Текст книги "Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1"

«Угнетенные всех стран: рабочие, крестьяне, солдаты, женщины и дети!

Свободолюбивые творцы новых ценностей: изобретатели, мыслители, поэты!

Все, стремящиеся к свободе, справедливости и предоставлению каждому человеку наилучших условий его всестороннего выявления и развития.

Все, кому тесны рамки современного строя угнетения и унижения, кому претит издевательство человека над человеком, и реки крови, и стоны насилия, производимые современным государством и капиталом, – всем вам шлет свой братский привет и призыв Всероссийская организация анархистов подполья!

За короткое время перед глазами человечества прошла ужасающая картина безумия и озверения современных государств, истребляющих человека человеком. Война, небывалая война, на которую пошли все завоевания науки и техники, война, бросившая угнетенных всех стран друг на друга и приведшая всюду к голоду и экономической разрухе.

Этот процесс объединения внутри воюющих стран привел нас к картине обобществления, ограничения прав частной собственности и перехода части прав над производством к общественным органам в Италии, Франции, Англии, Германии и России.

Наконец, перед нами поразительная картина целого ряда революций – ускорения этого процесса обобществления, наиболее яркого в России

За чрезвычайно краткое время Россия пережила переход от самодержавия к буржуазной республике, к социалистическим министерствам говорунов[232]232
  Речь идет о социалистах – министрах Временного правительства.


[Закрыть] и подошла к Октябрьской революции.

Все ужасы самодержавия, всю низость и лицемерие, и бессилие республиканства буржуазии, и предательство министров-социалистов за короткое время изведало русское крестьянство и русский пролетариат.

Ни одна из этих форм не может быть принята угнетаемыми. Возмущенные голодные рабочие и крестьяне совершили октябрьский переворот во имя всеобщего братства народов и свободы.

Увы, кричавшие об этих высших заветах человечества, возмущавшие рабочих против смертной казни, эксплуатации и войны большевики – ныне царствующая самодержавная коммунистическая партия, – воспользовавшись доверием рабочих, захватили всю власть в свои руки, насадили чрезвычаек (охранников), отняли у трудящихся все их завоевания, все фабрики, заводы, земли и расстрелами, голодом, пытками и всеми орудиями полицейского гнета задавили всякое право человека, всякую свободу, всякую независимость. Арестовали, расстреляли и разогнали всех революционеров Октября, превратили Советы и правления производственных союзов в своих лакеев, задушили всякую мысль и, установив рабовладельческий строй, превратили всех в безгласных, бесправных рабов, а сами, завладев фабриками и заводами, хлебом и всем, чем владела буржуазия и чем можно владеть, стали неограниченно властвовать.

Никогда еще буржуазия, помещики, бюрократы и военщина не обладали такой беззастенчивостью в угнетении всех остальных, и никогда они не имели наглости прикрывать свое угнетение именем попранной рабоче-крестьянской массы. И никогда еще не было такой противоположности угнетателей и угнетенных, как теперь!

Так раз и навсегда была самой жизнью опровергнута теория Маркса и идея государственного социализма.

Процесс обобществления и централизации всего в одних руках произошел в первую очередь в стране наименее развитого капитализма и в силу обеднения страны, а не так, как говорил Маркс.

А диктатура пролетариата оказалась не больше как способ наиболее беззастенчивого издевательства над правами человека и угнетенных.

Надеяться, что новые объединенные помещики, фабриканты, бюрократы, военные диктаторы – господа комиссары вдруг окажутся филантропами и перестанут угнетать и эксплуатировать трудящихся,? это гораздо более наивная и бесплодная утопия, чем мечта Сен-Симона, Фурье и т. д. убедить буржуазию перестать быть эксплуататорами.

Так окончательно вскрылся обман всякой власти и всякого государственного социализма в XX веке – обман, обнаружившийся и раньше во всех революционных движениях.

Власть – не только орган угнетения, но самая основная причина экономического гнета, сама рождает из себя и содержит в себе эксплуататоров.

И вот перед угнетенными России, перед угнетенными всех стран, освобождающимися окончательно от обмана власти, стоит задача новой мировой революции во имя безвластного и внеклассового общества, о котором мечтали все лучшие люди революции, идущие не путем захвата власти и диктатуры, а свержения власти и укрепления безвластия.

Похороны погибших товарищей

И в России на развалинах белогвардейской и красноармейской принудительной армии образуются вольные анархические партизанские отряды.

На севере, на юге, на востоке – всюду образовались они, и всюду веет идея безвластного общества.

Мы, Всероссийская организация анархистов подполья, толкаемые всеобщим возмущением угнетенных России, вступаем решительно на путь борьбы за освобождение человечества.

Наши главные задачи заключаются:

– в организации нового безвластного общества,

? в помощи всем угнетенным всего земного шара в деле освобождения от власти капитала и государства и

– в создании мировой конфедерации труда и развития. Окруженное со всех сторон государственниками, белыми и красными, безвластное освободительное движение победит, когда все угнетенные сольют все свои усилия в одно целое.

Перед объединением угнетенных ничто не может устоять.

Вперед же, товарищи, руку друг другу, и мы победим!

Долой всякую власть – источник угнетений!

Долой ложь государственного социализма, диктатуры пролетариата и других диктатур!

Долой смертную казнь, физическое насилие государства и все формы гнета!

Долой гнет капитала!

Все для всех на равных правах.

Все богатства и блага, находящиеся в распоряжении человечества, для всех на одинаковых основаниях.

Пусть будет каждый обеспечен средствами производства, насколько он умеет их производительно использовать, независимо от других или совместно с другими, по его воле.

Всякому трудоспособному наилучшие условия труда.

Всякому наилучшие условия развития и обеспечения на время образования.

Всякому нетрудоспособному обеспечение прожиточным минимумом и независимость.

Долой буржуазную ложь и ложь государственных социалистов о свободе, равенстве и братстве.

Всякий только тогда свободен, когда может быть обеспечен вне договора с обществом, и тогда, когда свободно заключает договор.

Долой принудительные группировки государства: коммуны, школы, казармы, принудительные армии и т. д.

Да здравствуют вольные, договорные отношения независимых личностей!

Да здравствует свободная инициатива в строительстве жизни!

Да здравствует действительная возможность проявлять себя устным и печатным словом!

Пусть каждый выберет себе форму ко всем отношениям и свое общество.

Да здравствуют федерации всех грудящихся: 1) транспортников, 2) почт и телеграфа, 3) сельскою хозяйства, 4) добывающей и обрабатывающей промышленности, 5) работников снабжения, 6) вольных партизан и 7) федерация развития науки, искусств и образования.

Да здравствует их вольная конфедерация!

Пусть все средства производства поступят в распоряжение федераций, их обслуживающих: железные дороги – железнодорожникам, земля – обрабатывающим землю и т. д.

Долой все комиссариаты и министерства!

Долой все органы власти, неспособные организовать производство! Долой наемничество и ложь выборного начала!

Нам бесполезны властнические Советы, правления и комитеты.

Все сделают сами рабочие федерации.

Да здравствует единое, свободное, вневластное человечество и свободный, обеспеченный трудом человек!

Да здравствуют местные и мировые вольные конфедерации труда и развития.

Вперед, товарищи! На бунт, на борьбу!

Зажигайте всюду пожарища новой революции!

Да здравствует мировое объединение всех угнетенных против всех угнетателей!

Да здравствует Всероссийская конфедерация труда!

Долой Совнарком с комиссариатами!

Да здравствует анархия!

Всероссийская организация анархистов подполья».

Вот как толкуют наши ребята. В комментарии и полемику вчо-дить мы не будем. Обратимся теперь к их делам и на основании их собственных показаний постараемся уяснить себе их подлинный политический лик.

III. СЛЕДСТВЕННЫЙ МАТЕРИАЛ ПО ДЕЛУ АНАРХИСТОВ ПОДПОЛЬЯ

После акта в Леонтьевском переулке, как мы уже видели, шайка в 25–30 лиц устами своих коноводов – агентов штаба Махно – задорно восклицала: «Посмотрим, кто кого распорет!»

Сейчас же после «акта» за них взялась МЧК, и теперь уже не приходится говорить о том, кто кого распорол.

Главные вдохновители и организаторы контрреволюционеров разбираемого толка – Казимир Ковалевич и Петр Соболев ? погибли при аресте. Оба они отстреливались из револьверов и бросили по бомбе. Наши товарищи из МЧК счастливо отделались лишь легкими поранениями.

Далее, на даче в Краскове, которая ими самими была взорвана, когда была оцеплена нашими, погибли: 1) Яша Глагзон, 2) Вася Азов (Азаров), 3) Митя Хорьков, 5) Захар (Хромой), 6) некто по имени Мина и 7) Таня (Дедикова). Находился на даче также Барановский, но успел уйти до взрыва и был арестован в засаде.

Расстреляны по постановлению МЧК 8 человек: 1) Гречаников, 2) Цинципер, 3) Барановский, 4) Домбровский, 5) Восходов, 6) Николаев, 7) Исаев и 8) Хлебныйский.

Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов – вещали воины черного знамени.

Теперь можно сказать, что МЧК ликвидировала их осиные гнезда не только в Москве, но и в провинции.

Следственный материал дает ясную картину о происхождении «честной» компании, организации и художествах. Многочисленные экспроприации в Москве и провинции, иначе говоря, ограбление народных денег советских учреждений, – самая обыкновенная уголовщина. Любопытно, что все это проделывалось не без участия эсеров-максималистов[233]233
  Эсеры-максималисты – группа, выделившаяся в 1904 году из партии эсеров и образовавшая в 1906 году «Союз социалистов-революционеров максималистов». Настаивали на осуществлении эсеровской программы-максимум (отсюда название организации): одновременная социализация как земли, так и промышленности. Основными методами революционной борьбы считали индивидуальный террор и экспроприации. После победы Октябрьской революции входили в Советы, но отрицали диктатуру пролетариата, необходимость централизации управления экономикой и рабочий контроль. В 1918–1919 годах эсеры-максималисты принимали участие в организации антисоветских восстаний, забастовок, экспроприации.


[Закрыть] и левых эсеров. Меньшевик пришел им на подмогу в высококультурном их деле печатания прокламашек. А левый эсер Черепанов был одним из главных руководителей взрыва в Леонтьевском переулке, где прежде помещались ЦК и МК левых эсеров, благодаря чему Черепанову известны все ходы и выходы в этом доме.[234]234
  Д. А. Черепанов был одним из руководителей мятежа левых эсеров в июле 1918 года в Москве. После разгрома мятежа скрылся В 1919 году вступил в связь с анархистами подполья, получил от них деньги на подготовку террористического акта.


[Закрыть]

Из сотни обещанных художеств очередное подготовлялось ко дню второй годовщины Советской власти[235]235
  См. Известия № 293 (845) от 28 декабря 1919 года, № 1 от 1 января 1920 года «О раскрытии заговора анархистов подполья» (отчет МЧК). В этот день анархисты намеревались совершить взрывы на Красной площади и в других местах Москвы.


[Закрыть]. Но к этому времени они уже погибли, «аки обры».

1.

Сегодня в четыре часа пополудни я был арестован по Большой Александровской ул.,[236]236
  Ныне Б. Калитниковская улица.


[Закрыть] в д. 22, куда я зашел к некоему Саше,[237]237
  А. Г. Восходов.


[Закрыть] где надеялся узнать адрес моего брата Афанасия. К Саше я пришел со своим знакомым Филей, которого я сегодня встретил случайно недалеко от Курского вокзала.

Адрес Саши указал мне еще в Харькове Володя Малютин, не называя фамилии Саши. Фамилии Фили я тоже не знаю. Из взятых моих документов признаю подложными: 1) Союза матросов и солдат г. Севастополя от 9 июня с. г. № 713, 2) Ячейки «ЕРО» от 18 июня с. г. за № 118, 3) удостоверение Союза матросов и солдат г. Севастополя и 4) членский билет № 786 Всероссийского профессионального союза коммерческих служащих и рабочих Московско-Курской, Нижегородской, Муромской и Окружной ж. д.

3 ноября 1919 года Михаил Васильевич Тямин

Казимир Ковалевич

Петр Соболев

Приехал в Москву из Харькова приблизительно два месяца назад. Приехал к брату найти заработок. По приезде я зашел прямо с вокзала на Арбат, 30. Этот адрес дал мне Бжостек в Харькове. На Арбате я встретился с Казимиром (Ковалевичем), с которым я был знаком с Харькова. Он мне устроил на Арбате свидание с моим братом Михаилом. Я ходил получить работу на бирже труда, но документов и аттестатов о прежней работе не имел и поэтому работы получить не мог. Тогда Ковалевич предложил мне работать в одной организации анархистов по связи с рабочими. Я вынужден был согласиться. Тогда он мне дал адреса рабочих, по которым я разносил даваемую мне литературу. Каждый раз Ковалевич мне давал удостоверение приблизительно такого содержания: «Окажите содействие. К. Ковалевич». В московскую организацию анархистов подполья входило всего приблизительно человек 20–25. Основание ее заложено Ковалевичем, приехавшим вместе с 20-ю другими (в этом числе были человек 12 латышей) с юга после гого, как Махно разорвал с большевиками. Организация была построена таким образом: 1) литературная группа, в которую входили Ковалевич, Марков (он сейчас уехал, не знаю куда) и другие, имен которых не знаю; 2) боевая группа, в которую входили Соболев, Гречаников Михаил, Барановский, Петр (из Нижнего, фамилии не знаю)[238]238
  П. Шестеркин.


[Закрыть] и другие, имен которых не знаю; 3) типография, в ней работали Хиля Цинципер, Митя (из Брянска, фамилии не знаю), Паша (из Союза молодежи, был арестован МЧК на съезде, фамилии его не знаю); 4) адские машины изготовлял Азов один на даче, там жила его женщина.

Дача в Краскове после взрыва

Литературная группа обслуживала статьями газету «Анархия», и члены ее писали листки. В задачи боевой группы входило устройство экспроприации (в Народном банке на Дмитровке, в Народном банке на Серпуховской площади[239]239
  Ныне Добрынинская площадь.


[Закрыть]), организация и выполнение покушений (взрыв на Леонтьевском переулке Московского комитета РКП, участвовали в нем Соболев (руководитель), Барановский, Гречаников, еще трое, фамилий которых не знаю); организация покушений была поставлена очень конспиративно, и во все время не знал, какие покушения они еще готовились предпринять, знал только, что они что-то готовят к Октябрьской годовщине, об этом они часто говорили.

Взрыв на Леонтьевском был ими решен внезапно по предложению одного левого эсера, который пришел на Арбат, 30, часа в 3 того же дня, в который произошел взрыв. Ковалевич мне передавал, что этот левый эсер тогда же и предложил устроить взрыв Московского комитета.

Вообще анархисты подполья имели тесную связь с организацией левых эсеров через Ковалевича. Этого эсера я узнаю, если мне его покажут. Боевики также разбрасывали литературу по улицам. Бомбы и материал для адских машин привозили из Брянска (Бежицы). Хозяйка квартиры на Арбате, 30, знала, что живут у нее анархисты, но об их работе она не знала ничего. Платил ей Ковалевич очень хорошо. Жил там одно время Вася Азов, затем с месяц тому назад переехал на дачу, жили Таня Дедикова и я. Меня о засаде предупредил Цинципер, тогда я стал ночевать у Натальи Ивановны Сыровеж, дом № 7 по Второй Мещанской ул.[240]240
  Ныне улица Гиляровского.


[Закрыть] Это моя тетка, человек совершенно непричастный к делу. Литературу я передавал только в три места: 1) в обозную мастерскую около Донского монастыря, Морозову (его вызывал в контору), 2) на Рогожскую станцию Курской ж. д. в склад товаров Степанову и 3) на Курский вокзал, (в) паровозное депо, Яковлеву (старик туда ходил вместе с Ковалевичем) вместо Дормидонтова, которого не было, уехал за хлебом. Расшифровка адресов № 1 была на особом листе. Адреса № 2 не знаю, иногородние. Ковалевич был особенно озабочен подысканием квартир и рабочих, могущих распространять литературу. Но почти везде он получал отказ. Из-за недостатка квартир они принуждены были переехать на дачи. Дачи были две, на одной была типография, на другой изготовляли адские машины. Может быть, и то и другое было на одной из дач. Лев Черный иногда заходил на Арбат. Он в организацию не входил и все время резко спорил с Ковалевичем, абсолютно отрицая методы, которые применяли анархисты подполья. Живет Лев Черный на Зацепе, дома и квартиры не знаю. Печати и бланки они хранят на даче. Билет партийный Рассказовской организации Ковалевич получил, как он рассказывал, от легальных анархистов. Шура в Рассказове – моя знакомая еще с Харькова. С ней не виделся года два, к анархистам она не имеет никакого отношения.

Михаил Тямин.

Где находится Михаил Тямин, я не знаю. Он, если не ошибаюсь, обслуживает связи с рабочими,

Афанасии Тямин

Ввиду потери своего документа я взял часть документов брата и по ним жил. Часть же документов на Михаила Тямина мои личные, как-то: из штаба Бакинского военкома и др. Причина та, что не любил своего имени Афанасий и переименовал сам себя в Михаила.

Афанасий Тямин

Дополнительно показываю:

В 1 —м Троицком переулке, в доме № 5, во дворе, 1 —й этаж, живет Шурка-боевик. Кроме него может еще быть Дядя Ваня.[241]241
  Дядя Ваня, Батька, Ваня – анархист Л. Хлебныйский. Настоящее имя – И. Л. Приходько.


[Закрыть] Брать надо осторожно, ибо возможно вооруженное сопротивление. Адрес этот я получил от Ковалевича на случай провала наших постоянных конспиративных квартир. Затем в доме Бахрушина на Тверской ул.,[242]242
  Ныне улица Горького.


[Закрыть] ход с переулка, часто собираются анархисты подполья. Там живет боевик Сашка под фамилией Розанов. К нему могут зайти и Барановский и Соболев. Типография, а может быть, и адские машины находятся на даче в Краснове по Казанской ж. д. Эту дачу дал подпольникам некто Педевич, служащий Продпути (у Ильинских ворот). Вероятно, на даче есть Таня (жила на Арбате, 30, 58), затем наборщики Паша, Митя, может быть, Соболев, Азов, Барановский. Прислуживает на даче девушка, которая не связана совершенно с подпольниками и находится лишь в услужении. Знаю еще, что Ковалевич, по его словам, был тесно связан с левым эсером Крушинским. Живет он на Арбате, в кв. Корневой бывал часто. Он высокого роста, плотный, волосы русые, борода окладистая, лет 36-ти.

Афанасий Тямин

2.

Тов. Манцев(Тов. Манцев[243]243
  Манцев В. Н (1889–1938) – советский государственный деятель. Член КПСС с 1906 года. Участник революции 1905–1907 годов, подвергался репрессиям царского правительства. В 1917–1918 годах – член Московского областного бюро ЦК партии большевиков. С сентября 1918 года работал в органах ВЧК. С декабря – заместитель председателя Московской ЧК (Ф. Э. Дзержинского), заведующий ее следственным отделом. С конца 1919 года – начальник Центрального управления чрезвычайных комиссий (ЦУПРЧРЕЗКОМ) при СНК Украины. С июля 1920 года – член коллегии ВЧК, с августа – начальник особых отделов Юго-Западного и Южного фронтов, начальник тыла Южного фронта. В 1921–1923 годах – председатель Всеукраинской ЧК, председатель ГПУ Украины. Одновременно с марта 1922 года – нарком внутренних дел УССР. С августа 1923 года – член коллегии Наркомата РКИ. С октября 1923 года – член коллегии ГПУ. Член ЦИК СССР. Незаконно репрессирован в 1939 году, реабилитирован.


[Закрыть] – бывший председатель МЧК, который вел дело анархистов подполья.), почему вы не хотите предоставить мне свободный проход через ворота комиссии, то есть дать мне пропуск? Вы опираетесь на тот факт, что несвоевременным моим освобождением я могу повредить самому себе, то есть дать некоторые основания к подозрению. Некоторым лицам из числа легальных анархистов и нелегальных левых эсеров – это далеко не так. Никакого подозрения у них возникнуть не может, и если бы я думал, что таковые подозрения возможны, то поверьте, что я не просил бы вас об освобождении. Второе ваше предположение, что меня могут видеть входящим или выходящим из здания ЧК, также маловероятно по той причине, что я буду сторожем в своих посещениях ЧК.

Третье ваше предположение, что своим посещением квартиры левого эсера я могу внести некоторое подозрение (тем более что узнать там что-либо определенное навряд ли удастся), весьма вероятно, и поэтому я до приезда Розанова нахожу необходимым от всяких посещений куда бы то ни было отказаться, так что все ваши предположения неосновательны. Но у вас, мне кажется, имеется еще одно, четвертое, предположение, которое менее всего вероятно, но которого вы, не знаю почему, не хотите высказать. Четвертое предположение то, что, пользуясь свободой, я могу предупредить левых эсеров и до приезда Розанова они могут скрыться. Вот это-то предположение для меня важнее всего. Для вас это предположение является ни более ни менее как тормозом к удовлетворению моей просьбы. Для меня же это гораздо больше: оно говорит мне о многом, оно показывает мне совершенно другие стороны в жизни людей, а в частности и в тех допросах, которым подвергаюсь я. Для вас – это «исполнение служебных обязанностей», формалистика, не более. Для меня это вскрывает совершенно иные области в жизни человека, показывает, до какой низкой степени опустился нравственный уровень человечества.

Становится больно, поймите же. Нестерпимо больно за незаслуженную пощечину. Больно за то, что, подходя к людям с чистыми чувствами, с чистой юношеской, наивной верой, ты замечаешь, что все эти искренние молодые порывы бессмысленно и жестоко забрасываются грязью, оскорбляются ни на чем не основанными подозрениями и отсутствием доверия там, где оно должно быть. Для вас все мои показания ни более ни менее как «шкурный вопрос», для меня они вызваны не жаждой жизни, а сознанием всей важности переживаемого революционного момента и жаждой революционной творческой работы. Вы, наверное, поставите себе вопрос: где же было мое сознание в тот момент, когда я работал с ними? Оно было со мной, и работа с ними была вызвана желанием что-нибудь делать. Несмотря на те глубокие разногласия, которые существовали у меня с их методами борьбы, я все-таки работал потому, что не мог отдаться спокойному созерцанию борьбы двух миров: мира отжившего, мира кровавой вакханалии и опричнины, и мира нарождающегося, мира свободной яркой мечты действительности, мира социалистического. Тем более что в их действиях я не видел ничего контрреволюционного, за исключением «акта», которого ни я, ни они впоследствии не оправдывали. И, если не ошибаюсь, я уже писал вам о тех некоторых порывах, с доносом на имя которых у меня не один раз появлялись. С доносом не для того, конечно, чтобы их расстреляли, а для того, чтобы на время гражданской войны их изолировали от общества. Ибо они все-таки были революционеры, они будировали мысль общества, они не давали массам уснуть, отдаться апатии, и каждым своим словом (листовкой) они пробуждали, толкали вперед человеческую мысль. Здесь нет места контрреволюции. Ведь для каждого сознательного человека ясно, что в общем итоге их листки ничего не давали массам и все их призывы и лозунги были не более как разгоряченным бредом их фантазии. Ведь они видели индифферентность масс, они больше, чем кто-либо, не верили в возможность восстания, им больше удовольствия доставляло (как они выражались) «бесить большевиков», чувствовать, что они неуловимы, что даже ВЧК не знает ничего об их местопребывании. Но, тов. Манцев, они ли виноваты в том, что им пришлось сталкиваться и жить в условиях, толкнувших их на этот путь, на путь бессмысленного и бессильного возмущения против действий большевиков? Виноваты ли они, что среди членов РКП (б) есть люди, занимающие ответственные посты, далеко не революционеры, которые своими действиями толкают всех честных людей или вправо, или влево, или к пошлой обыденной жизни мещан. Для революционера путь один – влево, и они пошли. До этого большинство из них работало рука об руку с большевиками. Вы спросите, почему они ушли от партии, видя в ней людей далеко не революционных; трудно сказать, но мне кажется, потому, что люди они все с горячими темпераментами, не привыкшие ни к каким критическим анализам, привыкшие в действиях одного видеть действие всех. И отчасти потому, что были оторваны от внутренней организации и жизни ваших учреждений. Видите ли, прочитав данные вами мне журналы «Красный пахарь»,[244]244
  «Красный пахарь» – иллюстрированный журнал. Издание Народного комиссариата земледелия. Издавался в мае 1919 – сентябре 1920 гг. Вышло 10 номеров.


[Закрыть] я совершенно другую кapтину увидел, я знал, что, несмотря на все трудности переживаемого момента гражданской войны, партией большевиков очень много сделано в смысле организации народного хозяйства и правильной постановки советских учреждений; те факты дали мне гораздо больше, нежели какая-либо агитация. Из них я узнал, что партия большевиков многое сделала, что она взяла довольно правильный путь к достижению намеченной цели. И в этот день я ясно и определенно поставил себе вопрос: революция или контрреволюция, прогресс или регресс действия большевиков? И ответил: революция. А если так, то всякие другие действия, каким бы именем они ни прикрывались, под каким бы флагом идеи они ни проходили, есть преступление по отношению к революции. И вот тут-то, сидя в руках с «Красным пахарем», я сказал себе: я с революцией, с партией большевиков за укрепление завоеваний и за организацию экономической жизни страны. В организационном смысле трудовой народ в лице РКП найдет незаменимого честного работника в моем лице.

Потом столкнулся я с жизнью. Увидел Брянскую ЧК, Тульскую, и стало больно: везде видишь не революционеров дела, а жалких карьеристов, которым свое положение в партии важнее всякого дела, а в Брянской ТЧК[245]245
  Транспортная ЧК


[Закрыть] находятся люди, не только ничего общего не имеющие с революцией, а даже и не знакомые с целями и путями революции, просто хулиганы.

И вот когда видишь, что сильные, смелые люди, способные на высокие поступки и сильные переживания, идут по неправильному пути в своих чувствах и стремлениях, желающие и стремящиеся к полному торжеству революции, но в своих действиях бессознательно способствуют гибели революции и торжеству темной реакции, как неудержимо хочется крикнуть им: «Остановитесь, безумцы! Что вы делаете? Одумайтесь!»

Да, больно видеть такой факт и еще больнее, почти невозможно примириться с таковым явлением. Но вдвойне больнее уничтожать таких людей или видеть их геройскую, но бессмысленную смерть от рук революционеров. И способствовать, помогать этому ничто не в силах заставить, всякие шкурные интересы отпадают сами собой. И только вернувшееся сознание, только желание торжества революции, только сознание своих ложных путей, по которым следовали мы, заставляет исправить свою ошибку и показать точно, как все дело протекало. Показать не для того, чтобы вы всех расстреляли, а для того, чтобы выяснить те пути, то заблуждение, по которому шла организация. И поставить перед вами, революционерами, вопрос: за что погибли одни и держатся другие под арестом? За контрреволюцию? Ее не было. За преступление? Его тоже не было. Было заблуждение, была ошибка, была оторванность от жизни и работы партии большевиков. Судите же за ошибки, за заблуждение, не приписывая им контрреволюционных дел. Для них революция была так же дорога, как и вам. Все мысли их были вечно заняты борьбой за революцию, за счастье народа. Даже и сейчас, возможно, перед своей смертью они останутся честными революционерами. Они вам не дадут честного слова, которого они бы не исполнили, ибо это идет вразрез с их человеческими убеждениями, даже ценой своей жизни они не продадут честного слова. Но, судя их за ошибки, не забудьте, тов. Манцев, принять во внимание то, что эти ошибки порождены вами же или, вернее, условиями: «акт» был также порождением провокационных сведений, будто бы должен был обсуждаться вопрос о репрессивных мерах по отношению к рабочим и о введении в Москве осадного положения. Вся работа была сплошным заблуждением, но… однако, я немного отвлекся, простите.

Так вот, тов. Манцев, обидно, когда приходится быть одураченным, когда на тебя смотрят, как на дойную корову, которую под каким-то страхом думают использовать, выдоить у тебя необходимые им сведения. И совершенно не верят, что все эти сведения даются не благодаря давлению замка, под которым находишься, а под влиянием иных впечатлений и той веры, с которой относишься к людям. Хорошо: я вам дам необходимые сведения. Но если вы боитесь открыть свои ворота для свободного хождения, то я верю, что на 3–5 дней вы меня отпустите из комиссии под честное слово, что я не убегу и никого из работников левых эсеров посещать не буду. Если вы мне верите, то я надеюсь в пятницу, 28 ноября, быть свободным до определенного вами срока.

Мне необходимо получить белье, сходить в баню, все эти дни я буду находиться у своей тетки.

Вот все, что я могу предложить вам. С приветом NN.

Могу сделать и еще одно предложение. Пусть оно не покажется вам ужасным или бессмысленным. Оно заключается в следующем:

Отпустите некоторых арестованных на свободу под честное их слово, что они будут работать с вами. Пусть не агитация, а сами факты, сами действия говорят за вас. Агитация не достигает цели, она слаба, между тем как действия дают многое.

Что вам или революции в смерти или в уничтожении каких-нибудь 6–8 человек, заблудившихся революционеров или не знающих еще жизни молодых голов? Ничто! Что достигнете вы расстрелом этих 6–8 человек? Уничтожите опасность? Ее и так не будет, если они дадут слово. Удовлетворите чувство мести за «акт»? Но ведь они раньше ареста раскаялись в своем поступке. Это была, правда, тяжелая, но смелая ошибка – ошибка революционеров по отношению к революционерам. Здесь не должно быть чувства мести за экспроприацию. Ведь все те деньги шли на работу для революции. Пусть это заблуждение, но они же так думали, они этим жили. Я вам указывал на факт с Соболевым, когда он из несколько сот тысячной суммы пожалел отдать за штаны 1000 рублей, которые ему были необходимы. Да неужели же эти несчастные деньги должны иметь какую-либо цену для революции? Неужели они дороже той работы, которую могут сделать эти люди, будучи освобождены? Вы поймите же, какое громадное моральное значение будет иметь этот акт освобождения в глазах рабочих, красноармейцев и тех же махновцев, ведь всякий расстрел кого бы то ни было действует разлагающим образом. А расстрел революционеров или рабочих тем более. Вы соприкоснитесь с массой красноармейцев или рабочих, и вы увидите, какой нездоровый для революции след оставляет весть о расстрелах – в их ушах, в их чувствах – и, наоборот, какой здоровой струей входит в их сердце весть о помиловании (как наблюдалось, например, при помиловании Миронова[246]246
  В августе 1919 года командир формировавшегося Донского казачьего кавалерийского корпуса Ф. К. Миронов отказался выполнить приказ РВС Республики и вопреки запрещению командования направил подчиненные ему части на фронт для борьбы с белогвардцейцами. Войска Миронова были окружены и разоружены, а он сам в октябре был приговорен Ревтрибуналом к расстрелу. ВЦИК, учитывая боевые заслуги Миронова, помиловал его. Вскоре обвинение в контрреволюционном мятеже было снято с Миронова. В сентябре – декабре 1920 года он командовал 2-й Конной армией. В 1921 году на основании ложных обвинений Миронов был арестован. Скончался во время следствия. Впоследствии реабилитирован.


[Закрыть]). Так что уничтожение 6–8 человек не достигнет цели и для революции, для ее торжества ничего не даст, кроме лишних бессмысленных кровавых страниц, вписанных в историю великой революционной борьбы пролетариата, да антиморального разложения в массе рабочих и красноармейцев. Между тем как сохранение их жизней, предоставление им свободы внесет здоровый, оздоровляющий дух в среду трудящихся, послужит наилучшей агитацией для всех людей. И для революции даст незаменимый честный и необходимый ей революционно-творческий элемент. Такие работники, тов. Манцев, в нашем поколении исчисляются десятками, может быть, они нужны революции, они полезны ей, они ведут ее к полному торжеству. Незаменимы они будут и как «боевики», и как здоровый честный элемент, как «организаторы» экономической жизни и как работники в тылу неприятеля и на фронте. Дайте некоторым из них организацию какой-либо отрасли нашей жизни, и вы будете поражены теми результатами их работы – все это творческий элемент.

Итак, их освобождением вы получите незаменимых работников, революция получит новых борцов этим актом освобождения, вы вернете их на правильный путь, по которому первое время они шли; сохраните несколько молодых жизней, внесете здоровую струю в фабрично-заводскую и казарменную и фронтовую жизнь, не говоря о махновцах, которым этот акт даст новую мысль, новое понятие о партии большевиков.

Дать честное слово и не исполнить его они не могут. Но даже если и так, если даже они не пойдут по новому пути, а пойдут по старому, то у вас будет всегда иметься возможность арестовать их. Все сведения об их планах, работе и местопребывании вами будут получаться. Но это не может случиться, им смерть не страшна, и ценою честного слова они не купят жизни, если остались при своих взглядах.

Самый революционно-творческий элемент: М. Гречаников, Цинципер, Барановский, Восходов, Петя.[247]247
  П. Шестеркин.


[Закрыть] Эти пять человек для революции будут стоить дороже сотни революционных карьеристов. А Деникину обойдутся в несколько десятков взрывов и убийств золотопогонников.

3. ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Февральская революция застает меня за работой в типографии «Печатник» и впервые пробуждает меня к жизни (до этого я был занят всецело сам собой, самообразованием). Все свободное время, начиная с первых дней революции, было отдано на организацию рабочих клубов, библиотек и т. д. вплоть до Октябрьской революции, когда я бросил работу и пошел на фронт, на борьбу с юнкерами на Дону. Одно время работал с Антоновым в полевой контрразведке, потом перешел в отряд Петрова, с которым работал вплоть до июля 1918 года, когда я был арестован в Баку англичанами и впоследствии расстрелян. В это-то время своих молодых, безудержных порывов я и познакомился со многими анархистами и левыми эсерами, которых в то время особенно было много на всех фронтах, в том числе и в штабе Антонова и в штабе Петрова.