Электронная библиотека » А. Веста » » онлайн чтение - страница 13

Текст книги "Хазарская охота"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 19:45


Автор книги: А. Веста


Жанр: Исторические детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Свиток тринадцатый
Прыжок барса

Хазарский каганат… Ни стены и ни рвы

Тебя не защитят. Приблизилась расправа.

На стягах алых царственные львы.

Встает заря, роскошна и кровава.

Мы – златокудрая дружина Святослава,

Ты чуешь, каганат?

Мы двинулись «на вы»!

С. Яшин

965 год от Рождества Христова

Черные хазары верили в чудеса. Именно они распустили слух, что на крыше дворца малика Иосифа сидит золотой петух. Он умеет хлопать крыльями и кричать не хуже муэдзина. Всякий раз перед вражеским набегом или ответным военным походом птица поворачивалась в ту сторону, кукарекала и хлопала крыльями.

В новый год, который хазары отмечали весной вместе с появлением новой травы, случилось неожиданное: птица трижды прокричала на север. Новый год ознаменовался грозными вестями. Предупреждение «Иду на вы!» прислал Святослав, каган русов, и по слухам уже двинулся на юг, увлекая с собою союзные племена. Стремительно, как барс, настигал он добычу и исчезал, как тень, оставив молчаливые дымящиеся развалины селений, где некому было даже оплакать мертвецов. И было ему дано прозвище – Барс. Новый год у степняков был назван Годом Барса, и в этом имени звучало дурное предзнаменование!

Как всякий правоверный иудей, малик Иосиф был избавлен от вредных суеверий. Так, согласно третьей книге священной Торы, прокляты от века всякие гадатели и звездочеты, и волхвы, гадающие по блюду, и льющие воск, и смотрящие в зеркала из черного обсидиана. Но тем не менее придворным мудрецам было разрешено делать расчеты и составлять карты событий, а также искать соответствия у пророков и учителей прошлых веков. И мудрецы, развернув священные свитки, предрекли Иосифу скорую победу:

– Несется конница, сверкает меч, и копья блестят, и убитых множество, и груды трупов и нет конца трупам, спотыкаются кони о трупы их… и даже младенцы их разбиты на перекрестках всех улиц. Празднуй, Иудея, праздники твои! – эти слова из Книги Пророков успокоили малика.

Разведчики доложили, что войско русов не превышает десять тысяч воинов. Царь хазар призвал на службу двенадцать тысяч наемников. Малик не скупился на жалованье, и на военном дворе всегда было тесно от бездомных вояк, стоявших в очереди на место в его войске. Если один из них погибал, его место сейчас же занимал другой.

Войско торопливо покинуло Итиль и двинулось в задонские степи, чтобы там подстеречь прыжок Барса и разбить его на дальних подступах к хазарской столице. Семь тысяч воинов скакали вместе с царем, вооруженные луками и щитами, в шлемах и кольчугах. Другие были с пиками, вооруженные как мусульмане. Вместе с хазарами шли булгары и буртасы. Еще пять тысяч наемников остались охранять Итиль.

Хазарское войско встало лагерем, выслало отряды разведчиков и выставило посты. Золотую вещую птицу поместили в шатер малика и стали с тревогой ждать вестей.


Всю зиму ладили русы речные суда, и весной, едва тронулся лед на Оке и потянулись на север гусиные караваны, множество воинов храбрых, в боях закаленных, двинулись на юг со Святославом. Кольчужники шли на ладьях; конные скакали берегом, и хоть говорили про русов, что они неважные конники, но крепко сидело в седлах молодое поволье. В открытых схватках, в степи, они всегда одолевали печенегов, но не умели догнать их на своих небольших лохматых коньках. У печенегов же были кони хороших донских пород с блестящей шерстью, с белыми хвостами и гривами.

Посреди флотилии на красной княжьей ладье плыла Пребрана. Радим скакал правым берегом Расы и охранял проход лодий от печенегов и булгар. Лишь по ночам, у дружинных костров, встречались Радим и Пребрана, и Берегиня грезила о сыне, оставленном в Итиле. Радим так и вовсе ни разу не видел сына и редко думал о нем, опаленный жаждой будущей битвы.

Широка Рас-река в нижнем течении, неукротимая сила несет ее волны в море Хвалынское. Еще один дневной переход, и широко расплещется Русь, и как река напоит собою моря и океаны. И уже не жажда добычи, ни зов новых земель, а иная жажда и иной зов толкают струги и несут их к морю. Сила, которую не пережечь, и жажда, которую не утолить, наполняют холстинные паруса, и русские боги споспешествуют этой жажде и силе.

Русы спустились на ладьях в тыл хазарским войскам. Часть ладей спустилась ниже, и Итиль оказался заперт в ловушке, и не было окруженному городу надежды на спасение.

На рассвете устье Итиля заполнилось золотистыми стругами. Ладей было так много, что можно было посуху перейти с одного острова на другой, переступая с ладьи на ладью. С победным ревом войско устремились на город. Глиняные стены Итиля дрогнули под ударами таранов и рассыпались на обломки. Сквозь провалы карабкались обнаженные по пояс люди, с короткими мечами и стальными секирами. Искаженные яростью, они бросались на приступ. Наемный гарнизон предпочел бегство славной гибели, бросив горожан на верную смерть.

Свиток четырнадцатый
Священное животное

Небо молнией расколото,

Гневом Северных Богов.

Кровь восстала против золота,

И мятеж ее суров.

С. Яшин

Итиль. Дворец Великого Кагана

О нет, Великий Каган не был всевластным правителем своей страны и даже своего двора. Страной правил малик Иосиф, а в башне кагана правили две царицы – Тишина и Вечная Ночь. Стены башни были многослойными и напоминали осиное гнездо. Ни ветер, ни дождь, ни град не могли поколебать священной тишины его заточения.

Когда-то каганы носили звучные имена, от их звука падали знамена неприятеля и сердца подданных кагана трепетали, как рыбы на отмели. Последний каган не имел имени. Вернее оно было, но хранилось в глубокой тайне. Четыре буквы этого имени, выгравированные на жемчужинах, были запечатаны в ларец из слоновой кости и похоронены на песчаном дне Итиля.

Он родился среди «царских детей» и от рождения не показывал своего лица солнцу, и сам не видел солнечного света. Народу говорили, что благоуханная стопа кагана ни разу не касалась земли, чтобы не расплескать божественную силу. Священной плоти кагана никогда не касался металл. Даже необходимое обрезание было произведено каменным ножом. Волосы не стригли, чтобы не убавлять его сверхчеловеческое могущество, и через сорок лет заточения они превращались в войлочный плащ, в недрах которого копошилось множество насекомых. Ногти на руках и ногах загибались наподобие бараньих рогов. Зубы давно выпали, а глаза ослепли. Под ногами кагана шевелился мягкий прах, – все, что осталось от изъеденных молью ковров и былого могущества.

Пищу для кагана подавали через маленькое оконце, куда едва проходила чашка. Все годы заточения его поили молоком и кормили мозгами десяти зверей, дозволенных Писанием, забитых безгласно согласно ритуалу.

Десять чистых животных указано в Писании, трое из них – домашних, находящихся под рукой человека и берущих корм из его рук: вол, овца и коза. И семеро диких, живущих на воле: изюбрь, олень, серна, козерог, сайгак, зубр и лось. Вол преследуем львом, овца – волком, коза – барсом, и повелел Господь: не из преследующих, но из преследуемых приносите жертву.

И каган давно стал этим священным жертвенным животным, не смеющим даже мычать.

Он не знал о мелькании дней, не слышал человеческих голосов. Когда-то очень давно к нему пускали наложниц; они попадали в башню через люк в полу, из чего можно было заключить, что каган живет под самой крышей. Глаза придворных красавиц были плотно завязаны черным шелком, при этом узел повязки опечатан личной печатью малика Иосифа. Лишь одна, несмотря на запрет, прошептала кагану свое имя – Тотогуш, так на языке горных татов называли «попугая» – «говорящую птицу», и с тех пор он тщетно ждал прилета Тотогуш.

Если у наложниц кагана рождались дети, то всех рожденных звали «царские дети» и селили на отдельном острове. Эти дети росли высоко над землей, почти в полной темноте, и первые семь лет питались медом и молоком десяти кормилиц.

В ожидании чашки положенной пищи, каган бесцельно бродил по башне, прислушиваясь, не скрипнет ли задвижка окна. Внезапно стены дрогнули от мощного удара снаружи, с грохотом осыпалась часть стены, и горячий поток ударил в слепые глазницы кагана. Он не знал, что это всего лишь солнечный свет, и в испуге пал ниц, закрывая лицо. Его подняли и поставили на ноги. Сладкий речной ветер ворвался в его легкие. Каган жадно хватал губами воздух, похожий на нежнейшее лакомство. Но горло сдавила крепкая упругая жила. Ноги кагана подкосились, он пытался крикнуть, но жила натянулась как струна, рот пережали чьи-то хищные неумолимые пальцы и лишили дыхания. Когда все было кончено, под язык кагана положили золотую монету, и тело последнего кагана из рода Ашинов было сброшено с высокой башни.

Город-паук, построенный на костях пленников, издыхал в корчах и судороге. Богатейшие склады и фактории по берегам Итиля русы предали огню. Все, что могло гореть, исчезало в неистовом очищающем пламени.

Чтобы умерить гнев нападавших, вышли торговцы с кошницами, полными золота и драгоценностей.

– Возьмите откуп за ваших отцов и братьев, за угнанных в полон сестер, – говорили они. – Но не разрушайте города!

– Русы не носят отмщение в кошельках, – ответил Святослав, и высыпали русы золото купцов и их драгоценности в речную стремнину.

И еще до захода солнца город был сметен военной грозой, словно и впрямь переполнил Итиль чашу терпения Божия. Оставшихся в живых согнали на площадь. Мужчинам завернули руки за спину, связали попарно и повели на пристань.

Чурило зычным голосом останавливал гнев нападавших:

– Вас, полонившие, заклинаю, не подвергайте их казни жестокой! Не убивайте сына перед отцом его, не подвергайте насилию дочерей. Дабы Русская Правда воздала каждому свое!

И Святослав велел прекратить убийства и в знак славной победы отправить на Русь хазарский полон без числа.


День за днем молчала золотая птица. И успокоился малик, слушая донесения о том, что войско русов, сокрушив селения буртасов и волжских булгар, отягченное добычей, готово повернуть обратно на север.

Субботний покой малика Иосифа был нарушен внезапно. Дозорные сообщили, что с юга прискакал запаленный конь с мертвым гонцом. Письмо Тоху-Боху было испачкано кровью:

– …И куда не поглядишь ныне, везде увидишь руса-разрушителя, – писал Тоху-Боху, – С яростью дикого вепря напали они на твой город. Тонет в крови земля обетованная и осквернены Дома Молитвы и Уважения…

– Горе! Скипетр Иуды выпал из наших рук! – воскликнул малик Иосиф, и все, кто слышали это, разорвали на себе одежды в знак траура.

И проклял малик Великим Проклятием реку Расу, ставшую союзницей русов, и горы Каф, что не удержали варваров. И к словам Проклятия добавил:

– Всевышний покарает варваров, покарав их кумиров, и Раса-река потечет кровью с верховьев до устья!

И в бессильной злобе свернул голову золотой птице.


Едва рассыпались глинобитные стены Итиля и русы сокрушительной лавиной ворвались в город, Радим и Пребрана оставили битву и, перегоняя друг друга, поскакали к окраине. Дом Тоху-Боху был пуст и словно выметен смерчем. За пустыми сундуками Пребрана нашла старую служанку-мамку, что ходила за нею и маленьким сыном.

– Где сын мой? Говори! – приступила Пребрана.

– Хозяин забрал его, – пролепетала старуха.

– Где он? Где Тоху?

– Ушел с караваном в Дербент… – махнула рукой служанка.

Всю ночь скакали Радим и Пребрана по горной дороге, но находили только трупы лошадей, павших от усталости. Караван Тоху-Боху растворился в Кафских предгорьях.


Долго гулял Барс по морю Хвалынскому и берегам Сурожа, словно не мог насытиться, потом повернул на север и разгромил Семендер. После штурмом взял Саркел, настоящий бастион на правом берегу Дона. Русы называли его Белой Вежей из-за цвета крепостных стен и башен. Их твердыни были возведены из белых мраморных плит, некогда бывших стенами и колоннадами античных храмов. С востока крепость окружали воды реки, а по суше с юга и запада она была отрезана глубоким рвом и насыпными валами. Внутри крепости укрылось много хазарских евреев, бежавших из Итиля. Они и сыграли плохую службу защитникам Саркела, рассказав о казнях великих, которым подверг Святослав Итиль, и тем сломили дух осажденных. Белая Вежа сдалась на милость победителя, и уцелевшие жители были угнаны в плен.

Многотысячный хазарский полон дошел до Киева. Русы милосердно обращались с рабами. Всякий раб получал статус чади – младшего в семье. О нем заботились, но и присматривали, а спустя несколько лет отпускали на волю. Так, через малый срок, хазарская колонна ушла в Польшу и Венгрию, расселилась по Европе. Другая часть вернулась на юг и смешалась с населением Крыма. От далеких потомков женщин-хазарок и еврейских мужчин берет свое начало община караимов – Людей Писания, исповедующих упрощенный иудаизм. Немало знатных еврейских семей осело на Кавказе, в Грузии и Армении. Они быстро объединились в негласное правительство и даже попытались избрать нового хазарского царя, но безуспешно. Последний Шод – наследный представитель царской расы – Малик Иосиф эмигрировал в Испанию, и его следы затерялись среди еврейской диаспоры.

Остатки торгового Вавилона в дельте Волги смыло весенним паводком, а после занесло песком. Купцы и менялы навсегда покинули Итиль, но черные хазары: ремесленники, ткачи, кузнецы, виноградари и скотоводы вернулись на родное побережье, но были уже не иудеи, а мусульмане. Через сто лет город стал жертвой наводнения, а еще через двести лет хан Батый основал в дельте Волги свою ставку.

Свиток пятнадцатый
Суд Святослава

Склоняли выю греки и хазары

Перед мечом с насечкой черт и рез.

А. Широпаев

967 год

Великая победа пришла в Киев на остриях дружинных мечей. Раздавленный змей издыхал в дельте Рас-реки. Святослав вернул на Русь угнанный хазарами полон и пригнал тысячи новых рабов, но тороватый и коварный Киев затаился в опасениях и не желал жертвовать на новые походы. Даже Ольга не вышла встретить сына и затворила окна от ликующих возгласов горожан. Позабыты были прежняя ласка и долгие беседы между матерью и сыном, словно по княжьему терему провели плугом кривую межу. День ото дня росла межа: вот-вот превратится суглинистый ров в поросшие полынью Змиевы Валы, а то и в каменистые горы Карпенские.

Крещеные бояры объединились вокруг княгини, косо смотрели они на князя язычника и тайно молились о его погибели. В тщетной мечте о былом единстве приказал Святослав сокрушить в Киеве златоверхие церкви, и были плач и волнение в народе. Тогда князь оставил неприветливый Киев и ушел воевать в дунайскую Болгарию, где правил подвластный Византии царь Петр. Престарелый болгарский правитель умер, едва узнав о нашествии, как говорили его враги, «от страха». Восемьдесят городов по Дунаю добровольно признали власть Святослава и присягнули ему. С великой радостью приветствовали русов болгарские язычники-скомары. Помнили они, как огнем и мечом крестили Болгарию византийцы. Князь-Барс сел княжить на Дунае, и столица его Преслава походила на воинский стан. День и ночь горели костры за городскими стенами, и воины Святослава соревновались в удали и ловкости, готовясь в далекие походы.

Дабы утвердить себя государем Болгарии, Святослав отчеканил золотые монеты со своим изображением и надписью «Царь Болгарам». Сделать это было нелегко, содержание гарнизонов обходилось дорого, но он всем сердцем хотел быть добрым государем для своих новых подданных и не жалел казны на помощь болгарам.

Лето провело войско в Переславле, отдыхая и залечивая раны. Здесь, в болгарской земле, дружина чувствовала себя в безопасности. В мирное время любил Святослав воинские потехи, соколиную охоту и ловлю с пардусами. Много ловчих птиц: кречетов, соколов и балабанов, много борзых собак и черных леопардов жило в Преславе, в княжеском зверинце. Сюда же угорцы пригоняли табуны своих коней, знаменитых своей злостью и неутомимостью, а окрестные народы доставляли на торг сладкие плоды, ранние овощи, мед, серебро, оружие и редкие товары, и радовался Святослав, говоря: «Пока я в Преславе, от Югры и до моря Русского никому с мечом не воевать. Отсюда русская поступь устремится на Рум и Багдад, в Венету и Андалус!»

И устроил Святослав Княжий суд в Переславле.

Узнав о том, презрительно кривили уста ромеи и говорили, что прежде не было у варваров никакого суда и свои споры решали они в ордалиях и испытаниях.

И верно… Еще при Олеге Вещем всякое спорное дело решали Боги. Всякий виновный в черных делах дрожал перед Перуновой Молнией. Зато невинный мог невредимо пройти сквозь пламя, и даже волны речные имели разум, и выносили на берег без вины оклеветанного. Но отступила Правь далеко от Земли, и Боги больше не вступали в людские споры, и деньги все чаще становились мерилом силы, и там, где прежде судила Божья Воля, теперь решал Князь.


Во время суда по правую руку от князя стоял старец Чурило, и князь дорожил его мудрым словом.

– Увидишь, княже, мужа, отрока или старца, – говорил Чурило, – не смотри на вид его, на высоту роста, или на богатую перевязь меча, ибо человек смотрит на лицо и судит о богатстве, а Боги – смотрят в сердце.

Однажды привели на суд к князю двух язычников-болгар, напавших на купцов на постоялом дворе. Со слезами на глазах они клялись больше не грабить. Русы всегда защищали путников, и жестоко карали всех, преступивших завет гостеприимства.

– Кто милосерд к злодеям, тот сам становится злодеем для милосердных, – сказал Святослав и повелел казнить их.

В другой раз привели к князю грека Евсевия, уличенного в краже, и поклялся Евсевий именем Господа больше не красть, и простил его Святослав.

Узнав об этом, шептались христиане: «Праведный, который клянется именем Господа поганому язычнику, подобен жене любодейной, которая клянется жизнью своего мужа».

Но Святослав не смотрел на веру, он смотрел в сердце.

Зимою, перед новым солнцеворотом, Чурило сделал гадание Святославу, и печалью повеяло от пророчества:

Горе тому, кто подобно коню, скакал впереди табуна, а кости его будут лежат без погребения. Молод он будет и полон сил, но вытечет сила в песок у днепровских порогов.

– Нельзя ли как-нибудь изменить это? – спросил Святослав.

Покачал головой Чурило и сказал в утешение князю:

– Люди прежних веков жили, сколько хотели, и в могиле их червь не трогал, но ныне смерть слепа и разит без разбора.

– А когда она стала слепа? – спросил Святослав.

– Давно это было. Однажды разгневался Перун на Смерть, что пленяет всякое живое, и лучом, исходящим между бровей, стал разить ее. Пряталась Смерть в норах, болотах, в дуплах и под корягами, но не укрылась от гнева Перуна. Тогда бросилась Смерть бежать, да с полдороги и оглянулась, и Перунов луч пронзил оба ее глаза. С тех пор слепа Смерть…

И после гадал Чурило всем, кто подходил к нему. Прибежала с Дуная Пребрана и спросила:

– Жив ли мой сын, кровинка родная?

Бросил Чурило девять палочек на песок, и они сами сложились в руну жизни.

– Увижу ли я его? – взмолилась Пребрана. И старец ответил:

– Увидишь.

Олисей же отверг гадание, полностью вверяя себя воле Господней, но старец уже прочитал будущее побратимов и тихо сказал:

– У Радима-Кречета будет две могилы, а Олисей-Гречанин умрет на кресте.


Весной приплыли по Дунаю ладьи под черными парусами, и черную весть принес гонец. Из донских степей нагрянуло племя незнаемое – печенеги – и с силой великою осадило Киев, и вскоре закончились у осажденных и вода и пища.

С укоризной писали кияне Святославу: «Ты, княже, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул! А нас тут чуть было не взяли печенеги: и престарелую матерь твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, и детей своих?»

Так упрекали его, как трусливые бабы. Позабыв, что ради грядущего Царства Великого воюет их князь.

Спешно покидая Преславу, Святослав собрал болгарских вельмож и черный люд на соборной площади. Правую ладонь он поднял к солнцу, а левую возложил на рукоять меча, и поклялся беречь болгарский народ и заботиться о его благе, как отец, и растроганные болгары дали клятву верности и повиновения своему новому господарю.

Едва дождалась Ольга приезда сына и много упреков сказала ему перед смертью. Осень и зиму Святослав провел в Киеве, устраивая княжение своим старшим сыновьям Ярополку и Олегу. Узнав о том, пришли к Князю новгородцы и стали требовать себе собственного князя, и Святослав отдал им младшего – Владимира, сына ключницы Малки. Пока усмирял Святослав печенегов и укреплял южные границы, пока делил между сыновьями престолы, в Дунайском княжестве зрел мятеж.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации