Текст книги "Мама Нади Рушевой"

Искусство как страсть

Склонность Нади к рисованию все родственники заметили очень рано. И даже бабушка, страстно желавшая, чтобы Надя стала славной балериной, теперь замолчала и поняла: «Она пойдет по стопам отца».

Меня беспокоило увлечение дочки рисованием. Я полагала, что это может помешать учебе в школе. Поэтому я держала постоянную связь с учителями, по возможности присутствовала на уроках, обязательно ходила на родительские собрания. Надя училась отлично, изредка получала четвёрки. Правда, на уроках, когда надо было сорок пять минут рисовать гипсовые геометрические фигуры, Надя так «замучивала» свой лист, что у педагога Б. И. Соболева получала и «четверки».

Однажды классная руководительница пожаловалась:

– Вот Надя Рушева сможет стать круглой отличницей. Но из-за увлечения рисованием у неё появились и четвёрки. Я родителям ещё раз напоминаю, что самое главное – это учеба.

Мне после её слов стало не по себе. Всю дорогу до дома меня мучили вопросы: «А почему у ребенка должны быть одни пятерки? Неужели Надя не имеет право заниматься тем, чем хочет? Зачем заставлять ребенка учиться на отлично? Только потому, что так хочет учитель? Нет. Я бы не смогла её заставить».

Дома я рассказала об этом мужу и его родителям.

– Что это такое? Обязательно учиться на одни пятерки? Надя и так еле успевает, – сказала бабушка.

– Я думаю, что нельзя ребенка заставлять заниматься слишком много. Если заставим, то у него вдохновения, интереса не будет. Совсем не обязательно ей быть отличницей. Учитель думает только о процентах успеваемости, – дедушка подтвердил убеждения бабушки.

На самом деле никто в семье никогда Надю не заставлял что-то делать, строго по часам не контролировал. Надя с детства время попусту не тратила, была самостоятельной.

– Слушай и вникай в новую учебную тему, пока учитель объясняет. Тогда и дома будешь меньше время тратить на домашнее задание, – говорила я дочке.

Надя так и поступала. А в школе успевала участвовать в общественной жизни, уделяя особенно большое внимание стенгазетам. Дома рисовала и читала не только учебники, но и много художественных книг. Это радовало нас.

Мне навсегда запомнились наши разговоры о нашей дочери:

– В нашей семье Надя растет спокойно, мирно, в тепле и ласке. Она у нас единственная. Тебе не кажется, Коля, мы её считаем, «чуть ли «божьей благодатью», слишком её любим. У тувинцев есть пословица: «кыстыг кижи кыя соглээр, оолдуг кижи оя соглээр» – имеющий дочь говорит намёком, имеющий сына – обиняком. Нам тоже надо научиться говорить намёком – говорила я мужу.

– Ты права, Наталья. Иногда я тоже думаю так. Каждому родителю кажется, что его ребенок умнее, талантливее других. Но Надя и в самом деле необычная девочка. Но чтобы мои слова не стали ошибочными, надо посоветоваться с опытными, признанными художниками. Надо кому-нибудь показать рисунки Нади. Ты же видела, я её никогда не заставлял рисовать, она сама это делает с большим удовольствием, – согласился со мной Николай.

После этого разговора Коля показал рисунки Нади искусствоведу Наталье Алексеевне Дёминой. Она спросила его, посмотрев Надины рисунки:

– Сколько лет вашей дочке?

– Будет девять.

– Вы правильно заметили, что у вашей дочки есть талант. Все её рисунки – это работы по воображению и по памяти. Во Дворце пионеров на Ленинских горах есть изостудия. Там работает опытный педагог Людмила Александровна Магницкая. Поговорите с ней. Мне кажется, вашей девочке будет очень интересно и полезно позаниматься у хорошего педагога по рисованию.

Слова искусствоведа, подтвердившие, что у нашей дочки есть талант, вдохновили Николая Константиновича. Узнав об этом, я тоже очень обрадовалась. С этого дня мы стали внимательнее относиться к Наде, сохранять даже ею выбракованные рисунки.

Беседуя с Натальей Дойдаловной, у меня сложилось впечатление: Надя – девочка мягкосердечная, своевольная и к тому же с талантом к рисованию. А мать её очень много знает о том, что творится в сердце дочери. Н. Д. Ажыкмаа-Рушева всю себя посвятила своей семье. Увлекаясь своими домашними делами, она никогда не забывала о единственном деле, каким должна заниматься, – воспитанием Нади, ибо в ней обитает душа тех, кто ей даровал жизнь. Плохое дитя – это ад. Хорошее – рай. И снова она мне рассказывает иногда с улыбкой, иногда со слезами о Наде.

Итак, мы уточнили, что с сентября 1962 года на Ленинских горах в Москве открылся новый городской Дворец пионеров с прекрасно оборудованными изостудиями и многими другими художественными и техническими кружками. Надю с её папками по субботам стали возить на консультации к опытнейшему педагогу Людмиле Александровне Магницкой. Легко установилась взаимная симпатия и привязанность. Более пяти лет Надя с охотой посещала эти консультации: здесь не ставились отметки за детское творчество, зато часто устраивались выставки, веселые праздники, экскурсии, встречи с мастерами советского и зарубежного искусства.

Малыши рисовали по памяти всё, что хотели, и в старших группах рисовали с натуры или делали композиции, учились оформлять залы для школьных праздников.

Надино постоянное увлечение искусством одобряли и старые наставники её отца (педагоги по художественному факультету Московского текстильного института) – искусствоведы А. Н. Свирин, сотрудник Третьяковской галереи, и Н. А. Демина из Музея имени Андрея Рублева. В течение всех десяти лет Надиного творчества они поддерживали её своим радушием, часто приглашали в музеи, дарили ей свои книги по культуре Древней Руси. Они-то и привели одиннадцатилетнюю Надю в мастерскую к известному советскому художнику-анималисту профессору Василию Алексеевичу Ватагину.

С малых лет Надя особо отличала иллюстрации художника В. А. Ватагина к «Маугли», его картины из жизни диких животных в Зоологическом музее МГУ и его скульптурные украшения в Московском зоопарке, где она часто бывала.

Первая встреча большого мастера с Надей была трогательной и превратилась в дружбу до её последних дней.

Просмотрев тогда первые две папки композиций, обсудив каждый рисунок, Василий Алексеевич подарил ей свою книгу «Записки анималиста» с надписью: «Милая Надя! Жду, желаю и верю в твои большие успехи. Твой дедушка В. Ватагин. 9 марта 1963 года». На наш вопрос, не пора ли перевести дочь в специальную художественную школу, он посоветовал: «Не будем мешать её саморазвитию, оно и так бурлит. Не надо её учить – её надо лишь воспитывать. Пусть по-прежнему учится в обычной школе и по субботам бывает в изостудии Дворца пионеров, а в каникулы – прошу в мою мастерскую с новыми папками. Через год-два вернемся к этому вопросу».

Василий Алексеевич заботливо оберегал время и силы Нади, посылал ей пригласительные открытки и письма. И не давал никаких заданий. По характеру Надя была уравновешенной, пытливой, трудолюбивой, возбудимой, временами несдержанной на язык. Она успешно оправдывала надежды наставников своим умением идти вперед непроторенным путем. Надя свободно наблюдала, осмысливала и изображала труднейшее в искусстве – человека, его индивидуальность, внутренний мир, его взаимоотношения, историю, его сосуществование с природой.

Надя с раннего детства очень любила природу. Животных она любила по-особенному – «как братьев наших меньших…». Помните, мы были с Надей в Туве? Тогда она ездила с братом верхом на пастбища с отарами овец, коз и коров. Надя очень часто вспоминала об этой поездке.

В нашем доме всегда бывали интересные люди: артисты, писатели, художники, искусствоведы.

Надя рано приобщилась к театру. Повлиял на неё и дедушка Константин Николаевич Рушев, который преподавал вокал в Московской консерватории. Надя слушала с удовольствием лёгкие, ритмичные мелодии. Она любила музыку Рахманинова, Моцарта. В её маленькую коллекцию входили пластинки любимого ансамбля «Битлз». Не пропускали мы и художественные выставки.

Первый успех

В четырех декабрьских номерах «Пионерской правды» за 1963 год впервые были опубликованы девять рисунков Нади. Там же были напечатаны ещё и шесть эскизов костюмов для школьного новогоднего карнавала. Эта была подборка из ее десяти эскизов, созданных в изостудии у Л. А. Магницкой.

Академик В. А. Ватагин тогда сразу откликнулся: «Поздравляю милую Надю с первой и удачной публикацией рисунков в печати в 11 лет! Великий рисовальщик Франции – Гюстав Доре начал печататься с 12 лет».

На работе у меня и у Николая Константиновича существовала традиция – к новогодним праздникам устраивать выставки «Рисуют наши дети». К новому, 1964-му году, на эту выставку мы отдали три рисунка Нади фломастером на цветной бумаге – «Эллада», «Во дворе», «Космонавтка на далекой планете». Они вызвали удивление, и внештатный корреспондент журнала «Юность» Лев Викторович Бобров взял у нас одну из папок с сотней её рисунков и отвез в редакцию к Борису Николаевичу Полевому.

Как и многие его сотрудники, Полевой не поверил, что это композиции двенадцатилетней девочки. По просьбе Полевого Надя с отцом привезли ему еще две папки рисунков. Борис Николаевич тут же позвонил Льву Абрамовичу Кассилю: «Приезжайте посмотреть очень занятные работы одной школьницы».

Кассиль немедленно приехал и заинтересовался работами Нади. Он сам увлекался иллюстрациями, и также воспитал своих детей. Сразу было решено устроить в помещении редакции «Юность», где всегда выставляют работы молодых авторов, большую персональную выставку из 160-ти Надиных фантазий.

Однажды Наталья Дойдаловна с сожалением сказала:

– Как жаль, что я не вижу. Там видишь подшивки старых газет и журналов с пометами. Среди них может быть, найдешь рецензии.

Я нашла рецензию «Воображение Нади Рушевой («Юность», №6, 1964 год), где Лев Кассиль писал: «Я увидел множество чрезвычайно выразительных и удивительных по точности художнического зрения рисунков. Меня познакомили с их автором – худенькой, чернобровой девочкой, молчаливо и как-то отчужденно, безразлично слушавшей всё, о чём восторженно толковали писатели, журналисты, художники. Вскоре я побывал в доме у Нади, и её родители – Наталья Дойдаловна и Николай Константинович – показали мне ещё многие десятки её папок, которые буквально заполнили и комнату и шкафы. Я застал Надю за рисованием. Рисует она по воображению. А оно, воображение, у нее поразительно ёмкое и дальнозоркое. Когда Надя была в редакции, она увидела обломок античного барельефа – подарок Манолиса Глезоса редактору журнала Б. Н. Полевому. На обломке изображен старик, фигура и поза которого выражают скорбь… Пока все разглядывали работы Нади, она успела сделать два рисунка, воспроизводящих в двух вариантах и то, что отсутствует на обломке, и с отличным ощущением стиля и настроения домыслила древний сюжет».

Лев Кассиль, описав десять Надиных рисунков, напечатанных в журнале, заключает: «Вас, вероятно, как и меня, захватывает их тематическое разнообразие, броская сила воображения, изящная компоновка сцен, наглядная убедительность мгновенно схваченных жестов, свободная и в то же время реалистическая грация каждой фигуры. Один из известных московских художников-педагогов П. П. Пашков, придерживавшийся в работе с ребятами принципов школы Павла Чистякова, любил говорить своим питомцам: «Сначала воображение, потом соображение и, наконец, изображение. Рисунки Нади Рушевой позволяют говорить о её чудесном памятливом воображении и верить, что в будущем она сумеет обрести два других необходимых для зрелости компонента мастерства».

Была и другая рецензия на эту выставку, которая из-за непрекращающегося потока посетителей экспонировалась двойной срок. Так, в журнале «Юность» №8 под заголовком «Выставка, каких не было» приводились восхищенные записи из двух книг отзывов, проникнутых заботой о будущем маленькой художницы.

Академик В. А. Ватагин писал: «Я имею счастливую и ответственную возможность наблюдать за развитием необыкновенных способностей Нади Рушевой в течение одного года. Я вижу, что как художник она растет не по дням, а по часам. Её рисунки далеко выходят за пределы детского творчества. Но и среди взрослых художников едва ли многие могут поспорить с легкостью ее техники, ее линий, чувством композиции, с остротой её образов, с её творческим восприятием мира. За сохранение, воспитание и развитие её таланта ответственны не только родители и наставники. Таланты такого рода являются достоянием всего народа – государства. Вся художественная и педагогическая общественность ответственна за них. Необходимо создать для необычных талантов и необычные педагогические установки. Художественные институты, рассчитанные на средний уровень, бесполезны, а может, и вредны для них».

А вот запись немецкого писателя и философа Альфреда Куреллы: «Какая неожиданная полнота очаровательных, веселых и умных придумок! Какое неисчерпаемое богатство все новых образов и тем! Можно только поздравить редакцию „Юности“ с этим открытием и советскую молодёжь с такими талантами, которые возникают в её среде».

Во время экспонирования выставки редакция журнала издала буклет с 8 рисунками, а главный редактор прислал нам открытку: «Поздравляю тебя, Наденька, и твою маму с Международным днём 8-го Марта! Не зазнавайся, работай, учись. Б. Полевой».

Той же весной активисты-студенты из «Клуба искусств МГУ» взяли у нас девяносто рисунков Нади и открыли параллельную выставку в высотном здании на Ленинских горах.

В изостудии дворца 12 декабря 1963 года состоялась встреча Нади с Джанни Родари, во время которой они обменялись подарками. Журналист В. Пономарев в газете «Известия» от 17 апреля 1964 года опубликовал исполненную Надей композицию «В хореографическом училище» с этой выставки и краткую информацию: «Браво, Надя, браво!». Эти же слова написал на одном из рисунков Нади итальянский поэт и сказочник Джанни Родари.

14 апреля в МГУ должна была состояться встреча Нади с посетителями выставки. Но она не получилась. Увидев переполненный зал, Надя растерялась, расплакалась и убежала … под бурные аплодисменты зрителей. За неё сказали: «Это – Надя Рушева, ей 12 лет, она учится в 5-ом классе 653 школы Москвы, любит играть в куклы, кататься на коньках и лыжах. Радостно хором кричали студенты МГУ: «Молодец, Надюша, так держать!».

Свыше двадцати центральных газет и журналов в 1964 году тепло откликнулись на эти первые персональные выставки рисунков Нади.

«Тонко, темпераментно, талантливо», – можно было услышать в США, Италии, Индии, Японии, ГДР, где экспонировались ее рисунки. Некоторые критики, а также представители руководства изостудий высказали свои опасения: не закружится ли юная головка? Не зазнается, не обленится Надя?»…

Успехам Нади я как-то относилась равнодушно, про себя вспоминая бабушкину поговорку: «захвалишь – на голову сядет». Но я за свою дочь не беспокоилась, так как Надя «ажылынга кызымак – амыдыралга ынак» («кто любит труд, тот любит жизнь» – тувинская народная пословица). Надя как всегда по-прежнему рисовала на бумаге полчаса-час каждый день. Много читала классическую и историческую литературу, посещала то с отцом, то одна московские музеи и выставки, консультации в изостудии у Л. А. Магницкой и мастерскую В. А. Ватагина, а в своей школе выпускала забавную стенгазету «Ёжик» и училась по общеобразовательным предметам только на «пятерки».

У моря

Кто имеет счастье общаться с Натальей Дойдаловной, тот обязательно почувствует, как согревает его душу её материнское сердце. А ведь, сколько ещё не сказанного, не изведанного, не раскрытого! А главное – я очень стараюсь передать мироощущение Нади Рушевой через воспоминания матери. Кто она на самом деле? Почему она так дышит, так говорит, так рисует, а не иначе? Это очень трудно художественно оформить. Иногда я задаю себе вопрос: «Смогу ли я?». Но когда однажды Наталья Дойдаловна сказала:

– Я одной ногой уже стою на могиле…

Тогда я твёрдо решила продолжать писать воспоминания Н. Д. Ажыкмаа и закончить, а также во что бы ни стало напечатать потом эти воспоминания.

В 1957 году мы с Надей впервые увидели море и не могли налюбоваться красотой этого нового для нас мира. Мы бродили по пляжу, упиваясь удивительным крымским воздухом. Солнце, море и горы – всё делало нас необыкновенно счастливыми. Мы поочередно читали Наде вслух, а Надя увлеченно рисовала.

В 1959 году, когда Наде было шесть с половиной лет, мы опять поехали в Крым, в Судак, где остановились у старого знакомого Василия Васильевича. Его дом стоял прямо у Генуэзской крепости. В то время Николай Константинович работал над кинокартиной «Люди голубых рек». Это фильм о Туве, который снимался на киностудии Ленфильм.

Мы исходили пешком все окрестности Судака, ездили в Феодосию, в музей Айвазовского. Надюша, как козлёнок, прыгала по большим камням-валунам. Девочка, казалось, никогда не уставала.

В летние каникулы 1964 года мы втроём вновь поехали в Крым, в Судак. Там на берегу Чёрного моря, вблизи Генуэзской крепости вели раскопки археологи, и они охотно разрешали Наде помогать им. По книгам она знала историю культуры Крыма – от тавров, эллинов, скифов и византийцев до генуэзцев, турок, русских. И вот теперь ей довелось с увлечением, на ощупь – скальпелем и кисточкой вызволять из земли яркие черепки, бусинки, монетки, орудия труда. Даже нашла маленькую зеленоватую монетку и была несказанно рада.

Много времени Надя проводила в мастерской Василия Васильевича, в доме которого мы жили. Он был любителем вырезать по дереву удивительные композиции. Древние тавры представлялись Наде мифическими кентаврами, воинственные кимерийцы – амазонками. Из нашей комнаты открывался вид на море. Много времени Надя проводила в мастерской Василия Васильевича, в доме которого мы жили. Он был любителем вырезать по дереву удивительные композиции. Древние тавры представлялись Наде мифическими кентаврами, воинственные кимерийцы – амазонками. Из нашей комнаты открывался вид на море.

Однажды утром мы увидели появившийся в море на парусах трехмачтовый корабль – белый парусник. Это было похоже на чудо. Я разбудила Надю и сказала: «Вставай, Ассоль, парусник тебя дожидается». Пораженная, она широко раскрыла глаза…

В контурных рисунках на тонированной бумаге она зафиксировала свои впечатления от цепи романтических прибрежных утесов: «Парус», «Новый Свет», «Рыба-Кит», «Болван», «Чертов палец».

Парусник долго стоял на рейде, но однажды утром он исчез. Каждое утро дочка спрашивала: «Мама, а где парусник?» Мы обнаружили его позже, за мысом. Лицо Нади просияло, фантазия тут же уносила Надю в мечтания Александра Грина: «Ассоль». Мы долго любовались им с высоты, потом спустились к морю. Надюша села на огромный камень. Николай Константинович сфотографировал дочку на фоне парусника. Это был очень удачный снимок, мы назвали его «Ассоль».

К изображению вознесенной над крепостью Девичьей башни, Консульского замка, мечети с пушками Надя всегда пририсовывала скачущего всадника с развевающимся плащом. Я очень люблю эти ее работы, так как конь очень ценится тувинцами, и я сразу вспоминаю детство, лошадь моего дяди охотника-чабана Балдыпа.

Тут Наталья Дойдаловна вспомнила Наадым – летний праздник животноводов и скачки.

– Вот, увидишь, первым прибежит конь дяди Балдыпа, на нем мой брат Курбу – поспорила я с подругами Доспанай и Кашпык-Уруг.

Седоки с конями мчались к финишу, растянувшись по степи длинной линией. Они неслись, как ветер, подбадривая коней гортанными криками. Но даже те, которые были впереди, далеко отстали от Курбу на Кула-Дой, вырвавшегося значительно вперед. Ровный, легкий бег нашего любимого коня был стремителен и прекрасен. Стоя на стременах, пригнувшись к шее Кула-Дой, Курбу вел его уверенно. Мне до сих пор в ушах звенят эти крики: «Курбу! Курбу! Кула-Дой! Кула-Дой!». Наконец под шум и крики Курбу первым промчался через финиш между шестами и круто осадил коня. А с каким вдохновением и старанием мы готовились к этим скачкам! Это словами не выразить.

Купаясь в море у подножия грозной крепости, Надя одевала маску, ласты и любовалась причудливым подводным миром. Она словно путешествовала по своим иллюстрациям в капле воды. Она сочиняла аллегории с Нептуном, тритонами, наядами, медузами, сиренами, дельфинами, ихтиандрами.

Наблюдения над характерами современных отдыхающих «дикарей», которые целыми семьями заполняли пляж, давали волю Надиному мягкому юмору. Загорающие мамы и папы и их подвижные детишки вызывают добродушную улыбку.

Остаток лета 1964 года Надя провела в подмосковной деревне, в семье своей младшей подружки. Сборы ягод, грибов, игры в кукольный театр в окружении сельской живности и труда колхозников – сколько новых впечатлений и рисунков!

А сколько было прочитано книг!

Наталья Дойдаловна указала мне дневник Нади с пометами прочитанных книг и рисунки, созданные ею к ним. Для большинства сверстников Нади «Западная классика» – это пока всего лишь внеклассное чтение. А Надя создавала рисунки, как свое толкование произведений, то очень весело Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», Джорджа Байрона «Абидосская невеста», то мечтательно Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери», «Отверженные», «Гаврош», то добросердечно Чарльза Диккенса «Записка Пикквикского клуба», «Оливер Твист», Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна», «Принц и нищий», Шарля Перро «Золушка», Ганса Христиана Андерсена «Гуси-лебеди», братьев Гримм «Умница», то таинственно Жюля Верна «500 миллионов Бегумы», Александра Дюма «Три мушкетера», Редьяра Киплинга «Маугли», Этель Войнич «Овод», творчество Шекспира. Пожалуй, тут всего не перечтешь…

Воображение и представления Нади о Востоке питались и моими воспоминаниями, поездками летом 1955 и 1959 годов с нами на мою родину – в Туву и рассказами отца, который за семь лет работы в национальных театрах Кызыла, Душанбе и Улан-Батора создал эскизы декораций, сделал натурные этюды архитектуры и природы, зарисовки этнографического характера.

Сколько раз я замечала, что вспоминая о Туве, Наталья Дойдаловна всегда то с приподнятым настроением, то с гордостью, то с радостью рассказывает о Родине: «В моей Туве воздух – волшебный эликсир, а вода там чиста и прозрачна. Перед моими глазами от горизонта до горизонта до сих пор устремляются прямые как натянутая струна, дороги горных долин. Бездонно небо над белоснежными даже в июльскую жару вершинами Саян. Ещё в конце 40-х годов первая женщина-геолог Таджикистана, кандидат геологических наук Сараджан Юсупова, наша соседка в общежитии Туву называла «шкатулкой с драгоценностями»…

Ведь в недрах Тувы хранится действительно чуть ли не вся таблица Менделеева. В бесконечное прошлое уходят истоки истории самобытного тувинского народа. В Туве и мощные горы (наивысшая точка – Монгун-Тайга – моя родина, достигает 3976 м). Здесь больше 400 озер. Здесь в течение короткого времени можно побывать в пустыне, хвойном бору, тайге и тундре, поэтому можно увидеть рядом верблюда, сарлыка и северного оленя. Здесь юрта, здесь всадник, мчащийся за табуном. Здесь словно клекот орла, словно свист ветра, словно звонкое эхо ущелий, хоомей – уникальное горловое пение тувинцев. Здесь шаман, в неистовстве камлания вызывающий бубном духов. Здесь золотой Будда в благовонной полутьме храма.

У источников, близ дорог, на перевалах трепещут на ветру разноцветные кадак-чаламалар – шарфы-ленточки, привязанные путниками к веткам куста в извечной человеческой надежде на исполнение желаний.

Здесь народ, за тысячелетия настолько «притершийся» к своей земле, что давно уже стал с ней единым целым.

Любила Надя посещать московский Музей восточных культур, выставки по искусству Средней Азии, арабских стран, Индии, Японии, Китая, Вьетнама. И, конечно же, дома всегда перед глазами у нее были полки с книгами о Востоке, фотографии и сувениры-подарки от навещавших многочисленных наших родственников, друзей и учеников отца – тувинцев, таджиков, монголов. Поэтому, я думаю, что в своих композициях Надя точно, образно и правдиво смогла раскрыть национальные особенности бытия и мифологии восточных народов и, была свободна от подражаний даже самым ею любимым мастерам прошлого – Утамаро, Хокусаи, Ци Бай-ши.

Особенно мне нравится её рисунок «Тувинская мать перед рассветом» о древнем обычае кочевников-скотоводов. В нарядном меховом уборе мать только что совершила наивное таинство: разбрызгиванием молока из девятиглазки – особой деревянной ложки «покормила» добрых языческих духов, хранителей ее семейного очага. Всё это мне напоминает мою любимую бабушку, так много здесь выражено, даже мое сердце ноет.

То ли мое детство без родителей повлияло на отзывчивую душу Нади, она всем сердцем проникла в сложности жизни иного мира с его контрастами, социальным неравенством. Она – всегда вместе с защитниками обездоленных, женщин и детей, с творцами красоты, добра и справедливости. Её Козетта изображена усталым ребенком за непосильной стиркой, Шутик – в его грустное время, когда ему не до шуток; «Марсельеза» – девушка с красным стягом в порыве к свободе, Мольер и Арманда – за самозабвенным творчеством.

Надя любила творчество Шекспира и воплотила в рисунках образы – король Лир, Корделия, на темы «Ромео и Джульетты», «Отелло», «Двенадцатой ночи», «Венецианского купца», «Ричарда III», «Макбета», «Сна в летнюю ночь». А «Гамлета» Надя представила и как философскую драму и как убедительно выдуманный ею балет.

Поэзия античности с головой увлекла Надю. Из воспоминаний Натальи Дойдаловны: из залов античного искусства Эрмитажа Надю часто приходилось уводить за руку. Ей легко давалась античная тема. К двенадцати годам Надя свободно ориентировалась в мифах Древней Греции, во всех родственных связях древнегреческих богов и героев. Она знала, например, нимфа Окирроэ является дочерью Хирона и матерью красавицы Меланиппы. Она без труда представляла обстановку в которой жили, разбиралась во всех тонкостях одежды…

В возрасте 7—8 лет она создала серию, состоящую из 100 рисунков о подвигах Геракла. Озорной веселостью проникнуты эти фантазии. Геракл с огромной грудью, могучими руками и прямым античным профилем по приказу царя Эврисфея совершает много добрых дел: спасает юную Гессиону, сражается с богом смерти Танатом, освобождает против воли богов Олимпа прикованного Прометея. Или Геракл, придавив к земле страшную голову Немеского льва, левой рукой вскинул зверя за хвост и ломает ему хребет о свою спину.

Старая моя сказка увлекла Надю, наверное, на создание композиции «Ритуальный танец тувинского охотника»: первобытное, упоенное действо полуобнаженного юноши ради удачливой добычи.

Конь для тувинца – это опора-костыль на непроходимом перевале, который ходил и по горам, и по степи, и по травянистому лугу, не спотыкаясь. Конь выручал из беды, а то и спасал своего хозяина. Поэтому не зря Надя рисовала кентавров.

Вот кентаврята уморительно плетутся среди степенных взрослых кентавров, то лихо гоняются друг за другом в табунке под присмотром своей миловидной воспитательницы («Кентавриный детский сад»).

А рисунок «Кентаврёнок с венком», созданный в 14 лет, воспринимается иногда как Надин автопортрет: так значителен взгляд полуребёнка-полужеребёнка: кто достоин украшения таким же венком, что и у него на голове? Нельзя не улыбнувшись смотреть на эту ладно скроенную и занятную фигурку, на крепкие ручонки с венком и передние ножки с копытцами. Только вот задние, под кудрявым хвостиком, ещё плоховато слушаются, и поэтому, как у щенят, их заносит в сторону.

В «Адаме и Еве» на переднем плане лишь яблоко и змей. Яблоко уже сорвано, но выскользнуло из трепещущих рук на землю. И вот согнувшись, Ева испуганно и решительно вновь тянется к яблоку. Этот бурный жест женщины, жаждущей познать запретное, неподражаемо выразителен. Заслоненный Евой Адам, тоже припавший в резком повороте к земле, в смятении пытается остановить неотвратимое.

Вот двадцать рисунков к её любимой и печальной сказке Сент-Экзюпери «Маленкий принц».

Надя говорила: «Преклоняюсь перед обаянием автора, и все же с некоторыми его рисунками не совсем согласна: глаза принца – невидящие колечки. Он похож более на Гавроша: короткие волосы, широкие штаны, кашне. И Лис какой-то немой, некрасивый. А ведь именно Лис произносит основное в сказке: «Самое главное глазами не увидишь; зорко одно лишь сердце…»

И Надя нарисовала своего маленького принца, с живыми, вопрошающими глазами, смотрящими в душу. Убедительно нашла и его возраст, и внешность со светящимися золотыми кудряшками до плеч, с прозрачным звездным плащиком, развевающимся над колетом.