Текст книги "Йестердэй"

Кассета 8. Цвет – белый

Три занятия за всю мою жизнь давали мне… упоение? Нет не то, что в бою и какой-то бездны на краю, это все чушь, а ощущение полноты и смысла жизни. То самое ощущение, как во сне: с таким трудом неимоверным ты отрываешься от земли, а дальше все легче и легче. Летишь и уже не представляешь, как это можно ходить по земле. Мне всегда было трудно ходить во сне и легко летать. Пока леталось…

[пауза]

Нет. Да. Три занятия. В шесть лет мне подарили конструктор. Лего тогда не было. Он был металлический, с винтиками, гаечками. И с электромоторчиком. Я полгода его не открывал. Не знал, как подступиться, да и интереса особого не испытывал. А потом так увлекся, что забывал завтракать и обедать. Все создавал свой мир. На электромотрчике.

В пятнадцать лет мне случайно досталась гитара. Не буду рассказывать как: долго и ни к чему. Гитара была старая, лак потрескался, струны случайные, но звучала она, как я потом понял, великолепно. Она мне помогала учиться. Ни в какую музыкальную школу я, конечно, не пошел, поздно было. Сидел дома и дергал струны. Часами. Пальцы опухли. Книги, прочитанные друзьями, но не мной, стопками валялись на подоконнике. Учителя грустнели при встрече. Я все играл на гитаре. Через полгода что-то начало получаться. Через два или три года пришли мелодии, мои собственные, ни у кого не слизанные, вот тогда я снова полетел.

А третье занятие – вот оно. Придумывать, как расставлять слова. И я до сих пор не понимаю, мое это занятие или не мое. Пока расставляешь, кажется, еще чуть-чуть и полечу. А прочтешь потом…

[пауза]

 
Ши вот ю вонт то сии, би фрии
Невер фиар, зе энд из ниар
Вэн ё эйз а шат юл сии
Зе фиилдз оф йестердей
 

[пауза]

… ее нет, как сейчас, так мне кажется, что так и лучше. В самом деле, какого черта? Что может быть общего между мужчиной, чей опыт неудач с целеустремленностью таракана подползает к отметке с надписью «половина столетия» и девушкой, которой только что исполнилось двадцать? Ну, пусть даже двадцать пять. Никак не угадаю ее возраст.

Обычно у женщин кисти рук старше лица. Не знаю, что они с ними делают. То есть что только они с ними не делают, а они – кисти рук – точно указывают на то, какой женщина будет через пять лет. У Арины руки совсем девчоночьи. Вот и непонятно. Мне кажется, ну вот сейчас, когда ее нет уже два дня, что мы и слов-то одинаковых не отыщем в нашем с ней русском языке. Как заявил однажды мой незабвенный учитель в профессии Эф Пе Мендякин, женившись в пятьдесят четыре года на двадцатилетней корреспонденточке: «Говорить тут не о чем. Пока дети не пошли».

Но как только я слышу ее чуть хрипловатый, детский голос, так сразу забываю, кто я … что я… чем занимаюсь… и чем мне надо бы… Я просто становлюсь водой и в этом состоянии точно знаю, куда мне надо течь. А вот только нравится мне это или нет? Гамма чувств: от черт его знает, до ну его к Зую.

[пауза]

Надо бы собраться и что-то решить. Например, сказать Арине, что я все знаю. Ну не все, а то, что у Карины никогда не было дочери. Даже приемной. Больше-то я все равно ничего не знаю. Вооот. И посмотреть, что она скажет.

[пауза]

Ну и чего я этим добьюсь? Например: она вся в слезах признается… в чем? Или просто развернется и уйдет. А мне уже самому стало интересно, что происходит. Может быть, пока Арина не проявилась, самому с Иваном поговорить? Надо бы собраться. И решить.

[пауза]

Что я помню об Иване

Иван Солонов. На снимке – крайний справа. Развернулся к воде, как будто собирается нырнуть, уже и руки сложил «рыбкой». Но, нет, только делает вид. Ноги не согнул, как нужно для прыжка. И смотрит в объектив.

Прозвище у Ивана – Слон. Нет, он не толстый был. Но крупный. Высокий, чуть медлительный, солидный, одним словом. Даже в первом классе. Никогда ни в чем не участвовал просто так и ни за чем никуда не бегал. Но всегда, в каждый момент жизни знал, что ему нужно. И добивался этого. Сам. И, кстати, не сильно напрягаясь. Шел к цели спокойно, как слон, а все расступались.

В десятом классе как-то вдруг оказалось, что он сидит за одной партой с Кариной. И никто по этому поводу не пошутил. В то время общий для всех нас набор точного знания состоял примерно из шести истин. Называю в порядке их усвоения: семью восемь – пятьдесят шесть; «жы», «шы» пишется через «и»; СССР – одна шестая суши; Москву основал Юрий Долгоруков; Битлз – навсегда; где Карина, там Иван. Да, забыл, параллельные прямые нигде не пересекаются.

Какое-то время перевернуть формулу Карина+Иван не получалась, так что мы его почти и не видели. Ну, только на уроках. И непонятно было, кто тут добился своего. Потом, ближе к лету все как-то само собой гармонизировалось.

После школы Иван удивил не меня одного, поступив учится на какого-то международного бухгалтера. Но, как выяснилось лет через десять, это было началом реализации долговременной программы, одним из пунктов корой значилась ликвидация социализма, как экономической системы. Шучу.

И все же. В ликвидации социализма Иван поучаствовал в качестве генерального директора «ОУК банка», насобиравшего Зуеву кучу этих… как их… ну Чубайс раздавал… Ну, в общем, всякой собственности банк нахватал, после чего владелец, конечно же, оказался жутким мошенником, прячущимся до сих пор от справедливого правосудия в какой-то средиземноморской дыре. Ну и Иван тоже пропал куда-то лет на семь. Нет, его не судили, просто он выпал из реальности, а года два-три назад вроде бы объявился в Москве и вроде бы стал перекупщиком театральных билетов. Сам я Павла… э… Ивана не видал, но кто-то где-то что-то ляпнул по этой теме.

[звонок телефона]

– Ну и куда ты пропал?

– И Вам добрый день, Евгения Александровна.

– Старый, ты опять?

– Ты о чем?

– Тьфу!

– Вот и поговорили.

– Стоп. Давай с начала.

– Давай.

– Ты интервью написал?

– А то.

– Тогда какого же ты…

– Ну! Ну!

– … черта его не шлешь?

– А ты почту проверь.

– А, прости, получила. Мог бы и вчера послать.

– Ну, ты знаешь, я мог бы…

– Ладно. Ладно. Не начинай. Некогда мне, кругом одни… Ну, никто ничего не может толком сделать. Один ты молодец. Пока.

– Нет, Женька, подожди. Дело у меня к тебе.

– Может на следующей неделе? Как раз номер подпишем…

– Да мне информация нужна.

– Тебе? Слушай, старый, ты деградируешь. К Ленке вернулся уже?

– Я не уходил.

– Вот оно и видно.

– Женька у кого из нас времени нет?

– Так чего тебе?

– Вы в прошлом месяце о продаже театральных билетов с рук статью тиснули…

– Статью! Тема номера была. И не только театральных. Там и концерты, и спорт…

– Вот. А мой одноклассник один, Иван Солонов, вроде бы шишкой был в этом деле. Мне бы подробности какие…

– Все поняла. Дам поручение, поищут тебе подробности. Найдут – пришлю тебе. Всё?

– Все. Премного благодарны, барыня Вашей добротой. Век будем…

Отключилась. И эта женщина… И эту женщину… Ну и так далее.

[пауза]

 
Йестердэй, зе гууд олд дэейз.
Йестердэй, зе вэй ви юзд ту плэй
Йестердэй, ит джаст гот ворз энд ворз.
Йестердэй, зе фьючерз бииин рехёёёёёзд.
 

[пауза]

С метро у меня явно не складывается. Почему-то попадаю в самую толпу. И через раз, как только я спущусь на платформу в любом месте Москвы, так из туннеля выныривает какое-то чудовище на колесах, пышет жаром и гудит. На открытой платформе этого подземного гада всегда лежат четыре пары колес для поезда, а в единственном вагоне никогда никого не бывает. Мне кажется, этот дракон преследует меня по всему городу, затаившись в своих подземельях и выжидая момент, чтобы накрыть меня лязгом, обдать жаркой волной рассекаемого воздуха подземелий. После чего, кстати, в туннеле остается только выжженная земля минут на десять. А на платформе, естественно, собирается дикая толпа недовольных теток, каждая из которых норовит пройти через ту самую точку пространства, где находится мое материальное тело. Кстати. Годам примерно к двадцати семи, по моим наблюдениям, каждая девушка, проводящая часть жизни в метро, обращается в злобную ведьму, нет, фурию, прорывающуюся в вагон, к месту, где можно посидеть до следующей остановки, сквозь любое количество пассажиров, намеревающихся этот самый вагон покинуть. Я понятно это сказал? Еще раз: люди из вагона еще не вышли, а богомерзкая тетка туда уже продралась и согнала с сиденья юное создание неопределенного пола в джинсах и с виноватым лицом. Путь ее, тетки, чаще всего пролегает через меня. Могу показать синяки на боках, груди и животе. Позу футболиста, стоящего в стенке при штрафном ударе, я принимаю автоматически, как только поезд подходит к платформе. Тем пока и жив.

[пауза]

А к чему я это все? Да! Я же видел сегодня Карину! Я уверен в этом. Ну, почти. Да. Нет. Да она это была. Рассказываю. Я выбрался в город за гонораром. Собрал волю в кулак и не стал брать такси. На метро поехал в центр. Ну, это ладно. Доехал, получил, потрепался там, в редакции и дай думаю, повторю эксперимент. Прогуляюсь пешком до Театральной и опять сяду в метро. Шел себе тихонечко, подставлял голову ветру, лелеял в кармане гонорар. Был повод порадоваться жизни. Как говаривал в строгой сосредоточенности Федор Поликарпыч Мендякин: «Был бы повод, найдем и провод». Что он имел в виду, я выяснить так и не сумел. Потому что каждый раз после этой сентенции отключался от беседы. Я отключался, не он. Ему-то что.

[пауза]

Так вот. Я подходил к Театральной. И что-то все стало не так. Почувствовал что-то. Сам не понял что. Как-то тревожно стало. Ну, вот такое чувство, как будто я провинился, а в чем не знаю толком. С Ленкой у меня такое бывает часто. А потом я ее увидел. Там два театральных киоска, народ часто толпится. Она стояла чуть в стороне, у края тротуара. Карина. Чуть погрузнела, а так все такая, какой я ее запомнил. Я пошел быстрее, но тут как во сне получилось. Я иду, иду, а все никак не приближаюсь. И тут вырулил внезапно откуда-то красный «Лексус», остановился перед ней. Я, было, собрался бежать, но тут же на кого-то наткнулся, получил под ребра локтем, чуть не упал. А она села в Лексус и растаяла в асфальтовом мареве у меня на глазах. Все, можно просыпаться. Но кошмар продолжился. В метро. Вот они, синяки.

[пауза]

Нет, ну точно это была она.

Кассета 9. Цвет – белый

СМС-ка пришла от Жеки. «Шишка твоя держит точки у Большого». Ну, хоть какая то ясность. Нет, больше того. Все проясняется. Видел-то я Карину в том самом месте – у театральных киосков на Театральной площади. Говорил же я: нам нужен Иван.

И вот я думаю…

[пауза]

… таким мышлителям! Ойййошь…

[пауза]

Жначт, вот што поучиощ. Жадумай я най… ой… найти Ивана. Ай… Айина куда-то поопаа, ну я и еешил сам. Доехай на удивьение хоошо, беш пообем. Пообемы там нечаиш, на Теааааай… Теаааатааной поошади. Там у киосков тооое штояйи, биеты ш уук поодавайи. Я поошой, говоою, мужики как бы мне ш Иваном вштьетится. Ш каким Иваном? Ш Шоооновым. Нет тут никакоо Ивана, ешйи биет не нужен, иди шебе. Йа не отштай, говой… говойу, я его дууг, он мне ошень нужен и еще што в гооову вжбьейо. Што жуурнаиист тоже шкажай. Жйя навееное. Ну, они пожвайи какого-то мужичка невж… невж… невжачного, шкажайи ему, в чем део…

Вшё. Уштай.

[пауза]

Шкажали ему, в чем део, он гоовой кивнул и повел меня куда-то по Бооошооой Дмитовке, птом в пееуок и в подъежд. И токо мы вошли, гаажа еще не пивыкли, как он мне вйежай поддых, в жубы и по гооени. Я упай, жадохнуйся. А он еще ногой по йоо… по гуудной кьетке. Бойно очень. Йежу, штону, а он выташий все иж моих кааманов, в пакет плаштиковый шоожий и шпокойно ушей, жаажа.

[пауза]

Я поежай, поежай. Хоодно штаоо. Начай двиатша. Шначаа на четвеенки вштай, потом по штеночке – на ноги. Иж губы коовь шочится, а он, швойоч, даже пааток ношовой шебе жабаай. И в подъежде ниоо нет. Тойько двей от ветаа штучит. Можт и хоошо. Я выбааша в пееуоок, а как домой попашть, не жнаю. Денег-то нет. Бйеду к Дмитоовке ейе-ейе, йобаа боят, нога боит, жубы, паавда цееы, коовь ш губы ш… ш… шиииизывайу.

И тут у шамой Дмитоовки, подъежжает ко мне жнакомая машинка, оштанавьиваетша и выходит из нее Ааина, шобштвеной пеешоной. Шпашаа. Пошадия в машину, коовь шаафеткой вытееа, мооооча довежаа до Йамок, помогья в кваати…

Уожила. Йа тогда уштай очень, жашнуй. Она меня ажбудиа, натёйа йобаа какой-то жутко вонючей мажью и напоиа гоячим отваом непоятноо вкуша. Я опять жашнул. Поошыпающ, а ее нет. Только кувшин ш отваом, йадом ш диваном на табуете штоит. Гуудь вся в шиняках, но почти не боит. Вот оот поохо аботает. Чеушть опухя. Так што, я, пожауй, еще пошпю.

[пауза]

[звонок телефона]

– Привет Пол. Ты что трубу не берешь? Пятый раз тебя вызваниваю.

– Пйивет Вовк. Йа уходий поошто, щаш вейнуйся.

– Ну, так на то есть такая штучка, мобильный телефон называется, кладешь ее в карман и иди куда хочешь. У тебя вроде была такая.

– Быа да шпыа.

– А с дикцией что?

– Жубы йечу. Говоить туудно.

– А ну ты не говори тогда. Слушай. Мы на выходные на даче собираемся. У меня. Программа та же. Я там уже с пятницы буду. Баню протоплю.

– Я не шмогу. У меня Коова шдоха.

– Ну, какие проблемы. Созвонись с Серегой или Витьком. Они тебя захватят по дороге.

– Ядно.

– Не ладно, а приезжай. Тебе ж и надо только до Ленинградки дошлепать.

– Я же шказай, яадно.

– Знаю я твое ладно. И мобильник заведи новый. Дела на полчаса. А то искать тебя по все квартирам…

– Суушай Вовк, мне в двей жвонят, пока, я пеежвоню потом.

[пауза]

 
Воук ап ван дэй фогот эбаут май йестерррдэйз,
кэнт блэйм май секонд трай,
Ай свор айд холд ит тил зе дэй ай дай,
воук ап зе некс дэй фииилинг джаст зе сэйм аз йестердэй,
самтаймз ай вандер вай?
Воз год он май сайд,
ай кен смайл анд сэй,
зет му вэй воз май вэй,
йестердэй…
 

[пауза]

Ну, вот уже почти и не болит. Как-то быстро заживает. Как на молодом. А на дачу к Вовке я не поеду. Мне колонку писать надо… И потом, знаю я эту программу. Ну, кто там будет? Наша студенческая кампания, точнее ее усеченный мужской вариант. Это, во-первых, сам Вовка Порошин, владелец рекламного журнала, дачи и «Лэнд Ровер» Discovery 3. Серега Фабр, профессор филологии («Тоёта» RAV4); Витя Коренев, маленькое туристическое агентство, на жизнь хватает («Додж» Caravan V. 6). Ну и возможно Антон Бухаров, издатель всего, что можно напечатать на бумаге (пошлейший «Мерседес-Бенц» G500).

Итак, программа.

Пункт первый. Отъезд из Москвы в субботу утром, пока по Ленинградке хоть как-то можно проехать. Три часа в дроге и мы на участке в шесть гектар, обнесенном высоким, нет высооооким забором, за которым Вовкин замок, баня, еще пять каких-то строений и угодья. За забором с двух сторон – лес, с третьей – озерцо.

Пункт второй. Встреча старых однокурсников. Меряемся машинами, демонстрируем новые примочки. Пункт второй мне придется пропустить. Но я и раньше на нем не задерживался.

Пункт третий. Баня под разговоры о том, кто какую машину собирается купить, когда продаст эту, кто где был и кого убил. Да, забыл сказать, они все охотники. Добывают трофеи по всему шарику, Антон даже в Антарктиде недавно снег топтал, только я забыл спросить, кого он там стрелял. Ну не пингвинов же, в самом деле.

Пункт четвертый. Обед. Там Вовка все сам организует, он готовит так, как надо. Ну, я, если что, помогу.

Пункт пятый. Прогулка после обеда по лесу, разговоры об охоте. Может быть, рыбалка, для желающих. По возвращении, просмотр фотографий и видеофильмов о последних поездках и охотах.

Пункт шестой. Ужин. После Вовкиного обеда ужинать особо не хочется. Просто каждый надирается тем напитком, к которому больше привык. Вот тут моя очередь. Сначала все долго уговаривают меня спеть. Я отказываюсь. Не то чтобы совсем. Это ритуал. Потом Вовка приносит (очень хорошую) гитару, если она уже не лежит на видном месте. Я вспоминаю слова.

Вот именно этого мне и не хочется последнее время. Этого – это всего перечисленного, а главным образом – вспоминать слова.

Да, потом пункты седьмой и восьмой. Ночь-полночь, разговоры, про то, что жизнь не удалась, все кругом мишура и понты, а настоящего дела никто не делает и делать в нашей стране, в наше время, наши люди, не могут. Жена свихнулась на похудании, любовница – на шопинге. Нет, наоборот. Поэтому все кругом – отстой, где тут шкура льва, а то ночью станет холодно, а Вова, жмот, одеял для всех не припас.

Утром. Все плохо в организме, но в окружающем пространстве с ночи становится заметно лучше. Все в меру подтянуты, деловиты, малоразговорчивы. Завтрак (в кого влезает), короткое мужское прощанье, разъезд. А то Зуй к вечеру доберешься в Москву по Ленинградке в воскресенье.

[пауза]

– Арина.

– Да…

– АРИНА!!!!!!!!

– Да, Пол. Я слушаю.

– Ты можешь сделать так, чтобы эта штука записывала?

– А она, что – сломана?

– Нет. Она не сломана. Просто в твоем присутствии она ничего не записывает. Крутиться-крутится, вот как сейчас. Но не записывает.

– Сейчас записывает.

– Правда?

[пауза]

– Правда записывает. Как ты это делаешь?

– Долго объяснять. Да и не делаю больше.

– А почему?

– Почему что, Пол?

– Что, почему что?

– Почему делала так, чтоб не записывал? Почему теперь не делаю? Что тебя больше интересует?

– Меня интересует все. И не говори со мной, как с маленьким мальчиком. Ты мне не жена. И вообще, я старше тебя на четверть века.

– Если бы.

– Ну, значит больше.

– Не важно, Пол.

– Нет, важно. Впрочем, ладно. Так почему ты этого не делаешь?

– Ты же хочешь, чтобы все записалось.

– Я и раньше хотел.

– Раньше я тебя не знала.

– А теперь узнала?

– Угу.

– Не вздыхай ты так. Я не умственно отсталый. То есть я вообще не отсталый.

– Я знаю. Просто мне кажется, что ты хочешь узнать что-то, кроме того, почему диктофон то работает, то не работает.

– Эээ… Да. Ты ведь не дочь Карины. У Карины никогда не было дочери. Только сын.

– Что же ты мне сразу не сказал? А я-то, как дура…

– Хочешь поиздеваться, найди себе кого-нибудь помоложе.

– Извини. А если бы я представилась сыном, тебе было бы легче?

– Ты самозванка.

– Да.

– Вот так просто? Да?

– Да.

– Ну и зачем… и кто ты на самом деле?

– Вот прочитай.

– А сказать ты не можешь?

– Так будет проще. И быстрей. Прочитай и все ра…

Кассета 10. Цвет – белый

В общем, поговорили. Диктофон опять не все записал, но тут моя вина, кассета закончилась, а я не заметил. Так перескажу.

Арина дала мне пластиковую карточку – удостоверение сотрудника детективного агентства «Частный случай». С фотографией, с печатью и даже с голограммой. На карточке значилось: фамилия – Вармова; имя – Арина; должность детектив-стажер.

Ну, такая солидная карточка, как настоящая. Я, правда, никогда не видел удостоверений частных детективных агентств. А еще она мне сунула бланк с заданием: найти местонахождение Карины Владимировны Ужанковой, совладелицы галереи «Art и шок» и передать заказчику N аудио-фото-видеоматериалы, подтверждающие местонахождение объекта и его передвижения в течение трех дней до даты предоставления отчета.

По словам Арины, какой-то банкир, собравшийся было поучаствовать в новых проектах Карины, заподозрил что-то неладное и просил свою службу безопасности проверить финансовое состояние галереи. Сразу после начала проверки Карина исчезла. Найти ее своими силами банкир не смог и обратился в агентство. Это задание у Арины первое самостоятельное и то, потому что половина сотрудников в отпусках.

Лешка Сербов в минуту просветления дал ей эту фотографию, но ничего толком объяснять не стал. Или не смог. Я думаю, не смог. Или не захотел. Или и то и другое. Или ни то, ни другое, а просто…

[пауза]

Вот Арина и пришла ко мне. А последние три дня она меня, оказывается, проверяла. Клинвышибать. Были ли у меня контакты с объектом последние полгода? Мог ли я найти ей убежище? Мог ли я знать… А, ладно.

А в постель ко мне забралась, спрашиваю, тоже задание выполнять? Нет, отвечает, я влюбилась. Что-что? Влюбилась. И глазки вниз.

Девчонка сопливая.

И что мне прикажете делать теперь? Я же не ждал ее вчера. Так, салат сделал на скорую руку. Из огурцов, редиски, яблока и тертого сыра.

[пауза]

– Раз, раз… раз, два, три… Давай пройдемся по списку под запись.

– Зачем, Поол?

– Ты все время повторяешь мое имя.

– А мне нравится. Оно так значительно и многозначно. К тому же оно не твое.

– А чье?

– Ничье. Так. Просто. Пппол.

– Если я на него откликаюсь, значит, оно мое. Так мы будем записывать?

– Зачем, Поллл?

– Будет как в «Твин Пикс». И тебе будет легче, потом отчет писать.

– Мне будет легче, если никто не узнает, что я о задании все тебе рассказала.

– Считай меня добровольным помощником шерифа. Или нет, членом добровольной народной дружины при частном детективном агентстве. Повязку красную повяжу сейчас…

– Великовата слегка…

– Ну не резать же полотенце. Вот на улицу пойдем…

– Ты с ума сошел!

– Я – нет. А вот Леша Сербов уже в дороге. Как он там?

– Черная меланхолия, усугубленная неумеренным употреблением алкоголя.

– Черная меланхолия – тавтология. И как ты определила, что употребление неумеренное?

– Никак. Мне, что в отчете записать: «Меланхолия, усугубленная умеренным употреблением алкоголя»?

– Запиши: состояние близкое к алкогольно-депрессивному психозу, внешних контактов избегает. И всё. Теперь сын.

– Кирилл Алексеевич Сербов. Двадцать три года. Хороший мальчик. Учился в Строгановке, но два года назад уехал в Англию. Собирается стать дизайнером.

– Может, Карина у него давно? В Лондоне?

– Легально она страну не покидала. К тому же Кирилл собирается на днях в Москву. Телеграмму прислал.

– Кому?

– Мне. Стоп. Пошутила. Отцу. Пооол.

– Ладно. Родители.

– Родители Сербова живут здесь, в Ямках. Он с ними видится по большим праздникам. Карина общения избегала.

– Где ты таких оборотов набралась?

– Каких?

– Этих вот: черная меланхолия, избегала, употребление. Книжек начиталась или у вас в агентстве, что ли, все так говорят?

– А как надо?

– Тебе годков сколько?

– Двадцать три… будет скоро.

– Ну и где все эти: «прикинь», «она такая», «супер», «обломись», «по приколу»… Ты что, записываешь?

– Запоминаю. Мы работать будем или лексику учить?

– Работать.

– Супер. Мама Карины – одинокая старушка на пенсии. Очень добрая и разговорчивая. Много болеет, из дома выходит редко. Карина приезжала к ней два-три раза в неделю. Сейчас к ней ходит патронажная сестра. Облом.

– Другое дело. Ты, кстати, за мной следила эти дни?

– Кстати – о чем?

– О маме. Вы же в агентстве за ней следили, правильно? А за мной?

– Нет.

– А на Дмитровке ты как оказалась? Мимо проезжала? В ЦУМ торопилась?

– Я почувствовала. Ппполлл.

– А так ты еще и экстрасенс.

– Ну, типа.

– Ну ладно. Подруги.

– Хорошо. Подруги. Школьная – Татьяна. Она замужем за офицером. Живет недалеко, в Твери. Я там была. Хорошая женщина, разговорчивая, скучно ей. Мы всё обсудили.

– Всё – это что?

– Ну… не канает.

– Слушай, нельзя же так буквально воспринимать все мои пожелания.

– На тебя не угодишь. Не виделись они лет пятнадцать, не переписывались, но по телефону иногда говорили. Так, по-женски, пару часов и все. Последний раз в январе.

– Ладно. В институте еще одна подруга нарисовалась. Диана. Богиня охоты.

– Знаю.

– Откуда?

– Будешь издеваться, встану и уйду.

– Стой, стой… да стой же. Я вырезку купил, базилик… Просто спросил, откуда знаешь про другую подругу.

– Татьяна сказала. Диана Петрова, по первому браку Ройзман, по второму – Логан, с 1989 года живет в Чикаго, штат Иллинойс, США.

– Поохотилась, в общем.

– Ну да. Сейчас не замужем. Работает в рекламном агентстве. Приезжает в Москву два-три раза в год, последний раз была в апреле. Виделась ли с Кариной, не известно. Но с ней работают.

– Ваши?

– Нет, местные.

– Теперь сотрудники галереи.

– Состояние разное: от мягкого шока до тихого ужаса. Младшие кураторы расползаются по темным углам и ведут по мобильникам задушевные беседы с владельцами других галерей. Секретарша сидит в чатах. Работает, по большому счету, только один человек – уборщица баба Маша, в прошлом заслуженный учитель РСФСР.

– Ну, тут все ясно. Да, там же совладелец был какой-то. Или совладельцы.

– Совладелец. Он-то к нам и обратился.

– Но может быть кто-то из ее теперешней жизни… художник там, скульптор или любитель искусства… ну не знаю, бандит какой-нибудь.

– Да.

– Что, да?

– Да, возможно. Проверяем контакты в трех сферах: искусство, деньги, криминал. Но это не моя задача. Я занимаюсь прошлым Карины.

– Мной.

– С тобой. Если захочешь.

– Вот видишь, я был прав с самого начала. Нужно искать Ивана. Согласись.

– Если хочешь. Поол…

[пауза]

Ресторан… ну какой, который бы я открыл, назывался бы… Впрочем, название надо обдумать получше. Главное в том, что он бы не походил ни на какой другой, потому что его целевая группа – люди понимающие толк не только в еде, но и в самом процессе приготовления. Нет, не повара. В моем поколении много успешных людей, особенно мужчин, которые любят готовить, но или им некогда или дома заниматься этим скучно. Я знаю таких, кто готов блеснуть мастерством три раза в году. И таких, кто время от времени хотел бы удивлять друзей кулинарными способностями. Вот и пусть удивляют. За большие деньги.

Мой ресторан – это несколько залов, больших и маленьких. При каждом зале – своя кухня, со всем набором необходимых приспособлений, а также шеф-повар и команда помощников при нем. Клиент снимает зал и обговаривает с поваром не только само меню, но и состав исходных продуктов, и весь процесс приготовления, оформления и подачи блюд. Если клиент захочет, он сам становится поваром, вся команда ему помогает. Не хочет – может наблюдать процесс и только указывать, что и как делать. Каждая трапеза в моем ресторане была бы уникальной. Каждое блюдо – авторским.

Повара при этом должны быть настолько профессиональными, чтобы при любом капризе клиента блюдо получалось съедобным. За особые деньги – особые прихоти, то есть те продукты, которые клиент укажет сам. Хочет – акулу из индийского океана. Хочет – подберезовики из-под Курска.

В большом общем зале (он нужен, чтобы повара не простаивали и чайники от кулинарии ресторан знали) будут подаваться авторские блюда от известных людей. А я им за это скидку сделаю.