Электронная библиотека » А. Веста » » онлайн чтение - страница 14

Текст книги "Хазарская охота"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 19:45


Автор книги: А. Веста


Жанр: Исторические детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Свиток шестнадцатый
Бич Божий

Вздымайся выше, красный прах

Всех бездорожий.

Тому удача, в чьих руках

Бич Божий.

М. Струкова

970 год. Болгария, Преслава

Ранним майским утром выехал Радим на охоту в горную дубраву, удивляясь тому что молчат птицы, как зачарованные. Вдруг в долине запели трубы, послышалось далекое ржание коней и шум, похожий на рокот волн. Поворотил Радим коня обратно к Преславе и с высоты горной дороги увидел несметное войско, идущее к городу. Колыхались на ветру православные стяги, увенчанные крестами. Сверкали на солнце латы и боевое убранство коней. Это двигались на город болгарские вельможи, укрепленные византийским легионом.

Горделивая поступь, и стремительность этого нашествия свидетельствовали о том, что русские гарнизоны по всей Болгарии перебиты и не успели даже выслать гонцов. В каждом маленьком укрепе на берегу Дуная нашлись предатели, отворившие ворота перед мятежниками. И пышную Преславу тоже ждет участь осадного города. В отсутствие князя крепость была отдана на попечение воеводы Волка. Опытные воины ушли с князем воевать с печенегами, в крепости осталось лишь молодое поволье, оно только привыкало к ратной жизни.

Что есть духу погнал Радим коня в крепость и едва успел проскочить подъемный мост.

С дозорной башни бастиона воевода Волк и вожди болгарского ополчения наблюдали маневры мятежников. Наступавшее войско походило на шумное море, сверкающее латами и бряцающее мечами. Гарцевали всадники. Гремели походные трубы. Лучники и копейщики строились походным порядком. В башне рядом с Радимом неслышно появилась Пребрана.

– Много их, – прошептала она.

– Тем лучше, больше погибнет! – мрачно ответил Радим.

– Посмотри, как они молоды! – Пребрана показала внутрь крепости на юных ратников, готовящихся к бою.

Повольники весело крепили перевязи с доспехами, проверяли на лозах остроту мечей и строились на площади под стягами своих сотен.

– Многие из них могли бы стать славными воинами…

Нахмурил брови Радим, но была права Пребрана: Святослав с дружиной далеко, болгарское ополчение и эти юнцы не отстоят Преславы. Крепость не готова к осаде, и внутри много христиан, сторонников мятежа, готовых в первую же ночь распахнуть крепостные ворота. Но не таковы русы, чтобы сдаваться без боя.

К полудню мятежники передали свой приказ: гарнизону Преславы надлежит сложить оружие и открыть ворота. Ввиду скорого штурма воевода Волк созвал военный совет. Решено было спешно строить полки и перевидаться с противником у стен крепости.

Войско мятежников едва успело расположиться на поле, когда из ворот Преславы выкатилась русская дружина. Ощетинившийся копьями таран ринулся на болгар. Конная сотня Радима-Кречета поддерживала пеших ратников с флангов. В ярости битвы русы досеклись до стяга мятежников и срубили древко. Дрогнули мятежники и побежали к Дунаю. Но увидев, как мало русов, быстро опамятовали болгары и пошли в наступление. Приступ за приступом отбивали повольники атаки наседавшего войска. Рубились смертно, бывало, что уже пронзенный копьем воин, насаженный на острие, продолжал атаку и, приблизившись вплотную, поражал мечом своего убийцу. Раненые лошади метались, топча тела, скользкие от крови. Вопли раненых и стоны умирающих колебали молчаливое небо, но под ударами мятежников повольники держали строй и лишь плотнее смыкали ряды.

Болгарыни и русские – жены воинов, бьющихся под стенами Преславы, на руках относили раненых за стены крепости. Пребрана вещими словами унимала боль, останавливала кровь и целила раны. Но если таяла надежда и в муках терял человек последнее мужество, то взмахом стальной секиры чертила она руну смерти над грудью умирающего, и дух легко покидал тело, и с младенческой улыбкой засыпал израненный воин.

К ночи на площади заполыхали костры. Воевода Волк приказал колоть коней и вялить мясо. У каждого колодца встала охрана из двух повольников. Русичи готовили город к долгой обороне.

Поздно ночью в палаты Волка быстрым шагом вошла Пребрана, и расступились перед нею часовые с боевыми секирами на плечах.

– Говорят, ты видишь грядущее, жено. Скажи, что ожидает нас? – спросил воевода Волк.

– Будет оставлена крепость, – едва слышно произнесла Пребрана.

Потемнел лицом Волк:

– Что говоришь ты? Клятву нарушить толкаешь? Не для того мы присягали нашему Князю, чтобы бросать его столицу. Станем на смерть, но не уступим и пяди земли, взятой с бою!

– Если промедлишь хоть день – не останется войска. Стены Преславы рассыплются пылью. Жизнь сберегите дружине и уведите на Север, там под крылом Святослава быстро окрепнет поволье и с яростью новой вернется!

– Значит, должны мы, как зайцы, бежать из Преславы?

– «Кто о своих не печется, тот хуже неверного», – так говорил Святослав. Разве ты забыл, что позорному плену русы предпочитают смерть?


Той же ночью все терема знатных русичей, языческие кумиры и храмины были преданы огню. Глядя на пылающий город, мятежники растерялись. На рассвете русская дружина вихрем вырвалась из крепости, и прежде чем болгарское войско опомнилось, русы с боем прорвались к Дунаю, захватили ладьи, подняли паруса и уплыли вниз к морю.

Пребрана и с нею множество женщин остались в городе. На соборной площади под открытым небом лежали раненые. Жители Преславы боялись брать их в дома, опасаясь гнева мятежников.

В устье Дуная, у пределов Болгарского царства путь ладьям преградила флотилия. Плыли струги с княжьим тавром и скакали вдоль берега толпы кочевников-печенегов. Были врагами, а ныне союзно с русичами шли печенеги воевать Византию.

– Город мой пал, – вот все, что сказал Святослав, узнав о случившемся, и до крови сжал в ладони монету-талисман, с надписью «Царь Болгарам».

Воевода Волк развернул свои ладьи, и поплыли защитники Преславы впереди каравана судов, и содрогнулось царство Болгарское от гнева русских дружин. И вновь с поспешностью неверных жен болгарские города отлагались от византийского посадника Бориса и переходили под руку русского князя. С предателями поступал Святослав, как поступает с неверной женою вернувшийся муж. Множество болгарских бояр, изменивших присяге, было посажено на кол под Филиппополем. Но князь-Барс был верен воинской чести и рассудителен даже в гневе. Венценосного Бориса и его брата Романа он не только пощадил, но даже оставил в их дворцах, не лишая короны. Его гнев был обращен только против изменников.

Впереди в утреннем тумане встала Преслава, но затворились болгары в городе и утром вышли на битву против Святослава, и была сеча великая, и стали одолевать болгары, тогда сказал Святослав своим воинам:

– Здесь нам и умереть. Постоим же мужественно, братья и дружина! Мертвые сраму не имут!

Множество славных богатырей было в войске Святослава: первым среди равных был воевода Икмор, в бою он один стоил целой сотни, был воевода Свенг, варяжский поединщик. Был Скиф, славный богатырь, гордившийся размерами тела и неустрашимостью души. И Радим-Кречет, рубивший двумя мечами сразу воин-коловрат. Не отстояли крепости мятежники и под напором русского гнева побежали за стены Преславы. У ворот настигли их дружинники Святослава и взяли город приступом.

Вместе с Преславой воспряли надежды князя на Русское Царство Великое. Дунай – голубая вена Европы уходила из-под Византийского креста. Держава северных мечей вновь рождалась в пыли битв, еще одни прыжок пардуса, и давний враг будет растерзан! «Хочу идти на вы и взять ваш град, аки сей…» – написал Святослав византийским вельможам и занес свой меч над Царьградом.

Широкими прыжками приближался разъяренный барс к Царьграду, и тяжелая поступь северных варваров сотрясала Болгарию и Македонию. С праведной свирепостью несли северяне русский порядок на острие мечей. Они помнили обиды вековой давности и были готовы мстить сторицей за всякое оскорбление, когда-либо нанесенное русскому духу и русской крови. Уныние и ужас царили в столице византийской империи. И вновь, как в годины прежних бед, пастыри вещали с амвонов церквей о грозе с севера, о наказании за развращение нравов, о Страшном Суде и Люцифере-губителе.

Под Адрианополем греки вышли навстречу русскому войску, и после жестокой сечи пал Адрианополь, и задрожали святыни Царьграда.

Святослав уже был в двух днях пути от византийской столицы. С малым числом воинов наступал он на сотни тысяч румийцев. Все надежды греков были на патриция Петра, опытного стратига. Но в те дни прихотливая военная удача отвернулась от византийцев, после кровопролитной сечи храбрый кастрат отвел войска за Аркадиополь. Вскоре к армии Петра присоединились отборные легионы, дотоле усмирявшие мятеж на окраинах империи, и в битве под Аркадиополем не оказалось победителей. Святослав не сумел взять Царьград, но и румийцы не смогли одолеть русичей.

Думая, что имеют дело с златолюбивыми варварами, греки поспешили испытать русов дарами. Святослав отверг золото и роскошь, и лишь увидев меч из дамасской стали, обрадовался. Страх одолел ромеев, и запросили они мира.

– Невмоготу нам сопротивляться тебе, – сказали византийские послы, – так возьми с нас дань на всю дружину свою. Только скажи – сколько вас, чтобы разочлись мы по числу дружинников твоих.

– Нас двадцать тысяч, – ответил Святослав, в то время как русских было только десять.

И вместо обещанной дани выставили греки против Святослава сто тысяч мечей. Печенеги же, потеряв надежду на грабеж Царьграда, покинули войско и вновь стали врагами Руси.

Измотанный битвами Святослав согласился на мир. Он отстоял Болгарию и Македонию и потребовал небывалую дань, собираясь взять долю убитых русов, чтобы за павшего ратника мог получить его род. После победы Святослав разделил свою армию по гарнизонам Болгарии, много воинов оставил на границах с Византией. Брату Глебу он поручил охрану горных ущелий, откуда внезапно могли нагрянуть ромеи, а сам отошел к Доростолу. В этом красивом и надежном месте прежде была резиденция болгарского патриарха.

Свиток семнадцатый
Доростол

К вам средь моря иль средь суши

Проложу себе дорогу,

И заране ваши души

Обрекаю Чернобогу

А. К Толстой «Буривой»

Любо Пребране смотреть из окон своей спальни на вольный Дунай. Вдали синеют горы. Ранняя весна набросила на холмистые берега зеленый плащ, пестрый от цветов. Девушки надели венки из примул и лесных ландышей, и на кумире Макоши, что воздвигнут вместо креста с распятым мучеником, – влажный от росы венок.

Святослав каждый день проводил смотр и учение своему войску, и воевода Радим-Кречет всегда был возле Князя. Пребрана привыкла вставать до рассвета, чтобы испечь ржаные лепешки для обеда в поле. В то утро в муку попала спорынья, и хлеб вышел красновато-бурый, как запекшаяся кровь.

– Возьми в поле меч и доспехи, – сказала Пребрана Радиму и пусть твои ратники тоже возьмут.

В тот день русы вышли за стены Доростола в полном вооружении и едва построились походным порядком, как вдали, на склоне холма показалось несметное войско под византийскими стягами.

С яростью обреченных налетела русская дружина на легион Бессмертных и отборную гвардию императора Цимисхия, и пока не зашло солнце, победа двенадцать раз переходила из рук в руки. Вечером войско русов отступило за стены Доростола.

Греки еще не успели сомкнуть кольцо, еще был в пути их флот, оснащенный метательными машинами с греческим огнем, еще не подвезли к стенам крепости тараны, и войско русов могло пробиться берегом, в обход греческого лагеря и уйти восвояси. Но ожесточение воинов было таково, что ни один из воевод не заикнулся о том, чтоб уйти из Доростола по воде, как это было в Преславе.

Ночью через Дунай переправились остатки армии, бежавшей с гор, и спасшиеся из злополучной Преславы. Они рассказали, что византийская армада подошла бесшумно и стремительно и вновь осадила столь дорогую для русского князя столицу. Город был взят штурмом, его семитысячный гарнизон истреблен, терема знатных дружинников преданы огню, а богатства поделены между победителями.

Как случилось, что огромная армия императора Цимисхия беззвучно и стремительно просочилась сквозь ущелья? Почему не подали знака дозорные? Среди беглецов оказался и брат князя Улеб, именно ему была поручена охрана ущелий. Заподозрив измену, Святослав велел бросить Улеба и его людей в подвалы патриаршего дворца.

Утром греки принялись возводить укрепления и готовить стенобитные машины. Лагерь и шатры воевод обнесли глубоким рвом и валом, укрепили рогатинами и кольями. В полдень на Дунае показалась флотилия. На галерах плыло пешее войско. Трубили медные горны, вились по ветру пестрые вымпелы. Медленно, важно прошли мимо крепости огромные триеры с таранами-рострами и встали на другом берегу. А на Дунае все прибывало гостей, и ликовали ромеи. Экипажи легких остроносых хеландий сняли кумачовые покрытия, и на солнце заблестели медные трубы и жерла огнеметов. Их раструбы, отлитые в виде львиных морд, некогда сожгли русский флот в Игоревом походе.

Ободренные ромеи устремились на штурм. Русы ответили встречной вылазкой. Конную сотню вел Радим. Следом шел строй кольчужников. До глаз укрытые тяжелыми щитами, они шли ровной стеной, и сухая земля тряслась под их шагами. Греки попытались отрезать их от ворот крепости, но крепко слитый воинский строй, устрашающий и неумолимый, отбросил ромеев от стен Доростола. Русы не уворачивались от ударов, а лишь крепче сдвигали строй над павшими. После короткой яростной сечи пехота отступила под защиту болгарских лучников.

Ночью к стенам Доростола греки привезли разобранные стенобитные орудия.

И сказал воевода Волк:

– На мне вина, что оставил Преславу. Всякую вину мы смываем кровью. Выйду я с моими удальцами и уничтожу ромейских «зверей».

На рассвете вооруженный отряд русов вырвался из ворот крепости и принялся крушить и поджигать чудовищные орудия и тараны, похожие на гигантских единорогов. В той битве погиб родственник императора Цимисхия. Ему отсекли голову и выставили ее на стене Доростола. Наутро пришли послы от ромеев и предложили выкуп за голову царского родича, Святослав выслушал их, но от сделки отказался:

– Мы не носим в кошельках убитых врагов и вам не советуем, – ответил он послам.

Его слова передали императору, и взбешенный Цимисхий вызвал Святослава на поединок.

– В каждой битве я иду впереди моих воинов, – ответил Святослав и, если хочет царь перевидиться со мною в поле, то пусть приходит. А если хочет царь ромеев поскорее на тот свет, о котором так любят рассказывать его пресвитеры, то пусть сам найдет туда дорогу, ибо знает он много способов.

Этими словами Святослав намекал на бесчестное душегубство Цимисхия, ибо был уже наслышан, какого нрава этот благочестивый рыцарь, собственноручно задушивший прежнего императора Фоку и хладнокровно предавший на суд своих помощников в этом черном деле, не исключая свою любовницу, императрицу Феано, бывшую жену императора Фоки. Больше Цимисхий не присылал послов, и кольцо вокруг крепости замкнулось на девяносто палящих дней.

Свиток восемнадцатый
Перунова ночь

Земли не касаясь, с звездой наравне

Проносится всадник на белом коне,

А слева и справа

Погибшие рати несутся за ним,

И вороны-волки. И клочья и дым —

Вся вечная слава.

Ю. Кузнецов

Шел второй месяц Доростольского сидения. День за днем продолжались битвы под его стенами; уже не ради новых земель, не ради мечты о Русском Царстве Великом. В жестоких обстоятельствах этой осады русы жили и действовали как заложники воинской чести. Но силы их таяли. Накануне Перунова дня пал богатырь Икмор. Зарубивший Икмора араб-поединщик с победным ревом ринулся на Святослава, сшиб его с коня, но был тотчас же поднят на пики. Князь был жив, лишь ранен в ключицу. Ослепленная гневом дружина налетела на осадный стан, и дрогнувшие ромеи отступили за укрепления.

– Вместе с Икмором пала надежда русского войска! – горестно сказал Чурило. – Под стенами Доростола ушла в землю Перунова молния. Здесь – поле последней русской славы!

На брегу Дуная сложили похоронную краду. Эту полоску суши перед крепостью ромеи так и не смогли захватить. Всю ночь не смолкала тризна по Икмору, и видели ромеи высокий погребальный костер на берегу Дуная и танцы простоволосых дев. Слышали звон мечей на погребальных ристалищах и скорбное пение, от которого поднимался ветер.

В Перунов день русы чествовали бога Войны и приносили ему жертвы, но последняя жертва, уготовленная князем, была поистине страшной. Повелел Святослав вывести из крепости пленных ромеев и воинов Улеба, тех, что сидели в темнице. Глубокой ночью пригнали на берег христиан из Доростола: женщин и детей. Их жертвенная кровь должна была обуздать безумие этой войны, укротить стихию, и сделать ее послушной воле волхвов. Но даже Чурило больше не слышал голосов Родных Богов и действовал слепо, в последнем человеческом отчаянии.


Никогда прежде не приносили русы такой обильной, кровавой и безнадежной жертвы. Опаленные боями, почернелые, израненные, с безумным блеском глаз, они были страшны, как духи преисподней, и недосягаемы, как Боги.

Из подвала патриаршего терема привели израненного Улеба. Святослав даже не взглянул на него и не назвал братом. Дружинники разложили на берегу широкий круг из костров. Пленных сбили плотнее, и Чурило выбрал из них чернокудрого отрока и за руку повел к костру. В кругу огней он вынул из-за пояса топорик и низко нагнул голову ребенка.

– Владычица Мара, Невеста страданий! Из Мрака чертогов, обителей Кощего, прими же столь редкое, прими драгоценное: кровь живую бурлящую, кровь жизнью кипящую, – пропел Чурило и высоко занес топор над тонкой шеей пленника.

Но дрогнула рука старца с занесенным топориком. Внезапные крики и ожесточенные вопли разбудили пленных. Воин на белом коне без лат, в белых развевающихся одеждах ворвался в русский стан. Он рубил направо и налево, прокладывая кровавую тропу к пленникам, и единым взмахом короткого русского меча разрубил веревку. Расталкивая друг друга и опрокидывая стражу, пленные бросились к Дунаю, и многим в ту ночь удалось вырваться и уплыть по ночной воде.

Но быстро опамятовали русы. Княжий мечник Блуд вонзил рогатину под брюхо коню, и упал белый скакун, увлекая за собой всадника.

Его схватили, подняли и подтащили к князю, и только тут узнали Олисея.

– Ты, мой лучший воин, предал меня?! – тихо сказал Святослав.

– Я спас тебя, князь, – возразил Олисей.

– Мне кто-то грозил? – нахмурился Святослав.

– Ад за твоею спиною…

Оглянулся Святослав и никого не увидел.

– Ты безумец! Я велю отпустить тебя, – сказал он.

– Не делай этого, князь, и ты окажешь мне великую милость. Этой ночью за Бога-Любовь я отдаю свою жизнь.

– И возрадуешься ты кресту? – спросил Святослав.

– Возрадуюсь! – сказал Олисей.

Тогда дружинники соорудили из стволов крест и, привязав к нему Олисея, прокололи стопы и ладони сулицами. Радим был рядом, и в последнюю минуту попросил Олисей, чтобы Радим поднес к его кресту горящий факел. С братской любовью смотрел на него Олисей сквозь пламя, словно расставались они ненадолго. Но не принял огненной жертвы Перун. Дрогнул небесный купол и раскололся от грома. Брызнул на пламя яростный ливень, и палящий огонь лег росою на крест. Видя это, многие язычники упали на колени, прося Олисея помолиться за них.

Видя шатание в рядах своих воинов, князь велел казнить всех христиан, оставшихся в войске, не щадя даже раненых.

– Разве они враги нам? – стали спрашивать дружинники.

– Не может быть верным воином тот, кто молится Богу чужому. – Пусть отрекутся от Распятого, иначе смерть!

Ропот прошел среди толпы христиан. Многие приняли крест в плену, чтобы избежать рабства, многих улестили проповедью бродячие монахи, и они были готовы раскреститься ради князя.

Дружинники разложили на берегу Дуная высокий костер, похожий на огненную стену, и всякий, кто нагим прошел сквозь пламя, снимал с себя вериги прежней веры. Но более сотни воинов сказали князю, что любезна им смерть за Христа. Среди них был и брат князя – Улеб.

– Будьте свидетелями моей печали, – сказал Святослав и приказал обезглавить их.

Поздно ночью вышли русы на берег Дуная и метали в воду грудных младенцев, оставшихся без матерей, и черных петухов. Издалека смотрели греки на русский стан и видели пылающие кресты и видели танец мертвецов обезглавленных.

Голос плачущего ночью слышен более отчетливо. Когда человек плачет ночью, его слышат Боги и ночные светила. Так плакал Радим, любя и ненавидя, сжимая в руке окровавленный крест Олисея.


Утром созвал Святослав воинов на совет, волею Богов это был последний совет.

– Сегодня погибла Великая Слава, – сказал князь. – Много лет она шла впереди войска и склоняла под нашу руку народы. Но не пристало русам спасаться бегством. Умрем или победим!

По своему обычаю вышел князь в одежде простого ратника и встал впереди войска. Вместе с дружинниками вышли женщины, одетые в ратную одежду и в шлемы с нащечниками. Правая рука крепко сжимала меч, левая – кожаную стяжку щита. Прежде это оружие служило их мужьям, павшим в битве, теперь оно взывало к отмщению. У каждой повольницы у горла была заколота фибула-застежка. В случае поражения, поверженные на землю и окруженные врагами, они пронзали сердца свои гранеными иглами, предпочитая смерть позорному плену.

Ромеи попытались взять русов в клещи и в битве оттеснить их от ворот Доростола. Закованные в латы легионеры устремились на фалангу русских. Конный отряд воеводы Кречета поскакал наперерез, но сбитый пикой, упал Кречет с коня, и щит его раскололся надвое. Тут же на него налетели трое пеших латников из легиона Бессмертных, и, подхватив одного из них за пояс, Кречет стал защищаться им как щитом и победил двух нападавших. С победными кличами пошли в атаку воины Святославовы и смяли ромеев, и те побежали, теряя многих раненых.

– О тень Икмора, взгляни на русские рати, и ты увидишь, что ты отомщена! – взывал с крепостной стены Чурило. – Пусть возрадуются тени пращуров наших! Восстаньте! Восстаньте! Ступите на Калинов мост, шагните над звездною бездною! И сто и тысячу лет спустя будут загораться сердца памятью доблести нашей!

Внезапно в лица дружинников ударил упругий ветер. Черный вихрь пригнул к земле головы русов, а ромеев буря толкала в спину, и невесть откуда появился чудный витязь на белом коне в солнечно сияющих латах с тонким копьем в руке. Не сминая травы, он летел впереди легиона Бессмертных. Воспрявшее духом войско Цимисхия вновь обратило свои копья на русскую дружину. В ту минуту радуга встала над Доростолом, и говорили греки, что сам Святой Стратилат сошел по той радуге на поле боя, довершая победу.

Опрокинутый вихрем, упал навзничь Радим. В грозе и буре взвился над ним белый конь, и он узнал дивное лицо. Оно сияло светлой печалью и прощением. В нем не было и следа прежнего страдания, и грубый шрам больше не пятнал лоб, чистый и белый, как камень алавастр.

Внезапно родившийся смерч обрушился на русское войско, он поднимал вверх пеших и крутил конников. Потрясенный Святослав отошел к стенам крепости и затворился в Доростоле. Прошло немного времени, и он послал к Цимисхию верных людей просить мира. Перунова ночь и Доростольская буря надломили его, солнце язычества стремительно катилось к закату. Боги не приняли жертвы Лучшего Воина. Лес кольев под Филиппополем и реки пролитой крови не смогли разбудить уснувших богов.

Надменно выслушал Цимисхий слова великана Волка и с усмешкой заметил, что ромеи всегда побеждали более милостью, чем силой.

Встреча была назначена на следующий день на берегу Дуная. Базилевс прибыл верхом на рослом жеребце, придав своей внешности как можно больше внушительности и величия. В царственном пурпуре поверх парадных доспехов и в серебряном шлеме-шишаке, увенчанном золотой императорской короной, он поджидал ладью с князем русов.

К берегу стремительно подошла ладья. На корме, опершись на посох, стоял старец в белом одеянии. Сорок гребцов сидело на веслах, их некогда белые одежды были закопчены в дыму костров, многие были ранены, но обвязав раны корпией, они превозмогали боль и усердно толкали ладью. Их головы были побриты, оставив ветру лишь клок волос на темени. Пристально всматриваясь в темные, исхудалые лица, Цимисхий пытался угадать среди гребцов князя русов. Статный, голубоглазый воин в чистой одежде смотрел в глаза императору. Это был Святослав.

– Тебя, царь русов, в песнях сравнивают с барсом, но ведь любой всадник может на охоте убить барса, – коварно заметил Цимисхий.

– Позволь, мне ответить, Светлый Княже, – вступил старец, и важно кивнул Святослав.

– Царь, на окраине твоей земли давно рыщет барс. Когда он поднялся из логова в киевских горах и зарычал, то упали стены Итиля, точно сделанные из камыша. Второй раз зарычал он на берегу Рус-реки, и кагана Малика сбросило с седла на землю… Третий раз зарычал барс, и Золотые ворота Царь-города едва не рассыпались перед ним.

– Будет! Довольно!!! – взмолился Цимисхий.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации