изоляции, мы нашли возможность общения.