Текст книги "Порфира и олива"

– Ты... Ты правду говоришь?

– Меня разыскивают все власти страны. До своего обращения я вел далеко не образцовую жизнь. Если я взял на себя эту миссию добровольно, то именно потому, что здесь, в Риме, я рискую жизнью больше, чем где бы то ни было в другом месте. Это мой способ покориться Господнему суду.

Поскольку Ипполит, совершенно обезоруженный, хранил молчание, заговорил сам прелат:

– Это странно... Ты не подумал о том, что если хочешь действительно исправить свои ошибки, для этого можно найти иное решение, не столь опасное, как то, что ты избрал?

– Мне уже указывали на это. Но я, к несчастью, лишен возможности материально возместить жертвам моего воровства их убытки.

Наступило продолжительное молчание. Потом наперекор всем обычаям Виктор сделал фракийцу знак преклонить колени. Он благословил его – жест был плавный, медлительный – и молвил:

– Мы признательны тебе за то, что ты сделал. Да отпустит тебе Господь твои прегрешения и позволит возвратиться к близким целым и невредимым.

Калликст поднялся, наклоном головы поблагодарил и спросил:

– Будет ли ответ для епископа Деметрия?

– Да. Ты скажешь ему, что его письмо меня тронуло, но он беспокоился напрасно. Ириней, епископ Лугдуна[61]61
  Ныне Лион.


[Закрыть], разделяющий те же опасения, убедил меня не прибегать к крайним мерам, которые я предполагал. Отлучения азиатских церквей не будет...

Глава XLIV

Когда Калликст добрался до своего цизиума, была уже глубокая ночь.

Ведя лошадь в поводу, он пробирался по переплетающимся улочкам, положившись на свою память. Темнота, как обычно бывает в подобных случаях, сильно усложняла его задачу. Он, вне всякого сомнения, подумал бы, что заплутался и вышел далеко за пределы Рима, если бы не беспорядочный шум повозок, которые, выгрузив свои товары, катили к выезду из города. Худо-бедно ориентируясь, он, в конце концов, расчистил себе путь и пристроился позади галльской двуколки, влекомой парой быков, которые тащились, толкаясь и покачиваясь, занимая всю ширину улицы. Коль скоро возница, похоже, знал, какое ему требуется направление, Калликст подошел к нему:

– Хо! Друг, ты куда это собрался?

Вопрошаемый отозвался с сильным шершавым акцентом, свойственным латинским поселянам:

– На ту сторону Тибра, по Эмилиеву мосту.

У Калликста вырвался вздох облегчения: им было по пути. Один за другим они еще долго колесили по запутанным переулкам, миновали какой-то храм, которого он не смог узнать, пока не добрались, наконец, до четырехугольной просторной площади. Тут уж фракиец смог забраться в свою двуколку и предоставить лошади вести его дальше.

Центр площади занимала триумфальная арка: Янус Четырехликий. Теперь он сообразил, куда его занесло – это был форум Нервы.

Он отправился дальше, проехал неподалеку от Юлиевой курии, обогнул ростральную трибуну на уровне Золотого Милиария, отмечающего самый центр знаменитого перекрестка, куда сходятся все римские дороги, и достиг улицы, высокопарно именовавшейся Виа Сакра, Священный Путь.

Солнце начинало утомлять его своим зноем, да и лошадь подавала признаки усталости. Надо было подыскать пристанище, и поживее. Приблизившись к Викус Югариус, он вдруг заметил на этой улице, справа, всего в нескольких шагах, стоящую повозку и возле нее человека, который что-то выкрикивал перед запертой дверью. При ближайшем рассмотрении он приметил также деревянные ящики с фруктами, рядком выставленные у порога, а также окошечко, через которое огородник как раз сейчас получал причитающуюся ему плату. При виде Калликста он с живостью обернулся, всем своим видом выражая готовность услужить.

– Как ты думаешь, я смог бы здесь устроиться на ночлег?

Огородник посторонился, чтобы позволить владельцу постоялого двора, сидящему по ту сторону окошка, ответить самому:

– Сожалею, но чужестранцев мы больше не принимаем.

– А если я заплачу денарий?

– Ничем не могу помочь.

– Поднажми еще, приятель, – ухмыльнулся поселянин. – Этот старый разбойник Марцелл душу за грош продаст. Если знать, как с ним разговаривать, он кончит тем, что собственное ложе тебе уступит.

– Ну, скажем, золотой, – набавил цену Калликст.

Сумма была неслыханная, но он был слишком измучен, чтобы пуститься на поиски другого ночлега. Услышав его предложение Марцелл и зеленщик только разом присвистнули, за чем последовал характерный звук отпираемого замка:

– Входи быстрей!

– Постой. Где я мог бы поставить свой цизиум? И лошадь...

– Предоставь их этому прохвосту: Бутеон сумеет с ними управиться. Да заходи же скорей! Пошевеливайся!

Фракиец прошмыгнул внутрь с узелком своих пожитков. Хозяин постоялого двора поспешил запереть за ним дверь.

– Но, в конце концов, что творится в этом городе? – спросил Калликст, озадаченный и вместе с там рассерженный.

– Тебе на улице никто дорогу не пересекал?

– Конечно, пересекали. Повозки селян, развозивших свой товар. Но...

– Стало быть, ты можешь похвастаться везением, ведь если бы у тебя были и другие встречи, уж поверь, ты бы вряд ли сюда добрался живым.

– Объяснит мне кто-нибудь, наконец, что здесь происходит?

Хозяин постоялого двора понизил голос:

– Ты, верно, издалека прибыл, раз не знаешь, какие события потрясают нашу столицу. Знай же, что банды негодяев, состоящих на службе правителя, разъезжают с отравленными копьями и нападают на прохожих.

– Об этом я уже слышал. Но почему? По какой причине могут совершаться такие чудовищные гнусности?

– Тебе придется мне поверить. Эти люди настолько очумели от праздности, что уж и не знают, что бы придумать для развлечения. Они таким манером прикалывают по две тысячи человек за день. Не считая еще тех, кто умирает от чумы.

Калликст счел бесполезным выражать свое замешательство. По всей видимости, творится какое-то сумасшествие. Завтра у него будет время вникнуть в эту загадку поглубже. Он попросил владельца постоялого двора указать ему его комнату. Хозяин повлек его куда-то по скрипучей лестнице, попутно сообщив, что у него остается еще много незанятых комнат.

– Но что ты хочешь, – вздохнул он, – ночью уже и не поймешь, с кем дело имеешь.

Он открыл дверь темной конурки, где виднелось убогое ложе самого отталкивающего вида.

– Вот. Это, понятно, не стоит золотого, но что ты хочешь...

– Учитывая, до чего я устал, уже неважно...

Как только остался один, он разделся при свете масляной лампы и залез под грубое волосяное одеяло. Уже собрался задуть крошечный огонек лампы, когда услышал сотрясающие лестницу шаги. Слабый свет пробился сквозь зазоры между стенами и дверью, высветились и щели между неплотно пригнанными досками самой двери. Вот она медленно открылась, и в комнату, держа подсвечник, вошла женщина.

По наряду – коротенькой тунике, едва достающей до колен и мало что скрывающей из ее прелестей, – он догадался о цели ее появления. Это была одна из тех гулящих служанок, которые часто входили в состав прислуги гостиниц и таверн. Ее, без сомнения, только что разбудил хозяин, поскольку лицо ее было тускло и осунулось. Светлые волосы, в которых мелькали ниточки седины, как смятая белокурая кудель, в беспорядке падали на костлявые плечи. Даже будь он свеж и полон сил, она бы его не прельстила.

– Это хозяин меня прислал, – уныло просипела она.

– Благодарю, но я не нуждаюсь в твоих услугах.

– Я стою всего шесть ассов, – настаивала женщина.

– Да. Но повторяю тебе: я слишком устал.

Это была правда. Глаза у него сами закрывались, наперекор его воле. Сейчас он провалится в сон, а женщина, похоже, и не думает убраться отсюда. Подошла, наклонилась над ним, стала пристально, внимательно вглядываться.

– Ты что, не понимаешь? Я совершенно вымотан.

– Есть женщины красивее меня, – тем же монотонным голосом возразила она, – но ты не найдешь другой такой сладострастной и настолько опытной.

– Единственное сладострастие, которое мне сейчас желанно, это услада сна. Прощай.

– Если ты меня прогонишь, хозяин побьет меня.

Невзирая на свою наготу, Калликст встал, взял незваную гостью за руку и мягко, но решительно вывел за дверь, пробормотав:

– Прошу тебя... Не настаивай.

На мгновение девица малость потерянно замерла у двери, створка которой только что закрылась перед ее носом. Потом медленно, с нажимом ступая босыми ногами по деревянным ступеням, будто хотела проверить, не сон ли все это, она спустилась по лестнице, вытирая взмокшие от возбуждения ладони полами своей туники.

– Он здесь? В Риме?

Елеазар аж подскочил и недоверчиво вытаращил глаза на стоявшую перед ним девицу.

– Быть такого не может! Не мог он сюда сунуться, прямиком в волчью пасть! Как ты можешь быть настолько уверена, что не обозналась?

– Да говорю же тебе, нет ни малейшего сомнения. Он был моим клиентом, прежде, давно.

Управитель Карпофора бросил на уличную девку презрительный взгляд. Она со своим кислым лицом, кричащим нарядом и внушительным синяком на левой щеке была живым олицетворением упадка.

Город еще утопал в потемках, когда она появилась у Капенских ворот, перед резиденцией префекта анионы. Заявила, что ей нужно сейчас же потолковать с Карпофором. Известие, с которым она пришла, было таково, что о ней незамедлительно доложили вилликусу. Калликст найден!

– Тогда он, значит, довольствовался малым... – проскрипел Елеазар. – А этим синяком ты ему же обязана?

– Нет. Это работа моего хозяина.

– Однако скажи, он ведь наверняка должен был перемениться за эти годы. Как ты могла так быстро его узнать?

– Его глаза. Несмотря на бороду, которая ему отъела пол-лица, взгляд-то у него все тот же. Я бы его из тысячи узнала!

Елеазар заколебался. В словах этой девки было что-то похожее на правду. Да и потом, что он потеряет, если проверит? При одной мысли, что, возможно, фракиец наконец-то окажется в его руках, вилликуса вдруг затрясло, как и лихорадке:

– Где он? Надо...

– Не так быстро. Сперва я хочу поговорить с префектом.

– Да ты спятила! К такому важному человеку не вваливаются запросто. Но я обещаю, что ты получишь за его поимку двадцать тысяч денариев. Если, конечно, твое сообщение окажется точным.

– Оно точнее некуда. Но я все же хочу с префектом потолковать.

– Почему? Ты, стало быть, мне не доверяешь?

– Не в том дело. Я хочу откупиться от моего хозяина, купить себе свободу. А для этого, ты же знаешь, нужно, чтобы магистрат засвидетельствовал мое освобождение.

– Клянусь Кибелой! Да ведь с этим делом управится любой эдил! – в отчаянии возопил вилликус.

Девица, упрямо набычившись, покачала головой:

– Ничего не поделаешь. Мой хозяин разом отберет мое вознаграждение, а я и дальше буду служить подстилкой для его клиентов. Со мной один раз такое уже было.

– Твои былые горести меня не интересуют! Ты меня сейчас же отведешь к Калликсту, а не то...

Подкрепляя слова жестом, он сорвал с себя кожаный ременный пояс. Девица отшатнулась было, но тотчас овладела собой, оставшись все такой же непреклонной:

– Валяй. К колотушкам мне не привыкать. Я приведу тебя к этому человеку не иначе, чем на моих условиях.

Управитель, не приученный к подобному сопротивлению, заколебался. Желания наказать эту тварь ему было не занимать, но так можно было все испортить. Этим он рисковать не стал, сдался:

– Ладно, пойду предупрежу хозяина. Но учти: если ты нас обманула... Кстати, звать-то тебя как?

– Элисса...

Глава XLV

Серая влажная заря уже забелела на городском небе, когда Карпофор в сопровождении управителя, уличной девки и отряда ночной стражи приблизился к постоялому двору на Викус Югариус. Префект бросил девице:

– Вот и пришли. Теперь тебе остается молить Юпитера, Фортуну и всех прочих богов, чтобы Калликст и впрямь оказался здесь.

По его тону чувствовалось, что прежнему хозяину фракийца отнюдь не пришлось по вкусу, когда его вытащили из постели в столь ранний час. Нежданная возможность наконец-то наложить руку на своего неверного раба – только она побудила его вскочить с ложа. Однако же он отнюдь не разделял энтузиазм своего вилликуса. По его мнению, девица ошиблась. Калликст в Риме! Если бы это могло оказаться правдой! Тем не менее, он, следуя совету Елеазара, проделал на форуме изрядный крюк, чтобы захватить себе в помощь отделение ночной стражи.

Хозяин гостиницы с бранью на устах и опухшими со сна глазами открыл им дверь. Но при виде префекта и тех, кто его сопровождал, он тотчас умерил свою досаду.

– Ступай на кухню, – приказал ему магистрат, – возвращайся к своим печам.

И прибавил, обращаясь к Элиссе:

– А ты веди нас в ту комнату!

Опасаясь, не вышло б хуже, хозяин без малейшего сопротивления впрямь убрался на кухню. При том, что нынче творилось в Риме, можно, конечно, всего ожидать, но чтобы Элисса оказалась агентом-соглядатаем, – это было слишком даже для него.

Карпофор, Елеазар и стражи под предводительством девицы взошли по ступеням ветхой лестницы, которая, назло всем их предосторожностям, так истошно скрипела и трещала, словно в любое мгновение могла обрушиться.

– Кончится тем, что мы всю столицу перебудим, – прошипел разъяренный Карпофор.

– Это здесь, – указала девка.

Елеазар отшвырнул ее локтем, ринулся к двери и, переглянувшись напоследок со своим хозяином, повернул подковообразную дверную ручку. И ворвался в комнату.

Калликст вздрогнул и приподнялся на своем нищенском ложе, так что лампы стражников озарили его лицо:

– Елеазар? Живой?

– Да, несчастный! Я жив, и еще как! – захохотал управитель, скаля черноватые зубы. – Теперь-то мы можем свести наши счеты!

– Ты мне наверняка не поверишь, – вставая, промолвил фракиец, – но я рад узнать, что ты жив и здоров. Это для меня облегчение.

И стал спокойно надевать свою тупику. Его слова были правдой. Он почувствовал, что бремя угрызений каким-то образом свалилось у него с плеч.

– Ты, ты здесь... – бормотал Карпофор, все еще словно не веря. Префект теперь в свой черед вошел, оставив стражей на пороге комнаты.

– Да, господин Карпофор. Это и впрямь я.

Тогда Карпофор, как будто только и ждал этого мгновения, нанес своему рабу страшный удар, расплющив его нижнюю губу в кровавое месиво.

– Четыре года! Я четыре года предвкушал этот час!

Он перевел дух, мельком оглядел убогое логовище с затянутыми паутиной углами.

– Как вышло, что ты, умыкнув у меня целое состояние, ютишься в такой клоаке?

– Ответ прост: у меня больше нет ни одного асса из этой суммы, – отозвался Калликст, очень спокойный.

– Ни единого асса из трех миллионов сестерциев? Кому ты рассчитываешь заморочить голову такой чепухой?

– Он врет! – рявкнул Елеазар.

– Три миллиона триста двадцать шесть тысяч пятьдесят семь сестерциев, если быть совсем точным. Я потратил из них добрую часть. Остальное покоится на дне озера, в Александрии.

– Врет! – повторил управитель. – Хозяин, позволь мне им заняться. Я из него правду выжму.

– Три миллиона триста тысяч монет, восемьсот тысяч денариев на дне озера?

Мысль об этом утонувшем сокровище, похоже, потрясла Карпофора сильнее, чем сама по себе кража. Калликст пробормотал:

– Я в твоих руках, господин. Возвращаясь в Рим, я знал, какой опасности подвергаюсь. Но я был бы все же тебе признателен, если бы ты сказал, как нашел меня. Что бы там ни было, я ведь всего несколько часов назад добрался сюда.

– Благодаря откровенности твоей прекрасной подружки, – хихикнул вилликус, указывая на Элиссу, которая вместе со стражниками держалась поодаль.

– Элисса?..

– Похоже, ты когда-то произвел на нее большое впечатление.

«Элисса...» Калликст насупил брови, порылся в памяти. И тогда перед ним всплыл образ маленькой уличной девчонки, что так напомнила ему Флавию, и взбешенная физиономия Сервилия, сводника... Сильно побледнев, девица лепетала:

– После... после твоего ухода хозяин поймал меня и отнял золотое ожерелье, которое досталось мне благодаря твоей помощи. Что мне было делать?

Калликст горько усмехнулся:

– Может быть, что-нибудь другое придумала бы, чем доносить на бедного парня, который тебя поддержал.

Девица не сумела скрыть своего смятения, ей вдруг стало не по себе под его взглядом, высмотревшим ее в потемках. Конец ее замешательству положил Карпофор. С того мгновения, как он оказался со своим рабом лицом к лицу, он чувствовал, как в голове клубятся противоречивые мысли. Он звучным голосом приказал:

– Пусть меня оставят наедине с ним!

– Но, господин... – запротестовал Елеазар, вдруг забеспокоившись.

– Делай, что тебе сказано!

Дверь закрылась, эти двое остались одни. Они стояли в молчании, бледный мерцающий свет едва озарял их лица, и немало времени протекло, прежде чем прозвучало хотя бы слово.

– Тебя что-то заботит, господин? – внезапно бросил Калликст.

– Заботит?!

Префект заложил руки за спилу и принялся мерить комнату шагами, словно хищник, запертый в клетку. А фракиец продолжал:

– Я могу тебе помочь?

– Что?!

Карпофор замер на месте, будто окаменел:

– Это переходит всякие границы! Ты, в этом рубище, на пути в Аид, толкуешь о том, чтобы помочь – мне?

Вновь наступило молчание. Но на сей раз, префект нарушил его первым, пробормотав скороговоркой, почти стыдливо:

– И что хуже всего... и всего невероятней... что у меня действительно есть нужда в тебе...

Тогда фракиец отвел взгляд, предоставляя Карпофору объясниться:

– Да... Ты можешь похвалиться, дело свое провернул удачно. Никто бы меня ловчее не обставил, да еще в самый скверный момент, как раз когда ссудные проценты понизились, так что в опасности оказались даже владения куда позначительней моего.

Он развернулся на каблуках и вдруг сверх ожидания снова влепил фракийцу оплеуху:

– И это ты сделал, ты, которому я всецело доверял! По твоей вине мне пришлось допустить, чтобы моя ссудная контора погорела! Еще и поныне приходится ради обеспечения города продовольствием пускать в дело мои личные средства. А это разорительно! Чистое разорение!

– По-моему, ты немного слишком драматизируешь, – заметил Калликст, вытирая кровь, выступившую на разбитой щеке. – Тебе ведь случалось сталкиваться и со значительно более трудными положениями, и ты всегда выходил из них с прибытком.

– Все это было раньше! – воскликнул Карпофор, вздыхая, словно истомленный мученик.

– Раньше чего?

– Ну, до проклятия богов, может быть. Все идет плохо, Калликст. Повсюду. Города беднеют, рудники оскудевают, количество земледельцев уменьшается, и земли зарастают дерном. Все должности, вплоть до консульских, продажны. Бремя налогов без конца растет, и богачи предпочитают удирать в загородные поместья, лишь бы не вносить своей доли на общественные нужды. И сверх всего этого еще чума вернулась! Как в самые мрачные дни Марка Аврелия. В одном только Риме она каждый день убивает больше двух тысяч человек. Если так пойдет дальше – вся Империя скоро превратится в гигантский унылый пустырь, лишенный провианта. Он умолк, тяжко засопел, взгляд его подернулся туманом, толстые щеки посерели и подрагивали.

– И... что я могу для тебя сделать?

– Я бы должен был отдать тебя на съедение хищным зверям. Это было бы еще слишком малой платой за твое предательство. Но время слишком тяжелое, чтобы можно было себе позволять поспешные решения. Ты доказал свои способности – уже тем, что сумел выудить у меня эти три миллиона сестерциев, – доказал достаточно, чтобы стоило подумать, не взять ли тебя снова к себе на службу. Если ты мне поможешь поправить мои дела, я не только забуду о твоем преступлении, но дам тебе приличную сумму, с которой ты сможешь опять встать на ноги. Что ты об этом скажешь?

Калликст встал перед своим хозяином в вызывающую позу, подбоченясь. А сам подумал, ошеломленный: «В то время как я ждал кары, мне предлагают вознаграждение! Воистину неисповедимы пути Господни».

– Ну? – нетерпеливо подбодрил его префект.

– Мне жаль, господин. Но есть две причины, вынуждающие меня отклонить твое предложение.

– Какие? – взревел Карпофор.

– Ты, по-видимому, забыл, что я – собственность Марсии. Ты сам преподнес меня в дар первой женщине Империи, так что теперь использовать меня без ее согласия было бы с точки зрения закона ни больше, ни меньше как воровством. Но это еще не все. Надобно тебе знать, что я больше не смогу приносить такую пользу, как прежде. Мой новый господин, которому я взялся служить и отныне принадлежу, категорически запрещает вымогательство, шантаж, махинации с жильем и прочие злоупотребления, к которым ты меня так хорошо приспособил.

– Что еще за новый господин? Ты хочешь сказать, что у тебя есть и другой хозяин, кроме божественной Марсии?

Фракиец молча кивнул.

– Имя этого дерзкого безумца?

– Это господин не того рода, о каком ты подумал: я христианин.

Карпофор вдруг опустил глаза, стал качать головой и, казалось, как-то разом ослабел.

– Ты, значит, христианин...

Наступило молчание. Тяжелое, долгое, оно переполняло комнату. Глядя на префекта, можно было подумать, что он, сломленный, сейчас рухнет без чувств.

В конце концов, он, двигаясь с невероятной медленностью, поднялся, безмолвно побрел к двери, открыл се:

– Уведите его! Отправьте этого человека в тюрьму при форуме!

Тотчас четверо стражников окружили Калликста и без церемоний потащили за собой. Когда они проходили мимо Карпофора, тот процедил:

– На случай, если ты втайне рассчитываешь на вмешательство Амазонки, знай, что император осведомлен о твоих злодеяниях вплоть до малейших подробностей, и не кто иной, как он сам приказал разыскивать тебя по всей Империи. По нынешним временам на недобросовестность смотрят не более милостиво, чем на чуму. Из субъектов вроде тебя получаются отменные козлы отпущения.

Калликст ничего не ответил. Его взгляд встретился со взглядом Элиссы. Она опустила голову. Он мог бы поклясться, что она плачет.