Текст книги "Мама Нади Рушевой"

Маленькая Надя

Снова беседую с Натальей Дойдаловной. По тувинскому обычаю, она меня угощает далганом, чинге-тараа, творогом, сметаной. Каждый раз я поражаюсь её уникальным способностям – памяти, воображению, скромности.

Я была счастлива материнством. Я всю себя отдала семье, радовалась своей Наде, которая купалась во всеобщей любви и внимании. Я видела особую привязанность к внучке родителей Николая и вспоминала бабушкины слова: «Оказывается, внуки ещё красивее и умнее, чем мои дети». Ой, как же они любили её! Ведь их дети выросли, обзавелись семьями, уехали из родного дома, как птички вылетели из гнезда, вот остались они к старости только вдвоём. А сейчас, с появлением нашей семьи, у них стало весело, уютно – им стало некогда скучать: было о ком заботиться и кого опекать.

Надя с раннего детства была подвижной и шустрой девочкой. Пока бабушка следила за неугомонной внучкой, я вязала кофточку из разноцветной пряжи. Надя успокаивалась только тогда, когда у неё в руках появлялся чистый лист и карандаш. Как все дети, Надя сначала рисовала, что попало. Никто на её рисунки не обращал внимания.

Вот первое её слово было: «Рая». Это соседка – подруга тети Нины. Её звали Рая.

Хотя рисовать Надю никто не учил, её формирование происходило в нашей семье, в среде папы-художника, двух балерин и дедушки – оперного певца.

Но все детишки рисуют – начала выводить свои каракули и Надюша, хотя до семи лет никто в семье не относился к этому серьёзно. Рисовала она легко, играючи, как бы обводя лишь одной ей видимые контуры. При этом улыбаясь, приговаривала: «Какая-то слива получается… Или нет? Это, пожалуй, пароход. Ах, нет, нет! Эта печка. А Емелька две подушки положил и ушёл…» Это была радостная игра в рисование, свободные шутки воображения маленькой девочки.

Однажды мы вернулись после работы. Дедушка отдал какой-то лист и с гордостью сказал:

– Познакомьтесь, пожалуйста, дорогие мои, с первым творчеством вашей дочери.

Там были нарисованы лошадки-кентавры.

– Что это такое? Кто это? Откуда? Что она хотела выразить в своих рисунках? Не пойму, – сказал Николай.

– Я вечером и сегодня утром рассказывал ей о мифах Древней Греции. Надю особенно заинтересовали Кентавры. Я ей объяснил, кто такие Кентавры. Запомните, я не рисовал их, а только рассказал то, что гласит легенда. Целый день Надя молча рисовала. Теперь вы держите в руках то, что у нее получилось.

– Раз были кентавры, значит, были и кентаврицы и, конечно же, кентаврята, – чего-то ожидая от нас, совсем не уверенно, тихо сказала Наденька.

Николай, как художник, очень долго рассматривал дочкины рисунки, задумался и сказал:

– Обычно дети рисуют то, что видели, то есть срисовывают. А Надя здесь рисовала по памяти, по воображению. Значит, у неё есть какие-то способности.

– Коля, по-твоему, Надя создала уникальный шедевр? Ты открыл её талант? Я думаю, что здесь нет ничего необыкновенного. Все дети рисуют. И я в детстве прутиком на снегу или на песке выводила овец, коз, коров, верблюдов, – сказала я.

– Мы сейчас говорим совсем о другом. Ты рисовала всех знакомых животных, которых видела каждый день. А ты видела Кентавра, Натали?

– Нет, я никогда не видела Кентавра. Его, кажется, никто не видел. А вот наша Надя представила его и нарисовала.

– Вот-вот, о чём я и говорю – она создала его по воображению. А это уже творчество. Может, она станет художником? – Николай спросил у всех, как-то загадочно улыбаясь.

– Нет-нет, Надя будет музыкантом. У неё есть способности к музыке, к пению. Я это вижу уже сейчас, – с гордостью заявил дедушка.

– Не спорьте! Надя будет балериной! У неё есть все данные, чтоб стать блестящей танцовщицей. Имея хороший музыкальный слух, она уже сейчас танцует прекрасно. Я всего лишь один раз показываю какое-то движение, а она его сразу хорошо запоминает. К тому же в нашей семье две балерины: её мама и бабушка. Так что перевес в сторону танца. Поэтому она точно будет балериной, – решила бабушка.

Надя же в это время играла со своей куклой, совсем не обращая внимания на взрослых, которые говорили только о ней. Я заметила пластичные движения пальцев рук при одевании куклы и вспомнила бабушкины слова: «У тебя, Ажык, очень пластичные движения пальцев рук, ты будешь искусной портнихой и швеёй. Подрастёшь и мне пальто сошьёшь». Если бы моя бабушка была жива, о Наде она точно так же сказала бы, как обо мне. Как говорят, своя рубашка ближе к телу, каждого человека всегда тянет к хорошо знакомому, близкому, родному. «Будь, кто будет, но свою дочку воспитаю так, чтобы она была достойным, всесторонне развитым человеком», – про себя подумала я.

Николай Константинович купил Наде альбомы, карандаши и со стороны начал наблюдать, как она рисует.

– Коля, ты очень хочешь, чтоб наша дочь стала художником? – спросила я.

– Я просто наблюдаю за ней. Ни в коем случае нельзя ей мешать и заставлять что-то переделывать. Если я буду ей что-то навязывать, то тяга к творчеству исчезнет. Пока нужно только наблюдать. Я её буду поддерживать тогда, когда пойму, что у нее появились творческие способности настоящего художника. А сейчас пусть рисует, как хочет.

– Ты, Коля, правильно поступаешь. Говорят, в каждом ребёнке есть свой Моцарт. Это не зря сказано. Только врожденный талант вовремя надо заметить, поддержать и дальше развивать. Если этого не делать, то всё исчезнет без следа. А знаете, сколько мы таких моцартов, рафаэлей, пушкиных, шаляпиных уже потеряли по своей халатности, невнимательности, во время их не открыв и не поддержав, – сказал дедушка Константин Николаевич.

Так росла Надя, окруженная всеобщим вниманием, поддержкой и любовью…

Когда мы решили, что Надю надо устроить в детский сад, в первую очередь этому воспротивилась бабушка: «Ещё рано отдавать ее в садик. Пусть дома останется. Разве мы с дедушкой хуже садика воспитываем её?».

– Дело не в этом, мама. В детском саду среди ровесников ей будет хорошо. Пусть узнает, что такое коллектив, – успокоил мать Николай.

– Пусть будет по-вашему. Надя должна общаться со сверстниками, вы правы, – поддержал нас дедушка.

– Ну, тогда делайте, как хотите, – больше не стала возражать бабушка.

Наталья Дойдаловна с нежностью, с радостью мне рассказывает, как Надя стала ходить в детский сад.

В три года Надя пошла в детский сад. В те годы было очень трудно устроить ребенка в детский сад, но нам это удалось. Николай Константинович обещал помощь детскому саду, например, написал плакаты к празднику.

Ну и вот Надя стала ходить в детский сад при заводе «Шарикоподшипник», в группу воспитательницы Анны Михайловны Волковой. Надюша оказалась среди сверстников. Мы ее водили в сад по очереди. Особенно в первый день мы все очень переживали, как она проведет целый день без нас.

Надя привыкала к садику трудно. Как только видела кого-то из нас – сразу в слезы. Анна Михайловна говорила: «Первого ребенка видим, который так долго, почти целый месяц, привыкает к садику. Когда родителей нет рядом, она спокойно играет с детьми. Как только появлялась мама, Надя сразу утыкалась в подол и тихо плачет». Возвращаясь, домой из садика, она обычно приговаривает: «Больше не пойду в садик». Но через некоторое время Надя подружилась со всеми детьми, привыкла к дисциплине и жизни в коллективе.

Вечером после садика Надя очень подробно рассказывала, чем она занималась целый день. Она заставляла нас взяться за руки и встать в круг, показывала, какие надо делать различные гимнастические упражнения, и при этом распевала детские песенки. Бабушку заставляла танцевать, дедушку – петь, а меня и папу – рисовать.

– Мама, у тебя мячик получился с неровными краями. Как ты думаешь, такой мяч будет катиться? А вот папа нарисовал настоящий круглый мяч. Молодец, папа! – Надя то критиковала меня, то хвалила отца.

Надя пела в хоре, полюбила стихи, лепила из пластилина, клеила аппликации и игрушки. Чаще всего она просила нас, чтобы мы читали ей сказки, предания и мифы народов всех стран.

До школы её не учили читать и писать. Иногда она любила слушать радиопередачи для детей, играть с подружками в куклы и танцевать.

Однажды, вернувшись из садика, Надя с порога сообщила:

– Мы сейчас готовим концерт к женскому дню – к 8-му марта. Знаешь, мама, как там девочки красиво танцуют!

– А ты не танцуешь, дочка? – спросила я её.

– Нет, мама, не танцую. А только со всеми пою, – недовольно ответила Надя.

– Хочешь научиться танцевать, Надя?

– Да, мама, очень хочу. Только учительница меня не звала танцевать. Я только пою, – Надя спела хорошим тоненьким голосом красивую детскую песню – «Солнечный круг, небо вокруг…» и ещё: «Севастопольский вальс знают все моряки»…

– Как хорошо она поёт! И голос приятный, и все слова песни знает, – восхищался дед.

– Если бы её там учили танцевать, то она и это делала бы неплохо. Почему они ее не приглашают в танцевальный коллектив? – обиделась бабушка.

Я при этом задумалась и сказала:

– Надю можно научить тувинскому танцу «Декей-оо». Жаль, что музыки нет, – сказала я.

– Тувинский танец – это очень интересно! Потрясающе! Ведь тувинский танец впервые увидят не только маленькие дети, но и взрослые москвичи! Наталья, ты напой папе мелодию. Он запишет ноты «Декей-оо» и сыграет на пианино, – посоветовал Николай.

Предложение Николая всем понравилось. Я спела, дедушка написал ноты и сыграл мелодию на пианино. Начались репетиции. Каждый раз, когда звучала родная музыка, я очень скучала по своей родине – голубой Туве, по родным.

Имея опыт балетмейстера, я изменила постановку танца «Декей-оо» на детский лад, я каждый день учила Надю танцевать. Николай из прутика сделал лимби. Я сшила ей танцевальный голубой национальный костюм с красным орнаментом. Надя училась танцевать с большим удовольствием. С нетерпением ждала, когда же наступит праздник.

Вот и настал международный женский день – 8 марта. В актовом зале родители смотрели концерт. Мест не хватало, некоторые стояли. Концерт был очень интересным. Когда спела одна девочка, на сцену вышел Константин Николаевич и хорошо поставленным оперным голосом объявил:

– Дорогие зрители! Сейчас будет танцевать моя внучка Надя, – и начал играть на пианино «Декей-оо».

В красивом национальном костюме маленькая миловидная Надя вышла танцевать. Её плавные, грациозные движения в один такт напоминали полёт бабочек над красивыми цветами. А когда она, играя на лимби, качала голову то в одну, то в другую сторону, большие белые банты напоминали тоже бабочек, которые порхали над цветами. В конце танца, она вежливо по-тувински склонила голову, держа руки очень красиво, и улыбнулась. Потом она быстро прибежала ко мне и скрылась за моей спиной. Все родители были в восторге, долго-долго аплодировали. Рядом сидящая бабушка шепнула мне:

– Да, она настоящая балерина! Есть у неё все природные данные для танца! – и посмотрела на дедушку с взглядом: «Ну, что сейчас скажешь?». Я была рада больше всех и очень гордилась дочкой.

– Какая красивая девочка! Как хорошо она танцует! Надо же! Чья девочка? Смуглая, может, она китаянка? Или японка? – спрашивали друг друга восхищенные родители.

Про себя я думала: «Какая у меня замечательная дочка, как я ее люблю! Обязательно отдам ее в балет, у неё очевидные склонности к танцам!»

После танца «Декей-оо» Надя стала участвовать в самодеятельности. Она стала танцевать уже в коллективе. Я продолжала учить ее основам балета, а дедушка – игре на фортепьяно.

Надя впервые в Туве

Путешествие – всегда чудо. Пусть даже незначительное, и непродолжительное, не за тридевять земель, а, к примеру, на родину. Я уже дописываю эту первую Надину поездку с мамой в Туву. Увиденное, и пережитое ими вспоминается ещё долго и долго, с благодарностью судьбе и людям, которых повстречали они в дороге и на родине.

С самого раннего возраста мы брали с собой дочку на прогулки по Москве и Подмосковью. Когда ей исполнилось три года стали совершать дальние экскурсии.

1955 год. После танца «Декей оо» Надя много спрашивала о Туве. Меня не сильно расстраивало, что в то время мало кто знал о Туве. Но очень хотелось туда съездить. Я очень соскучилась по родным местам и близким людям. Родина есть родина, она никогда не забывается. Мои близкие родственники давно просили привезти Надю. Однажды об этом я сказала мужу.

– Подожди, Натали, ещё один год. Тогда Наде будет четыре года. Как раз я возьму очередной отпуск, и мы втроем поедем в гости к твоим родственникам.

– Нет, Коля, ещё один год я не могу ждать.

– Тебе без Коли с маленьким ребенком так далеко лучше не ехать. Будет трудно, – говорили родители Коли.

– Наде уже три года, она совсем не маленькая. В этом возрасте все, что она увидит и услышит, никогда не забудется. А трудностей я не боюсь, так что мы поедем, – сказала я. А Надя меня поддержала:

– Я тоже хочу в Туву. Отпустите нас, пожалуйста, очень прошу!

После долгих споров на семейном совете наконец-то нам дали добро на поездку. В аэропорту в киосках бабушка купила лекарства для оказания первой медицинской помощи, напитки, вату. И вот мы сели в самолет. По сравнению со мной Надя себя чувствовала хорошо, смотрела в иллюминатор на города, леса, степи, облака. Спала. Когда мы делали остановки в Казани, Свердловске, она каждый раз с нетерпением интересовалась: «Мама, мы уже прилетели в твой город?». В Красноярске пришлось ждать вылета в Кызыл в течение недели (был рейс один раз в неделю только по четвергам). Действительно, как родные и предупреждали, с ребенком находиться в аэропорту семь дней было трудно. Но что поделаешь? Я ведь сама настояла на нашей поездке. Зато, как только я вспоминала свою Туву, все трудности сразу забывались.

Когда мы наконец-то полетели из Красноярска в Кызыл, я была счастлива. В ясную погоду сверкали ледники на горах Саян. Вот и Кызыл показался. Увидев с детства родные места: Баян-Кола, верховья Ээрбек, Эки-Оъттуг, Ачылыг у меня сердце ёкнуло, появились слёзы на глазах. Я незаметно вытерла слезы носовым платком, чтобы Надя не заметила.

Вот и любимый Уш-Кожээ!: речка Баян-Кол, как родник, взгляду даётся не сразу, и не всякому. Я ещё сижу в самолёте, а душа уже там.

– Вон, доченька, маленькая речка Биче-Баян-Кол, там юрта моей бабушки стояла. Видишь там очень много юрт. Смотри, пасутся овцы, козы, коровы.

– О! Как интересно! Мы в эти юрты будем заходить, мама?

– Да. Вот большая река – это Енисей. На берегу Енисея и стоит мой город Кызыл.

Надя ни на минуту не отрывалась от иллюминатора, приговаривая: «Мамина река! Мамин город!».

Объявили посадку.

В аэропорту нас встретили Олег Карламович Сагаан-оол с женой Раисой.

– Я сразу вас узнала – вы тетя Рая, да? – спросила Надя. Раиса обняла её и поцеловала в щечки.

– Добрый день, дорогие мои! Как вы долетели, Надя? Я не дядя, а твой дедушка Олег, – с улыбкой поздоровался и взял на руки Надю Олег Карламович.

Мы с дочкой побывали в гостях у многих наших родственников. Мои земляки – народ цельный, со здоровой душой и крепкими корнями. Родина для них значит многое. И многое она определяет в жизни.

Надя каждый день с кем-то знакомилась. Ездили в Баян-Кол, в Сесерлиг. Были и в юртах, Надя ездила с братом верхом на пастбища с отарами овец, коз и коров.

Помню, стоим мы в августовском поле. Пахнет так, как пахло в детстве – хлебом, скошенной травой. Теперь меня это волнует ещё сильнее. Потому что выталкивает откуда-то изнутри волну воспоминаний. Кажется, закрою глаза – и зазвенят голоса брата Курбу, детских подружек Доспанай и Каш пык-Уруг.

Тот же густой пахучий ветер, влажный и вязкий.

На берегу Улуг-Хема (тувинское название реки Енисея) загорали дети с мамами. Мы с Надей тоже ходили загорать и купаться.

– Смотри, мама, как много воды в этой реке. Течет и течет, без конца течет, она ведь никогда не кончится, да, мама? – спрашивала Надя.

– Да, Надя, вода в Енисее никогда не кончится. Как наша жизнь, так и эта великая река без конца течет и течет.

Общительная Надя сразу подружилась с детьми. В жаркий день, вдоволь накупавшись, я лежала на горячем песке, загорала, находила в облаках образы коровы, всадника, верблюда, сарлыка. Прибежала Надя, легла рядом со мной и тоже стала наблюдать за облаками:

– Как здесь хорошо! На берегу реки прохладно! Хочется каждый день здесь купаться. В следующий раз папу обязательно возьмем, мама. Пусть он тоже купается.

– Да, папа обязательно будет здесь, и мы вместе будем купаться, доченька.

После купания мы пошли гулять по парку. Сегодня рабочий день, на летнем Зелёном театре все двери открыты, никого не было. Я поднялась на сцену. В моих ушах звенела мелодия танца «Звенящая нежность» и сама себя не замечая, напевая, начала танцевать. Вот я пошла, как солистка танца, по кругу … мне казалось, что вместе со мной танцуют подруги Севилбаа, Кыдай, Харлыг и я, улыбаясь, продолжала танцевать. А маленькая Надя вовсю смотрела на меня, разинув рот, совсем не замечая, как кусают её комары.

Плыви смело, Надя, в море знаний!

1959 год. Всё, что было необходимо к школе, я купила заранее: портфель, тетради, учебники, школьную форму. Вспомнилось, когда в школу собралась я, мне матерчатую сумку сшила бабушка. Я в нее положила несколько учебников. О школьной форме я тогда только мечтала.

По случаю прощания с детским садом родители мужа подарили внучке большую куклу с моргающими глазами.

– Поздравляем, Надя, с успешным окончанием академии детского сада! – бабушка поцеловала внучку, отдавая ей куклу.

– Аа, богда (Боже), без пяти минут первоклассница, а ещё с куклой будет играть, – сказала я, качая головой.

– Нет, мама, ты ошибаешься. Кукла всегда нужна, а мне ещё пелёнки понадобятся, чтобы её перепеленать. И многое другое.

– Ребенок должен играть. И сколько он хочет играть, столько и будет это делать, – сказал дед Константин Николаевич.

Я согласилась с ними. У меня в детстве была тряпичная кукла, которую сшила бабушка. Перед началом моего первого учебного года куклу бабушка положила в свой маленький сундучок. Ой, как я хотела поиграть с куклой, когда приезжала на летние каникулы.

Тут Наталья Дойдаловна с грустью вспомнила:

– Но играть мне было некогда, нужно было делать домашние задания, чтобы догнать сверстников, ведь я много уроков пропускала по болезни. Поэтому свою старую, но любимую куклу я через некоторое время подарила дочке соседей. Вот так очень рано я распрощалась со своим детством.

Так что я даже обрадовалась, что у Нади теперь есть хорошая кукла, которая ей понравилась. Пусть играет в свое удовольствие! Я поцеловала Надю и пожелала ей: «Пусть твое детство, доченька, будет долгим и счастливым!».

Первого сентября в школу Надю провожали я и бабушка. Большие белые банты качались от дуновения ветерка, как большие белые бабочки.

Вот и школа №154 города Москвы. Надя нерешительно смотрела на своих ровесников. Началась общешкольная линейка. Вот вышел подросток-выпускник со звонком с красной лентой. Как только прозвенел звонок, в первую очередь первоклассники со своими учителями зашли в школу. Среди них промелькнула голова Нади с черными косами, с белыми бантами.

– Иди смело, доченька! С этого дня плыви смело в море знаний. Я тебе желаю солнечного дня, попутного ветра! – напутствовала я свою дочку.

В семь лет, в первом классе школы, Надя стала авторучкой выводить палочки и буквы. Она как-то сразу и навсегда легко нашла общий язык с этим тонким и трудным инструментом (поправки-то исключаются!), которым редко рисуют дети. Да и художники не очень жалуют авторучки.

Придя из школы и сделав уроки, она с удовольствием начинала фантазировать, благо под рукой у нее всегда были маленькие альбомчики или обрезки бумаги разного формата и цвета. Уделяла этой забаве она не более получаса в день или, в каникулы, – час. Она таким образом «выпускала на бумагу» накопившиеся образы и наблюдения. И это стало ежедневной, естественной Надиной потребностью на всю её жизнь.

Она росла спокойной и очень доброй, но временами упрямой девочкой. Хорошо училась. Не умела долго сердиться, очень быстро «отходила» от плохого настроения.

Тогда же, в семилетнем возрасте она набросала в альбомчике тридцать шесть скупых на детали, но занятных иллюстраций к «Сказке о царе Салтане». Это она сделала за один присест, за то время, пока отец, отдыхая после работы на диване, не спеша и с выражением читал ей любимую сказку.

Наде было семь лет, когда она впервые увидела Ленинград. Надюша влюбилась в этот город. Эрмитаж стал для неё событием. В каждом зале она оставалась подолгу и, казалось, что она впитывает в себя все окружающее. Из залов античного искусства её приходилось уводить за руку. Целую неделю, ежедневно, мы шли в Эрмитаж, и всё повторялось сначала. Уставала я, а она, семилетняя девочка, словно околдованная, передвигалась по залам дворца от одной картины к другой. Такая гамма чувств отражалась на её лице, что я, опасаясь перегрузить её впечатлениями, всё же удерживала себя от того, чтобы окликнуть её и позвать домой.

Но в гостинице, где мы остановились, Эрмитаж продолжался. Надя с таким упоением рассказывала мне и отцу об увиденном, что мы старались по возможности переключить её внимание на что-нибудь другое.