Текст книги "Сон Геродота"

Толпа на форуме взревела от ненависти и обиды.

– Но я, Луций Апулей Сатурнин, хочу обеспечить ваше будущее, и сделаю это немедленно, потому что сенат уже вынес решение о моем аресте: они решили казнить меня. Вместе со мной казнят и моих друзей, а когда мы умрем, кто будет заботиться о вас, квириты? Кто будет бороться за ваши права?!

Крик толпы перерос в многочисленный оглушительный рев.

– Квириты! Тогда наступит и ваш конец, но если вы вооружитесь и станете здесь, на форуме, у подножья Капитолийской горы, как истинные хозяева города, то, клянусь Юпитером, этот город будет ваш!

Форум, Гостилиевая Курия, стены близстоящих зданий задрожали в истошном крике многотысячной толпы:

– Слава Сатурнину!

– Слава нашему спасителю!

– Слава нашему царю!

Манилий не стал ждать конца выступления Сатурнина, и когда тот завершал уже свою речь, Луций приближался к поднимавшейся на Палатин лестнице Вестфалок. Именно здесь и догнал его несшийся с форума оглушительный рев. Ощущение было такое, будто началось землетрясение.

У края Велабрского форума, на границе города, стояла передовая застава легионеров. Шедший домой Манилий невольно остановился и прислушался к разговору собравшихся там людей. По обе стороны забаррикадированной улицы стояли отдельные группы граждан, на лицах которых были видны следы глубокой печали из-за событий, происходивших в городе за последнее время.

– Боги, что будет с нами, что ожидает нас завтра?! – с плачем произносил один из них, – мой сын ушел на форум к Сатурнину, а брат служит легионером у Мария. Вчера он тайком покинул лагерь и как ночной вор, скрываясь от всех, пришел ко мне. В войне с германцами весь поседел, а тут как ребенок плакал. Мой сын сам его успокаивал, а утром он так же тайком вернулся в лагерь. На нашей улице вырос, а сейчас даже от соседей скрывается, чтобы не узнали.

– Мы – маленькие люди, – сказал один из легионеров Мария, – что мы можем? Все решают сенаторы и политики. Молитесь Юпитеру, чтобы они помирились, иначе быть великой беде. Брат пойдет на брата.

Неподалеку сидел еще один легионер и в полголоса переговаривался с пожилым городским плебеем:

– Ливия как себя чувствует, папа?

– Не беспокойся за нее, сынок, вместе с детьми укрыл ее у себя дома.

– Мой брат Марк на форуме?

– Да, он вместе с Сатурнином.

– Когда увидишь, передай от меня привет, а сейчас прости, надо в лагерь. Центурион ненадолго отпустил.

– Подождал бы еще немного, сынок?

– Нельзя, папа, из нашего отряда остальные ребята тоже хотят прийти сюда и повидать родных, пока не началась эта проклятая война. Ведь должен кто-то сменить их в лагере.

– Чем разгневали мы богов? Отродясь в Риме такого не было.

В это время со стороны Марсова поля послышался звук труб – полководец созывал своих легионеров. Люди вздрогнули и стали поспешно прощаться, плакать, говорить прощальные напутственные слова. На их лицах лежала общая печать бессилия и отчаяния.

Луций постарался побыстрее уйти оттуда, потому что не в силах был видеть все это: на глазах выступили слезы. Несмотря на все, он любил этот город и все-таки осознавал, что на может что-либо изменить. «Прочь отсюда, чтобы больше ничего не видеть и не слышать», – с горячим упрямством твердил он самому себе…

…………………………………………………………………

К вечеру Марий ввел в город один легион со стороны Квиринила, через Фонтилиевые ворота, второй легион двинулся вдоль реки вокруг Капитолийского холма, на котором их далекие предки пять веков назад, собравшись в последнюю горстку, отстаивали свою свободу, и пройдя ворота Ромула, приблизился к форуму с юга. Оба легиона одновременно подошли к лагерю мятежников и окружили его плотным кольцом. Рядом с легионерами стояли вооруженные сенаторы и всадники. Сам принцепс сената, старый Скавр, с копьем в руке шел впереди солдат. К двинувшимся к форуму манипулам стала присоединяться та часть жителей города, которая не очень-то была расположена к сенаторам, но которую эти ужасные беспорядки и страх за свои дома и имущество заставил вооружиться и идти в бой. Все, кто хоть чем-то владел в городе, перешли на сторону сената, когда воочию увидели эту жуткую химеру анархии и беспредела.

Собравшиеся в Гостилиевой Курии главари мятежников держали совет, когда пришла весть, что легионы Мария начали входить в город, и новость эта привела всех в угнетающее состояние.

– Рим еще не готов к новым формам правления, – с печальным голосом произнес Главций, – толпа попросту голодна, но этого не достаточно, чтобы они пошли воевать. Ведь это просто толпа, она не сможет противостоять регулярным войскам.

Сатурнин резко вскочил на ноги и с кулаками бросился на друга.

– Ошибаешься, Главций, эта толпа, стоящая сейчас на форуме, многочисленнее любой римской армии. Их сила – в их количестве, и этой силой управляем мы. Война так война, сейчас не время языком чесать. Все за мной!

Трибун в окружении своих соратников с шумом вышли из Гостилиевой Курии и от неожиданности замерли на месте: слезы выступили на глазах Сатурнина. Народ, где народ? Он разбежался. На опустевшем форуме осталось только три – четыре тысячи человек, которые размахивали руками и требовали дешевого хлеба.

В это время со стороны Велабри[5]5
  Велабри, Велий – городские кварталы в древнем Риме.


[Закрыть] между Базиликом Семпрония и храмом Кастора и Поллукса показалась длинная колона легионеров. Манипулы организованно стали рассредотачиваться вокруг, перекрыв все улицы и подходы к Велии. Другая такая же колонна приблизилась к форуму со стороны Квиринила. Сатурнин выхватил меч и вместе с малочисленными сторонниками спустился к форуму.

Битвы как таковой не было: щиты легионеров просто проутюжили форум, и через пятнадцать минут остатки мятежников просто отхлынули к склонам Капитолия и укрылись в храме Юпитера. По приказу Мария к храму прекратили подачу воды, и на следующий же день измученный жаждой Сатурнин, Главций и четырнадцать их сторонников сдались старшему консулу.

………………………………………………….

По городу поползли слухи, что Сатурнина и пятнадцать его сторонников как врагов Республики сбросят с Тарпейской скалы, находящейся на юго-западном склоне Капитолия и представляющей собой гладкий базальтовый гранит высотой двадцать пять метров, у подножья которой разбросаны камни и острые осколки скалы. У преступника, сброшенного отсюда, не оставалось шансов остаться в живых. Скала хорошо была видна с нижнего форума, и именно там с утра стал собираться народ, чтобы собственными глазами увидеть смерть своих вчерашних кумиров. Правда, необычным было то, что на форуме легионеры разбили военный лагерь, а по улицам ходили вооруженные патрули, но по Риму уже распространились слухи (Гай Марий позаботился об этом), что корабли везут зерно из Галии и Азии, и на днях оно появится в городе. Народ освободился от страха перед голодом, и поэтому люди без всякого сожаления и сочувствия взирали теперь на Сатурнина и его сторонников, которых под усиленной охраной привели на форум. В толпе послышались насмешливые выкрики и свист в адрес направлявшихся к Тарпейской скале смертников. Это была та же толпа, которая за день до этого с восторгом приветствовала и прославляла своих кумиров.

На трибуну форума поднялся Гай Марий. Ликторы заиграли в трубы, раздался бой барабанов, после чего вокруг воцарилась тишина.

– Римляне, вернитесь по домам, беда миновала город. С радостью сообщаю, что нагруженные зерном корабли уже пришли в Остию и стали на якорь. С завтрашнего дня зерно будет продаваться по цене 10 кг за один сестерций. Такую цену обещал вам Сатурнин, но он умер, не выполнив обещание. Это зерно даю городу я, Гай Марий, триумфатор, шестикратный консул и третий основатель Рима! Цена на зерно не будет меняться за весь период моего правления. Кроме того, в школах Капуи я закупил пятьсот гладиаторов, и завтра в городе в знак наступления гражданского мира на арене большого цирка будут устроены гладиаторские бои. Двести пятьдесят пар лучших бойцов будут драться друг с другом насмерть, чтобы усладить, квириты, ваш взор!

Форум был оглушен криком, вырвавшимся из нескольких сот тысяч ртов:

– Слава Гаю Марию!

– Слава нашему спасителю и кормильцу!

– Слава великому городу Риму!

Гай Марий стоял на трибуне, и на его простом крестьянском лице играла счастливая и самодовольная улыбка.

…………………………………………………..

Вечером Луций сидел на террасе своего дома и вслушивался в несущийся с форума гул. Его никто не беспокоил. После ареста Сатурнина Марий объявил общую амнистию для всех, кто в этот роковой день не находился на форуме и с оружием в руках не боролся против его легионеров. Поэтому молодой патриций мог не опасаться преследования властей, но в тот день он все равно не пошел на форум – он не мог как простой зритель смотреть на смерть своих бывших друзей: это было выше его сил. Как побитая собака, весь съежившись, он завернулся в теплый плащ и молчал. Фриксе подошла к своему новому хозяину и устроилась у его ног.

– Я не трус, – неожиданно нарушил молчание Луций. Девушка повернула голову и с сочувствием посмотрела на молодого человека. – Ты думаешь, что я испугался и бросил друзей? – продолжил Луций. – Если бы было так… Со страхом еще может справиться человек, но когда ты не знаешь, как поступить, и какой бы не выбрал путь, получается, что служишь злу и несправедливости, видишь, что не в силах изменить что-либо вокруг себя, и тогда тобой овладевает бессилие и отчаяние. В нашем городе раньше был один закон: гражданина, не поддерживающего ни одну из сторон во время гражданского противостояния, изгоняли из города. Считалось, что самыми опасными являются не преступники, убийцы или предатели, а безразличные люди. Убийца может всего лишь убить, предатель – предать, но именно благодаря людскому безразличию совершаются убийства, предательства и преступления, поэтому этот закон был справедлив. Правда, сегодня о нем никто не помнит, но я-то помню, и применю к самому себе. В Риме нет больше места для меня.

– Мы уедем из этого города? – спросила Фриксе.

Луций погладил голову девушки и ласково спросил:

– Не хочешь вернуться на родину? Или ты уже забыла ее?

Фриксе вздрогнула и медленно произнесла:

– Я помню, я всегда помнила свою родину, но как же вы будете жить без родного города?

– Раньше я думал, что жизнь слишком коротка, очень многое должен успеть сделать человек за столь короткий срок, и в душе часто страдал от своей бесцельно проведенной жизни. Вечером, когда за Капитолием заходило солнце, сердце обрывалось при мысли, что еще один день бесцельно прожит, но все-таки, в душе тайком носил надежду, верил, что если человек чего-то очень захочет – он сможет изменить свою судьбу. – Луций тяжело вздохнул, закрыл глаза и прислонил голову к спинке кресла – Оказалось, что это не так-то просто, иногда ты судьбе подчиняешься – и все тут…

…………………………………………………..

Спустя полгода после подавления восстания Луций Манилий вместе с Фриксе поселился на краю света в маленьком городке на берегу Атлантического океана. В этом далеком приморском уголке нашел последнее пристанище римский патриций, человек, всю жизнь бежавший от своего прошлого и настоящего, но дальше этих мест уже бежать-то было некуда. Осенью он и Фриксе поженились, создав семью. Наконец-то, успокоилась неугомонная душа римлянина. В дали от родины рядом с любящей испанской девушкой он обрел душевный покой. С тех пор Манилий ничего не слышал о Риме, а Рим – о нем.

Рассказ 3. Рассвет

«Зерно пшеницы, которое упадет в землю,

и не умрет, останется одно; если же

умрет – принесет много плодов».

Евангелие от Иоанна. Глава 12.

– Кто он? – Ираклий упорным взглядом сверлил сестру и ждал ответа.

Марция сидела в углу. Лицо молодой женщины блестело, как в лихорадке, глаза были красные от слез. Виновато понурив голову, она молчала, и только плечи незаметно вздрагивали.

– Что там спрашивать, и так понятно, это был Леон, – нарушил молчание Марк, – больше некому, здешних мы всех знаем, а этот грек мне с самого начала не понравился, сразу была видна его двуличность. А вы в гости пригласили, ведь он – византийский вельможа, вхож даже при дворе императора. Как же не пригласить? Вот чем он отплатил за наше гостеприимство: сестру обесчестил и сбежал, как последний вор!

Ираклий жестом руки дал знать брату, чтобы тот замолчал, и опять повернулся к Марции.

– Маркус говорит правду?

Будто ожидая этих слов, из глаз девушки опять брызнули слезы, и она с плачем заговорила:

– Он просил моей руки, обещал жениться, мы… мы ведь любили друг друга…

– Любили, да? – Маркус поднял руку, еще немного – и он влепил бы сестре хорошую пощечину.

– Лучше бы ты молчала про это, – взмолился Луций, – сейчас твои чувства никого не интересуют. Отвечай только на вопросы, коротко и ясно. Ты уверена, что ждешь ребенка?

Марция сжалась вся под взглядами братьев и в подтверждение чуть кивнула головой.

– И отец ребенка Леон?

– Я убью его, из-под земли достану, – вспыхнул Маркус.

– Я просил тебя держать себя в руках, – строгим голосом перебил его Ираклий, – Сейчас нам всем не сладко. Что произошло, того уже не исправить. Раз обещал жениться на нашей сестре, значит, должен выполнить свое обещание.

– А потом я должен на него всю жизнь смотреть?

– Я уже просил тебя, Маркус, держать себя в руках. Леона мы обязательно найдем, но никакого кровопролития. В этом деле замешано имя нашей сестры, притом, ребенку нужен отец, ребенок не причем.

– Ну а потом, когда уважаемый зять соизволит прийти к нам в гости, мы с радостью должны его встретить? А как же, ведь сам доместик Леон соизволил стать мужем нашей сестры! – Маркус на секунду замолчал, с ненавистью посмотрев на братьев. – Кто мы, в конце концов, кем стали, что осталось от фамилии Манилиев? Кроме имени, этого закопченного дымом дома, который непонятно когда обвалится, да окружающих нас городских руин? Кто сегодня поверит, что наши предки в былое время были здесь хозяевами, и к их мнению прислушивались даже римские императоры?

– От римских императоров уже ничего не осталось. – Ираклий печальным взглядом окинул все вокруг. Было видно, что огромные размеры старого дома явно не соответствовали нынешнему положению его хозяев: большая часть огромного зала и комнаты на втором этаже уже давно были заброшены и увешены пыльной паутиной. На всем лежала печать заброшенности и нищеты.

– Времена властвуют, а не цари, и, рано или поздно, всему наступает свой конец, Маркус; так было и так будет всегда.

– Сейчас не время болтать, – Луций указал на Марцию, – с ней-то что будем делать?

– Печаль сразу исчезла с лица Ираклия, слова младшего брата вернули его к действительности.

– Завтра же уезжаем, все трое. Где бы ни был Леон, его нужно найти и заставить жениться на нашей сестре.

– А если нет, – Маркус положил руку на свой меч, – тогда не жить ему на этом свете, и кто мне в этом деле попытается стать поперек дороги, того тот час же отправлю к праотцам!

– Дома останутся Марция и наша няня, а теперь пора спать. Утром надо рано в дорогу.

На рассвете братья вышли из дому, попрощались с сестрой и начали спускаться по опустевшим улицам разрушающегося города, по обеим сторонам которых тоскливо возвышались полуобвалившиеся от ветров и времени голые стены. Когда-то уложенные булыжником улицы были покрыты зеленой травой и дикими растениями. От старого города остался теперь только оголившийся скелет. Зияющие пустотой окна, стоящие без крыш дома своим безлюдьем и тишиной больше походили на кладбища, чем на жилище людей, и только возле реки, в нижнем квартале, еще билась жизнь. Здесь последние жители города поселившиеся на одной из улиц, упорно сопротивлялись наступлению окружающей их дикой природы. Но впечатление было не обманчивое: город считал свои последние дни. Очень скоро воцарившиеся здесь нищета, безысходность и, что самое главное, полное отсутствие перспективы завтрашнего дня, заставит последних жителей оставить город, чье существование уже потеряло всякий смысл.

С соседней улицы послышался одинокий волчий вой, но братья не обратили на это никакого внимания: они уже привыкли к тому, что на город наступали не только окружившие его леса, но и дикие звери. Ночью они прокрадывались в опустевший город, а утром возвращались в свое зеленое царство, и с каждым годом все больше увеличивалось количество улиц, превратившихся в постоянное обитание четвероногих хищников. Вскоре путники пересекли поросший зеленым кустарником форум. Неподалеку из норы выскочило какое-то перепуганное животное и побежало вдоль обвалившегося здания сената. Это место на склонах Капитолия когда-то было окружено высокой стеной, но теперь от старой крепости осталось только одно основание: саму стену местные жители давно разобрали на камни. Вся эта удручающая картина для чужого взгляда могла бы оставить угнетающее впечатление, но для братьев созерцание ее было обычным каждодневным явлением. Их жизнь, детство и юность прошли среди этих развалин, и город с тех пор, как они себя помнили, всегда был таким; да другого города они себе и не представляли. Поэтому, миновав руины городской стены, все трое невольно обернулись и бросили назад последний тоскливый взгляд. Несмотря на все, это была их земля, их дом, любимый и единственный во все мире.

…………………………………………………

Ребенок у Марции родился осенью. Мальчик оказался здоровым, сильным и крикливым. Няня Клавдия завернула ребенка в теплую пеленку и положила на кровать рядом с матерью.

– На маленького Ираклия очень похож, ведь вы все выросли на моих руках. До сих пор помню его детское личико, – прослезилась старая женщина.

Марция вместо ответа тяжело вздохнула, ослабевшей от родов, ей трудно было сейчас говорить, но когда няня упомянула имя Ираклия, ей невольно вспомнились братья: где они и когда вернуться домой? Избалованной старшими братьями, ей трудно было жить одной с няней, но сейчас кроме нее рядом с Марцией никого не было. Печальным взглядом смотрела она на прильнувшего к ее груди малютку и даже не могла понять, радовалась она появлению сына, или наоборот. Будто издалека послышался ей голос няни:

– Как мы назовем маленького, госпожа?

– Габриэлем, няня Клавдия, это имя мне нравится.

Один за другим проходили дни и месяцы. Кончилась осень, прошла зима, и когда поля зазеленели, вошла однажды в комнату няня, остановилась перед Марцией и со смущением заговорила:

– За зиму кончились последние припасы, госпожа. В доме больше нечего есть.

– Сдай в ломбард фамильные драгоценности, пока не вернуться братья.

– Уже давно все ушло под залог, даже золотые подвески вашей матери два месяца назад обменяла на муку, – напомнила няня.

– Тогда сдай золотые подсвечники.

– Еще осенью сдала их…

– Тогда… – Марции трудно было это выговорить, но другого выхода она не видела, – тогда отдай меч Луция Манилия, только предупреди ростовщика, чтобы ни в коем случае не продавал, пусть подождет, пока вернуться братья, они выкупят…

Неожиданно старая няня прикрыла лицо руками и заплакала.

– Вы все время дома сидите, госпожа, и не видите, что происходит вокруг. Больше нет никакого города; ни ростовщиков, ни соседей, никого. Последние жители еще зимой оставили здешние места, и сейчас по улицам бродят только дикие собаки и волки, вечером даже опасно из дому выходить. Уйдем отсюда, госпожа, пока не поздно, пока наш дом полностью не окружил темный лес. Скоро река разольется и смоет единственную дорогу, связывающую наш город с внешним миром, и тогда мы останемся здесь навсегда…

Печаль овладела молодой женщиной, когда она услышала от няни эти слова, но более того, ее охватило смятение: куда они должны идти и к кому? Здесь был ее единственный дом, а близких у нее, кроме братьев, никого не осталось. Но где сейчас ее братья? Воцарившееся вокруг общее запустение и ей уже бросалось в глаза. Среди полуразрушенных стен гулял холодный ветер. У дома, стоящего на противоположной улице, в прошлом месяце обвалилась боковая стена, а через две недели – рухнула крыша, и дом исчез под собственными руинами. Вокруг не видно было ни одной живой души, кто бы обратил на это внимание. Весной все вокруг покрылось дикой травой, и очертания улиц постепенно скрывались под выросшим из земли кустарником. Теперь даже трудно было представить, что когда-то здесь был расположен самый многолюдный городской квартал.

Вечерами, когда маленький Габо засыпал в колыбели, Марция коротала время за чтением Библии. Невольно ее внимание привлекла следующая фраза из книги: «Город великий, город многолюдный, шестисотбашенный и с золотыми воротами. Никто не помнит, когда возник этот город, никто не помнит даже времени, когда этот город был молодым. Рождались, исчезали, меняя друг друга, целые страны и народы, а Вавилон всегда стоял… Город великий, город вечный, как небо, как звезды». Марция вспомнила, что в другом месте в Библии Вавилон называется «проклятым городом». В следующие же века после рождения Христа этот город исчез. Торговые караваны забыли туда дорогу, грозные полководцы стороной обходили его, держа свой путь в сторону более молодых городов. Брошенный на произвол судьбы, вечный город незаметно опустел, растаял и скрылся под песками. Никто теперь точно не знал, когда исчез Вавилон, и когда последний раз видели его люди. Как может исчезнуть и предаться забвению когда-то многолюдный и великий город – это не казалось уже Марции чем-то невероятным: из окна своего дома она видела раскинувшийся перед ней мертвый город, и чувство бессилия охватывало ее при мысли об обреченности жизни. Разве раньше она не знала того, что все в этом мире имеет свой конец? Но при мысли о том, что и ее судьба оказалась такой же, ею овладело полное отчаяние. В середине зимы под тяжестью снега обвалился купол храма Веспасиана, а ворота Гостилиевой Курии, единственное, что осталось еще от здания сената, разрушились ранней весной, и теперь под их руинами устроили себе норы шакалы и барсуки. Оправдалось предсказание няни: в начале мая река прорвала полуразрушенную дамбу и вышла из берегов, затопив единственную дорогу, ведущую в город. Через две недели, когда вода отступила, дороги уже не было видно: ее смыло, а вместо нее образовались заполненные лягушками ямы; хотя этого никто не заметил, потому что к тому времени по этой дороге уже никто не ходил.

Для Марции дни проходили просто и серо. С каждым днем она все сильнее ощущала на себе невзгоды жизни, но оставалась покорной своей судьбе. Все время проводила за женскими делами или за чтением Библии. Иногда, словно приходя в себя, сидя за пряльной доской, поднимала голову и с удивлением смотрела на маленького Габо, ползавшего у ее ног. «Неужели это мой сын, и это, действительно, я, одна, в этом заброшенном городе?» – появлялась в голове мысль, но чаще всего, она уже ни о чем не думала.

…………………………………………………..

Бог прибрал к себе двух старших братьев. Они погибли, так и не найдя того, кого искали. За годы странствования далекий край и тоска по дому сожрали их тело и души. Вернувшись домой, Луций не узнал родной город. Очертания улиц исчезли под зеленой растительностью. Стоявшие вдоль заросших улиц остатки домов были погребены в собственных руинах, и там в поисках пищи бродили дикие собаки.

Боже мой, что это? – ужаснувшись, добавил он и прибавил шаг. Даже с первого взгляда было понятно, что город был уже мертв. За три года скитаний сколько раз мысленно возвращался он сюда, но теперь, когда за поворотом показался родной дом, у него защемило сердце – настолько все изменилось вокруг. Вместо ворот возвышались теперь только два голых столба. Дом наполовину был разрушен, во дворе валялись кучи мусора и руины. Переступая их, он подошел к маленькой хибаре, стоявшей позади дома, и увидел мальчика, ползавшего в грязи. При виде чужого человека тот остановился и с любопытством уставился на него. Из строения вышла старая женщина, и увидев незнакомца, с удивлением остановилась. Луций медленно подошел к старухе.

– Это я, няня, не признала?

Та молча смотрела на молодого человека, потом всплеснула руками и заплакала.

– Как ты изменился, Луций! Я даже не узнала, – и со слезами на глазах стала рассказывать про Марцию. – Уже третий месяц, как болеет, вся исхудала, ничего не ест, только лежит неподвижно и дышит. Я гостила в деревне у дочери, а когда вернулась назад, она уже была больна.

Луций осторожно открыл полуразвалившуюся дверь и вошел внутрь жилища. У стены на простой циновке лежала исхудавшая и рано постаревшая женщина. Он сразу узнал сестру, но когда подошел ближе, из уст его вырвался печальный стон: настолько Марция постарела. При этом звуке женщина открыла глаза, и взглянув на брата, некоторое время молчала, потом слабым голосом произнесла:

– Ты… Ты вернулся… Я умираю, брат…

Луций повернулся к няне.

– Врача позвали, что он сказал?

– Где ты найдешь здесь врача, сынок? Кругом ни одной живой души. Только Марция осталась здесь, да еще этот мальчик, ваш племянник.

Луций со слезами на глазах присел возле сестры. Его плечи вздрагивали от тихого плача.

Марция скончалась вечером, перед смертью никого не узнавала. Остывшее тело лежало на циновке. Луций нетвердым шагом вышел во двор. Душа его была опустевшая, чувства – мертвые. «Все, все оставили меня, остался я один в этом мире», – с содроганием думал он. Няня взяла на руки маленького мальчика и поднесла к дяде.

– Вот это твой дядя, Габо. Маме было плохо, и она уехала далеко. Теперь ты будешь жить с дядей, слушайся во всем его. Совсем ребенок одичал, – повернулась няня к Луцию.

Широко раскрытыми глазами смотрел Габо на незнакомого человека, видно, и впрямь не был приучен видеть людей. Луций шагнул и взял мальчика.

– Не могу простить себе, что оставила ее одну. Говорила ей, чтобы тоже шла со мной в деревню, но не послушалась. Теперь как нам быть, господин?

Печальным взглядом обвел Луций мертвый город. Когда сюда возвращался – будто на крыльях летел – так не терпелось увидеть родной дом, а теперь тяжко было оставаться здесь, чувствовал, что здесь в этом пустом городе среди руин и камней не сможет он жить. Вокруг стоял запах смерти. «Вот что убило Марцию», – подумал он.

– Ну так как мы поступим господин? Останемся здесь или пойдем в деревню? Как скажете, так и сделаем.

– Ни то, ни другое, няня. – Луций встал на ноги и посадил мальчика на плечо. – поднимемся на Капитолий и там поселимся. Оттуда идут корни нашего рода. Мы тоже начнем новую жизнь с того места, где покоится прах наших предков.

……………………………………………………………………….

– Вот здесь стоял храм Юпитера Величайшего.

– Здесь? – няня Клавдия с удивлением окинула взглядом раскинувшееся пустое поле.

– Двести лет назад, когда вандалы взяли Рим, вокруг все было сожжено и разрушено. С тех пор, наверное, на эту гор никто и не поднимался.

Старая женщина присела на лежавший рядом камень и с изумлением всплеснула руками.

– И ты все это хочешь восстановить?

– Я посвящу этому всю жизнь, – решительно сказал Луций. – А пока построим рядом маленький домик, где мы будем жить.

Через неделю Луций сидел перед наспех сложенной хижиной и листал листы старого пергамента. Неподалеку, нагнувшись над тазиком, няня Клавдия стирала белье.

– Знаешь, что это за книга? – обратился Луций к ней, – вся история нашего рода описана здесь. В течении многих веков писалась эта книга, и уже тысяча пятьсот лет исполнилось с тех пор, как раскрыл ее первый летописец.

– Да ну? – не смогла скрыть удивления няня.

– Здесь подробно рассказано, как выглядели здешние места во времена наших предков. Вот там, перед спуском, стояла сторожевая башня, а вокруг все было окружено белокаменной стеной. Все это так представляю, будто наяву вижу. Сегодня же обязательно начну копать землю.

– Зачем? Для чего?

– Как это, для чего? – с удивлением повернулся Луций. – Чтобы все это восстановить. Ведь это наша земля. Сам царь Ромул подарил ее нашему роду. Вот здесь, в бумагах, грамота с его печатью.

– Это какой Ромул?

– Тот, который основал этот город и возвел первую крепость.

На лице старой женщины появилась невольная улыбка.

– Ромул был царем, сынок, у него достаточно было людей и рабочих, небось, не сам строил. Ты один как собираешься справиться с этим?

– Если мои предки сумели, значит, и я смогу. Это ничего, что я один. Вот увидишь: осенью ты не узнаешь эти места.

Действительно, в течении всего лета Луций без отдыха работал лопатой и киркой. Трудно приходилось ему одному, ведь к работе не был приучен. На ладонях появились мозоли, а на пальцах – незаживаемые язвы, ломило суставы. По вечерам, как убитый, падал там же, где и работал, а на следующее утро с лопатой в руках усердно копал и переворачивал высохшую от летнего зноя землю.

Однажды лопата наткнулась на что-то твердое, и посыпались искры. Луций быстро выкопал яму вокруг, и радости его не было границ: из глубины показался отделанный белым камнем фундамент крепостной стены.

– Вот видите, все это не сказка, а было на самом деле!

К концу осени вдоль выкопанного рва, действительно, показались очертания старой крепости.

Шли месяцы, а Луций неустанно работал: таскал камни и ложил их вдоль вырытого рва. Через два года после начала работ, спускаясь по крутой тропе, он подскользнулся и свалился со склона, повредив себе ногу. Няня Клавдия из ближайшей деревни привела врача. Оказалось, что кость была сломана, Луций три недели пролежал, не двигаясь, но с тех пор навсегда захромал на правую ногу.

Тяжелый труд и болезнь оставили на Манилии свой неизгладимый след: он исхудал и высох, почерневшее от солнечных лучей лицо преждевременно покрылось морщинами, а в волосах появилась ранняя седина, и только глаза светились неспокойными искрами: в них чувствовались неисчерпаемая воля и жажда жизни. Иногда из ближайших деревень приходили крестьяне и с удивлением наблюдали за тем, как одинокий человек в течении стольких лет тратит свои силы на эту бессмысленную работу, изредка помогали, но чаще подмигивали друг другу, вертя пальцем у лба. Несмотря на то, что большинство из них считали Манилия сумасшедшим, или, в лучшем случае, слегка тронутым, все-таки относились к нему с невольным уважением.

Шли годы, а конца работе не было видно. Только фундамент крепости поднялся из-под земли, а остальное оставалось все также пустынным, как и несколько лет назад. Однажды ранней весной, роя яму, Луций поднял голову и увидел подросшего племянника, шедшего к нему на помощь с лопатой в руках. При виде мальчика лицо дяди просветлело. С тех пор мужчина и ребенок работали вместе: копали ямы, ложили камни. Стена незаметно вырастала. По вечерам, уставшие от работы, они ложились отдохнуть перед своей хибарой, тогда Луций доставал стертый от времени старый пергамент и читал племяннику его пожелтевшие страницы.