Текст книги "Герцог-обольститель"

Глава 17

В это утро, впервые с тех пор, как она много недель назад увидела Сэмсона, она намеренно солгала ему. Она не только скрыла от него, что в десять часов утра встретится с Эдмундом одна в саду отеля, но и сочинила правдоподобный предлог, объясняющий свое отсутствие. Правда, она почувствовала себя такой же змеей, как тот, с кем она собиралась встретиться, но она не знала другого способа, чтобы избавиться от постоянного надзора Сэмсона. И если бы он хотя бы что-нибудь заподозрил, он не разрешил бы ей пойти на свидание с Эдмундом или – что было бы еще хуже – настоял бы на том, чтобы пойти с ней, а это не позволило бы ей вести себя с Эдмундом так, как она хотела.

Поэтому за утренним кофе в ресторане отеля она небрежно заявила, что у нее есть неотложное дело, подчеркнув, что ей придется уйти около десяти часов на встречу по поводу покупки образцов в одном из магазинов Дома Гованс. Он посмотрел на нее с подозрением, видимо, раздумывая, но согласился. Тогда она предложила ему сопровождать ее, хотя была уверена, что он откажется, даже если она скажет, что это будут другие образцы, чем те, которые они отбирали в Доме Ниван. Она немного понервничала, поскольку он отказался не сразу, и она подумала, не раскрылся ли ее обман. Но он сказал, что лучше подождет ее в своей комнате и почитает газеты.

Все утро небо было затянуто тучам и, и к тому моменту, как она попрощалась с Сэмсоном и вышла на улицу, стало совсем темно от надвигавшейся грозы.

Она намеренно прошла мимо окон ресторана в надежде, что Сэмсон увидит, что она направляется в сторону расположенного неподалеку магазина. Но как только она дошла до угла, она повернула и обогнула здание отеля с другой стороны.

Здание отеля было выстроено в форме подковы, и сад находился в самом центре, так что клиенты отеля могли выходить в него прямо из вестибюля нижнего этажа, а также любоваться цветами из окон своих номеров.

К тому времени, как она подошла к воротам сада, было уже десять часов. Чугунные ворота легко открылись, и она прошла на посыпанную гравием дорожку.

Небо было уже совершенно черным, и поднялся сильный ветер. На Оливии было легкое шелковое платье с короткими рукавами, и она почувствовала, что замерзает.

Она огляделась. Она не то чтобы боялась, но инстинктивно понимала, что ей надо быть осторожной. Почти не замечая искусно подстриженных кустов и небольших клумб с разнообразными цветами, она быстро направилась к беседке в глубине сада.

В саду никого не было, но если кто-нибудь увидел бы ее вместе с Эдмундом, то подумал бы, что это романтическое свидание, а в этом для французов не было ничего необычного. Если только он не намерен причинить ей зло.

Оливия тут же отмела эту мысль. Хотя Эдмунд и был расчетливым негодяем, он не был опасен – в этом она была уверена. Однако простая мысль о том, что он может причинить ей физическую боль, заставила ее нервничать. Все ее чувства были обострены, а тревога росла с каждым шагом. Наконец она увидела беседку.

Неожиданно налетевший порыв ветра растрепал ей волосы, и она отругала себя за то, что завязала их лишь тонкой ленточкой. Пряди упали ей на лицо и глаза. Она остановилась, чтобы убрать их, и тут увидела его.

Она ощутила, как напряглись все мышцы. Он стоял в беседке, непринужденно прислонившись к низким перилам и скрестив руки на груди, а его голова была скрыта за густыми ветвями цветущей бугенвиллеи, спускавшимися по белой решетчатой перегородке.

Глубоко вдохнув, чтобы придать себе уверенности, Оливия выпрямилась и, сцепив за спиной руки, подошла к коротким ступенькам беседки и остановилась, чтобы он понял по ее вздернутому подбородку и еле заметной улыбке, что она настроена решительно.

– Эдмунд, – сказала она.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Его гневный взгляд говорил о том, что он намерен ее запугать. Она изо всех сил постаралась его проигнорировать.

– Оливия, – ледяным тоном ответил он.

Она медленно поднялась по ступенькам и встала спиной к стене беседки и лицом к нему.

– Значит, мы снова встретились, – дружелюбно заметила она.

– Да уж. – Он помолчал и спросил: – Зачем ты приехала в Грасс?

Волнение охватило Оливию – этого момента она ждала несколько месяцев. Она посмотрела на него в упор.

– Я хочу, чтобы ты немедленно вернул мое наследство. Ты ведь помнишь, какое у меня было состояние, Эдмунд? То, что ты так бессовестно у меня украл.

Он долго молчал, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц и стиснув зубы. А потом оттолкнулся от перил и сделал несколько шагов к ней навстречу.

Оливия решила не отступать, но улыбка с ее лица исчезла.

– Ты же не собираешься меня убить, не так ли? – довольно саркастически процедила она.

– Ты все такая же дерзкая.

– Приходится быть дерзкой, если тебя обманывает негодяй и лжец. – Она почувствовала, как в ней закипает гнев.

Он почесал подбородок, настороженно глядя на нее, но все еще постепенно приближаясь к ней.

– А где твой муж?

– Ждет меня за воротами. Чтобы защитить меня, если я вдруг закричу.

Он покачал головой:

– И кто же из нас лжец?

Оливии стало не по себе. Она инстинктивно отступила и прислонилась спиной к деревянной решетке беседки. Подняв одну бровь, она сказала нараспев:

– Полагаю, ты никогда не будешь в этом уверен. – Он возвышался над ней всем своим огромным ростом и сверлил ее безжалостным взглядом.

– А чего ты ждешь от меня, Оливия? Передать тебе мешок с деньгами?

– Я жду, что ты отдашь мне все, что украл, желательно в банкнотах. И не вздумай рассказывать, что ты потратил все на мою тетю Клодетт.

Это неожиданное замечание привело его в замешательство. Его лицо на мгновение обмякло, а глаза немного расширились. Но он собрался и сказал с усмешкой:

– Ну ты и змея.

Он явно хотел ее шокировать, даже запугать. Но она слишком долго ждала этой встречи, чтобы позволить ему таким образом обратить ее в бегство.

Она еще немного отступила и пожала плечами:

– Если я змея, то весьма умная, ты так не считаешь? И я уверена, что ты это понимаешь, поскольку в твоей жизни их, по-видимому, было немало.

Оливия еще никогда не чувствовала себя в его присутствии такой смелой и по тому, как он нахмурился, поняла, что он этого не ожидал.

Презрительно фыркнув, она отошла от перил и начала ходить вокруг него, сцепив за спиной пальцы, оглядывая его с головы до ног, словно он был какой-нибудь таракан.

– Что, ты думал, я буду делать, когда ты оставил меня? Рыдать в подушку? Может быть, пойду к тете Клодетт поплакать на ее плече, а ты в это время будешь в соседней комнате слушать и смеяться над моей наивностью?

Она остановилась у него за спиной в центре беседки. Он обернулся с видом едва контролируемой ярости.

– Чего ты ждал, Эдмунд? – Она тоже начала понемногу заводиться. – Тебе никогда не приходило в голову, что я буду тебя разыскивать? Ты думал, что я примирюсь с тем, что лживый ублюдок предал меня, притворился, будто женился на мне, и украл все, что нажито трудом для Дома Ниван, и в довершение всего бросил меня еще до первой брачной ночи? – Она презрительно засмеялась. – Неужели ты так глуп, Эдмунд?

Он так крепко сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев, но долго молчал, прежде чем сказал угрожающим тоном:

– Поосторожней, Оливия.

Поскольку она похвалилась, что умна, она решила, что будет лучше, если последует его совету. У него был такой вид, что он вот-вот взорвется – лицо побагровело, глаза метали молнии.

Она отошла к ступеням беседки, подальше от него, и посмотрела на него искоса.

– Ты собираешься таким же образом обмануть Брижитт? – По правде говоря, она не ждала, что он в этом признается. Он ее не разочаровал.

– Как ты узнала, что наш брак недействителен? – спросил он, не обращая внимания на ее вопрос.

– Разве мы это уже не обсуждали? Я не глупа, Эдмунд.

Он молчал почти минуту, видимо, сопоставляя. Потом он вдруг резко переменил тактику. Он разжал кулаки, вытянул пальцы и запустил их в волосы, точно так же, как это делал Сэмсон, и на какую-то долю секунды застал ее врасплох.

Он встал перед ней, и улыбка заиграла на его губах.

– Значит, ты хочешь вернуть свои деньги, – скорее сказал, чем спросил он менее напряженным тоном.

Хотя ее испуг немного прошел, своим заявлением он вызвал у нее подозрение. Она знала его лучше, чем он думал.

– А ты хочешь что-либо взамен. – Эта мысль выскочила неизвестно откуда, но имела реальный смысл, когда дело касалось Эдмунда.

– Я быстро верну тебе все, если...

Он намеренно замолчал, стараясь быть обаятельным. Как это когда-то он умел.

– Если что?

– Если ты поклянешься, что никогда никому обо всем этом не расскажешь, особенно Брижитт.

Его предложение было возмутительным и беспринципным, и если бы она согласилась, стала бы такой же лживой, как он. Но именно этого он и хотел – поставить ее в условия, при которых она отвечала бы за свои действия. Молчание в обмен на деньги. И, зная, как дорог ей Дом Ниван, он был уверен, что крепко держит ее в своих руках.

– Ты и впрямь думаешь, что я опущусь до твоего презренного уровня и позволю тебе лишить эту девушку не только ее состояния, но и ее достоинства?

– Я люблю Брижитт, – заявил он, – и я никогда не причиню ей боли.

– Не смеши меня, Эдмунд. Ты не знаешь даже значения этого слова.

– То, что она не так красива, как ты, Оливия, не означает, что я не испытываю к ней чувств.

Она не могла поверить в его наглость.

– Ты просто жалок.

– Я уже затащил ее в постель, – признался он довольно небрежно. – Я уверен, что ты не захочешь, чтобы пострадала ее репутация.

Где-то вдали раздался раскат грома, и Оливия вздрогнула. Но больше, чем удар грома, ее поразило его циничное признание.

– Этого не может быть, – вырвалось у нее. От налетевшего порыва ветра волосы снова упали ей на лицо. Она отвела их нетерпеливым жестом. – Брижитт никогда не позволила бы тебе такое до свадьбы.

– Нет, Оливия, в отличие от тебя она не так холодна и бесчувственна по отношению к своему будущему мужу. – Он приблизился к ней. – Ты не захочешь, чтобы ее репутация была погублена, – повторил он предостерегающим тоном. – Поэтому я предлагаю тебе держать свой маленький бойкий язычок за зубами и никому ничего не рассказывать. Взамен я в течение недели пришлю тебе в Дом Ниван банковский счет.

Оливия обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Ее привела в ярость его наглость, а страх совершенно исчез.

– Ты омерзителен.

– Так думают те, кто меня не знает, а ты так и не удосужилась меня узнать, Оливия.

Она оглядела его пристальным взглядом.

– Неужели можно быть таким самонадеянным? – Он одарил ее своей знакомой чарующей улыбкой и погладил по щеке.

– О, я могу быть еще и не таким. – Она оттолкнула его руку.

– Тебе не удастся ни одурачить меня, ни запугать, Эдмунд. Я знаю совершенно точно, какой ты на самом деле.

Добродушное выражение сошло с его лица прямо у нее на глазах. Он наклонился к ней и прошептал зловещим тоном:

– Я уверен, что твой... банкир-муж не может обеспечить тебя или Дом Ниван так, как твое наследство. А если ты мне солгала и на самом деле не замужем, чему я склонен верить, потому что... – он глумливо усмехнулся, – я тоже не глуп... тебе необходимо вернуть свое наследство. Подумай об этом, Оливия. – Не спуская с нее глаз, он немного отступил. – Я больше никогда тебя не побеспокою. Но только до тех пор, пока ты ничего не расскажешь Брижитт или кому-нибудь другому. Так мы договорились?

Он знал, что она должна была ответить. Но чего он не знал, так это того, что на сей раз они с Сэмсоном опережают его на шаг.

– Да, – прошептала она.

– Прекрасно. А теперь я тебя оставлю, потому что, кажется, сейчас пойдет дождь. – Он повернулся и бросил через плечо: – До вечера, дорогая.

Она с трудом удержалась, чтобы не завопить от радости, пока он не ушел достаточно далеко, чтобы услышать ее.

«Вот именно – до вечера».

Глава 18

Сэмсон был в ярости. Его взбесил ее обман и тот риск, которому она подвергалась, встречаясь с Эдмундом одна в уединенном месте и без его защиты. Как он мог поддаться на ее уговоры не сопровождать ее и ничего не заподозрил, когда она в третий раз – и всего за пару дней – заявила о том, что ей необходимо посетить парфюмерный магазин. Но больше всего он разозлился на себя – за то, что почувствовал совершенно абсурдную ревность, чего с ним еще ни разу в жизни не случалось.

Он увидел Оливию сразу, как только выглянул из окна их номера, выходившего в сад. Он не мог не заметить среди зелени ее платье цвета лаванды. Но самый большой шок он испытал, увидев – впервые за десять лет – своего брата, который был так близко от нее, прикасался к ее руке... Она, правда, его оттолкнула, но их тихий разговор, само сознание того, что они вместе и без его ведома, что она солгала ему, потрясли его. Он испугался, что потеряет ее.

Как только она, вернувшись со своего свидания, вошла в вестибюль отеля, Сэмсон, не говоря ни слова, схватил ее за руку и потащил в номер. Она не стала сопротивляться, видимо, чувствуя свою вину, но скорее потому, что поняла всю серьезность своего поступка и силу его гнева.

Не было еще одиннадцати часов утра, но в ту же секунду, как он увидел ее рядом с Эдмундом, он принял решение: он займется с ней любовью. Немедленно.

Он быстро запер за собой дверь, прошел мимо нее к окнам и тоже их закрыл. Небо было покрыто черными тучами, дождь с каждой минутой усиливался. Как раз такая погода, подумал он, чтобы заняться любовью. Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, он повернулся к ней.

Она стояла возле софы, красная от гнева, и, уперев руки в бока, смотрела на него с вызовом. Он чуть было не рассмеялся.

– Что ты делаешь?

Он начал расстегивать рубашку.

– Собираюсь заняться с тобой любовью.

Она начала отступать, пока не ударилась ногами о край софы.

– Ни за что! – От стыда и обиды ее глаза наполнились слезами.

– Да, да. – Он медленно пошел на нее, вытаскивая на ходу запонки из рукавов.

Она не завопила и не пыталась убежать – настолько она была шокирована его заявлением, а возможно, и тем, что в данный момент и он был ей нужен, хотя скорее всего она этого не осознавала.

Она обогнула софу и подошла к двери, чтобы быть от него подальше.

– Я... я отказываюсь принадлежать кому-либо, кроме своего мужа.

Это был разумный довод, но Сэмсона он не остановил.

– Больше никаких игр, Оливия.

Прижав руки к груди, она смотрела, как он приближается, и уже не могла скрыть паники.

– Ты сошел с ума.

– Наверное, – согласился он. – Я без ума от тебя.

– Я закричу, – дрожащим голосом буркнула она.

– Не закричишь.

– Ты сказал мне в первый день в Париже, что мы никогда не будем...

– Я солгал, – отчетливо произнес он.

Он уже стоял перед ней, а она – прислонившись спиной к двери. В ее глазах он прочел испуг, беспокойство и... желание.

– Время настало, Ливи, – уверенно сказал он.

– Ты... ты не посмеешь взять меня силой.

Он не знал, смеяться ему или почувствовать себя оскорбленным. Прижав большой палец к ее губам, он прошептал:

– Ты сама в это не веришь. Ты хочешь меня так же, как я тебя.

Она начала дрожать.

– Ты не знаешь, чего я хочу.

Именно это его и терзало. Он все еще боялся, что она предпочтет ему Эдмунда.

Он наклонился и сказал прерывистым шепотом:

– Я не собираюсь сейчас тебя терять.

И он поцеловал ее, но не нежно, а со всей силой своего желания, хотя знал, что этому поцелую не суждено было продлиться.

Она попыталась оттолкнуть его, уперев ладони ему в грудь.

С него довольно. Он оторвался от ее губ, склонился над ней и одним движением перебросил ее через плечо, словно мешок с зерном.

– Что ты делаешь? – вскрикнула она и уперлась ладонями ему в спину в безуспешной попытке освободиться.

Не обращая внимания на ее слабое сопротивление, он быстро и без видимых усилий понес ее в свою спальню. Захлопнув ногой дверь, он прошел прямо к кровати, где сбросил ее на стеганое покрывало.

Он смотрел на нее сверху и не без удовольствия наблюдал за тем, как она сдувает упавшие ей на лицо волосы.

– Ты ведешь себя просто неприлично, – прошипела она, не делая, однако, попыток пошевелиться.

– Как это понимать?

Она смотрела на него так, будто он был слабоумным.

– Сейчас день, идиот, – процедила она сквозь стиснутые зубы.

– Так это же хорошо. – Он сжал губы, чтобы удержаться и не начать дразнить ее за прелестную невинность. Он снял ботинки и стянул с себя рубашку. – Я хочу видеть каждый дюйм твоего восхитительного тела, моя дорогая, так что лучшего времени и не придумаешь.

Она смотрела на него, раскрыв рот, в полном шоке.

А он между тем встал одним коленом на кровать и начал медленно водить ладонями по покрывалу, постепенно приближаясь к ней.

Она тут же отреагировала и быстро отодвинулась вверх на подушки и к изголовью.

– Не приближайся ко мне, Сэм. Предупреждаю тебя. – Он лишь усмехнулся и, оседлав ее ступни, коленями пригвоздил к кровати ее широкие юбки.

– Сэм, прошу тебя, будь благоразумен, – тщетно взывала она к его рассудку.

Он схватил ее за ногу и снял одну туфлю. Бросив ее на пол, он тут же принялся за другую.

– Знаешь, Ливи, я думаю, что еще никогда в жизни я не был таким благоразумным.

Она затрясла головой, стараясь отодвинуться дальше на подушки.

– Это нехорошо, – попыталась она поспорить, но ее голос задрожал, потому что до нее дошло, что ей не удастся ему помешать.

Покончив со второй туфлей, он стал гладить сначала ее ступни, а потом, осмелев, просунул пальцы под платье, все время при этом глядя ей в глаза.

– Что... что ты делаешь?

– Снимаю с тебя одежду.

– Нет, не снимаешь.

– Так у кого из нас отсутствует логика? – Она молчала, явно обидевшись.

Он стал гладить ладонями ее икры.

– Ты в корсете?

– Не твое дело!

– Полагаю, это означает, что корсета нет.

Она не делает попыток сбежать, подумал он, не сопротивляется, но она наверняка постарается как можно дольше испытывать его терпение. Но за это он будет вознагражден сполна.

Он стал нежно целовать ее ступню, потом каждый палец на ногах.

– Не смей этого делать! – воскликнула она, пытаясь спрятать ноги под платье, но ей это не удавалось, потому что он крепко держал их в своих ладонях.

Сэмсон имел дело всего с одной девственницей. Но ему тогда было семнадцать лет, и она просто его соблазнила. На этот раз – и это было очень важно – инициатором придется быть ему, но он был намерен насладиться каждой минутой этой роли. От него потребуется вся его выдержка, чтобы продержаться до той минуты, когда он войдет в нее.

– У тебя даже чулки пахнут духами, – пробормотал он, целуя ее ступни.

Она все еще смотрела на него чуть затуманенными глазами.

– Это потому, что я держу их в ящике с саше, которое пахнет духами, и...

– Перестань разговаривать, Оливия, – приказал он шепотом, продолжая ласкать ее голени и пальцы на ногах. А потом он приподнялся и, обхватив коленями ее бедра, оседлал ее и впился ртом в ее губы.

Она не запротестовала, но и не ответила. Даже не пошевелилась, очевидно, надеясь, что ее холодность умерит его пыл. Однако вместо этого ему еще больше захотелось завоевать ее согласие, ее сердце и мысли.

Он решил терпеливо добиваться ее лаской. Он упивался вкусом ее губ, нежным запахом ее кожи, прикосновением к ее телу. Он не переставал целовать ее, искушая ее обещанием того, что будет, но не торопил, не настаивал, пока не почувствовал, что она начала расслабляться.

Он немного отстранился, чтобы увидеть ее раскрасневшееся лицо, влажные губы, ее глаза, заблестевшие от нарастающего желания.

Не спуская с нее взгляда, он стал стягивать с ее плеча рукав.

– Сэм... – Это было ее последней попыткой, и ему пришлось признать, что она стойко держалась.

– Ш-ш... – Он провел губами по ключице. – Ты такая нежная, такая мягкая...

– Пожалуйста...

И в этот момент она сдалась.

Он понял это и еще раз поцеловал, но поцелуй был глубоким, и она наконец ответила взаимностью и позволила его языку завладеть ее горячим, влажным ртом. Его рука заскользила по ее обнаженному плечу и шее.

Его желание росло, но и она уже не сдерживалась. Он понял это по ее судорожному дыханию. Его ладонь снова двинулась, на этот раз вниз от ее горла к груди, а потом еще ниже – пока он, просунув руку под платье и сорочку, не обхватил ладонью одну грудь.

Ее сдавленный вздох воспламенил его еще больше и прибавил ему решимости. Он стал мять ее грудь, ласкать большим пальцем уже затвердевший сосок.

Она слегка вздрогнула, но теперь не в знак протеста, а потому, что ей хотелось, чтобы он продолжал.

Он наконец оторвался от ее губ и, приподнявшись, заглянул ей в лицо.

Ее глаза были закрыты, дыхание было горячим и хриплым, щеки разрумянились. Сэмсон просто упивался этим зрелищем.

– Ливи...

Ее ресницы вздрогнули, и она открыла глаза. Он дотронулся до ее щеки.

– Я хочу раздеть тебя.

Оливия кивнула и снова закрыла глаза. Сначала Сэмсон снял ленту, которой были перевязаны ее волосы. Лента легко соскользнула с головы, и он начал расправлять шелковистые пряди, пока они не легли каскадом вокруг ее лица и шеи.

Приподнявшись на локте, он тихонько подтолкнул ее за плечо.

– Повернись на бок.

Оливия послушно повернулась, подставив ему спину так, чтобы он мог расстегнуть пуговицы, на которых держался верх платья. Сэмсон быстро справился, просунул руку под платье и кончиками пальцев начал гладить ее кожу легкими, еле ощутимыми прикосновениями. Оливия вздохнула от удовольствия, словно ободряя его. А он опустил голову и начал водить губами и кончиком носа вверх-вниз по ее обнаженной спине, и его теплое дыхание вызвало у нее мурашки. Потом, точно рассчитав момент, он провел языком по позвоночнику – снизу и до самой шеи. Оливия тихо постанывала, завороженная этими прикосновениями, а он одним движением стянул вниз платье и накрыл ладонью ее грудь.

Сэмсон зарылся лицом ей в волосы, вдыхая их аромат, потом стал осыпать поцелуями ее щеку и шею, одновременно лаская грудь и твердые соски.

– Сэм... – Она задыхалась от сладкой муки.

– Я никогда в жизни не встречал такой нежной и мягкой кожи, как у тебя, – прошептал он ей на ухо. – Позволь мне любить тебя...

Из ее груди вырвался хриплый стон, она обернулась к нему, и в глубине ее прекрасных голубых глаз он прочел мольбу.

Оливия сглотнула. Ее била дрожь, эмоции захлестывали ее. Она дотронулась до его лица и провела большим пальцем по губам.

Сэмсон наслаждался этим проявлением ее доверия. Не сводя с нее глаз, он все ниже спускал ее сорочку, высвобождая сначала одну руку, потом другую, пока она не предстала перед ним обнаженной до талии. Сэмсон упивался ее видом, пожирая глазами нежное горло, розовые соски и крошечную родинку на правой груди. Оливия молча наблюдала за ним, уже тоскуя по его прикосновениям. А он, очень сдержанно и поколебавшись лишь секунду, взял губами один сосок. Оливия задрожала и, вцепившись ему в волосы, прижала его голову к своей груди. Сэмсон осторожно проводил языком по горячему соску, прислушиваясь к ее реакции. А когда она застонала и начала извиваться, он вдруг почувствовал мощный прилив своего собственного желания. Он продолжал ласкать ее, провоцируя ее каждым прикосновением, каждым нежным пожатием ладони, каждым движением языка, пока она не начала двигать бедрами.

Сэмсон немного подвинулся, чтобы иметь возможность покрывать поцелуями ее живот, остановившись лишь для того, чтобы дотронуться кончиком языка до родинки. Оливия стонала и извивалась, требуя большего, и он, схватившись за края платья и рубашки, начал стягивать их вниз через бедра.

Мельком взглянув на нее, Сэмсон увидел, что она закрыла глаза, а одной рукой прикрыла рот, видимо, готовясь к тому моменту, когда предстанет перед ним совершенно обнаженной. Оливия приподняла бедра, чтобы помочь ему, а он тянул с величайшей осторожностью, пока наконец не обнажились самые интимные места.

Сэмсон шумно сглотнул, чтобы удержать бешеную скачку сердца.

Во взрослой жизни ему приходилось видеть обнаженное женское тело, но ничего подобного он не видел.

У него перехватило дыхание от вида ее длинных темно-каштановых волос, округлых полных грудей с торчащими сосками, тонкой талии и густых темных завитков между ног. Эту ее часть ему особенно хотелось целовать, ласкать, полностью закопаться в нее и остаться там навсегда.

Сэмсон судорожно вздохнул, дрожа от безумного желания дотронуться до нежных лепестков, чтобы вызвать ее страсть. В этот момент Сэмсон отчетливо осознал, что никогда не сможет допустить, чтобы этим идеальным, бесценным существом владел кто-то другой, а не он.

До Оливии вдруг дошло, что он остановился, и она опустила на грудь ладонь в слабой попытке прикрыть свою наготу. Этот невинный жест заставил его улыбнуться, и он стянул последнее, что на ней оставалось, – чулки, и бросил их на пол рядом с кроватью.

Оливия все еще не открывала глаз, и эта стыдливость восхитила его, даже при том, что ему больше хотелось, чтобы она пылала страстью. Но страсть еще придет.

Сэмсон опять скользнул вверх по ее телу и начал целовать ее губы, лицо и шею, одновременно лаская ее грудь, чтобы ее желание не ослабевало.

– Оливия, – прошептал он ей на ухо, – я и мечтать не мог о такой, как ты...

Она всхлипнула, и он, отстранившись, посмотрел на нее и вдруг увидел, что ее ресницы были влажными от крошечных слезинок.

– Не плачь, – прошептал он, обеспокоенный тем, что его усилия соблазнить ее пропадут даром.

– Я ничего не могу с собой поделать, – еще крепче зажмурившись, ответила она. – Я так тебя хочу, но мне страшно.

Чистое, возвышенное удивление, которое он вдруг почувствовал, навсегда останется в его памяти. «Боже милостивый!»

Она призналась, что боится его. А он в этот момент больше всего испугался того, что может окончательно в нее влюбиться.

Господи...

Его окатила такая мощная волна эмоций, каких он еще никогда не испытывал. Он стал целовать ее мокрые глаза и щеки.

В ответ она обвила одной рукой его шею и прижала к себе.

Он прильнул к ее губам в глубоком поцелуе, вложив в него всю свою страсть, чтобы она поняла, что он готов дать ей почувствовать то, чего она так отчаянно хотела.

А потом, уже не сомневаясь и не сдерживаясь, он опустил руку, и его пальцы скользнули по завиткам между ее ног внутрь скрытого за ними рая.

Она инстинктивно сжала ноги.

– Спокойно, любимая, не бойся, – прошептал он.

Она медленно расслабилась, и, прежде чем она успела опомниться, он зарылся пальцами в теплые мягкие складки. Она вздохнула, прошептав его имя, и выгнула спину ему навстречу.

Сэмсон стиснул зубы, постарался успокоить свое дыхание и овладеть собой, чтобы немного задержать освобождение, пока он не удовлетворит ее.

А она двигала бедрами и тяжело дышала. Он понял, что она на грани...

– Ливи, любовь моя, ты понимаешь, что я сейчас войду в тебя? – спросил он ее у самого уха, покусывая мочку и надеясь, что ему не придется объяснять ей то, что должно произойти.

– Да... – прошептала она.

Его окатила волна облегчения, а с ней – смелость и новый прилив желания.

Он продолжал гладить ее, очень медленно, одновременно расстегивая пуговицы на брюках и пытаясь сбросить их с ног. Когда ему это наконец удалось, он лег рядом с ней, такой же обнаженный, как она.

Он продолжал ласкать ее, то проникая пальцами вовнутрь, то вынимая их, то обводя ими самый чувствительный бугорок.

Наконец одним быстрым движением он закинул на нее одну ногу, так что его твердая плоть уперлась ей в бедро.

Почувствовав это, она вздрогнула, но он крепко ее держал, чтобы дать ей ощутить всю глубину своей страсти и привыкнуть к этому интимному прикосновению.

А потом со скоростью, которая удивила его самого, он вынул пальцы и лег на нее. Коленом он раздвинул ей ноги и лег между ее широко расставленными бедрами, а локтями уперся в подушку по обе стороны ее головы.

– Посмотри на меня, Ливи.

Она открыла свои потрясающие голубые глаза, затуманенные желанием. Он заглянул в них в последний раз перед тем, как начать свое вторжение в ее горячее влажное естество и сделать ее своей.

– Не бойся.

Она чуть кивнула, судорожно вздохнув и вцепившись пальцами в его плечи.

С этими словами он дотронулся концом плоти до середины ее женственности и на секунду остановился, чтобы прийти в себя.

– Сэм, – прошептала она и, приподнявшись, поцеловала его.

Это нежное признание было все, что ему нужно. Очень медленно он начал входить в нее, сразу же остановившись, когда она напряглась.

Он замер и подождал, пока она снова расслабится, продолжая целовать ее, но не страстно, а чуть прикасаясь к ее губам. Потом он схватил ее за колено и поднял ногу, чтобы облегчить себе проникновение.

Оливия тоже его целовала, тихо постанывая и всхлипывая.

– Расслабься, Ливи, дорогая, – напряженным голосом прошептал он, чувствуя, что уже почти не может сдерживаться.

Она послушалась, и он снова начал свое движение, на этот раз проникая все глубже. Он знал, что ей больно, но он понимал, что это неизбежно. Тихие слезы катились по ее щекам, а он с каждым толчком входил все глубже и глубже, ощущая, как горячие влажные стенки раздвигаются, чтобы дать место его плоти.

Она выгибала спину, а он, войдя совсем глубоко, остановился, чтобы дать ей передохнуть и ощутить, как боль понемногу утихает.

Она никогда не узнает, что он будет хранить в памяти этот момент. Счастье переполняло его, и он стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы сдержать эмоции и насладиться ощущением той восхитительной власти, которую она, сама того не зная, подарила ему.

Она начала осыпать поцелуями его щеки, лоб, глаза, губы, и он догадался, что и для нее этот момент так же много значил, как для него.

– Господи, Ливи...

– Дай мне почувствовать всё...

Ощущение чистого экстаза захлестнуло его. Опершись на одну руку, так чтобы он мог приподняться, и оставаясь внутри ее, он опять просунул другую руку ей между ног.

Он ласкал ее, все убыстряя темп, а она извивалась, полностью отдаваясь наслаждению. А он замер, понимая, что, если опять начнет двигаться, потеряет над собой контроль и не сможет разделить с ней этот момент освобождения.

Вдруг она всхлипнула и дернулась. Открыв глаза, она взглянула на него.

– Да, любовь моя. Да...

Она вскрикнула и, впившись ногтями ему в спину, прижалась к нему. Он понял, что она достигла вершины...

Ему даже не пришлось двигаться. Сотрясавшее ее волнами удовлетворение сразу же подвело его к самому преддверию рая.

Эта красавица теперь принадлежит ему, понял он – и в то же мгновение взорвался внутри ее.