Текст книги "Соловушка НКВД"

Радовало, что его делом занимается Слуцкий, кому подписывал приказы на премии, представления на получение наград, выделил служебную дачу в пригороде столицы – должен на доброту ответить добротой.

«Неизвестно, как себя поведет прокурор, что от него ожидать. Знаю его мало, лишь однажды на банкете оказались за одним столом. Не пригубил вина, налегал на ессентуки, попытка разговорить ни к чему не привела… Темная лошадка. Бывший меньшевик, перед революцией по приказу Керенского искал скрывающегося в Разливе Ленина, ранее, в камере Бакинской тюрьмы, сблизился с наглухо закрытым от всех Хозяином. Стреляный воробей, на мякине не провести».

Вышинский пристальней, нежели прежде, всмотрелся в Ягоду.

– В заполненных вами анкетах, автобиографии указывали свой партстаж с 1907 г., но согласно поднятым в архиве документам он на десять лет меньше. Настаивали на получении образования, когда как школу не окончили.

– Среднее образование завершил с довольно высокими оценками.

Прокурор пропустил замечание мимо ушей.

– В свое время Троцкий обвинил вас в применении ядов неугодным, личным врагам. – Вышинский не ждал ответа, считал факт неоспоримым. – В изготовлении отравляющих веществ поднаторели в юности и в сознательные годы испытывали на арестованных, чтобы впоследствии умерщвлять политических деятелей, работников культуры, литературы, кто мешал карьерному росту, знал вашу подноготную.

– С фармакологией завязал задолго до революции, больше ею не занимался.

– Так же инкриминируется убийство отца и сына Горьких, они же Пешковы, товарища Менжинского, на чей пост зарились, не желая ходить в заместителях.

Ягода напомнил, что Вячеслав Менжинский долго и тяжело болел, умер после сердечного припадка, а освободившееся кресло председателя НКВД по закону занял первый заместитель, он же был вторым, заменил скончавшегося позже, по решению Генерального секретаря товарища Сталина.

– Иосиф Виссарионович оценил мои деловые качества, как и моего заместителя Агранова еще при обороне Красного Царицына. Назначению на ответственный пост способствовало членство с лета 1920 г. в коллегии ВЧК, в которую кроме Феликса Эдмундовича входили Менжинский, Кедров, Петерс, Медведь, Лацис и ваш покорный слуга. Между прочим, список утвердил сам товарищ Ленин.

Ягода одернул себя: «Рано вступаю в спор. Прокурор твердо стоит на занятых им позициях, не столкнуть, ни в чем не переубедить – упрям как сто чертей. Если рассержу – отдаст костоломам, чтоб выбили дурь, к предъявленным обвинениям добавят другие, такие же абсурдные, вроде попытки взорвать Кремль, затопить метро, отравить водопровод…»

– По одному с вами делу проходит врач Лечсанупра гражданин Левин. Он показал, что в приватной с вами беседе получил приказ способствовать скорейшему «уходу на тот свет» великому пролетарскому писателю, как прежде поступили с его единственным сыном, за чьей женой смели волочиться, не давали ей прохода, увязались за ней в плавание по Волге.

– С Тимошей, простите, с Надеждой Пешковой, только дружил.

– Смеете называть дружбой склонение к сожительству при живом супруге? Вели себя с чужой женой бесцеремонно, нагло. На пароходе «Максим Горький» заняли каюту по соседству с Пешковой, что рассердило свекра. О личной жизни разговор впереди. Перейдем к погибшему не без вашего участия товарищу Кирову. 1 декабря 1934 г. подослали к нему убийцу, исключенного из партии, озлобленного на все и всех Николаева.

– Подлое убийство не было политическим актом, Николаев приревновал Мироныча к своей жене Мильде Драуле.

Ягода вспомнил, как со Сталиным и секретарем ЦК Ежовым поспешил в Ленинград.

«На вокзале, во время поездки и в городе вождь был угрюм, демонстрировал горе от потери дорогого соратника, но я знал, что он скрывает радость, оставшись без серьезного конкурента на главенствующее место в партии, правительстве. На встрече с Николаевым не стал слушать сумбурные извинения убийцы, опасался, что тот назовет имя человека, приказавшего спустить курок. До начала следствия Николаева с женой, сестрой поставили к стенке, в странной автокатастрофе погиб личный шофер Кирова, который знал подноготную выстрела в коридоре Смольного. Жаль, не могу выложить все известное, назвать стоящего за спиной убийцы, кто двигал им, иначе к прозвучавшим обвинениям добавят роль вдохновителя покушения».

Решил, что если будут настаивать на причастности к гибели Кирова, смерти обоих Горьких, поведает, как Киров предал гласности скрываемое завещание Ленина, в котором Ильич был категорически против избрания Сталина в ЦК, тем более на пост генсека, назвал коварным, злопамятным, и вождь отомстил правдолюбцу руками Николаева.

«Если замаячат лишение гражданских прав, звания, наград, лагерь под Магаданом или на Соловках, поведу себя по-иному, пока буду отрицать белиберду, вроде участия в устранении Кирова».

Прекрасно помнил, как Сталин торопил со следствием, требовал поставить точку в расследовании, обвинил чуть ли не все Ленинградское УКВД в троцкизме, в результате одних чекистов расстреляли, других отправили служить к черту на кулички, третьих завершать свой век за колючей проволокой. На встрече с вождем Николаев рухнул на колени, взмолился: «Меня заставили!».

Сталин изменил Уголовно-процессуальный кодекс, отныне следствия о терактах завершались за десять дней, суды проходили без участия защиты, исключалась подача кассационных жалоб, приговоры приводили в исполнение незамедлительно.

Вышинский назвал другие обвинения, которых с избытком хватило бы пятерым, передал бразды ведения допроса Слуцкому.

– Во время продолжительного времени руководства органами, а это два с лишним года, с вашего попустительства и по вашему указанию несправедливо осуждено много чекистов, более пяти тысяч приговорены к высшей мере наказания. Под маркой борьбы с пролезшими в органы с недобрыми намерениями убрали неугодных лично вам – кто критиковал разгильдяйство, чванство, пьянство, позорное для большевика поведение в быту, работу спустя рукава и многое другое.

Ягода не вникал в услышанное, продолжал размышлять:

«Перед устранением Мироныча, а это полгода моего «восшествия на престол» НКВД, Сталин стал держать всех в строгом ему повиновении, решал единолично, кого карать, а кого миловать, ни с кем ни о чем не советовался. Провел чистку наркоматов, главков, командного состава армии, перешерстил обкомы, крайкомы, райкомы. Об этом, понятно, не проговорюсь, прикушу язык в целях самосохранения, иначе не доживу до суда».

Слуцкий продолжал:

– Опустились морально до такой степени, что в открытую, не скрываясь, изменяли жене. После скоропостижной смерти Максима Пешкова окончательно потеряли совесть; не оберегая чувств осиротевшего отца, на его глазах соблазняли молодую вдову.

Ягода с трудом сдерживался, чтобы вновь не возразить, что ухаживание за красавицей совсем не преступление, за это не судят, за аморалку лишь разбирают в первичной парторганизации. Удивляло, что рядом с серьезными, сугубо политическими обвинениями ставят ухлестывание, заманивание в свои сети оставшуюся без мужа молодую женщину.

«Станут делать акцент на шпионаже, напомню, как на Политбюро Сталин похвалил меня за использование заключенных в прокладке каналов, железных дорог в труднопроходимой местности. Вождь сделал одну поправку: зеки должны трудиться без выходных по двенадцать часов, чтобы перевыполняли план, а в целях поощрения обещать отличившимся сбавить срок. – Простреливая острым взглядом Вышинского, до хруста крепко сцепил пальцы. – Тщательно скрывает, но я-то знаю, что его отец участвовал в подавлении в Польше восстания, сам был меньшевиком, а по заданию Временного правительства пресекал деятельность РСДРП, искал скрывающегося в подполье, объявленного немецким шпионом Ленина… Если станут пугать применением пыток, расскажу о его сотрудничестве с тюремной администрацией в Баку, доносах на сокамерников, то-то закружится как рыба на раскаленной сковороде! Пока держит себя в рамках приличия, не давит, не грозит отправить членов семьи в край вечной мерзлоты за Полярный круг, где от цинги мрут как мухи… Придет время перейду в наступление, обвиню не только прокурора, а и высшее руководство страны в несоблюдении законов, назову зачинщиков репрессий, в которых я был лишь простым исполнителем…»

Продолжал опасаться применения к себе крутых мер, которые ввел в практику для получения признаний: допросы проводить исключительно глубокой ночью, когда у подозреваемого притупляется воля, не делать перерывов, работать по конвейеру – следователи сменяют друг друга, не давать арестованному пить, часами держать в «стойке», упрямых избивать шлангом.

«Пока щадят, но надолго ли? Если иссякнет терпение в возне со мной, запрут в шкаф, где ни повернуться, ни присесть…»

Подписал листы протокола с припиской «с моих слов записано верно». По пути в камеру с трудом передвигал будто налитые свинцом ноги, чувствовал страшную усталость, как после разгрузки вагона угля, рытья глубокой канавы.

2

Свалиться на койку, провалиться в глубокий сон не пришлось. Стоило войти в камеру, увидел Владимира Киршона[19]19
  К и р ш о н В. М., русский драматург. Сталин высоко оценил его пьесу «Рельсы гудят». Выступал на XVI съезде партии, делегат I съезда писателей с решающим голосом. Расстрелян 28 августа 1938 г., посмертно реабилитирован.


[Закрыть].

– Вот это встреча так встреча! Кого-кого, но вас никак не ожидал тут увидеть, – не скрыл радости Ягода.

Драматург склонил голову на впалую грудь, придержал сползающие из-за отсутствия ремня брюки.

– Рад, что узнали, значит, в неволе мало изменился. Устал от одиночества, невозможности перекинуться с кем-либо парой слов, отвести в беседе душу – следователь не в счет, век бы его не видел, спрашивает полнейшую чушь – с кем из иностранцев и наших эмигрантов якшался, как посмел передать за кордон рукописи, кому рассказывал политические анекдоты, несогласие с политикой, какие имею связи с Троцким…

Если прежде при редких встречах лишь здоровались (Киршон, как и многие, старался держаться подальше от первого чекиста, Ягода считал невозможным при занимаемом высоком положении оказывать внимание бумагомарателю, шелкоперу), то ныне оба не скрывали радости. Киршон усадил Ягоду на койку. Генрих Григорьевич засыпал вопросами:

– Как давно в этих гостеприимных стенах? Какую шьют статью? Имеете связь с волей? Разрешили переписку с родственниками?

Киршон ответил лишь на вопрос об обвинении:

– Сказали, что пособничал врагам, вел антисоветскую пропаганду, огульно критиковал советскую власть, партию, доказывал отсутствие свободы в творчестве, принуждении сочинять агитки, безмерно восхвалять товарища Сталина.

Киршон дрожал, и Ягода постарался его успокоить:

– Ваши патриотические пьесы, их несомненный успех на сценах театров, общественная деятельность, создание вместе с Горьким Союза писателей лучшее доказательство невиновности. Не падайте духом, все образуется. Еще побываю на премьере вашей новой драмы или комедии.

Двое изрядно соскучились по общению, не могли наговориться… Ягода понимал, что с Киршоном встретился не случайно и сказал об этом:

– Я стреляный воробей, на мякине не провести. Догадываюсь, что вам предложили сыграть роль «наседки», разговорить меня, заболтать и выведать интересующие следователей, скрываемые от них фамилии, адреса сообщников. Не осуждаю, информатором согласились стать от безысходности, поверили, что за работу со мной получите привилегии – улучшенное питание, увеличение времени прогулок, даже свидание с членами семьи. Не вы первый, не вы последний, кто вынужден помогать следствию. Те, кто дал поручение влезть ко мне в душу, забыли, с кем имеют дело, я не лыком шит, служил в органах еще при Железном Феликсе, сам вербовал арестованных. Кстати, до революции в тюрьмах, ссылках «наседками» были видные социал-демократы, ныне заслуженные большевики-ветераны.

– Кого имеете в виду?

Ягода не уточнил, надеясь, что не обделенный умом собеседник поймет без подсказки, и спросил то, что волновало:

– Что знаете о моих Иде и Генрихе?

Киршон виновато ответил:

– К великому сожалению, ничего. Меня взяли раньше вас, который месяц не имею никаких сведений с воли.

Они проговорили весь день, продолжили бы диалог и ночью, но следовало подчиниться тюремному распорядку. Перед тем как уснуть, пожелали друг другу, чтобы не разбудили, позволили выспаться.

Утром припомнили общих знакомых, поделились впечатлениями о прочитанных до ареста книгах, увиденных спектаклях. Вечером Кир-шона увели. Зная, что судьба в лице тюремной администрации вряд ли позволит вновь встретиться, обнялись.

Ягода смотрел на металлическую дверь, захлопнувшуюся за драматургом.

«Сейчас, без сомнения, строчит отчет. Не имея ожидаемых Вышинским и Слуцким фактов моей враждебной деятельности, наврет с три короба, чтобы услужить следственной группе, выполнить приказ – представить меня ярым контрреволюционером».

Ягода не ошибся, Киршон написал начальнику 9-го секретно-политического отдела ГУГБ майору Журбенко[20]20
  Журбенко А. С., расстрелян 26 февраля 1940 г.


[Закрыть]:

Ягода встретил фразой: «О деле говорить не буду, дал себе слово не затрагивать дела. Начал расспрашивать о своей жене, о Тимоше – Надежде Пешковой[21]21
  Пешкова Н., вдова сына М. Горького, вторично вышла замуж за академика Н. Луппола, арестованного в 1939 г., сидевшего с Н. Вавиловым в саратовской тюрьме, где умер от истощения.


[Закрыть], что о нем пишут газеты, говорят в городе. Сам говорил мало, преимущественно о личном, смерти, тоске, что у него один путь в подвал, где приводят в исполнение смертные приговоры, что 25 января его расстреляют (Ягода ошибся на два месяца. – Ю. М.).

Говорил: «Если бы был уверен, что останусь жив, всенародно заявил, что убил Макса и Горького, невыносимо тяжело перед семьей и не меньше перед Тимошей. На процессе буду рыдать, что хуже, нежели от всего отказываться».

В полуобморочном состоянии заявил: «Если все равно умирать, лучше заявить на процессе, что никого не убивал – нет сил признаться в этом. – Потом добавил: – Но это значит объединить вокруг себя контрреволюцию, что невозможно». Говоря о Тимоше, упомянул, что передал ей 15 тыс. долларов.

Утверждал, что его обманули, обещав свидание с женой, если бы увиделся с Идой, то все бы перенес, чувствовал себя легче. Говорил, что лучше умереть до процесса. Речь шла не о самоубийстве. Много плакал, жаловался, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис, позорно опустился.

«Наседка» знала, что от нее ожидают и постаралась представить Ягоду сломленным, льющим горючие слезы отчаяния. Киршон умолчал, что в более-менее откровенной беседе Ягода не сообщил ничего, что могло бы заинтересовать следователей.

3

С первой минуты ареста Ягода страстно желал встретиться со своим преемником, кому уступил важный, пугающий всех пост.

«Ежов фаворит вождя, его выдвиженец, ныне наделен неограниченной властью. Мы если не дружили, то приятельствовали, в его бытность завкадрами ЦК встречались по служебной необходимости, мило улыбались друг другу, интересовались здоровьем. Должен сейчас согласиться встретиться, позволить высказаться. Выслушает и поверит в мою невиновность. Замолвит за меня словечко Сталину, и я обрету свободу. Лучше, понятно, самому предстать перед Хозяином, лично напомнить, как служил ему верой и правдой, неустанно помогал искоренять левую и правую оппозиции, убирал с его пути неугодных, послушно исполнял все приказы, даже причуды, замел следы устранения Кирова. Обязан по достоинству оценить мой бесценный опыт, который пригодится ему еще не раз…»

Решил отослать вождю письмо. Попросил у тюремщика бумагу, ручку, чернильницу. Постарался быть лаконичным. Писал разборчивым почерком, не лил горючих слез, зная, что Сталин презирает жалких, слабых, молящих о пощаде, милости. Убеждал себя, что вождю не доложили об аресте его «правой руки» в чистке страны от врагов разных мастей.

Водил пером и не ведал, что во внутреннюю тюрьму НКВД попал по прямому указанию Сталина, направившего членам Президиума ЦК уведомление о единолично принятом им решении.

Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягоды, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП(б) доводит до сведения членов ЦК об опасности оставления Ягоды на воле хотя бы на один день, вынужден дать распоряжение о немедленном аресте Ягоды. Политбюро ЦК ВКП(б) просит членов ЦК санкционировать исключение Ягоды из партии, его арест.

Сталин не сомневался, что просьбу (точнее, приказ, который не подлежал обсуждению) примут единогласно. Вождь знал, что стоит ему лишь заикнуться о чем-либо, как все с поспешностью согласятся даже с любой его прихотью.

Ягода в письме признал малозначительные грешки, вроде неоправданного доверия подчиненным, нетребовательности к ним, просил не перечеркивать всю его деятельность, ведь побед, успехов было куда больше неудач. Когда писал, вспоминал, как однажды Сталин философски изрек, что любой, в том числе и он, совершает ошибки, главное, своевременно их исправить. Не забыл в послании напомнить о своем таланте руководителя главного в стране Наркомата, умении заглядывать далеко вперед, сметать железной метлой любую нечисть, вредящую советской власти.

Поставил в конце точку, расписался. Появилось сомнение: дойдет ли письмо до адресата? Прогнал пришедшую на ум мысль: никто не решится что-либо скрыть от вождя, тем более лично ему письмо. Представил, как Сталин знакомится с его посланием из тюрьмы, закуривает любимую трубку, отдает приказ немедленно освободить, и мысленно обратился к кавказскому орлу, как окрестил вождя народный сказитель из Средней Азии.

«Вам, товарищ Сталин, прекрасно известно, что готов не задумываясь отдать за вас жизнь! Радовал известиями об новых репрессиях, очередной чистке, арестах осмелившихся критиковать не только советскую власть, а и вас. Информировал об успехах подведомственных НКВД строек, возводимых зеками, в том числе на базе Соловецкого лагеря центра развития Севера. Верю, что помните, как по вашему устному указанию убрал все руководство Ленинградского управления НКВД, оборвал ниточки, ведущие к раскрытию убийства Кирова. Придите же на помощь безвинно страдающему!»

Верил, что, услышав подобное, Сталин вернет в кабинет на Лубянке, прикажет трудиться с удвоенной энергией, что касается ареста, то он пойдет на пользу первому чекисту, который узнал, как живется за решеткой, что испытывает заключенный.

«У Хозяина на зависть другим отличная память, знает, что именно по моему предложению создано Особое совещание при НКВД, которое в наикратчайший срок без проволочек, участия суда, отправляло за колючую проволоку или на расстрел любого подозреваемого во вредительстве, шпионаже, троцкиста, просто несогласного с генеральной линией партии, индустриализацией, организацией и строительством колхозов. Недругам не удастся измазать меня с головы до пяток клеветой, будто собрал компромат на членов ЦК. Что касается возмутившей Ворошилова, Молотова прослушки их телефонов, то это делалось исключительно в целях предотвращения государственного заговора».

Со всей очевидностью сознавал, что в руках Сталина был обыкновенной пешкой, вождю обязан многим, если не всем, и наградами, и выделением в Подмосковье дачи, и на зависть другим роскошной меблированной квартирой в центре столицы, главное, его расположением. Расплачиваясь за все это, с лета 1934-го по осень 1936 г. работал не покладая рук народным комиссаром госбезопасности, затем Генеральным комиссаром, порой забывая про отдых и сон.

То, что карьера безвозвратно рухнула, понял 7 ноября, когда на трибуне Мавзолея Сталин демонстративно не подал руки. Крах вскоре подтвердила газеты «Правда», опубликовав информационное сообщение:

Ввиду обнаруженных преступлений уголовного характера, нарком т. Ягода отстранен от должности, его дело передано в следственные органы.

Перед тем как отдать написанное охраннику, засомневался: «Убедит ли послание, что не заслуживаю наказания, тем более тюрьмы, что если в доказательстве своей преданности готов поработать подсадной уткой? В отличие от шелкопера Киршона психологически сломаю, сделаю послушным любого нужного следствию».

Справедливо гордился умением влезать в чужие души. Для того чтобы получить признания вины, затуманить арестованному мозги, заставить забыть о чести, гордости, совести, безоговорочно подписать протокол с любой ахинеей, пользовался то кнутом, то пряником.

Стал ожидать нового вызова к следователю и прокурору как манны небесной. Когда снова предстал перед Вышинским и Слуцким сразу перешел к делу:

– Для успешного и скорейшего завершения следствия, воспользуйтесь моей помощью. Не прогадаете.

Вышинский не понял:

– Какую помощь имеете в виду?

– Воздействую на любого ненужного вам, кто не дает признательские показания. Подсадите к самому упрямому, непреклонному, например к Бухарину, который не первый месяц в отказе. С моей помощью быстро станет шелковым, начнет лить горючие слезы раскаяния, бить себя кулаками в грудь и на суд произведет неизгладимое впечатление.

Предложение о желании без принуждения оказать следствию действенную помощь так озадачило Вышинского, что он забыл спросить, каким образом Ягода узнал о содержании в тюрьме Бухарина, как это сведение проникло к нему сквозь стены камеры.

– Не верю в положительный исход предложенного, – высказал сомнение прокурор, – но готов рискнуть. Догадываюсь, что помогать станете не бескорыстно. Что потребуете взамен за оказанную услугу?

У Ягоды был готов ответ:

– Во-первых, исключить обвинение в шпионаже, что согласитесь, глупо после проведения под моим непосредственным руководством и личной разработкой важнейших операций за рубежом, в их числе устранение ярого антисоветчика, главы белогвардейского Российского общевойскового союза генерала Кутепова.

Среди приписываемых себе успехов Ягода назвал и расправу с закордонным сотрудником органов, невозвращенцем Игнасием Порецки (он же Рейсс Людвиг), ликвидацию атамана Дутова[22]22
  Дутов А. И., в 1918 г. на Урале с казаками вступил в армию Колчака, после разгрома бежал в Китай.


[Закрыть], Анненкова[23]23
  Анненков Б. В., в 1918 г. поднял в Омске восстание, воевал в Семиречье, Казахстане, эмигрировал в Китай. Судим в 1927 г., расстрелян.


[Закрыть], убийство в Болгарии генерала Покровского[24]24
  Покровский В. Л., штурмовал Екатеринодар, командовал корпусом, дивизией, жестоко расправлялся с пленными. Эмигрировал, убит в 1923 г.


[Закрыть]. Не смог отказать себе в удовольствии и похвастался руководством при возведении в крайне короткий срок силами зеков Беломорско-Балтийского канала длиной в 227 километров, с 19 шлюзами, плотинами, дамбами, канала Москва – Волга. Мог бы рассказать и о многом другом, чем гордился, за что привинчивал к гимнастерке ордена, но решил не спешить, иначе в ответ на превозношение своих заслуг Вышинский напомнит про неудачу с уничтожением в Мексике кости в горле вождя – Троцкого.

– Перестаньте считать главным террористом, отравителем, виновным в умерщвлении товарищей Менжинского, отца и сына Горьких. Исключите и другие смехотворные, не доказанные, обвинения. – Сделал глубокий вздох и вернулся к предложенному: – Осведомлен, что Бухарин изрядно портит вам нервишки и кровь, отрицая обвинения в свой адрес. Берусь сделать его послушным, склонившим голову. Только не подгоняйте в хвост и в гриву, работа предстоит тонкая, истинно ювелирная, деликатная.

Ягода не обольщался, понимал, что предстоит встреча с довольно сильным противником.

«Такого на мякине не провести. Бухарин тертый калач, тем дороже будет победа. Я не хлюпик-интеллигент Киршон, сделаю объект податливым, как воск. Бухарин не только поднимет лапки, но еще пропоет аллилуя Хозяину, пожелает ему долго царствовать на благо страны, ее народа. – Одернул себя: – Напрасно назвал царем, хорошо, что не вслух. Впрочем, если бы услышал, то улыбнулся в усы: лесть любит каждый, вождь не исключение».

В отличие от других заключенных, Бухарин довольно легко и быстро приспособился к обитанию в новых стенах. Помог этому приобретенный в царское время опыт пребывания в тюрьмах, ссылке в снегу Архангельской губернии.

Каждый новый день заключения Николай Иванович начинал с зарядки, растирания тела влажным полотенцем, поднятием на вытянутой руке табурета, ходьбы на месте, приседаний. Угнетало только вынужденное безделье, отсутствие книг, газет, невозможность писать. Радовали, как ни странно, многочасовые допросы, на которых разбивал все обвинения, вступал в жаркие дебаты, словесные дуэли, из которых неизменно выходил победителем. Когда надоедало спорить, требовал прекратить допрос, что устраивало и изрядно утомившихся Вышинского и Слуцкого.

После очередного многочасового допроса, вернувшись в камеру, к своему удивлению, увидел Ягоду.

– Вот это сюрприз так сюрприз!

Заключил товарища по несчастию в крепкие объятия, чего прежде никогда бы не сделал из-за частых конфликтов с главой НКВД, критики недозволенных законом методов дознания, необоснованных арестов, нарушений Уголовного кодекса и даже Конституции. Бухарин вступал в споры с главой НКВД с трибуны, в печати, ругал за перегибы в работе органов, с некоторых пор ставших государством в государстве. Но встретившись в тюрьме, оба забыли о противоборстве. Николай Иванович опасался, что тюремная администрация подселила чекиста по ошибке, которую быстро исправит, разведут по разным камерам. За дни одиночества возникло мной вопросов, и Бухарин засыпал ими. Интересовало, что писали газеты, передавала радиостанция Коминтерна, кто еще арестован.

Ягода взмолился:

– Пощадите! Сам бы дорого заплатил, чтобы узнать, что происходит на воле. Как и вы, лишен свиданий с родственниками, после ареста не держал в руках газет, не слышал передач радио. Мы с вами в одинаковом положении.

Бухарин понял, что утолить любопытство не удастся, и стал на чем свет стоит ругать Сталина:

– Коба не выносит любую критику в собственный адрес, мстит за нее. При первой же встрече с коварным грузином брошу ему в лицо обвинение в извращении ленинских заветов. Мавзолей построил для отвода глаз, чтобы продемонстрировать любовь к уложенному в хрустальный гроб, на самом деле рад видеть прежнего вождя усопшим, не преданным, как положено, земле. Неоднократно писал ему из тюрьмы, предостерегал от закручивания гаек, увеличения репрессий, роста его культа личности, но ответов не дождался. Самое печальное – не лишение свободы, а отсутствие возможности продолжить работать над новыми статьями – мысли роятся в голове, ищут выхода, просятся на кончик пера, а с него на бумагу. Приходится дискутировать самому с собой.

Бухарин был взволнован, о Сталине говорил с переполняющим гневом.

– Некоронованный диктатор своими сапожищами давит любого, кто смеет ему перечить, сомневаться в гениальности, ставит палки в колеса его арбы. Угрозами готов стереть любого в порошок, лагерную пыль, чтобы добиться беспрекословного подчинения. Несогласным, вроде вашего покорного слуги, затыкает рот, бросает в тюрьму. Из страны, где за создание социалистического государства отдал жизнь сгоревший на работе Ильич, сотворил полицейскую империю страха, народ сделал бесправным, сельчан лишил паспортов, а значит, гражданства, возможность покидать села. Стоило на пленуме обвинить в планомерном уничтожении цвета нации, ее славы и гордости, старую, прошедшую баррикады гвардию, талантливых военачальников, творческую и научную интеллигенцию, как услышал: лес рубят – щепки летят.

Прежде сдержанный в проявлении эмоций, Бухарин кипел, спешил высказать наболевшее.

Ягода старался запомнить каждое слово (как говорится, мотал себе на ус), чтобы услышанное пересказать Вышинскому. Не перебивал, кивал в знак согласия, когда же Бухарин наградил Сталина непечатным выражением, поднял глаза к потолку, приложил палец к губам, но Бухарин проигнорировал предостережение.

– Пусть подслушивают сколько угодно, записывают и докладывают Иосифу! Мне нечего скрывать, говорю то, в чем не сомневаюсь.

С удовольствием и большой радостью повторю где угодно, а при встрече с главным палачом брошу ему в лицо обвинения в узурпировании власти. Коба – вурдалак, чьи руки по локоть в крови безвинных. Немало сил, времени потратил, чтобы защитить оболганных им, за это с Рыковым исключили из партии и механически из членов ЦК. Обозвали вредителями, диверсантами, еще черт знает кем. Попали в колесо террора, который страшнее средневекового. Ввел в практику чудовищные пытки, в результате даже самые закаленные в борьбе с царизмом, с честью прошедшие каторгу, ссылки вынуждены сдаться. Предложил расследовать чинимые беззакония, наказать виновных, точнее, виновного, строго спросить за извращение линии партии.

Поинтересовался, как давно Ягода в тюрьме, сам в заключении с начала 1927 г., после завершения процесса над Пятаковым, Радеком, Сокольниковым[25]25
  Пятаков Г. Л., зам. председателя Госплана, зам. наркома тяжелой промышленности, зам. председателя ВСНХ. Расстрелян. Реабилитирован посмертно; Радек (Соболевский) С., секретарь Исполкома Коминтерна, приговорен к 10 годам заключения, погиб в тюрьме. Реабилитирован посмертно; Сокольников (Бриллиант) Г. Я., 1-й зам. наркома лесной промышленности, второй зам. наркома тяжелой промышленности, председатель нефтесиндиката. Убит сокамерниками в мае 1939 г. Амнистирован в 1988 г. за отсутствием состава преступления.


[Закрыть], обвиненных в диверсиях, измене Родине, убийстве видных политических деятелей. Признался, что его самое большое желание сместить Сталина с поста генсека, отправить подальше из столицы, поручить работу, не связанную с политикой.

Не отдыхая, продолжил клеймить:

– Коба слушал меня, набычившись, кусал черенок трубки. Когда заговорил, напомнил, что с приближением коммунизма обостряется классовая борьба, коварные враги распоясываются, переходят в наступление, следует их без жалости карать. Стало ясно, что с заседания не вернемся к семьям. По совету, вернее, приказу вождя создали специальную комиссию, которая приняла решение о нашем аресте. Пусть не покажется странным, но я простил голосовавших, они полностью зависят от Кобы, имея на то основания – опасаются оказаться на моем и Рыкова месте. Поверьте, но скоро Сталин с помощью пришедшего вам на смену Ежова затопчет любого, кто посмеет ему перечить, сомневаться в его гениальности. Захватив в преступных целях безграничную власть, считает, что ему все позволено. Присвоил право самолично решать чужие судьбы, в чем помогает новый нарком внутренних дел, который смотрит ему в рот, железной метлой расчищает путь к созданию тоталитарного государства…

Бухарин чувствовал себя перед единственным слушателем, как на многолюдном митинге. Не повышал голос, чтоб не привлечь внимание тюремщика за дверью. Говорил убедительно, логично, что прекрасно умел, будучи отличным оратором, пропагандистом. Если пребывая в полной изоляции разговаривал сам с собой, мысленно произносил обличительные речи в адрес того, кто бросил в застенок, то при встрече с Ягодой спешил высказаться.

– Некоронованный властелин Страны Советов карает и станет продолжать карать, если его вовремя не остановить. Государством правит не народ, как записано в Конституции, а мстительный, коварный Держиморда родом с Кавказа. Когда меня увозили из Кремля, гадливо вслед улыбался. Маниакально недоверчив, подозревает в нелояльности каждого, не доверяет даже личной охране, периодически убирает одних, на освободившиеся места ставит других. Вседозволенность позволила расправиться даже с ближайшими родственниками со стороны двух жен, смерть последней весьма странна, как и самоубийство Орджоникидзе – в печати причиной гибели назвали тяжелую болезнь, но, как знаете, это ложь. Когда я возмутился несанкционированными прокуратурой арестами, выносимыми особым порядком «тройками» приговорами, услышал: «Отошлю тебя в органы, там быстро отыщут у тебя факты преступлений». И угрозу выполнил…