Текст книги "Девочка-находка"

16

Ресторан никуда не делся. Он стоит на прежнем месте, в тупике. Я заглядываю в окна. Посетители едят пиццу. В зале нет одиночек. Из окна не смотрит женщина, мечтающая увидеть дочь.

Я прохожу мимо и сворачиваю в тупик.

Её нет и там.

Не знаю почему, но я плачу. Её здесь и быть не могло.

Я в том самом месте. Вот и мусорный бак. Не такой круглый и серебристый, как я себе представляла. Череда ржавых контейнеров, пахнущих отбросами. Не знаю, существовал ли мой бак в природе или же газетчики выдумали его для красоты. Я смотрю на контейнеры и мелко, часто дышу. Как можно бросить младенца в эту чёрную, вонючую пасть? Я много раз представляла себе эту картину, но не догадывалась, что здесь стоит такой смрад.

Представляю, как от меня несло после этого мусора. Но студент не содрогнулся от отвращения, а согрел меня под рубашкой. Так было написано в газете. Быть может, все это выдумки.

Это моя жизнь, а я не знаю, где в ней правда, а где вымысел. Что-то я придумала сама, заполняя пробелы. Мне кажется, что меня не существует. Каждый рисует меня по-своему, как ему удобнее.

Я не знаю, где настоящая я. Я не знаю, кто я.

Почему её нет? Неужели она даже не вспоминает обо мне в день моего рождения? Неужели ей не хочется знать, какой я выросла? Я думаю о ней каждый день и каждый час.

Ей нет до меня никакого дела. Она родила меня, выбросила в контейнер и больше никогда не вспоминала. Что это за мать, которая избавляется от собственного ребёнка? Может, она и не стоит того, чтобы её искать. Она не хочет, чтобы я её нашла. Она не оставила мне ни записки, ни клочка одежды, ни даже пелёнки.

Я бью ближайший контейнер кулаком. Больно. На костяшках выступает кровь, и я её слизываю. На стенке контейнера нацарапаны ругательства. Я читаю их вслух. А ещё – цифры. Одиннадцать цифр. Телефон. А снизу тем же почерком: «Позвони мне, малышка».

Я читаю и читаю эту надпись.

Она оставлена здесь для меня.

Нет, это безумие. Она не имеет ко мне никакого отношения. Парень с девушкой встречались в этом тупике и теперь хотят связаться друг с другом. «Малышка». Простое обращение. Грант называл Ханну малышкой. Ей это очень нравилось, а мы с Кэти тайком от неё считали, что это звучит так, будто он не считает нужным запоминать её имя.

А вдруг «малышка» – это все же я? Она могла не читать газет и не знать моего имени. Это её единственный способ обратиться ко мне. Малышка. Её малышка. Она оставила номер. Надо только позвонить…

У меня остался фунт. Я могу сделать звонок.

А ещё я позвоню Мэрион. Непременно позвоню. Как только решу, что мне делать. Я роюсь в кармане и вытаскиваю карточку с телефоном Тани. Я списываю на неё нацарапанный номер и три слова под ним. Записанные моим почерком, слова наполняются большим смыслом.

Я выхожу из тупика. У меня дрожат колени. Я иду мимо окон «Пицца Плейс» к автомату чуть ниже по улице.

Осталось набрать номер – и я её услышу.

Если захочу.

Разумеется, я этого хочу.

Или нет? Я напугана. А если она окажется не такой, как я себе представляла? Вдруг она строгая, злая или просто дурочка? После этого звонка я уже не смогу рисовать её так, как мне нравится. Я не смогу выдумывать причины, по которым она бросила меня в контейнер.

Надо ей позвонить. Она ждёт у телефона и надеется. Быть может, она ходила сюда год за годом, думая, что однажды я появлюсь. Быть может, она пыталась меня отыскать. Мечтала, что однажды мы встретимся. Вдруг я нужна ей так же, как она мне?

Я очень хочу позвонить.

И очень боюсь.

Мне не обязательно с ней говорить. Достаточно набрать номер и слушать. Слушать её голос.

Я захожу в будку и достаю монету. Руки у меня трясутся, и она выскальзывает. Здесь пахнет так, словно будку используют как туалет. Меня подташнивает. Что я здесь делаю? Почему не еду домой? «Позвони домой. Скажи Мэрион, что ты жива, здорова и скоро вернёшься».

Но что, если я позвоню маме и она решит забрать меня к себе? Вдруг мы встретимся, обнимемся и уже не сможем разлучиться? Что будет с Мэрион?

Я не могу ей позвонить.

Я позвоню кому-нибудь другому и попрошу совета.

Кэти? Ханне? Они мои подруги. Они всегда готовы помочь. Но если рассказывать, так с самого начала, а иначе они меня ни за что не поймут.

Я звоню Тане. Она снимает трубку после первого гудка.

– Привет! Это Таня, – на одном дыхании говорит она.

– Таня, это я, Эйприл. Прости, ты ждала звонка? Я могу перезвонить позже.

– Нет-нет, что ты. То есть привет, Эйприл.

– Таня, я не знаю, что мне делать. У меня есть номер. Возможно, мамин. А скорее всего, нет. Но я боюсь звонить. Безумие, да?

– Есть немного!

– Тебе никогда не бывает страшно?

– Нет! Ну, иногда. Но если хочешь чего-то, придётся рискнуть.

– Я не знаю, чего я хочу. Понимаешь, если это мама и она окажется милой и любящей, то все в порядке. А если она совсем другая? Что, если…

– Ой, да прекрати ты со своими «если»! Позвони ей! Позвони, а потом звякни мне и расскажи, как все прошло.

– У меня не хватит денег. Я тебе потом позвоню.

– Тебе нужен мобильный.

– Знаю.

– У меня роскошная модель. Две линии, память на кучу SMS, все что хочешь.

– Здорово.

Таня вздыхает:

– Только мне никто не шлёт SMS. И не звонит.

– Ну я же позвонила. Ты мне очень помогла.

– Что решила?

– Рискну.

– Все будет хорошо. Поверь старой мудрой Тане. – Её голос веселеет. – Открою бюро добрых советов по телефону. Давай, Эйприл. Удачи. Не дрейфь.

Я вешаю трубку. Осталось сорок пенсов. Вернуться домой и позвонить оттуда? Мне не хватит времени хоть что-то объяснить.

Сколько времени занимает фраза: «Здравствуйте, вы моя мама?»

Чего же я жду?

Я набираю номер. Гудок, второй, третий, и вот на другом конце снимают трубку:

– Алло?

Мужской голос. Боже мой, и что теперь делать? Я сглатываю. Я не нахожу слов.

– Алло? – повторяет он.

Мне нечего ему сказать. Можно вешать трубку.

– Подождите, – быстро говорит он, будто читает мои мысли. – Кто вы?

– Вы… вы меня не знаете.

– Ты не малышка? Ну конечно, ты уже не малышка. Ты не та девочка, которую нашли в мусорном баке?

– Я давно не малышка. Мне четырнадцать.

– Исполнилось сегодня, – говорит он. – С днём рождения, Эйприл. Или ты уже не Эйприл?

– Эйприл. Но откуда вы меня знаете? – Я замираю. – Вы мой папа?

– Нет! Хотя, странное дело, я всегда думал о тебе как о своей дочурке. Поверить не могу, что слышу твой голос. Я не мог выкинуть тебя из головы. Пытался тебя разыскать, но мне сказали, что тебя удочерили, и я не хотел пугать тебя прошлым. Не знаю, что тебе рассказали, но ты знаешь про мусорный бак, раз нашла мой номер!

– Значит, вы тот студент, который меня спас? Фрэнки? – Я смотрю на дисплей. – О нет, у меня заканчиваются деньги!

– Ничего страшного. Позвони оператору и скажи, что звонок за мой счёт.

Идут гудки.

– Обещаешь, Эйприл? Обещаешь перезвонить?

– Обещаю, – говорю я, и нас разъединяют.

Я звоню оператору, называю номер – и вот мы снова на связи.

– Спасибо тебе, спасибо! Я ждал четырнадцать лет. Я бы не пережил, если бы ты снова исчезла! – говорит он. – Где ты? Давай встретимся!

– Я в двух шагах от «Пицца Плейс».

– Я сейчас буду! Мне ехать всего двадцать-тридцать минут. Ты не против? Поужинаем пиццей?

– Договорились. Ты там с кем?

– Ни с кем.

– Как? Ты там совсем одна?

Он так ужасается, будто он действительно мой отец.

– Со мной все хорошо.

– Подожди! Где твоя семья? Они знают, что ты там?

– Моя приёмная мама, она… Нет, вообще-то она не знает, где я.

– Она не будет волноваться?

Я сглатываю:

– Будет.

– Эйприл… Не плачь.

– Я ей так и не позвонила. Я все собиралась, но не могла решиться, а теперь…

– Вот что мы сделаем. Позвони ей прямо сейчас. Объясни, где ты. Скажи, что я скоро подъеду. После ужина я отвезу тебя домой или посижу в ресторане, пока она сама за тобой не приедет. Эйприл… Эйприл, ты запомнила?

– Думаю, да.

– Позвони ей прямо сейчас – за её счёт, хорошо?

– Да.

– А потом иди в «Пицца Плейс» и закажи все, что хочешь – я оплачу, когда приеду.

– Вы… вы так добры.

– Я так долго мечтал об этом дне! С той самой секунды, когда спрятал тебя под рубашкой…

– Все правда было так, как написано в газете?

– Ну конечно. На тебе не было одежды. Ты совершенно замёрзла. Я хотел тебя согреть.

– У моей мамы не нашлось для меня даже шарфа или свитера?

– Мне кажется, она не была готова к твоему появлению.

– Она так и не пришла?

– Нет. Я постоянно выходил смотреть, но она так и не объявилась. Я хожу туда каждый год первого апреля и оставляю телефон. Моя жена считает, что я не в себе.

– Вы женаты?

– У меня двое сыновей. Когда я брал их на руки, то вспоминал о тебе. Я так хотел тебя увидеть и убедиться, что тебе хорошо. Эйприл, тебе хорошо? Ты сказала, у тебя есть приёмная мама. Вы ладите?

– Да. Но сейчас она наверняка вне себя от гнева.

– Позвони ей! И дай ей мой мобильный, чтобы она со мной созвонилась. Вдруг она будет против нашей встречи.

– Но вы спасли мне жизнь!

– Не драматизируй. Рано или поздно тебя бы кто-нибудь обнаружил, не я, так другой. Но я очень рад, что это оказался именно я. Хорошо, я лечу к тебе. Я высокий, темноволосый, на мне синяя джинсовая куртка…

– А я маленькая, у меня длинные светлые волосы…

– Точь-в-точь как я себе представлял! Не могу дождаться, когда тебя увижу.

Я вешаю трубку, а руки дрожат. Он говорил так искренне. Он действительно любит меня, хоть я ему и никто.

Мэрион любит меня, хоть я ей и никто. Я себя просто обманывала. Иногда мне хочется, чтобы она любила меня чуть меньше, но разве сердцу прикажешь? Она переживает из-за каждой мелочи. Рассердилась, когда я проколола уши, только потому, что игла могла быть плохо простерилизована. Когда у меня разболелась голова, она помчалась со мной в больницу, боясь, что я подхватила менингит. А когда застрял наш автобус, Мэрион только притворялась спокойной. Она так отчаянно теребила подол своего розового свитера, что он расползся. Она больше не смогла его надеть.

Мэрион с радостью обняла бы меня, если бы я только позволила. Это я отталкивала её. Это я не подпускала её к себе. Не хотела чересчур сближаться с ней. Я не хотела, чтобы Мэрион стала мне мамой. У меня была мама.

Я так долго жила надеждой её разыскать. Думаю, мне уже никогда её не найти. Это она – ненастоящая мама.

Я звоню оператору и называю номер Мэрион. Оператор спрашивает, готова ли Мэрион оплатить звонок. И вот нас соединяют. Я не могу говорить. Я только плачу.

– Мэрион, прости… прости меня…

– Эйприл, с тобой все хорошо? – отчаянно пытается докричаться она.

– Да, все хорошо. Со мной весь день случались удивительные вещи. Прости, что я не звонила. Ты очень волновалась?

– Ну конечно! Я уже звонила в полицию.

– Ой, нет! За мной охотится полиция?

– Они ищут тебя, глупенькая. Чтобы привезти домой целой и невредимой. Где же ты была? Я звонила Кэти, Ханне, всем, кого могла вспомнить… Я говорила с Илень… Рассказала ей, как мы поссорились.

– Прости меня, Мэрион. Я вела себя как испорченная, неблагодарная девчонка. Серёжки очень красивые.

– Веришь или нет, я все-таки дала слабину и купила тебе мобильный телефон.

– О Мэрион!

– Но теперь я не знаю, дарить его тебе или нет. Впрочем, я хотя бы буду знать, где ты бродишь. Ты свела меня с ума, Эйприл.

– Прости. Я не хотела. Я все время думала о прошлом, о том, как меня выкинули в помойку, и… Мэрион, ты ни за что не угадаешь, что случилось!

Она перестаёт дышать.

– Ты нашла её? Ты нашла свою маму?

– Нет. Нет, я нашла Фрэнки, помнишь, студента, который вытащил меня из бака!

Я рассказываю, что мы договорились встретиться в «Пицца Плейс». Мэрион снова начинает волноваться, записывает номер его мобильного и решает приехать.

– Но ведь это далеко, а ты так устала!

– Ещё бы!

– Прости меня, Мэрион.

– Вот погоди, приеду, и ты у меня узнаешь!

– Небось жалеешь, что взялась меня опекать? – Я останавливаюсь на полуслове. – Да? Ты за этим звонила Илень? Ты решила от меня отказаться?

– Что ты, Эйприл! Конечно же, нет. Ты моя девочка.

– А ты – моя, – отвечаю я.

Когда я вешаю трубку, Мэрион тоже плачет.

Я промокаю глаза, сморкаюсь и иду в «Пицца Плейс». Я думаю о маме, которая шла этим же путём четырнадцать лет назад. Теперь фантазия кажется мне далёкой и зыбкой.

Я не знаю, действительно ли она такая, как я представляла. Она может оказаться кем угодно. Я сяду рядом с ней в автобусе, пройду мимо в толпе, но мы не узнаем друг друга. Наверное, глупо придавать такое значение кровному родству, когда это единственное, что вас связывает.

Удивительно, как я могла любить её все эти годы. Мне скорее нужно было возненавидеть её за то, что она выбросила меня в мусорный бак. Я бы не смогла так поступить со своей дочерью, что бы ни случилось. Я бы обняла её, прижала к себе и никому не отдала. Я буду своим детям хорошей матерью.

У меня нет мамы. Но когда-нибудь я сама стану мамой.

Настоящей мамой.

Я захожу в «Пицца Плейс». Официант улыбается, подводит меня к столику и спрашивает, одна я или кого-то жду.

Я мгновение колеблюсь.

– Я жду… свою семью, – отвечаю я.

Я закончу эту повесть новым началом.

– Поразительно, Эйприл! У меня такое чувство, что мы давным-давно знаем друг друга, – говорит Фрэнки.

– Да. У меня такое же чувство. Не могу поверить, что все это на самом деле. Я часто фантазирую. Особенно о том дне, когда я родилась.

– Я его прекрасно помню. Я расскажу тебе о нем во всех подробностях. Это был самый необычный, самый удивительный день в моей жизни. Я готов все отдать ради моих мальчиков, но почему-то, впервые поднимая их на руки, я не испытывал такого чувства, как тогда. Я тебя обязательно с ними познакомлю. С ними и с моей женой.

– А я познакомлю тебя с Мэрион, моей приёмной мамой.

– Она не запретит нам видеться?

– Конечно нет.

– И мы всегда будем вместе праздновать твой день рождения.

Я радостно киваю. Я так счастлива, что начинаю плакать.

– Прости. Ничего не могу поделать. Я все время плачу.

– Если бы ты не плакала, лёжа в баке, я бы тебя не нашёл. Твой плач спас тебе жизнь, Эйприл.

Он берет меня за руку и рассказывает о первом дне моей жизни. Как я выглядела, как плакала, как сжимала его палец крохотным кулачком. Он дарит мне осознание себя. Кусочек истории. Моё начало.