Текст книги "Не раскрытые тайны друг друга"

– Да.

Глава 7. Что прикажите делать?

Всю обратную дорогу в Москву Урбанова напряженно теребила салфетку на столике в купе вагона, то скручивая, то сминая уголок. Решение, как сообщить мужу о предложении, сделанном Романовым, и ее спонтанном согласии, приходило с трудом. Она проигрывала разные сценарии, но подходящего варианта не находила.

За окном замелькали развалюхи перестроечного Подмосковья, хотя уже то тут, то там втискивались дорогие особняки, расчищая дорогу новым русским. Но всё как-то нелепо, вперемежку старое и новое, советское и буржуйское. Ощущение реального расслоения общества пугало и настораживало Алёну, так как с бурлящими потоками усиливающегося неравенства «уплывали» в разные стороны друзья и коллеги, всё больше и больше отдаляясь друг от друга.

* * *

Нахимов встречал Алёну на Ленинградском вокзале. В руках он держал маленький, нежный, явно дизайнерский букетик, такие недавно стали продаваться в Москве.

– Какой миленький, – жена взяла в руки цветы, понюхала, провела по лицу мягкими лепестками. – Где это ты такое чудо раздобыл?

– Всё около нашего дома.

Алёна почувствовала неловкость перед мужем. Пока еще мужем.

Алексей взял дорожную сумку Алёны. По длинному перрону шли молча, каждый думал о своем. Огромный зал ожидания будто бы застыл во времени. Бюст Ленина по-прежнему одиноко торчал на высокой стеле, как на острие четырехгранной шпаги.

– Надо же, до сих пор не убрали вождя революции, – прервала паузу Урбанова.

– Да вообще – страна чудес, – подхватил муж, обрадовавшись возможности поговорить на отвлеченную тему. – Вокзал – Ленинградский, поезда идут в переименованный город Санкт-Петербург, а область вокруг культурной столицы остается Ленинградской.

Ленин косил взглядом в сторону закрытого ларька у стены. Спиной к прилавку стоял мужчина, делавший вид, что читает пухлую развернутую газету, а на самом деле пеленговал проходящих мимо людей, время от времени опуская вниз газету и перелистывая страницы.

– Алёш, подожди минуточку. Это не Смоктуновский там прячется, за прессой?

Супруги остановились.

– Да, это он. Ждет, чтобы его узнали… Как все великие стесняется и робеет, – констатировал Нахимов.

– Можно, я ему твой букет подарю? Для актеров это так важно.

– Что важно?

– Чтобы любили и узнавали.

– А он что, теперь твой кумир? – удивился муж.

– Нет, просто хочу исправить одну старую ошибку.

– У тебя бывают в жизни ошибки? Ты ведь у нас правильная такая, всё продумываешь наперёд до мелочей, а потом действуешь по плану. Я не прав?

– Да ну тебя, кончай дурака валять. Просто несколько лет тому назад я ехала в одном троллейбусе с Виторганом.

– Старшим или младшим?

– Старшим.

– В троллейбусе?

– Да, в троллейбусе, в ночи, это еще когда я в университете работала.

– Между вами что-то было? В троллейбусе? – рассмеялся муж.

– Кончай подкалывать. Просто он сидел напротив и ждал, что я его узнаю.

– А ты?

– Я делала вид, что первый раз в жизни вижу.

– Зачем?

– Просто так, развлекалась. Так ты не обидишься, если я отдам твой букет Смоктуновскому и таким образом исправлю для себя глупую ошибку?

– Если он сообщит об этом Виторгану, тогда пожалуйста.

Урбанова вручила букет любимцу миллионов, и ей стало спокойнее на душе от обворожительной улыбки Иннокентия Михайловича.

* * *

Супруги вышли на площадь трех вокзалов, где таксисты (легальные и самодеятельные) наперебой предлагали свои услуги. В стареньком «Запорожце» было тихо, уютно и привычно попахивало бензином.

– Мышь-малыш, давай посидим где-нибудь, пообщаемся. А то всё как-то на ходу и на бегу.

– Что, прямо так, с дороги? Не заезжая домой?

– Я бы хотел с тобой поговорить в расслабленной обстановке.

– (Какое совпадение! Я тоже, только не знаю, как начать). Давай.

В Москве за годы бурных перемен появилось много симпатичных кафе, в которые они ходили редко и знали о них мало.

Супруги поплутали по арбатским переулкам и нашли маленькое, уютное местечко. Удивительно, оно было открыто даже в этот утренний час. Зашли, сели, заказали.

– Помнишь, тебе звонил Сашка? – начал Нахимов как-то неуверенно.

– Ты имеешь в виду насчет твоей пассии на работе? – Алёна устраивалась в кресле.

– Именно так. Ты знаешь, история приобрела неожиданное развитие, – Нахимов решил не «растягивать удовольствие» и идти напролом.

– В каком направлении?

– Репродуктивном.

– Это как?

– Она родила, – выпалил на одном дыхании Алексей.

К великому удивлению мужа, за ошеломляющей новостью не последовало никакой бурной реакции. Даже наоборот.

– Надеюсь, от тебя? – она сразу вспомнила Романова и его историю с Машей. Улыбнулась и взяла вилку.

– Уверяет, что да, – Алексей помрачнел и глубоко задумался, забыв про поданную еду. Повисла пауза.

– Кого? – жена попробовала омлет. – У них хорошая кухня, однако.

– В каком смысле, кого?

– В смысле, кого она родила… мальчика или девочку? Что, бывают другие варианты?

– Девочку.

– Она еще в роддоме?

– Нет, я их забрал. (У нее что, стальные нервы?) Подожди, я сейчас не об этом.

– А о чем? Ребенок родился, девочка! У тебя только мальчик есть. Ты же хотел еще детей? А я больше рожать не собираюсь. Представляешь, как тебе повезло. Девочка! – Урбанова хитро улыбнулась.

– Я не об этом. Всё закрутилось так быстро… я даже не успел переварить, что произошло.

– Так быстро, что девять месяцев пролетели, как один день. Вж-ж-жик! – она изобразила в воздухе вилкой, как летают месяцы. – Слушай, у них и кофе отличный! – Алёна сделала еще один глоток.

– Опять не в этом дело. Я боюсь тебя потерять и не знаю, что делать.

– Решил посоветоваться с женой?

– А с кем еще? Ты у нас мудрая такая, всегда всё знаешь.

– (Дурдом какой-то. Уже второй за неделю боится меня потерять. Эпидемия боязни потерь).

Алёна ревновала редко, но метко. Сейчас она всё-таки почувствовала, как в груди набухает омерзительное чувство, но постаралась незамедлительно затоптать его рассуждениями:

– (Может быть, что ни делается, всё к лучшему? Отпущу мальчика на волю. Я же никогда этого первой не сделаю, – раздумья ворковали скорее в душе, чем в голове. – В конце концов, там появился ребенок. Событие немалое, а у ребенка должен быть отец. Афоню он обожает и никогда не оставит. У сына будет сестра, младшая. Тоже неплохо, всё не один на белом свете останется после нас).

Она как бы взглянула на себя со стороны и удивилась неожиданному хладнокровию.

– (В таком случае мне будет даже легче сообщить о моем собственном сюрпризе).

Урбанова в формате «алаверды» поведала о встречных планах. Нахимов удивился, но скандалов или выяснения отношений тоже устраивать не стал. Принял как должное, правда, в первую минуту решил, что она сочиняет на ходу, чтобы не показаться обиженной и брошенной.

* * *

Через несколько дней, придя в себя, Алёна позвонила Лерке:

– Привет, как дела? – начала она так, будто бы это был обычный звонок.

– Если ты про сто баксов, то отдавать нечем, у меня пока их нет, – тоном, не предполагающим продолжения, отрезала подруга.

– Хуже. (Когда я эти сто баксов ей одолжила? Не помню. Я про них и уже забыла).

– Что может быть хуже?

– Я развожусь.

– С Лёшиком? – на том конце провода зависла напряженная тишина. Даже дыхания не было слышно. – И что теперь? Это как? Вы же всю жизнь душа в душу.

– Ага, рука об руку, плечо к плечу.

– Серьезно? Ты меня разыгрываешь?

– Нет, я уезжаю в Ленинград, – сказала Урбанова и пришла в ужас от собственных планов.

– Опять на конференцию?

– Нет, на свадьбу, – в голосе мелькнули раздраженные нотки.

– Чью?

– На свою, ну что ты такая бестолковая! Я выхожу замуж, – Урбанова слегка повысила голос.

– За того миллионера? С «Мерседесами»? Ради него ты решила всех бросить? Ради его денег? – удивление подруги хлестало через край.

– При чем тут деньги? Деньги и у Алёшечки есть. Вообще денег нужно столько, чтобы они не мешали спокойно жить. Деньги не должны создавать дополнительных проблем.

– (Лёлька уже совсем зажралась). Ты издеваешься? «Деньги не должны создавать дополнительных проблем», – передразнила она. – Проблемы как раз и начинаются, когда денег НЕТ!

– Деньги есть всегда, просто с ними надо уметь правильно общаться.

– (Опять лекции пошли). И как же с ними общаться? Вот я с ними общаюсь. Я их люблю. А толку что? – раздражалась Лерка.

– Деньги не надо любить. Их надо уважать.

– Здрастии, здрастии. Приехали. Уважать!?

– Именно уважать, а не сосредотачиваться на их заработке.

– Еще скажи заниматься любимым делом. (Как можно на них не сосредотачиваться, когда их нет и вся в долгах?) Если деньги тут ни при чем, тогда прости мне сто баксов.

– Прощаю.

– Вот так просто, прощаю – и всё?

– Да.

– И можно не возвращать?

– Ну я же сказала.

– Нет, ты какая-то ненормальная сегодня. Я тебя не узнаю.

– Я тоже. Всё, как в дурном сне. Кстати, твой обожаемый Лёшик сообщил мне на днях, что его любовница родила.

– И что?

– А что ни делается, всё к лучшему.

– Это как?

– Лерк, ну что ты так тупишь? Мы уже давно вошли в стадию стагнации.

– А попроще никак нельзя?

– Можно. Объясняю. Между нами сложилось такое равновесие, от которого становится скучно. А сама я его никогда не брошу.

– Почему так?

– Потому, что не могу сделать ему больно, не могу предать, не могу оставить Афоньку без родного отца. Дальше продолжать?

– Но миллионы людей уходят и оставляют! (Я же развелась с Серёжкой, и ничего, Настюха замечательно привыкает к новым папам). Опять святой хочешь выглядеть?

– Вроде того. Если я первая уйду, то перестану себя уважать.

– А теперь обдурить его хочешь?

– И да, и нет. Так всё сложилось. Сработало одновременно.

– Час от часу не легче. Но ты его хоть любишь?

– Кого?

– Да этого, миллионера своего.

– Не знаю.

– А Лёшика?

– Вроде всегда любила, проходя через разные фазы.

– А теперь?

– Я его отпускаю к матери ребенка.

– Что, вот так просто взяла и отпустила без борьбы? Это ты-то?

– Да.

– Почему?

– Потому что я согласилась выйти замуж за Алексея.

– Ты хочешь сказать, за Лёшика? С тобой точно что-то не в порядке. Может, психиатру показаться?

– Да нет, миллионер, как ты его называешь, тоже Алексей, Алексей Романов. Ну ладно, хватит воздух сотрясать. Ты сама как?

– Буду рожать от Шурика. Я сто баксов на аборт у тебя занимала. Потом решила ему сказать.

– И что?

– Не возражает. Правда, у него еще двое детей, от прошлых браков, но там мальчишки, а я ему девочку рожу.

– Слава богу, я не знала, что ты на аборт деньги занимала, а то бы не дала.

– А ты меня и не спрашивала, на что мне деньги нужны. (Тебя вообще ничего, кроме собственного «Я» не интересует, нарциссиха). А куда бы ты делась? Знаешь, сколько их у меня было, нерожденных детей?

– Догадываюсь. Лерка, я устала. Язык заплетается. Пойду спать. Передай от меня привет малышу в пузе.

– А Шурику?

– Ты меня с ним пока не знакомила.

– Теперь познакомлю. (Теперь безопасно, у тебя своих женихов хватает).

* * *

Разговор с Леркой взбудоражил и не давал уснуть. Вдобавок ко всему это была первая ночь в супружеской постели без Нахимова. В одном городе и без него. Ночь кардинальных перемен. За все долгие годы их брака не было ни одного дня, чтобы муж не вернулся домой. Было странно и непривычно. Одинокая, но всё же пока еще жена ворочалась с боку набок, мысли копошились и распускали павлиньи хвосты, пиликали морзянкой, кустились цепными реакциями.

(И с какого перепуга я сказала Романову «Да»? – рассуждала Алёна. – Чего мне не хватало? У меня же всё было в порядке. Сын, муж и, как писали в советской прессе, замечательная работа. Ребенок на стороне? Так это можно уладить. В конце концов, Нахимов не заявлял, что собирается от меня уходить. Я сама его вроде как отправила. Зачем мне Романов, тем более в Ленинграде? Я даже не уверена, что вообще его люблю. Если люблю, то какой-то «странною любовью», не так, как обычно. Не помню, когда я в первый раз увидела «красавчика с глазами», в голове заиграл Первый концерт Чайковского? Кажется, нет. Значит, любви с первого момента встречи не случилось. И вообще, что такое любовь? Когда жить без него не можешь? А я могу? Наверное, могу, в водовороте своих дел и проблем. Могу, но не хочу. Что я знаю наверняка, так это то, что он мне симпатичен и интересен, даже где-то загадочен: профессор-бандит, – она поправила подушки, повернулась на спину и вытянула ноги. – Такого я еще не встречала. Забавное приключение. Лерка считает, что я из-за денег. Но просто деньгами меня не возьмешь! Сколько их было, обеспеченных женихов, в моей жизни? И из Грузии, родственник дядюшки Гурама, «гамарджоба, генацвале, бичи», с собственным домом на море. Сейчас бы это строение назвали виллой. И квартира в центре Тбилиси у него была, на проспекте Руставели. Отказала – из-за отсутствия чувств. И Мишка, бывший сосед по квартире, он тогда в Германии служил, блестящие перспективы, но для карьерного роста ему нужно было срочно жениться. Отказала, нет взаимных интересов. А в академической среде? Взять хотя бы моего диссертационного шефа, профессора. Обхаживал меня, с родителями знакомил. Так нет. Отказала из-за физического отвращения, даже представить не могла, как лягу с ним в постель. И вообще он был какой-то старый: на пятнадцать лет старше. Мне было двадцать пять, ему сорок, и он уже был доктором наук! Нет, не люблю пожилых мужчин: от них исходит запах старости. Если бы вышла замуж за шефа, то лет через двадцать нанюхалась бы. Даже не знаю, как это объяснить. Они, старички, вроде и чистые, и следят за собой, душ каждый день принимают, дезодорантом пользуются, а этот запах невыбиваем. Кто еще там в списке с серьезными намерениями значился? Неважно. Сейчас это не важно. Я сказала «Да» и пру вперед, как локомотив, на всех парах и без остановок. Дура. Еще можно всё изменить, еще не поздно).

Но ничего менять не стала.

* * *

«Перезапуск» семейного формата обошелся без трагедий. Расстались они по-хорошему. Вернее, даже не было никакого расставания. Используя связи, развод оформили без судебных процессов и дележей.

Нахимов снял квартиру в Староконюшенном переулке на Арбате у родственников, уехавших на работу за границу, и поселился там с новой Алёной-номер-два и ребенком. Себя Урбанова упорно продолжала считать Алёной-номер-один, по крайней мере, ей так хотелось думать, поэтому собственный статус видела только в качестве хоть и бывшей, но главной жены. Нахимов, не обделяя сына вниманием, заезжал к нему часто, практически каждый второй день.

Романов купил квартиру у Галины Гавриловны, соседки Алёны через кабину мусоропровода, в соседнем подъезде. Сделали ремонт: люк мусоропровода заложили кирпичом (он всё равно не работал), получилась славная перемычка между прихожими. Да, да – именно между прихожими. Такой необычной была планировка в этом доме. Стало очень удобно.

У Романова не возникало особых проблем с тещей и ребенком Алёны благодаря природному обаянию и умению общаться, производя нужное впечатление.

Афоне объяснили, что их семья расширяется. Теперь у него будет маленькая сестренка Ксюша, старший брат Дмитрий и два папы: родной и двоюродный. Афоне особенно пришлась по душе идея старшего брата.

– Мам, а когда Алексей Дмитриевич приедет? – звучало часто.

Они даже в каком-то смысле подружились на почве автомобилей. Вместе ездили прямым путем от дома по набережной к площадке стадиона в Лужниках, где Романов давал мальчику порулить «Мерседесом». Иногда даже позволял на обратном пути проехать немного по тихим переулкам и дворам. Чего же больше, чтобы завоевать расположение ребенка? Однако папой его Афоня не называл, даже двоюродным, а обращался только по имени и отчеству.

Романов-младший, Дмитрий, тоже успешно влился в семью. Алёна-первая дописывала электронный задачник и активно привлекала пасынка для тестирования. Тот с удовольствием, чтобы понравиться загадочной (по его мнению) женщине, старался, как мог. На выпускном экзамене по химии он даже получил пятерку, чем удивил всех дальних и близких родственников.

Отношения Урбановой с Алёной-номер-два складывались успешно только для Алёны-номер-один. Где-то на подкорке она инстинктивно ревновала Нахимова и часто «пережимала» своим интеллектом его молодую жену, но делала это без злобы. И вообще старалась пересекаться поменьше, однако с удовольствием покупала для маленькой Ксюшки бесконечные развивающие игрушки, чем несколько нервировала вторую жену своего первого мужа. В общем, всё как-то более или менее утряслось.

* * *

Сюрпризы для молодоженов из обеих столиц начались практически сразу же после свадьбы, которую отгуляли в расширенном кругу чуть ли не месяц спустя после произнесения судьбоносного «Да». Алёна выглядела великолепно в белом, стильно прилегающем платье – плюс замысловатый букет невесты, но никакой фаты. Дети, бывшие жены и мужья в компании многочисленных коллег по университету манерно произносили заздравные тосты. Коротко стриженные физиономии из блатной юности, тоже приглашенные на торжество, хватив лишнего, разнузданно пытались набить друг другу морды за прошлые грехи. Романов успевал выпить с теми и с другими.

Добрую половину тусовки невеста видела впервые, а в какой-то момент ей даже показалось, что «коричневые шлепанцы на высоченном каблуке» (так она назвала бывшую невесту Романова) тоже восседали за праздничным столом.

Первая брачная ночь должна была разразиться в двухкомнатном номере люкс гостиницы «Европейская». Весь вечер Романов слишком добросовестно относился к поздравлениям в честь нового союза – настолько усердно, что в результате «принял на грудь» довольно изрядно.

В дверях номера он, держась для уверенности за плечи Алёны, пока она вела его по коридору, как бы невзначай обронил колючую фразу:

– Я не люблю, когда женщина вынуждает мужчину пользоваться презервативами!

С этими словами новобрачный немедленно бухнулся на кровать и уснул.

– (Хорошо, что день свадьбы попал на первый день после менструации. Может быть, и не залечу. Пусть поспит и придет в себя).

Надежных противозачаточных средств тогда еще не было, а Урбанова панически боялась беременности. Перед рождением Афони на работе у Нахимова одна за другой в течение трех месяцев при родах скончались две его сотрудницы, на вид здоровые молодые женщины. Излишне суеверная Алёна почему-то считала, что она непременно будет третьей. К счастью, всё обошлось, но больше судьбу она испытывать не желала, хотя уклоняться от беременности ей удавалось с трудом:

«Я залетаю от одного только вида мужского члена», – любила повторять она своим приятельницам, если разговор заходил о проблемах с зачатием у других.

Это действительно была их первая брачная ночь. Странности добавляло то, что у них, двух взрослых людей, еще ни разу не было интима. Ситуация по современным меркам невероятная. Они даже не целовались. Если такое рассказать Лерке, то она бы просто впала в истерику от смеха. Однако для близости просто не хватало ни времени, ни условий. То закупки автомобилей, то переезды, то бандиты, то американские профессора и написание заявок на гранты – графики жениха и невесты были расписаны по минутам и практически не имели совпадений.

И вот наконец-то «сбылось». Неподвижно раскинувшийся муж лежал на огромной кровати среди пошлых лепестков и бутонов розочек. Настоящие свечи на длинных ножках стояли слишком близко к занавескам и при неосторожном дуновении ветра могли полыхнуть, а Урбановой всё не терпелось открыть окна с видом на площадь Искусств. В голове невесты навязчиво звенел надрывный голос Пугачёвой: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…».

Сильная женщина постояла у окна, несколько раз глубоко вздохнула, набираясь сил. «Айсберг» был вытряхнут из пиджака, брюк и всего остального. Подняв бровь, она визуально оценила его супружескую геометрию, укрыла мягким воздушным одеялом и занялась собой. Свадебное платье мгновенно оказалось на спинке широкого бордового кресла, косметика смыта, зубы почищены.

Вернувшись в спальню в обнаженном предвкушении, она с любопытством посмотрела на спящего аполлона, забралась под одеяло и прильнула к сонному расслабленному телу. Голова удобно уместилась в ключичную ложбинку, плечо втиснулось в полуоткрытую приятно пахнущую подмышку. Запах ей нравился.

– (Интересно, оно по ночам храпит?) – подумала Алёна и закинула ногу на бедро мужа, слегка погладив ступней по ноге.

Оно не храпело.

Урбанова проснулась среди ночи оттого, что незнакомые сильные руки прикасались, обнимали, властно проникая туда, куда посторонним вход воспрещен.

– Иди сюда… Иди… миленький мой, – бормотал Романов.

– (Хорошо еще, что Машкой не назвал, – спросонок усмехнулась Алёна. – Везет Нахимову. Всегда, всю жизнь имеет дело только с Алёнами. И где он их в таком количестве набирает?)

В ожидании нежного поцелуя она наполнялась блаженством, настраивалась на ласковую прелюдию, но ее вдруг уверенно перевернули лицом вниз. Алёна недоуменно подчинилась. Шероховатые руки взвесили бюст, проскользнули по бокам.

– (Ребра пересчитывает?) – мелькнуло иронично.

Ладони подхватили под живот и легко подняли, ставя на колени. Новоиспечённая жена, не понимая, что происходит, попыталась выпрямиться, но нажимом на затылок ее вернули в упор, локтями на простыню.

– (О нет, только не это. Я так не хочу!) – и затрепыхалась, подобно испуганной рыбке.

Одной рукой Романов крепко прижал корпус, а другая сзади бесцеремонно раздвинула и направила в нее, еще совсем не подготовленную ласками, свое настырное начало. Она понимала, что сейчас станет больно от напора дерзости, и ей совсем не хотелось, чтобы их первый раз состоялся таким неуважительным образом.

– Алёш… Алёш, подожди…

Но ответом было только нетерпеливое, частое дыхание.

Алёна, с ужасом ощущая его уже на входе, изловчилась и выскользнула из плотного захвата. Со смехом опрокинулась на спину, увлекая за собой интригой любовной игры. Отчасти ласками почти удалось создать романтический настрой, но Романов не вполне понимал правила интимных приготовлений и опять пошел в наступление: поднырнул руками под ее разведенные колени и, двигаясь вперед предплечьями, стал поднимать, заводя пятки к самым его бицепсам. Она не успела даже сказать «ой», как руки-столбы уперлись в поверхность постели, напряжённые кубики живота предстали во всей красе, а упругая возбужденность уже заскользила вдоль по поверхности распахнутого лона, примеряясь к вторжению. Поразили форма и размер: ожидалось, что этот атрибут ее нового бытия как-то скромнее выглядит в действии.

– (О-о, сейчас начнётся, – Алёна невольно вспомнила Вадима-Бельмондо и огорчительный итог ночи 13-го января. – Ну почему нельзя по-человечески, нежно, с взаимопониманием?! Нет! Этот номер не пройдет. Я не позволю, чтобы он всё испортил. Как бы отсюда выбраться, чтобы без скандала и обиды?) – Минуточку, одну минутку…

Алёна вытянулась всем телом, извернулась и на пределе досягаемости ухватила с тумбочки флакон с душистым лосьоном. Белая эмульсия заполнила чуть ли не половину пригоршни. Сложив перед собой обе ладошки, она протиснула их вперед и охватила его нетерпение мягкой влажностью:

– Теперь иди ко мне…

Жадные поступательные движения не заставили себя ждать. Возбуждённость очутилась в замкнутом пространстве, созданном обволакивающими скользящими «щупальцами», которые то стискивали, то отпускали в такт пульсации, кружились и пританцовывали вокруг, создавая поле высшего блаженства. Вскоре раздался стон, «ракушка» заполнились теплотой, движения ослабили интенсивность, дыхание стало выравниваться и пришелец утратил плотность.

– Миленький мой, хорошая… – шептал пока еще малознакомый мужчина.

– (Хорошая-то хорошая, а чем мне руки вытереть? Да и на живот изрядно попало).

* * *

Второй сюрприз ожидал Алёну на утро третьего дня после свадьбы, когда они приехали на новую питерскую квартиру Романова.

– Алёна, посчитай, пожалуйста, сколько денег тебе нужно на расходы в месяц.

Урбанова некстати вспомнила, как прошлый муж обсыпал ее цветами и дензнаками, возвращаясь поздно ночью домой, и подобных вопросов никогда не задавал.

– (Притираемся), – подумала она и ответила: – Алёш, я точно не знаю.

– Прикинь, сколько тебе нужно на продукты, парикмахерскую, косметический салон и другие женские штучки, – разъяснил супруг, собираясь утром в офис.

– На женские штучки мне вообще ничего не надо, – она даже немного обиделась. – Вообще-то я привыкла, что деньги лежат в договоренном месте, скажем, в тумбочке или баре, и я беру оттуда столько, сколько мне нужно.

– У меня так не принято, – изрек благоверный, слегка спрыснув себя одеколоном после бритья. Запах ей понравился, и она запомнила название: «Дракар».

– (Я ненормальная. Вышла замуж за человека, которого практически не знаю. И он меня тоже, кстати). Алёш, нам надо будет как-то приспособиться друг к другу: и насчет денег, и насчет всего остального. – Алёна стояла у двери в ванную в купленном им накануне игривом дизайнерском пеньюаре.

– (Не зря я женился на умной женщине!) – самодовольно подумал Романов.

Трусики из верёвочек неудобно врезались ей в ягодицы. Пеньюар, хоть и был дорогущим, но совершенно не в ее стиле. Урбанова разговаривала с отражением Алексея в зеркале на противоположной стене, вызывающе подняв подбородок, облокотившись на косяк и выставив вперед красивое колено.

– Для начала давай подумаем вместе, что мне делать с проектом, – Алёна говорила уверенно, как на лекции (невзирая на наряд), глядя мужу прямо в… «через-зеркальные» глаза. – Обычно Нахимов помогал мне с финансированием, если случались накладки. Я могу на тебя рассчитывать в случае необходимости?

– Я подумаю об этом, – он направился в спальню, чтобы переодеться в белую офисную рубашку. – Кстати, дорогая, я меняю рубашки каждый день, а иногда и несколько раз в день. Тебя не затруднит проследить, чтобы в шкафу их было достаточно?

– Я подумаю об этом.

* * *

Они так и продолжали жить на два города, а вернее, просто поселились в поездах между Москвой и Петербургом, но при этом курсировали по разным расписаниям.

Через пару недель за ужином Романов сообщил жене:

– Ты знаешь, миленький мой (такова была у Романова манера обращаться), я подумал и решил, что будет лучше для нас для всех, если ты оставишь свои научные проекты и займешься мною.

– (Интересные дела, «мною»), – мысленно передразнила она мужа. – А дети?

– Давай не будем усложнять мою и без того непростую жизнь. Ты же умненькая девочка.

Алёна спорить не стала. Ей не хотелось начинать новую жизнь с конфликтов, а Романову очень не нравилось, что в периоды пребывания в Москве вокруг нее крутился Нахимов, да еще с недавнего времени начал одолевать звонками какой-то неизвестный ему Вадим Бельмондо, за которым тоже просвечивало общее с Алёной прошлое.

* * *

Урбанова скрепя сердце постепенно передала свой проект коллеге, Ирине Владимировне Шапиро, даже от отчаянья изменила фамилию на Урбан-Романову, так как теперь ее дипломы, статьи и книги к ней, новой, не имели никакого отношения. Однажды в пасмурное петербургское утро она случайно наткнулась в письменном столе на стопку черновиков для статьи и заявки на грант в американское Национальное научное общество. Наверное, оставила их там во времена романтического знакомства. Полистала, погрустила, сложила в пакет и побрела на помойку. Ручки пластика больно вцепились в ладони, не отпуская память о прошлых научных успехах.

Алёна миновала мусорные баки, но не остановилась, а уныло потопала дальше по Кировскому проспекту. Шла долго. Накрапывал летний дождь, небо, предчувствуя недоброе, сгоняло в кучку облака. Впереди показался Иоанновский мост. Она спустилась к протоку Невы и села на корточки около воды.

– Не место вам в помоечном контейнере, – с грустью прошептала автор исписанных неразборчивым подчерком листков бумаги. – Отпускаю на свободу. Счастливого плавания.

Один за другим фрагменты грандиозного педагогического замысла касались воды и, прихватываемые силами поверхностного натяжения, отправлялись в дальний путь.

– Вы что здесь мусорите? – раздался за спиной противный сиплый голос.

Урбанова даже не оглянулась, продолжая с тоской смотреть на уплывающие от нее навсегда идеи, которым не дано осуществиться в данном столетии.

* * *

Не всё в новой семье складывалось безоблачно, как того бы хотелось. Однажды вечером в московской квартире назойливо зазвонил телефон.

– Слушаю, – ответила Алёна.

В ответ молчание.

– Слушаю, говорите, – еще раз сказала она нараспев, но трубка безмолвствовала.

Шли дни, телефонные трели не умолкали, а, наоборот, усиливали напор. На пятой или шестой попытке кого-то пробиться Алёна не выдержала и затеяла диалог с неизвестным или, как она предполагала, с неизвестной на том конце провода:

– Девушка, если вы звоните моему бывшему мужу Нахимову, то он здесь больше не живет. Я могу дать вам его номер телефона, – тишина в трубке стала еще оглушительней. – Давайте договоримся, – продолжила Урбанова, – если я угадаю ваши намерения, то вы в знак согласия поскребите ногтями по дырочкам в трубке.

Звуков не последовало.

– Вы звоните по поводу моего второго мужа, Алексея Романова?

В трубке раздалось шуршание, и вдруг прорезался довольно приятный женский голос:

– Да, именно по этому поводу я и звоню, – и подряд, без передышки: – Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что разрушили мою жизнь?

Алёна улыбнулась.

– Во всяком случае, не имела таких коварных намерений. Что я сделала?

– Вы украли у меня жениха перед самой свадьбой!

– (Теперь пошла «Ирония судьбы». Не жизнь, а сплошной кинематограф). Боюсь, что не я украла, а он от вас просто сбежал. В любом случае, приношу вам свои извинения. Если хотите, могу упаковать и выслать обратно. У вас чек на него сохранился?

– Вы шутите или издеваетесь надо мной?! – неприятно взвизгнул голос.

– Даже и в мыслях не было.

– А теперь послушайте меня внимательно, – повысила голос дама. – Сегодня ночью у вас случится сердечный приступ. Может быть, вас даже и не откачают. Помяните мое слово.

– Это такая угроза, или просто погода меняется, и у вас испортилось настроение? Вы, случайно, не из Горздрава или Метеоцентра? – Урбанова беззаботно рассмеялась.

– Это предупреждение!

В трубке, как мячик об асфальт, запрыгали частые гудки.

Алёна не верила пророчествам и никогда не гадала на свое будущее, опасаясь узнать что-нибудь неприятное и впоследствии смоделировать свою жизнь не по начертанному ей пути, а по внушенному неизвестно кем. Сегодня она решила не играть с судьбой в прятки и предохранить себя от порчи. У нее была разработана и проверена временем целая методика охраны себя любимой от нападок людей, желающих ей зла.

Романова зашла в ванную, заткнула пробку и включила душ. Пар, горячие струи воды и пышная пена долго смывали с души и тела всё, что могло «проникнуть или прилипнуть» после неприятного разговора. Кафельный пол и постеленный под ноги мягкий коврик стали основой для второй стадии астрального очищения. Алёна вытянула руки ладонями вверх, к небу, закинула голову, представила себе сгустки застрявших где-то в глубине злостных предсказаний и со словами: