Текст книги "Подонки истории. Самая зловещая тайна XX века"

Были изучены аргументы и выводы комиссии Н.Н. Бурденко относительно сроков и виновников расстрела польских военнопленных, утверждения о содержании польских офицеров до сентября 1941 г. включительно в трех лагерях (№ 1-ОН, № 2-ОН, № 3-ОН) с использованием на дорожно-строительных работах, о проведении расстрелов «немецким военным учреждением, скрывающимся под условным наименованием «штаб 537-го строительного батальона» во главе с обер-лейтенантом Арнесом», о количестве трупов в захоронении, якобы достигавшем 11 тыс., и др.

Не являясь специалистами в области судебно-медицинской экспертизы, занимавшей существенное место в «Сообщении Специальной комиссии…», авторы польской экспертизы сосредоточили внимание на анализе подбора и показаний свидетелей. Подбор свидетелей вызвал большие нарекания: в их числе не было ни одного польского офицера из каких-либо лагерей (группа вывезенных в Павлищев Бор – Грязовец осталась в живых), не были сняты показания с сотрудников НКВД из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей, а также лагерей № 1-ОН, № 2-ОН, № 3-ОН, кроме никому не известного майора Ветошникова, показания которого вызвали большие сомнения.

Не внушило доверия утверждение об использовании офицеров всех рангов, в том числе отставников-инвалидов, на строительно-дорожных работах, в то время как в других офицерских лагерях (Павлищев Бор, Грязовец, Козельск-2) такой общей повинности не было, работа была добровольной. Отмечалось отсутствие вразумительного объяснения, почему офицеры весной 1940 г. выгружались на станции Гнездово (в 3 км от места казни в Катынском лесу). На основе тщательного анализа линии перемещения фронта и обстоятельств взятия г. Смоленска польская экспертиза оценила как путаную и противоречивую, «абсолютно неправдоподобную» версию о невозможности эвакуации лагерей, об их переходе в руки немцев без попыток самоосвобождения, бегства, возвращения на Родину. Само существование указанных лагерей «особого назначения», подчеркивали авторы экспертизы, не было доказано, поскольку полностью отсутствовала конкретная информация об их размещении, после войны не было попыток их продемонстрировать или представить какие-либо документы, подтверждающие их наличие.

Показания свидетелей о времени расстрела были охарактеризованы как отнюдь не вносящие ясности (август, август – сентябрь, конец сентября 1941 г.), было отмечено, что в итоговых документах комиссии Н.Н. Бурденко оно определялось также неоднозначно: в «Сообщении Специальной комиссии…» как осень 1941 г., в судебно-медицинской экспертизе – как время «между сентябрем – декабрем 1941 года», без достаточного обоснования любой из этих дат. Советский свидетель на Нюрнбергском процессе Б.В. Базилевский назвал сентябрь 1941 г. сроком завершения расстрелов. Польские эксперты высказали предположение: произвольное смещение времени расстрелов было вызвано наличием теплой зимней одежды на трупах, что в январе 1944 года было замечено западными корреспондентами и вызвало стремление исключить август.

Польская экспертиза установила, что оснований для версии о нахождении в могилах 11 000 трупов комиссия Н.Н. Бурденко не имела. Было извлечено лишь 925 ранее обследованных трупов. Судя по обозначенным в «Сообщении Специальной комиссии…» размерам могил, была дана лишь общая локализация участка захоронения, могилы не вскрывались до дна. Никакие новые могилы найдены не были. Новые личные документы не были обнаружены. Таким образом, могила № 8, где эксгумация была комиссией ПКК приостановлена, не исследовалась до конца.

По мнению польских экспертов, реальных оснований для увеличения показателя количества трупов с 4151 до 11 000 не было. Оно понадобилось для косвенного утверждения, что в Катынском лесу захоронены польские военнопленные, содержавшиеся не только в Козельском, но и в Старобельском и Осташковском лагерях. Было обращено внимание на то, что попытки продолжить идентификацию не предпринимались, наличие металлических жетонов на трупах – результат предпринятой ранее идентификации – было полностью проигнорировано.

Польская экспертиза 1988 г. констатировала, что детальный анализ содержащегося в «Сообщении Специальной комиссии…» утверждения о непосредственных виновниках расстрела в Катынском лесу и его рассмотрения в ходе Нюрнбергского процесса убедительно установили необоснованность версии о вине обер-лейтенанта Ф. Аренса (а не Арнеса) и руководимого им подразделения (537-го полка связи, а не стройбата). Ф. Аренс возглавил полк лишь в ноябре 1941 г. Польская экспертиза констатировала, что в Нюрнберге не получила подтверждение и версия о возможной ответственности за массовое убийство в Катыни оперативной группы «Б». В результате, несмотря на признание в приговоре Международного трибунала Германии виновной в преступлениях в отношении пленных, Катынское дело ей инкриминировано не было.

Польские эксперты отметили применявшийся в «Сообщении Специальной комиссии…» прием – обвинение немцев в фальсифицировании свидетельских показаний и повторные допросы оставшихся в живых находившихся на месте после освобождения Смоленской области свидетелей. Однако сравнения показаний они не проводили.

Эксперты высказались по поводу вещественных доказательств и их использования.

В связи с тем, что в «Сообщении Специальной комиссии…» содержалось утверждение об изъятии, уничтожении, замене немцами найденных на трупах документов, которое было направлено на отрицание доказательности материалов, свидетельствовавших в пользу весны 1940 г. как даты расстрела, польские эксперты сформулировали мнение, что состояние эксгумированной Технической комиссией Польского Красного Креста массы трупов, их слепленность противоречат этой версии, поскольку невозможно полностью фальсифицировать документы тысяч жертв.

В «Экспертизе…» был поставлен вопрос о подлинности сохранившихся вещественных доказательств (всего было собрано 3194 документа, а также большое количество советских газет, датированных весной 1940 г., и, хотя ящики с ними были уничтожены, имеются детальные протоколы с описаниями вещдоков). Был проведен анализ ряда дневников и записей и установлена их подлинность. Эксперты признали установленной подлинность перечня фамилий идентифицированных жертв, несмотря на отдельные ошибки и фальсификации, подтвердили наличие в катынском захоронении трупов офицеров из Козельского лагеря.

Из приводимых в «Сообщении Специальной комиссии…» девяти вещественных доказательств, найденных на шести трупах из первой сотни, которые должны были подтвердить вину немцев при помощи датировки, польские эксперты однозначно отвергли неотправленную открытку. Было отмечено, что некие якобы использованные комиссией Н.Н. Бурденко документы (по показаниям В.И. Прозоровского в Нюрнберге), равно как и результаты патологоанатомических исследований, о проведении которых информировало «Сообщение Специальной комиссии…», никогда не были описаны, опубликованы или представлены польской стороне. Был поставлен вопрос о необходимости соотнести выводы судебно-медицинской экспертизы этой комиссии с выводами экспертизы Технической комиссии Польского Красного Креста.

Польская экспертиза доказательно выявила неубедительность аргументации, многочисленные пустоты, умолчания и недоговоренности, натяжки, неточности, внутренние противоречия и недостоверность выводов сообщения комиссии Н.Н. Бурденко. Советская часть двусторонней комиссии признала обоснованность его критики. Бесспорна состоятельность оценок этой экспертизы как подлинно научного исследования, вносящего важный вклад в выяснение судеб польских военнопленных и ставящего вопрос о необходимости выявления новых официальных советских документов, способных пролить свет на эти судьбы (Б.А. Топорнин, А.М. Яковлев, И.С. Ямборовская, В.С. Парсаданова, Ю.Н. Зоря, Л.В. Беляев)9.

* * *

Академическая часть бригады Геббельса. 22 сентября 1943 г., за три дня до освобождения Смоленска, начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров обратился к кандидату в члены Политбюро ЦК ВКП(б), начальнику Главного политического управления Красной Армии А.С. Щербакову с предложением своевременно создать комиссию в составе представителей от Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний (ЧГК) и следственных органов и направить ее в район военных действий. Члены Комиссии должны были войти вслед за нашими войсками в Катынь, организовать охрану могил, собрать необходимые материалы, опросить свидетелей и т. д. Опубликование «хорошо подготовленных материалов», разоблачающих немцев, имело бы весьма большое политическое значение, считал начальник УПА.

Идея пришлась по душе сталинскому руководству. После освобождения Смоленска в Катынь сразу же выехала большая группа оперативных работников и следователей центрального аппарата НКВД и НКГБ. Совместно с сотрудниками УНКВД по Смоленской области они в обстановке строжайшей секретности приступили к подготовке фальсифицированных «доказательств» ответственности германских властей за расстрел польских офицеров и к уничтожению всех свидетельств вины НКВД СССР. Оперативники огородили место массовых захоронений, задержали многих работавших при немцах в Смоленске и близлежащих к Катынскому лесу деревнях людей. За сотрудничество с оккупантами арестованные подпадали под действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г., который предусматривал высшую меру наказания – смерть через повешение. Естественно, на допросах они быстро давали согласие говорить все, что им было велено людьми В.Н. Меркулова в период «работы» со «свидетелями», лишь бы им простили их вину. С 5 октября 1943 г. по 10 января 1944 г. следователи допросили 95 человек, «проверили» (вернее, инспирировали) 17 заявлений в ЧГК.

Была составлена «Справка о результатах предварительного расследования так называемого Катынского дела и дополнения к ней, призванные служить основой для сообщения официальной комиссии. Эти документы подписали нарком госбезопасности В.Н. Меркулов и зам. наркома внутренних дел С.Н. Круглов.

Следователи Главной военной прокуратуры (ГВП) Российской Федерации в начале 90-х гг. самым тщательным образом изучили методы проведения предварительного расследования, предшествовавшие работе Комиссии Н.Н. Бурденко. Они доказали, что прибывшие из Москвы оперативники изготовили поддельные документы с более поздними датами, подложили их в извлеченные из могил останки, а также подготовили лжесвидетелей. Следователь ГВП А. Яблоков и ее эксперт И. Яжборовская писали в одной из своих статей: «В работе со свидетелями НКВД применялась жесткая, изощренная и избирательная практика запугивания и принуждения к даче ложных показаний, направленная на получение нужных показаний как от тех свидетелей, которые знали истинных виновников смерти поляков, так и от лиц, которые об этом ничего не слышали». Многие из людей, дававших показания в ходе этого «предварительного расследования», а затем и перед Комиссией Бурденко, будучи допрошены следователями ГВП, отказались от своих показаний, сообщив, что их принудили к ним.

Лишь после того, как дело было подготовлено работниками НКГБ и НКВД, 12 января 1944 г. ЧГК постановлением № 23 создала «Специальную комиссию по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров». По свидетельству наркома просвещения В.П. Потемкина, состав Комиссии был определен правительством. Ее состав должен был дать «гарантию общественному мнению полной беспристрастности, пожалуй, полной широты», – заявил на ее первом заседании Потемкин.

Председателем Комиссии был назначен член ЧГК, главный хирург Красной Армии, академик Николай Нилович Бурденко. По всей видимости, его назначение было связано с письмом, с которым выдающийся нейрохирург обратился 2 сентября 1943 г. к В.М. Молотову (см. № 201). Бурденко сообщил наркому иностранных дел, что методы расстрела советских граждан в Орле были идентичны способу казни польских офицеров. Высказывания Н.Н. Бурденко в ходе заседаний Специальной комиссии свидетельствуют о его искренней вере в то, что катынское преступление было совершено именно гитлеровцами.

В качестве членов Специальной комиссии были назначены: член ЧГК, академик, известный писатель А.Н. Толстой; член ЧГК, митрополит Киевский и Галицкий, экзарх Украины, высокопреосвященный Николай; председатель Всеславянского комитета генерал-лейтенант А.С. Гундоров; председатель Исполнительного Комитета Советских обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (СОКК и КП) профессор С.А. Колесников; нарком просвещения академик В.П. Потемкин; начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал-полковник медицинской службы Е.И. Смирнов; председатель Смоленского облисполкома Р.Е. Мельников.

На первом заседании Специальной комиссии, проходившем 13 января в здании Нейрохирургического института в Москве, были утверждены начальник отдела ЧГК В.Н. Макаров – в качестве секретаря, В.И. Прозоровский, В.М. Смольянинов, П.С. Семеновский, М.Д. Швайкова, Д.Н. Выропаев – в качестве судебно-медицинских экспертов.

В повестке первого заседания значились и два выступления – Н.Н. Бурденко и первого заместителя наркома внутренних дел С.Н. Круглова. Председатель Специальной комиссии рассказал, что, будучи в Орле, он узнал от свидетеля, как немцы клали на землю советских граждан, стреляли им из револьвера в затылок и те мгновенно умирали. Эксгумация могил подтвердила это свидетельство, а обнаруженная немецкая газета с протоколом вскрытия тел польских офицеров показала тождество методов расстрела в Орле и Катыни. О том, что создается Специальная комиссия под его председательством, Бурденко известили лишь 12 января. Предваряя выступление Круглова, нейрохирург добавил: «Это трудная работа, которая проведена ими (т. е. работниками НКВД. – Сост.) в зимних условиях, и подготовка должна отличаться тщательностью и точностью». Фактически же Специальной комиссии надлежало придать убедительность и авторитетность версии, которая была сфабрикована людьми, руководившими расстрельной операцией в апреле – мае 1940 г.

Выступая перед членами Специальной комиссии, С.Н. Круглов охарактеризовал результаты предварительного следствия, сформулированные в его и Меркулова справке. Он подробно изложил и показания «свидетелей», в первую очередь тех, кого допрашивали ранее немцы и выслушивала международная комиссия экспертов: П.Г. Киселева, бывшего сторожа на даче НКВД в Катынском лесу, начальника станции в Гнездове С.В. Иванова, дежурного по этой же станции И.В. Савватеева и др. Было допрошено и много лиц, посетивших Козьи Горы с организованными немецкой администрацией экскурсиями. Они в один голос твердили, что тела прекрасно сохранились и, следовательно, офицеры не могли быть расстреляны весной 1940 г. Неясно, правда, как несведущие в медицине люди типа уборщицы в какой-то конторе могли судить об этом. Практически каждый из экскурсантов повторял, что веревки, которыми были связаны руки у польских военнопленных, немецкие. Естественно, с далекого расстояния люди не могли рассмотреть эти веревки, да еще и определить их происхождение. Объяснение может быть одно: сами палачи знали, что они связывали руки пленных веревками, закупленными в Германии, так же, как и то, что расстреливали немецкими пулями калибра 7.65 из «вальтеров».

Круглов рассказал и о некоем обер-лейтенанте Арнесе, командире 537-го саперного батальона, который якобы в сентябре 1941 г. руководил расстрелом польских офицеров. Однако на Нюрнбергском процессе было доказано, что Аренс (а не Арнес) прибыл в Козьи Горы лишь в ноябре 1941 г., 537-м батальоном он не командовал. Сама же 537-я часть была не саперным батальоном, а полком связи при командовании группы армий «Центр».

Митрополит Николай задал Круглову вопрос: «Какое количество военнопленных польских офицеров работало на строительных участках?» Ответ Круглова: «Около 8000 во всех трех лагерях». Как мы знаем, из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области были направлены 4421 человек. По всей видимости, НКВД намеревалось приписать немцам и расстрел офицеров из Старобельского лагеря.

Отвечая на вопросы, заместитель наркома внутренних дел заявил, что Комиссии будет достаточно четырех дней, чтобы «в Смоленске заслушать достаточное число свидетелей, изучить собранные материалы, несколько раз побывать на могиле, посмотреть трупы, заслушать предварительный итог судебно-медицинских экспертов».

Бурденко же в заключение сказал: «Центр тяжести работы нашей комиссии лежит в установлении сроков и методов убийств… Методы убийства тождественны со способами убийств, которые я нашел в Орле и которые были обнаружены в Смоленске. Кроме того, у меня есть данные об убийстве психических больных в Воронеже в количестве 700 человек. Психические больные были уничтожены в течение 5 часов таким же методом. Все эти способы убийств изобличают немецкие руки, я это со временем докажу».

Вечером 13 января в Смоленск выехали В.И. Прозоровский, В.М. Смольянинов, П.С. Семеновский и М.Д. Швайкова, 17 января – члены Комиссии.

Второе заседание Специальной комиссии состоялось 18 января уже в Смоленске, на нем присутствовал не только С.Н. Круглов, но и нарком государственной безопасности В.Н. Меркулов. Круглов и председатель Смоленского облисполкома Р.Е. Мельников рассказали о проделанной подготовительной работе: раскопки могил начались 14 января, на них работало 200 бойцов, были установлены 3 палатки для вскрытия трупов, велись поиски других могил в Катынском лесу, в Смоленск доставили всех «свидетелей». Бурденко указал, что необходимо точно определить глубину могил, уточнить число военнопленных польских офицеров, работавших на дорожном строительстве, и установить, содержались ли польские офицеры и солдаты при немцах в тех же лагерях.

18 января в 11 часов 50 минут Специальная комиссия в полном составе выехала в Катынский лес, где ознакомилась с порядком работы по эксгумации. Оказалось, что тела от могилы до палаток экспертов доставляли волоком на брезентах. Всего к этому времени было вскрыто 225 трупов. Посещение членами Комиссии могил в Катынском лесу было заснято на пленку кинооператором А.Ю. Левитаном.

Возвратившись в Смоленск, члены Комиссии решили увеличить число судебно-медицинских экспертов и санитаров, чтобы можно было производить 400 вскрытий в день. Переноску тел постановили производить либо на санях, либо на носилках, запретив волочить на брезенте. После этого члены Специальной комиссии ознакомились с материалами предварительного следствия: протоколами допросов «свидетелей», заявлениями и «документами», собранными работниками НКВД и НКГБ в связи с Катынским делом.

В тот же день в помещении Горсовета члены Комиссии допросили свидетелей П.Г. Киселева, Б.В. Базилевского, И.Е. Ефимова, С.В. Иванова, И.В. Савватеева. В 23 часа 30 минут опрос был закончен и началось третье заседание, на котором происходило распределение обязанностей между членами Комиссии и отчет о работе экспертов. В заключение Бурденко сказал: «Мы должны собрать как можно больше материалов. Материал очень интересный, прямо убийственный для немцев». Обращаясь к В.И. Прозоровскому и П.С. Семеновскому, он подчеркнул, что поражен их работой, в ходе которой добывается «такой интересный материал», который «будет убийственным для немцев». Он предложил увеличить число рабочих и разрывать больше территории, чтобы «сделать великое политическое дело». «Нашли документ у одного офицера, где штемпель отмечен ноябрем 1940 г. Чрезвычайно ценная находка», – сообщил председатель Комиссии.

В день прибытия Комиссии в Смоленск в центральной печати было опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорилось о создании Специальной комиссии и указывалось, что она «заканчивает свою работу и в ближайшее время опубликует сообщение о результатах расследования». Тем самым оказывалось определенное давление на членов Специальной комиссии, только приступивших к своей работе.

В этот же день в «Известиях» было опубликовано заявление польского правительства от 15 января 1944 г. о готовности вступить в переговоры при посредничестве США и Великобритании с советским правительством по всем основным вопросам, разрешение которых должно привести к дружественному и прочному сотрудничеству между Польшей и СССР. Однако ТАСС было уполномочено заявить, что советское правительство не может вступать в переговоры с правительством, с которым прерваны дипломатические отношения. «Советские круги напоминали», что эти отношения были прерваны из-за якобы активного участия польского правительства «во враждебной антисоветской клеветнической кампании немецких оккупантов по поводу «убийств в Катыни».

19 января в 9.15 Н.Н. Бурденко и С.А. Колесников выехали на могилы, где ими проверялась работа экспертов. В.П. Потемкин, митрополит Николай, А.С. Гундоров и Р.Е. Мельников допросили 11 «свидетелей». Вскоре из Москвы приехали А.Н. Толстой и начальник отдела ЧГК Д.И. Кудрявцев. В 16. 10 начался допрос еще 11 «свидетелей»; после его завершения Комиссия выслушала отчет В.И. Прозоровского. 19 января было вскрыто 96 трупов.

20 января члены Комиссии допросили 13 «свидетелей», после чего Н.Н. Бурденко предложил приступить к составлению плана сообщения и систематизации свидетельских показаний, осуществлению записи основных «свидетелей» на пленку, обработке вещественных доказательств, найденных на телах, и обследованию места бывших лагерей польских военнопленных. Составление акта судебно-медицинской экспертизы Бурденко взял на себя совместно с Колесниковым. Обследование места расположения лагерей поляков и систематизация документов поручались А.С. Гундорову, составление плана сообщения и систематизация свидетельских показаний для включения в сообщение – А.Н. Толстому, В.П. Потемкину и митрополиту Николаю.

Получив подкрепление в лице врачей Бусоедова, Субботина, Садыкова и Пушкарева, эксперты смогли исследовать за 20 января 146 тел. В разрезанном кармане одного из них обнаружили письмо со штампом на конверте 26 сентября 1940 г. Во френче другого покойного офицера В.М. Смольянинов нашел слиток золота весом в 150 г.

21 января, на четвертый день пребывания Комиссии в Смоленске, Н.Н. Бурденко приступил к составлению акта судебно-медицинской экспертизы, а А.Н. Толстой, В. П. Потемкин, митрополит Николай и Д.И. Кудрявцев – к составлению плана сообщения. А.С. Гундоров работал над описью вещественных доказательств. Члены Комиссии обсудили порядок приема иностранных журналистов, которые должны были прибыть в Смоленск на следующий день.

Н.Н. Бурденко согласовывал каждый свой шаг с В.Н. Меркуловым. Накануне приезда корреспондентов он обратился к наркому госбезопасности «за указанием и советом, присутствие кого из членов Комиссии» Меркулов считает «полезным и нужным» во время посещения Катынского леса журналистами. «По обыкновению, они задают много вопросов, на которые ввиду незаконченности работ трудно отвечать. Мне кажется, из членов Комиссии наиболее удовлетворительные ответы может дать тов. Колесников, и притом он как председатель Красного Креста имеет опыт в сдержанной информации корреспондентов», – писал председатель Специальной комиссии.

Меркулов посчитал целесообразным присутствие самого Н.Н. Бурденко, С.А. Колесникова и Р.Е. Мельникова.

22 января по прибытии в Смоленск иностранных журналистов, в числе которых была и дочь американского посла А. Гарримана Кэтлин, повезли в Катынский лес. Там их встретили Н.Н. Бурденко, С.А. Колесников, Р.Е. Мельников и В.Н. Макаров. В.И. Прозоровский давал объяснения о результатах судебно-медицинской экспертизы. Корреспондентам были показаны могилы и процесс эксгумации, черепа с огнестрельными ранениями. В их присутствии были вскрыты три трупа. После этого журналисты прошли на места раскопа новых могил, затем к сгоревшему зданию дачи НКВД, после чего уехали в Смоленск.

В 16.30 началась пресс-конференция, на которой присутствовали А.Н. Толстой, В.П. Потемкин, митрополит Николай, А.С. Гундоров. Проведением пресс-конференции руководил Потемкин. Он постарался создать впечатление, что Комиссия начала свою работу сразу после освобождения Смоленска, что Бурденко со своими сотрудниками лично явился в Смоленск, чтобы приступить к расследованию совершенных там немецкими захватчиками злодеяний. Он не врал – ЧГК действительно начала свою работу в этой области сразу после ее освобождения и Бурденко действительно принимал в ней участие. Однако расследовалось не катынское злодеяние, а фашистские преступления против советских граждан.

Нарком просвещения сообщил собравшимся, что работа Специальной комиссии в основном закончена и есть возможность ознакомить представителей печати с ее основными выводами. Они повторяли в главном справку Меркулова – Круглова и заключались в следующем: вплоть до июля 1941 г. Катынский лес был излюбленным местом отдыха жителей Смоленска, в нем располагался пионерский лагерь, жители собирали там грибы и ягоды, пасли скот, рубили дрова; после прихода немцев лес был окружен проволочным забором, везде была поставлена немецкая охрана, в бывшем Доме отдыха разместился штаб 537-го строительного батальона, офицеры и младшие командиры которого вместе с сопровождавшими машины с поляками гитлеровцами участвовали в расстрелах польских офицеров. В.П. Потемкин сказал, что польские военнопленные были присланы в западную часть Смоленской области еще в 1939 г.(!), они были заняты на земляных работах на шоссе и оставались там до начала Великой Отечественной войны. Их не смогли вовремя эвакуировать из-за отсутствия вагонов и бомбежек станций, они продолжали некоторое время работать и при немцах, но в конце августа – сентябре их расстреляли в Катынском лесу, куда их отправляли партиями пешком и на грузовиках. В 1943 г. в Катынский лес на грузовиках якобы свозили и тела убитых в других местах людей, в апреле – июне 1943 г. устраивали экскурсии местных жителей, военнопленных, иностранцев на места массовых захоронений польских офицеров.

По окончании пресс-конференции корреспондентов познакомили с выставкой «документов» и «вещественных доказательств». В 21 час перед всеми членами Комиссии в присутствии корреспондентов давали показания свидетели: П.Г. Киселев, М.Д. Захаров, A.M. Алексеева, Б.В. Базилевский, К.П. Зубков и С.В. Иванов. Приезд иностранных корреспондентов на могилы, посещение ими выставки, пресс-конференция и вечернее заседание с допросом свидетелей были засняты на кинопленку.

23 января члены Специальной комиссии рассмотрели и приняли план сообщения. В 10 часов утра Толстой, Потемкин, митрополит Николай, Колесников, Мельников и Кудрявцев приступили к его составлению. Генерал Гундоров уехал на осмотр «лагерей военнопленных поляков», Бурденко заканчивал работу над актом судебно-медицинской экспертизы. В 18 часов в Смоленск из Катыни прибыли В.И. Прозоровский, П.С. Семеновский, В.М. Смольянинов и М.Д. Швайкова, после чего акт был окончательно отредактирован. В 20 часов члены Комиссии заслушали проект Сообщения. Было решено, что материал, собранный в Смоленске, достаточен и можно возвращаться в Москву. Эксперты должны были продолжить свою работу в Катыни вплоть до подписания текста Сообщения.

В ночь с 23 на 24 января члены Комиссии специальным поездом выехали в Москву. На следующий день в 10 часов утра они собрались в салон-вагоне В.Н. Меркулова для окончательного редактирования Сообщения. 24 января в 21 час, уже в Москве, они закончили работу над Сообщением и разъехались по домам. Утром секретарь Специальной комиссии В.Н. Макаров доложил об итогах работы секретарю ЧГК П.И. Богоявленскому, а затем и ее председателю Н.М. Швернику. В 24 часа 25 января Сообщение было подписано всеми его членами, а 26 числа опубликовано в печати. 30 января 1944 г. в Катынском лесу в присутствии представителей польского корпуса состоялось захоронение останков польских офицеров.

Сравнение справок НКГБ и НКВД о «предварительном расследовании» с текстом Сообщения свидетельствует о единообразии их структуры и выводов. Более того, как установили следователи ГВП, в этих документах совпадают даже ошибки в написании фамилий и инициалов свидетелей (Н.С. Лебедева, Н.А. Петросова, Б. Вощинский, В. Матерский, Э. Росовска, под управлением редакционной коллегии: с российской стороны – В.П. Козлов (председатель), В. К. Волков, В.А. Золотарев, Н.С. Лебедева (ответственный составитель), Я.Ф. Погоний, А.О. Чубарьян; с польской стороны – Д. Наленч (председатель), Б. Вощинский, Б. Лоек, Ч. Мадайчик, В. Матерский, А. Пшевожник, с. Снежко, М. Тарчинский, Е. Тухольский)10.