Текст книги "Царское прошлое чеченцев. Власть и общество"

Кавказский комитет

Кавказский комитет был создан на правах особого министерства, входившего в Государственный Совет²⁷⁰. Являясь для Кавказа органом высшего управления и надзора за местной администрацией, он нередко выполнял и законодательные функции. В 1845 году высочайше было приказано вносить в Кавказский комитет все дела по законодательной части и по устройству Кавказского края, которые превышали власть министров и главноуправляющих. Однако крайне редко законодательные проекты кавказских военных управленцев не визировались данным комитетом. В большинстве случаев проекты «региональных законов» составлялись кавказскими чиновниками, зачастую не имевших юридического и даже высшего образования, но комитет их поддерживал, в связи с тем, что они «лучше ознакомлены с бытом и нравами управляемого ими населения»²⁷¹. Контроль над кавказской администрацией со стороны Петербурга был весьма слабым. В середине XIX в. центральные органы, в том числе и Кавказский комитет, не располагали экспертами, знакомыми с кавказской проблематикой и способными профессионально оценить деятельность региональной администрации. Министрам – членам комитета просто не хватало времени и сил на то, чтобы глубоко вникать в вопросы управления Кавказом. В связи с этим деятельность Кавказского комитета зачастую приобретала сугубо формальный характер. Один из современников оставил такое описание его заседаний: «Что такое этот комитет? Тот же Комитет министров, за исключением нескольких министров, без единого специалиста… с канцелярией из лиц, не бывших на Кавказе. С самого учреждения оного заседания происходили так, что иногда после Государственного Совета или Комитета министров объявлялось заседание Кавказского комитета. Утомлённые члены снова усаживались, и Бутков (управляющий делами Кавказского комитета) приносил груду накопившихся дел и с величайшим цинизмом и ловкостью дьячка «на почтовых», бормотал заглавие дел и проекты резолюций, а иногда и прочитывал некоторые представления наместника, причём, к удовольствию членов, перескакивая целые страницы. Затем заседание объявлялось конченным, и канцелярия облекала в форму журнала проекты резолюций, всегда согласных с мнением наместника»²⁷².

Среди центральных учреждений, в функции которых входило обустройство жизни населения на окраинах империи, имелись различные управления Министерства внутренних дел: Переселенческое управление (с 1905 г. вошло в состав самостоятельного Главного управления землеустройства и земледелия), Управление по делам о воинской повинности, Главное управление по делам местного хозяйства, Главное управление духовных дел иностранных исповеданий (1810–1817, 1824–1832), а с 1832 по 1917 г. – Департамент духовных дел иностранных исповеданий. Ряд территорий на окраинах Российской империи находился в ведение военного ведомства. В 1866 г. в составе Главного штаба Военного министерства для военно-административного управления территориями Кавказа было образовано Азиатсткое отделение (в 1867–1903 и 19101918 гг. – Азиатская часть, в 1903–1910 гг. – Азиатский отдел). В функции этого структурного подразделения входило управление военными округами азиатской части России, устройство здесь укреплений и путей сообщения, охраны границ России, организация военно-народного управления на Кавказе, в Казахстане и Средней Азии, сбор сведений о военном и политическом положении сопредельных с Россией азиатских государств и т. п. Близкие задачи решал Департамент таможенных сборов (1864–1917), Отдельный корпус пограничной стражи, находившийся в ведении Министерства финансов, а также Азиатский департамент Министерства иностранных дел, ведавший управлением народами пограничных районов Кавказа, Казахстана и Астраханской губернии до середины XIX века²⁷³.

6 января 1846 года высочайше утверждённые особые правила сформулировали права кавказского наместника. Во всех случаях, когда власть считалась превышенной, и требовалось разрешение или утверждение царя, наместник должен был обращаться к председателю Кавказского комитета. Последний, в зависимости от характера дел, докладывал их царю либо вносил на предварительное рассмотрение комитета. В данном случае известное совпадение прирегатив наместника и функций Кавказского комитета нейтрализовалось тем, что циркуляры и распоряжения комитета должны были быть санкционированы наместником, без согласия которого не могло действовать на территории края ни одно из предписаний комитета. Тем не менее, на протяжении всего времени существования шло подспудное, а подчас и явное противодействие двух сил – централистской и региональной²⁷⁴.

Постепенно происходит сокращение военных и гражданских функций кавказского управления. После разгрома мюридизма царское правительство взяло курс на ликвидацию Кавказского наместничества, утратившего своё прежнее значение, и в 1882 г. его упраздняют вместе с Кавказским комитетом²⁷⁵. По мнению краеведа В.П. Погожева, «…Метрополия невежественно трактовала Кавказ, как доступного для разных опытов клинического больного, как в известном анекдоте о не державших тела лошадях, где остроумные естествоиспытатели пичкали их разной аптекой, забывая простое средство – овёс»²⁷⁶. Видный государственный деятель России периода либеральных реформ 60–70 гг. XIX в. Д.А. Милютин рекомендовал проводить на Кавказе такую политику, при которой горцы были бы «…убеждены в неприкосновенности их религии, обычаев, образа жизни. Мы должны всеми силами стараться согласовать наше владычество с интересами самих горцев – как материальными, так и нравственными»²⁷⁷. Интересно, что Милютины были выходцами из Сербии, отличавшиеся благородством и любовью к просвещению. Вырос Д.А. Милютин в небогатой дворянской семье; с самого детства он не был избалован и знал цену многим вещам²⁷⁸.

В 1866 году в Терской области горцев обложили земскими сборами, хотя сами земства на областной территории не были введены. В России земские учреждения были созданы ещё в 1864 году. Для того, чтобы земства стали функционировать на Северном Кавказе, необходимо было местных князей в официальном порядке приравнять к русскому дворянству, а это принесло бы государственной казне немалые расходы на льготные выплаты, также боялись и усложнения политической обстановки в крае, если власть, хоть и частично, окажется в руках у горцев, поэтому с открытием земств затягивали.

И.И. Воронцов-Дашков

Будучи наместником на Кавказе, князь Барятинский приблизил к себе молодого графа И.И. Воронцова-Дашкова, которому давал ответственные поручения; помимо военных дел, вменял разработку разных вопросов, связанных с политико-экономической жизнью богатой окраины. И.И. Воронцов-Дашков родился 27 мая 1837 г., в 1855 г. поступил в Московский университет, откуда в 1856 г. перешел на военную службу. В 1867 г. Воронцов-Дашков женился на Елизавете Андреевне Шуваловой, внучке первого кавказского наместника князя Михаила Семеновича Воронцова, приходившегося Иллариону Ивановичу троюродным дядей; так вновь соединились две ветви Воронцовых. Мать Елизаветы Андреевны (теща Воронцова-Дашкова), Софья Михайловна Воронцова (18251879), по существующей в пушкиноведении гипотезе, была дочерью А.С. Пушкина²⁷⁹.

По своему личному желанию Воронцов-Дашков отправился на Кавказ, воевал в Туркестане²⁸⁰. Он быстро успел завоевать себе на Кавказе прочную популярность. Не раз военным на Кавказе приходилось слышать от горцев пожелания о назначении к ним наместником князя И.И. Воронцова-Дашкова, о чем сохранились документальные свидетельства. Сослуживцы по Кавказу, безразлично – чиновники или горские милиционеры – были всегда у Воронцова особо желанными гостями. Они очень часто находили в нем ходатая, заступника, а нередко – и материальную поддержку. «Кунак» он был искренний, верный. Супруга главноначальствующего гражданской частью на Кавказе княгиня Надежда Андреевна (урожденная Кологривова) на Кавказе много занималась благотворительностью. Н.А. Дондукова-Корсакова занимала должность председателя Тифлисского благотворительного общества. Княгиня лично принимала неимущих и больных, оказывала им посильную помощь²⁸¹.

Хорошо лично знавший Воронцова-Дашкова князь В.П. Мещерский вспоминал, что тот сделал блестящую военную карьеру «отчасти благодаря его замечательно изящной и обаятельной наружности и отчасти благодаря его широкой, доброй и размашистой натуре… При своей доброте и мягкости, граф Воронцов был и умен». С.Ю. Витте, также знавший графа с юности, считал, что И.И. Воронцов-Дашков «очень хороший человек, среднего образования». В министерском кабинете графа Витте висело на стене всего два портрета, один из них графа Воронцова-Дашкова. Указывая на него, С.Ю. Витте любил говорить: «С молодых лет питаю к нему особую симпатию, а с годами еще более стал очарован его рыцарской натурою»²⁸².

В своих отчётах императору И.И. Воронцов – Дашков высказывался за большее доверие местному населению со стороны центральной власти. Он считал недопустимым затягивать далее введение в регионе земского самоуправления. И.И. Воронцов – Дашков придавал большое значение созданию условий приёма на государственную службу (военную и гражданскую) местных уроженцев. Речь идёт о применении единых требований к отбору кандидатов независимо от национальной принадлежности. Он справедливо замечал, что отказы от приёма или даже увольнение со службы, воспринимаются единомышленниками кандидата или уволенного всегда остро, затрагивая национальное самолюбие²⁸³. По своим политическим взглядам это был один из самых прогрессивных управленцев на Кавказе. Наместник и его окружение не считали, что в кавказской администрации должны быть только русские. Более того, они признавали, что «туземцы в составе администрации, особенно на низших должностях не только полезны, но, безусловно, необходимы «знание условий края, бытовой стороны и местного языка делают их назначение неизбежным». Суть вопроса, по мнению местных властей, заключалась в том, чтобы вести отбор и контроль над лицами, допущенными к административной деятельности, найти оптимальное соотношение в кавказской администрации русских и представителей местного населения. Это соотношение должно быть таково, чтобы не было преобладания коренного населения, чтобы его представители не допускались к высшим должностям. Но, такая точка зрения не встречала одобрения в Петербурге. Требовалась полная русификация аппарата. На этой почве накануне Первой мировой войны возникало масса трений между кавказской администрацией и высшими государственными учреждениями Российской империи²⁸⁴.

Военный министр Д.А. Милютин

Первым наместником на Кавказ был назначен Воронцов М.С. в 1844 г., затем Муравьёв Н.Н. в 1854 г., Барятинский А.И. в 1856 г., великий князь Михаил Николаевич в 1862 году²⁸⁵. Назначение на пост военного министра (9 мая 1861 г.) дало возможность Д.А. Милютину приступить к составлению подробной программы реформы армии²⁸⁶. Александр II был в основном согласен с главными положениями военно-окружной реформы, предложенной Милютиным, однако военно-административная верхушка, воспитывавшаяся в дореформенный период, буржуазные реформы считала ошибкой и временной мерой для успокоения общественного мнения, нередко она саботировала проведение реформ на местах.

Д.А. Милютин родился в 1816 г. в небогатой дворянской семье. Первоначальное воспитание получил в университетском пансионе в Москве, где у него рано заметили большие способности к математике. Уже в 16 лет в 1833 г. он составил и издал «Руководство к съемке планов». В 1833 г. он был произведен в офицеры. В 1839 г. Милютин закончил Военную Академию и в это время написал ряд статей по военным и математическим проблемам, перевел с французского языка записки Сен-Сира. С 1839 по 1844 гг. он служил на Кавказе, принимал участие во многих операциях и был тяжело ранен. В 1856 г., по желанию князя Барятинского, он был назначен начальником штаба Кавказской армии. В 1861 г. Милютин занял пост военного министра. В 1866 г. Петербургский университет присвоил Милютину ученое звание доктора русской истории. Указом от 30 августа 1878 г. Милютин был возведен в графское достоинство. В 1881 г., вскоре после отставки М.Т. Лорис-Меликова, из министерства вышел и Милютин. Оставшись членом Государственного Совета, он почти безвыездно жил в Крыму²⁸⁷.

Работая в министерстве, для подготовки проведения военной реформы Д.А. Милютин поручил отчитаться о проделанной работе всех крупных военных чиновников, чтобы получить общее представление о состоянии дел и наметить план конкретных дальнейших действий. Однако, все члены императорской фамилии, занимавшие крупные посты в военном аппарате (великие князья Михаил Николаевич и Николай Николаевич), а также единственный тогда фельдмаршал, главнокомандующий Кавказской армией князь А.И. Барятинский – не прислали своих отчетов²⁸⁸.

Хотя и сам Милютин, занимая в те годы должность военного министра, «играл свою партию» по принятым тогда бюрократическим правилам и нормам поведения при Дворе, России повезло, что в этот важный исторический период он находился на посту, который традиционно занимали военачальники – консерваторы. Либералы в армейской сфере, всегда считались «белыми воронами», не случайно в среде генералитета и высшего офицерского корпуса у министра-реформатора имелась влиятельная оппозиция, которую возглавлял его бывший непосредственный начальник генерала-фельдмаршала князь А.И. Барятинский, являвшийся близким другом императора. Это, безусловно, тормозило и затрудняло преобразования в армии²⁸⁹.

Катализатором военной реформы 1874 года стала франко-прусская война. Впечатляющие победы германского оружия произвели сильное впечатление на русскую военную элиту и общество. Для России важным побочным результатом этой войне стала отмена ограничительных статей Парижского договора 1856 г., но теперь даже далекие от военной сферы сановники, не говоря уже о профессионалах, трезво отдавали себе отчет в том, что со временем возросшая мощь Германской империи может быть направлена против России. «В русском обществе, – писал об этом Милютин, – большинство людей мыслящих сознавало опасность, грозящую нам в будущем». Такую потенциальную угрозу видел и Александр II, несмотря на явные и выраженные симпатии к своему дяде – германскому императору Вильгельму I. Окончательное мнение царя-освободителя поставило точку в ожесточенных спорах военного министра со своими многочисленными оппонентами и предопределило проведение военной реформы по его замыслу²⁹⁰.

Реализуя идеи о необходимости преобразований, правительство Александра II провело серьезную перестановку кадров в высшем эшелоне кавказской администрации. В управлении Кавказским наместничеством на место старых боевых генералов, искавшим по отношению к горцам «в одной только силе опору», пришли более умеренные чиновники, которые «хотели достичь цели правительства (т. е. замирения края и установления гражданской системы управления на Кавказе) другими, сообразно с духом времени и христианской цивилизации, методами». В 1862 г. ушел в отставку наместник Кавказа фельдмаршал А.И. Барятинский.

Крупный военный деятель, профессор Военной Академии генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин в записке «О средствах и системе утверждения русских владений на Кавказе» указывал, что, если «… война делается народною, никакие усилия материальные, никакие армии и победы не могут одолеть великой силы, нравственной и материальной, целого народа:… точно в таком же положении находятся в отношении России кавказские горные племена». Поэтому он предлагал не применять силу, но «убедить их, что Россия так могущественна и велика, что не имеет никаких притязаний на их ничтожное достояние, что спокойствие и благо края – единственная цель их стремлений». Это мнение несколько отличалось от взглядов, на методы ведения завоевания края князя Барятинского²⁹¹.

Н.И. Евдокимов

Ближайшим сподвижником князя Барятинского был Н.И. Евдокимов. Главнокомандующий всегда отличал и ценил заслуги Евдокимова. Даже когда поднимался вопрос о злоупотреблениях и казнокрадстве в соединениях, подчиненных последнему, князь Барятинский всегда брал под свою защиту исполнительного подчиненного. В 1850-е годы Евдокимов имел стойкую репутацию казнокрада, вызывая неудовольствие, как у непосредственного начальства, так и у императора. О Евдокимове стали говорить как о «нечистом на руку» после назначения его на должность пристава. Действительно, заведование горской милицией являлось одним из наиболее гарантированных «левых» источников дохода пристава или местного начальства. Небогатый Евдокимов, долгие годы вращавшийся в подобной среде, не мог отказаться от такого несложного способа обогащения. Позже, уже имея такого могущественного покровителя как князь Барятинский, Евдокимов уже не так подвергался нападкам со стороны своих коллег за пагубную страсть к деньгам. В конце концов, все обвинения, которые поднимались на самом высоком уровне, в частностях в письмах императора и военного министра, снимались, так как Барятинский старался замять такого рода истории в армии. Также не стоит исключать вероятность того, что подобные слухи могли подогреваться завистью со стороны других представителей генералитета и офицерского корпуса к Евдокимову²⁹².

Евдокимов, грубоватый по натуре, легко наживал себе врагов. Своей популярностью в войсках и своим появлением во главе полков, предназначенных для нанесения главного удара, он наносил непростительные уколы самолюбию многих лиц, видевших себя в этой роли. Недоброжелатели не прощали Евдокимову его низкое происхождение, считая «выскочкой», другие – отсутствие коммуникабельности и его враждебное отношение к «фазанам» (так называли охотников за наградами, приехавшими из столицы), которые, в свою очередь, отвечали ему той же монетой, рассказывая о нем все что угодно после возвращения в Петербург.

Евдокимов, безусловно, был очень храбрым человеком. На Кавказе генерал имел больше шансов сложить голову, чем в европейских кампаниях. В условиях «малой войны» генерал разделял опасность наравне с офицерами и нижними чинами, поскольку тыла как такового на Кавказской войне не было. Более того, генерал имел больше шансов получить пулю, благодаря своему мундиру, который не мог не привлекать внимание стрелков-горцев. Так, во время экспедиции 1845 г. в Дарго процент потерь среди генералов был намного выше, чем среди офицеров и нижних чинов. Из 6 участвовавших в походе генералов живыми вернулись только трое²⁹³. Во время Кавказской войны Евдокимов часто рисковал своей жизнью. В одной из стычек пуля прошла ему через голову навылет, а несколько лет спустя кинжал пробил ему насквозь грудь. То, что Евдокимов, получив смертельные раны, оба раза остался в живых, принесло ему славу «заговоренного» не только от пули, но и от клинка. Генерал носил на щеке черную мушку, прикрывающую шрам²⁹⁴.

Конфликт между начальником Терской и Кубанской областей, «покорителем» Кавказа Н.И. Евдокимовым и его помощником князем Д.И. Святополк-Мирским был разрешен императором в пользу последнего, назначенного начальником Терской области. Командующий войсками Терской и Кубанской областей генерал Н.И. Евдокимов и его сторонники считали, что земельную проблему необходимо решать немедленно административным путем, «пусть даже произволом». Помощник же Евдокимова Святополк-Мирский имел на этот счет иную точку зрения. Он предлагал создать комиссию во Владикавказе, которая бы выяснила личные и поземельные права горцев. Его мнение и получило одобрение императора Александра II²⁹⁵. В конце 1864 г. граф Н.И. Евдокимов был отправлен в отставку и с должности начальника Кубанской области, а вместо него назначен Ф.Н. Сумароков – Эльстон – администратор более либеральных взглядов.

Важно также отметить и следующий факт: «исходным пунктом» массового переселения горцев в Турцию была, по существу, канцелярия командующего войсками Левого крыла графа Евдокимова. Именно он, пользуясь глубоким недовольством горцев новыми порядками, как писал А. Берже, «придумал очень правильный исход из этого трудного для обеих сторон положения, а именно: выселение в Турцию». Замысел Евдокимова был полностью одобрен царским правительством. Руководство смотрело на переселение горцев, как на течение, способное «сплавить» «нежелательные элементы» в Турцию²⁹⁶.

Уроженец станицы Наурской на Тереке, сын простого казака – Николай Иванович Евдокимов (1804–1873) начал ратую службу рядовым, а закончил генералом от инфантерии. В самом начале своей военной службы Евдокимов поступил вольноопределяющимся в Тенгинский пехотный полк и свыше 3 лет прослужил нижним чином. Случай помог ему выдвинуться. Однажды Евдокимов провинился и ожидал строгого наказания. Удрученный этим, Евдокимов решил искупить ее отчаянным подвигом. Не говоря никому ни слова, Евдокимов переоделся нищим и самовольно ушел в горы, где пробыл около 2 дней. На 3 день он явился с повинной к ротному командиру и доложил ему о местонахождении и силах черкесов. Евдокимову было поручено вести отряд, который, и нанес горцам поражение. Позднее руководство по достоинству оценило способности Евдокимова, его знание горских устоев²⁹⁷.

Главными отличительными чертами Евдокимова в ходе продвижения по службе стало отменное здоровье, знание местных языков и обычаев, сноровка и регулярно пополняемые практические знания в столкновениях с горцами. Именно это спустя десятилетия службы привело Николая Ивановича на высшие посты кавказской администрации, превратив в главного специалиста по войне в горах. За годы своей военной карьеры генерал Евдокимов был неоднократно награжден. За свои подвиги Евдокимов удостоился графского титула и по окончании войны был награжден военным орденом Георгия 2-й степени. После завершения Кавказской войны продолжать военную службу в другом регионе империи Евдокимов не мог и не хотел, поэтому и отказался от места командующего военным округом, предложенного ему Александром II. Оставшиеся 8 лет жизни генерал провел в своем имении Новый Ведень²⁹⁸. Император пожаловал ему обширное землевладение под Железноводском, где генерал построил хутор, назвав его «Новый Ведень» в память о взятии штурмом резиденции имама Шамиля Старый Ведень в Чечне. В своем имении и в Пятигорске, где у Н.И. Евдокимова был дом, герой Кавказской войны провел остаток своих дней²⁹⁹.

В новый, послевоенный период, были назначены: начальник Главного штаба Кавказской армии генерал Карцов, начальник Горского управления Кавказского наместничества полковник Старосельский, начальник Терской области генерал М.Т. Лорис-Меликов. Именно они и стали «проводниками» политики реформ на Северном Кавказе³⁰⁰.

Когда император назначил своего брата Михаила Николаевича наместником, тот был в явном смущении от столь ответственной предстоящей работы. Будущий наместник в приватном разговоре говорил министру внутренних дел, что не готов к той задаче, которую исполнять призывается. По свидетельству министра, великий князь Михаил Николаевич «…сидел, как обречённая жертва, безмолвно. Два раза обнимал меня со слезами на глазах при прощании.…»³⁰¹. М.Т. Лорис-Меликов, служивший на Кавказе под руководством Михаила Николаевича, отмечал его слабые организаторские способности. «Не доверяя собственным способностям, – писал Михаил Тариелович в одном из своих писем, – Великий Князь Михаил Николаевич охотно подчинялся влиянию всех окружающих докладчиков своих, адъютантов и прочее. А так как все эти лица руководствуются различными убеждениями и домогаются разных и часто противоположных целей, то можно представить себе тот сумбур и ту непоследовательность, которыми отличаются все действия августейшего князя…»³⁰².

В то время Кавказ был как бы государством в государстве. В его столице Тифлисе вокруг наместника формировались группы, старающиеся подражать стилю жизни императорского окружения. Существовал свой двор, приемы, система дворцовых должностей, свита, выезды по парадным дням. Члены Совета наместника в шутку любили называть себя «министрами»³⁰³. Царские власти считали, что «Кавказ не может окупить роскошь Наместничества в Тифлисе и особого министерства в Санкт – Петербурге» ³⁰⁴. Специальным Указом царя от 29 января 1882 года Кавказское наместничество было упразднено, а в следующем году введено в действие «Учреждение управления Кавказского края» от 23 апреля 1883 г., вновь подчинившее отдельные отрасли управления этой окраиной ведению надлежащих министерств. Управление всем краем было вверено Главноначальствующему гражданской частью на Кавказе, который вместе с тем был и командующим войсками Кавказского военного округа и являлся войсковым атаманом Кавказских казачьих войск ³⁰⁵. Упразднение наместничества означало признание достижения достаточно высокой степени интеграции данного региона в систему общеимперского законодательства и общеимперских учреждений³⁰⁶. Правительство страны рассудило, что «…Ставить весь Кавказский край вне общих законов, существующих в государстве, едва ли было бы справедливо. В случае необходимости достаточно было ходатайствовать об объявлении той или иной местности в положении усиленной охраны»³⁰⁷.

Высшее общее руководство всеми подразделениями военно-народного управления в период преобразований 1883 года временно оставлялось за военным министерством; затем было переведено в министерство внутренних дел и в конечном итоге снова возвращено в военное министерство³⁰⁸. С 1 июля 1887 года военный министр признал возможным согласиться на возвращение в своё ведение всего горского населения, живущего в Кубанской и Терской области из МВД, под управление Военного ведомства, располагавшему большим числом войск для усиления надзора за горцами³⁰⁹.

Во времена наместничества Кавказ, по существу, не входил в ведение центральных государственных учреждений. Наместник обладал особыми правами в законодательной, административной и финансовой сферах. Теперь же законодательные инициативы, касавшиеся Кавказа, должны были в общем порядке вноситься в Государственный Совет. 26 апреля 1883 года было утверждено «Учреждение управления Кавказского края». Все должностные лица и установления Кавказского края должны были руководствоваться в своих действиях общеимперскими законами в части, не противоречащей «Учреждению управления Кавказского края». Однако все действия административных и общественных учреждений и должностных лиц подлежали надзору со стороны Главноначальствующего на Кавказе³¹⁰. Только по делам пограничным и международным главноначальствующий должен был руководствоваться особыми наставлениями, полученными непосредственно от императора. Несогласие министерства с мнением главноначальствующего не имело решающего значения, т. к. в этом случае дело поступало на разрешение Комитета министров. Главноначальствующему принадлежало право проводить ревизии всех организаций на Кавказе, в т. ч. и судебных учреждений³¹¹.

В 1882 году главную должность на Кавказе занял А.М. Дондуков – Корсаков, в 1890 году его сменил С.А. Шереметев, с 1896 года должность Главноначальствующего досталась Г.С. Голицыну. В 1887 году Главноначальствующему на Кавказе была возвращена часть полномочий упразднённого наместника. В 1897–1898 гг. правомочия Главноначальствующего в самой сложной своей части были приравнены к полномочиям наместника на Кавказе. Кавказское наместничество было восстановлено Указом от 26 февраля 1905 года³¹².

В 1905 году наместником был назначен И.И. Воронцов – Дашков, а в 1916 году его на посту сменил великий князь Николай Николаевич. После прокатившейся по стране революционной волны 1905 года в Государственной Думе выступил с докладом о положении на Кавказе представитель И.И. Воронцова – Дашкова, барон Нольде, который с высокой трибуны заявил, что прошедшие события показали кавказских мусульман, как наиболее стойких и верных правительству на Кавказе. «Если на Кавказе русской власти нужно на кого-нибудь опираться, – то только на мусульман, – заявил представитель наместника»³¹³.

Александр Михайлович Дондуков-Корсаков родился в 1820 году в селе Полоная (ныне Псковская область)³¹⁴. В 1841 году он поступил на военную службу. В 1844 г. Дондуков-Корсаков был переведен на Кавказ, в боях получил два ранения. Осенью 1858 г. Дондуков-Корсаков из-за столкновения с генерал-адъютантом Евдокимовым, незаслуженно оскорбившим одного из офицеров полка, исходатайствовал себе увольнение. В 1882 год он вернулся на Кавказ.

Назначенному в 1882 году Главноначальствующему Кавказом князю Дондукову-Корсакову было поручено упростить систему правления краем и сократить расходы. Однако проекты реформ, намеченных Главноначальствующим, как то: упразднение военно-народного управления, переустройство сельского управления, не получили в Петербурге дальнейшего движения и под тем или иным предлогом возвращались обратно, зачастую в силу защиты государственного казначейства от излишних расходов, но в явный ущерб действительным потребностям коренных жителей Кавказа. Подобное отношение центрального правительства привело к возникновению в крае некоторых сепаратистских тенденций³¹⁵.

Александр Михайлович Дондуков-Корсаков (1820–1893), князь, генерал от кавалерии, окончил юридический факультет С. – Петербургского университета, получив степень кандидата прав³¹⁶. Генерал являлся потомком знаменитого калмыцкого хана Дондука – Омбо Ионы, которому в 1802 году было разрешено именоваться князем Дондуковым – Корсаковым. А.М. Дондуков – Корсаков принадлежал к знатному «инородческому» роду, успешно вписавшемуся в ряды российской имперской аристократии. В 1844 году Дондуков-Корсаков поступил на военную службу³¹⁷. В 1882–1890 гг. он командовал войсками Кавказского военного округа и был Главноначальствующим гражданской частью на Кавказе. По отзывам современников, Дондуков – Корсаков считался знающим и опытным, но в то же время крайне амбициозным, честолюбивым администратором³¹⁸.

Революционный подъём 1879-80 гг. в России сменился реакцией, которая в центре проявилась в политике контрреформ, на окраинах страны – в усилении колониального гнёта³¹⁹. В рамках известной политики «контрреформ», в целях дальнейшего усиления контроля над многочисленным горским населением, сохранившим стремление к сопротивлению чуждым для него законам, был применён режим полицейского надзора. Вместо упразднённого Ставропольского губернского

жандармского управления, под надзором которого находилась и Терская область, учреждалось Терское областное жандармское управление, которое располагалось в г. Владикавказе³²⁰. Смена курса национальной политики была окончательно закреплена при Александре III, в виде политики «русификации». Подводя политические итоги его царствования, председатель Комитета министров Н.Х. Бунге писал: «Император Александр III резче прежнего поставил начало “Россия должна принадлежать русским”. В этом проявилось без сомнения одно из стремлений не только русского общества, но и нашего времени.