Текст книги "Пятьсот миллионов бегумы"

10. В каждой комнате должен быть камин, приспособленный для топки дровами или углём, и каждому камину соответствует вентиляционная отдушина, выходящая наружу. Дымовые трубы выводятся не на крышу, а в подземные дымоходы, откуда дым поступает в особые печи, установленные за счёт города позади домов. Здесь он освобождается от частиц угля и в обесцвеченном состоянии выпускается на высоте тридцати пяти метров в атмосферу.

Таковы десять правил, которые надлежит соблюдать при постройке каждого жилого дома.

Столь же тщательно разработана и общая планировка города.

План города в основе своей очень прост и предусматривает возможность расширения и роста Франсевилля. Улицы одинаковой ширины идут на одинаковом расстоянии одна от другой и пересекаются под прямыми углами. Все они обсажены по краям деревьями и обозначены номерами.

Через каждые полкилометра идёт улица на треть шире других, она носит название бульвара или авеню. Вдоль неё с одной стороны идёт широкая выемка для трамвая и метрополитена.

На всех перекрёстках разбиты общественные скверы, украшенные копиями скульптур великих мастеров, пока художники Франсевилля не создали своих произведений, достойных этих великих творений.

Жителям Франсевилля предоставлено право свободно заниматься всеми видами промышленности, ремесла и торговли.

Для получения права жительства в Франсевилле необходимо представить рекомендацию или отзыв, иметь любую полезную профессию, связанную с какой-либо областью промышленности, науки или искусства, и дать обязательство соблюдать законы города. Праздное существование в Франсевилле не допускается.

В городе уже сейчас имеется большое количество общественных зданий: собор, несколько церквей и часовен, музеи, библиотеки, школы, спортивные площадки; все это великолепно оборудовано и отвечает всем самым строгим правилам гигиены, подобающим столичному городу.

Нет нужды говорить, что дети с четырехлетнего возраста в обязательном порядке приучаются к физическим и умственным упражнениям, которые развивают их телесные и духовные силы. Их приучают к такой безукоризненной чистоте, что пятно на платье считается у них настоящим позором.

Забота о чистоте, индивидуальной и коллективной, выдвинута в Франсевилле на первое место. Неустанно поддерживать чистоту в городе, уничтожать и обезвреживать зловредные бактерии, неминуемо зарождающиеся всюду, где скопляется большое количество людей, – это основное и повседневное занятие администрации. С этой целью выходы сточных канав сосредоточены за пределами города, где нечистоты подвергаются обработке и конденсации, после чего их используют для удобрения полей.

В воде нет недостатка, она течёт в изобилии. Улицы, вымощенные торцом, и каменные тротуары блестят, как выложенный платками пол голландской фермы. Особенно строгое наблюдение установлено за рынками. Торговцы, осмеливающиеся продавать несвежие продукты – испорченные яйца, лежалое мясо, разбавленное молоко, – подвергаются строгой каре, как отравители, каковыми они в сущности и являются. Дело санитарной инспекции, чрезвычайно сложное и ответственное, находится в руках опытных специалистов, которые проходят для этого особую школу.

В их ведении находятся также и прачечные, оборудованные по последнему слову техники: паровыми машинами, искусственными сушилками и дезинфекционными камерами. Бельё выходит из прачечной ослепительно белым, причём строго соблюдается правило стирать бельё каждого семейства в отдельности. Эта простая предосторожность имеет огромное значение.

Больницы немногочисленны, ибо всем предоставлена возможность пользоваться врачебной помощью на дому. Больничные койки предназначаются главным образом для бесприютных чужеземцев и для каких-нибудь исключительных случаев.

Излишне говорить, что основателям Франсевилля не могло прийти в голову отвести для больницы самое большое здание в городе и поместить в нём несколько сот больных, создав тем самым очаг заразы. Заботясь не только о благе города, но и о здоровье каждого гражданина в отдельности, они всячески стремятся изолировать больных, а ни в коем случае не объединять их. Даже и дома рекомендуется держать больных в отдельной комнате, чтобы они не соприкасались с остальными членами семьи.

Больницы в Франсевилле рассчитаны не более чем на двадцать – тридцать человек. Каждый больной помещается в отдельной палате. Строятся больницы по типу лёгких переносных бараков, из елового дерева. Каждый год их сжигают и строят новые. Такие передвижные бараки из готовых деталей, сделанных по одному образцу, имеют то преимущество, что их можно легко переносить с места на место, а в случае надобности быстро построить новые.

Для обслуживания населения на медицинском пункте имеется целый штат опытных сестёр-сиделок, которые проходят для этой цели специальную школу, куда принимают со строгим отбором. Эти сестры являются незаменимыми помощницами врачей. Обслуживая население, они наставляют семью больного, делятся с его домашними практическими знаниями, которые необходимо иметь всякому, чтобы не оказаться беспомощным и не растеряться в трудную минуту. Ухаживая за больными, они одновременно стараются препятствовать распространению болезни.

Но мы никогда не кончим, если будем перечислять все гигиенические усовершенствования, введённые основателями нового города.

Каждый вступающий в число граждан города получает брошюру, где простым и общепонятным языком изложены главные правила, которые следует соблюдать каждому человеку, желающему вести здоровый, нормальный образ жизни.

Из этой брошюры он узнает, что необходимым условием для здоровья является правильная деятельность всех человеческих органов; что труд и отдых одинаково необходимы организму; что мозг также утомляется, как и мускулы, и что девять десятых болезней вызываются инфекцией, передающейся по воздуху или через пищу. Поэтому человек должен тщательно следить за собой и своим жилищем, избегать возбуждающих напитков, заниматься гимнастикой, добросовестно исполнять свои повседневные обязанности, пить чистую воду, есть простую, здоровую пищу, мясо, овощи, спать восемь часов в сутки. Таковы элементарные правила, или, если так можно выразиться, азбука здоровья.

Начав нашу статью с момента основания города, мы незаметно перешли к описанию его внешнего и внутреннего устройства, как если бы постройка его была уже вполне закончена. Это может показаться странным, но в действительности едва только были возведены первые дома, как вслед за ними другие стали вырастать мгновенно, словно по волшебству. Надо побывать на Дальнем Западе, чтобы понять такой бурный рост города. Участок, который в январе 1872 года представлял собой ещё совершенную пустыню, в 1873 году насчитывал уже шесть тысяч домов. В 1874 году цифра жилых домов дошла уже до девяти тысяч, и все общественные постройки были к этому времени вполне закончены.

Большую роль в этом неслыханном росте сыграло то обстоятельство, что дома и прилегающие к ним обширные участки сдавались за очень умеренную цену. Отсутствие пошлин, политическая независимость этой маленькой, обособленной колонии, прелесть новизны, мягкий климат – все это привлекало сюда массу народа. В настоящее время Франсевилль уже насчитывает около ста тысяч жителей.

Весьма показательны и весьма для нас интересны статистические данные, свидетельствующие о результатах санитарных мероприятий нового города.

В то время как в наиболее крупных городах Европы и Нового Света смертность редко падает ниже трех процентов, в Франсевилле средняя цифра за пять лет составляет всего полтора процента. Сюда входят ещё и жертвы эпидемии болотной лихорадки, вспыхнувшей в период основания города.

Цифра смертности за последний год составляет всего один процент с четвертью. Следует отметить ещё одно важное обстоятельство: все зарегистрированные смертные случаи, за небольшим исключением, являются результатом наследственных или хронических болезней. Острые заболевания в Франсевилле наблюдаются несравненно реже, они быстро пресекаются и гораздо менее опасны, чем в какой-либо другой населённой местности. Что касается эпидемий, то их вовсе не наблюдалось.

Интересно будет проследить дальнейшие результаты этого опыта, и тем более интересно будет установить, может ли действие такого гигиенического режима на протяжении нескольких десятилетий обезопасить подрастающие поколения от тяжёлых наследственных заболеваний.

«Мы позволяем себе надеяться на это, – писал один из основателей этой удивительной колонии, – и, если надежды наши оправдаются, перед человечеством откроются новые блестящие перспективы. Люди будут жить до девяноста и до ста лет и умирать безболезненно от старости, как умирает большинство животных и растений».

Заманчивая мечта!

Но мы позволим себе усомниться в том, что этот опыт приведёт когда-либо к таким блестящим результатам. В постановке этого опыта мы усматриваем один коренной и весьма существенный недостаток. Дело в том, что в организационном комитете, в руках которого находится это предприятие, преобладает латинский элемент, а германский элемент систематически исключается. Это опасный симптом. С тех пор как существует мир, все великое и полезное, что происходит в нём, возникло по инициативе Германии. Ничего серьёзного и решающего без Германии произойти не может. Самое большее, на что способны основатели Франсевилля, – это подготовить почву, выяснить кое-какие узкие вопросы, но не их руками и не на этом участке Америки, а у границ Сирии будет воздвигнут когда-нибудь истинно идеальный город.

Глава одиннадцатая
Обед у доктора Саразена

Тринадцатого сентября, всего за несколько часов до назначенного герром Шульце срока уничтожения Франсевилля, ни губернатор, ни любой из жителей не подозревали о грозящей катастрофе.

Было семь часов вечера.

Утопая в зелени олеандровых и тамариндовых деревьев, город живописно раскинулся у подножия Каскад-Маунтс, купая свои одетые в мрамор набережные в мягко набегающих волнах Тихого океана. На только что политых улицах, овеваемых свежим морским ветром, царило весёлое оживление. Мягко шелестели деревья. Зеленели газоны, цветы раскрывали свои чашечки, наполняя воздух тонким благоуханием; приветливые белые особнячки, казалось, радушно улыбались, воздух был тёплый, небо синело, и море сверкало из-за густой зелени широких бульваров.

Путешественника, очутившегося в этом городе, вероятно, поразили бы необыкновенно цветущий вид жителей и какое то праздничное оживление, царящее на улицах. В школе живописи и скульптуры, в музыкальной школе и в городской библиотеке, где прекрасные публичные лекции были организованы для немногочисленных групп, чтобы каждый слушатель мог полнее общаться с лектором, только что окончились занятия, и, так как все эти учреждения были сосредоточены в одном квартале, толпа молодёжи, выходившая оттуда, запрудила улицу и площадь. Но никто не толкался, не раздражался, не слышно было никаких окриков. У всех были довольные, весёлые, улыбающиеся лица.

Дом доктора Саразена стоял не в центре города, а на самом берегу Тихого океана. Он был построен одним из первых, и доктор тотчас же поселился в нём со своей женой и дочерью Жанной. Октав, почувствовав себя миллионером, пожелал остаться в Париже. Но при нем, к сожалению, не было его наставника Марселя.

Спустя некоторое время после того, как они жили вдвоём на улице Руа-де‑Сесиль, они почти потеряли друг друга из виду. Таким образом, когда доктор с женой и дочерью поселился в Франсевилле, Октав оказался предоставленным самому себе.

Он вскоре совсем забросил занятия в школе, где должен был окончить курс по настоянию отца, и в конце концов провалился на выпускном экзамене.

Когда его приятель Марсель, который до тех пор вёл его на поводу, так как Октав не способен был заниматься самостоятельно, окончив первым Центральную школу, уехал из Парижа, Октав, что называется, закусил удила. Он снял себе особняк на авеню Мариньи, разъезжал в карете, запряжённой четвёркой лошадей, и чаще всего его можно было видеть на ипподромах. Октав Саразен, который три месяца тому назад едва мог держаться в седле на уроках верховой езды в манеже, внезапно превратился в завзятого лошадника. Своей эрудицией в этой области он был обязан некоему англичанину – груму, которого взял к себе на службу и который совершенно покорил его необыкновенными познаниями по этой части.

Утренние часы Октава были распределены между портными, сапожниками и шорниками. Вечера он проводил в оперетке или в гостиных только что открытого на улице Тронше клуба. Октав выбрал этот клуб потому, что его капитал пользовался там таким уважением и любовью, каких сам он своими личными достоинствами нигде не мог завоевать. Общество, которое он встречал там, казалось ему идеалом изысканности. Но, странное дело, в списке членов, вывешенном в нарядной рамке в приёмном зале, красовались почти исключительно иностранные фамилии. Читая этот список, изобиловавший всевозможными титулами, можно было подумать, что вы случайно попали в приёмную профессора геральдики[32]32
  Геральдика – историческая дисциплина, занимающаяся изучением гербов.


[Закрыть]. Однако, когда вы переходили в гостиную, у вас создавалось впечатление, что вы находитесь на этнологической[33]33
  Этнология – то же, что и этнография: наука, изучающая происхождение, взаимосвязи, культуру, бытовые особенности народов мира.


[Закрыть] выставке; казалось, что здесь собрались все ястребиные носы и смуглые лица всех оттенков со всех концов земного шара. Все эти космополитические личности[34]34
  Космополитические личности – люди, предпочитающие жить на чужбине, легко меняющие гражданское подданство, потерявшие связь с родиной.


[Закрыть] шикарно одевались, и в их приверженности к светлым тонам обнаруживалось вечное стремление смуглокожих уподобиться «бледнолицым».

Среди этих двуногих Октав Саразен казался юным богом. Его слова передавались из уст в уста, ему старались подражать во всем, вплоть до его манеры завязывать галстук, мнения его считались законом. А он, опьянённый этим фимиамом, не замечал того, что систематически, изо дня в день, проигрывает свои деньги то на бегах, то в карты, то в рулетку. Возможно, что некоторые члены этого клуба, будучи людьми восточного происхождения, считали, что они в сущности также имеют права на наследство бегумы. Во всяком случае, они медленно, но неуклонно перекладывали это наследство в свои карманы.

Неудивительно, что при таком образе жизни дружба, связывавшая Октава с Марселем, мало-помалу прекратилась. Они почти перестали писать друг другу. Что общего могло быть между суровым тружеником, стремящимся непрестанно совершенствовать свой ум и свои знания, и красивым, изнеженным юношей, проматывающим своё состояние и не интересующимся ничем, кроме конюшен, клубных сплетен в анекдотов?

Мы знаем, что Марсель покинул Париж для того, чтобы следить за махинациями герра Шульце, только что заложившего на той же независимой территории Соединённых Штатов основание Стального города, враждебного Франсевиллю, а впоследствии Марсель поступил на службу к стальному королю.

Октав в течение двух лет вёл бессмысленное, бесполезное существование и за это время успел пустить на ветер несколько миллионов. В конце концов это нелепое времяпрепровождение наскучило ему, и в один прекрасный день он бросил все и приехал к отцу. Это спасло его от гибели, и не только физической, но и моральной.

Итак, сейчас все семейство доктора Саразена было в полном сборе.

Жанна за эти шесть лет жизни в Франсевилле успела превратиться в очаровательную девятнадцатилетнюю девушку, сочетавшую своеобразную прелесть усвоенных ею американских манер с грацией и изяществом француженки. Мать её говорила, что до тех пор, пока они с Жанной не стали неразлучными друзьями, она никогда не подозревала, что близость с дочерью может доставить ей столько радости.

Жизнь госпожи Саразен в Франсевилле была наполнена полезной и плодотворной работой. Она деятельно помогала своему мужу во всех его добрых начинаниях. Только мысль об Октаве не давала ей покоя; но с тех пор как «блудный сын» вернулся в лоно семьи, она чувствовала себя счастливейшей из смертных.

В этот вечер, 13 сентября, у доктора Саразена обедали двое из его ближайших друзей: полковник Гендон, старый ветеран, участвовавший в гражданской войне, потерявший руку при осаде Питтсбурга и ухо в сражении при Севен-Оксе, что не мешало ему теперь успешно сражаться в шахматы, и господин Ленц, главный инспектор учебных заведений Франсевилля.

Говорили о городских делах, о различных мероприятиях, проводимых в общественных учреждениях, в больницах, школах, кассах взаимопомощи.

Согласно школьной программе доктора Саразена, в которой важное место было отведено религии, инспектор Ленц создал несколько опытных первоначальных школ, где педагоги, наблюдая за детьми, стремились выявить их врождённые способности и помогали им развиваться в этом направлении.

В школах Франсевилля детям прививали любовь к науке, прежде чем пичкать их знаниями, которые, как говорит Монтень[35]35
  Монтень Мишель (1533–1592) – французский философ и писатель, автор знаменитой книги «Опыты», представляющей собой критические размышления на бытовые и нравственные темы.


[Закрыть], «плавают на поверхности мозга» и не приносят ребёнку никакой пользы, не делая его ни умнее, ни лучше. Правильно направленный ум сам выберет себе подходящую деятельность и найдёт наиболее полезное применение своим способностям.

В этой глубоко продуманной системе воспитания серьёзное внимание уделялось также и гигиене тела: ибо мозг и тело человека несут одинаково важную службу, человек не может обойтись одним и отказаться от другого, – ум, предоставленный самому себе, отрешённый от плоти, очень скоро погибнет.

В описываемый нами момент Франсевилль достиг высшей степени как материального, так и интеллектуального расцвета.

На его конгрессы съезжались величайшие учёные мира. Со всех концов земли, привлечённые рассказами об этом чудесном городе, стекались туда знаменитые артисты, художники, скульпторы, музыканты; под их руководством таланты юных франсевилльцев обещали в недалёком будущем прославить этот уголок земного шара. Можно было предвидеть, что эти новые французские Афины вскоре завоюют себе первое место среди столиц мира.

Наряду с гражданским обучением в школах в обязательном порядке проводились и военные занятия.

По окончании школы все молодые люди умели владеть оружием и имели достаточную теоретическую подготовку, чтобы разбираться в вопросах тактики и стратегии.

Когда разговор за столом коснулся этой темы, полковник Гендон с большой похвалой отозвался о своих новобранцах.

– Они отлично тренированы, – сказал он, – и во время манёвров проявили прекрасную подготовку и умение приноровляться к условиям походной жизни. Наша армия хороша тем, что в неё входят все граждане, и в случае надобности все возьмутся за оружие и покажут себя хорошо обученными, дисциплинированными солдатами.

До сих пор Франсевилль поддерживал наилучшие отношения со всеми своими соседями, ибо никогда не упускал случая оказать им какую-нибудь услугу, но, когда дело касается корысти, человеческая неблагодарность не знает предела, и доктор Саразен и его друзья, помня об этом, считали за благо придерживаться мудрого житейского правила: бережёного и бог бережёт.

Обед кончился, и дамы, по английскому обычаю, покинули столовую.

Доктор Саразен, Октав, полковник Гендон и господин Ленц, продолжая начатую беседу, перешли уже к вопросам политической экономии, когда в комнату вошёл слуга и подал доктору «Нью-Йорк геральд».

Эта почтенная газета с самого момента основания Франсевилля проявляла к нему живейшую симпатию и с интересом следила за всеми фазами его развития.

Граждане Франсевилля привыкли видеть на её страницах всевозможные высказывания и заметки, отражающие общественное мнение Соединённых Штатов об их городе.

Эта маленькая колония свободных, счастливых, независимых людей вызывала не только восторженное удивление, но самую чёрную зависть, и если у франсевилльцев было в Америке много сторонников, готовых выступить в их защиту, то было и немало врагов, которые рады были при всяком удобном случае нападать и клеветать на них. «Нью-Йорк геральд» неизменно стоял за Франсевилль и всячески высказывал это на своих страницах.

Доктор Саразен, продолжая беседу, разорвал бандероль и, бросив беглый взгляд на передовую статью, хотел было отложить газету, но вдруг, остановившись на полуслове, с недоуменным видом пробежал глазами несколько строк и тут же прерывающимся от волнения голосом прочёл их вслух.

– «Нью-Йорк, восьмое сентября. Мы накануне злодейского покушения на права мирных граждан. Как сообщают из достоверных источников, Штальштадт, собрав мощное вооружение, готовится выступить против французского города Франсевилля, чтобы стереть его с лица земли. Мы не берёмся решать, должны ли Соединённые Штаты вмешаться в это столкновение между германской и латинской расами, но считаем своим долгом довести до сведения всех порядочных и честных людей об этом чудовищном насилии. Жители Франсевилля, не теряя ни минуты, должны принять все меры к обороне…»