Текст книги "Подонки истории. Самая зловещая тайна XX века"

Глава 2
Фальсификация Катынского дела немцами и поляками в 1943 г.

Напомню, что для немцев Катынское дело было решающим пропагандистским сражением войны, благодаря которому немцы объединяли вокруг себя Европу под знаменами борьбы с жидобольшевизмом. Показывая тогдашним европейцам трупы других европейцев – польских офицеров, немцы вкладывали в сознание жителей Европы страх того, что с ними будет, когда вслед за русскими казаками, английскими сипаями и американскими неграми в Европу ворвутся и русские, английские и американские евреи с местью за предвоенный европейский антисемитизм.

Поэтому немцы к этому делу подходили ответственно: им лично руководил Гитлер, Геббельс сам руководил кампанией прессы в освещении Катынского дела, Риббентроп руководил внешнеполитической стороной этого вопроса и, в частности, подбором за рубежом тех лиц, которых можно было пригласить оттуда на осмотр трупов. В их числе были и писатели, и журналисты, и судмедэксперты, и прочие, кто за деньги способен был написать для немцев в прессе нужный пропагандистский материал. Однако это были не просто желающие – специально оговаривалось, что это должны быть люди антибольшевистских или антисемитских убеждений[444]444


[Закрыть]1.

Но это одна сторона вопроса. Ненавистью к евреям подбор кадров не ограничивался – в Смоленске тщательно готовились и те, кому полагалось встречать делегации. Место, которое до прихода немцев в Смоленск было излюбленным местом гуляний смолян, было обнесено колючей проволокой, сделаны ворота. Помимо того, что его охраняла жандармская часть, укомплектованная поляками в немецкой форме, дополнительно были присланы и чисто немецкие жандармы[445]445


[Закрыть]2. В Катыни действовали немецкая рота пропаганды и специальные офицеры, к которым Геббельс предъявлял высокие требования. На уже упомянутых инструктажах он приказывал: «Международный Красный Крест, приглашенный не только нами, но и поляками, не может более уклоняться от этого приглашения, иначе мы обрушимся на Красный Крест. Мы должны принять его очень вежливо, безо всякой пропагандистской тенденции. Мы скажем: «Нам нужна правда!» Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими же должны быть и журналисты, которые будут при этом присутствовать. Министр, между прочим, считает целесообразным, чтобы присутствовал кто-то из круга министерской конференции, чтобы в случае возможного нежелательного для нас оборота дела можно было соответствующим образом вмешаться. Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии. Целесообразно было бы избрать одного человека от нас и одного от ОВК, которые уже теперь подготовили бы в Катыни своего рода поминутную программу»3.

Вы видите, что, будучи умным человеком, Геббельс не скрывал от подчиненных, что Катынское дело – это фальшивка. Не скрывал, чтобы позволить подчиненным действовать осмысленно, не заблуждаться и тем самым не допустить ошибки. Он прекрасно понимал, что «кадры решают все» (ему, кстати, принадлежат и слова: «Я не Сталин, но я им стану»), и требовал отобрать для Катыни самых умных офицеров и журналистов, дать им время на осмысление ситуации и на подготовку к тому, что нужно делать, если при раскопках все эти комиссии наткнутся «на вещи, которые не соответствуют нашей линии». А то, что там такие вещи есть, Геббельс, как видите, не сомневался. Главное было, чтобы на них не наткнулись. И заметьте, никакой самостоятельности для приезжающих комиссий не допускалось: программа их пребывания должна была быть расписана даже не по часам, а по минутам – посмотри на то, что тебе показывают «ловкие офицеры», и будь здоров!

Как вы помните из первой части этой книги, гестапо послало гонцов сообщить полякам армии Андерса о том, что польские офицеры расстреляны русскими, еще в декабре 1941 года. У нас обязан возникнуть вопрос: а почему немцы не раструбили об этом на весь мир уже тогда, в конце 1941-го? Причем если бригада Геббельса об этом факте молчит, то уж о следующем молчать не может.

Могилы с польскими офицерами немцы закопали так небрежно, что их даже зимой, в январе 1942 г., нашли поляки, служившие в немецкой армии4. Убедившись, что это могилы польских офицеров, поляки поставили на них кресты. Надо представить и обстановку в Катыни. Здесь дислоцировался штаб немецкой группы армий «Центр» и был построен командный пункт Гитлера на Восточном фронте. То есть район Катыни был перенасыщен немецкими войсками и штабными частями. И вот польские солдаты вермахта в начале 1942 г. сообщили о находке немецкому командованию. И что? Ничего! Польский геббельсовец Ч. Мадайчик пишет о немцах, что «они не проявили к этому особого интереса»5. А почему? У них что, все Министерство пропаганды в декретный отпуск ушло во главе с Геббельсом? С 5 декабря 1941 г. по 20 августа 1942 г. как раз на группу армий «Центр» шли непрерывные атаки советских войск. Гитлер дал войскам группы «Центр» приказ «Ни шагу назад!», названный самими немцами «Стоп-приказом». 15 января 1942 г. Гитлер снял за отступление командующего 9-й армией генерал-полковника Штрауса. Кейтель об этой страшной зиме пишет: «…Катастрофы удалось избежать только благодаря силе воли, настойчивости и беспощадной твердости Гитлера. Если бы продуманный план поэтапного отступления в том виде, в каком его желала осуществить в своем узколобом, эгоистическом и диктуемом бедственной ситуацией ослеплении тяжко теснимая и страдающая от жутких холодов (этой причины апатии) группа армий «Центр», не был перечеркнут неумолимым, бескомпромиссным противодействием и железной энергией фюрера, германскую армию в 1941 г. неизбежно постигла бы судьба наполеоновской армии 1812 г. Это я как свидетель и участник событий тех страшных недель должен сказать совершенно определенно! Все тяжелое оружие, все танки и все моторизованные средства остались бы на поле боя. Сознавая возникшую таким образом собственную беззащитность, войска лишились бы также ручного оружия и, имея за своей спиной безжалостного преследователя, побежали бы.

…К началу января 1942 г. на всем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск и создать более или менее упорядоченный фронт обороны. Ни о каком зимнем покое не могло быть и речи. Русские проявляли себя крайне активно и переходили в наступление во многих местах чрезвычайно ослабленного потерями и удерживаемого чуть ли не одними боевыми охранениями, растянувшегося тонкой линией фронта. Инициатива находилась в руках врага – мы были вынуждены перейти к обороне и расплачивались за это ощутимыми потерями.

…Сухопутные войска потеряли за первые месяцы зимы более 100 тыс. человек, в декабре 1941 г. и начале 1942 г. – вдвое больше. Армия резерва отдала всех новобранцев, включая контингент 1922 г. рождения»6.

Отступление немцев от Москвы, зима 1941/42 гг.

И немцам, чтобы усилить стойкость своих солдат в этой ужасной для них обстановке, не потребовался устрашающий пример того, что русские делают со взятыми в плен?!

Причина молчания немцев единственна, и она, разумеется, в другом. Если немцам в январе 1942 г. закричать, что русские расстреляли поляков, то придется тут же раскрыть могилы. А польских офицеров немцы расстреляли осенью 41-го, тела лежали в могилах только 3—4 зимних месяца, они сохранились как в морге. Они никак не были похожи на тела, которые лежали в могиле с мая 1940 г., т. е. два лета. Никто бы не поверил, что они лежат так долго. Вот это единственная причина, почему немцы в Катыни спотыкались о кресты, поставленные на могилах польских офицеров, но до весны 1943 г. ни звука не испустили по этому поводу. Но это, разумеется, и неопровержимое доказательство того, что поляков в Катыни расстреляли немцы, настолько неопровержимое, что нынешние геббельсовцы предпочитают о нем молчать либо лепетать нечто идиотское, типа лепета Ч. Мадайчика про отсутствие у немцев «интереса».

Но вот с начала весны 1943 г. в Катыни начинается работа комиссии под председательством немецкого профессора Г. Бутца. Специалист он замечательный: его не только ценил доктор Геббельс и гестапо, о нем высоко отзывается и весь нынешний состав бригады Геббельса. Вместе с ним работали столь же высокопрофессиональные специалисты судебной медицины из всех вассальных Германии стран, а также из Испании и Швейцарии, тщательно отобранные Риббентропом по принципу наличия антисемитских взглядов.

Правда, немцы не всегда церемонились. Среди членов геббельсовской комиссии был чехословацкий профессор судебной медицины Ф. Гаек, и он так описывал в 1952 году принцип формирования комиссии: «Тогдашнее Министерство внутренних дел протектората передало мне приказ гитлеровских оккупантов направиться в Катынский лес, указывая при этом, что если я не поеду и сошлюсь на болезнь (что я и делал), то мой поступок будет рассматриваться как саботаж и в лучшем случае я буду арестован и отправлен в концентрационный лагерь». Строга была бригада Геббельса. И вот эта «международная комиссия» с угрозой концентрационного лагеря «в лучшем случае» приступила к написанию отчета со «своими» выводами по Катынскому делу. «Небезынтересно, – пишет Гаек, – происходило также составление тогдашнего отчета с подписями судебно-медицинских экспертов из оккупированных европейских стран. Некоторые не владели в такой степени немецким языком, чтобы суметь написать научный отчет. Написал его и стилизировал немецкий врач из Бреславля Бутц…»7.

Не менее интересно происходило и подписание отчета, о чем свидетельствует уже другой член международной комиссии, болгарский судмедэксперт Марко Марков. Утром 1 мая 1943 года международная комиссия, побыв в Катыни 2 дня и вскрыв 9 трупов, вылетела обратно, но вместо Берлина самолет неожиданно приземлился на глухом уединенном аэродроме. «Аэродром был явно военным, – рассказал доктор Марков. – Там мы обедали, и сразу после обеда нам предложили подписать экземпляры протокола. Нам предложили их подписать именно здесь, на этом изолированном аэродроме!»8.

Правда, нынешняя бригада Геббельса этим членам международной комиссии уже категорически не верит. Вот, к примеру, Мадайчик пишет: «…правдоподобность изменения мнения М. Маркова умаляет тот факт, что в 1944 году он вошел в конфликт с болгарской народной властью, был арестован и должен был идти под суд «за участие в провокационном катынском деле». Но после того как он поставил под сомнение свою подпись под протоколом международной медицинской комиссии, его освободили»9.

Правдоподобность повествования самого Мадайчика сильно умаляют следующие факты.

Во-первых. Помимо общего протокола каждый член комиссии писал свое собственное заключение на родном языке. Марков в этом заключении не сделал выводов о том, что поляки убиты в 1940 году, и, несмотря на то, что впоследствии немцы сильно на них настаивали, он не сделал их и впоследствии.

Во-вторых. По этой причине «народная власть» не могла иметь претензий к Маркову, и он сам явился в софийский суд с заявлением о Катынском деле в январе 1945 года, когда в Болгарии была власть многопартийного Отечественного фронта. Коммунисты пришли к власти в Болгарии только в 1946 году.

А профессор Гаек выпустил в Праге брошюру «Катынские доказательства» в 1945 году, в правление чешского аналога польского Сикорского, но только более умного – Бенеша. В Чехословакии, кстати, в это время находились не только советские войска, но и американские, причем наши покинули Чехословакию раньше американцев.

Итак, эта комиссия подготовила рукой Бутца акт и подписала его на неизвестном аэродроме. На основании этого акта немцы опубликовали в 1943 г. в своей прессе «Официальный материал…», от которого нынешняя бригада Геббельса в восторге. «Проводимые с немецкой дотошностью эксгумационные работы…»10 – хвалят геббельсовцы профессора Г. Бутца, нимало не смущаясь, что медицинские выводы Бутца были сделаны на основе околонаучного бреда, о чем геббельсовцы нам через 200 страниц тоже сообщают: «Предложенный венгерским профессором Ф. Оршосом метод псевдокаллуса (датировка по солевым отложениям на внутренней поверхности черепа) не нашел достаточного последующего подтверждения медицинской практикой»11.

Противопоставляя эту замечательную по своей научной бредовости работу тому, что впоследствии расследовала в Катыни советская комиссия под руководством академика Бурденко, «эксперты» прокурорской части геббельсовцев так оценивают изделие Г. Бутца: «1. «Официальный материал…» имеет вполне ясную структуру изложения и фактически приводит относительно полные данные о характере тех действий, которые были осуществлены в ходе эксгумации в апреле – июне 1943 г., дает протокол исследования массовых могил и выводы экспертизы, которые подписали участники международной комиссии врачей»12.

А польские профессора различных наук, которые провели «экспертизу» заключения комиссии Бурденко и нашли его фальшивым13, даже и в мыслях не держали проанализировать на этот счет и «Официальный материал…» немцев – как можно! Жена Цезаря – вне подозрений!

Все «расследование» немцев, помимо бредовых медицинских выводов, было построено на сборе у трупов документов и утверждении, что среди этих документов нет бумаг с датами позже мая 1940 г. Эти бумаги то ли в 9, то ли в 14 ящиках числом 3184 единицы перевозились на двух грузовиках14. Поскольку исполнены катынские документы были на польском и русском языках, то наверняка немцы где-нибудь какую-нибудь дату упустили и мы можем немцев уличить, если посмотрим эти документы заново. Черта с два!

При наступлении советских войск немцы эти документы перевезли из Кракова под Дрезден, а когда стало ясно, что поражение Германии неминуемо, как пишет известный геббельсовец Ч. Мадайчик, «здесь начальник железнодорожной станции при приближении советских войск сжег в соответствии с распоряжением документы»15. Как вам это нравится? Бригада Геббельса пытается сделать вид, что ничего особого не произошло – дескать, это обычное дело, когда подсудимый уничтожает оправдывающие его документы. И те читатели, кто с этим согласен, может идти в посольство Польши и требовать себе польский паспорт – он поляк! Я же до такого состояния еще не дошел и утверждаю, что немцы сожгли эти документы именно потому, что в них содержалось доказательство их вины. И этих доказательств было много.

К примеру. Фотокопии части найденных в могилах документов немцы опубликовали в 1943 г. в книге «Официальные материалы о массовом убийстве в Катыни». До захвата советских архивов геббельсовцами в 1991 г. директором Центрального государственного особого архива СССР, в котором хранились документы на польских военнопленных, был В.Н. Прибытков. И он пишет об этих «Официальных материалах…» немцев:

«…Решающий документ, приведенный в книге, представляет собой свидетельство о гражданстве, выданное капитану Стефану Альфреду Козлинскому в Варшаве 20 октября 1941 г. (с. 330). То есть этот документ, содержащийся в официальном немецком издании и извлеченный из катынской могилы, полностью перечеркивает версию гитлеровцев о том, что расстрелы были произведены весной 1940 г., и показывает, что расстрелы производились после 20 октября 1941 г., то есть немцами»16.

Немцы имеют репутацию людей, которые все делают очень тщательно, и если уж у них подобные документы попали даже в итоговые «Официальные материалы…», то сколько же их было в этих 14 сожженных ящиках?

Ну хорошо, вещественные доказательства немцы уничтожили, но ведь еще остался профессор Бутц. Он-то после войны что показал о расследовании дела, которое возглавлял? Нынешние геббельсовцы об этом молчат, даже не обращают внимания на своего старого брехуна Л. Ежевского, который по обыкновению врет, что Бутц, дескать, погиб под бомбежками авиации союзников17. Поскольку польский историк Ромуальд Святек этот вопрос высветил: профессора Бутца убили не союзники, а сами немцы в 1944 г.18. А это как вам нравится? Вещественные доказательства уничтожили, главного свидетеля – убили!

В 1943 г. в Катыни по принуждению немцев давали лживые «свидетельские» показания приезжающим «международным комиссиям» Годезов и Сильвестров. Интересно, а какие показания они дали после освобождения Смоленска? Никаких. Юстиции подполковник Яблоков в этом случае лапидарен: «Как показало расследование, Годезов и Сильвестров внезапно умерли в 1943 г.»19. И все. Как вы понимаете, если бы им помог умереть НКВД, то Яблоков употребил бы для воплей все свое косноязычие. А тут молчит. Не хочет порадовать нас подвигами гестапо.

Ну ладно, главного свидетеля фальсификации Г. Бутца и часть местных свидетелей геббельсовцы убрали. Но ведь были и еще лжесвидетели: 73-летний П. Киселев и 28-летний И. Кривозерцев. В 1943 г. в Катыни эти свидетели тоже рассказывали различным немецким «полуответственным» комиссиям, как НКВД расстреливал поляков. Когда наши войска освободили Смоленск, Киселев явился в НКВД и повинился в том, как не устоял перед гестапо и оклеветал Родину. А Кривозерцев сбежал с немцами, т. е. остался тверд в своих показаниях. Неплохо было бы послушать его послевоенные рассказы. Не получится. Следователь ГВП подполковник А. Яблоков так об этом сообщает: «Именно так поступили с важнейшим свидетелем Иваном Кривозерцевым (псевдоним – Михаил Лобода), который дал немцам показания о том, что в Катынском лесу сотрудники НКВД расстреляли польских военнопленных, и указал места их захоронения. Как было установлено, осенью 1946 г. в составе 2-го танкового корпуса Кривозерцев прибыл в Великобританию. В октябре 1948 г. британские власти в ответ на запросы польской армейской разведки сообщили, что Кривозерцев умер в 1947 г., но отказались сообщить подробности. Ходили слухи, что Кривозерцев повешен или сам покончил жизнь самоубийством»20.

Предварительно замечу, что, по словам тех, кто знал Яблокова по работе в ГВП, этот подполковник крайне туп и косноязычен. Поэтому, хотя он и ссылается, что приведенные им факты занесены в тома 2/54 и 25-й уголовного дела № 159, но нельзя гарантировать, что они занесены именно так. По Яблокову, получается, что Кривозерцев боролся с фашизмом в рядах британской армии, а потом какая-то польская армейская разведка захотела с ним переговорить. (Интересно, сообщил ли начальник этой армейской разведки польскому Генштабу, что он вошел в контакт с британским правительством, или, по мнению Яблокова, это излишне?) И, как видите, Главная военная прокуратура убеждена, что ее дело № 159 рассматривать будут либо идиоты, верящие, что у каждого русского крестьянина, кроме имени, отчества и фамилии, был еще и запасной паспорт с псевдонимом, либо подонки, которые будут делать вид, что вот эта яблоковская галиматья  – это и есть то, что называют расследованием уголовного дела.

Упомянутый мною геббельсовец Леопольд Ежевский не знал, что Яблоков о Кривозерцеве будет брехать именно так, поэтому и написал, как происходило дело. Кривозерцев удирал с немцами и сдался американцам, те, вместо того, чтобы выдать его СССР, переправили его в Италию во 2-й польский корпус армии Андерса, поляки сделали ему фальшивый паспорт на украинскую фамилию Лобода и вывезли с собою в Лондон. И вот когда это обнаружилось, Кривозерцева и нашли повешенным21. Как видите, не только немцы уничтожали свидетелей фальсификации, но и поляки. Кстати, все свидетели Катынского дела, кем бы они при немцах ни служили, попав в руки советского правосудия, остались в живых. Бургомистр Смоленска Меньшагин, повторю, умер в глубокой старости в возрасте 82 лет, находясь на полном пансионе в доме престарелых.

Но продолжим проскрипционный список бригады Геббельса.

Хотя со временем становится лучше видно, но со временем и многое забывается. В этом плане о фальсификации немцами и поляками Катынского дела нам многое могли бы рассказать тогдашние прокуроры. К примеру, советский прокурор, который должен был представить это дело суду на Нюрнбергском процессе, помощник советского обвинителя Николай Димитрович Зоря. Но в ходе этого процесса, 22 мая 1946 г., Н. Зоря в Нюрнберге был найден убитым в своем номере гостиницы. Расследование его смерти привело следователей к выводу, что причиной было «неосторожное обращение с оружием»22.

Сын его, Ю.Н. Зоря, к старости стал передовиком бригады Геббельса, он один из «экспертов» прокурорской ее части. Я с ним беседовал, и, когда он мне сказал, что уверен в том, что его отца убил в Нюрнберге НКВД по приказу Берии, мне стало его просто жаль, несмотря на естественное отвращение к геббельсовцу, – нельзя же быть таким идиотом!

Ведь даже самоубийство помощника главного советского обвинителя Нюрнбергского процесса – это страшнейший скандал, это дискредитация и советского обвинения на процессе, и СССР! Кто бы в СССР такое разрешил?! Если бы Н. Зорю хотели убрать, его бы просто отозвали в Москву, скажем, «за новыми доказательствами», там осудили и если требовалось – расстреляли.

Вот, к примеру, А. Яблоков плачет о судьбе своего брата по совести и чести, одного из тогдашних «генералов калугиных», собравшегося сдать американцам советских разведчиков.

«Тех же сотрудников НКВД, которые не сумели сохранить тайну, безжалостно уничтожали. В ходе расследования было поднято архивное уголовное дело в отношении В.Д. Миронова. Миронов, как и майор госбезопасности В.М. Зарубин, являлся кадровым сотрудником Первого управления НКГБ СССР. В 1939—1940 гг. подобно тому, как Зарубин в Козельском лагере, он работал в Старобельском лагере. Оба они среди польских военнопленных вербовали агентуру для нужд внешней и внутренней разведки. В 1941—1944 гг. оба работали в США, где Миронов, заподозрив Зарубина в связи с иностранной разведкой, сообщил

об этом своему руководству, после чего был отозван из США и приговорен к пяти годам лишения свободы.

Для организации побега из заключения Миронов решил прибегнуть к помощи американского посольства в Москве, пообещав в обмен на свое освобождение выдать совершенно секретные сведения о польской и советской агентуре в США и другие государственные тайны. В Бутырской тюрьме он познакомился с бывшим польским офицером А.М. Калиньским, которому рассказал о себе и своей работе, сообщив, что большинство польских военнопленных в Катынском лесу расстреляло НКВД и что из их числа была завербована агентура для работы в США, которая ему известна. Он просил Калиньского передать после освобождения письмо в посольство США. Калиньский отнес это письмо администрации тюрьмы. Миронов согласно статьям 58-1 «а» и 58—10 УК РСФСР за измену Родине был на основании постановления Особого совещания от 28 июля 1945 г. расстрелян. Разумеется, история Миронова была скорее исключением, чем правилом»23.

(Я понимаю, что вы не поняли, почему посадили доносчика Миронова, только впоследствии оказавшегося подонком-предателем. Я тоже не понял, но не удивляюсь, поскольку для работы в Генеральной прокуратуре России нынче нужна только подлость, умственные способности излишни.)

Вот случай, казалось бы, аналогичный случаю с Н. Зорей – некто за рубежом предал. Причем такая мелкая сошка, что ее смерть заметили бы только в тогдашнем ЦРУ США. Но ведь и Миронова не убивают и не инсценируют ему самоубийства – его отзывают в Москву. Как же могли убить Н. Зорю, если его портреты тогда печатали все газеты мира? Бред!

Однако по мере того, как я просматривал все, что мне попадалось по Катынскому делу, у меня начало возникать подозрение в том, что нашего прокурора в Нюрнберге действительно могли убить. Но кто? Тот, у кого был мотив, но не было возможности убрать Н. Зорю с процесса иным способом, нежели убийство.

Дело в том, что в 1946 г. было два правительства Польши – одно законное, находящееся в Варшаве, и одно самочинное, подкармливаемое англичанами в Лондоне по случаю начала «холодной войны» с СССР. Первое правительство имело на Нюрнбергском процессе свою официальную и признанную Трибуналом делегацию. Второе, естественно, не имело. И тогда лондонские поляки сварганили очень обширный документ: «Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу: факты и документы» и через английского обвинителя попытались протолкнуть его в трибунал24. Но в трибунале Катынским делом занимался Н. Зоря, следовательно, этим документом должен был заняться он.

А у польской шляхты специфические особенности ума, и ей, главное, надо не мешать говорить. Поскольку шляхта живет в своем мире, она плохо понимает, что говорит и как это воспринимается. Ведь мой «Катынский детектив» вызвал в Польше столько злобы не потому, что я нашел какие-то новые факты, а потому, что я проанализировал факты, собранные самой шляхтой.

Отсюда возникает такая версия убийства Н. Зори. Остальные прокуроры Трибунала на этот документ лондонских поляков не обратили внимания, а Н. Зоря обязан был его проанализировать. И если он был неплохим юристом, то, судя по всему, он мог найти в нем прямо противоположное тому, что хотела шляхта, – он мог найти в нем неопровержимые доказательства, что Катынское дело сфабриковано немцами. Он мог по наивности сообщить это британскому прокурору Х. Шоукроссу, а тот – полякам. И у поляков появлялась необходимость не дать Зоре выступить на трибунале с анализом их галиматьи. Но как они могли это сделать иначе, нежели убить его? То есть мотив убийства Н. Зори был только у лондонских поляков. И даты хорошо совпадают: в апреле произведение лондонских поляков издается в Лондоне, потом передается в Нюрнберг, а 27 мая гибнет Н. Зоря.

Еще один довод в пользу этой версии. Упомянутое произведение «Отчет о кровавом убийстве…» специальный комитет лондонских поляков стряпал больше года, но сегодняшние геббельсовцы о нем молчат. И я бы о нем ничего не знал, если бы геббельсовцам не потребовалось обругать обвинителя от СССР Р. Руденко за то, что он не дал защитнику адмирала Дёница на трибунале этот шедевр огласить25.

Таким образом, версия убийства Н. Зори поляками – единственная, которая имеет обоснованный мотив, но, может быть, и не стоило бы уделять ей внимание, если бы Н. Зоря был единственным убитым прокурором Катынского дела.

Нынешние геббельсовцы убийство еще одного прокурора излагают так. «Планируемая комиссией Вышинского «подготовка польских свидетелей и их показаний» встретила на своем пути значительные затруднения. Прокурору специального уголовного суда в Кракове Р. Мартини было поручено соответствующее задание. В ответ на его запрос в декабре 1945 г. он получил письменную экспертизу немецкого заключения, подписанную судебно-медицинскими экспертами профессорами Я.С. Ольбрахтом и с. Сегалевичем. Тщательно рассмотрев текст, они указали на его пробелы, ошибки и неточности, некоторые выводы назвали недостаточно доказанными. С одной стороны, они посчитали излишней немецкую обстоятельность (химический анализ под микроскопом, фотографирование в инфракрасных лучах и т. п.), а с другой – слишком кратким срок в 67 дней. Выводы членов международной комиссии были оценены как неполные и расходящиеся друг с другом. И уж совсем невыигрышным для использования в целях подкрепления выводов комиссии Бурденко было утверждение, что датировка убийства невозможна ни на основании судебно-медицинской экспертизы, ни при помощи анализа документов, которые легко подделать. Дальнейшие действия Р. Мартини невозможно предугадать, как и установить результаты его расследования. Однако точно известно, что через пять дней после заседания комиссии Вышинского и поручения готовить польских свидетелей и показания для Нюрнберга Р. Мартини был убит в своей квартире. Показания с членов Технической комиссии ПКК стал снимать генеральный прокурор Е. Савицкий. Эта его работа не привела к решению поставленной задачи»26.

Итак, переведем написанное геббельсовцами на понятный язык. Оказывается, в плане подготовки к рассмотрению Катынского дела на Международном военном трибунале в Нюрнберге польский прокурор Р. Мартини должен был найти свидетелей преступления немцев. Таких еще было много. Когда в 1941 г. немцы захватили советские лагеря с польскими военнопленными офицерами, то не все офицеры стали радостно ждать немецкого плена. Часть, желающая сражаться, бежала, часть ушла с охраной этих лагерей. В основном это были польские офицеры-евреи, над которыми поляки, кстати, и в советских лагерях издевались, называя, в частности, «курлаями»27. И эти польские офицеры-евреи в 1946 г. еще не успели все выехать из Польши, поскольку еврейский погром в Кракове, в ходе которого поляками был убит, по советским данным, 291 еврей, а по израильским  – около 1000, прошел только осенью 1945 г.28. Кроме офицеров-евреев, были и офицеры-поляки, ушедшие из катынских лагерей. Такие свидетели на Нюрнбергском процессе имели бы, безусловно, огромное значение. А в том, что поляков убили немцы, Р. Мартини, как вы видели, не сомневался – профессора Ольбрахт и Сегалевич доказали, что заключение комиссии Бутца  – это бред.

Однако Мартини не успел подготовить свидетелей, поскольку, как сообщают нам геббельсовцы, прилетели какие-то неизвестные геббельсовцам марсиане и убили прокурора Мартини, а заменившему его прокурору Савицкому приказали снимать никому не нужные показания с членов Польского Красного Креста, от которых обвинению заведомо толку было, как от козла молока. Таким образом, убив Мартини, марсиане не дали Польше выступить с обвинением в Нюрнберге.

Осталось выяснить, кем были эти марсиане. Когда советские войска освободили Польшу, то часть Армии Крайовой влилась в Войско Польское и сумела хотя бы так послужить Польше. А часть осталась верной польскому правительству в эмиграции – осталась на нелегальном положении и сохранила с ним связь. Убил Мартини 30 марта 1946 г. солдат 16-й роты группы «Жильберт» именно этой части АК. Этот солдат с 1945 г. легально работал милиционером29. Было ему 19 лет, звали его с. Любич-Врублевский. Врублевский убил прокурора в паре со своей подружкой 17-летней И. Слапянкой30. (Это к вопросу, зачем поляки возили детей показывать черепа в разрытых могилах под Харьковом.) Интересно и то, насколько сильны были тогда банды АК. Убийцы пытались выдать свое преступление за убийство с целью ограбления, когда через неделю их все же поймали, а через несколько дней сторонники АК дали Врублевскому бежать из тюрьмы Кракова. На свободе Врублевский сколотил свою собственную банду АК и был снова пойман только в декабре 1946 г.31.