Текст книги "Истребивший магию"

Глава 15

Она с надеждой смотрела в темное звездное небо, скорее бы рассвет, в ночи везде черно и везде страшно, из-за деревьев высовываются костлявые руки, из кустов кто-то неотрывно смотрит, в траве что-то сопит, а над головой пролетело нечто огромное и жуткое…

Олег на обратном пути вслушивался, иногда опускался на корточки и щупал землю, взгляд становился отстраненным, словно в этот момент волхв уходит мыслью в неведомые дали.

Однажды он что-то проворчал, лицо стало довольным, выпрямился и взялся за амулеты на груди. Барвинок внимательно следила, как он вытащил один, зажал в ладони и произнес короткое заклинание.

Земля под ногами дрогнула, Барвинок услышала далеко-далеко в глубине сочный треск, словно лопнул переспелый арбуз, мощно загудело, донесся неясный шум.

Олег прислушался, лицо прояснилось.

– Ну вот и все, – произнес он довольно. – Все!

Она смотрела, как он небрежно отшвырнул камешек, теперь этот амулет бесполезен, поправил лук за плечом.

– Что все? – спросила она почти враждебно.

– Это сделано, – пояснил он. – Берем коней и едем в город. Хотя можно и поспать остаток ночи, если хочешь.

– Хочу, – сказала она. – Глаза слипаются, и я устала. Но лучше поедем. Я не желаю быть с тобой ни минуты больше, чем необходимо.

– Тогда в путь, – согласился он.

– Чем раньше выедем, – сказала она уже без надобности, – тем быстрее расстанемся.

Он кивнул, хотя мог бы и поспорить немного, бесчувственный чурбан, для приличия или вроде того, хотя вообще-то с такой красоткой не должен бы расставаться добровольно. Тем более так равнодушно. Чурбан, настоящий чурбан.

Обратный путь показался втрое короче, к тому же небо за это время на востоке посветлело, впереди заблистали крыши домиков села. Из некоторых труб уже вьются синеватые дымки, рачительные хозяйки пекут хлеб, чтобы свежий к завтраку, горячий и с подрумяненными корочками, потом успеть сварить борщ, мужчина должен уйти в поле сытым и готовым к работе.

Дальний край земли заискрился, показался оранжевый краешек солнца. По темной земле побежали радостные золотые ручейки, выжигая остатки тумана и сырость отступающей ночи.

Ее ноги подгибались, она тащилась из последних сил, уже ничего не видя и не слыша, но перехватила его взгляд, с удивлением отметив сочувствие и даже вроде некое расположение.

– Чего уставился?

– Устала? – спросил он.

– Нисколько, – отрезала она.

– Гм, – произнес он задумчиво. – Так идем спать или нет? Или, как ты настаиваешь, все-таки поедем?

– Поедем, – проговорила она с трудом. – Видеть тебя не хочу…

Он усмехнулся, к ним начал приближаться добротный дом, хотя здесь все добротные и примерно одинаковые, словно Кривой Корень старался, чтобы из жителей никто не превосходил друг друга.

Только шуток в самом деле нет, мелькнуло у нее, этот зеленоглазый заметил сразу. Неужели жители такого богатого села несчастны, как намекает противный волхв? Только потому, что их сделали богатыми, добрыми и честными?

Олег отворил калитку, нет даже щеколды, любой заходи и рви яблоки, золотой песок искрился и вкусно поскрипывал под ногами, когда он прошел на крыльцо и постучал в дверь.

– Открыто, – донесся голос.

Олег крикнул:

– Прости, но мы торопимся.

Феофил вышел не скоро, заспанный и с всклокоченными волосами. На гостей посмотрел привычно приветливо и спросил совсем не сонным голосом:

– Так сразу и уедете? Хотя бы позавтракать!.. Моя жена готовит очень хорошо…

Олег пробормотал:

– В селе все готовят очень хорошо. Верно?

Хозяин кивнул, подтвердил с готовностью:

– Да, это же хорошо?

– Замечательно, – ответил Олег. – Только теперь будете готовить по-разному.

Они вместе спустились с крыльца, Барвинок дождалась, когда вдвоем вывели под уздцы лошадей: могучего битюга волхва и стройную поджарую лошадку с умными глазами и красивым телом скакуна.

– Ой, – сказала она восхищенно, – это ты?

Олег посмотрел на нее, на коня, снова на Барвинок.

– Нет, – объяснил он обстоятельно и терпеливо, – это лошадь.

Она отмахнулась.

– Я говорю, это ты сам выбрал такую?

– Не нравится?

– Что ты, просто чудо!

– Да, – согласился Олег, – я такой.

– Вообще-то, – уточнила она, – я говорила про лошадку, но и ты, ладно уж, тоже чудо. Хоть и не такое.

– Всякий человек, – изрек он невозмутимо, – чудо. И других чудес ему не надо.

Феофил помог оседлать лошадку для женщины, на Олега посматривал тревожно, наконец спросил шепотом:

– А что значит, что бабы снова начнут готовить… по-разному?

– То и значит, – ответил Олег.

– Ну что, что?

– Ты понял правильно, – ответил Олег.

Феофил пугливо огляделся по сторонам, спросил еще тише:

– Неужели…

Олег кивнул.

– Ты не дурак, все понял. Только почему боишься говорить вслух?

Феофил прошептал:

– Когда начинаешь думать, что раньше было лучше, голова болит просто жутко. И чем больше думаешь, тем болит сильнее. Иногда просто раскалывается! А как только решишь, что сейчас лучше, сразу перестает.

Олег спросил хмуро:

– Смертные случаи были?

Хозяин сразу потряс головой:

– Нет, боги миловали. Да сейчас уже все приловчились, никто особенно и не страдает.

Олег подошел ко второй лошади, а Барвинок, в ужасе, что начнет помогать ей влезать в седло, унижая тем самым мужским превосходством, что просто отвратительно хуже некуда, поспешно вставила ногу в стремя и с усилием взобралась наверх.

– Я только хотел подтянуть подпругу, – пробормотал Олег. – Ну да ладно, езжай. Только при сильной скачке седло съедет на брюхо. Хотя, думаю, тебе и там будет удобно.

Он вернулся к своему коню, она со злостью потыкала взглядом в широкую спину, мог бы и настоять на своем, она бы милостиво согласилась, в этом случае нет такого уж унижения и мужского превосходства, но рыжий чурбан с зелеными глазами не понимает тонкостей.

– Поехали, – сказал ей Олег, – пока народ спит.

Хозяин сказал живее:

– Может, все-таки позавтракаете?.. Хорошо-хорошо, я быстро вынесу харчей на дорогу!

Олег покачал головой, но Барвинок воскликнула:

– Спасибо, добрый человек! Мы не откажемся.

Олег что-то проворчал, но терпеливо ждал, высясь на огромном коне, как скала на горе, а она соскочила на землю, показывая ему, какая она легкая и грациозная в движениях, вбежала почти вприпрыжку за Феофилом в дом.

Потом, конечно, раз уж слезла, она сама затянула подпругу, чуть не порвала мышцы, так трудилась. Они были на окраине и проезжали мимо дома Кривого Корня, когда дверь распахнулась, он выбежал на крыльцо, бледный, взъерошенный и с покрасневшими от бессонницы глазами. Темные мешки под ними стали еще массивнее и отвисают на щеки..

Увидев Олега и его спутницу на конях, вскинул руки со стиснутыми кулаками, но посмотрел на волхва и уронил бессильно.

– Это ты… – донесся до них слабый голос, – ты все… сделал?

Олег промолчал, проезжая мимо, Барвинок спросила непонимающе:

– Что ты сделал?

Олег пожал плечами:

– Не знаю, о чем он.

Кривой Корень сбежал с крыльца и ринулся за ними, злой, несчастный и взъерошенный.

– Ты зачем это сделал?

Олег посмотрел недовольно, хотел пустить коня в галоп, но Барвинок ухватила за повод и придержала.

– Погоди, чего он хочет?

– Да какая разница…

– Ты невнимателен к людям!

– А это не ты зануда? – спросил Олег.

Кривой Корень добежал до них, уже запыхавшись, хотя всего ничего, ухватился за стремя Олегова коня. Волхв посмотрел хмуро сверху вниз, как на мелкое и гадкое животное, что может без предупреждения вонзить острые зубки в ногу.

– Ты зачем это сделал? – прокричал он снова.

Она не поняла, в чем он обвиняет волхва, но тот, к ее удивлению, отнекиваться не стал, грубо отпихнул его ногой.

– Умолкни, дурак, – произнес он брезгливо. – И лучше… сам убирайся отсюда. Пока остальные не поняли.

Он посмотрел строго на женщину, она невольно с непонятным испугом выпустила узду его коня. Волхв пустил его в сторону околицы, Кривой Корень побежал за ними следом, Барвинок видела его разинутый в беззвучном крике рот и блестящие слезы на щеках.

– Да что это с ним…

Волхв не ответил, а Кривой Корень прокричал, страдальчески кривя рот:

– Что ты наделал, что ты наделал!..

Он снова догнал и с неожиданной силой вцепился обеими руками в стремя, костяшки пальцев побелели.

– Вернись! И все верни… Верни, иначе я тебя убью!

Олег высвободил ступню из железной дуги, Барвинок ахнула, когда он без всякой жалости с силой ударил ногой в лицо мужика. Кровь моментально брызнула из разбитого носа, Кривой Корень упал на спину и остался так, раскинув руки.

Барвинок закричала:

– Ты зачем это сделал?

– Из милосердия, – ответил Олег холодно.

– Какое это милосердие?

– Не убил же, – ответил он с некоторым сожалением. – Добрый я шибко, сам себе удивляюсь.

Она оглянулась, тело в белой рубахе и белых штанах сиротливо белеет на обочине красиво уложенной камнем дороги, лицо уже все в крови, красные струйки стекают на землю.

Она закричала яростно:

– Ты его убил? Ты его убил, да? Зачем ты это сделал? Зачем?

– Это был колдун, – буркнул Олег, – а ты не заметила?

– Это был хороший колдун! – прокричала она в бешенстве. – Замечательный! Добрый!.. Он помогал людям! Он ничего для себя, а все для них…

Ей показалось, что снова он очень долго думает, хотя над чем тут думать вообще, но оказалось, что волхв вообще над этим не думал, а почесывает коня, разговаривает с ним шепотом, а конь оглядывается с некоторым недоверием и легонько фыркает.

– Тебе даже конь не верит, – крикнула она с отвращением. – Что ты за человек? Или не видишь разницу между добром и злом?

– Он был добрым, – проговорил он наконец. – Ты права.

– Тогда зачем? – вскрикнула она. – Ты не похож на человека, что убивает вот так сразу, не подумав! Ты вообще сгоряча ничего не делаешь, а это просто ужасно!.. Даже не знаю, можешь ли горячиться, как все люди…

Он кривился, морщился, она надеялась, что его терзают жуткие муки совести, что ему хотя бы очень стыдно, но когда он заговорил, голос звучал все так же ровно:

– Он делал добрые дела… потому что нашел запасы магии недавно. Плохие люди сразу начинают все для себя и только для себя, а то и вовсе не создают – отнимают у тех, у кого уже есть. А хорошие стараются для других…

– Так почему тогда убил? – выкрикнула она.

Морщась, он вскинул руку, не глядя ей в глаза.

– Дай договорить…

– Ты всегда говоришь слишком длинно, – обвинила она. – Стараешься вывернуться, да? Умные люди вообще умеют говорить кратко.

– Я не умный…

– Ага, сам признался!

– …я мудрый. Во-первых, я его не убил. Оклемается, поймет, что стряслось, и потихоньку уберется из деревни, пока мужики не прибили в отличие от меня, доброго и милостивого. Во-вторых, ты не думала, делал бы он добрые дела с помощью своей магии и через год, через пять, через десять лет?

– Делал бы, – ответила она уверенно.

Он печально смотрел ей в глаза колдовскими зелеными глазами.

– Ты всегда хорошо думаешь о людях.

– А ты плохо!

– Я… как они того заслуживают. Я навидался этих… он не один, кто сперва начинает стараться для людей. Не совсем бескорыстно, правда, взамен получает восторги, восхищение, любовь односельчан, женские улыбки и готовность пойти навстречу его желаниям…

Она вскрикнула:

– Нечего свои грязные мысли приписывать другим!

Он продолжил, словно не слыша:

– А потом у каждого наступает момент, когда все чаще приходит мысль: а оно мне надо – стараться для этих людишек? Ничего от них, кроме спасибо, не слышишь, а тратиться приходится ого-го! Да еще если запасов магической воды не слишком… гм… то вскоре такой вот «хороший» не только перестает помогать другим, но и у них отбирает. По праву сильного, умелого или удачливого – как ни назови, все верно, а оправдание себе находит каждый. И тогда, даже по твоему определению, такой добряк становится «плохим».

Она сказала зло:

– Вот тогда и можно! Да и то сперва нужно во всем разобраться, взвесить, сколько сделал хорошего, сколько дурного!

Он вздохнул.

– Надо бы, но… некогда. Я не могу задерживаться. И потом, когда возвращаться? Впереди столько дел… Я не хочу опоздать, пока главная сволочь за это время наберется сил. Так что…

Он пришпорил коня. Барвинок стиснула челюсти, но послала свою лошадку вдогонку. Ничего, придет время, этот гад за все заплатит.

Глава 16

Он ехал погруженный в думы, а она вздрагивала и косилась по сторонам, смотрела на небо, откуда могут появиться какие-нибудь хищные птицы, и даже пугливо поглядывала на землю, что с такой готовностью бросается под конские копыта, там тоже могут, как теперь известно, прятаться жуткие чудовища.

Затем мысли незаметно вернулись к пережитому. Она ощутила, что снова начинает накаляться, злость откуда и берется, а этот гад едет с каменным лицом, равнодушная такая скотина.

– Все равно, – сказала она сердито, – Кривой Корень хороший человек. Даже замечательный!

Волхв даже не повернул головы, едет ровный, как столб, лицо неподвижное, только губы шелохнулись самую малость:

– Только дурак.

Она сказала разъяренно:

– И что? Все мы смотрим только на то, хороший или плохой!

– Да ну?

Она выкрикнула:

– А с кем бы сам предпочел бы дружить, с честным, но глупым, или с умным, но хитрым и подлым?

Он поморщился.

– Это понятно с кем, но здесь другое…

– Что?

– Он не просто человек, – сказал он медленно, словно в голове у него жернова, – а этот… ну… взявший на себя слишком многое.

Она замотала головой:

– Что бы ты ни придумывал насчет его потом, но он все делал для людей! Ты сам сказал, что для себя совсем не старался!

– Как делал? – спросил он.

– Как мог!

– В том все и дело, – буркнул он. – А как дурак может? Вот именно, по-дурацки. В лоб. Потому самое худшее, когда дураку приваливает могущество. Потому магию и нужно уничтожить полностью.

Она воскликнула:

– И что, тогда не будет могущественных?

– Если все по-честному, – буркнул он, – дураки могущества никогда не получат. Никогда! Дурость есть дурость. Силу могут обрести люди подлые, нечестные, но дураки – никогда. А подлые у власти хоть и плохо, но все-таки лучше, чем дураки.

Она прикусила губу, не находя сразу, что возразить. Простой женский визг и обвинения, что он ее не понимает, в этом случае не пройдут, ума не надо, чтобы ощутить его серьезность, а на серьезное хорошо бы ответить еще более серьезным и весомым…

Он слегка покачивался в седле, мрачный и угрюмый, как нависающая над речными порогами скала, она тоже умолкла и ехала рядом, лишь изредка поглядывая на его грозное лицо.

А он исподлобья бросал взгляды по сторонам, вспоминая, как однажды через эти земли ехал некий Корнейчук с женой и детьми. В болоте телега завязла, затем треснула ось. Пришлось выпрячь коней, телегу вытаскивали всей семьей, но, даже выволокши на берег, убедились, что вот тут не починить: кроме тележной оси, сломались оба задних колеса.

Лето было в разгаре, Корнейчук разослал всех четырех сыновей рубить ветви на шалаш, придется ночевать, маленькая дочь собирала ягоды на краю болота и на опушке леса, а он взял лук и пошел осторожно в лес в поисках какой-нибудь дичи. Так задержались на две недели, пока там же не проехали еще две телеги искателей свободных земель. Но, увы, у них не нашлось хорошей походной кузни, зато дали одно колесо.

К концу лета проехали еще одни, с их помощью телегу удалось починить, но уже подступала осень, пошли дожди, и решено было перезимовать здесь, благо работящие дети срубили просторный и теплый домик, а сам Корнейчук набил дичи столько, что по снегу вообще можно было бы не выходить из дому.

Впрочем, за зиму он набил белок, лис, куниц и еще каких-то зверей с роскошным мехом, каких не встречал в тех краях, которые покинули. Весну переждали, а за это время мать, никого не спрашивая, насадила целый огород, успела урожай собрать летом и насадила снова.

В конце концов Корнейчук распахал свободный от леса участок земли и засеял рожью. Уродилось столько, что он ошалел, вот что значит нетронутые земли, осенью засеял озимой пшеницей, снова богатый урожай. Сыновья начали уходить далеко в лес, приносили много мяса и мехов, а старший однажды отлучился на две недели и вернулся с милой, застенчивой, но очень работящей девушкой.

Прошло еще три года, женились и остальные три сына. Хозяйство Корнейчука росло, к ним начали прибиваться и другие переселенцы, и вот уже целая деревня, а потом и настоящее село: крепкое, добротное, люди все работящие, сумевшие отодвинуть лес, наполовину осушить болото и занять те земли, проложили дорогу к озеру, тоже отыскалось вблизи, рыбаки там наловчились вылавливать множество крупной и дивно вкусной рыбы.

Сейчас там уже не село, а настоящий город Новые Корнейчуки, хотя народ по-прежнему больше живет хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, но все больше местных умельцев куют лучшие во всем крае ножи, косы, мечи и доспехи. Другие ремесленники делают луки, что партиями сплавляют на плотах вниз по реке, где в городе Коростень их сразу раскупают, почти не торгуясь.

Когда в лесу появились невиданные по росту и силе волки, пришедшие из других мест, в Новых Корнейчуках только первые дни дали им таскать коз, овец и коров, а затем сперва сумели обезопасить себя и детей, потом собрались всем миром и прочесали лес так, что перебили всю стаю, а маленьких волчат взяли с собой и воспитали, как громадных и преданных собак.

Однажды в их лес забрели трое огров. Эти великаны столетние дубы ломали, как прутики, однако новокорнейчушники сумели быстро наделать громадных волчьих ям. Так переловили одного за другим всех троих, а потом за кучи золота продали их кости и черепа в городе Коростень, там власти и лекари купили с большой охотой: одни для похвальбы, другие для создания новых лекарств.

Даже дракон, опустошивший соседние окрестности, ужас всех сел и деревень, когда однажды опустился в деревне Корчуки, принадлежащей городу Новые Корнейчуки, и унес из стада корову, распугав остальных, не знал, что жители там совсем не те, кому надо желать удачи. На другой день он прилетел за другой коровой: первая очень уж понравилась: сочная, ухоженная, с нежным мясом, что таяло во рту…

Стада, правда, на прежнем месте не оказалось, однако одинокая корова паслась на лугу. Дракон налетел, ухватил… но его дернуло книзу. Оказалось, корова прикована толстыми цепями к вбитым в землю железным кольям. Вытащить их дракон не смог, слишком уж глубоко вогнали, рассвирепел и, убив корову одним взмахом лапы, начал пожирать на месте.

Конечно, он посматривал по сторонам, не отыщутся ли дураки, что попытаются к нему подобраться, однако место голое, десяток охотников он убьет сразу, а если набежит сотня, то можно и взлететь… Он глотал сочные нежные куски мяса, насыщался, чувствовал, как все тело наливается сытной тяжестью, быстро соловел… и когда в самом деле увидел, как со стороны далекого села в его сторону движется толпа, уже не мог не только взлететь, но и шевельнуться.

Мясо дракона оказалось вполне-вполне, он же был не отравлен, корову просто-напросто накачали сонным зельем, а он, сожрав ее, заснул: кто-то вычитал в старых книгах, что на летающих ящериц снотворное зелье действует в тыщи раз сильнее.

Дракон был настолько огромен, что его пришлось расчленить, иначе не помещался даже на самый огромный плот, на котором перевозили через реку каменные глыбы для постройки первого каменного здания. На городской пристани собрался весь народ, дивились чудовищу, его огромности, могучим лапам и крыльям, снова и снова переспрашивали, как же удалось убить такого немыслимо огромного зверя.

На вырученные деньги купили столько украшений, что, когда выстроили первое каменное здание-крепость, его внутри отделали и украсили празднично и с тех пор все свадьбы и дни возмужалости отмечали только там. Попутно, ломая камень для крепости, обнаружили железную руду, принесли образцы Корнейчуку и старикам, те объяснили, что это даже лучше, чем если бы нашли золото. На поиски золота съехалась бы масса пришлого народа, падкого на быстрый заработок, начались бы грабежи, убийства, пьянства, женщинам стало бы опасно выходить из дому, а вот железо – да, это для тех, кто любит и умеет работать.

С того дня открыли одну за другой три штольни, пошли плодиться плавильни, выросли кузницы. Сперва ковали косы, серпы, плуги, затем появились оружейные, бронные, щитовые, научились изготавливать мечи и панцири высшего класса. На рынке за них давали хорошие деньги, а затем, когда пошла слава, стали поступать крупные заказы для богатых людей.

Олег долго разговаривал со старым Корнейчуком, с которого и начался этот город, старик рассказывал с усмешкой, хоть и горделиво, хвалил жену, работящих сыновей, прекрасную дочь. Когда люди работают, как он объяснял Олегу, никакие колдуны не понадобятся. Абсолютно все на свете можно сделать своими руками. А если сидеть на берегу реки и ждать, когда же сверху по течению приплывет сундук с сокровищами, то, может, и приплывет, а скорее всего – нет, но если работать упорно – получишь все то, что мог бы выручить за сто сундуков с сокровищами.

Олег так отчетливо вспомнил этого мудрого старца, что пробормотал вслух:

– Но это если человек работает… однако кто из нас любит работать? Да откуда таким сумасшедшим взяться… Потому надо, чтобы припирало рогатиной к горлу…

Барвинок, слыша его бормотание, пустила коня вплотную, так что ноги в стременах касались друг друга. Олег ощутил на себе взгляд ее небесно-синих невинных глаз, посмотрел вопросительно.

Она объяснила:

– Ты что-то бормочешь, но на заклятия не похоже.

Он отмахнулся.

– Да какие заклятия!

– А что? Призывы к богам?

– К человеку, – буркнул он. – К тому, что внутри его. Что заставляет его делать нужные вещи, совершать нужные поступки. Смотрю на него и… не понимаю.

Она посмотрела озадаченно:

– На человека?.. А ты кто?

– Двуногая птица без перьев, – ответил он нехотя. – Только не ощипывай петуха.

Она удивилась:

– Зачем буду ощипывать?

– Диоген же ощипал.

– Придурок какой-то! Зачем?

– Принес Платону и сказал, что это его человек.

Она сказала с возмущением:

– Что за дурак! И второй не лучше.

– Философы, – ответил он с непонятной усмешкой. – Странный народ.

Прогремел дробный конский топот. В их сторону, поднимая облако пыли, несся по желтой выжженной дороге одинокий всадник. Олег смотрел с интересом, помахал рукой, и всадник круто повернул коня в их сторону.

Пыльное облако осталось позади, медленно рассеиваясь, всадник уже несся по зеленому косогору. За ним словно вьется стая ворон, комья земля, выброшенные широкими копытами, взлетают на высоту дерева.

Устрашенная Барвинок во все глаза смотрела, как всадник резко осадил коня перед Олегом. Молодой, красивый, в кожаных доспехах, смелое лицо с резкими чертами, отважный взгляд, меч с одной стороны седла, щит с другой, за плечами лук и стрелы в расписном колчане.

– Как я рад тебя видеть! – воскликнул он, сияя лицом и глазами. – И как точно ты сказал, где тебя встретить! О, с тобой снова женщина… И тоже молодая и красивая…

Олег предостерегающе кашлянул, поморщился, потянул носом:

– Приветствую тебя, Колоксай… Но откуда такая вонь?

– От меня, – ответил Колоксай горделиво.

Он подбоченился, смотрел красиво и с достоинством, Барвинок поняла, что старается больше для нее, это так естественно, хотя почему-то этот статный красавец-воин решил, будто она принадлежит этому дикарю в волчьей шкуре.

Олег вскинул брови:

– Что случилось? Испугался кого-то и… гм… ну так смени портки!

Колоксай нахмурился:

– Как ты можешь такое! Я нарочито все это время не мылся.

– Зачем?

– Чтобы быть достойным.

– Кого?

– Тебя, конечно. Быть достойным когда-то пойти с тобой рядом.

Олег принюхался к себе, задрал руки, ноздри его раздувались, как у нюхающей дичь собаки.

– От меня тоже такой смрад?

Колоксай развел руками:

– Нет почему-то. Но я знаю, отшельники и мудрецы, чтобы достигнуть совершенства, не моются годами. А то и всю жизнь. К нам заходил один… После его ухода две недели окуривали дворец благовониями, но его благочестие пересилило. Пришлось новый дворец строить… Видать, высшего совершенства достиг!

Он говорил убежденно, глаза сверкали, весь выпрямился, взор устремлен вдаль, и Олег спросил без всякой надежды:

– Аламандрит, конечно же, не достал?

Колоксай оскорбленно вскинул красивые брови:

– Как это? Разве я не за ним ездил?

– За ним, но…

– А почему такое сомнение в моих силах?

– Да ты вроде бы ударился в поиски истины… по-своему, конечно, – признался Олег. – А ежели искал в пещерах или в чаще…

– Ну вот еще, – оскорбился Колоксай. – Я искал ее, как и должен искать царский сын и воин – с мечом в руке. Аламандрит, конечно же, отыскал, добыл, привез.

Барвинок видела, как глаза волхва зажглись, явно хотел спросить про этот непонятный аламандрит, но пересилил себя и поинтересовался как бы вскользь:

– Но как тебе… там во дворце, не было несколько… странновато? Ты же заехал туда… когда уже искал истину?

– Они меня не поняли, – ответил Колоксай с презрением. – Сказано же, простые люди! Хоть и цари. Зажимали носы, двух-трех вынесли… У жены царя была собачонка, мне сразу не понравилось… Издохла! Больно нежная. Но аламандрит в моей седельной суме. Так, говоришь, уже можно мыться?

– Можно – не то слово, – сказал Олег с чувством. – Ты должен мыться, даже если начнется пожар, война или нападут соседи. Долго мыться! И хорошо.

Суровый, как берег северного моря, Колоксай с достоинством поклонился. Глаза его сверкали мрачным блеском подвижника. Он понимал, как и Олег, что заставить себя мыться настоящему мужчине, тем более – герою, куда труднее, чем не мыться месяцами.

– И этот обет выполню! – повторил он.

Он вытащил из потертой кожаной сумки завязанный в узелок платочек, пальцы кое-как распутали веревочку. Барвинок вытянула шею, стараясь не пропустить мгновения, когда на свет появится нечто особо драгоценное, витязь наконец развернул сверток, и она разочарованно прикусила губу.

На ладони героя сиротливо горбится, сознавая свою никчемность, камешек, серый и невзрачный, таких у Олега на груди с десяток, но, едва волхв взял его в руку, сразу засветился, засиял дивными красками. Она ахнула, там выдвинулись грани, превращая голыш почти в алмаз, нет, в бриллиант, затем чистый свет стал зловеще розовым, пурпурным, багровым, сменился недоброй лиловостью, как на закате солнца, и наконец стал абсолютно черным, даже полыхающие отблески жаркого солнца погасли на его гранях.

– Это он, – произнес волхв задумчиво. Он протянул Колоксаю, тот принял бережно в обе ладони. – Береги! Пока у тебя, ничего злого не случится.

– Буду беречь, – пообещал Колоксай.

– Не убирай даже на ночь, – предупредил Олег. – Ты не землепашец, а сын могущественного царя! Врагов у тебя больше, чем думаешь. Здесь, одинокий и в чужой стране, ты в большей безопасности, чем когда вернешься в свой дворец. А сейчас езжай!.. Еще успеешь спасти друзей. Помни, доблестный Мизгирь уже висит над пропастью…

Колоксай круто повернул коня.

– Спасибо!

Он сразу пустил в галоп, волхв некоторое время смотрел вслед, потом лицо омрачилось, он повернул коня в сторону дороги.

– Поехали. У нас работа не такая… красивая.

– Зато и не такая пахучая, – возразила Барвинок. – Тоже мне, искатель истины!

Олег поинтересовался мирно:

– А ты знаешь, как ее искать?

– Ну… нет…

– Тогда не тычь пальцем в тех, – посоветовал он, – кто ищет.

Она сказала независимо:

– Люди все разные, потому истина у каждого своя. Искать общую для всех – глупо.

Он кивнул.

– Ну… считай так, если тебе удобнее… ребенок.

Она сказала сердито:

– Так опровергни!

Он ухмыльнулся:

– И не подумаю.

– Почему?

Он сдвинул плечами:

– Может, сама догадаешься?.. Нет? Ну и ладно.