Текст книги "Октавиан Август. Революционер, ставший императором"

Немного позже Арминий оставил колонну, пойдя якобы за тем, чтобы привести еще вспомогательные отряды, проводников или другую помощь. Вместо этого он отправился за тем, чтобы присоединиться к армии, собравшейся для нападения на римлян. В последующие дни небольшие группы членов племени начали совершать набеги на уязвимые части колонны, отходя прежде, чем римляне могли организовать какую-нибудь оборону. Археологические раскопки в Калькризе, возле Оснабрюка, позволяли выявить место, где, вероятно, была устроена главная засада в ходе серии атак, предпринятых на расстоянии приблизительно двадцати или около того миль, и указывают на тщательные приготовления Арминия. Он выбрал узкий проход в качестве естественного места для закупоривания, там, где путь проходил через луга с лесистыми холмами по одну сторону и болотистой местностью по другую. Используя природные условия, германцы валили деревья, чтобы замедлить движение колонны, копали траншеи, чтобы помешать римлянам свернуть на другую тропу и избежать засады, и обносили еще с одной стороны дорогу наклонным валом среди деревьев длиной в 500 ярдов. Сделан он был частью из дерна, а частью из грунта, и явно эти оборонительные сооружения вселяли мысль о возведении таковых легионами в силу установившийся практики.[703]703
  О раскопках и ряде различных реконструкций сражения см.: A. Rost, “The Battle between Romans and Germans in Kalkriese. Interpreting the Archaeological Remains from an Ancient Battlefield” и S. Wilbers-Rost, ‘The site of the Varus Battle at Kalkriese. Recent Results from Archaeological Research’, обе статьи в: A. Morillo, N. Hanel & E. Martin, Limes XX. Estudios sobre la frontera romana. Roman Frontier Studies, Anejos de Gladius 13. Vol. 3 (2009), p. 139–145, 1347–1352, Schlüter (1999), p. 125–159, Wells (2003), Murdoch (2006); M. McNally, Teutoburg Forest AD 9. The Destruction of Varus and his Legions (2011) – хорошо иллюстрирован, как и легкодоступный сборник статей в J. Oorthuys (ed.), The Varian Disaster: The Battle of the Teutoburg Forest. Ancient Warfare: специальный выпуск (2009); основные античные источники: Dio Cass. LVI. 19. 1–22. 2, Velleius Paterculus II. 119. 1–5, Tacitus, Ann. I. 61–62. Приводимый рассказ основан на всех указанных источниках, а более подробные рассуждения можно найти в цитируемых работах.


[Закрыть]

Арминий многое изучил благодаря своей службе в римской армии и теперь использовал эти знания с беспощадной ловкостью. Он обеспечил избрание Варом этого пути, а приготовления к засаде должны были занять дни или, что более вероятно, недели. Обстоятельства складывались далеко не в пользу римлян, и сделались еще хуже, когда полил сильный дождь, затормозивший все, потому что дорога превратилась в месиво, и управляться со снаряжением стало затруднительно. Вар совершенно не справлялся в этих критических обстоятельствах. Сначала он приказал поджечь бо́льшую часть обоза с багажом – поступок, который, вероятно, посеял нервозность. Предпринимаемые быстрые атаки продолжали терзать колонну, воинов все больше охватывало ощущение безнадежности. Когда они достигли тщательно подготовленного места для засады в проходе, атаки стали сильнее – стена германцев имела несколько устроенных в ней проходов для вылазок, чтобы дать возможность воинам бросаться вперед, а затем отходить в свое убежище. Хотя она была не более пяти футов высоты, этого оказалось достаточно, чтобы улучшить условия для нападения, поскольку давало воинам, сражавшимся на ней, значительное превосходство в высоте. Окруженные в узком проходе и атакованные сразу с нескольких сторон, римляне изо всех сил старались действовать в этом сражении согласованно.[704]704
  Стоит обратить внимание на реакцию некоторых легионеров Юлия Цезаря на гибель их вещевого обоза, см.: BG V. 33. 3–6, хотя есть противоположные данные: V. 43. 4 (у автора ошибочно V. 44. — Прим. пер.).


[Закрыть]

Возможно, незаурядный полководец еще и нашел бы выход из такой ситуации, установив в достаточной степени порядок среди этого хаоса, чтобы предпринять согласованную атаку на неприятеля. Вар был не таким человеком, притом он с самого начала утратил самообладание. Один из его подчиненных увел кавалерию, которую окружили и перебили в другом проходе. Самого Вара ранили (насколько серьезно – мы не знаем), и вскоре после этого он вместе с несколькими другими старшими командирами совершил самоубийство. Таким же образом убил себя его отец после битвы при Филиппах, но в то время, как римская аристократия могла приходить в восхищение от самоубийства тех, кто оказался на стороне побежденных в гражданской войне, такое было недопустимо для полководца, ведущего армию против чужеземного врага. Если командующий впадал в отчаяние, то это вовсе не поддерживало у его людей желания продолжать битву. Некоторых оказавшихся в окружении, включая нескольких старших командиров, пока другие спасались бегством, германцы перебили, не встречая сопротивления. Немногие еще сражавшиеся предпринимали отчаянные попытки прорваться через стену и ускользнуть из западни. Во время битвы участки вала обрушились, и раскопки дают красноречивую картину последних тяжелых схваток. Был обнаружен скелет мула, и тот факт, что висящий на его хомуте колокольчик был набит свежевырванной с корнем травой, чтобы заглушить его звук, намекает на попытки произвести атаку в тишине под покровом темноты. Останки еще одного мула нашли там, где он перелез через стену и затем, упав на другую сторону, сломал себе шею.[705]705
  О пристойном поведении командиров см.: Goldsworthy (1996), p. 163–165.


[Закрыть]

Попытки бежать не удались, и люди Вара гибли один за другим. Множество пленных вскоре присоединились к ним, будучи в благодарность богам за победу принесены ликующими германцами в жертву. Остальных обратили в рабов – позднее некоторые из них убежали или были освобождены за выкуп и стали рассказывать истории об ужасных событиях тех дней. Вара подвергли спешной, но безрезультатной кремации, и его захороненные останки выкопали и осквернили. Были захвачены три легионных орла, а равно и много других штандартов, и большая добыча в виде доспехов, оружия и другого снаряжения. Трофеи, доставшиеся германцам в результате победоносного сражения, были разделены между племенами или отправлены другим, чтобы побудить их присоединиться к восстанию. Голову Вара послали Марободу; король маркоманов предпочел сохранить мир с Римом, но испугался Арминия как соперника и потому послал этот ужасный предмет римлянам. В конце концов, его доставили в Рим, должным образом кремировали и подобающим образом похоронили.[706]706
  Tacitus, Ann. I. 57–58, 71; Velleius Paterculus II. 119. 5.


[Закрыть]

Известия о катастрофе в Германии достигли Рима только через пять дней после официального объявления о победе в Иллирике, и это означало как минимум то, что со временем было бы возможно переместить войска с Балкан на рейнскую границу. Это, однако, было гораздо более тяжелое поражение, нежели любое из тех, которые римляне претерпели со стороны паннонских и далматских мятежников, и его сравнивали с несчастьями, подобными поражению при Каррах в 53 г. до н. э. или даже величайшим поражениям, нанесенным Ганнибалом. Три легиона погибли – более десяти процентов всей армии исчезло за считаные дни – и до тех пор, пока не пришли еще новости, отсутствовало всякое знание о том, не уничтожены ли также и другие войска в Германии, и не грабят ли германские орды Галлию, переправившись через Рейн. Серьезное само по себе, это обстоятельство еще больше бросало тень сомнения на принцепса и его режим, который гордился внушительными победами, основанными на надлежащих отношениях с богами. Еще хуже было то, что одна из его армий лишилась драгоценных орлов. На римскую честь вновь легло пятно позора, особенно порочившее ее после того, как император Цезарь Август разрекламировал возвращение утраченных в прошлом штандартов. Страх и ужас быстро охватили Рим (Velleius Paterculus II. 117. 1).

Август был потрясен, но, кажется, в это время он пребывал скорее в гневе, чем в отчаянии. По словам Диона Кассия, некоторые источники сообщают о том, что расстроенный принцепс рвал на себе одежды. Он усилил патрули в четырнадцати кварталах города для предотвращения любых беспорядков, особенно в том случае, если бы рабам варварского происхождения взбрело в голову взбунтоваться. Это было маловероятно, но видимое присутствие войск подчеркивало, что государство все еще находится под контролем, успокаивало робкого и устрашало потенциально непокорного. Еще меньшую опасность представляли германцы, служившие в качестве конных телохранителей самого принцепса – отряд, который в какой-то момент заменил испанских телохранителей его молодости. Этих людей публично выслали из Рима. Другим, более впечатляющим жестом, явилось принесение обета устроить особые игры в честь Юпитера Всеблагого Величайшего, «если положение государства улучшится» – вполне в духе Августа возрождение ритуала, к которому не прибегали более ста лет. В то же время он увеличил срок пребывания в должности провинциальных правителей, чтобы обеспечить по всей империи стабильность и надзор опытных людей. Был отдан приказ о проведении новой кампании по набору в армию, но, как и следовало ожидать, обнаружилось, что новобранцев оказалось еще меньше, чем в 6 г. н. э. Был введен призыв на военную службу граждан, выбранных по жребию, несмотря на непопулярность этого. Кое-кто, к тому же, старался уклониться от призыва, и некоторое количество таковых казнили в виде предупредительной меры. Тем временем, увеличили срок службы солдатам, уволив при этом большее число призванных ветеранов. И снова выкупили рабов, предоставили им свободу и сформировали из них особые части.[707]707
  Dio Cass. LVI. 23. 1–4, Suetonius, Augustus 23. 1–2.


[Закрыть]

Вскоре Тиберия отправили в прирейнские земли принять командование. Август тем временем отказывался в продолжение нескольких месяцев бриться и стричь волосы, повторяя то траурное действо, которое он принял, чтобы чтить убитого Юлия Цезаря. В это время ни на монете, ни на другом изображении не появляется его бородатое лицо, а вместо нечесаного, страшно заросшего старика на его портретах продолжал присутствовать нестареющий и невозмутимый принцепс. Он гневно жаловался на Вара и иногда у себя дома бился головой о двери, вопя: «Квинтилий Вар, верни мои легионы!» Из мертвого командующего сделали козла отпущения, а самые ранние источники также изображали Арминия как изменника. Ни одну из точек зрения нельзя считать безосновательной, но каждая основывалась на каком-либо эпизоде, вырванном из контекста. В будущем принцепс отмечал дату этой трагедии как день траура. Ни один легион не был набран с целью заменить три погибших. Это само по себе указывает на то, что рекрутов едва хватало для пополнения уже существовавших частей. Даже в последние годы, когда формировали новые легионы, номера «семнадцать», «восемнадцать» и «девятнадцать» не использовали.[708]708
  Suetonius, Augustus 23. 2; о легионах см.: I. Keppie, The Making of the Roman Army (1984), p. 163–169.


[Закрыть]

В последующие месяцы из Германии пришли немного более приятные новости. Как это присуще нерегулярным армиям всех времен, люди Арминия после одержанной ими победы разошлись, забрав на зиму домой свою добычу. На этот момент только немногие оставались в действующей армии, к которым присоединились другие, вдохновленные их успехом и жаждавшие завоевать для себя славу и добычу. Большинство небольших отрядов, разбросанных Варом по этой области, погибли, но когда вооруженный отряд воинов Арминия атаковал военный лагерь в Ализоне (вероятно, это место обнаружили в результате раскопок в Хальтерне), атаки были отражены. После доблестной обороны гарнизон и большое число гражданских лиц ушли под покровом темноты и сумели совершить потрясающий побег в безопасное место на рейнской границе. Все переправы на реке удерживались – и, в самом деле, они, кажется, не подвергались серьезному нападению. Два оставшихся легиона Вара и некоторое количество вспомогательных войск в значительной степени уцелели, и их командиры делали все возможное, чтобы организовать устойчивую оборону.[709]709
  Dio Cass. LVI. 22. 2–4, Velleius Paterculus II. 120. 1–6, а также: Wells (2003), p. 200–212, Mundoch (2006), p. 121–128.


[Закрыть]

Тем не менее в настоящее время провинция между Рейном и Эльбой была потеряна – каждое раскопанное римское военное и гражданское поселение в этой области указывало на то, что его в то время внезапно покинули. Четыре следующие военные кампании Тиберий, к которому позже присоединился Германик, провел или на Рейне, или в карательных экспедициях на востоке. Подробностей этих кампаний известно немного, но римляне, кажется, постепенно продвигались все дальше от служившего им защитой Рейна, сжигая деревни, истребляя посевы, угоняя стада рогатого скота и отары овец и убивая или захватывая в плен всякого, кого могли поймать. Римляне называли это vastatio (опустошение) и занимались им весьма успешно, но пока еще сталкивались с серьезным сопротивлением. Власть Арминия, как человека, который уничтожил легионы, росла, и он командовал не только множеством херусков, но в равной мере и воинами из других племен. Поражение Вара совершенно развеяло ореол римской непобедимости точно так же, как быстрое завоевание японцами Гонконга, Малайи и Бирмы в 1941–1942 гг. подорвало репутацию Британской империи на всем Дальнем Востоке. В высшей степени трудно, быть может, невозможно, прийти в себя после таких унизительных провалов.[710]710
  О разорении см.: J. Roth, The Logistics of the Roman Army at War, 264BC—AD 235 (1999), p. 148–155, 298–305.


[Закрыть]

В последние годы жизни Августа военные кампании в Германии продолжались, и ясно, что он все еще надеялся вернуть обратно потерянную провинцию. Однако многие достижения носили скорее символический характер. В 11 г. н. э. Тиберий и Германик объединили свои силы для первой большой экспедиции за Рейн, но смогли заставить противника дать лишь небольшое сражение. Арминий и другие германские вожди были слишком благоразумны, чтобы рисковать биться на условиях римлян, а римские военачальники в равной степени проявляли осторожность и поэтому не оттесняли германцев слишком далеко. 23 сентября, все еще находясь на вражеской территории, они отпраздновали день рождения Августа рядом конных ристаний, организованных центурионами до отхода к Рейну. До сих пор не удалось одержать победу, которую можно было бы считать возмездием за поражение, или возвратить утраченные штандарты, но уверенное наступление римлян говорило по крайней мере о том, что в ход идет все, чтобы убедить в том, что в конечном счете римляне вышли победителями (Dio Cass. LVI. 25. 2–3).

Продолжение войны давало Тиберию дополнительную возможность доказать свои способности и продемонстрировать готовность трудиться на пользу государства. Каждую зиму он продолжал возвращаться в Рим и с 9 или 10 г. н. э. обычно занимал место в сенате либо в других публичных собраниях, садясь, наряду с Августом, между двух консулов. Очень может быть, что несколько посланий, написанных принцепсом Тиберию и позднее цитируемых Светонием, относятся к этим годам. Выдержки из них рассчитаны на то, чтобы доказать любовь к нему Августа, например, такие: «Я могу только похвалить твои действия в летнем походе, милый Тиберий; я отлично понимаю, что среди стольких трудностей и при такой беспечности солдат невозможно действовать разумнее, чем ты действовал», «Когда я читаю или слышу о том, как ты исхудал от бесконечных трудов, то разрази меня бог, если я не содрогаюсь за тебя всем телом. Умоляю, береги себя: если мы с твоей матерью услышим, что ты болен, это убьет нас, и все могущество римского народа будет под угрозой», «Здоров я или нет, велика важность, если ты не будешь здоров». Как обычно, имелось множество цитат и остроумных греческих цветистых фраз, предназначенных подкрепить его суждения.[711]711
  Dio Cass. LVI. 25. 2–3. (Цитаты из писем Августа Тиберию взяты из: Suetonius, Tib. 21. 5 и 7. Пер. М. Л. Гаспарова. – Прим. пер.)


[Закрыть]

В январе 10 г. н. э. Тиберий от собственного имени и от имени своего брата Друза освятил восстановленный на Форуме храм Согласия, оплатив работу из германской добычи – скорее, вероятно, от более ранних успешных военных кампаний, нежели от недавних. Триумф, присужденный ему за Иллирик, отсрочили до 12 октября 12 г. н. э., и событие это ознаменовали распространением его проконсульского империя на всю империю, а не просто на западные провинции, где он уже прилагал усилия, чтобы победить в войне. Августа также провозгласили императором до разгрома восстания, но он, как обычно, предпочел не праздновать триумфа. К концу жизни он был провозглашен императором не менее двадцати одного раза – совершенно беспримерное количество, подобного которому никогда в будущем не было. Германику присудили знаки отличия триумфатора за подавление балканского восстания, и на 12 г. н. э. он в возрасте двадцати шести лет стал консулом. Он перескочил претуру, а родной сын Тиберия, Друз, в 11 г. н. э. был квестором, и тоже был намечен на преждевременное получение консульства.[712]712
  Dio Cass. LVI. 17. 1–3, 25. 1, Suetonius, Tiberius 17. 2, Res Gestae 4, а также: Levick (1999), p. 61–64 и T. Barnes, “The victories of Augustus”, JRS 64 (1974), p. 21–26.


[Закрыть]

До того, как Рима достигли новости о несчастье в Германии, одной из главных забот Августа в 9 г. н. э. стали вспышки недовольства его законодательством, побуждавшим вступать в брак и растить детей. Хотя большинство соглашалось с тем, что цель эта превосходная, им не нравились наказания, налагавшиеся за безбрачие и бездетность, которые среди прочего ограничивали право наследования имущества от любого лица, не являющегося близким родственником. В прошлом богатые бездетные мужчины и женщины считали делом нетрудным приобрести друзей среди тех, кто надеялся после того, как они умрут, получить по завещательному отказу недвижимое имущество. Теперь не только это сделалось более трудным, но если не оставалось членов семьи для принятия наследства, то деньги и имущество могли перейти к государству. Поощряемое законом воспитание троих или более детей требовало значительных затрат, в особенности если требовались средства, чтобы дать им всем достаточно средств для всаднического или сенаторского ранга, не говоря уже об обеспечении их средствами на спокойную жизнь.[713]713
  Основательное рассуждение о влиянии этих законов см.: A. Wallace-Hadrill, ‘Family inheritance in the Augustan Marriage Laws’, in J. Edmondson (ed.), Augustus (2009), p. 250–274 = Proceedings of the Cambridge Philological Society 27 (1981), p. 58–80.


[Закрыть]

Эти законы неизбежно затрагивали большинство богатых людей, и во время проведения каких-то игр группа всадников была особенно настойчива в своих требованиях отменить эти законы. Август ответил народным собранием, на котором выставил в качестве примера растущее семейство Германика, а затем будто бы разделил собравшихся всадников на тех, у кого есть дети, и на тех – гораздо большее число – у кого детей нет. На этом ли собрании, или на другом, в сенате, он представил речь, зачитанную, вероятно, кем-то другим. В продолжение некоторого времени назначаемый ему каждый год квестор выполнял это задание, и известно, что Германик тоже делал это для него в течение тех лет. Он повторял свои аргументы в пользу необходимости растить будущие поколения, пространно цитируя известную речь, произнесенную во II в. до н. э. и предостерегающую сенаторов против нежелания вступать в брак и растить достаточное число детей.[714]714
  Dio Cass. LVI. 1. 2–10. 3, Suetonius, Augustus 34. 2, 89. 2. (Речь идет о сочинении Квинта Цецилия Метелла Македонского, консула 143 и цензора 131 г. до н. э., «Об умножении потомства», в котором поощрялось вступление в брак. – Прим. пер.).


[Закрыть]

Одна-единственная уступка, сделанная Августом, состояла в смягчении варианта закона, который представили в конце года консулы-суффекты – вызывает ироническую улыбку то, что оба они были холостыми и бездетными. Трудно понять, в чем заключались точные различия между законом Папия – Поппея и более ранним законом, так как юристы более позднего времени объединяли эти два закона, но ясно, что элита все еще считала его слишком суровым. В конечном счете, они не могли воспрепятствовать тенденции к пресечению старых аристократических фамилий, которая, в конце концов, была связана скорее с высоким уровнем детской смертности, нежели с чем-то таким, что государство могло контролировать. Закон этот приносил некоторый доход, а также подчеркивал, что Август считал послушание и нравственное поведение присущими римлянам – вероятно, нечто особенно уместное в тревожные месяцы после гибели Вара и его легионов.[715]715
  См.: Tacitus, Ann. III. 25–28, где подчеркивается суровость даже восстановленных законов, а также: S. Treggiari, Roman Marriage (1991), особ. p. 60–80; см. также рассуждение у K. Galinsky, Augustan Culture (1996), p. 128–140, который связывает эти заботы с более глубокими опасениями за то, что нравственные недостатки могут привести к несчастьям, подобным разгрому Вара. Возможно, что закон приняли после того, как об этом разгроме стало известно, но представляется правдоподобным, что в основной своей форме он уже был составлен.


[Закрыть]

Это были трудные годы, омраченные к тому же сильным наводнением в 12 г. н. э., из-за которого сорвалось одно из больших празднеств. Цезарь Август был стар, и контуры мира без него вырисовывались все явственнее. Составление гороскопов – занятие, которым давно были одержимы многие римляне, особенно принадлежавшие к аристократии, – стало еще более популярным. Август запретил кому бы то ни было лично обращаться к провидцам и астрологам за предсказаниями, и даже если посоветоваться с кем-то из них приходила группа лиц, то им было запрещено осведомляться по поводу чьей-либо смерти. В то же время принцепс обнародовал подробности своего рождения и расположение звезд в тот момент, позволяя тем, кто может, составлять его гороскоп, если они этого пожелают. Также он годом раньше ослабил запрет на бои всадников в качестве гладиаторов после того, как несколько всадников проигнорировали его и появились на арене. Казалось, толпа любит выступления богатых людей, которые предпочитали рисковать таким образом жизнью и телом, и даже Август наблюдал за этим, всячески выражая удовольствие.[716]716
  Dio Cass. LVI. 25. 7–8, 27. 4; Suetonius, Augustus 43. 3.


[Закрыть]

Принцепс, однако, не всегда был расположен к такой искренности, великодушию и готовности оставлять без внимания случаи, когда пренебрегали законами. Приблизительно в это же время были конфискованы и публично сожжены сочинения, написанные Титом Лабиеном. Внук человека, являвшегося заместителем Юлия Цезаря в Галлии, но в 49 г. примкнувшего к Помпею, он имел обыкновение на публичных чтениях своих сочинений говорить, что пропустит следующий отрывок и позволит прочесть его лишь после своей смерти. Столь темные намеки казались тем более мрачными, когда их сравнивали со злобными нападками, которые он открыто позволял себе в отношении многих важных государственных лиц, хотя трудно сказать, поносил ли он их или напоминал им о прошлых деяниях, которые теперь казались нескромными или неподобающими. Со свойственным римлянам пристрастием к сочинению каламбуров современники прозвали его Рабиеном, или «неистовым» (от rabies – неистовство). Насколько мы можем судить, он не нападал на Августа или его близких родственников, но с благосклонностью писал о Помпее и других врагах Юлия Цезаря. Лабиен совершил самоубийство в знак гневного протеста против уничтожения своего сочинения.[717]717
  О Лабиене см.: R. Syme, The Roman Revolution (1960), p. 486, и B. Levick, Augustan Image and Substance (2010), p. 190–191.


[Закрыть]

В равной степени пылкий оратор Кассий Север хвастался, что он знал наизусть это уничтоженное сочинение. Он был известен своими решительными и в высшей степени агрессивными обвинительными речами в суде, но также любил писать памфлеты, оскорблявшие в духе старой «доброй» традиции римской брани по всем правилам ораторского искусства видных мужчин и женщин. И опять маловероятно, чтобы Август являлся одной из его мишеней, но приблизительно в 12 г. н. э. позволил обвинить его по закону об оскорблении величия, измененному и дополненному в 6 г. н. э. и связанному с неопределенным понятием преступлений, причиняющих ущерб «величию» римского государства и народа.[718]718
  Вопрос о дате принятия Августом закона об оскорблении величия является дискуссионным в науке. – Прим. пер.


[Закрыть] Кажется, это был первый случай его применения в ответ на письменные и устные нападки на отдельных лиц. Кассий был признан виновным и отправлен в изгнание в относительно роскошные условия Крита. При Тиберии и его преемниках понятие «оскорбление величия» стали связывать с бесконечно широко понимаемой нелояльностью по отношению к императору, и такого рода судебные преследования делались все более частыми, будто в самом деле действовала цензура. При ретроспективном взгляде такое развитие событий выглядит особенно зловеще, но, возможно, более важно отметить, что все эти обиды и оскорбления являлись также признаком продолжавшейся вражды между представителями элиты. Это имело очень малое или даже не имело никакого отношения к принцепсу. Соперничество из-за должности и почестей тоже продолжалось. В 11 г. до н. э. шестнадцать кандидатов на должность претора получили равное количество голосов, так что Август позволил им всем занять эту должность, хотя после того он вернулся к прежнему нормальному числу двенадцать в год.[719]719
  Dio Cass. LVI. 25. 4, 27. 1, Tacitus, Ann. 1. 72, а также: Syme (1960), p. 486–487.


[Закрыть]

Были приняты дальнейшие меры, чтобы облегчить престарелому Августу бремя государственных трудов и церемоний. В 12 г. н. э. Германик зачитал в сенате речь, в которой принцепс просил, чтобы более сенаторы официально не приветствовали его и не прощались с ним, когда он приходил на Форум и уходил с него. Он также просил, чтобы они реже приходили с приветствиями к нему домой, и извинялся за то, что более не может обедать у них столь часто, как в прошлом. В следующем году совет принцепса, который в течение долгого времени действовал как совещание, занимавшееся вынесением сенатских судебных решений, претерпел основательные изменения. Вместо формирования его из числа сенаторов, набиравшихся по жребию и исполнявших обязанности в течение шести месяцев, членство в нем сделалось постоянным, и все члены избирались принцепсом. Ему также предоставили большую власть, так что решения его теперь считались как бы постановлениями всего сената в целом. Без сомнения, престарелому Августу было легче успешно вести дела в спокойной обстановке собственного дома – Дион Кассий сообщает, что иногда он полулежал на ложе при заседаниях этого органа.[720]720
  См.: Dio Cass. LVI. 26. 1–3; 28. 2–3.


[Закрыть]

Еще одним последствием этой перемены стал дальнейший рост влияния Тиберия и его сыновей, приготовлявшего путь к тому, чтобы стать преемником принцепса после его смерти. Однако было бы ошибочно видеть в Августе лишь марионетку. Ясно, что он по-прежнему нес немалое бремя государственных трудов и принимал важные решения, хотя бы и направляемый советниками и членами семьи. Он отнюдь не утратил многих навыков опытного и ловкого политика. В 13 г. н. э. увеличились жалобы на пятипроцентный налог на наследство, взимаемый ради финансирования военной казны. В ответ Август пригласил сенаторов, чтобы те предложили свои варианты надежного и стабильного пополнения военной казны – крайне необходимое во всякое время, но особенно в условиях продолжавшейся войны в Германии. Тиберий отсутствовал, а Германику и Друзу было приказано не выражать никакого мнения по этому предмету на том основании, что его рассматривают как точку зрения их деда. Сенат обсуждал этот вопрос и представил в письменной форме несколько предложений на рассмотрение принцепсу. Ни одно из них не казалось удачным, и по существу они представляли собой полный отказ от действующей системы, взамен которой не предлагалось жизнеспособной альтернативы финансированию военной казны. Тогда Цезарь Август объявил, что он предпочитает обложить податью имущество, и в целях введения нового налога отправил людей начать процесс поголовной переписи. Обеспокоенный этим сенат быстро согласился с тем, что более благоприятным для них будет оставить прежний налог на наследство, нежели столкнуться со столь неясной перспективой. Принцепс заявил, что он в равной степени счастлив согласиться со столь благоразумным решением.[721]721
  Dio Cass. LVI. 28. 4–6, о положении Тиберия в эти годы см.: Levick (1999), p. 61–67.


[Закрыть]

В 13 г. н. э. императору также вотировали продление всех его полномочий еще на десять лет. Одновременно таковые наконец были в полной мере предоставлены Тиберию, и в последние годы его голова начала появляться на реверсе монет, у которых на аверсе присутствовал Август. Обоим коллегам также была дана консульская власть для заведывания цензом, который завершился к маю 14 г. н. э., и в списки было внесено 4 937 000 граждан – почти на 900 000 больше, чем было указано при первом цензе в 28 г. до н. э., проходившем под надзором принцепса. Для Августа это увеличение являлось видимым признаком его успеха в деле восстановления мира и процветания римского народа. К тому времени минуло сорок три года, как Антоний совершил самоубийство, а Цезарю Августу исполнилось семьдесят шесть лет. Дион Кассий рассказывает о знамениях, предвещавших последующую перемену. Одно случилось, когда сумасшедший выбежал к процессии богов и символов, шествовавшей во время игр, и сел в магистратское кресло, принадлежавшее Юлию Цезарю; другое произошло, когда молния ударила в букву Ц (С) в слове ЦЕЗАРЬ (CAESAR) на подножии статуи Августа на Капитолийском холме – ЕЗАРЬ (AESAR) было этрусским словом, означавшим «бог», и истолковали его как намек на приближающееся обожествление. Светоний утверждает, что когда обычной церемонией отмечали завершение ценза, то над Августом несколько раз пролетел орел и затем сел на фронтон храма как раз над первой буквой в имени Агриппы. Принцепс собирался произнести официальный обет о благополучии римского народа на пятилетие до следующего ценза, но вместо этого заставил Тиберия сделать это за него, объяснив, что его не будет уже, чтобы исполнить обещанное.[722]722
  Dio Cass. LVI. 29. 1–6, Suetonius, Augustus 97. 1–3, Res Gestae 8.


[Закрыть]