Текст книги "Толкование договора в российском и зарубежном праве"

Со сравнительно-правовой точки зрения не является случайным то, что правила, ограничивающие толкование, долгое время играли большую роль именно в общем праве (golden rule и plain meaning rule), где традиционно при установлении необходимости толкования договора, как было показано в предыдущем параграфе, опираются на объективные предпосылки (неопределенность как многозначность условия договора).

Однако при учете субъективных предпосылок (различие в понимании условия сторонами), на что ориентируют нас немецкая доктрина и практика, грань между ясностью и неясностью условий договора во многом обусловлена не столько самим языком условия, сколько горизонтом понимания языка стороной договора. Поэтому мы согласны с мнением Н.В. Степанюк о том, что «запрет на толкование ясных условий договора приведет к недооценке того факта, что … необходимо различать ясность выражения того или иного условия и ясность его понимания (курсив наш. – А.Б.)»[65]65
  Степанюк Н.В. Указ. соч. C. 69.


[Закрыть].

Коль скоро ясность договорного условия, с одной стороны, является выводом суда, сделанным по итогам толкования договора, а с другой – такой вывод основывается лишь на тексте договора без учета всех значимых для толкования обстоятельств, справедливо утверждать, что установление буквального значения представляет собой «усеченный», ограниченный вариант толкования договора.

При этом представляется сложным и нецелесообразным разделять два указанных процесса, говоря о самостоятельном характере процесса «чтения» (установления буквального значения), в рамках которого судом решается «прединтерпретационный» вопрос о том, имеется ли необходимость в толковании договора или нет. Любое «чтение» является актом уяснения значения, передаваемого средствами языка, на что указывал, в частности, немецкий философ Х-.Г. Гадамер в своей работе «Истина и метод»: «… всякое чтение с пониманием – это всегда разновидность исполнения и интерпретации»[66]66
  Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 193.


[Закрыть].

Сообразно этому выводу сложно представить, что возможно установление судом значения условия договора (в рассматриваемом случае – буквального) без истолкования текста и применения выводов к конкретным обстоятельствам: «… не существует читателя, который, держа свой текст перед глазами, просто читал бы то, что там написано. Напротив, во всяком чтении уже совершается аппликация, так что тот, кто читает, сам находится как бы внутри воспринимаемого им смысла»[67]67
  Там же. С. 371.


[Закрыть].

С другой стороны, по тем же причинам нельзя говорить о «текстуальном, буквальном либо очевидном толковании: на всех уровнях установление значения договора в той или иной мере должно включать в себя контекстуальное толкование»[68]68
  Mitchell C. Op. cit. P. 41.


[Закрыть]. В рассматриваемых случаях очевидно, что при установлении буквального значения суды обращаются к контексту спорного условия хотя бы для того, чтобы оценить существо спора, поэтому сам термин «буквальное толкование» может применяться лишь в смысле ограниченного варианта толкования, не учитывающего весь объем обстоятельств, на которые могут ссылаться стороны.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что применение правил, ограничивающих толкование буквальным значением условий договора, не учитывает «то, что на первый взгляд, документ представляется имеющим очевидное значение, не препятствует и, конечно, не освобождает суд от необходимости исследовать факты»[69]69
  Ibid. P. 42.


[Закрыть].

2.9. Предложения по совершенствованию подхода российских судов к буквальному толкованию договора. Учитывая представленные выше суждения, а также полный или частичный отказ от применения правил о приоритете буквального значения договора в западных право-порядках, тенденцию российских судов к ограничению толкования при применении ст. 431 ГК РФ нельзя признать соответствующей тем целям, которые ставятся перед указанным гражданско-правовым институтом, прежде всего это касается установления воли сторон, на что направлено большинство правил толкования договора (см. гл. III настоящей работы).

Какое решение может быть предложено для того, чтобы привести практику применения ст. 431 ГК РФ в соответствие с современными тенденциями развития учения о толковании договора?

В своем диссертационном исследовании, посвященном проблеме толкования гражданско-правового договора, Н.В. Степанюк предлагает радикальные законодательные нововведения, вплоть до отмены ст. 431 ГК РФ и включения новых правил толкования, включая правило о том, что «условия договора толкуются в контексте всего договора»[70]70
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть]. В отличие от Н.В. Степанюк мы не видим необходимости вводить аналогичные нормы и полагаем, что скорректировать практику применения данной статьи возможно на уровне разъяснений Верховного Суда РФ с учетом предлагаемого нами далее подхода.

При рассмотрении вопроса о значении буквального толкования договора необходимо соотнести все плюсы и минусы указанного подхода.

Во-первых, при всех недостатках рассматриваемые нами правила о приоритете буквального значения спорного условия позволяют предотвратить искажение договора, обеспечив необходимый уровень защиты правовой определенности в отношениях сторон. Это особенно актуально в деле защиты прав третьих лиц (лиц, не являющихся сторонами договора), которые могут обоснованно полагаться на буквальное значение договора.

Во-вторых, приоритет буквального толкования позволяет сократить литигационные издержки, связанные прежде всего с оплатой услуг судебных юристов в случае возникновения спора о толковании.

Экономическому аргументу уделяется большое внимание не только в иностранной литературе[71]71
  Posner R. The Law and Economics of Contract Interpretation (http://ssrn.com/abstract=610983 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.610983).


[Закрыть], но и в отечественной. Как подчеркивает проф. А.Г. Карапетов, «ни в коем случае нельзя забывать и об издержках, которые суды и стороны несут при попытке приведения неясного договора в исполнение в судебном порядке («литигационные издержки»). Ведь чтобы разрешить спор на основе туманного текста договора, суду приходится тратить время на выяснение истинной воли сторон, а сторонам – прилагать серьезные усилия по сбору и предъявлению релевантных доказательств»[72]72
  Карапетов А. Г. Указ. соч.


[Закрыть]. С точки зрения «литигационных издержек» и загруженности судов буквальное толкование представляется более приемлемым по сравнению с исследованием судом большого количества доказательств, которые могут свидетельствовать о значении, отклоняющемся от буквального.

В-третьих, посредством буквального толкования ограничивается сфера злоупотребления со стороны недобросовестных контрагентов, которые не могут ссылаться на явно необоснованное значение условия с целью избежать ответственности по договору.

В то же время, как было отмечено ранее, главное преимущество отказа от буквального толкования состоит прежде всего в учете всех доказательств, которые могут говорить о действительной воле сторон, что в наибольшей мере соответствует принципам свободы договора и автономии воли.

Наиболее сбалансированным с точки зрения преимуществ и недостатков буквального толкования представляется подход немецких судов. В немецком праве ограничения на доказывание значения, отклоняющегося от буквального, отсутствуют, поэтому основной упрек, предъявляемый к английскому и французскому подходам, перестает быть актуальным.

На наш взгляд, правило однозначности (Eindeutigkeitsregel) является основанием для распределения бремени доказывания между сторонами: можно говорить о презумпции буквального значения спорного условия, которая (что необходимо особо отметить) может быть опровергнута всеми допустимыми доказательствами.

Закрепление в российском праве на уровне разъяснений Верховного Суда РФ опровержимой презумпции в пользу буквального значения условий договора могло бы, с одной стороны, предоставить сторонам договора возможность ссылаться без ограничений на любые обстоятельства для подтверждения отстаиваемого ими значения спорного условия, а с другой – предотвратить искажение смысла договора в результате толкования.

Такая презумпция в большинстве случаев будет «работать» в пользу буквального (общеупотребительного) значения, поскольку опровергнуть ее представлением иных доказательств, не связанных с текстом договора, с практической точки зрения сложно.

Следовательно, все те преимущества буквального толкования, которые перечислены выше, в том числе защита прав третьих лиц и защита в случае злоупотребления сторонами своими процессуальными правами при толковании договора, сохраняются.

В части прав третьих лиц следует указать, что даже если буквальное значение договора будет опровергнуто стороной, при применении объективного критерия (см. следующую главу) достаточный уровень защиты будет соблюден. Что касается литигационных издержек, то введение указанной презумпции не должно, на наш взгляд, существенно повлиять на их величину, поскольку на практике вопросы толкования, требующие изучения большого количества доказательств, возникают преимущественно в крупных коммерческих спорах, где такие издержки всегда являются значительными.

Важно подчеркнуть, что буквальное значение спорного условия является отправной точкой для толкования договора согласно объективному подходу (см. далее), поэтому в процессе толкования буквальный текст по-прежнему будет играть важнейшую роль. В этой части предлагаемый нами подход направлен не столько против установления буквального значения, сколько против бездумного применения буквализма, при котором суд даже не пытается исследовать волю сторон.

Предлагаемое нами разъяснение судебной практики возможно сформулировать следующим образом:

«При толковании договора согласно ст. 431 ГК РФ судам следует учитывать, что буквальное значение содержащихся в договоре слов и выражений предполагается соответствующим действительной воле сторон, пока обратное не будет доказано заинтересованной стороной».

С учетом вышеприведенных доводов такое решение представляется логичным: буквальное (общеупотребительное) значение слов и выражений при толковании договора не может оставаться без внимания при разрешении спора, поскольку на него, как правило, опирается не только суд, но и стороны договора. При этом если сторона, настаивающая на ином (специальном) значении договорного условия, представит убедительные доказательства того, что другая сторона знала или не могла не знать о таком значении, то суд должен принять его. В таком случае буквальное значение договора перестает быть ограничением для толкования и рассматривается в качестве одной из составляющих, влияющих на распределение бремени доказывания между сторонами спора.

§ 3. Определение понятия толкования договора

3.1. Сфера применения института толкования договора. Для понимания гражданско-правовой природы процесса толкования договора следует обратиться к сфере его применения, рассмотрев вопросы о цели и задачах толкования, а также о соотношении с другими гражданско-правовыми институтами.

Представленный в предыдущих параграфах обзор причин и условий возникновения необходимости толкования гражданско-правового договора позволяет прийти к выводу о том, что сфера договорной практики, в которой данный институт может применяться, достаточно широка, поскольку неопределенность договорных условий может возникнуть при разрешении различных видов договорных споров.

Как правило, вопросы толкования условий договора могут быть поставлены при рассмотрении споров о заключенности и действительности договора, о нарушении его условий для применения соответствующих мер гражданско-правовой ответственности. Однако такая необходимость может возникнуть и при разрешении споров других категорий, которые нельзя отнести к договорным. К примеру, при рассмотрении виндикационного иска может потребоваться установление смысла спорного условия договора купли-продажи вещи, а при разрешении корпоративного спора суду необходимо будет обратиться к содержанию акционерного соглашения.

При этом понятие неопределенности условия договора, предложенное ранее, охватывает лишь тот уровень интерпретационных проблем, которые могут встать перед судом с точки зрения характеристики языка договора, в то время как собственно правовые вопросы, подлежащие разрешению, обладая значительной спецификой, остаются за рамками языковой проблематики.

Правильным было бы утверждать, что отсутствием ясности сформулированных условий уровень интерпретационных проблем не исчерпывается. При толковании договора подлежат разрешению вопросы заключенности и действительности договора, распространения действия договорного условия на конкретную ситуацию, а также правовой квалификации (отнесения спорного договора к определенному виду и типу).

Так, при рассмотрении спора о заключенности договора подряда заказчик утверждал, что обязательства по оплате выполненных работ не возникли, поскольку между сторонами отсутствуют согласованные условия об объеме и содержании работ, о начальном и конечном сроке выполнения работ, графике выполнения работ, которые носят существенный характер. Суд кассационной инстанции решил вопрос о заключенности договора с помощью правил толкования (ст. 431 ГК РФ), указав, что «само по себе неполное выражение предмета договора в его тексте не может свидетельствовать о его незаключенности, поскольку установление предмета договора возможно путем выяснения действительной общей воли сторон с учетом цели договора». При этом суд указал, что фактически сторонами был определен предмет договора. Приняв во внимание, что стороны сочли возможным приступить к исполнению обязательств по договору, ответчик подписал акты приемки выполненных работ и частично их оплатил, что свидетельствует о ценности работ для заказчика и наличии между сторонами подрядных отношений, к которым подлежат применению нормы ГК РФ о подряде[73]73
  Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 30 июня 2009 г. по делу № А33-10601/08.


[Закрыть].

Приведенный судебный пример указывает, что при установлении того, заключен договор подряда или нет, суд обратился к правилам толкования и учел все обстоятельства дела, определив отсутствующие в тексте договора условия посредством толкования.

В другом деле правила толкования договора были применены судом для определения действительности условия заключенного между сторонами договора аренды.

Так, согласно условиям оспариваемого договора аренды помещения арендная плата за пользование помещением уплачивалась с момента подписания сторонами акта приема-передачи. Помимо этого договор содержал специальное условие, согласно которому в том случае, если центральный проезд к зданию, в котором расположено помещение, не будет открыт до момента подписания акта приема-передачи, арендная плата уплачивается арендатором с момента открытия центрального проезда. Полагая, что указанное условие договора ничтожно, так как противоречит закону, предусматривающему возмездность договора аренды, арендодатель обратился в арбитражный суд с соответствующим иском. Применяя правила ст. 431 ГК РФ, арбитражные суды первой и апелляционной инстанций путем сопоставления спорного условия договора с другими условиями и смыслом договора в целом пришли к выводу, что оспариваемым условием договора стороны не освободили арендатора от уплаты арендной платы, а лишь согласовали порядок ее уплаты. Соглашаясь с данным выводом, суд кассационной инстанции указал, что оспариваемое «условие не противоречит условию о возмездности договора аренды, так как арендатор обязан вносить арендную плату за пользование имуществом в соответствии с его назначением, а является лишь отсрочкой исполнения обязательства по уплате арендных платежей»[74]74
  Постановление ФАС Поволжского округа от 10 августа 2009 г. по делу № А55-16173/2008.


[Закрыть].

3.2. Цель толкования договора. При всем многообразии споров, при разрешении которых может потребоваться установление значения договорных условий, основная цель толкования договора остается неизменной и состоит в определении содержания прав и обязанностей заключивших его сторон.

В этой связи то, каким будет решение суда по существу дела, напрямую зависит от того, какую интерпретацию спорного условия суд посчитает правильной. В первом из приведенных выше примеров суд определил, что заказчик несет обязанность по оплате выполненных работ, а во втором установил момент возникновения права арендодателя требовать уплаты арендных платежей. В обоих случаях практическая значимость результатов толкования договора состояла в решении судом вопроса о содержании правоотношения, которое возникло из договора.

Установление того, какими правами обладают и какие обязанности несут стороны договора, предполагает исследование судом воли сторон, положенной в основу любого договорного обязательства. По этой причине проблема волеизъявления и его понимания другой стороной, как будет показано в следующей главе, определяет весь дискурс темы толкования договора.

3.3. Толкование договора и защита нарушенного права. Вместе с тем не следует упускать из виду, что вопрос о толковании договора всегда носит вспомогательный (факультативный) характер, а результат толкования важен для разрешения иных вопросов, стоящих перед судом, а именно: имеет ли истец право на взыскание убытков, является ли договор заключенным, не нарушает ли он императивных норм закона, к какому виду договоров необходимо отнести спорный договор и т. д. Поэтому необходимость в установлении значения спорного условия не может являться самостоятельной целью обращения в суд, а требование об истолковании договора судом – самостоятельным способом защиты прав. Хотя такую точку зрения разделяют не все авторы.

В своей работе Н.В. Степанюк предлагает обоснование возможности обращения в суд исключительно с требованием о толковании содержания сделки[75]75
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 8.


[Закрыть].

Данный вывод основан на чрезмерно широком понимании вышеназванным автором процесса толкования договора, который не учитывает концептуальные задачи, стоящие перед судом при установлении содержания договора. Так, Н.В. Степанюк считает, что толкование не только возможно, но и необходимо даже в отсутствие спора о праве, ибо «суд должен осуществлять толкование договора при каждом рассмотрении дела, независимо от того, заявляют ли стороны ходатайство о необходимости проведения его толкования и независимо от наличия между ними разногласий относительно того или иного условия или договора в целом»[76]76
  Там же. С. 28.


[Закрыть]. Более того, Н.В. Степанюк утверждает, что «толкование является процессом, который осуществляется независимо от наличия каких-либо расхождений: когда судья определяет содержание договора, он тем самым уже осуществляет одну из первоначальных стадий толкования (уяснение)»[77]77
  Там же. С. 69.


[Закрыть].

Подчеркивая особую роль суда в толковании договора, автор предлагает признать и за сторонами статус самостоятельных субъектов толкования, аргументируя свою позицию тем, что толкование сторонами условий договора всегда предшествует его исполнению[78]78
  Там же. С. 31.


[Закрыть].

Столь широкое понимание толкования действительно согласуется с современной общегуманитарной тенденцией рассмотрения процесса толкования как деятельности, тесно связанной с пониманием и являющейся его имманентной предпосылкой. При этом такой взгляд на толкование сложно признать полезным для учения о толковании договора, которое при всей фундаментальности исходных начал носит прежде всего прикладной характер.

Не отрицая того, что элементы толкования присутствуют на всех этапах действия договора и субъектами толкования могут выступить и сами стороны, трудно себе представить ситуацию, когда сторонам понадобилось бы обращаться в суд с требованием истолковать договор без спора о праве. Еще сложнее обосновать, какое нарушенное право может быть защищено посредством такого иска.

Показательным в этом отношении является пример из российской судебной практики, когда истцом по договорному спору были заявлены требования «дать толкование договора» и «признать должника просрочившим исполнителем обязательств по договору»[79]79
  Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 19 апреля 2000 г. № А38-10/27-2000.


[Закрыть]. Признавая обоснованным отказ в рассмотрении требований истца, суд кассационной инстанции специально указал, что предметом иска о ненадлежащем исполнении обязательств являются материально-правовые требования о совершении определенных действий (уплата неустойки, возмещение убытков и т. п.).

На наш взгляд, в данном деле суд правильно оценил соотношение между материально-правовым требованием (способом защиты права) и процессом установления обоснованности предъявления такого требования посредством толкования договора, которое носит соподчиненный характер по отношению к основной задаче, состоящей в разрешении спора о праве.

Для целей настоящей работы важно указать, что толкование договора не является теоретическим упражнением в поисках того или иного смысла, который может открыться при прочтении текста договора. Еще более определенно по этому поводу высказывается C. Mitchell: «… стороны желают разрешения спора о толковании не потому, что им необходимо знать, что договор значит, а потому что толкование является инструментом возложения правовой ответственности»[80]80
  Mitchell C. Op. cit. P. 28.


[Закрыть]. Поэтому толкование договора – это прежде всего функция суда, предполагающая разрешение спора по существу.

Как указывает C. Mitchell, «значение, извлекаемое из документов, составляющих договор, не может рассматриваться лишь как функция применения определенной интерпретационной теории, но зависит от той ценности, которую судьи придают договорному праву вместе со взглядами на роль права в регулировании рыночной деятельности»[81]81
  Ibid. P. 5 f.


[Закрыть]. Результаты толкования обусловлены не только собственно вопросами интерпретации языка, но и до некоторой степени политико-правовыми целями[82]82
  Ibidem.


[Закрыть]. С учетом этого если целью толкования является определение содержания правоотношения сторон, то его практическая задача заключается в разрешении судом возникшего между сторонами спора о праве.

По указанной причине все попытки изобрести новый способ защиты права (истолкование договора), а также предложить стороны и иных лиц, не наделенных властными полномочиями по разрешению спора, в качестве субъектов толкования договора следует признать несостоятельным с точки зрения выполняемых посредством толкования договора функций. Вызывает сомнения также предложение Н.В. Степанюк о создании специального органа, по-видимому, внесудебного, «к которому стороны могли бы обратиться за толкованием договора, по сути, до возникновения спора о праве»[83]83
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 37.


[Закрыть].

3.4. Соотношение толкования договора и закона. Задача разрешения правового спора сближает толкование договора и толкование закона. Как норма закона, так и условие договора, структурно представляя собой правила поведения, являются для суда ближайшим смысловым ориентиром в процессе разрешения спора о праве. При этом нельзя полностью отождествлять рассматриваемые процессы. Так, проф. A. Lüderitz указывает, что в отличие от толкования договора толкование закона является «частью правоприменения»[84]84
  Lüderitz A. Op. cit. S. 20.


[Закрыть].

Традиционно толкование закона понимается как «логическая операция, в рамках которой устанавливается, как соотносятся обстоятельства дела с составом, предусмотренным законом, когда конкретные правовые последствия подводятся под абстрактные правовые последствия, установленные нормой. Вследствие этого не имеет значения, как законодатель хотел урегулировать конкретный случай, стоящий перед судом, задача толкования закона состоит в том, чтобы определить, как законодатель хотел урегулировать случаи подобного рода»[85]85
  Ibidem.


[Закрыть].

Если закон выполняет функцию общего (абстрактного) упорядочивания гражданских отношений, то договору отведена роль индивидуального регулятора, при этом, как справедливо указывает проф. A. Lüderitz, данные функции «различаются только масштабом»[86]86
  Ibid. S. 24.


[Закрыть].

Такой подход во многом напоминает концепцию иерархичной системы права, разработанную Г. Кельзеном, в рамках которой условия сделок рассматриваются как индивидуально-правовые нормы, а различие между нормой закона и условием договора состоит лишь в уровне абстракции правового регулирования[87]87
  Кельзен Г. О теории толкования (http://pravo.ru/interpravo/doc/view/72/).


[Закрыть]. При этом предложенное соотношение толкования закона и договора несколько упрощает проблему, поскольку при таком подходе не учитывается, что на практике сделка рассматривается не только как «правило поведения», отличающееся от законодательной нормы лишь степенью конкретизации круга ее адресатов, но одновременно и как одно из обстоятельств, нуждающихся в установлении и оценке наряду с другими фактами и учитываемых при толковании и применении закона.

С практической точки зрения, как представляется, важно то, что для толкования закона в отличие от договора иррелевантной является проблема различия в понимании значения нормы закона тем кругом лиц, к которым она обращена. Если для договора важно то, как поняли условия стороны, являющиеся его непосредственными авторами, то для закона – лишь то, как значение для спорной нормы определено судом при ее применении. Именно это обстоятельство обусловливает существенные различия как в принципах, так и в интерпретационной технике толкования закона и договора. В этой связи подходы к толкованию договора, которые основаны на установлении содержания воли сторон, к толкованию закона неприменимы.

Учитывая это, представляется поспешным вывод о том, что «многие приемы и способы толкования, сложившиеся на практике и указанные в литературе применительно к толкованию норм права, могут быть использованы и при толковании гражданско-правового договора»[88]88
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть].

3.5. Определение понятия толкования гражданско-правового договора. Различие в толковании закона и договора ставит еще один вопрос, важный для формулирования понятия толкования договора. Если норма закона подразумевает лишь одно правильное понимание – понимание суда, что согласуется с общим требованием правовой определенности закона, то договор при толковании предполагает множественность горизонтов понимания сторонами спорного условия. Но следует ли из этой посылки то, что у спорного условия может быть два и более правильных значения?

Отвечая положительно на данный вопрос, необходимо исходить из двух обстоятельств. Во-первых, как мы указывали ранее, сама природа языка предполагает возможность существования равновозможных различных значений условия. Более того, согласно постмодернистской концепции языка «текст санкционирует бесчисленное количество интерпретаций и нет такого понятия, как правильная интерпретация»[89]89
  Du Toit G. The Signifcance of Postmodern Theories of Interpretation for Contractual Interpretation: a Critical Analysis. Thesis LLD (Mercantile Law). University of Stellenbosch, 2006. P. 51.


[Закрыть]. Во-вторых, «правильность» значения спорного условия зависит не столько от того, насколько объективно установленное значение отражает волю стороны договора, сколько от достоверности доказательств, предложенных сторонами для подтверждения позиций в споре о толковании договора. Поэтому в основу судебного решения может быть положено понимание договора одной из сторон в пределах представленных сторонами по делу доказательств. Справедливо говорить, что при установлении судом спорного значения условия в наибольшей степени проявляется принцип формальной истины состязательного процесса.

Различия в толковании договора и закона также проявляются в том, что для договора не столь актуальны «прединтерпретационные» этапы исследования договора. В традиционном учении о толковании закона такой этап именуется критикой и включает в себя установление подлинности нормы (того факта, что данная норма действительно исходит от органа власти) и проверку правильности ее текста[90]90
  Васьковский Е.В. Цивилистическая методология: Учение о толковании и приме нении гражданских законов. М., 2002. С. 62 и сл..


[Закрыть].

Между тем Н.В. Степанюк. предлагает по аналогии включить в процесс толкования в качестве предварительного этапа стадию критики, на которой «суд устанавливает, имеется ли между сторонами договорное отношение, определяет тип и вид договора, дает правовую квалификацию, осуществляет анализ формы договора и содержания обязательных реквизитов, а также выясняет общие намерения и цели сторон»[91]91
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 80.


[Закрыть].

Стоит отметить, что вопросы заключенности и правовой квалификации, как мы указывали ранее, разрешаются в процессе толкования, а что касается установления подлинности договора (действительно ли данный документ был подписан сторонами), то указанный вопрос носит фактический, а не правовой характер. Едва ли имеются убедительные причины рассматривать его в рамках учения о толковании договора.

Обращает на себя внимание также предлагаемое указанным автором определение толкования договора, опять же основанное на выводах учения о толковании норм закона: «… уяснив для себя содержание договора… суд может принять то или иное решение в соответствии с этим пониманием, только если он разъяснит свое толкование в тексте судебного решения. Здесь налицо единство этих двух моментов – уяснение и разъяснение… если эти два момента присутствуют, значит, мы можем говорить о юридически значимом толковании»[92]92
  Степанюк Н.В. Указ. соч. С. 31.


[Закрыть].

При заимствовании из философии идеи понимания «для себя» и «для других» данное определение оправданно с точки зрения характеристики процесса мышления лица, изучающего правовую норму либо условие договора. При этом такое разделение единого процесса толкования только с одной стороны достаточно условно, поскольку провести границу между уяснением и разъяснением представляется сложным.

В западной доктрине права предлагаются различные определения, акцентирующие внимание на том или ином аспекте процесса толкования.

Например, в монографии, посвященной толкованию договора в английском праве, K. Lewison формулирует понятие толкования как «определение смысла и установление правовых последствий слов, используемых сторонами договора согласно нормам права»[93]93
  Lewison K. Op. cit. P. 7.


[Закрыть]. В этом определении, как мы видим, помимо поиска значения слов, содержащихся в договоре, автор уделяет внимание тому, что процесс толкования договора сопряжен с установлением правовых последствий.

Еще дальше идет проф. S. Vogenauer, который связывает понятие толкования договора с «установлением того, охватывается ли заданный набор фактов определенным договорным условием и, как следствие, порождает ли правовые последствия, указанные в данном условии»[94]94
  Vogenauer S. Op. cit. P. 3.


[Закрыть].

В сравнительно-правовой литературе акцентируется внимание на роли суда при определении толкования договора как вида «судейской деятельности по выявлению истинного содержания неясного или неполно выраженного волеизъявления сторон»[95]95
  Цвайгерт К., Кётц Х. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть].

Нетрудно заметить, что представленные определения выделяют собственно правовую функцию толкования договора, состоящую в разрешении судом дела по существу.

При формулировании определения толкования договора следует учитывать, что, как правильно указывает проф. S. Vogenauer, «абстрактные дефиниции понятия «толкование», предлагаемые судами и правоведами в различных юрисдикциях, не всегда оказываются полезными». По этой причине не имеют практического смысла попытки вместить в определение толкования договора все отличительные особенности данного гражданско-правового института, о которых шла речь в настоящей главе. Представляется более целесообразным предложить рабочее определение, включив в него указание на цель толкования договора.

Сообразно этому для целей настоящей работы под толкованием договора следует понимать деятельность суда по установлению значения условий договора с целью определения прав и обязанностей сторон.