Текст книги "Государь Иван Третий"

Глава 12

А Рим жил своей размеренной жизнью. До него не доносились скрежет и удары сабель и мечей, исступленный рев воинов. Все это было где-то далеко. А праздник, вот он, – на мощеных улицах Вечного города. И только в старом Бельведерском дворце несколько человек, собравшихся в потайной комнате папы, слушали папского посланника, только что прибывшего с востока Европы.

Там были перемены. Великий венгерский король Матвей Корвин, много лет кормивший папскую курию обещаниями начать крестовый поход против турок, теперь склонялся к тому, чтобы заключить с султаном если не мирный договор, то перемирие. Война, несмотря на присылаемые из Италии деньги, обходилась королю слишком дорого! Король сетовал, что у султана доходов вдвое больше, хотя формально от своих обещаний на счет похода не отказывался.

И все же дипломатические уловки Матвея Корвина не могли скрыть его истинных намерений, поэтому сообщение о скорой потере могущественного союзника стало страшной вестью для папского Рима.

Выслушав усталого посланца, все завертелись в креслах, понимая, что этот пример покорности туркам может быть заразительным. Папа обвел взглядом присутствующих и прочитал по их глазам: «Эта тайна должна умереть в этих стенах». Веки папы тяжело опустились. Все поняли, что они нашли в нем согласие на их решение.

Один из кардиналов поднялся, подошел к столику с разными напитками, внимательно перебрал бутылочки и, взяв в руки одну из них, скосил глаза на папу. Веки того вновь опустились. Тогда кардинал налил в небольшой хрустальный бокал этой жидкости и подал посланцу.

– Выпей, дорогой брат, это поможет восстановить твои силы, – проговорил он, молитвенно сложив руки.

Приняв из рук кардинала бокал, посланец поклонился папе, всем присутствующим кардиналам и выпил жидкость до дна.

– Благодарю тебя, брат мой. Ты принес нам хотя и тяжкие, но весьма важные вести. Ступай отдохни с дороги. Вечером мы встретимся.

Посланец всем поклонился и, тяжело волоча ноги, пошел к дверям. На пороге он еще раз оглянулся и склонил голову. Отойдя пару шагов, посланец вдруг почувствовал жар в груди, ноги его подкосились, и он без чувств повалился на пол. Два крепких монаха спокойно встали из кресел, стоявших в углу, подошли к нему и куда-то потащили.

А в потайной комнате разговор продолжался. Виссарион рассказывал, что ему удалось сделать и что он думает делать дальше.

– Как я понимаю, – сказал папа, – Софья Палеолог у нас пока единственная надежда. Ее будущий супруг обязан будет начать войну с турками. Но Софья до сих пор не нашла себе жениха. Нельзя ли ускорить это дело?

Тот заговорил медленно, придавая вес каждому сказанному им слову.

– Мы многим обязаны этому семейству. Нельзя забывать, что Фома не только сберег такую святыню, как голова апостола Андрея, но сумел привезти ее в Рим и передать папе Павлу.

– Мы достойно оцениваем поступок Фомы Палеолога, – заметил папа.

Виссарион едва заметно усмехнулся, как бы говоря: «В чем измеряется ваша оценка? Его семья ведет почти нищенский образ жизни. А его родную дочь толкаем в пасть северного дьявола». Не понял Виссарион, заметил ли папа его усмешку, но тот почему-то отвернулся. Это не смутило кардинала. И он продолжил:

– Нам не удалось выдать ее замуж за французского короля. – Кардинал издевательски усмехнулся. – Сейчас я думаю предложить ей руку Миланского герцога.

Папа оживленно, не без удивления, посмотрел на Виссариона. Тот его понял:

– Дело в том, что герцог только что овдовел. И, как верующий человек, он не может сразу дать согласие.

– А-а-а, – понятливо произнес папа, хотя многие кардиналы переглядывались, ничего не поняв.

– Я думаю, – и Сикст улыбнулся Виссариону, – ваш выбор хорошо подходит. Получив второй отказ, она… – Он не стал договаривать.

Виссарион понял, что папа одобрил его предложение.

Выждав еще какое-то время, Виссарион отправился к Палеологам. Признаться, раньше он так не переживал, как в этот раз: «Ведь я опять вынужден предлагать ей жениха, который даже не думает пока жениться, и если дело дойдет до него… Надо, чтобы папа сам пригласил герцога к себе. Но пока… куда деваться?» За размышлениями он не заметил, как оказался около дома Палеологов.

Внешне здесь почти ничего не изменилось. Правда, местами покосилась ограда… Он вздохнул и, делая приветливое лицо, решительно открыл дверь.

Радостной встречи не получилось. Братья и сестра встретили его довольно холодно, не пригласив сесть. Кардинал был уже немолодым человеком, а их дом находился далеко от папской резиденции. Ехать на городском извозчике он не решился. Они могли догадаться, что он весьма состоятельный человек, не желающий оказать им помощь.

– Я… присяду, – сказал он.

– Садись, – бросила Софья, присаживаясь на подоконник.

Он не стал расхваливать жениха, а сразу заговорил о том, что герцог Миланский обратился за помощью к папе, чтобы тот помог ему подобрать невесту. Видать, Виссарион таким началом хотел дать понять, что у Софьи появляется определенная возможность выйти замуж. Но все испортил Мануил:

– А что, герцог сам не может подобрать себе жену? – спросил он, поглядывая на брата и сестру.

– Мальчик мой, – начал Виссарион, – герцоги не женятся на первых понравившихся красотках. Многим, как французскому королю, нужны деньги. Миланский герцог нуждается в высоком имени своей будущей жены.

– Как я понял, вы, Виссарион, вновь пришли, чтобы сообщить нашей сестре о возможном замужестве? – резким голосом спросил Андрей.

– И да и нет, – невозмутимо произнес Виссарион. – Да, я буду очень рад, если Софьюшка найдет себе… скорее, Софьюшку найдет достойный муж. Да, в наш век приходится считаться со многими вещами, чтобы занять в обществе достойное место. Быть герцогиней – и где? В Милане! В том городе, который мало в чем уступает Риму. – Эти слова папского кардинала звучали с пафосом. – Разве это не достойно такого знатного рода, как ваш?

– Это, конечно, так, – согласился Андрей, – но… – Он посмотрел на Софью.

Та соскочила с подоконника и бросилась к двери. Когда стук ее каблучков затих, брат продолжил:

– Но, – повторил он, – если случится, как с фран…

Виссарион поднял руку, не дав договорить Андрею, поняв его сомнения:

– Может. Но разве мы не должны это использовать? Или для племянницы великого императора кругом валяются женихи? Да, такой девушке, как Софья, очень трудно найти подобающую пару. Неужели это неясно? Повезло Елене, пока не везет Софье. Но… мы не опускаем руки. Я обещаю, что ее не брошу, пока не будет решен этот вопрос. Но даже папа… – Он повторил: – Папа не в силах навязать таким знатным особам свою волю в отношении выбора жены. Дай-ка, Андрей, воды! – От такой длинной речи Виссариону стало плохо.

Андрей, взглянув на побледневшее лицо гостя, мигом выскочил из комнаты, чтобы вернуться с бокалом воды. Тот отпил несколько глотков, отставил бокал, достал из кармана тряпицу, вытер высокий морщинистый лоб и лицо. Он поднялся:

– Я пойду… потихоньку…

– Подождите! – чуть не в голос воскликнули братья. – Мы вас таким не отпустим. Полежите, наберитесь сил, тогда и пойдете. Или мы для вас наймем извозчика.

– Ничего, пройдет. Ваша забота придает мне силы. Вы… вы поговорите с Софьей. Я буду очень рад, если у нас все получится.

Они проводили его до главной дороги. Здесь он остановился и сказал им:

– Ступайте назад и все расскажите ей. А я лично встречусь с герцогом по прошествии сорока дней.

Они поцеловали ему руку, и он пошел прочь. Братья долго смотрели ему вслед, готовые броситься на помощь, пока он не скрылся за высоким серым особняком.

Вскоре Виссарион вышел на площадь, где возвышалась знаменитая колонна Траяна. Остановившись у ее подножия, он оперся об нее рукой. Отдышавшись, кардинал посмотрел вверх. Не раз он проходил или проезжал мимо колонны, но ему было недосуг вглядеться в нее. А там были изображены сцены победоносных походов императора, когда он воевал с даками, потомками древнего фракийского племени.

«Боже, – подумал он, – сколько воды убежало с тех пор и что осталось от былого римского могущества? А сейчас мы трепещем перед очередным варваром, чтобы он не вошел победоносно в наш город! Надо все сделать, чтобы этого не случилось». И кардинал решил не откладывать дело в долгий ящик, а поехать в Милан, не зная, чем окончится его поездка. Но она должна состояться, и немедленно! Семью Палеолог окружает много греков. Они тоже в какой-то мере заинтересованы в том, как сложится судьба детей Палеологов. И вдруг найдется среди них тот, кто съездит, не поленится, в Милан и привезет радостную для нее весть? Вот будет скандал! Рухнет весь план! А этого нельзя допустить. Эта мысль придала ему силы, и он решительно зашагал в сторону Тибра.

Дойдя до середины моста, Виссарион замедлил шаг и, опершись на перила, смотрел на свинцовые воды реки. Вдали рыбаки тянули сети в окружении толпы ребятишек. И вдруг он позавидовал этим людям, радость жизни которых заключалась в поимке рыбы. Поймали – и счастливы. Вечером будет богатый ужин с недорогим вином, песни… «А тут…» – Он тяжело вздохнул. Но, увидев через вершины крыш золотистый в лучах вечернего солнца купол, почувствовал, что тот непреодолимо притягивает его.

Утром следующего дня, переговорив с папой, после обеда он выехал в Милан в сопровождении внушительного отряда папских воинов. Это должно было говорить не только о величии папской власти, но и о той силе, которая его создает. Узнав о неожиданном прибытии папского посланца, герцог, посчитав, что тот хочет выразить ему свое глубокое сочувствие, приказал немедленно принять кардинала. Выражение лица посланца говорило о том, что Рим скорбит о постигшей герцога трагедии. Кардинал говорил приглушенным, скорбным голосом. Герцог уже было смирился с потерей, но тут он вновь расчувствовался. Но каково было удивление герцога, когда посланец вдруг заявил, что всякое в жизни бывает. Бессмертных людей не бывает, но жизнь продолжается, и у него, кардинала, есть… Герцог вдруг понял, зачем тот явился. И его обуяла ярость: «Как? Меня, герцога Миланского, хотят женить на племяннице бывшего константинопольского императора? Да я что, сам не могу выбрать ту, которая скрасит мне остатки дней?» Пылая гневом, он заявил:

– Не будь ты, святоша, посланцем папы, я бы вышвырнул тебя прочь, как собаку! Убирайся прочь! И скажи своему папе, что я, герцог миланский, сам себе хозяин! А вы захотели погреть руки на моем горе! Нет! Не получится. Слышишь ты, несчастный святоша? Я тебя не задерживаю…

В это время комната, где проходила встреча, наполнилась людьми. Виссарион хорошо понимал, что грозный хозяин может приказать вышвырнуть его вон.

– Я ухожу, – пролепетал он, – но, ваша светлость, вы не так меня поняли. Я вовсе не хотел…

– Ступай вон!

Виссарион быстро оценил обстановку и понял, что его сил не хватит проучить зарвавшегося герцога. Да и воевать сейчас… Нет, боже упаси!

– Я ухожу. Но мы хотели…

– Я не хочу тебя видеть! – Герцог почти взревел.

Виссарион выскользнул наружу. Оставив позади крепостные стены города, кардинал вздохнул с облегчением, а на его лице засветилась радость: «Все прошло, как я и задумывал. Вот только как я все это преподнесу Софье?» Но ему в это мгновение ни о чем не хотелось думать.

Глава 13

Великий князь вернулся в свои хоромы. Все уже его ждали. Иван Васильевич строго оглядел присутствующих, задержав взор на братьях. Те даже поежились. И давать указания он начал с них:

– Ахмат подошел к Алексину. Ты, Юрий, и ты, Борис, с князем верейским ступайте к Оке. А ты, воевода, – он повернулся к Петру Челядину, – бери моих людей и смотри: кто окажется послабее, поможешь. Я же с Иваном еду в Коломну, а оттуда в Ростиславль. Перекрою ему там доступ на нашу землю.

– Великий князь, государь, – поднялся Верейский, – те известно, взят ли Алексин?

Князь отрицательно покачал головой и сказал:

– Выступайте не мешкая. Может, пособить придется. Хотя… – Великий князь на мгновение задумался. – Пошли-ка, князь, – он посмотрел на Верейского, – к алексинскому воеводе Беклемишеву гонца. Если сможет пробраться в крепость, пусть передаст воеводе, чтобы город не держал. У него мало ратных людей, нет пушек, пищалей, самострелов. Надо беречь людей. Понял, князь?

Тот кивнул в ответ.

– И еще! Ахмата, если побежит, не преследуйте. А то устроит западню. Мы, Бог даст, с ним успеем посчитаться. А ты, богомол наш, – он повернулся к Филиппу, – благослови братию нашу. Не мы на них идем, они напали.

– Ты, великий князь, мог бы мне не говорить, кто на кого напал. Нам уже давно пора избавиться от своих поработителей. И я благословляю наше воинство на этот путь. Да будет вам помощь Господа Бога нашего Иисуса Христа!

Посланец Верейского сумел ночью переплыть Оку и незаметно пробраться в город. Татарская стража была довольно беспечна, думая, что им ничто не угрожает. Если бы воевода в точности выполнил приказ Ивана Васильевича, потерь бы почти не было. Татары, зная положение в городе, понимали, что такими силами воевода не решится на открытие боевых действий.

Был у воеводы один служка, хитрец и ловкач. Беклемишев довольно часто давал ему разные хитрые поручения, и тот их исполнял. Услышав слова княжеского посланца и чувствуя, что хозяин готов тотчас выполнить такой приказ, он подал из угла голос:

– Подожди, воевода…

Тот понял своего прислужника и выпроводил посланца в обратный путь. Когда тот ушел, Беклемишев обратился к служке.

– Ты что хотел? – спросил он, глядя ему в глаза.

– Князь, ты с пустым карманом в Москву явишься? – спросил он.

– А ты что?..

– Да думал, возьми-ка ты с жителей свой посул. Пускай дадут те шесть рублей. Пять – те, рубль – за жену.

Князь склонил голову:

– Да ты у мня… Молодец! Собирай народ.

Те согласились дать только по пять рублей. Начался торг, и все забыли про татар. А те, заметив, что в городке творится что-то непонятное, сочли это за удачу и пошли на приступ. Теперь воеводе было не до денег. Собрав свой отряд, в центре его он поставил жену и детей, а сам, возглавив его, приказал открыть ворота. Татары, не ожидавшие такого «выпада» со стороны алексинцев, не смогли оказать достойного сопротивления. И воевода, теряя людей, сумел пробиться к Оке и переправиться на другой берег. Разъяренные татары бросились вслед за беглецами. Но на берегу показались воины князя верейского. Они охладили татарский пыл. Князь же посчитал, что воевода выполнил приказ великого князя, и похвалил его.

Жители, оставшись одни, слали проклятия вслед сбежавшему воеводе и храбро бились на стенах. Князь Юрий Васильевич приказал перейти на другой берег и помочь алексинцам. Но бурные воды реки не позволили ему этого сделать. И князь, стоя на высоком берегу, смотрел на сражающийся город; слезы текли по его мужественному лицу. Но силы обороняющихся таяли. Рушились стены, их спасающие. И тогда боярин Кочма, оставшийся за воеводу и видя, что битва идет к концу, бросил клич:

– От пяти по одному.

И все поняли его. Этот пятый спасает четверых, которые должны скрыться в схроне. Жребий, быстрый и безжалостный, решал их судьбу.

Видя, как сильно поредели ряды защитников, Ахмат бросил свой полк на усиление штурмующих. Татары вошли в город, объятый пламенем. Русские решили ничего врагу не оставлять. Когда улеглось пламя, в город въехал сам хан. От его зоркого глаза не скрылось, что как погибших, так и оставшихся в живых было очень мало. «Куда они подевались?» – задал он себе вопрос. И приказал разыскать тех, кто остался в живых. Таких набралось от силы десятка полтора. И то они зверьем смотрели на хана, готовые на любые жертвы. Но хан оказался весьма хитрым. Он достал из-за пояса кисет и высыпал на стол золотые монеты. Это было целое состояние. Никто из алексинцев и в глаза не видел таких денег.

– Кто скажет мне, куда делись остальные, – проговорил он на чистом русском языке, – получит эту награду.

Но никто даже не пошевелился. А хитрый хан заметил, как у одного пленника жадно заблестели глаза.

– Ладно, – махнул он рукой, – не хотите сказать, другие найдутся. Идите.

Когда они ушли, слуга спросил у хана:

– Собрать деньги?

Но Ахмат отрицательно покачал головой.

Когда стемнело, под окном избы, где остановился хан, послышался шорох.

– Ступай посмотри, – приказал хан одному из воинов.

Тот вскоре вернулся, ведя впереди себя мужичка, худенького, с редкими длинными волосами и козлиной бородкой. Хан все понял, когда тот вошел и уставился на эту золотую горку.

– Бери… – усмехнулся хан.

– Ага! – радостно воскликнул тот и начал бросать монеты за пазуху.

– Стой! – раздался голос хана, и он подвинул ему кисет, лежавший в стороне.

Предатель схватил и его и ссыпал монеты в мешочек. Сунув его за пазуху, вопросительно посмотрел на Ахмата.

– Веди!

В сопровождении татарского воинства изменник повел их к дальней стене. Ее так называли, потому что она была в противоположной стороне от ворот. Место это гиблое, поэтому там никто не селился. Оно заросло мелким полесьем. Подойдя к краю застоявшейся позеленевшей воды, предатель остановился и сказал хану:

– Дальше по одному и за мной.

Как оказалось, под водой был наст, ведший в глубину полесья. Держался он на сваях. Стоило отступить на шаг в сторону, как человек уходил с головой в болотную жижу. Эта скрытная подводная дорога привела их на островок, по которому проходила городская стена. Туда-то и бежали алексинцы. Там их ждали землянки. Там же хранился издавна поддерживаемый запас продовольствия. Так что здесь они спокойно могли бы дождаться ухода татар.

Татары застыли в недоумении, гадая, как их оттуда достать. Кто-то очень умно использовал местность. К этому островку подойти было просто невозможно. Тысяцкий доложил Ахмату об этом. Тот не выдержал, спрыгнул с коня и пошел вслед за тысяцким. Перебравшись, хан увидел, что туда его воинам не пройти. Если пойдут поодиночке, станут добычей беглецов. И тут его осенило! Кругом почти все болото покрыто сухим камышом и чахлыми, высохшими деревцами.

– Поджигай! – приказал хан.

И огонь, медленно набирая силу, побежал к землянкам, подбирая под себя сухостой. Было безветренно, и густой белый дым вскоре покрыл местность, походившую на зимний пейзаж. От этого дымного покрывала не было спасения, и довольные татары повернули назад. На островке, почувствовав запах гари, заметались люди, понимая, что если не сгорят, то задохнутся. Кое-кто попытался уйти через болото. Но через несколько шагов он исчезал, словно проглоченный огромным черным ртом.

Предатель, сделав свое дело, заспешил в свою землянку. Как радостно билось его сердце, какие картины рисовались в его голове! Держа руку за пазухой и ощущая тяжесть золотых монет, он представил себе, что заживет не хуже боярина. За такую деньгу он купит себе хоромы, заведет скот и будет жить… Эх-х! Вот и землянка. Его встретила жена, удивленная радостным видом мужа. Таким она его еще не видела.

«Что это с ним?» – с недоумением посмотрела она на него.

– Тришка, что случилось? – спросила она, видя, как тот мечется по землянке, собирая тряпье.

– Все, бежим отсюда! – вдруг заявил он.

– Куда?

– Куда, куда, – передразнил он, – да хотя бы в Тверь иль в Москву!

– Гляди на него! – всплеснула она руками. – На какие шиши жить-то там будем?

– Шиши, шиши! – опять передразнил он и демонстративно вытащил кисет из-за пазухи, брякнул им о стол.

Золотая монетка выкатилась из него, покатилась по столу и упала на глиняный пол.

– Что это? – тыча пальцем в монету, спросила жена.

– Не видишь? Гроши! Наши гроши!

– И где ты их взял? Никак кого порешил?

– Не твое собачье дело! Татарин дал, – не без гордости объявил он. – Бери детей и тикаем отсель!

– Детей? – удивленно произнесла жена. – Так они на остров убежали со всеми!

– Как – на остров? – Он даже позеленел.

– Все побежали, и они тоже.

– О Господи! – взревел он и, хватаясь за голову, упал на пол.

– Что-то дымом запахло, – забеспокоилась хозяйка, глядя на открытую дверь, – схожу гляну.

Она вернулась быстро. Лицо ее было перекошено. Она поняла все. Дым шел со стороны островка. Ей бросилась в глаза золотая монета, сверкавшая на полу.

– Ты… ты погубил их! – взревела она, как безумная.

В углу стоял топор. Она схватила его, и обух с силой опустился на голову мужа.

Взятие Алексина не пополнило ханскую казну. А руки чесались что-то получить от Московии. Он бросился было к Серпухову. Но там его встретили полки брата великого князя – Андрея. Хану пришлось повернуть войско, и он решил попробовать взять Коломну, Ростиславль. А там его поджидал сам великий князь со своим братцем Юрием, успевшим перебросить сюда полки.

Хан взревел от злости. Поднял на дыбы своего степняка, огрел его нагайкой и поскакал прочь. И еще одна беда заставила его это сделать – вспыхнувшая в его войске моровая язва. Пришлось заключить мир.

Иван Васильевич вернулся в Москву довольный. Но весть, полученная из Новгорода, быстро испортила ему настроение. Не вдруг Новгород мог забыть свое прежнее вольное житье. И те, кто стремился вернуть его, затаившись, ждали удобного случая. И он явился вестью, что хан Ахмат двинул войско на Московию. Великому князю сообщили, что многие новгородцы, не успокоившись, связались с Казимиром, позвали его к себе. И тот дал им обещание прийти, как только папа поможет ему деньгами.

Рим, получив такую просьбу, тотчас откликнулся на нее. Чтобы быстрее получить наличные, папа обязал все польские и литовские церкви сделать сбор на военные нужды.

Эти события быстро стали известны великому князю. И он решил не мешкать. Вызвав Ивана Младого, велел ему собирать войско под предлогом войны с немцами и тайно выступить к Новгороду. Сам же Иван Васильевич, взяв только тысячу ратников, помчался в Новгород. У него было желание войти в город с миром. Но, несмотря на все меры предосторожности, будучи в Бронницах, князь узнал, что новгородцы решили запереться и в город его не пускать. Тогда Иван Васильевич дождался сына. Младой двинулся на Новгород. Приверженцы Московии осадили архиепископа, требуя, чтобы он послал к великому князю своего посланника, который бы упросил его дать для переговорщиков охранную грамоту. Архиепископ согласился и послал своего боярина. На что Иван Васильевич ответил:

– Когда войду в город, невинных ничем не обижу.

Вернувшийся посланец доложил все архиепископу. Тот скрыл от московской стороны ответ великого князя, сказав только, что охранную грамоту он не дал. Ворота не отворялись. Князь понял, что ответа не дождаться, и приказал пушкарям открыть стрельбу. Новгородцы не предполагали, что у великого князя есть такая огненная мощь. Город разрушался на глазах. Московские сторонники с воплями двинулись к архиепископскому дворцу. Там уже находились посадник, тысяцкий, знатные бояре.

И вот архиепископ, посадник, тысяцкий, бояре, житные люди и присоединившийся к ним народ двинулись к воротам. Они тотчас распахнулись, и все пошли на поклон к великому князю, своему государю. Они упали перед ним на колени и просили прощения. Князь сказал им:

– Я, государь ваш, даю мир всем невинным, но… тот, кто возбуждал народ к неповиновению, ответит головой.

Все молча выслушали слова государя. Вдруг раздался голос:

– Давно пора!

Государь старался рассмотреть крикуна.

– Раз пора, так и будет! – был его ответ.

На протяжении всей дороги к храму Святой Софии народ торжественно приветствовал государя. Помолившись, он отправился в дом Ефима Медведева. А через некоторое время были схвачены пятьдесят главных врагов Москвы. А утром следующего дня государь уже знал, что Феофил и братья его были в заговоре. Владыку схватили и отправили в Москву, в Чудов монастырь. В это же утро было схвачено еще множество врагов. Более ста из них были казнены в тот же день. Много семей боярских и купеческих выслали в разные города Московии.

Вечером государь пригласил к себе воеводу Юрия Захарьина.

– Боярин, – проговорил он грубоватым голосом, – ни Стрига, ни князь Оболенский не справились здесь, позволив смутьянам и врагам нашим вновь оторвать Новгород от нашей земли. Ты остаешься моим наместником. Велю очистить город от… – Князь задумался, подбирая нужное слово.

– От заразы, – усмехнулся боярин.

– Вот! – обрадованно воскликнул князь и ткнул пальцем в его грудь. – Вот именно: от заразы. Рви ее с корнем.

– Не сомневайся, государь, – поклонился Юрий, – только думаю, рубить всем башки негоже.

Лицо князя переменилось.

– Что… жалость заговорила? А ты думаешь, попади мы им в руки, они бы по головке нас погладили? Да они землю нашу хотели порушить. Врагов на помощь звали. Эх ты… боярин! – в сердцах произнес он.

– Нет, государь, не жалость во мне говорит! Расчет. Многие из них люди деловые. На них и Новгородская земля держалась. Почему им на Московию не потрудиться где-нибудь в Ярославле, Владимире?

Лицо князя засветилось:

– А ты, боярин, пожалуй, прав. Пускай на нашу землицу потрудятся.

– Еще, государь, просьба. С владыкой не затягивай.

– Как вернусь в Москву, наперво, что сделаю – владыку сюда нового пришлю. А земли Феофиловы и его казну заберу.

– Правильно, государь.

Иван Васильевич обнял боярина, и они распрощались.

Каждый день из восточных ворот выходили обозы в сопровождении воинов, которые следовали на восток. Убитые горем сосланные умоляли стражу дать им проститься со стенами родного города. Но те были неумолимы. Не отвечали, куда их везут. Может, и не знали сами. Все это вызывало у многих тягостное настроение. Особенно у оставшихся родственников. И вот некоторые из них, сговорившись, решили убить наместника, видя в нем главного виновника расправы над их родственниками.

Свое черное дело заговорщики решили осуществить, когда наместник пойдет на рынок. Он часто бывал там. А ходил он туда не затем, чтобы что-то приобрести. Он интересовался ценами, которые держались на рынке. Они были стабильны, и это радовало Захарьина. Значит, жизнь не ухудшается. А это говорило о том, что новгородцы свыкаются с новой для них жизнью. Ходил же наместник короткой дорогой. Она пролегала через маленький проулок, который в старину назывался Кобыльим. Почему ему дали такое название, никто уж не помнил. Не помнили и то, что более ста лет тому назад здесь поселился прусс по имени Гланда Камбила, сын Девона, родоначальник Кобылов, Кошкиных, Захарьиных… и до Романовых. Частенько глаза Захарьина скользили по потемневшим, ставшими невзрачными, хоромам. Судьба привела его к родным пенатам. Да вот только никто ему об этом не сказал. Интересно, как бы он себя повел?

В этом темном глухом переулке враги Захарьина и задумали осуществить свое черное дело. Они долго высматривали его маршрут и заметили, что после нелегких судебных разбирательств он шел на рынок. А куда еще можно было пойти? Разве в кузню какого-нибудь умельца или к кожевникам, подышать «ароматом», несущимся из бочек. Бывал он и там. Но… рынок притягивал больше. Это был пульс города. Вначале он ходил со стражей. Но потом от нее отказался: «Пущай видят, что я ничего не боюсь. Город стал нашим».

– Воевода, – по-старому назвал его сотский, командовавший его стражей, – ты хотя бы сабельку возьми.

Тот подумал и сказал:

– А что, давай, может, и пригодится.

В этот день он задержался: разбирал донос боярина Земца на соседа боярина Ножина. Последний все отрицал, доказывая, что за этой клеветой стоит желание Земца завладеть его хоромами. Опрос слуг показал невиновность Ножина. И наместник принял решение:

– За наговор Земца на невинного сослать его на Север, забрав имущество в казну. Всех его родичей выселить в одну из костромских деревень.

В ушах наместника до сих пор стоял плач жены, рев детей. Да… тяжки судебные дела! Рынок немного развеял его невеселые думы. Купцы, с кем он заводил разговор, были довольны своей торговлей. В разговорах, переходя от одной лавки к другой, он и не заметил, как оказался вблизи той, что несколько отличалась от других. Она была больше размером, добротно сколочена, и торговля шла не на улице, как у других, а внутри лавки. Это была новинка, и люди тянулись в нее. Лавка принадлежала купцу Федору Заломову. Он был выше среднего роста, лицо бородатое, щеки налиты здоровьем, плечи широкие. Купец внешне, с первого взгляда, казался простым, доступным человеком. Только большие серые глаза порой глядели с хитрецой.

Захарьин посмотрел на небо. Оно начало сереть, что говорило о приближении вечера. И все же он решил зайти в лавку Федора. Ему понравился хозяин. Завязался обычный разговор о прошедшем дне, о ежедневных трудовых буднях.

– Тружусь с утра до ночи, – жаловался купец, – ноги гудят от усталости.

– Ты ушлый, купчина, – полусерьезно заметил наместник.

– Да, если я, боярин, буду прост, то окажусь в убытке. Семья по миру пойдет. Возьми вот. – Он развязал мешок с солью, взял щепотку. Высыпав себе на ладонь, сказал: – Как без нее обойтись? А знашь ты, боярин, где мы енную берем?

– Знаю! – ответил Юрий. – На север за ней ходите.

– Тута ты прав. А знашь ли ты, сколь бед нас поджидает? Сколь лихих людишек нас поджидают? Все норовят, не вложив труда, деньгу добыть. И кумекаешь, как енного братца обойти. Где силушкой, а где и хитростью берешь. Без этого нам, купцам, не обойтись. Вот за свой труд я и делаю наценку. Дорого? Сам пойди попробуй.

– Верно ты говоришь. А скажи, вот сейчас ты стал под одно знамя с Московией – лучше те или нет?

Купец хитро улыбнулся:

– По совести говорить – не знаю покель. Когда пойду за товаром, оценю. Если дорога будет свободной, никто не будет мня как липку обдирать, а ты, боярин, не будешь обдирать данью, тогда и скажу. Хорошо? И те прибыль, и у мня в кармане не пусто.

– Прав ты, Федор, прав. Однако я пойду, темнеет уже.

– Зима, – произнес Федор и добавил: – Ты подожди, боярин, я тя провожу, только лавку запру. – И Федор стал расставлять товар, выставленный напоказ, по своим местам.

– Да ладно! – махнул наместник рукой. – Я, чай, у ся дома. Чего бояться? Бывай. – Он кивнул на прощание и пошел к двери.

На улице изрядно потемнело, и Захарьин заторопился побыстрее добраться до дома. Выйдя с базара, он остановился в раздумье, как идти. Купец как бы подтолкнул его своим предложением к мысли, что можно встретить и лихого человека. «А, пустяки, – сказал он сам себе, – да кто там может меня ждать?»

Посреди Кобыльего переулка дорогу вдруг преградили два здоровых мужика. Он оглянулся назад, но и там увидел чьи-то силуэты. Когда те подошли ближе, один из них довольно знакомым голосом произнес:

– А вот он, наш палач. Что, московская сволочь, кровушки из нас попил? Терь мы твою попьем. Ох, попьем! Я сейчас тя резать по кусочкам буду.

И он шагнул вперед. В его руке блеснул нож.