Текст книги "Государь Иван Третий"

Кардинал вручил ей обещанные папой шесть тысяч дукатов. Так что в Москву направлялась не бедная и жалкая невеста. А чтобы придать ей еще больше солидности, папа направил своего легата Антонио Бономбра с тайным поручением, чтобы тот постарался склонить жениха к католичеству, обещая ему золотые горы. Остальную работу должна была выполнить Софья.

Утром к Софье кто-то осторожно постучал. Невеста, предупрежденная еще с вечера о предстоящем отъезде, была одета и сразу открыла дверь. Перед ней стоял легат. Это был средних лет мужчина, с полным, как будто помятым лицом. Но быстро бегающие серые глаза выдавали в нем человека не только энергичного, но и достаточно хитрого и изворотливого. А если бы можно было заглянуть ему в душу, то увидели бы в ней безусловную уверенность в том, что ему удастся решить вопрос с великим князем о подписании Флорентийской унии.

– Я вижу, моя госпожа готова. Сейчас поедем, корабль уже ждет нас в порту, – сообщил он.

– Корабль?! – с испугом воскликнула Софья.

Ей представилось море, его огромные, страшные волны…

– А нельзя ли по земле? – умоляюще сложив руки на груди, спросила она.

– Что ты, милая Софьюшка! Все будет хорошо! Ты смотри, какая погода! – И он повернулся к окну.

Утреннее солнце ослепляло лучами, а чистое голубое небо подтверждало слова легата.

– Ой, боюсь я! – призналась девушка, но была уже готова следовать за легатом.

Каюта, куда капитан провел Софью, была небольшим, но тщательно отделанным помещением. У стены – лежак в виде провисшей сетки с тонкой пуховой подкладкой. У бортовой стены – небольшой столик, над которым светился иллюминатор, а рядом стояло ввинченное в пол мягкое круглое сиденье. Стены обтянуты светло-коричневым шелком. Вот и все убранство каюты. Свечи, как объяснил капитан, не позволялись.

– Почему? – удивилась Софья.

– При качке свеча может вылететь из подсвечника и учинить пожар, – пояснил тот, с сожалением отводя от нее взгляд.

Софья заявила:

– Капитан, мне надо переодеться с дороги.

– Пожалуйста, пожалуйста! – торопливо произнес он, отступая за порог каюты.

Вскоре до нее донеслись какие-то непонятные ей слова команды, топот ног, и она почувствовала, что корабль пришел в движение. Глянув в иллюминатор, она увидела, что они медленно удаляются от берега. Сердце ее замерло. Но вот берег растаял в тумане, и ничего страшного не произошло. Судно, плавно покачиваясь, резало небольшие волны, которые порой стучались о борт ее каюты. Переодевшись, она некоторое время посидела за столиком. Немного успокоившись, она осмелилась выйти на палубу, где увидела легата и капитана, которые увлеченно о чем-то говорили. Невесть откуда накатившаяся большая волна подбросила корабль, и Софья вскрикнула. Легат и капитан, словно по команде, повернули в ее сторону головы. Капитан бросился к ней. Подхватив ее под локоть, сказал:

– Осторожней, госпожа! Вы так можете оказаться за бортом, – чем сильно ее напугал.

– Я пойду к себе, – пролепетала Софья.

– Вы не бойтесь! – В словах капитана появилась обычная грубоватость, которая чудесным образом подействовала на девушку.

– Я могу остаться?

– Конечно! Только надо подойти к борту и держаться за поручни.

Испуг в ее глазах растаял, и она, повернувшись к капитану, восхищенно воскликнула:

– О! Как красиво!

Корабль резал волну; раздутые паруса, казалось, легко несли судно, и оно словно летело над волнующимся морем. Завороженными глазами глядя на пенистые разбегающиеся и тающие буруны из-под носа корабля, она наблюдала и за цветом моря. То он был свинцовым, то вдруг синел, чтобы затем потемнеть.

Она не расслышала бы удара рынды, если бы не подошел капитан.

– Синьорита! – Он почему-то изменил обращение. Вероятно, хотел показать ей свое любезное к ней отношение. – Вас зовут на обед.

– Да? – удивилась она. – Это очень кстати.

– А вы, синьорита, молодец, довольно быстро освоились, – сказал он, подавая руку, и помог ей спуститься по лестнице и вернулся за легатом.

Капитан сел в торце стола, усадив рядом Софью и легата. Вошли еще несколько членов команды. И тут неслышно за спиной Софьи появился человек с огромной тарелкой с хлебом и пирогами. Поставив ее в центре стола, быстро исчез, чтобы вернуться с большой кастрюлей в руках, которую установил в специальное углубление в столе. Затем, открыв в боковой стене дверцу, извлек ложки и чаши, поставил перед каждым присутствующим. Поднялся капитан и, дотянувшись до кастрюли, вытащил за ручку половник и налил содержимое Софье, легату и себе. Остальные делали это сами. Софья ложкой помешала содержимое. Ей было непонятно, что это: густой суп или жидкая каша? Но пахло аппетитно. Осторожно попробовав, она нашла еду довольно вкусной и наваристой.

После сытного обеда она пожелала отдохнуть. Пробудившись, вдруг поспешила на палубу. Вечерело. Дневная красота пропала. Море стало темно-свинцовым. Солнце село за тучи, предвещая бурный предстоящий день. Его красные лучи изредка пробивались сквозь клубящуюся черную стену.

– Бурный будет день! – сказал, оказавшись за спиной Софьи, капитан.

– А что это значит? – спросила Софья, быстро повернувшись к нему.

– Это значит… нас немного покачает, – ответил он.

– А мне позволено будет выйти сюда? – не отставала с вопросами София.

– Смотря какая будет качка, синьорита. Но советую оставаться в каюте, когда море сердится, – сказал капитан.

– Как жаль! – вздохнула она.

Уже засыпая, Софья почувствовала, что море действительно на что-то сердилось. Ее быстро укачало. Когда она проснулась, то ничего не могла понять, что происходит вокруг. Ее «люльку» кто-то невидимый раскачивал с такой силой, что она боялась, как бы он, этот невидимый, не вышвырнул ее на пол. «Люлька» долетала почти до потолка, чтобы потом с силой удариться о стенку. Софья, боясь не удержаться, испуганно вцепилась в сплетение этой «люльки». А когда над ее головой что-то страшно затрещало, она вдруг закричала:

– Спасите! Спасите!

Но никто не откликнулся на ее крик. Затрещало и у ее ног. Ее объял ужас, что она может погибнуть. Но… все обошлось. Наверху послышались четкие и быстрые шаги. «Неужели меня бросили, а они сами бегут спасаться?» – подумала Софья. Она сделала попытку подняться и выбраться из лежака. Но он с такой силой взметнулся вверх, а потом вниз, словно в какую-то бездну, что у нее вырвалось из груди: «А-а-а!» В ответ послышались опять чьи-то шаги. «Кто-то спешит мне на помощь», – показалось ей. Но… увы! Двери оставались закрытыми. Софья вывалилась на пол. Не обращая внимания на ушибы, она от какого-то толчка покатилась прямо к двери. Опираясь на нее, поднялась и схватилась за ручку. Неожиданно дверь открылась, отшвырнув ее к стенке. И вода ворвалась в ее каморку. Лизнув иллюминатор, она откатилась назад, вежливо прикрыв за собой дверь. Это короткое посещение вчерашнего такого нежного моря напугало ее до смерти. Не помня себя, она в отчаянном прыжке поймала «люльку» и, перевалившись через ее борт, почувствовала себя если не в полной безопасности, то в относительном покое. Но ненадолго. На этот раз резкий удар так поднял «люльку», что на обратном ходу она ударилась головой о стенку и потеряла сознание. Сколько времени она так пролежала, сколько еще шторм качал ее, она не знала. Но… когда она очнулась, было тихо. Она даже не поверила: «Наверное, я… на другом свете. Неужели?» Но скоро знакомый голос привел ее в чувство.

– Синьорита! – услышала она знакомый голос. – Синьорита! – повторил он, наклоняясь над ней. – Откройте глаза! Это ваш капитан.

– Мой капитан? Мой капитан, – в каком-то непонятном состоянии проговорила она.

Но потом вдруг воскликнула:

– Мой капитан! Так мы живы?

– Живы, живы, моя синьорита! Я пришел проверить, что с вами. Когда штормило, я не мог уйти с палубы. Боюсь, если бы я сделал это, то встретились бы мы в другом мире. Но я вижу, что все в порядке. Я очень рад. Скоро будем обедать. Тогда вы сможете выйти из каюты. А я ухожу – у меня на палубе по горло дел.

Уже стоя в дверях, он сказал:

– Не прослушайте рынду!

Когда капитан ушел, Софья вдруг почувствовала, что голодна. Сигнал на обед раздался не скоро. Или ей так показалось. Ведь, когда ждешь, время тянется долго.

За столом она встретила любезно ей поклонившегося легата, капитана и еще одного, незнакомого человека. «Где остальные?» – подумала она и посмотрела на капитана. Он понял ее.

– Море кое-кого забрало, – грустно произнес он. – Бог даст, через два дня будем в Колывани. Оттуда, синьорита, вы уже поедете в карете. Так, уважаемый Антонио?

Тот кивком головы подтвердил слова капитана, который занимался раздачей обеда, состоявшего из сухарей, вяленого мяса и… винограда.

– Все, что сохранилось, – как бы извиняясь, сказал капитан, глядя на присутствующих. – Море добралось и до наших запасов, – пояснил он, не вдаваясь в детали.

На третий день послышалось: «Таллин!»

«Почему Таллин?» – заволновалась Софья, поднимаясь наверх.

Палуба была в относительном порядке, хотя кое-где виднелись поломки. Когда она оказалась на палубе, там уже стоял легат. Он смотрел жадными глазами на берег, словно не веря, что они доберутся до него.

– А почему Таллин? – спросила Софья.

– Это местное название Колывани, – пояснил легат.

Глава 24

Пуржить начало еще с вечера. Пришедший с запада ветер притащил с собой свинцово-черную тучу, которая обрушила на город снежный поток. А ветер, как котенок с клубком, стал играть с ним. То крутил волчком на месте, то поднимал вверх, то бросал вниз.

Князь Ярослав, обедая со своим семейством перед дальней дорогой, частенько посматривал в окошко. Такая погода ему не нравилась. «И заблудиться можно», – думал он, вгрызаясь крепкими зубами в кусок мяса и посматривая в окошко в ожидании приезда посадника, с которым договорился вместе ехать в Москву. Вроде и веселей, да и не так страшно.

Но что-то задерживало посадника. Наконец князь увидел, как в открытые ворота влетел какой-то всадник. Его и коня словно кто-то нарядил в белый саван. Так что узнать, кто прибыл, было трудно. И только крик в открытую наружную дверь «Посадник пожаловал!» заставил князя вытереть губы и быстро подняться из-за стола. Они встретились в проходе, прямо у двери едальни.

– Что случилось? – с тревогой спросил князь посадника.

Сняв огромную мохнатую шапку, отряхивая с нее налипший снег, сбросив шубейку, ответил:

– Бояре задержали, требуют… – Он оглянулся по сторонам и прикрыл дверь в едальню, но неплотно, и все домашние расслышали его слова: —…Казни смерда. Боятся, если он еще просидит в темнице, то как бы народ не поднялся и не освободил его.

– А как великий князь? – спросил Ярослав.

– Да брось ты, князь, это! Я те скажу, если люди придут, начнут грабить, думаешь, князь тя по головке погладит? Ну! – Восклицание было произнесено с командным оттенком.

– Ладно, – махнул князь рукой, – но только не сегодня.

Посадник победно улыбнулся. У него в голове мелькнула мысль: «Боится. Если что, потом откажется, скажет, не при мне, а сам дал добро».

– Завтра так завтра.

Услышав слова о казни парня, Ольга побелела и едва сдержалась, чтобы не броситься к отцу с мольбой этого не делать. Но она хорошо знала родителя. Пообещав, он уже не отступит. Опоздала! Что же делать? Ольга знала – мать тут не советчица. Она всегда на стороне отца. Кто же поможет? Единственным человеком, кому она могла доверить эту тайну, была ее старая нянька. Княжна уже давно выросла из того возраста, когда нуждалась в няньке. Но после Ольги детей у них не было, а няньку, которую все полюбили за мягкость характера, преданность своей госпоже, так и оставили при дочери, не найдя другого применения.

Нянька со слезами на глазах слушала свою Оленьку. Замуж ее никто не отдавал, поэтому она считала княжну своей дочерью.

– Его завтра казнят. Если это случится, я не знаю, что с собой сделаю, – в расстройстве говорила Ольга.

– Ничего, – успокаивала бабка, – время еще есть! Что-нибудь придумаем.

И придумала.

Под вечер в темницу пришла старуха с ведром кипяченого молока.

– Ты что тут делаешь, бабка? – выйдя из караулки, наткнулся на нее стражник.

– Мне так, милый мой, вас жалко. Погодка-то какая! Мерзнете вы, поди. Вот я вам и принесла горячего молочка погреться.

– Лучше бы ты бражки принесла. А то… молоко. Много им нагреешься!

– Так оно… с медком.

– Коль с медком, то давай, я всех угощу, – беря у нее ведро, сказал стражник.

– Ты сам-то, голубок, тоже глотни. Оно дюже лечебное!

– Глотну, бабка, глотну.

Он поднял ведро и сделал несколько глотков.

– Ух-х! Хорошо! – промолвил он, одной рукой вытирая усищи. – Благодарствую, старая. Что надо, приходи! – И он вернулся в сторожку, держа в руке подарок от старухи.

А через пару часов к темнице приблизились две фигуры, плохо различимые в буйстве снежного бурана. Первой вошла в сторожку нянька. А пришла она забрать ведро. Оказалось, что все сторожа спали непробудным сном. Старуха шустро вернулась к двери.

– Оленька! Иди, не бойся! Мужики спят как убитые.

Та осторожно, на цыпочках, вошла в помещение. Огарок свечи слабо освещал его. Но все же можно было рассмотреть спящих: кто положил голову на стол, кто прикорнул в уголке, а кто растянулся на лежаке. Все они дружно похрапывали. Ключи лежали на столе, чтобы удобно было их взять тому, кто шел к заключенным.

Ольга хорошо помнила, где в темнице находился ее спаситель. Она нашла его спящим под грудой соломы. Холод загнал его туда.

Она стала растаскивать солому, чтобы освободить пленника.

– Ты кто? – спросил он, садясь и сбрасывая солому.

– Не узнал? Я Ольга, пришла за тобой.

– Зачем? – удивился тот.

– Как – зачем? Завтра тебя казнить решили! – довольно громко произнесла Ольга.

– Казнить? Без суда не имеют права.

– Ты что, дурной? – Из-за спины Ольги высунулась бабка. – Да какой суд! Посадник вырвал у князя согласие. И весь суд. Давай, пока охрана не проснулась, бежим отсюда. А то и нас загребут.

Дорофей что-то начал понимать. Он поднялся. Рослый, плечистый. «Надо же такому родиться! Почему он не князь? Вот бы пара была моей Оленьке». – Старая, видать, имела еще зоркие глаза.

– Но… куда мне? – неуверенно, понимая всю серьезность своего положения, произнес он.

– Пошли на улицу и подальше отсюда, – скомандовала старая, больше других сохранявшая ясность ума.

Они прошли сторожку, где по-прежнему похрапывали сторожа. Когда Ольга положила ключи на стол, Дорофей вдруг вспомнил, что камеру не закрыли. И, вернувшись, запер ее.

Прибывшие утром за преступником палачи были крайне удивлены и недоумевали, куда делся узник. Ключи на месте. Замок закрыт, а его нет. Стража доказывала, что она глаз не смыкала всю ночь. Палачам пришлось им поверить, ибо все они были, как стеклышко, трезвы. Если бы кто их напоил брагой, то другое дело. Бояре, с нетерпением ждавшие развязки, не поверили посланцам и сами поехали все обследовать. Да, стража была трезва, замки на месте. Неуж нечистая сила вмешалась? И некоторые из них, в душе не веря в ее существование, крепко задумались.

А спасенный заявил своим спасительницам, что ему надо пробраться в Москву и попасть к государю.

– К кому? К кому? – удивленно спросила Ольга, ибо отец дома ни разу не называл так великого князя.

Дорофей пояснил.

– К нему мы поедем вдвоем, – энергично заявила Ольга, – потому что без меня тебе к нему не попасть ни за что.

– Это почему? – спросил Дорофей, приостанавливаясь.

– Да потому, что к нему мой отец и то с трудом попадает. Дел много у великого князя, – пояснила она.

По тому, как задумался Дорофей, можно было понять, что ее слова дошли до его сознания.

Когда они подошли к дому князя, он сказал:

– Дальше вы идите одни, а я поищу где-нибудь себе пристанище. Что вам из-за мня иметь неприятности?

– Не дури! – Ольга посмотрела на него.

Заросшее лицо Дорофея покрылось снегом. И это почему-то рассмешило Ольгу.

– Тя сейчас везде начнут искать, – встряла бабка, – а ты спрячешься у мня. Туда никто не зайдет. А когда подготовитесь, то и поедете.

– Э, нет! – возразил Дорофей. – На пару дней я согласен, а там уж прощайте, я один поеду. Попрошусь к купцу какому-нибудь. Буду мешки его охранять.

Ольга решительно замотала головой.

– Ты, спасая мня, полез в огонь. А мне что угрожает? Поедем вдвоем. И те со мной безопаснее. Скажу, что ты мой стражник.

Он подумал и спорить не стал.

В бабкину комнату Дорофей залез через окно. На следующий день дворник заметил на снегу следы, которые вели к бабкиному окну. «Ладноть… была бы молода. А то ведь старушонка, и кому она нужна?» – в раздумье чесал башку дворник. И все же не удержался, при встрече спросил:

– Бабка, кто это к те в оконце лазит?

– Ко мне? В оконце? Да Бог с тобой! Ну и выдумщик ты! – Старуха посильнее напустила платок на глаза.

– Чего «выдумщик»? След и сейчас есть, пойдем поглядим.

– Выдумщик! Ишь, над старухой посмеяться захотел. Вот расскажу я бабам, пускай посмеются.

– Ну… ты, старая, выдумала тоже. Ладно, ничего я не видел. Иди уж.

Старуха все рассказала Ольге.

– Надо скорее ехать, – сказала княжна.

– Никак ты всерьез вздумала ехать. Да ты что, девка, с ума сошла? На улице-то морозяка надвигается. Хороший хозяин собаку не выгонит из избы, а ты…

– Нет, нянька, я решила. Он ради мня жизнью рисковал. Сколь там было народу? Все кричали, а никто и попытки не сделал. А он? Да как я перед Богом отвечу? Нет, нянька, поеду. Вот только с деньгой у мня плохо. Деньга-то вся у отца, а он уже уехал. Да и спрашивать как? Ладно, поедем без денег. Мир не без добрых людей. Помогут. Ты только одежонку ему потеплей выбери, да коней как-то надо будет за кремль вывести.

Бабка, выслушав княжну, задумалась, потом сказала:

– Одежонку я уже подобрала. Коней… скажу Степке, чтоб он оседлал их и на подол вывел. А вот с деньгой… подожди-ка, – и она торопливо ушла.

Вскоре вернулась, держа в руке небольшой узелок.

– Вот, на… На смертушку берегла. Да, думаю, Бог даст, поживу еще маленько. Глядишь, ты и разбогатеешь.

– Нет, нет! – замахала Ольга руками. – Не возьму! Ты что, нянька, последнее…

– Оленька, доченька моя, ты что хочешь? Его погубить? Ведь дворник-то заметил. Мужиков соберет, скажет, вор завелся. Тогда что? Дорофея на плаху?

Ольга задумалась: «А ведь правду говорит старая. Что же делать?»

– Бери, бери. – Нянька сунула ей деньги в руку.

У Ольги побежали слезы. И они обнялись в едином порыве.

А на другой день, после обеда, когда вся дворня разбрелась по углам немного подремать, Степан, взнуздав лошадей и бросив на спины по мешку овса, отъехал с парой лошадей на подол. Привязав их к чьей-то ограде, заторопился назад – успеть вздремнуть с полчасика. А дорогой рассуждал про себя: «И зачем старухе понадобились эти кони? А не сказать ли конюху об этом?» Грея руки, засунул их в карман. И там обнаружил серебряный гривенник, данный ему старухой, как плату за вывод коней. «А, пускай конюх сам разбирается». И, насвистывая, свернул к корчме. Тут он столкнулся со здоровенным, рослым детиной с большой торбой на плече.

Этот здоровяк быстро нашел лошадей. Проверил подпруги. Покрепче привязал овес, приторочил торбу и стал ждать Ольгу. Но ждать ему пришлось недолго. Вскоре из метельной пелены выделился чей-то силуэт. Когда он оказался рядом, Дорофей узнал Ольгу.

– Ты уже здесь! – подходя к лошади, сказала Ольга.

Она была в катанках, в тулупчике, который мешал ей ловко взметнуться в седло.

– Помоги-ка! – сказала она.

Дорофей поднял и посадил ее в седло.

Глава 25

Неожиданное прибытие в Колывань важного гостя в лице личного посланника самого папы, легата Антонио Бономбра, всколыхнуло весь местный епископат. Был отслужен молебен по случаю спасения всех путешественников. На нем присутствовал и молодой ланд-маршал Филипп Белль. Софья чувствовала себя очень плохо и, не отстояв службу, ушла к себе.

Их отъезд в Московию сильно задерживался. Софья никак не могла прийти в себя после морской качки. Но легат не терял времени. В Колывани было много русских. Нашлись даже московские посланцы. И одного из них, Николая Ляха, легат послал в Псков, оттуда он должен был отправиться в Великий Новгород и сообщить: «Царевна едет из Рима. Переплыла море. Отдохнув, поедет в Москву. Она племянница византийского императора Константина. Зовут ее Софьей, и она будет вашей государыней, а великому князю Ивану Васильевичу женой. Вы бы ее встретили да приняли честно».

Выслушав это наставление, посланец в тот же день помчался в Псков, чтобы оттуда попасть в Новгород. Что началось в самой Колывани! Каждый знатный горожанин считал своим долгом навестить царевну. От этих встреч и дорогих подарков она уже не знала, куда деться. Вместо покоя она оказалась в такой суете, что, не выдержав, попросила легата поскорее решить вопрос с отъездом, хотя душа ее ликовала от такого поклонения.

И в Пскове жизнь забила ключом. Кто мед сытит, кто бражку готовит, кто в лес за дичью, кто на озеро за рыбой. А бояре – те в сундуки. Достают бобровые, лисьи шубы, высокие шапки. Решили делегацию из бояр и житных людей послать в Изборск для встречи царицы. Произошла драка, каждый доказывал свою необходимость. А какие подарки приготовили: и шкуры, и шубы, и тюки наволоки греческой разных цветов. А золотых изделий сколько: и кольца, и обручи, и подвески, и бусы, и… По прибытии в Изборск каждый прятал свой подарок, стараясь высмотреть, что приготовили другие.

День проходил в ожидании, другой… Но что-то не видно царского обоза. Наконец прискакал всадник и объявил, чтобы ехали встречать на немецкую сторону, в Дерпт. Помялись-помялись бояре – уж очень не хотелось встречать будущую великую княгиню на чужой стороне. Но что делать? И встреча произошла в устье Эмбаха. И тут опять началось! Дородные, величавые бояре подносили позолоченные кубки вина и меда, били ей челом, одаривая богатыми дарами. Она дрожала от счастья, видя, как разодетые, словно павлины, бояре, потрясая серебристыми шубами, выражают ей свою любовь, дарят несметные сокровища, да еще били челом. Если здесь так, а как будет там, в Москве?

Она объявила, что принимает их подарки, кланяется им за любовь великую и честь и просит, чтобы они скорее доставили ее на Русскую землю. Такой жест говорил о большом ее уме. Бояре принялись рассаживать в лодиях многочисленную свиту. Отдельно посадили легата и Софью. И поплыли на русскую сторону. Софья, довольная наступившей тишиной, загляделась на гребцов. Ее покорила их слаженная работа. Весла погружались и выходили из волны без брызг и капель, да так синхронно, словно кто-то невидимый дергал их за одну веревочку. Потом, налюбовавшись гребцами, она перевела взор на берега. Начиналась, как ей сказали, зима. И она впервые увидела чудо – белый снег. Он покрывал все, кроме реки и обрывистых берегов. Снег был мягким. Сосны и ели, покрытые им, походили на грозных великанов, собравшихся в дорогу и набросивших на плечи белоснежные плащи. Удивляло и другое: не со всех деревьев опали листья. То красные листья виднелись, то желтые… Такой лес поражал красками. Как ни пытался снег спрятать эту красоту, это ему не удавалось. Внезапно нос лодии уперся в берег. Кто-то крикнул:

– Русская земля!

Софья не знала слово «земля», но уловила слово «русская» и поняла, что она наконец-то у цели своей поездки. И тут неожиданно у нее сжалось сердце: «А что меня ждет там, в неведомой Москве?» Оказавшийся рядом легат шепнул ей:

– Софьюшка, тебя просят сойти на берег. Прибыли, – пояснил он.

Она поняла, что ей надо перейти на нос и спрыгнуть на землю. Но, сделав один шаг, она пошатнулась и чуть не упала. И тут ей на помощь пришел богатырского вида парень. Он быстро скинул сапоги, спрыгнул за борт и, стоя по пояс в ледяной воде, протянул ей руки. Этот здоровяк вдруг напомнил ей ту гостиницу, в которой она едва не стала жертвой пирата. Она протянула руки, он подхватил ее и легко вынес на крутой берег. Выбрав место посуше, парень опустил ее на землю.

– Благодарю тебя, милый человек, – очаровательно улыбаясь, произнесла она.

А тот, не зная итальянского, ответил:

– Да… это пустяк!

Но ее уже подхватили под руки и повели наверх. Бояре сзади ворчали:

– Не могли ступеньки сделать!

Незаметно легат оказался впереди. Одетый для этих мест необычно, весь в красном, даже в красном колпаке, в красных перчатках, он по-католически благословлял народ. Прибывшие же русские священники, с крестами, были в растерянности: «Что делать?» Но пока они думали, впереди оказался монах с литым латинским распятием в руках, высоко посаженным на древко. Легат русских икон не замечал и к ним не подходил. Правда, только в Троицком соборе подошел к образу Богородицы и то по приказанию Софьи, которая прочла в глазах священников гневное возмущение, готовое вот-вот вырваться наружу. Бояре зашептались меж собой: «Не вовремя уехали Ярослав и посадник, они бы вряд позволили!»

Чем только Псков не потчевал царевну: поили ее вином, медом, угощали всякими кушаньями, то же доставалось и ее свите. А сколько преподнесли подарков! Одних денег дали пятьдесят рублей. Да и Фрязину досталась десятка. А легата обошли стороной. Тот и вида не подал, но подумал: «Ничего, это вам зачтется, когда моя вера возьмет над вами верх. Немного осталось…» – и притворно улыбался, будто все так и должно быть.

Отгудел Псков. Софья потребовала поскорее отъезжать в Новгород. Воля царевны была выполнена.

Прибытие царевны в Псков спасло Дорофея от розыска. Один из посадников приехал в темницу, чтобы самому все осмотреть. Что помогла парню нечистая сила, он не верил. И приказал начать сыск по всему граду. И на тебе! Нужно встречать царевну. Тут уж не до розыска. В городе надо навести порядок. Улицы, занесенные снегом, чистить, пьяниц куда-то убрать. Да мало ли дел… А этот… не уйдет никуда. Поймаем потом. И, оставшись за старшего, посадник взялся за дело с небывалым рвением. Это его стараниями была собрана такая куча денег. А все эти скоморохи, музыканты, фокусники, медведи… Чего ему стоило их разыскать, сманить. Где уж тут ловить какого-то Дорофея!

А они, Дорофей и Ольга, не замеченные строгой стражей, спокойно оставили Псков. Небо им помогло. В такую пургу все люди становились одинаковыми. Московскую сторону они знали и уверенно двинулись на восток. Первое время они молчали. Как-никак одному удалось бежать из темницы, а другой пришлось бросить родной дом. Об этом стоило задуматься. Каждый по-своему оценивал свои поступки. Ольга представляла мать: «Как она сейчас там? Поди, разогнала всех слуг на мой поиск. Нянька не проговорится, я уверена. Поищут, поищут, а потом шум поднимут. А мы за это время в Москве все и порешим. И все будут рады. Я найдусь что сказать, и мой спаситель будет помилован».

Дорофей свой побег рассматривал так: «Конечно, вначале все будут удивлены, как могло это случиться. Ключи на месте, камера закрыта, охрана, что спала, не сознается. Потом найдется умник, который, расспросив с пристрастием стражу, кое-что узнает, а кто же ее так усыпил?..»

И он первый подал голос:

– Можно тя, княжна, спросить…

– Зови меня просто Ольга, – перебила Ольга Дорофея.

– Скажи мне, Ольга… кто усыпил стражу и чем? Знаешь?

– А что знать, – ответила она, – это сделала моя нянька. Она в горячее молоко подмешала мед и сон-траву, белладонну. И все.

– Молодец твоя нянька! Цены ей нет! – похвалил Дорофей.

– Я знаю! – с достоинством ответила она, стряхивая с шапки и воротника снег.

Ей пока все очень нравилось.

– А дорогу не потеряем? – спросила она, вдруг заволновавшись.

– А ты ее знаешь? – вопросом на вопрос ответил Дорофей.

– Откуда? Я ехала в возке с матушкой. Что оттуда увидишь?

– А я совсем не бывал в этой стороне, – проговорил Дорофей.

– Не печалься! – услышав расстроенные нотки в голосе Дорофея, сказала Ольга. – Будем людей спрашивать, – бодро заявила она.

– У кого? – Дорофей даже оглянулся.

Кругом стояла непроглядная снежная стена. К вечеру, не встретив на своем пути ни одной живой души, Дорофей предложил выбрать место для ночлега.

– Скоро ночь, – сказал он, – вишь, как быстро темнеет. Еще снег помогает.

– А как выбрать место для ночлега? – спросила Ольга.

– За дорогу научишься, – ответил он, сворачивая коня в сторону леса, видневшегося черной полосой.

Он выбрал место среди огромных ветвистых елей, меж которых поднимался молодой ельник. Спрыгнув с коня, ногой расчистил клочок земли, затем снял торбу, достал топор и воткнул его в ствол ели, извлек из торбы лопату с коротким черешком и принялся расчищать снег. Ольга любовалась, как Дорофей легко, словно играючи, очищал от снега площадку. В результате получился большой четырехугольник. Дорофей деловито осмотрел его, что-то прикидывая. Затем лопату воткнул в снег и, покачав за топорище, вытащил топор из ели.

– А зачем такую большую? – Она кивнула на площадку.

– А коней куда класть? – ответил он и, воткнув топор за пояс, пошел собирать сушняк.

Он натаскал его целую гору, достал огневище, высек огонь и поджег. Вскоре пламя озарило ели, угрюмо смотревшие на происходящее. Ольгу потянуло поближе к огню. Сняв рукавицы, она поднесла руки к огню. Тепло побежало по всему ее телу. Она не заметила, как Дорофей притащил чуть ли не воз лапника. Когда костер прогорел и потухли последние остатки дров, он покрыл все это лапником.

– Ты что делаешь? И зачем? – удивилась Ольга.

– А ты приляг, не бойся. И поймешь.

Она осторожно опустилась на лапник. В нос ударил резкий еловый запах. Был он теплый, даже горячий.

– А я не сгорю? – испуганно спросила Ольга.

– Да нет. Так будем ночевать. Только накроемся тулупом. И… мороз не страшен.

– А лошади? – побеспокоилась Ольга о конях.

– Рядом положим. Пускай сами греются и нас греют. Только их надо накормить. За работой я забыл это сделать, – сказал Дорофей, отыскивая что-то в суме.

Вскоре он достал какие-то мешочки. Насыпал в них овса и надел на лошадиные головы.

– Ты доставай еду, а я буду готовить костер на ночь.

– А зачем? – опять интересуется Ольга.

– Да от разных зверюг, чтобы не лезли. Нынче волков много развелось. Надо коней спасать. И себя тоже.

Дорофей вновь взялся за лопату и быстро выкопал круглую яму. Натаскал сушняка, поверх положил несколько жердей. Пока Дорофей все это готовил, Софья достала из торбы мешок с продуктами. Он был завязан крепким узлом, и она никак не могла его развязать. Дорофей, подойдя и увидев, как Софья возится с узлом, рассмеялся, взял мешок и одним движением распустил узел. Сняв с пояса нож, он быстро нарезал хлеб, мясо. Достал кружку, набрал в нее снегу, поставил рядом с огнем.

– Будет чем запивать, – сказал он.

Несмотря на все дневные трудности, аппетит у Ольги оказался неплохим. А горячая вода к месту пришлась. Закончив трапезу и спрятав остатки продуктов в мешок, Дорофей, выбрав сухой сук, повесил на него мешок.