Текст книги "Мама Нади Рушевой"

4 марта 1969 года. Последний день в Ленинграде. Солнце

Наденька хорошо выспалась, позавтракала. Вновь за нами заехала в «Россию» молчаливо-приветливая режиссер Ирина Павловна. Она попросила взять две папки и повезла на Крюков канал. Сегодня по плану – день озвучивания и отбор рисунков.

Здесь же Ирина Павловна со своей съемочной группой начала осматривать материал вчерашнего дня. Мы также впервые увидели на экране кадры среднего плана (до колен) медленного и торжественного прохода Нади по Лицейской аллее. Она слегка помахивала длинным прутиком, которым только что экспромтом выводила на снегу курчавого лицеиста и его друзей… Сейчас деревья ритмично заслоняли умиротворенную Надю. Она посматривала на окружающие красоты, не поворачивая головы.

Вдруг кадр перекрылся темным, могучим деревом. Миновав его, Надя вышла на крупный план, глядя куда-то наверх, осветясь трогательной и прощальной улыбкой.

У меня защемило сердце…

А всем так понравилось, что сразу решили поставить эти планы в завершение Надиного сюжета и всего киножурнала «Рядом с Пушкиным».

Ирина Павловна сказала ей:

– Какая ты, Надя, спокойная и покладистая. Нам, всем, поэтому работалось легко и споро. Спасибо большое за твою творческую находку – рисование на снегу… Я видела тысячи фильмов, но подобного – ничего нет. Никакой сценарист не выдумал ещё и никакой мастер на глазах у зрителя не создавал портретные образы, да ещё пушкинской поры…

Возвращались по Невскому пешком. У неоновых витрин и реклам кружился грустный снежок. Мы прощались с красотами и памятниками Ленинграда…

– Когда-то ещё соберемся сюда? – загадывала Наденька…

Затем бодрее:

– А дома нас ждет мама! И подружки!

В «Красной стреле» мы спали крепко

5 марта 1969 года. Среда. Москва

Мы выходим из Ленинградского вокзала. Я привычно поворачиваю с основным людским потоком к метро, но дочка спросонья тянет меня к огромной очереди на такси:

– Пап, позволим себе такое удовольствие? И тебе будет легче – прибавился сверток с покупками.

Я согласился, хотя не мог не заметить, что очередь слишком длинна, что наши праздники и командировочные кончились, а в рабочие будни наш транспорт – метро. И мама нас не осудит. Вот когда начнем работать втроем, тогда…

Так заканчиваются воспоминания отца Нади. Тут продолжает вспоминать Наталья Дойдаловна:

Я уже по памяти знаю много её рисунков: Саша мечтает в Захарове, вот он в садах Юсупова, в гостях у дядюшки – известного поэта Василия Львовича Пушкина, который отвезет племянника в Лицей.

Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве в октябре-декабре 1970 года экспонировал первую крупную посмертную выставку рисунков Нади.

В каталоге высоко оценена Пушкиниана Нади: «Нам раскрываются человеческие свойства художницы: её отзывчивость, её доброта, живость её характера. Рисунки на пушкинские темы сознательно сделаны с ориентацией на графику самого поэта. В них чувствуется та легкость, стремительность, краткость, которые делают рисунки Пушкина исключительным явлением графического искусства. Но Надя нигде не подражает поэту, она не стилизует свои рисунки „под Пушкина“ (как это бывало иногда с вполне профессиональными художниками), но берет тот беглый и вместе с тем предельно точный лаконизм, то чувство „соразмерности“, которое в нашем представлении неразрывно связано с образом, поэзией и графикой Пушкина».

Были запечатлены около 300 рисунков серии «Пушкинианы».

«Пушкиниану» моей дочери я передала частями в Государственный музей А. С. Пушкина в Москве, в Пушкинский Дом в Санкт-Петербурге, Тувинский национальный музей в городе Кызыле.

Осенью 2013 года в Барнауле открылась выставка Нади Рушевой.

– Хочу вас всех и самого себя поздравить с открытием этой чудесной выставки, – сказал заслуженный художник России Сергей Дыков

– Первый раз увидел рисунки Нади Рушевой, когда мне было примерно столько же, сколько ей, когда она ушла из жизни. После состоялось знакомство еще с несколькими экспозициями, и было всегда радостно знакомиться с ее новыми работами. Она сделала не просто иллюстрации к произведениям Пушкина, а нарисовала жизнь Александра Сергеевича, оттолкнувшись от его замечательных рисунков, в которых он изображал себя и своих друзей. И попыталась представить Пушкина своим сверстником. Мы видим на выставке работы, в которых действительно живет дух Пушкина, его гения. Серия «Пушкиниана» – проникновение в саму стихию Пушкинского творчества – веселого, радостного, кажущегося легким. Есть чувство, что Надежде дается всё без какого-либо усилия и труда. Она касается бумаги, как балерина сцены – точными движениями, заставляя нас поверить, что полет совершается. Причем, все приемы открыты, обнажены. И нет ничего такого, что бы пряталось. Все изображено минимумом линий. Этого добивались настоящие мастера. В поздних рисунках Надежда особенно коснулась этого уровня. С интонацией юношеской, прозрачной, светлой. После этого было ещё много тематических серий.

Любимый роман

Надя прославилась особым пониманием классических произведений мирового искусства, она проиллюстрировала массу книг, тем. Последняя её работа – рисунки Нади к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Это произведение прежде никто не иллюстрировал, Надя была первой.

Роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» был впервые опубликован в 1967 году в журнале «Москва».

В то время вся интеллигентная Москва о романе «Мастер и Маргарита» говорила как о необычайно сложном и многослойном. Тогда Надя училась в 9-ом классе.

В 1968 году Николаю Константиновичу дали почитать журнальный вариант романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», да и то на две ночи. Наде отец не советовал его читать, считая, что роман слишком сложен для дочери, только что закончившей 8-ой класс. К тому же она была очень занята учёбой и рисованием. Наденька не стала ему возражать. Позднее эту книгу дал ей почитать Марк Антонович Кушниров, вожатый из Артека. Она стала любимой Надиной книгой. Как она тогда неожиданно для меня преобразилась и сразу повзрослела! Она отложила все другие мечты и серии рисунков, засыпала отца просьбами достать всё, что можно, о Булгакове, и как-то без промедления упоенно стала создавать свои фантазии к роману. Ведь ей было в это время всего-то 15 лет. Я с мужем сомневалась в том, что она такой грандиозный замысел может исполнить. Он казался нам непосильным для неё и преждевременным. Но не рисовать Надя не могла. И хотя в письмах к друзьям Надя писала, что «рисовать совсем некогда»… она трудилась много и вдохновенно.

Действительно этот роман с момента первой публикации и по сей день мало кого оставляет равнодушным. Кто-то видит в нём лишь полной мистики увлекательный сюжет, кто-то – глубокий философский подтекст, но в любом случае он волнует, заставляет размышлять и спорить.

Летом 1968 года появились первые рисунки к роману. На специальной папке с рисунками к «Мастеру и Маргарите» её рукой написано «Посвящаю М. А. Кушнирову». Лишь появившись, эти Надины рисунки вызвали небывалый интерес.

Николай Константинович говорил, что к творчеству Булгакова Надя пришла через Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Это подтверждают рисунки к «Бэле», «Маскараду», «Демону», «Ревизор», «Вий», «Нос».

Я очень хорошо помню, что Надю поразило вступительное слово Константина Симонова к роману «Мастер и Маргарита»: «Есть в этой книге какая-то безрасчетность, какая-то предсмертная ослепительность большого таланта, где-то в глубине души своей чувствующего краткость оставшейся ему жизненной пути. Это великолепная проза, нагая точность которой вдруг заставляет вспомнить о лермонтовской и пушкинской прозе».

Пронзительное созвучие охватило тогда её. Надя очень серьёзно взялась за работу: она перечитала все произведения Булгакова, которые тогда можно было достать, а когда познакомилась со статьёй В. Я. Лакшина «Роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», сделав много пометок, сказала: «Вот, кто меня понимает!». Многослойность романа подсказала Наде четыре графических приема: перо на цветных фонах, акварельные заливки, в то время дефицитный фломастер с пастелью и монотипию.

Рисунки рождались друг за другом.

За год Надя сделала свыше 160 композиций «Мастера и Маргариты».

В декабре 1968 года основная часть этих рисунков была выставлена в Центральном доме работников искусств, а в октябре – декабре 1970 года в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Как-то на выставке подошел к нам с Надей один старый художник, пожелавший остаться неизвестным. Он сказал, что знаком с вдовой Михаила Булгакова, что Наде для продолжения своей удачно начатой работы необходимо с ней познакомиться, ибо у неё хранятся и все купюры, выпущенные при первой публикации. Несколько позже от Ю. В. Ларионова, пригласившего нас на премьеру своего литературного концерта «Мастер и Маргарита», мы узнали, что на улице Горького живёт не супруга М. А. Булгакова, а его сестра – Надежда Афанасьевна, и что он договорился с ней о встрече 9 марта 1969 года. Но судьбе не угодно было… Утром 6 марта 1969 г. нашей Наденьки не стало.

Наталья Дойдаловна до сих пор сожалеет о том, что Надя не смогла сама встретиться с Еленой Сергеевной – хранительницей писательского подвига Михаила Афанасьевича Булгакова (1891 -1940):

– О, если наша единственная Надежда была бы ещё с нами!.. Как бы она порадовалась и вдохновилась…

29 ноября 1969 года, в серенькую бесснежную субботу, судьба уготовила нашей семье удивительную встречу с Еленой Сергеевной Булгаковой, выразившей желание посмотреть Надины рисунки к роману «Мастер и Маргарита». Оказалось, она уже в течение нескольких месяцев разыскивала нашу семью после прочтения в журнале «Юность» статьи В. А. Ватагина «Аполлон и Дафна».

Я по обыкновению застеснялась принять это почетное и любезное приглашение, подумав: а вдруг «Маргарите» не понравится Надино прочтение романа?

Отец Нади с Эдуардом Ивановичем Пашневым – молодым писателем из Воронежа, волнуясь, повёз папку с рисунками к вдове писателя.

29 ноября 1969 года эта встреча состоялась

.Николай Рушев бережно записал каждое высказывание Маргариты – Елены Сергеевны Булгаковой.

Ольга Савельевна Звольская и Светлана Солодовникова, передавшие приглашение, встретили нас у памятника Тимирязеву на Никитской площади и проводили в дом напротив.

Дверь нам открыла сама «Маргарита», стройная, прекрасная, именно такая, какой мы все её представляем. Приветливо удивившись сразу четырём гостям, она с большой благодарностью приняла букет светло-сиреневых астр и указала на почетное место для двух больших папок с Надиными рисунками. Затем Елена Сергеевна дала нам немножко освоиться, познакомила с литературоведом Мариэттой Омаровной Чудаковой, которая поднялась к нам на встречу от рабочего стола Михаила Афанасьевича. За столом МАСТЕРА Чудакова готовила рукописи писателя к передаче на государственное хранение.

И вот сейчас белые папки Нади на большом круглом полированном, старинной работы столе, украшенном фарфоровой вазой с огромным букетом из крупных роз. Эти розы кто-то принес во время нашего визита – передал и ушел. Мы четверо гостей вдовы писателя, благоговейно молчим.

Только неделю назад я узнал, что Елена Сергеевна Булгакова и есть «Маргарита», и вот мы у неё, и рисунки лежат на столе. И мы, и Чудакова – все понимали, что сейчас наступил решающий момент в судьбе рисунков Нади.

Я попросил Светлану Солодовникову показать рисунки, а сам замер позади всех.

Волею судьбы первым в папке лежал большой вертикальный портрет, рисунок фломастером на розовой бумаге, образ Маргариты во время первой встречи её с мастером: «Вам не нравятся жёлтые цветы?»

Минута затаённого молчания… Все поглядывают на Елену Сергеевну и с удивлением убеждаются, что Надя интуитивно передала полное сходство с нею.

Надя никогда не видела жену Булгакова – Е. С. Булгакову. Елена Сергеевна, послужившая прототипом Маргариты, была удивлена и восхищена портретным сходством с нею Маргариты в исполнении нашей Нади.

Медленно и тихо Елена Сергеевна произнесла:

– Это изумительно!

Потом бодрее

– Передана мгновенная, глубокая влюбленность и страх потерять её! Жертвенная любовь!.. Готовность бросить букет мимозы и готовность на всё!

Следующим был «Маргарита успокаивает Мастера». Два рисунка).

Молчание. Все долго всматриваются в рисунки. Мариэтта Омаровна:

– Удивительно! Такое же удовольствие как при чтении романа.

Елена Сергеевна:

– Это не то слово… Какая трогательность… Какая амплитуда чувств…

Затем о рисунке: «Берлиоз и Иван Бездомный сидят на скамейке на Патриарших прудах (начало романа). В зелени сквера над ними: Коровьев, Кот-Бегемот и Гелла (зеленый фломастер)

– Чудесный рисунок! Каков Берлиоз!? Самодовольный, беззаботный, с сытым брюшком. А как свободно заплела Надя в листья дерева свиту Воланда. В романе этого нет. Удачное добавление!

«Азазелло и Гелла, щекочущая шею Коту-Бегемоту».

Восхищенно

– Это поэма! Кот-проказник. В мини-передничке Гелла, чарующая, но без секса. Совершенство! Чем больше смотришь, тем больше это затягивает… Такой рисунок! Это настоящее искусство! Можно смотреть до бесконечности.

«Шабаш-вакханалия»

Увлеченно

– Это по-пушкински прекрасно! Вакханалия в античном смысле, в лучшем постижении!.. И фантастично, и ясно!

«Полет Наташи-ведьмы верхом на борове» (зеленый фломастер, росчерки пастелью).

Смеётся

– Обворожительно! И галстук, а глаза Никанора Ивановича: «Я буду жаловаться»… Ой! Как удачно! Как удобно она расселась, как на канапе… Летят…».

Дальше взволнованно, после просмотра рисунка «Маргарита-ведьма с ребёнком» (перо на зеленоватом фоне).

Вздохнув:

– Мало кто заметил этот штрих, рисующий Маргариту… Она осторожно говорит: «Я тебе снюсь»… Ох!..

«Маргарита и Азазелло в Александровском саду. На садовой скамейке». В рост (перо на зеленоватом фоне).

Тепло:

– Маргарита хороша! …Азазелло великолепен, корректен…

«Крысобой начинает терзать Иешуа» (два варианта: монотипия и пастель).

Вздох:

– Ой, как! Ребёнок и зверь!.. «Не бей меня»…

«Ведьма Гелла и буфетчик» (монотипия).

Живо

– Боже! Боже! Какая сатира! Совсем свихнулся. Ноги от страха перекосились. А какой Надя придумала фартучек на обнаженную красавицу. И опять – никакого секса… Высокое искусство!

«Иван Бездомный в больнице рассказывает главному врачу Стравинскому» (монотипия на разворот книги).

– Трогательный… Полуребёнок Иванушка… Очень удачно. Ведь он из других самый светлый…

«Иван Бездомный в МАССОЛИТе». Крупно (заливка пятном черной акварели).

– Он не чувствует ссадины на щеке… Глаза!.. Какие срезки ладоней с образком и огарком свечи… Ещё не прозрел… Вылупливается, написавший трактат о безбожии…

«Кавалькада в бесконечность»

– Какая композиция… Как фрагмент бесконечности. Маргарита рядом с нами, за ней – прекрасный паж, фрагменты плащей, коней и больше ничего. Полет в бесконечность.

«Голова Христа» (монотипия на светлом фоне).

Удовлетворенно

– Какой безошибочный рисунок! Как Надя чувствовала Христа! Как ребёнок – ребёнка … Простота средств и мудрость.

«Прощайте! Мастер и Маргарита. Остались одни, смотрят на удаляющихся» (перо, акварельные переливы.)

Молчание, потом восклицание:

– Чудно! Какие лица! Цвет одеяний! Неземное счастье! Вечный покой… Какая акварельность… Мне пишет одна женщина из США – ей непонятно, что это такое. А вот девочка в 16 лет прекрасно всё поняла. И не только поняла, но и убедительно, великолепно изобразила. Не могу расстаться, душа взволновалась…

Мы закончили первую папку…

– А что же во второй? Быстрей развяжите её.

А сейчас основное испытание – «Голова Иешуа» (монотипия)

Тихое восклицание: «Ох!»

Затем уважительно

– Взрослый ребенок! Такой мог после жесткого допроса сказать Пилату: «Отпусти меня»…

У меня отлегло от сердца и я стал записывать высказывания.

«Азазелло дурачится (в рост). Коровьев и Кот с рюмками, косятся на него (по пояс)» (Фломастер, контуром на зеленоватом фоне).

Оживленно:

– Теплая сатира… Такой кот скажет: «Казенную машину зря гоняешь»… Хорошо, что манера подачи разная.

«Толпа выходит из варьете, женщины в бельё» (монотипия). «Хор в управлении» (большой выставочный рисунок фломастером на цветном и подцветка пастелью).

Весело:

– Смешно! Все напрягаются до изнеможения. Но сатира Нади добрая… К женщинам она мягче. Я не думала, что так можно передать это. Фикус! Одежды 30-х годов… Очень смешно!

«Мастер в больничном халате сидит один на койке» (перо и акварельные сполохи на светло-зеленоватом фоне).

– Ох, какой! Волосы слипшиеся, тоскливая затравленность… Это поразительно! Лунный тревожный цвет!..

«Голова Понтия Пилата с псом, заглядывающим в глаза хозяину» (монотипия и заливка черной акварелью).

Молчание

– У него раскалывается от боли голова. Какая сложность чувств!.. И пес готовый нести…

«Две головы Христа: несение креста и распятие» (суровая пастель на сером фоне).

Долгое взволнованное молчание:

– Глаза! Невероятно!

«Распятие: к губам Христа на копье подают влажную тряпку» (оранжевая пастель на сером фоне).

– Висит Христос!.. Кулак палача!.. С копьем!..

«Рыжая Гелла, Коровьев, Азазело» (яркая пастель).

Оживленно и весело:

– Ах, красавец!.. Обворожителен…

«Мастер и Маргарита, первая их встреча, в рост на фоне солнца» (монотипия).

Молчание.

– Какая прелесть! Женственность… Не знаю, что и сказать!..

«Мастер у Ивана. Сидят на больничной койке» (сепия, пастель).

Пауза.

– Это поразительно прекрасно! Каков жест на луну! Тени поразительные.

«Первая часть – голова и фигура в рост» (заливка пятном черной акварелью).

Удивительное восклицание:

– Вот достойный подход к Воланду! Каков глаз! Один из-под берета с пером, а плащ со шпагой… И это не театр, а кусок тучи!.. Иное толкование…

«Мастер творит, мастер читает письмо из редакции с отказом» (неясные образы, фломастер на зеленом фоне).

Задумчиво:

– Как свободно!.. Зрело!.. Поэтическая недосказанность… Хорошо, что Надя и свечу нарисовала… Михаил Афанасьевич любил работать при свечах… Как замечательно!..

«Мастер бросил в печку рукопись, Маргарита выхватывает остатки» (Монотипия).

Молчание

– Глаза на выкате! Надеются оба, но по-разному… Чад… Руки обожгла… Как скупо намечена стара печурка. Чудесно! Чудесно! Чудесно!

«Мастер и Маргарита. Портреты на разворот» (заливка ударами кисти, черная акварель).

Молчание.

– Ой, как! Прекрасные лица!

«Мастер и Маргарита» (на одном паспорте пастелью в монохроме, коричневой и зеленой).

Сразу:

– Это потрясающе! У мастера в глазах выражение одиночества… Какая прелесть по цвету…

«Маргарита читает роман». Сидит за столом, вся фигура (перо, всполохи акварелью по лицу).

Тихо:

– Обо всем забыла… В ночной сорочке, босиком…

Елена Сергеевна обернулась и заметила, что я записываю, смутилась, но сразу опять впилась в следующие рисунки.

«Мастер и Маргарита, на коленях, в свободных одеяниях перед Воландом» (фломастер на сером, растушевка пастелью).

Задумчиво

– Какой рисунок! Удивительная композиция… Какие глаза! Мастер оброс, а прекрасен. У обоих разбросаны волосы… Как ясно… Маргарита босиком и очень женственна… Как она его поддерживает!.. А шапочку эту я ему в гроб положила…

«Мастер и Маргарита». Портреты в полупрофиль слитно. Отвечает Воланду: «Я никто…» (монотипия на светлом)

Долгое молчание, затем тихо

– Вспухший рот… Характерно для Михаила Афанасьевича… Будто вздохнул… Это провидение Нади… Готовность держаться до конца! Кто знает, что ее ждет.

«Низа и Фрида».

Затихли все. Медленно

– Какие глаза! Восточная обворожительная красавица и коварная. Сросшиеся брови – одним ударом. Предельная измученность Фриды. Глаза, полные слез… Худая рука с … Потрясающе!

«Иуда и Низа» (вертикальные портреты).

Молчание.

– Вылез из укрытия Иуда… Губы распустил…

«Рукописи не горят. Мастер и Маргарита с возвращенной рукописью… Смотрят на Воланда» (перо и кисть на сероватом фоне).

Молчание. Тихо:

– Какие глаза! Оба расцветают… На мастере торжественная мантия… Тога. Откуда это созвучие: жест руки, держащей рукопись!

…

Надя не могла знать, но почувствовала, что Михаил Булгаков носил именно такой фамильный перстень, которым она украсила руку Мастера, сознательно придавая Мастеру черты Иешуа. Елена Сергевна об этом сказала, что Надя слила воедино в своей работе Булгакова – Мастера – Иешуа.

Просмотрев всю папку, Елена Сергеевна растрогалась до слёз и подарила альбом Анри Матисса. При второй встрече она подарила нам книгу с дарственной надписью: «Как я грущу, что не знала это необыкновенное существо – Надю Рушеву!».

Лишь два рисунка финала исполнены совершенно иной техникой – акварель! Заканчивается Надина серия к роману М. Булгакова тревожными, символическими акварелями: «Полёт в бесконечность» и «Прощайте!»

Самый последний рисунок «Прощайте!» Надей выполнен 17 февраля 1969 года – за 16 дней до её смерти.

Елена Сергеевна Булгакова выразила желание иллюстрировать роман Надиными рисунками и обещала содействовать в их публикации в Париже. Но скоро её не стало.

Во вступительной статье каталога отмечено: «Здесь Надя Рушева выступает в нечастой и для взрослого художника роли: первооткрывателя пластических аналогий к значительному литературному произведению. У Нади здесь не было предшественников, и от этого особенно поражает зрелость её прочтения булгаковского романа, её способность легко переключаться из лирического плана в бытовой, из бытового – в фантастический, из фантастического – в исторический. Эти иллюстрации Нади Рушевой – законченные произведения искусства, и интересно было бы видеть издание этого романа с ее рисунками».

Надю интересовали и многие другие темы: современность, материнство и детство, юмор, русская литература, история.

Надя продолжала рисовать по воображению образы героев из прочитанных любимых книг, сказок. Много нарисовала во время летнего отдыха в пионерском лагере им. Дорохово под Москвой и самые лучшие из них дарила ребятам в этом лагере, оставшиеся рисунки принесла домой. Она очень любила свою красивую композицию «Аполлон и Дафна».

Наставник Нади, академик Василий Алексеевич Ватагин: «В последний раз мы виделись с Надей в моей мастерской в январские школьные каникулы 1969 года. Она была уже высокая, стройная, сильная; её прекрасные восточные глаза были спокойны и теплы. Как всегда, она молча показывала свои новые папки: из «Пушкинианы», из «Античности», из серии «Современная молодежь», из «Мастера и Маргариты», при этом больше старалась смотреть на мои работы. Как талантливо и просто Надя справилась со сложными философскими концепциями романа! Как убедительна она в передаче страданий больного Мастера и жертвенного чувства Маргариты, суровости Пилата и одержимости Иешуа, животной силы Крысобоя и предательство Иуды, фантасмагории Воланда и его бесовских спутников, а также в сатирических образах Ивана Бездомного, управдома, буфетчика, бюрократов… Дожить бы до издания книги «Мастер и Маргарита» с этими иллюстрациями! Да это и не иллюстрации, это всплеск психологических этюдов, рисунков, живущих своей жизнью параллельно с романом…

Уже после внезапной кончины (от кровоизлияния в мозг, дома, в школьной форме… утром 6 марта) я, потрясенный, сквозь слезы перебирал её последнюю папку… и вдруг, как её предчувствие – прозрачная, красивая композиция: «Аполлон и Дафна».

Хочется напомнить содержание этого горестного мифа. Светлый и радостный бог солнца и искусства Аполлон знает и печаль; его постигло горе. Когда, гордый своей победой над чудовищем Пифоном, он увидел около себя юного бога любви Эрота с золотым луком, то смеясь, сказал ему: «На что тебе, дитя, такое грозное оружие? Тебе ли равняться со мной, стреловержцем?» Обиженный Эрот вынул две стрелы, и одной, ранящей сердце и вызывающей любовь, он поразил Аполлона, а другой, убивающей любовь, – юную нимфу Дафну. Лишь только увидела Дафна златокудрого Аполлона, она пустилась бежать; влюбленный, он быстро настигал её. Взмолилась Дафна: «Расступись, земля, и поглоти меня!». И тотчас онемели её члены, кора покрыла её нежное тело, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к небу, превратились в ветви стройного деревца лавра. Долго, пораженный, стоял Аполлон перед лавром и, наконец, промолвил: «Пусть же венок лишь из твоей зелени украшает мою голову, пусть отныне украшаешь ты своими листьями мою кифару и колчан. Пусть никогда не вянет твоя зелень!»

Большинство наших современников отождествляют Надю с легендарной Дафной, сгоревшей в лучах Аполлона… Но им возражает доктор искусствоведения Алексей Алексеевич Сидоров, глубоко интересовавшийся рисунками Нади с 1965 года.

«Надя – не Дафна, – говорит А. А. Сидоров. – Ибо Дафна – не героиня: она случайно оказалась рядом с Аполлоном и Эротом, а Надя – героиня: семнадцать лет жизни, и оставить людям такое обширное, зрелое и новаторское духовное богатство. Я не знаю другого подобного примера в истории изобразительного искусства. Среди поэтов, музыкантов редко, но были необычайно ранние творческие взрывы; у художников же – никогда: вся юность у них уходит на штудию и освоение мастерства».

Рисунок из триптиха «Подвиг Зои»: Старые женщины ночью, таясь, вынули из петли юную героиню, молча плачут над ней и готовятся к захоронению.

В дни американской агрессии во Вьетнаме и израильской на Ближнем Востоке Надя создала цикл «Дети и матери мира». И как последний призыв-завещание Нади был её рисунок «Матери мира – за мир!».