Текст книги "Брачный приговор"

Глава 37

Он злится.

Пытается сдерживаться, чтобы не нагрубить, но я читаю его состояние как открытую книгу. Он холоден, напряжен и задет моим упрямством. Я вижу по его темным глазам, что он проклинает двадцать первый век, который закрепил права женщин и сделал из феминизма современную библию. Чертов с удовольствием вернулся бы в другое столетие, чтобы с чистой совестью закрыть меня на замок.

– Саша, ты выглядишь на десять лет старше, когда так хмуришься.

Я перебираюсь к нему поближе. Потом вовсе игнорирую соседнее место и сажусь ему на бедра. На лице Чертова прохладная отстраненность, а вот руки горячие. И без намека на отстраненность. Его длинные пальцы стягивают мою юбку и обхватывают так тесно, что у меня за мгновение сбивается дыхание. Я кладу ладони на его покатые плечи и смотрю ему в глаза.

Молчит.

И кто из нас упрямый?

– Ты рассказывала, что Лавров был груб с тобой, – произносит он ледяным тоном через время. – Домогался…

– Я точно не использовала это слово.

Я отвожу глаза к иллюминатору. Частный самолет уже закончил набирать высоту, за стеклом голубой простор, который смотрится беззаботно. Кажется, что здесь не может быть проблем. Только покой, уединение и монотонный звук двигателей, который прекрасно убаюкивает.

– Мне плевать на слова, – продолжает Чертов. – Я знаю, что он трогал тебя, лез к тебе своими грязными пальцами, а теперь ты ждешь от меня, что я позволю ему вновь приблизиться к тебе.

Он не дает мне вставить слово и порывисто выпрямляется. Он отталкивается от спинки кресла, приближаясь ко мне до максимального минимума. Еще пара сантиметров, и это уже будет не разговор, а поцелуй.

– Хочешь правду, малышка? Я был близок к тому, чтобы отдать приказ пристрелить его. Еще тогда, в Никосии. Я много раз думал об этом, ты стала близка, и меня тошнило от мыслей, что он хватал тебя. Угрожал, заставлял…

– Мы бы не познакомились, если бы он не делал этого.

– Давай без этой кармической чуши! – он все-таки взрывается. – Я не собираюсь слушать то, как ты оправдываешь его!

– Я не оправдываю. – Я провожу ладонями по его плечам, а в голове гудит тревога: “На него нельзя давить! Таня, ты всё делаешь неправильно! Вспомни, кто перед тобой!” – Я… Но ты же не отдал приказ. Что-то тебя остановило.

– Ты и остановила. Как представил, что ты узнаешь и посмотришь на меня, как на животное… – Чертов тяжело выдыхает, а потом отворачивается, на его губах гуляет нехорошая усмешка, которая режет меня без ножа. – Но это не значит, что я готов идти у него на поводу.

Я опускаюсь на его грудь. Ложусь на него, замирая на несколько мгновений. Я чувствую его мужскую правоту, конечно, он хочет защитить меня. Тем более я жду ребенка. Он не только хочет этого, он чувствует свою обязанность.

С отцом было легче. Я уговорила его отпустить меня в Москву с Чертовым. Самсонов сказал, что тоже прилетит, но на следующий день. Он набил джет Чертова своими людьми и взял с меня обещание перед любым важным решением сперва звонить ему.

– Ты считаешь меня слишком слабой, – говорю вполголоса. – Почти хрустальной.

– Нет.

– Да. – Я, не глядя, поднимаю ладонь и накрываю его губы, чтобы он не прерывал меня. – Я справлюсь, тем более ты будешь рядом. Саш, дай мне договорить, только послушай… Сейчас у дома Лаврова наверняка дежурит пресса. Их там много, и они снимут красивую картинку, если ты привезешь меня к законному супругу.

– Не называй его так. Я сейчас что-нибудь сломаю.

– Хорошо, хорошо. – Я поспешно киваю. – Когда Лавров разбился, ты взял меня под защиту, устроил целую пресс-конференцию по этому поводу. И теперь, когда Лавров вернулся, ты привезешь меня. Как честный человек.

– Честный, конечно. – Следует смешок. – Ты беременна, малышка, нам сразу припишут связь. Вот что будет в заголовках.

– И пусть, это даже лучше. Пусть говорят о нашем романе, пусть гадают и шумят, нам это только на руку.

– Ты пиарщик по образованию?

– А в доме ты поговоришь с Лавровым. Всё просто.

– Да, свернуть ему шею будет проще простого.

Я не выдерживаю и толкаю Чертова.

– Насилие запрещено, – говорю строго. – Ты правильно вспомнил, что я беременна, а у беременных женщин есть право вето.

– Да? – Чертов вскидывает брови и делает вид, что ведется на мою шутку.

– Прописано в семейном кодексе.

Когда мы прилетаем в столицу, та встречает дождем и низким пасмурным небом. Охрана достает зонты с золотыми рукоятками, а Чертов накидывает на мои плечи свой пиджак. Я чувствую себя супругой как минимум президента, когда схожу с белоснежного трапа. Вокруг суетятся люди в деловых костюмах, слышится шум из раций, а вдалеке, у ограждений зоны для частных полетов, толпятся папарацци.

“Ваш муж оказался жив, что вы чувствуете?!”

“Вы простите его за то, что он скрывался, а вам пришлось оплакивать его?!”

“Чертов вам по-прежнему друг?!”

“Или больше? Возможно ли вообще устоять перед миллиардером?”

“Подождите! Вы ждете малыша?! О-о-о-о-о-ох!”

“Чей это ребенок?! Вы сами знаете?!”

“Вы будете делать тест ДНК?!”

“Татьяна, скажите! Скажите нам!!!”

Их оттеснили как можно дальше, но я слышу их вопросы на грани галлюцинаций. И знаю, насколько мощная у них техника, даже с такого расстояния можно сделать сносный снимок. Поэтому охрана и достала почти десяток зонтов, укрываться приходится не только от дождя.

– Сколько минифургонов. – Я показываю на машины, на бортах которых написаны названия крупных каналов. – У них тут целая профессиональная стоянка.

Чертов не реагирует. Он сжимает мою ладонь, а второй рукой держит сотовый. Я понимаю, что у него полно дел. Он отсутствовал в Москве несколько дней, так что ему только внимания прессы не хватало, без того проблем накопилось.

– Ты теперь живешь в другом месте? – я вновь заговариваю где-то через час, когда автомобиль поворачивает к неизвестному мне жилому комплексу.

– Тебе не нравилось прошлое. – Он собирает морщинки на лбу, словно вспоминает, как в последний день в апартаментах перебрал с алкоголем и чудом не натворил глупостей. – Я решил выбрать другую квартиру.

Место чудесное. Малоэтажные домики стоят посреди парковой зоны, которую отвоевали неподалеку от центра. Нетрудно догадаться, что жить здесь еще дороже, чем в стеклянном небоскребе, в который Чертов привез меня в первый раз. Тут в цену квадрата вложен самый настоящий воздух. Вместо сорока этажей построили только пять, включив в прайс привилегию не жить в муравейнике.

Саша помогает мне выйти из машины. Я рассматриваю современный парк и не могу отделаться от мысли, что это семейное место. Тихо, уютно и безопасно. Территория закрыта от посторонних, а из-за поворота слышатся детские голоса и удары мяча о пол. Наверное, там баскетбольная площадка.

– Мне определенно нравится здесь больше, – довольно шепчу, прижимаясь к руке Саши. – Ты умеешь удивлять, Чертов.

Я поглаживаю его пальцы, пока лифт поднимает нас наверх.

Мое настроение меняется. Всё не так, как в прошлый прилет в Москву. Я провожу ладонью по животу и ловлю себя на том, что смотрю на жилье взглядом будущей мамы. Я чуть ли не выбираю комнату для детской в просторной новой квартире Чертова. Отмечаю большой балкон, который смотрит на приватную набережную. К ней можно будет спускаться с коляской и прогуливаться. Я не могу без воды, я всю жизнь прожила в Волгограде – у меня начинается паника, если я не вижу водный простор больше недели.

– Прости, не Волга, – подшучивает Саша, подходя ко мне со спины.

Он как будто научился читать мои мысли.

– Очень красиво. – Я помогаю его ладоням найти правильное положение, кладу их на живот и переплетаю наши пальцы. – Ты совсем другой, Чертов. Я не перестаю удивляться. С виду такой грозный, а если пускаешь в душу…

– То что? – он спрашивает, потому что я всё пытаюсь подобрать слова, он наклоняется и целует меня в шею, причем то целует, то нагло прикусывает.

– Я люблю тебя, вот что, – выдыхаю, накрывая ладонью его короткие волосы. – Ты тогда признался мне, а я промолчала из-за эмоций.

– Да, я заметил.

– Испереживался? – язвлю.

– Немного было. – Он усмехается и находит пальцами подбородок, чтобы развернуть мое лицо к себе. – Значит, любишь?

Он смотрит на меня хитрыми глазами. Мне же становится смешно, он сейчас напоминает довольного кота, которого наконец почесали за ухом.

– Люблю, милый. Люблю.

Он порывисто подхватывает меня на руки, и я буквально чувствую, как его сердце заходится в радостном темпе. Он выглядит беззаботным мальчишкой в это мгновение, он кружит меня, заставляя зажмуриться, а потом несет в другую комнату. Я забываюсь в его руках и теряю счет времени.

Проходит несколько минут или часов?

Не знаю.

Знаю только, что у Саши сильные руки. Он крепко прижимает меня к обнаженной груди и пытается успокоить дыхание. У меня это выходит еще хуже, я до сих пор сжимаю простыню, а перед глазами поволока. Как эхо сладковатой дымки, в которой находится всё мое тело.

– Щекотно, – капризничаю, когда прихожу в себя, и проскальзываю по подушке, чтобы увернуться от мужских губ. – Ох, слава богу! Тебе звонят!

Я лукавлю. На самом деле трель его сотового не вызывает во мне приятных эмоций. И его сумрачный выдох, который следует через мгновение, только доказывает это.

– Нам скоро ехать, да? – спрашиваю его, когда он возвращается ко мне после короткого разговора. – Я хочу закончить с этим побыстрее.

– Тебе нужно отдохнуть после перелета.

– После перелета на собственном джете? – уточняю. – Я как-то летала дисконтной авиакомпанией, вон там можно было устать. А так я даже поспала в полете. С вытянутыми ногами!

Чертов усмехается из-за моего уточнения. Но через мгновение выдыхает и становится серьезным.

– К Лаврову поехала моя охрана. Они проверят его дом и организуют коридор, чтобы мы могли спокойно проехать через камеры.

Глава 38

Около дома Лаврова происходит безумство.

Я видела подобное в документальном фильме о пропавшей на португальском курорте девочке. Ее родители всеми силами пытались привлечь внимание к своей беде, постоянно давали интервью и были на виду, за каждым их шагом следили камеры всех мировых агентств. Но в какой-то момент, как это очень часто бывает, любовь СМИ обратилась  ненавистью. Сначала они возносят на пьедестал, а потом, когда нужны новые громкие заголовки, начинают уничтожать. Родителей девочки обвинили, что кровь дочери на их руках, что нет никакого похитителя, а они всё это время ловко водили общественность за нос.

Дом Лаврова напоминает дом тех родителей. Осажденный камерами и требующий вмешательства полиции. Люди в форме дежурят у больших ворот из черных прутьев и останавливают каждую машину, которая собирается проехать внутрь. Нас тоже останавливают, просят опустить тонированные окна и что-то говорят водителю.

– Я видела этот дом на снимках. Лавров создавал видимость, что я живу здесь с ним.

– Он хотел тебя сюда привезти, но побоялся, – отзывается Саша.

– Чего?

– Ты ему понравилась. Он наломал бы дров, если бы постоянно был с тобой под одной крышей.

Я сжимаю его ладонь, чтобы он не думал о плохом. Наклоняюсь к стеклу, которое вновь поднимаю до упора, и смотрю, как огромный особняк становится ближе и ближе.

– Представляю, как замучились твои парни. Нужно много времени, чтобы проверить тут каждую комнату.

– Не передумала? – спрашивает Чертов с надеждой.

Наш автомобиль останавливается у крыльца с двумя каменными лестницами, между которыми устроен фонтан с подсветкой.

Я качаю головой и снова сдавливаю ладонь Саши, собираясь с силами. Один разговор – и, дай бог, всё будет кончено. Он нашел общий язык с Самсоновым, значит, и с Лавровым есть шанс.

Чертов обходит машину и открывает мою дверцу. Он придерживает меня за руку, быстро оглядывается по сторонам и с удовлетворением отмечает, как на верхней ступеньке появляется человек из его охраны. Он ведет меня вперед широким шагом, словно оставил все сомнения позади. Я чувствую его уверенность и успокаиваюсь, рядом с сильным мужчиной не о чем переживать.

Даже если предстоит увидеть подонка.

– Я провожу, – хрипит охранник, кивая боссу. – Он в бильярдной.

Бильярдная оказывается в правом крыле, мы проходим через большие комнаты, которые выглядят точь-в-точь как костюмы Лаврова. Слишком роскошные и дорогие.

– Капо! – Лавров почти что вскрикивает, когда мы входим через двойные резные двери. –  Неужели мы наконец встретились?!

Он расплывается в хитрой улыбке, поверх которой горит ни разу не доброжелательный взгляд.

– Сядешь? – Саша не обращает внимания на его театральное приветствие, он поворачивается ко мне, а потом придвигает стул с высокой мягкой спинкой.

Я опускаюсь на стул и смотрю на Лаврова, который тоже переводит внимание в мою сторону. Но меня не трогает его острый взгляд, я ощущаю тепло, которое исходит от Саши. Он остановился рядом, положив ладонь на спинку, и явно изучает в этот момент состояние соперника. Он не торопится, а вот Лавров начинает заводиться.

– Что она тебе сказала? – неожиданно бросает он в повисшую тишину, которую больше не может терпеть. – Я ее пальцем не тронул. Ладно, может, тронул разок, но ничего переходящего границы…

– Лавров, лучше замолчи, – я прерываю его.

Он сверкает глазами, в которых бежит красная строка: о, голосок прорезался. Он прекрасно видит, как я веду себя теперь. Я больше не та запуганная послушная девчонка, которая попыталась оттолкнуть, но замерла в страхе, стоило ему показать свою власть. Я больше не боюсь его.

– Зачем ты вернулся в страну? – спрашивает Чертов, шагая в центр комнаты.

– Ты кинул меня, – вспыхивает Лавров. – Ты перестал отвечать на звонки, я остался без защиты в чужой стране.

– У тебя до сих пор две руки и две ноги, у тебя была защита. Мои люди оставались в Никосии, я никогда не нарушаю сделки. Даже если от них тошнит.

– Почему тогда со мной никто не выходил на связь?!

– А этого я не обещал. Никакой психологической помощи в уговоре не было. – Чертов усмехается. – И заканчивай повышать голос.

Он подходит к нему ближе. Надвигается.

– Ты сам разорвал нашу сделку.

– Значит, пора заключать новую, – огрызается Лавров. – Я не какая-то шестерка, я крутился в твоих делах и знаю все твои грязные делишки, Капо. Ты легализовал всё, что смог, но есть грехи, которые невозможно подчистить.

– Ты угрожаешь мне?

– Нет, я смотрю на Татьяну – И он бросает взгляд на меня. – Она ждет ребенка от тебя, я так понимаю. Решил так усмирить Самсонова? Заделать ему внука? Черт, а я не додумался!

Я поднимаюсь с места, понимая, что удар неизбежен.

– Саша! – выкрикиваю, но бесполезно.

Противный звук проходит по комнате. Тяжелый кулак Чертова обрушивается на челюсть, он размахивается и бьет снова, не сдерживая животной мощи и не думая о последствиях. Я оказываюсь рядом, но не решаюсь ловить его руку: все равно не удержу. Я лишь дотрагиваюсь до его плеча.

– Хватит, я прошу тебя, – говорю сбивчиво. – Ты изувечишь его! Капо!

Это отрезвляет его.

Чертов останавливается, держа Лаврова за плечо на вытянутой руке, и оборачивается ко мне. Мажет по мне пылающим взглядом, а потом замечает охранников, которые появились в дверном проеме.

Он приходит в себя и толкает Лаврова, отпуская. Тот заваливается на бильярдный стол и со стоном дотрагивается до разбитого лица.

– Я не смог это слушать, – произносит Саша вполголоса.

– Я понимаю. – Я встаю на носочки и целую его в щеку, провожу пальцами по его лицу, стирая эхо хищного оскала, который исказил родные черты, пока он наносил удары. – Понимаю…

Саша поворачивается к Лаврову. Я рефлекторно сжимаю его локоть, словно всё еще жду от него агрессии. Он не вырывается, и кажется, что ему становится легче от моего прикосновения.

Как точка опоры.

Я чувствую, что помогаю ему.

– Хватит, Лавров, – кидает он, смотря, как тот раз за разом пытается выпрямиться. – Чего ты добиваешься? Чтобы я пристрелил тебя как собаку?

– Это дорого тебе обойдется…

– А я рисковый. Ты меня знаешь, – в голосе появляются угрожающие интонации, которые больше всего пугают своей расслабленностью. – Я приехал к тебе поговорить только потому, что она попросила.

Саша делает последний шаг и хватает Лаврова за плечи. Тот закрывается, пряча лицо за ладонями, но Чертов лишь помогает ему сесть на стол. Он грубовато поправляет его костюм, а потом похлопывает по плечу, как старший брат.

– Думай, что несешь, – приказывает Чертов. – Ты же юрист, должен знать цену словам.

Лавров хрипит. Он откашливается, стараясь нащупать голос, а на лице написана злоба. Она душит его, но поделать он ничего не может. Он смотрит на Чертова снизу вверх и только спустя минуту открывает рот.

– Мне нужны твои гарантии.

– Гарантии того, что не подохнешь? А ты не пробовал для начала перестать лезть в петлю? Сидел бы сейчас в Никосии, там море недалеко, климат отличный. Скучно только. – Чертов упирается бедром в бильярдный стол. – Зато в Москве теперь весело. Да, приятель? Что ни вариант, так праздник. Можно, например, в полицию пойти. Ты знаешь мои грехи, но есть одна загвоздка: ты сам в них участвовал. Ты много лет прикрывал меня в судах.

Лавров молчит.

– Что остается? Пойти к конкурентам. Но там тоже есть один момент: тебя могут использовать против меня, а потом прикончить. Предателей никто не любит.

– Я не хочу никуда идти, – шипит Лавров.

– Ко мне назад хочешь? – Чертов качает головой с усмешкой. – Верный ты мой.

– Да, назад к тебе, Капо, – Лавров говорит так, будто сплевывает слова, они задевают его раздутую гордость. – Я не смог там… каждую ночь ждешь, что придут по твою душу. Лучше здесь, когда все на виду.

Он и правда трус.

Наверное, сам жалеет, что вернулся в страну и открыл всем, что жив.

Но что сделано в панике, то сделано.

– Лис! – Саша зовет главу своей охраны. – Таня, иди с ним.

– Ты уверен?

– Да, малышка. Нам о конкретике надо поговорить, тебе не нужно это слышать.

Он подталкивает меня. Он едва слышно произносит: “Я дам ему шанс” – и указывает на охранника, который уже пришел сопроводить меня. Я не противлюсь, хотя шаг в другую комнату тяжело мне дается. Я остаюсь в доме, чтобы лишний раз не попадать в объективы папарацци, и жду Чертова в холле. Среди раритетных ваз и репродукций, подобранных на очень странный вкус.

Лис приносит мне стакан сока. Я не успеваю его допить, как появляется Саша. Облегчение закутывает с головой, я боялась, что он задержится.

– Ссадин не добавилось, – он подшучивает и показывает мне костяшки на кулаках – правда, мельком, невозможно ничего рассмотреть. – Мы поговорили, и только.

– Договорились?

– Время покажет. Но, кажется, у него встали мозги на место.

Чертов наклоняется и бесцеремонным образом отпивает из моего бокала.

– Может, где-нибудь пообедаем?

Он говорит спокойный повседневным тоном, словно хочет побыстрее поставить барьер между сейчас и встречей с Лавровым.

– Я не против. Но нужно еще найти место, чтобы нас не доставали камеры.

– Я знаю парочку таких мест. – Саша подмигивает. – Знаешь, о чем я сейчас вспомнил?

– О чем же?

– У меня же остался тот договор, который ты подписала.

В его глазах появляются дьяволята. Я щурюсь, пытаясь припомнить, а потом шумно выдыхаю и толкаю его в плечо.

– Об опекунстве! – вспоминаю.

– Формально звучит не так, но смысл близкий.

– Я совсем забыла о нем! Ты должен был порвать его!

– Как честный человек? – Он нагло кривит губы. – Нет, мне больше нравится идея, что у меня будет очень послушная и ласковая жена.

– Жена? Такими темпами, Чертов, ты скоро и без подруги останешься.

– Ничего подобного. – Он решает, что пора применить силу, и поддевает ладонь под мои коленки, а вторую запускает за спину. – Я этот договор распечатаю для твоей брачной клятвы.

Даже не верится, что всё закончилось. Что можно глупо шутить и перестать переживать. Он сказал, что они договорились с Лавровым. Сказал, что время покажет насколько удачно. Оно действительно так, невозможно заглянуть на десять лет вперед и получить стопроцентные гарантии. Но сейчас можно поставить точку, хотя бы попробовать перевернуть, наконец, эту страницу. А там, дай бог, и шумиха в прессе уляжется. И Чертов забудет, что хочет распечатать брачную клятву.

Эпилог

Чертов не падал на колени и не просил меня стать его женой, как полагается по задумке сценаристов романтических фильмов. Я даже не поняла, в какой момент это стало как нечто само собой разумеющееся. Словно по-другому не может быть. Он подарил мне кольцо в постели между поцелуями. Я была в одной майке, с растрепанными после сна волосами, но совершенно довольная.

Свадьбу мы вовсе сыграли после рождения ребенка. Красивую и для узкого круга людей. Без брачного или какого-то другого договора. Я наконец познакомилась с его отцом, который оказался точно таким, каким я его представляла. Странным, но не лишенным обаяния человеком. Он пришел на церемонию в клетчатом костюме свободного покроя и напоминал то ли служителя церкви, то ли преподавателя йоги. Общаться с ним было непросто, он говорил с явным акцентом, словно даже думать привык на английском, и предпочитал глобальные темы для разговоров. Его волновал уровень воды в мировом океане и темпы вакцинации, потом он переходил к проблемам Индии, население которой гибнет из-за того, что белый свет погряз в сверхпотреблении. И так по кругу, с чувством и азартом, и ни одного вопроса о том, как живет его сын.

В общем, ничего общего с Сашей.

Даже внешне Чертов пошел в маму. Я узнала ее намного раньше. Тамара Игоревна прилетела, как только Саша сознался, что у него серьезные отношения. Мы встретили ее в аэропорту и сразу нашли общий язык. Приятная, открытая женщина, она так искренне обрадовалась моему появлению в жизни сына, что я могла только счастливо улыбаться. А еще жадно слушать ее подтрунивающие  рассказы о том, как невыносим был ее сын в юности.

– Твой отец звонил. – Саша заглядывает в комнату. – У тебя, видно, бесшумный стоит.

– Ой, да, – я проверяю сотовый, – забыла выключить.

– Он спрашивал, какую фотографию ты выбрала. Он хочет выкупить до аукциона.

– Я не выбирала.

Я поворачиваюсь к нему на кресле-вертушке и обреченно качаю головой.

– Мы были с ним на выставке, и я имела неосторожность похвалить одного фотографа. И все! Папа загорелся.

Саша смеется.

– Ты слишком мало пожила под его крылом, – говорит он, подходя ко мне. – Он не успел насладиться.

– Надо будет ему сказать, чтобы он на тебя переключился. Пусть тебя балует.

– Он меня терпеть не может.

– Не ври, вы давно нормально общаетесь.

– Но я забрал его дочь, – его губы трогает хитрая усмешка, – прямо из-под крыла.

Саша кладет ладонь на подлокотник кресла, наклоняясь ко мне. Я знаю, что он ждет свой законный поцелуй, но я опускаю лицо. Смотрю на его длинные пальцы с резко очерченными костяшками. Мне нравится разглядывать его обручальное кольцо, мое собственное не вызывает во мне столько эмоций. Какая-то часть меня до сих пор не привыкнет или вовсе не может поверить, что всё сложилось хорошо.

Ведь столько всего происходило между нами. Были ошибки и ложь, была опасность. Буря стихла, слава богу. Я знаю, что Саша отказался от некоторых бизнесов, он пытался балансировать, но после рождения ребенка как отрезало. Всё, что могло привести к проблемам, он ликвидировал. Потерял в деньгах, продал дом во Франции и проредил московскую недвижимость, а самое главное – убрал подальше от себя Лаврова.

– Я где-то накосячил? – спрашивает Саша, решив, что я на что-то обиделась.

Я запрокидываю голову и обнимаю ладонями его лицо.

– Пока что нет. Но ты помнишь, что обещал мне сегодня?

Я целую его, а потом поворачиваюсь на кресле назад к столу. Он весь завален эскизами и сметами, от которых уже болят глаза. Но отдыхать некогда, через две недели должна открыться моя первая кондитерская лавка в Москве. Лариса тоже перебралась в столицу ради такого дела, и если заглянуть в историю моих звонков, то в каждой второй строчке будет ее имя. Она переживает больше моего и готова ночевать на объекте, лишь бы держать руку на пульсе.

– Спит, – с теплотой произносит Саша, когда я показываю на экран видеоняни.

Мы назвали нашу малышку Мариной. На нее невозможно смотреть без блаженной улыбки, даже Чертов тает за секунду. Я давно мечтала о ребенке, успела накрутить себя за годы, когда не могла родить, и для меня стать мамой – настоящее чудо. Первые месяцы я была самой тревожной мамочкой на свете, я изводила всех вокруг по любому поводу. Да и без повода, было достаточно моего учащенного сердцебиения.

Выдохнуть удалось далеко не сразу. Саша помог своим присутствием, он вдруг показал, что у него терпения хватит на двоих, и именно он подсказал, что мне нужно переключиться. Например, на любимое дело, на новую кондитерскую. Маришке уже восемь месяцев, так что я решила, что можно попробовать. Как раз нашлась няня, которая не вызывала у меня панических атак.

– Спать она будет недолго, не надейся. – Я передаю Чертову видеоняню, сегодня у няни выходной, а у меня важный созвон по скайпу. – Футболку с надписью “Лучший папа на свете” надо оправдывать.

– Я тоже тебя люблю, – язвит.

– Всего три часа, Саш. Я правда не могу перенести…

– Я шучу, ты чего? – Он наклоняется и ведет носом по моим волосам. – Ты лучшая мама на свете и без дурацкой футболки.

– А жена?

Вопрос сам собой выходит игривым. Саша реагирует на перемену в моем голосе в ту же секунду. Он обнимает меня теснее, едва не роняя видеоняню, и спускается губами по моей щеке.

Так, стоп!

– Саша, иди. – Выставляю локти, чтобы отодвинуть его и не потерять возможность нормально мыслить, мне надо работать, а ему смотреть за ребенком, и это не обсуждается. – Я не шучу, я согласна побыть сегодня плохой женой…

– Целый день? Я думал, хоть вечером ты исправишься.

– Иди!

Безумно хочется закрыть уши, чтобы не слышать его сексуальных ноток. Я вспоминаю о наушниках, которые подготовила для созвона, и с решительным видом водружаю их на голову. Быстро поворачиваюсь к ноутбуку и… шумно выдыхаю, когда Саша касается губами моей шеи. Я непроизвольно выгибаюсь, чувствуя, как подушечки его пальцев ласкают мою кожу.

Приятно.

Слишком приятно.

– Вечером, – шепчет Саша, сдвигая один наушник, после чего вспоминает о милосердии и выпускает меня из рук.

Вечером.

И на всю жизнь.

**