Текст книги "Брачный приговор"

Глава 34

Я просыпаюсь от шума воды. Порывисто поднимаюсь на локте, собирая легкую простыню, и оглядываюсь по сторонам. Я привыкла просыпаться в одиночестве, и посторонний звук удивляет меня. Но, слава богу, амнезией я не страдаю. Да и прошедшая ночь вылечит какой угодно недуг, такое не забудешь.

Интересно, сколько времени?

Я буквально выключилась, что со мной бывает нечасто. А тут блаженный коктейль: и приятная усталость во всем теле после всего, что сделал со мной Чертов, и чувство, что отдохнула каждая клеточка моего организма. Я не просто выспалась, а как будто перезагрузилась.

Я сладко потягиваюсь в кровати и слышу легкий смешок. Стоит перевернуться, уткнувшись подбородком в подушку, как глаза находят массивный силуэт Чертова. Он стоит в проеме хозяйской ванной комнаты и смотрит на меня с хитрым прищуром. В его глазах пляшут довольные дьяволята, он закусывает нижнюю губу и делает шаг ко мне.

– Я уже раздумывал над тем, чтобы разбудить тебя.

– У тебя бы поднялась рука?

Он усмехается. Подходит вплотную к кровати и присаживается на корточки, чтобы заглянуть мне в лицо. Мужская ладонь находит мои волосы, Чертов заправляет прядку за ухо и продолжает массировать мою кожу. Нежно и в то же время наступательно. Это стоит включить в список изощренных пыток, которые обязаны быть запрещены какой-нибудь резолюцией ООН со сложным названием.

– Не поднялась бы, – произносит он тихо. – Но уже приходила охрана. Я открыл им, они помялись на пороге и свалили. Минут через пять пришла домработница – или кто она, я не понял…

– Мила?

– Да, кажется так.

– Что ты ей сказал?

– Что я сделал вчера всё, чтобы ее хозяйка уснула довольная и обессиленная.

– Нет, – я качаю головой, не принимая его слова, – ты не мог.

Гад смеется.

– Тебе, я смотрю, весело, – шиплю без злости. – Сначала обессилил, а теперь издеваешься.

Он тянется вперед, не позволяя сказать хоть что-то еще. С легкостью перебарывает меня, хотя я выставляю локти и не хочу сразу даваться в его наглые ручищи. Но куда там! Он нажимает и с обидной для моего упрямства ловкостью побеждает. Я оказываюсь в его объятиях и через два выдоха начинаю таять. Дьявол! Как был им, так и остался. В этом вопросе точно ничего не поменялось. Мне тут не выиграть. Никак… Я больше не могу играть в борьбу, даже фальшивое сопротивление изображать не хочется.

– Я сказал ей, чтобы она зашла позже. Сказал, что она может пройти в спальню, если хочет, и проверить тебя. Но только тихо, потому что ты сладко спишь.

– Сладко? Ты сказал “сладко” при постороннем?

Теперь я подкалываю его с хитрой улыбочкой.

– Не верю, Чертов. Ты слишком брутален для этого. Ты только со мной позволяешь себе “сладко”, и то иногда. Очень и очень иногда.

Я треплю его волосы, чувствуя, что больше не могу говорить серьезно. Мне вообще больше не хочется разговаривать, я подставляю шею под его карамельные поцелуи и беззаботно смеюсь.

По матрасу расходится легкая вибрация. А потом начинает играть ритмичная мелодия.

– Мой телефон, – говорю, встряхивая головой. – Где он?

– Тут. – Чертов находит его у изголовья и передает мне.

– Папа, – произношу и бросаю на него обеспокоенный взгляд.

Я не боюсь признаться во всем отцу, меня тревожит другое. Приходится спуститься с небес на землю и вспомнить, что мой отец и отец моего ребенка – враги. И это не эмоциональная формулировка с шекспировским послевкусием, это правда жизни. Они воевали друг с другом по-взрослому, не боясь пролить реальную кровь. И они, черт возьми, проливали ее! У Саши остался как минимум один шрам после покушений, которые организовал Самсонов. А у моего отца… Я не знаю, я не спрашивала, но не удивлюсь, если Чертов тоже свирепо огрызался в свое время.

Да, отец утешал меня. Он говорил вещи, из которых можно сделать вывод, что он готов к переговорам. Но вдруг он всего лишь хотел успокоить меня? По-мужски оберегал от жестокой жизни, а сам не собирался отдавать Чертову хоть миллиметр нашей семьи.

Что тогда?

– Ответь, – бросает Чертов, замечая, что я медлю.

– Да-да. – Я несколько раз киваю и после глубокого вдоха нажимаю зеленую кнопку.

– Таня? – отец тут же отзывается. – Ты в порядке?

– Доброе утро. Да, со мной всё хорошо. Мне стоило написать или…

– Он с тобой?

Я смотрю на то, как Чертов отодвигается к ряду больших подушек. Он утыкается в них плечом, продолжая держать меня за руку. Я же начинаю нервничать из-за тона отца. Он пытается звучать ровно, но меня не обманешь, я слышу его беспокойство. Все же он не доверяет Саше.

– Да, пап.

– Он угрожал тебе?

– Нет… Боже, нет. – Я качаю головой, хотя он не видит меня. – Не произошло ничего против моего желания, я говорю тебе чистую правду. Тем более охрана рядом. Они бы вмешались, если бы я захотела.

Чертов протягивает ладонь.

Я сомневаюсь, потому что голос Самсонова далек от миролюбивого. Но я поддаюсь ему, надеясь, что они все-таки найдут общий язык. Или хотя бы не пошлют тонну проклятий в адрес друг друга.

– Папа, Саша хочет поговорить с тобой.

– Саша? – Самсонов не понимает, о ком я, ему требуется несколько секунд, чтобы соотнести это имя с Чертовым. – Ах… Ну пусть Саша говорит.

Я отдаю трубку. Следом опускаюсь, опираясь на бедро Чертова, и жалею, что вечно выставляю громкость на всю мощность. Я даю слабину и не хочу слышать их разговор, лучше потом по лицу Чертова понять, как он сложился. Но динамик работает выше всяких похвал, я даже протяжный выдох отца различаю.

Черт, он зол.

Или сбит с толку?

Опасается, что еще придется защищать меня?

– Виктор, – Саша звучит сдержанно и спокойно.

– Ты же отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Она сейчас очень хрупкая.

– Я знаю. Я не делаю ничего плохого.

Я провожу ладонью по его бедру, чувствуя, что он слегка заводится. Все-таки Чертов не терпит давления, тем более от другого мужчины, у него на уровне рефлекса срабатывает механизм сопротивления. Не прогибаться и не оправдываться, наоборот, начинать давить в ответ.

– Ты трезв?

– Абсолютно.

– Хорошо, – отец растягивает слоги, как делает, когда параллельно размышляет о важном. – Я доверяю дочери. Она привела тебя в свой дом, и этому никто не посмел мешать. Но сегодня твои люди затребовали встречу в моем офисе. Что происходит, Капо? Чего ты хочешь?

– Я отзываю наши сделки.

– Что это значит?

– Это значит, я хочу вернуть выкуп. Мои люди приедут, чтобы оформить все официально.

Повисает пауза.

Неуютная, звонкая.

Я прекрасно понимаю смятение отца, я сама еще не до конца осознала решение Чертова. Он вчера что-то говорил на эту тему, но тогда его поцелуи были намного важнее.

– Давай поговорим потом, – добавляет Чертов, – когда документы будут подписаны. Ты не должен верить мне на слово.

– И не собираюсь.

Самсонов добавляет еще что-то, но этого уже не разобрать. Звучат гудки, после которых Чертов опускает сотовый на тумбочку. А я пытаюсь понять, из-за чего не могу успокоиться.

“Но мой отец не требует выкуп”.

Выплывает из памяти.

Боже, его так задели мои слова?

– Пора завтракать, малышка, – Чертов переводит тему прежде, чем я успеваю заговорить об этом. – У тебя сегодня есть дела?

– А что?

– Хочу забрать тебя. Я кое-что придумал, тебе должно понравиться.

– У моей охраны точно случится инфаркт.

– Давай возьмем Милу с собой, – он подшучивает, поднимаясь на ноги. – Она будет каждые пять минут отсылать отчет о моих действиях.

– А она нам не помешает?

– А она легко краснеет?

Чертов качает головой, замечая, что я не следую его примеру и не встаю с кровати. Тогда он подтягивает меня вместе с одеялом к краю.

– Хочешь, прямо так отнесу к машине и мы поедем?

– Нет, мне еще нужно в душ. И ты не сказал, куда собрался ехать.

– Я лучше покажу.

Глава 35

Этого стоило ожидать.

Все же передо мной прежний мужчина, а не романтик, который знает, как красиво ложится свет луны на водную гладь. Да и до луны еще далеко, на часах всего десять утра. Я понимаю, куда меня везет Чертов, когда он выезжает из подземного паркинга, но не покидает респектабельный район. В принципе, можно было пешком дойти.

– Ты забронировал столик?

– Всё заведение.

– Ох. – Я закатываю глаза.

Чертов закрыл самый крутой ресторан города на спецобслуживание. Я не бывала в нем, но много слышала, и фотки попадались. Европейский интерьер, шикарный балкон со столиками, с которых можно любоваться на Волгу, и очень неприятный ценник.

– Нам нужно поговорить в спокойной обстановке. – Я киваю.

Первые эмоции схлынули, и я осознаю, что нам нужно многое обсудить. В каком-то смысле вернуться к отправной точке. Я поворачиваюсь к Чертову и разглядываю его профиль. Жесткие, без намека на элегантность черты лица. Мужик. Самое точное слово. От него веет гендерной несправедливостью. Но в то же время он холеный, даже небрежность в одежде кажется продуманной и точно выверенной стилистом. И, конечно же, татуировки. Он закатал рукава рубашки, поэтому черные линии виднеются и добавляют его образу сексуальности плохого парня.

Циничный взрослый мужик. С большими деньгами.

Я специально смотрю на него так, словно вижу впервые.

Словно мы только познакомились.

Мне хочется стереть из памяти то, как мы узнали друг о друге на самом деле. Как он обманывал и обхаживал меня, чтобы использовать в своих целях. Зачем мне эта память?

Лучше с нуля.

И свидание в отличном ресторане прекрасно для этого подходит. Обычно романы так и начинаются.

– Закажи за меня, пожалуйста, – произношу, отодвигая меню, которое принес официант с дружелюбной улыбкой.

Я успела заметить сахалинские гребешки и фермерскую цесарку. Чертов точно лучше разбирается в этих блюдах. Я откидываюсь на спинку стула и самым наглым образом наблюдаю за ним. Как уверенно он двигается, как общается с официантом – чувствуется его превосходство, но без намека на хамство. Он совершенно точно выдохнул. Я вижу, что его внутренняя пружина разжалась. Я рядом, и ему легче.

– Ты рассказывал мне о детстве, которое провел в Испании. Твои родители развелись, и отец увез тебя заграницу назло маме. Это правда?

– Да.

Он внимательно смотрит на меня, словно ждет подвоха.

А подвоха нет. Мне просто-напросто нужно знать, что тогда он был честен, а не кормил меня небылицами.

– Расскажи что-нибудь еще. – Я вытаскиваю салфетку из зажима. – Я слышала, так делают на свиданиях.

Саша усмехается, обдавая тягучей волной своего обаяния. Ему идет быть таким. Горячим, самоуверенным, крутым. Он может быть нежным, но все же его суть другая. И она проглядывает сильнее и сильнее с каждым мгновением.

– В Испании сильная теннисная школа. – Чертов показывает официанту, что нас лучше не беспокоить, он сам поухаживает за дамой. – Отец отдал меня в нее, но я не оправдал надежд. В ее стенах у меня лучше выходили единоборства.

– Ты дрался?

– Постоянно, – он смеется. – Там было много русских ребят, легко было найти повод, чтобы сцепиться.

– Готова спорить, тебя выгнали из школы.

Чертов кивает. Он поворачивается к реке, и становится заметно, как меняется его настроение. Что-то отдается в его душе, и расходятся круги эха, как бывает от сильного порыва ветра на воде.

– Я был буйным… избалованный, наверное. – Он пожимает плечами, не зная, какое еще слово подобрать. – У отца тогда было много денег, и он давал мне всё что угодно, только чтобы я оставался при нем и даже не вспоминал о матери. Я и не вспоминал – так, звонил иногда, но не задумывался… Черт, у меня был спорткар в семнадцать! Это волновало меня больше. Я разбил его в Валенсии, в утиль ушатал.

Я качаю головой, а мысленно благодарю, что в спортивных машинах продумана каждая деталь безопасности.

– Но ты же помирился с мамой.

– Да, у отца как раз деньги кончились…

– Не надо так. – Я ловлю его взгляд и заставляю погасить едкую усмешку, которая искривила его губы. – Ты любишь ее?

– Конечно, она моя мать. Она многое пережила из-за меня. Я, когда вернулся в Россию, сразу свернул не на ту дорожку. Общался с шальными людьми, в истории постоянно влипал. Я снимал квартиру отдельно, но она часто приезжала и видела по мне, что…

– Единоборства продолжаются, – я помогаю ему договорить.

– Да. – Саша коротко кивает. – Она тогда много плакала, боялась, что меня посадят или вовсе убьют. Всё говорила, что плевать на деньги, что ей ничего не нужно, что она от меня и копейки не возьмет, что ей я нужен, а не новый дом.

– Ты обещал ей новый дом?

– Бросил, не подумав. Сам не знаю, чего ждал, ведь ясно было, что она не захлопает в ладоши. Но я все равно его купил. Он почти год пустой стоял. У меня очень упрямая мама.

Он снова смотрит на воду, ведя плечами. Я чувствую, что он хочет поменять тему. Для обычного свидания это и правда слишком, но меня не нужно развлекать. Мне необходим именно откровенный разговор. Чтобы узнать, чтобы стать ближе.

– Что она говорит сейчас?

– Сейчас? – Чертов переспрашивает, беря небольшую паузу-передышку. – Она успокоилась, поняла, что я вышел на другой уровень.

– Но рядом с тобой до сих пор люди с оружием.

– Это глупости по сравнению с тем, что было раньше.

– А что было раньше?

С его губ слетает перекрученный выдох. Я по одним его глазам понимаю, что тут меня ждет только стена. Глухая кирпичная кладка, которая никуда не денется и через сто лет.

Он наклоняется ко мне и обнимает пальцами мое запястье.

– Я не буду рассказывать, что было, – отрезает. – Не только чтобы уберечь тебя, но и чтобы самому не вспоминать. Ты мне нужна, чтобы забывать. Я прошел через плохие дни, но я выжил. Я не хочу снова воевать. Я хочу семью.

С его губ слетает главное слово.

Оно даже важнее, чем “люблю”.

– А это возможно? – спрашиваю его.

– Ты имеешь в виду, безопасно ли?

– Да, Саша. Я вместе с тобой пережила покушение на твою жизнь. Я прекрасно помню, как тебя ранили.

– Таня…

– Тогда ты был мне чужим человеком, и то у меня дрожали пальцы. А сейчас… сейчас… – Я качаю головой, потому что эмоции жалят. – Во второй раз я не справлюсь.

Чертов встает с места и придвигает стул вплотную ко мне. Он садится так, что я сама утыкаюсь лицом в его плечо. Мы некоторое время молчим. Только его пальцы трогают мои волосы, как будто прокладывают тропинки для моей привычки. Я привыкаю к тому, что он постоянно рядом, что его тепло оставляет отпечатки на моем теле, с молниеносной скоростью. А те дни, когда я злилась на него и рыдала в подушку, теряются в тумане.

– Тебе не придется справляться, – наконец произносит он. – Я мужчина. Я всё улажу.

Он притягивает меня к себе, целуя в висок. Я не противлюсь, хотя в моем сердце еще предстоит отыскать уголок для смирения. Я верю ему и одновременно не могу принять тот факт, что во многих вопросах будет стена. “Я всё улажу” – и точка.

– Хочешь, дам слово, как тогда? – он пытается разрядить обстановку, чувствуя по моему молчанию, что в моей голове слишком много мыслей. – Слово Капо.

– Ты не любишь, когда я так тебя называю.

– Заметила?

– Заметила. – Я ныряю указательным пальцем под золотой браслет его наручных часов и зачем-то скребу его кожу ноготком. – У тебя глаза темнее становятся, почти черными.

– Страшными? Ты об этом?

– Ты бываешь пугающим, – признаюсь. – Ты лучше меня знаешь, какой ты. Жесткий, сильный, взрывной…

– Звучит так, словно ты меня отшиваешь.

– Ладно, у тебя есть чувство юмора. – Я улыбаюсь, запрокидывая голову.

– Да уж, включи в список, пожалуйста.

– Хорошо, запишу первым пунктом.

Чертов перехватывает мою ладонь. Браслет его часов стучит о стол, и я сразу понимаю, что мы возвращаемся к серьезному разговору.

– Что тебя беспокоит? – спрашивает он прямо. – Не веришь, что я смогу защитить тебя и ребенка?

– Вот, ты уже заводишься. – Я замечаю, как мое сомнение задевает его альфа-нутро. – И глаза темнеют. Нет, Чертов, я на сто процентов уверена, что ты сможешь защитить. Я это знаю, вижу в тебе… Дело в другом: я пытаюсь понять, что за жизнь это будет.

С его губ слетает рык. Он едва сдерживается, чтобы не выругаться от души.

– Отпусти себя, малышка. Хватит. – Он накрывает большим пальцем мои губы, чтобы я не прерывала его. – Я знаю, ты научилась полагаться только на себя, ты выросла в детдоме, и тебя много раз предавали, я тоже постарался на славу. Но сейчас о тебе есть кому позаботиться. Тебе не нужно думать обо всем сразу, оставь хоть что-то мне.

В его словах есть правда. Я обдумываю их, отворачиваясь в сторону. Тут на глаза попадаются экраны телевизоров. Они висят на дальней стене, причем показывают разные каналы. На одном крутят музыкальный клип без звука, а на втором, также без звука, мелькает напряженная нарезка новостного блока.

– Саша…

Шок прорезает насквозь.

Я дергаюсь, как от мелькнувшей тени в фильме ужасов. Я смотрю на Лаврова, которого показывают в новостях, и раз за разом, как в бреду, читаю бегущую строку.

“Скандальный адвокат воскрес и просит защиты!”

Глава 36

Чертов

Артем приносит воду и сок, но не решается трогать Таню, которая слепо смотрит в сторону окна.

– Поставь на стол, – говорю ему тихо. – И побудь с ней.

В соседней комнате уже маячит человек из моего офиса. Я выхожу к нему, прикрывая за собой дверь. Я взял его и Артема с собой в Волгоград, как чувствовал, что одной охраны будет мало. Мозги тоже понадобятся.

– Ситуация неприятная, но пока ничего критичного, – начинает помощник. – Лавров заявляет, что не знает, кто был в его вертолете. Когда тот разбился, он решил, что это было покушение на его жизнь, поэтому он запаниковал и покинул страну.

– Он намекает, кто мог устроить покушение на него?

– Очень обтекаемо, он дал уже пять интервью, и в каждом говорит одно и то же. Но вы в первом ряду подозреваемых. Лавров вел ваши дела и дела ваших людей, он знал слишком многое…

– Вот и мотив, – усмехаюсь.

– Да, – помощник кивает без улыбки, ему не до смеха, – Лавров будет разыгрывать эту карту.

Я вспоминаю, как он звонил мне в панике из Никосии. Именно тогда Таня узнала, что он цел и невредим, а я отказался ему помогать. Ему и не нужна была моя помощь. Охрана, которую я приставил к нему, рапортовала, что никакой опасности не существует, чужаков не замечено и нет данных, что Самсонов или кто-то другой вышел на его след. Лавров банально оказался трусом и испугался собственной тени. Он параноил на пустом месте. А я решил, что пусть мучается. Пусть трясется из-за каждого шороха, боясь проводить в одном номере больше, чем одну ночь. Чем не месть? И руки пачкать не нужно.

Но он нашел способ достать меня.

Умный, изворотливый Лавров. Я годами платил ему огромные деньги именно за это – за умение вывернуться из любой ситуации.

– Он сейчас специально привлекает максимальное общественное внимание, – говорит помощник. – Он будет делать цирк из любого повода, лишь бы быть у всех на виду.

– Лишь бы его не прихлопнули по-тихому.

– Он уже заявил, что видел программы о своей личной жизни. Он польщен, что вся страна подбирала ему в любовницы красивых девушек, но у него есть любимая супруга.

– Нет. – Я качаю головой, не веря ушам, а в венах вскипает ненависть.

– Да, он упоминал Татьяну. Он хочет ее видеть. – Помощник откашливается, но решает договорить: – Он соскучился.

– Я все-таки его пристрелю.

– Вам лучше выставить вокруг него охрану. Пока скандал не утихнет, в ваших интересах, чтобы Лавров оставался невредим. Иначе это будет очень скверно выглядеть. Это и сейчас плохо выглядит, ведь всем известно, что супруга Лаврова находится под вашей защитой. Теперь в этом можно прочитать шантаж.

– Шантаж?

– Подумайте сами, – помощник понижает голос. – Предположим, вы хотели убрать Лаврова, взорвали его вертолет, но произошла осечка. Он выжил и бежал. Тогда вы забрали его супругу, чтобы он не думал открывать рта. Вот как это выглядит со стороны, господин Чертов. И Лавров рано или поздно озвучит именно эту версию, он уже подводит к ней.

– И что ты предлагаешь?

– С Лавровым нужно договориться. Он хочет увидеть Татьяну, скорее всего, он озвучит ей свои требования.

– Ей он может озвучить только то, какую эпитафию желает для надгробия. – Ладонь сама находит его тонкий галстук и делает резкий оборот. – Понял?

– Да, господин Чертов…

Его сбившееся дыхание тонет в шорохах. Я оборачиваюсь и вижу, как в холл входит Самсонов со свитой. За его спиной двое высоких охранников и девушка, которая приходила сегодня утром. Кажется, Мила. Или Мира?

– Где Таня? – Самсонов смотрит на меня так, словно перед ним Лавров.

– В гостиной. – Я указываю ладонью направление. – Я так понимаю, новости ты видел.

– Почему она вообще здесь?

– Ей было все равно, куда ехать, и я привез ее к себе.

Ее оглушила новость о Лаврове. Она молчала всю дорогу, лишь попросила увезти ее куда-нибудь. Только всё улеглось и она стала спокойно появляться на улицах, как заново. Опять камеры, журналисты, слухи и пересуды посторонних людей. Она с трудом переносила, когда ее клеймили вдовой Лаврова в бесконечных программах, а теперь она вовсе его законная супруга.

Замкнутый круг, из которого я должен вырвать ее.

– Что будем делать, Самсонов? – Я поворачиваюсь к нему и скриплю зубами, но стараюсь не реагировать на его презрительный взгляд. – Один я с ним не справился, упустил…

– Да, я заметил.

– Лаврова не стоит недооценивать, – тяжко, со стариком тяжко говорить. – Не повторяй моих ошибок.

Самсонов кривит губы.

Отлично.

И малышка еще меня называет упрямым и жестким. Она своего отца видела?

Мой характер идёт на излом, только в страшном сне я мог просить о помощи у другого мужика. Но ради Тани стоит. Хотя бы еще пять минут. Он должен понять, что я делаю. Я хочу договориться. Пусть будет единственная линия фронта – мы и Лавров, а не еще одна – между мной и стариком.

– Капо решил попробовать себя в роли переговорщика. – Самсонов усмехается.

Я же гляжу на наручные часы. Отмеряю те самые минуты, будь они прокляты.

– Это от скуки или от безысходности? Хотя во второе я не верю, жизнь научила отличать травоядное от зверя. Так что можешь не прикидываться.

– Ты закончил? – Пять минут идут к дьяволу. – Может, поговорим о деле?

– Поговорим, Капо. Конечно, поговорим. – Он подходит ближе. – Но по порядку. Приезжали твои люди с дарами. Для чего ты отозвал сделки?

И правда, для чего?

Это же не очевидно!

Я едва сдерживаюсь, чтобы не сотворить с воротником Самсонова то же самое, что я сотворил с галстуком помощника. Старик не двигается, он с хладнокровным спокойствием наблюдает за мной.

– Я сделал это не для тебя, Самсонов, а для нее.

Я выдерживаю его испытующий взгляд, который любого другого смял бы катком. Мы стоим друг напротив друга, словно собираемся размять кулаки, а охрана старика тяжело дышит неподалеку.

– Папа? – голос малышки разряжает обстановку за секунду. – Вы же не собираетесь драться?

Она подходит к нам и дотрагивается до локтя Самсонова.

– Нет, конечно, – он отзывается с ласковой теплотой, можно даже поверить, что и мне до этого пару комплиментов досталось.

– Не ссорьтесь, ради всего святого, – недоверчиво произносит Таня. – Только этого сейчас не хватало.

Она отпускает локоть отца и берет мою ладонь. Поворачивается ко мне, на что я сразу реагирую. Пускаю ее под руку, приобнимая и чувствуя, как она откидывается на мою грудь. Сразу становится легче. Она ищет во мне опору, а это стоит всего. Самсонов может снова начинать язвить и куражиться, теперь мне плевать.

– Я посмотрела новости. Лавров хочет встретиться со мной…

– Он бредит, – говорю и сжимаю ее в руках сильнее.

– Нет, – она качает головой, – я сама хочу поговорить с ним. Я его законная супруга, если вспомнить о бумагах.

– Господи, Таня! – вскрикивает Самсонов. – Что ты говоришь?

– А что вы хотите сделать? Убрать его? – Она качает головой как заведенная. – Нет, этого не будет. Я не хочу, чтобы из-за меня снова убивали человека. Мне хватило Родия.