Текст книги "Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник)"

Оборотни

[37]37
  Новая Россия. 1997. № 2.


[Закрыть]

Сперва почудилось: да их же всех сейчас – порознь и вкупе – разоблачат! изловят! осудят! посадят, а то и повесят!..

Потом подумалось: да их же надо разоблачить! изловить! осудить! посадить, а то и повесить!..

Затем накатило недоумение: да что ж их не разоблачат! не изловят! не осудят! не посадят, а то и повесят!..

А на смену недоумению пришло горькое осознание: право разоблачать возьмут на себя – они! право изловить – порознь и вкупе – они! право судить – они! право сажать – они!

И когда им понадобится, они возьмут на себя и право вешать.

И станут вешать…

И теперь, когда они и впрямь занялись взаимными разоблачениями, когда начали излавливать, осуждать и сажать друг дружку (а скоро – деваться им некуда – будут вешать на площадях); сейчас, когда главный секрет Полишинеля обернулся пуделем Мефистофеля, когда незваные, прикинувшись призванными, так и не смогли продавиться в игольное ушко, когда – однозначно – от них потянуло серой, когда удушливым смрадом заволокло, растекаясь из центра, страну, а сами они, словно не замечая этого, хором, но вразнобой заголосили о собственных благих намерениях…

Теперь стало ясно: они не уймутся. Не остановятся. Не насытятся. Не утихомирятся никогда. Они не бесы: бесов можно изгнать. Они оборотни. И что бы еще ни случилось, они никуда не денутся, ни в какую бездну не сгинут, – они переобернутся, чтобы вернуться в другом обличье.

Можем ли мы надеяться, смеем ли мы уповать на то, что хотя бы на этот раз их узнаем, их – как беглых воров – опознаем с первого взгляда?

В декабре 1993 года в здании, где тогда приютилась наспех, из самых беззастенчивых, еще в пороховом дыму, собранная Дума, мне на глаза попался человек, лицо которого показалось смутно знакомым. Нет, он не походил на беглого вора: щеки сытые и холеные, ус ухоженный, зимний наряд старомодно добротен: бобрик, коверкот. Лишь в маслянистых глазах – он бегло, но не без опаски, не без всегдашней опаски, взглянул на меня – мелькнуло нечто шакалье и волчье одновременно. И я его узнал. Это был мой депутат по Центральному округу Санкт-Петербурга. Вернее, Ленинграда. Потому что депутатом он был не потешной Государственной Думы РФ, а Верховного Совета РСФСР. И весной 1990 года все стены обшарпанных домов в историческом центре города были обклеены листовкой с портретом черноусого человека. Он был тогда сыщиком в чине, кажется, подполковника. Бесстрашным и неподкупным, как говорилось в листовке, сыщиком. В случае своего избрания на Съезд народных депутатов РСФСР он обещал искоренить в Ленинграде уличную и организованную преступность. Обещал извести ее на корню.

Дикое обещание? Дикое. Но тогда верили именно таким. И лихого сыщика избрали. Листовки со стен содрали и соскребли только через год – когда пришла пора избирать президента республики и мэра города. А в ином образе мы доморощенного комиссара Мегрэ (впрочем, он больше походил на героя из телесериала «Спрут») больше не видели.

Не светился он и на телеэкране в ходе бесконечных трансляций из зала заседаний в Белом доме. Не светился, но, очутившись в Москве, сориентировался, судя по всему, правильно. И в октябре рокового 1993-го, уже важным правительственным чиновником, излагал телезрителям основные положения Шумейкиного указа о временной цензуре в СМИ. Так что борьбу с преступниками, которыми тогда оказались инакомыслящие, он, на свой лад, продолжил. На экране я его с трудом вспомнил. А фамилию и просто не помню. Благо он с тех пор опять куда-то исчез. То ли где-нибудь в замминистрах. То ли, на чем-нибудь погорев, в тюрьме. То ли вчера в замминистрах, а сейчас в тюрьме. То ли сейчас в тюрьме – а зато назавтра (прямо как Пансков) прямо в министрах…

А вот история другого питерского милиционера, ставшего политиком. Фамилию этого я запомнил – Аржанников.

Ленинградские менты рядового и сержантского состава, недовольные тем, что их заставляют разгонять митинги и демонстрации (помните, называлось это у нас демократией, а милицейская дубинка – демократизатором), устроили на Дворцовой площади собственный митинг. Заставили на нем выступить и единственного случайно оказавшегося там майора – это и был Аржанников. Он сказал: ребята, успокойтесь и разойдитесь; но за участие в митинге его «из рядов» все равно уволили.

Из рядов уволили, а демократы подхватили: им-то этот простоватый, изрядно растерявшийся парень и изложил обескураженным голосом подлинный смысл приключившейся с ним нелепой истории. Его, однако же, было решено использовать как знамя: и вот Аржанников оказался все в том же Верховном Совете. И даже – пик карьеры – баллотировался в председатели наравне с Хасбулатовым и Бабуриным.

Парнем он, судя по всему, оказался не только простоватым, но и честным (а может, одно с другим связано неразрывно?) и в большой политике не задержался. Хуже того, не зацепился даже в Москве. Правда, политикой заболел, возможно, навсегда – и до сих пор куда-нибудь баллотируется – то на городском, то на районном уровне. И повсюду – одинаково безуспешно. Чем и доказывает, в частности, что в политике честному человеку не место. И в статью про оборотней он попал в порядке отрадного исключения. Не в том смысле, что в семье не без урода, а в том, что прямо наоборот.

Вспоминаются эти отгремевшие демократической весной дискуссии – обязательно ли политика должна быть безнравственной? а политик, соответственно, безнравственным человеком? Помнится, участники дискуссии: политизированные публицисты и балующиеся публицистикой политики – так и не пришли на этот счет к единому мнению.

А ларчик открывается просто: политика может быть и нравственной, и безнравственной. Политик, соответственно, – и высоконравственным, и безнравственным человеком Но лишь безнравственный политик делает соответствующую его способностям (или часто их превышающую) карьеру. А нравственную ли политику он при этом проводит, судите сами.

И это, кстати говоря, вовсе не «особый российский путь», а универсальный закон демократии. Достаточно посмотреть на Запад с его вечным двойным стандартом и неукоснительным правилом: «это сукин сын, но это наш сукин сын».

Если же говорить об интеллигентных или, бери выше, интеллектуальных политиках, то они вполне могут сделать успешную карьеру и оставаясь людьми высоконравственными. Добропорядочными в быту, откровенными и прямыми в речах, щепетильными во взаимоотношениях и с друзьями, и с недругами, а главное, честными перед самими собой. За примерами далеко ходить не надо.

А разгадка этого парадоксального феномена заключается именно в честности перед самим собой. Совесть интеллигентного человека устроена так, что он, и сам не замечая этого, меняет нравственные мерила применительно к каждой ситуации, лишь бы всякий раз верить в собственную правоту. И даже, совершив пакость, верит в то, что поступил по справедливости. Многое признал и понял С. А. Ковалев, кроме одного, но главного: не вступившись осенью все того же 1993 года за избиваемых и расстреливаемых, он раз и навсегда (во всяком случае, до собственного всенародного покаяния) потерял право вступаться за кого бы то ни было. Его тогдашнее «я преступников не защищаю» обернулось бумерангом, когда он вступился за Дудаева с Басаевым. А ведь Ковалев и впрямь честен и мужествен. Но уж лучше он был бы подлым и трусливым.

И, ничуть не уклоняясь от темы, замечу: именно союз «честных» с откровенно и бессовестно нечестными оборотнями (союз даже не политический, хотя, конечно, и он тоже, а скорее, согласие и готовность играть с ними на одном поле и по общим правилам) оказался столь пагубен для страны и для ее так и не родившейся – или же удушенной в колыбели – демократии. Академик Сахаров легитимизировал Ельцина (не Ельцина – неуживчивого и нерадивого партноменклатурщика, а Ельцина-демократа), сопредседательствуя с ним в Межрегиональной депутатской группе. Где сейчас Ельцин-демократ и где был бы – доживи он до наших дней – А. Д. Сахаров? Но и сегодня духовная наследница (а в прошлом бесспорная идейная вдохновительница) покойного академика Е. Г. Боннэр – уже оказавшись в безнадежной оппозиции и едва ли не в вакууме – по-прежнему утверждает, что сейчас Ельцина поддерживать нельзя, а вот тогда – было и можно, и непременно нужно. Чего, казалось бы, не было в Ельцине-90 из того, что отталкивает правозащитницу в Ельцине-95 и в Ельцине-96?.. Но для нее главное сохранить в обоих случаях чувство собственной правоты, но это и есть треклятущая интеллигентская честность перед собой… Да, но как быть с честностью перед нами?

Когда, вслед за «пошедшими процессами», в стране вовсю уже заколосились «реформы», в писательском кафе, за стаканом на диво подешевевшей водки, с пьяной уважительностью сказал мне коллега:

– Вот ты, Витя, все понимаешь. Объясни, почему столько людей внезапно стали жить так плохо?

– Объясню, старина, – ответил я. – Это потому, что столько людей внезапно стали жить хорошо.

Коллега не то срыгнул, не то присвистнул.

– А ведь и правда!

Столько людей стали жить непозволительно плохо, потому что столько людей начали жить непозволительно хорошо, уточнил бы я на трезвую голову. Ведь богатство не приумножилось (напротив, резко пошло на убыль), а всего лишь перераспределилось. И перераспределяется – в том же направлении – и по сей день. От слабых к сильным. От бедных (полунищих) – к богатым и сверхбогатым. От честных и щепетильных – к нечестным и беззастенчивым.

Происходящее невозможно описать в экономических категориях: ведь экономический смысл отсутствует – и приватизированные (не зря же говорится: прихватизированные) предприятия влачат столь же жалкое существование, что и государственные. Происходящее не вписывается и в рамки статей Уголовного кодекса (и потому не является криминальной революцией в чистом виде) – и не только в силу сложившейся круговой поруки, когда какого-нибудь Ильюшенко или Якубовского «сдают» и судят по наспех подверстанной статье. Происходящее имеет сугубо политический смысл – и происходит не само по себе, а целенаправленными усилиями сложившегося класса политиков. Выборных политиков (депутатов всех уровней) и назначенцев, каждый из которых, усевшись в очередное «кресло», рассаживает по приставным стульчикам своих людей.

На мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака и на председателя Законодательного собрания города Юрия Кравцова были заведены уголовные дела («дело № 1» и «дело № 2» называли их в Петербурге): злоупотребление служебным положением, махинации с жилым фондом применительно к Кравцову и хищение в особо крупных размерах. Дело Кравцова застопорилось из-за отказа Совета Федерации в лишении его депутатской неприкосновенности. Еще любопытнее сложилась история с делом Собчака: вице-мэр Алексей Кудрин, уйдя после поражения Собчака на губернаторских выборах из городского правительства, был призван в Москву Анатолием Чубайсом и назначен главой Контрольно-ревизионного управления Администрации президента. И уже в этом качестве выдал на руки своему бывшему начальнику Собчаку его дело.

(Все по обстоятельствам данных дел почерпнуто мной из печати и – в печати же – опровергнуто или оспорено не было. Однако мне не известно, выдал ли Кудрин Собчаку единственный экземпляр заведенного на того дела или всего лишь копию. Впрочем, в обоих случаях это явилось бы уголовно наказуемым деянием.)

Самое поразительное, что сами наши политики – их недавно начали называть олигархами – не умеют, похоже, провести грань между законными и преступными аспектами своей деятельности. Показательно продолжающееся следствием на момент написания этих строк (хотя его, скорее всего, «заиграют») дело зампредседателя ФУДН Карпова. Его арестовали в провинциальном городе, куда он приехал «банкротить» очередное предприятие, обвинив в получении взятки. Карпов отверг эти обвинения, ссылаясь, в частности, на смехотворно малую сумму взятки (пять миллионов рублей плюс холодильник), и объяснил, что означенное денежно-вещевое довольствие было получено им в качестве гонорара за консультации, которые он якобы провел для руководящего персонала намеченного к банкротству предприятия. Одновременно в московской квартире у Карпова был произведен обыск, закончившийся выемкой из домашнего сейфа суммы в четверть миллиона долларов США. Откуда у него, карьерного чиновника, эти деньги и почему они не задекларированы? «Личные сбережения», – не моргнув глазом объяснил с телеэкрана выпущенный под залог (и это приветствовалось как величайшая победа демократии) госслужащий, зарплата которого – со всеми мыслимыми и немыслимыми премиями – не может превышать тысячу долларов в месяц.

И поневоле задаешься вопросом: если эти люди «пошли во власть» не затем, чтобы воровать, то зачем же они воруют? А если затем, чтобы воровать, то почему не отправились сразу в бизнес?

Здесь, однако же, выясняется следующее.

Бизнес с нуля – дело хлопотное, опасное, а если вспомнить судьбы многих банкиров, то и смертельно опасное. К тому же унизительное – приходится кланяться чиновнику. К тому же, в отсутствие «мохнатой лапы» наверху, – практически безнадежное.

В политику же у нас – до определенного момента – брали всех. Хоть Рыбкина, хоть Колю Рябова, хоть Жору Гайдара. От начинающего политика не требовалось (поневоле вздохнешь о былом) ни характеристики, ни анкеты, ни справки из психдиспансера – требовалось лишь одно (да простится мне эта тавтология): беспринципность, возведенная в принцип. Сегодня нечасто вспоминают об Андрее Козыреве – а ведь горе-министр депутатствует до сих пор. Где-то на телевидении окопался Михаил Полторанин. Ванькой-встанькой вертится Сергей Шахрай. И напротив, в бегах пребывает кому-то не угодивший Сергей Станкевич. Будучи еще министром, Петр Авен подготовил себе запасной аэродром в Австрии: перевел в некий институт, который намеревался возглавить при неблагоприятном повороте событий, бюджетные деньги России. Когда это вскрылось, все лишь немного поморщились. Но для Авена все обошлось, в Вену он не поехал и председательствует в Альфа-банке… Что объединяет всех этих людей, всех этих политиков (а еще Гавриила Попова… Юрия Афанасьева… Андрея Нечаева… Геннадия Бурбулиса… и несть им числа)? Политические убеждения? Нет у них политических убеждений, и они это нам неоднократно доказывали. Патриотизм? И говорить смешно. Верность президенту? Весьма сомнительно, но даже если и так, то «дружат» они с президентом против его потенциального преемника, который может оказаться вовсе не «отцом родным» и подавно не «добрым дедушкой».

Объединяет их всех одно: это богатые и очень богатые люди. Это люди, разбогатевшие на профессиональных занятиях политикой. И не обязательно эти занятия были каждый раз связаны с «красной ртутью» или с якутскими алмазами, с нефтью и газом, с недвижимостью и финансовыми «пирамидами». Не обязательно у каждого. Потому что одному – самому скромному – хватило «красной ртути», другой принялся производить и незаконно экспортировать промышленный осмий, третий – ввозить компьютеры, четвертый проводить лотереи и устраивать благотворительные акции, и только пятый раскатал губу и на ЛогоВАЗ, и на телевидение сразу. Но каждый нашел свое дело, свою нишу – грубо говоря, нашел, что плохо лежит, – а что в нашей стране лежит хорошо, это вопрос не к политикам, а к сексологам. Каждый разбогател на профессиональных занятиях политикой: а когда воруешь сам, машинально или вынужденно даешь отмашку и всем остальным.

На смену «новым русским», воспетым разве что в жанре анекдота, уже, по заверениям оптимистической публицистики, приходят «новейшие русские»: бандиты в белых воротничках поверх бронежилета. В политике же смены поколений не наблюдается: все те же оборотни стремятся во власть по второму и по третьему разу. Тип нового русского политика, формирующийся где-то на кремлевской и белодомовской периферии, – это беспринципный и авантюристически настроенный беспредельщик – «человек с коробкой», а в коробке у него может оказаться все, что угодно, – доллары, оружие, наркотики, компромат, докторская диссертация и директива ЦРУ, блюдо чеченской чеканки или украденная икона. Якубовский был только первой ласточкой из этой стаи – стаи волков, разумеется, потому что оборотнями (на время прикидываясь людьми) быть им уже вроде бы и ни к чему. Что ж, оборотни воспитали волков – недаром же чуть ли не все оборотни вышли из академических и учебных институтов!

Не знаю, боятся ли они. Наверное… Но забавно – забавно и страшно одновременно – другое: они не стыдятся. Не стыдятся настолько, что по-прежнему делятся с обществом своими соображениями по любому поводу. Намекают, что готовы вернуться во власть, с редкой неизобретательностью намереваясь (каждый – от А. Н. Яковлева до того же Собчака) возглавить почему-то социал-демократическое движение. Претензии не на лидерство, но даже на участие в социал-демократическом движении с их стороны особенно нелепы: ведь именно эти люди подбили Ельцина на односторонний разрыв социалистического контракта между государством и обществом, именно они внушили ему мысль о том, что бесплатное образование, бесплатная медицина, да и право на труд – это непосильное и ненужное бремя, это досадная помеха на пути в светлое капиталистическое будущее, именно они – уже сейчас – нашептывают в прошунтированное ухо слова о том, что и государственное пенсионное обеспечение – это как-то не в масть… И если уж им угодно именовать себя социалистами – то разве что социал-дарвинистами или попросту мальтузианцами. Но подлинные социал-дарвинисты были людьми идейными и бедными, наши – безнравственны и сверхбогаты. И не добра хотят они – добрать. Добрать, отправившись во власть по второму или по третьему разу и под какими угодно знаменами и лозунгами. Но если их и не пустят во власть, а всего лишь не осудят с конфискацией, они, наверное, тоже не очень расстроятся.

Рассуждая о поголовном переходе политических нуворишей в вожди социал-демократии, необходимо сделать существенную оговорку. По-прежнему на сугубо либеральных позициях стоит Егор Гайдар. Следователи, встреча с которыми ему еще, возможно, предстоит, сказали бы, что он играет в несознанку. Да и то: сделанного не исправишь и от него не отопрешься, поэтому приходится, надувая щеки, утверждать: все нормально.

Любопытна рокировка, совершаемая сейчас в лагере либералов. Основанная на криминальные деньги находящегося в бегах Олега Бойко партия «Демократический выбор России» была детищем Егора Гайдара и инструментом Егора Гайдара, но то ли инструмент оказался негодным, то ли хозяин. ДВР не одержал предсказанной «своими» социологами победы на думских выборах 1993 года, не преодолел пятипроцентного барьера на выборах 1995-го; чуть ли не все его вожди незаметно, но тревожно для самих себя утратили депутатскую неприкосновенность; партия окончательно обмишулилась на президентских выборах, сперва дистанцировавшись, потом подползя и ничего не получив (за исключением всегда державшегося наособицу Чубайса) взамен. Однако именно тут Чубайсу и потребовалась партия – хоть самая завалящая, хоть самая «дэвээристая»… Да, но куда девать признанного лидера партии Гайдара? А туда и девать: в бизнес. И вот на наших глазах Гайдар возглавляет компанию сотовой связи и – первым из российских капиталистов – выходит с ее акциями на нью-йоркскую биржу, а Чубайсу достается (или остается) партия. А при другом раскладе событий ему досталась бы компания сотовой связи… И если не это называется коррупцией, то, любопытно, что же?!

Несколько лет назад социально зоркий кинорежиссер Владимир Хотиненко снял фильм «Макаров». О фильме, о судьбе героя-поэта и его «тезки-пистолета» написано множество статей, фильму присуждена куча премий. А разворачивается там – на заднем плане – такая история: Макарову-поэту покровительствует откровенный бандит, враждующий с другим бандитом по имени Джохар. Сперва вроде бы верх берет чеченец – и Савву Тимофеевича сажают в тюрьму (за незаконное хранение оружия). Но он уже «заказал» Джохара – и после его ликвидации выходит из-за решетки и получает предложение возглавить российское правительство… Тип, что называется, схвачен, разве что меценатство присочинено для красного словца.

В момент, когда пишутся эти строки, телекомпания НТВ усиленно раскручивает криминальное прошлое отставного первого вице-премьера (и без пяти минут премьера) Олега Сосковца. Раскручивает, кстати говоря, то, что было всем известно и раньше. Это даже не назовешь избирательной борьбой с коррупцией – это сознательная «комбинация на отвлечение», как сказали бы шахматисты. Отвлекается общественное внимание от нынешних «сильных мира сего» – и в первую очередь от феномена, метко названного семибанкирщиной.

А вот Борис Федоров вернулся в Национальный Фонд спорта. И глядишь, не сегодня-завтра окажется среди лидеров ДВР.

Зато затих другой Борис Федоров – бывший комсорг Госбанка СССР и вице-премьер России. Видимо, его прижали на якутских алмазах. Но в любой момент, когда это кому-нибудь понадобится, выскочит, как черт из табакерки, и с криком «Вперед, Россия!» набросится на Черномырдина.

Или, наоборот, подружится с Черномырдиным, а наедет на того же Чубайса. Имеются этому нравственные препятствия? Никаких!

Финансист Федоров, несколько погоревший на якутских алмазах, прославился, однако же, другим. Он – на публично заключенное пари – поклялся «завалить» доллар. И, надо отдать ему должное, завалил. Правда, для этого пришлось остановить экономику страны – зато пари оказалось выиграно.

Но у Бориса Федорова была хотя бы мужская цель – выиграть публично заключенное пари. А что заставило действовать в том же направлении – и с еще большей жестокостью, и все тем же сугубо жульническим способом неплатежей – премьер-министра Черномырдина? Стремление к макроэкономической стабилизации? А как это по-русски? Желание угодить МВФ и ВБ? Так полагает Сергей Глазьев, но это явный идеализм. Макроэкономическая стратегия премьер-министра была разработана с учетом одного-единственного фактора: обменный курс рубля к доллару – это тот экономический показатель, который, в отличие от всех остальных, понятен президенту страны. Не зря же знаменитый «черный вторник» едва не стал воистину черным для самого премьера. Зато потом доллар принялись держать и не пущать всеми средствами, включая прежде всего неплатежи, а о проблеме платежей вспомнили перед президентскими выборами, произвели разовую выплату – и опять успокоились. Потому что из-за неплатежей не снимут – погрозят, но не снимут, а вот скакни доллар тысячи на две, на три вверх – и премьер в отставке. А если сегодня в отставке, то завтра неизвестно где. И перспективы одна другой мрачнее. Элементарно, Ватсон?

Сразу же после начала «реформ» радикально оппозиционные СМИ заговорили о временном оккупационном режиме. Особенно хороша получалась аббревиатура ВОР. На самом же деле подобный подход к происходящему вызывал разве что горькую усмешку.

Посудите сами. Разве так бестолково и безжалостно, так своекорыстно и слепо действовал бы подлинный оккупационный режим? Разве оккупанты (настоящие, без кавычек) не поувольняли бы как минимум всех нечистых на руку прихватизаторов, всех проворовавшихся силовиков, всех устроителей «пирамид» – начиная с главной, имя которой ГКО? Разве допустили бы беспредельный разгул уличной преступности?.. Конечно, оккупационный режим был бы жесток и решал бы задачи прежде всего в интересах государства-оккупанта; и советская, и союзнические оккупационные администрации, если уж вспомнить о событиях послевоенного времени, мягкотелостью не отличались, но действовали – и в разбитой на зоны Германии, и на территории других центрально– и восточноевропейских стран – с высокой эффективностью. А ведь замаскированные призывы к оккупации нашей страны слышатся и сейчас – скажем, под предлогом обеспечения безопасности ядерного оружия и АЭС. И – это было ясно с самого начала – реформа ортодоксального типа, предложенная и вроде бы начатая «чикагскими мальчиками», осуществима только в условиях иностранной оккупации. Но у нас к власти пришли люди равнодушные, вороватые и трусливые: равнодушные к судьбам страны, вороватые если и не изначально, то по мере того, как появились возможности и разгорались аппетиты, трусливые самой низкой трусостью – перед начальством. Нет, не оккупанты это были, а мародеры. И чем выше каждый из них поднимался по служебной лестнице – и чем больше, соответственно, богател, – тем очевиднее становилась их полная профнепригодность – даже в качестве «оккупантов».

Мертвые сраму не имут. У нас сраму не имут живые – или как бы живые. «Макните этого хмыря», – сказал президент охранникам о своем пресс-секретаре Вячеславе Костикове. Сказал как бы в шутку, но охранники отреагировали моментально: писатель и будущий (теперь уже бывший) посол России в Ватикане полетел с палубы теплохода в воду. Полетел – и утерся. В буквальном и переносном смысле. И вернулся к хозяйской ноге и терся об нее еще довольно долго – пока не вышвырнули окончательно.

«Костикова мы все держали за шута горохового, – пояснил позже этот инцидент главный охранник страны Коржаков. – И никого другого, окажись он на его месте, с палубы не сбросили бы…» Может, и так. Только «шут гороховый» на протяжении двух с лишним лет ежевечерне излагал нам с телеэкрана истину в предпоследней инстанции, всем своим видом показывал, что инстанция-то на самом деле не предпоследняя, а самая что ни на есть последняя… Да ведь и сам царь летал в воду, а шут только повторил его маршрут.

Президент распорядился: разработать национальную и государственную идеологию. И вот уже больше года целая орава сытых бездельников, сидя на государственной даче, разрабатывает национальную идеологию. Руководствуясь, понятно, мудростью Ходжи Насреддина: бери, пока дают, а потом то ли шах сдохнет, то ли ишак… Да и проходили мы это: достаточно вспомнить пресловутый договор об общественном согласии. Согласие намечалось прямо как в раю, где агнец непременно возляжет со львом. У нас они, правда, тоже возлегли – но на сугубо коммерческой основе. И называется такое «согласие» почему-то шоу-бизнесом.

Меж тем национальная идея сегодня разве что не горит валтасаровыми письменами на стенах. И называется она (новое – это хорошо забытое старое) доктриной осажденной крепости. Не только осажденной, но и, на нынешний день, полуразрушенной.

Смысл происходящего сейчас поможет уяснить некая историческая параллель. Процитируем в этой связи союзника и вдохновителя наших недавних демократов американского историка Ричарда Пайпса:

«Юзеф Пилсудский, глава нового польского государства, который в октябре 1919-го, то есть в решающий период Гражданской войны в России, помог красным разгромить белых, потому что первые представлялись ему меньшей опасностью для Польши, разработал долгосрочную стратегию. Он был убежден в том, что неизбежно настанет день, когда Германия и Россия вновь поднимутся и протянут друг другу руки, чтобы раздавить Польшу. Для предупреждения такой катастрофы он решил создать цепь буферных государств, отделяющих Польшу от России. Звеньями этой цепи должны были, на его взгляд, стать прибалтийские государства, Белоруссия и даже республики Кавказа, а замком, на котором держится цепь, он представлял себе Украину. Пилсудский заключил союз с лидером украинских националистов Симоном Петлюрой, с тем чтобы помочь ему изгнать коммунистов с уже захваченной ими Украины и образовать союзную Польше независимую украинскую республику. Вторгшись на территорию Советской Украины в апреле 1920 года, Пилсудский вовсе не хотел свергать советский режим в России, он преследовал ограниченную цель, а именно помочь возникновению независимого украинского государства пропольской направленности».

Все это, по сути дела, происходит и сегодня, смута в Сербии и в Болгарии и сорвавшаяся – как извернули и изолгали в прессе этот срыв! – смута в Белоруссии, Тим Гульдиман на Кавказе и Юрий Батурин в Кремле, – звенья и фигуранты все того же, возобновленного и укрупненного, плана. Маршала Пилсудского, правда, не видно, но роль «коллективного Пилсудского» с успехом играют влиятельные американские политики и политологи центральноевропейского происхождения и выраженной антироссийской направленности (начиная с госсекретаря), да и кое-кто из ведущих деятелей современной Германии. Да, реанимированный план Пилсудского является сейчас лишь составной частью более широкой стратегии, выбравшей исламский фактор и выстроенный с учетом наличия «пятой колонны» в самой России. Но куда более знаменательным, а может быть, и зловещим кажется другое обстоятельство: план Пилсудского изолировать и обескровить заранее усеченную Россию в конечном счете сорвался. Наша страна (страшной ценой, но тем не менее) восстала из праха – и все, что загодя внушало ужас маршалу, свершилось. Поэтому сегодняшние стратеги, даже осуществив замысел Пилсудского, этим, несомненно, не удовольствуются. Они пойдут дальше – с тем чтобы раз и навсегда избавиться от «российской угрозы» (как, в частности, подсказывает своим хозяевам «профессор» Янов). Расширение НАТО на Восток – лишь один из шагов в этом направлении; главный упор – мы это видим по восточноевропейским сценариям, да и по кое-каким событиям в нашей стране, – будет сделан на «пятую колонну». И на новую национальную буржуазию с ее криминальным прошлым и компрадорским настоящим, и на политических оборотней.

Которым как раз сейчас понадобилась национальная идея…

Общая знакомая передала мне слова одного из кремлевских интеллектуалов. В длительной перспективе, возможно, самого влиятельного из них. Серого кардинала, самоорганизующегося через всеобщее разрушение режима. Оказывается, он внимательно следит за моими статьями.

В отзыве серого кардинала сквозили возмущение и, главным образом, удивление.

– Я же понимаю, я же чувствую, что он из наших. По стилю, по слогу, по характеру аргументации. А значит, по происхождению, по образованию, по одинаковым – и одинаково бессильным – чаяниям прежних лет. Зачем же он так… теперь… на своих… против своих… да еще черт его знает с кем?

Воспроизвожу дословно то, что было сказано (передано?) мне. Впрочем, общая знакомая – дама в высшей степени интеллигентная, доктор юридических наук – могла что-то переврать или приукрасить. С удивлением такого рода сталкиваться мне приходится не впервые – и каждый раз я, в свою очередь, недоумеваю: да с чего же вы взяли, будто я «свой»? Или даже не так – каким это чужим противостоят те «свои», в стан которых меня милостиво призывают, – или, если уж говорить совсем точно, стан, отсутствию в котором меня не перестают удивляться? Как «свои» называются сегодня? Как будут называться – а главное, самоидентифицироваться – завтра? Господа юнкера, кем вы были вчера?.. И так далее… Идет ли речь о корпоративных интересах или о кастовых? О национальных, о земляческих – или, наоборот, об имущественных? Об интересах своего поколения, противопоставленных интересам отцов и детей, дедов и внуков?.. Нет, любая из этих антитез на поверку оказывается несостоятельной. И мало-помалу начинаешь догадываться о том, что зовут тебя в нечто наподобие воровской шайки! Даже не в трудовую артель – потому что в артели спайка такого рода может понадобиться только в том случае, если решено обмануть заказчика, – тогда уж и артель превращается в воровскую шайку.