Текст книги "Верь, бойся, проси…"

Одновременно загрохотал, невыносимо для ушей, грубым хохотом злодей с ультрамариновыми глазами, потрясая уже перед самым носом, почему-то боксёрскими перчатками и… Хана вылетел из сна со скоростью бутылочной пробки взболтанного шампанского.

Подлый рыжий кот не особо спеша убрал свой хвост от лица, спрыгнул к басовито лающему псу. Пока доблестный гранд тряс головой, прогоняя остатки сна, нет, с сериалами пора завязывать, пока фокусировал взгляд, в дверь вошла бесформенная тётка неопределённого возраста с рюкзаком на спине, в руках пяток поленьев и топор. Животные проявляли свою радость при виде хозяйки поскуливанием и мурлыканьем, верчением под ногами, а котяра взлетел ей на плечо, ну и, видимо, сообщил о незваном госте. Рюкзак снят, громыхнули полешки, тётка развернулась с топором в руках, а из-под нелепого платка, неожиданно остро блеснул оценивающий взгляд на нарушителя частной собственности.

«Топор! Опять топор! Да что они, без топора-то не могут и шагу ступить? В здешних краях, видимо, принято, как баба, так с топором! Мода, наверное, такая», – в смятении душевном размышлял Герман.

– Вечер добрый, хозяюшка! – вышел из ступора гость, подпустив больше теплоты в голосе. Но хозяюшка уже отвернулась и прошла за занавеску, брякнул положенный (слава овальным) топор, полилась вода из рукомойника.

Незваный, глянув на спокойный оберег, рискнул встать с лавки, за что сразу получил предупреждающий оскал зверюги, и плюхнулся обратно. Сижу, мол, сижу!

Наконец, вода перестала литься, и хозяйка, вытираясь полотенцем, явила себя обществу. Неспешно прошла мимо гостя в большую комнату, скрипнула дверка, раздалось шуршание, судя по звукам, там явно переодевались.

Юношеская скромность нашего героя не позволяла подглядывать за пожилой женщиной, но уши не заткнёшь, воображение не отключишь, пришлось потупиться и занять себя чем-то другим, отвлечённым. Например, попробовать подразнить кота или показать язык зверюге. Оба объекта сидели рядышком, внимательно наблюдали за стараниями этого странного залётного, пёс даже башку свою медвежью наклонил для удобства рассматривания в нужном ракурсе сего экземпляра.

Тем временем вышла хозяйка и присела наискосок за стол. Очень внимательно, с головы до ног оглядела чудака, посмевшего нарушить покой и тишину этого оазиса.

Хана потерял дар речи. Во-первых, вместо пожилой и мешковатой проявилась молодуха, довольно интересная лицом и фигурой, а по годам скорее всего они ровесники. Потом, эти знакомые глаза, да и в чертах лица проскальзывала схожесть с бабушкой Фалей, только взгляд был хоть и озорной, но поострей. Впрочем, так беззастенчиво пялиться на молодую особу, да ещё в подобной ситуации, как бы за такие дела неприятностей не огрести! Но, странное дело, хозяйка терпеливо ждала, она не произнесла ни слова, лишь махнула рукой своим стражникам, и те исчезли вмиг.

– Добрый вечер, хозяйка, – наконец обрёл голос незваный гость.

– Добрый, – лаконично согласилась она.

Голос тоже был до боли знакомым, помнил с детства он этот голос.

– А может, почаёвничаем, самоварчик там, сушки-бараночки? За столом как-то и о деле легче!

– Давай о деле, – перебила решительно, – и учти, времени у тебя немного.

Герман кивнул головой, с минуту собирался с мыслями, а потом стал рассказывать с самого начала. В первые минуты ещё путался, перескакивал с мысли на мысль, потом вошёл в колею и более внятно изложил суть своего пребывания здесь. Душой решил не кривить, рассказывал искренне, справедливо полагая, что обратился он, а не к нему, поэтому к чему шифры, игры эти хитромудрые. Помогут так помогут! Нет так нет, ну не съедят же его.

Когда закончил, повисло молчание. Потом хозяйка извлекла сотовый, кратко изложила в трубку пожелания гостя за самовар, мёд и сушки-баранки.

Тотчас материализовался рыжий парень, проворный такой, расторопный. Быстренько в центре стола возник дымящийся самовар, варенье в вазочках, пряники, печенье.

– Покажи амулет, – попросила хозяйка.

Хана, не снимая, достал его из-под рубашки, на ладони лежал камень спокойного тёмного цвета, только красные искорки внутри вспыхивали и пропадали. Раньше такого хозяин не замечал. Посмотрев, хозяйка согласно кивнула – да, это он. Пили чай молча.

– Так, скоро стемнеет, Руди проводит тебя наверх, там всё есть необходимое, переночуешь, а завтра обсудим, решим, подытожим. Всё!

Рыжий парень проводил наверх в маленькую комнату, показал на старинную бронзовую погремушку на столе, в давние времена слуг таким макаром вызывали баре, мол, ежели что, звони и тут же без лишних слов исчез.

Утром, отдохнувший и свежевыбритый, благоухая пряным, амбровым «Арамисом Тускани» премиум класса, бравый Герман Валерьич спустился в горницу. Обнаружив там пустоту и вакуум, вышел на улицу. Зверюга, валявшийся поперёк крыльца поднял башку, но тут же уронил со стуком пустой бадьи и захрапел, как заправский грузчик после смены.

Немного пройдя по тропке, ради променада, обнаружил Руди в компании отвратного субъекта.

Босоногий, в просторной полинялой рубахе с разноцветными разводами, в давно нестиранных широких портах, на голове колтун соломенно-пегих волос свисающих, из-за которых лица толком не разглядеть. Субъект сидел на изгороди, болтая грязными ногами, и лузгал семечки. Увидев Германа, Руди поспешил ему навстречу, а «соломенный» как-то ловко, кулём, куда-то повалился и незаметно исчез.

– Привет, Руди! С кем это ты общался, таким колоритным? А где же хозяйка? Кстати, как её звать-то?

– Приветствую и тебя, Отмеченный! Пойдём в избу, позавтракаем. Хозяйка будет позже, а пока отдыхай, пользуйся моментом, – не совсем понятно, но вполне гостеприимно ответил Рыжий.

После завтрака Хана исполосовал ходьбой взад-вперёд весь участок этого небольшого оазиса. Никто ему не препятствовал, Руди сказал о необходимости ждать, вот Хана и ждал, с вопросами не лез, иногда по храпу определял, в какую тень залез зверюга. Больше никого не видел, Соломенный исчез, солнце светило, погода стояла чудесная, и гость с удовольствием загорал на ходу, сняв рубашку.

Шли часы, они с Руди уже отобедали, щи из серой капусты в чугунке из русской печи, это что-то! А студень с горчицей! Еле вылезли из-за стола. Часа через три полдничали, потом резались в карты. Причём Хана, хоть и не шулер, но и не лох какой-нибудь, ни разу не выиграл. Играли в буру, храпа, даже в подкидного, невероятно, но Руди всегда выигрывал. Хана внимательно следил за руками, по его требованию поменяли колоду, не помогло. Обвинив рыжего во всех карточных грехах, упомянув про приличное общество и канделябры, потребовал сатисфакции в шахматы, свёл в ничью и довольный решил вздремнуть. Толерантный Руди не спорил, только поддакивал и улыбался, котяра лукавый! Он даже помог вытащить в палисадник кресло-качалку, устроился Хана в тенёчке и так хорошо, умиротворённо и незаметно уплыл от забот всяческих…

– Эй, соня! Проспишь всё на свете, последние штаны украдут, и не заметишь!

– Сморило немного, хозяйка! Устал ожидаючи! – встрепенулся Хана. Очень обрадовался появлению хозяйки, сообразил, дадут ему ответ наконец.

Не зря пропадала, видимо, где-то совет держали. Неведение хуже всего, ждать и догонять – это изнуряющее чувство обрыдло так, что он был готов к любому повороту, слишком много передумал, накрутил себе мыслишек всяческих. Амба! А то как бы от мыслишек этих голова не лопнула.

– Рад видеть хозяйку в добром здравии! – искренне выразился он. – Позвольте всё-таки представиться. Ханаков, Герман Валерьевич! Надеюсь, в ответ представитесь. Приоткроете, так сказать, завесу неизвестности, как звать-величать такую симпатичную молодую барышню!

– Присядь, треплогон, – показала она рукой на лавку под окном, вдоль дома, сама присела рядом.

– Ты зачем, Герман Валерьевич, на портрет подглядывал? Всегда такой любопытный? Ась? Чего молчишь?

– Каюсь, было дело, – сознался опешивший Хана, – у вас здесь что, камеры установлены?

– Камеры нам не нужны. А ты впредь будь поумней, что ли. Другому любопытному организм повредили бы напрочь, тебя же амулет спасает. Не зря он на тебе, ты береги его! И сбережёт тебя, и поможет, не забывай, кто на тебя его надел!

– Спасибо за науку, хозяйка, но всё-таки по делу я здесь. А у вас здесь одни тайны, банан перчёный! Я у вас недолго в гостях, а уже притомился мальца от шифров местных. Сами-то как? Не надоело в подпольщиков рядиться? Ни да ни нет! Даже имени твоего до сих пор не знаю!

Но тут прилив мужества внезапно куда-то исчез от острого, как шпага, взгляда, и оратор, споткнувшись, вынужден был включить паузу.

– Чудак ты, Отмеченный, придёт время и будешь знать, что тебе положено. Прими как должное, не лезь напролом, как с похмелья без очереди за пивом. Просьба твоя рассмотрена, мне поручили тебе помочь. Тебе! Именно тебе, а не этой… Уговорила она тебя, вписался по-родственному, ну да ладно! Сиделец этот нашим будет. А зовут меня, кстати, Фаина.

– Ты на бабушку Фалю похожа, какая-нибудь племяшка внучатая, а?

– Да, в детстве ты её так называл, не поспоришь. А я да, из родни буду.

Потом, за ужином, Фаина подробно проинструктировала гостя. Хана внимательно слушал, Руди сноровисто прислуживал.

– Домой, без захода в деревню, Руди проведёт. Он, кстати, с тобой поедет и пусть поживёт у тебя. Просительницу выпроваживай на родину, скажи, поможем. Кратко, без деталей. Пусть ожидает приезда. Вы ждите от меня звонка, ну, или пришлю кого. Всё! Завтра с утра вам в путь.

XII. Кот скребет…

Младая княжна Майя Львовна Фрязина изволили сегодня себе запретить излишнее пребывание в неге утренней, более того, встали явно с той изящной ножки тридцать шестого размера, которая благоволит к окружающим. Появившийся на кухне Дуче протёр недоверчивые глаза, узрев так рано поднявшуюся сестру, и озадаченно молчал целую минуту. Когда услышал пожелание ему доброго утра, а на столе перед ним появился любимый чай с лимоном и тосты с вишнёвым джемом, он уже всерьёз обеспокоился.

– Майка, колись, чего натворила?

Обняв его за шею и чмокнув в щёку, та с какой-то печальной нежностью заверила, что всё в порядке, всё хорошо, что ещё больше насторожило братца. Встать пораньше, сготовить пусть примитивный, но всё же завтрак, при этом не царапнуть ядовитым словом, не сделать едкое замечание да просто даже слова не сказать супротив? Дуче слишком хорошо знал свою сестрицу, чтобы поверить в такую реинкарнацию! Нет, отношения между ними были лучше некуда, они искренне любили по-родственному друг друга, но это не мешало им спорить, пикироваться по каждому поводу и беззлобно наделять прозвищами и характеристиками, подначивать и подшучивать и над тем, и над той.

Как-то Лафет, в силу частой посещаемости их дома, стал свидетелем их обычной перепалки, а Дуче, забыв про статус присутствующего кавалера, неосторожно употребил сравнения типа «моя изжога» или «любимая судорога». Фреза вовремя утащила на улицу фаворита, тот уже начал каменеть лицом, там она популярно объяснила, чтобы и в мыслях не держал дурного и чёрного, а с братом у них прекрасные отношения. Просто не надо обращать внимания на присущий их семье обычный трёп. Это такой у них добрый юмор. При слове «добрый» Лафет позволил себе мысленно усомниться, но проницательная Майка так на него взглянула, что он тут же мысленно отогнал всяческие сомнения и даже закивал головой. Мало того, при этом честно смотрел на предмет обожания и самозабвенно отзывался в радужных тонах о самом лучшем и добром юморе, который себе только можно представить в отдельно взятой семье! Майка благосклонно кивала головой.

Итак, этим утром у Дуче часть сознания, отвечающая за подозрительность вопила о несвойственном поведении Фрезы, и это, знаете ли, явно неспроста, что угодно можно ожидать от этой особы! Дуче поразмышлял недолго, но потом махнул рукой, может, Лафет опять чего-нибудь откузьмил и проштрафился, а ей для каких-то целей имидж сменить понадобилось, или приснилось что, а может, эти дни для девушки неудобные физиологически. Фреза та ещё актриса, а он должен голову ломать, будто других дел мало!

Если бы знал братец, как угадал про сон. Фреза в отличие от многих умела толковать сны, читать знаки, кои нам повсеместно посылает высшее, неподвластное нашему разуму. Её наблюдательность, острый ум и необычайная интуиция не раз поражали и убеждали друзей и Дуче в обязательном порядке держать себя с этой девушкой ухо не тупым. Чревато, знаете ли, весьма! Превратит ещё, не приведи Создатель, в жабу пупырчатую, бр-р-р! Шутка, конечно, но репутация у Майи Фрязиной была незыблемо грозной. Кстати, несмотря на субтильность, княжна могла превращаться в хлёсткую разъярённую фурию о десяти кинжалах в двух руках, физические данные позволяли.

А та ещё анадысь почувствовала неладное, и вот почему.

На их именной лавке вдруг объявились юнцы-беспредельщики, в смысле хамства, шайкой в организмов десятка полтора, ирокезы на головах, ничего в головах. Размалёванные, в ушах серьги независимо от пола, окурки, банки-склянки, шелуха от семечек, пакеты из-под чипсов, в общем, изнахартили всё вокруг их любимой лавки. Когда они с Лафетом застигли эту шпану на своём законном месте, те и не думали смущаться, продолжали в том же духе отдыхать. Несколько девчонок, сидевшие на коленях у юных тинейджеров, повизгивали, кто-то дёргался в такт наушникам, на подошедших Фрезу и Лафета эмоций было не больше, чем на пустую банку из-под пива, которую незамедлительно выкинули в кусты за ненадобностью.

Лафет, сам любивший душевно отдыхать, тут потемнел взглядом и стал выискивать, кого первым натыкать носом в это безобразие. Удивительно, никто до этого не позволял себе подобного, Лафета в этом районе знали и уважали. Фреза сразу просекла это несоответствие и, поднявшись на цыпочки, зашептала на ухо кавалеру, видимо, нечто полезное. Кивнув, тот набрал сотовый Була, и они преспокойно стали ожидать развития событий. Буквально через несколько минут влетело с десяток парней на двухколёсных рысаках, и тут же с ходу кислотники стали получать заслуженное, кривлянье и ржанье прекратилось в момент, и доблестные хлопцы с ирокезами, потирая там сям, рьяно принялись за уборку территории. Было убрано всё качественно, придирчивые контролёры строго принимали работу, наконец, после подробных инструкций на будущее, подкреплённых вескими аргументами, последние метросексуалы были сопровождены прощальными аплодисментами с отчётливыми хлопками а-ля ногой по заднице.

Парни потом долго смеялись над этой потешной ситуацией, но Фреза сделала некую зарубку в уме, а в уме, повторимся, ей было не отказать.

Потом этот сон с лисой в пасмурную погоду, на небе тучи тёмные. А когда раскинула колоду Ленорман, перевела образы, то крепко задумалась. Всё говорило об опасности, вот только не понимала она, кому конкретно. Ей самой, Лафету или Дуче? Судя по последней выходке тех сил, вроде Лафету стоит опасаться более всех.

Буквально через пару дней после оккупации лавки явно подученными юнцами, они стояли в обнимку на набережной, любовались Волгой, проплывающими мимо теплоходами с туристами, весёлой музыкой, и вдруг она почувствовала недобрый взгляд. Да, несомненно, весьма недобрый, и бил он откуда-то поблизости. Фреза, не колеблясь, отсылает ничего не подозревающего Лафета за мороженым, да за натуральным, подальше, в «Пингвин», а сама присела на лавку и начинает ждать событий.

Глядя на убегающего Лафета, Колюня возликовал, наконец-то! Опустив бинокль, он быстро стал инструктировать Жада, что и как. Тот, посасывая пиво, кивал с умным видом.

Через несколько минут после убытия Лафета ожидающая Фреза с неподдельным интересом уставилась на вывалившегося из-за кустов румянощёкого субъекта. Тот вальяжно развалился на лавке рядом, отрыгнул и представился:

– Эдик.

Затем стёр остаток пивной пены с небритой верхней губы и продолжил:

– Скучаем?

Колюня дал задание прощупать (при этом Жад плотски осклабился) эту девицу на предмет, чего она из себя представляет, а задание надо выполнять.

Естественным ленивым движением погладил упругий бочок этой крошки, поднялся было выше ущипнуть за девичье, но молниеносная от души пощёчина заставила забыть на время обо всём. В глазах забегали разноцветные мурашки, лавка сама собой выскочила из-под незадачливого ковбоя, бутылка улетела куда-то, и Жад завалился сбоку от лавки, подставив на всеобщее обозрение широкий зад в коричневых брюках с мокрыми пятнами от пролившего пива. На румяной щеке проявились три ещё более румяных борозды.

Смотрящий в бинокль ответственный за операцию Колюня испытал некоторый душевный дискомфорт. Фрезе же стало предельно ясно и неинтересно за толстяка, марионетка, подослали проверить, она встала и пошла на перехват показавшемуся вдали Лафету. Не хватало, чтобы ещё и он добавил плейбою Эдику по загривку, там никакой загривок не выдержит, пусть ещё поживёт это простейшее существо. Самое важное она поняла, ждут их с Лафетом события, вряд ли весёлые, надо ей быть настороже, выяснить, кто за этим стоит, Лёньке же пока можно не говорить, а то напорет горячки, ещё, не приведи Создатель, кого-нибудь покалечит и всё испортит.

Колюня тем временем, естественно, побежал докладывать Фантилу. Получив очередное гениальное поручение, зарысил в стан врагов, то есть в район, где проживали ребята из команды Була, а также находилась великолепная забегаловка «минус три звезды», т. е. конкретно к пивной «Подкова», пиво, видно, там повкуснело и подешевело!

Опираясь на свои разведданные, хитромудрый агент Савраскин в саму «Подкову» ни ногой, вряд ли он оттуда бы вышел в костюме. Посему, заняв НП метрах в пятидесяти, на скамеечке возле пятиэтажки, он приготовил канистру терпения и килограмм выдержки. Ему нужен был один из Митрох-младших или оба, как повезёт.

Ему повезло, совсем не оттуда, откуда он ждал их, появились двое из ларца, одинаковы подарки. Они спокойно шли, поплёвывая по сторонам шелухой от семечек, что-то обсуждая меж собой, пока один из них не кинул случайный взгляд на никчёмную фигуру на старушечьей скамейке.

Секундный равнодушный осмотр этого пигмея ни добавил, ни отнял у них настроения, и шли бы они дальше к родной «Подкове», как вдруг один из них тормознулся. Обратной связью зрительная память услужливо прокрутила ему картинку: вот сидит пигмей, смотрит на них, в руках пара пятисоток. Они так призывно шелестели на ветру, или это талантливо шуршал ими этот недоросль? Надо идти понять этого наглеца, один другому пошептал что-то на ухо, и братцы дружно повернули к обладателю, шоб он бул недолго здоров, манящих купюр, щас они этого сюртука подстригут под ноль в портмоне!

Колюня поднялся со скамьи навстречу подходящим братьям и предложил:

– Друзья мои, а пройдёмте вон в тот парк, посидим рядком, погутарим ладком, не возражаете? А две пятисоточки вот они, уже ваши, компенсация, так сказать, за беспокойство.

От такого предложения Митрохи отказаться не могли, опустив приятный штукарёк в карман, более расторопный изрёк вердикт:

– Веди, Юсенин!

Колюня оторопел от такой грамотности, но спорить не стал, только похвалил обширнейший кругозор носителей известной фамилии и представителей славной династии авторитетнейших людей Подковы.

В парке, согнав с укромной лавочки какую-то парочку, Митрохи плюхнулись, достали сигареты, прикурили и уставились на агента Савраскина с прищуром недоброго ожидания.

Тот постоял с минуту молча, выдерживая паузу, как бы оценивая возможности семейного дуэта, но сильно тянуть время не стал, ибо несдержанны Митрохи к чужакам, ох как несдержанны! Могут за отнятое понапрасну время и напинать больно, а Колюня не любил, когда больно. Достал свой слайдер, нашёл нужную фотографию и протянул братьям для ознакомления сказав при этом только одно:

– Нужно её выключить из активной жизни на день-два.

– Как это выключить? – озадачились братья.

– Похитить, спрятать на пару дней где-нибудь понадёжней, потом выпустить. Всё!

Митрохи-младшие переглянулись, они сразу узнали сеструху этого ненавистного Дуче. Сотворить такому подляну – со всем радушием! Но с ней, как верный ошейник на любимой болонке, таскается Лёха Пушкарь, а этого сердить вот так запросто, ну это солнечные лучи не любить или сосновый бор летом. В общем, жизни сказать прощальное пока и заскользить на пару метров вниз, во владения Злобдея, где корни опутывают последнее пристанище тулова безжизненного, сдавливают и высасывают, а в бороде корневищ хозяйничают омерзительные черви. Ибо Лёха мастерски может отнимать здоровье с одного удара, а без здоровья кто же живёт?

– Нет, приятель! Братья Митрохи не дураки! Ты уж сам как-нибудь справляйся! Спешишь на кладбище? Не будем мешать.

Они сделали вид, что встают и уходят, но Колюня остановил их жестом, не вызывающим сомнений.

– Мужики! Орлы! Да неужели вы кого-то боитесь? Не верю! Подковы никогда и никого не боялись. По крайней мере, такие слухи про вас ходят, – доверительно сообщил он. – Потом, кто сказал про просто так! Это финансируется твёрдым рублём, весьма немалым таким зелёным рублём!

Колюня склонился поближе к головам братьев и вполголоса озвучил сумму гонорара.

– А план каков! Замечательный план, вы ничем не рискуете. Делов на два дня, и гуляй с песнями под гармошку!

Митрохи переглянулись:

– Ну-ка, ну-ка, повтори сумму и давай про план поподробней.

Три головы склонились над песочной площадкой, на которой острым бутылочным осколком чертились схемы, стрелами указывались направления главного удара, окружения врага и пленения оного. Если бы режиссёр какого-нибудь провинциального театра задумал изображать гротескного Змея-Горыныча за обедом, лучше образчика он бы не нашёл, не хватало только бадьи с бурдой, над которой эти головы склонились.

В этот день Фреза, прямо скажем, улизнула из дому тайком и намеренно. Она прекрасно осознавала, что на неё выйдут тем или иным способом и обдуманно шла на обострение. Как смогла, подготовилась, в сумочке баллончик с ядрёным перцем, на пьяных и собак действует исключительно правильно, испытано. Волосы в тугом пучке, там пара длинных заколок, сотовый, зажигалка и всяческая женская мелочёвка, помада там, пудреница и т. д.

Когда, помахивая сумочкой, лёгкой походкой Фреза выскочила, подобно молодой серне, на волю и прогулочным шагом направилась к парку, Толстый Жад, нёсший нелёгкое дежурство недалече от подъезда жертвы, тут же набрал Колюню. Тот, в свою очередь, отзвонился на экспроприированную у каких-то огольцов трубу братьям Митрохам. Несколько «подкованных» быстро снялись с места, словно стая воронья, с младшими во главе и исчезли в зарослях, как рассол с похмелья.

Княжна Майя Львовна медленно и с удовольствием прогуливалась по набережной. Кушала мороженое, щурилась на солнышко, любовалась тёмной толщей воды матушки-Волги и весьма была довольна жизнью. Из-под тёмных очков не видно было, как фиксировали её глаза каждое движение, каждого прохожего, но было слишком людно, и она решила облегчить задачу тем, кто на неё хотел выйти. А в том, что выйдут, она не сомневалась, и потому направилась с этими соображениями к их с Лафетом укромной лавке.

Конечно, можно сказать о легкомыслии её поступка, не зная точно, что тебя ожидает, так собой рисковать.

Никого не предупредив, не оставив даже записки, не предполагая, с кем имеешь дело, и самой лезть в западню! Но, всё-таки повторимся, Фреза была девушкой не совсем обычной, она точно проанализировала всю знаковую информацию, не было там печального финиша да и не могло быть, чай, не Хьюстон и не бразильские фавелы.

Она сидела одна уже несколько минут, на всякий случай положила в углубление от провалившегося в древесину крепёжного болта специально взятую запасную пуговицу, такую же, как и на её рубашке, светло-серый перламутр.

Нагнувшись будто бы поправить кроссовки, наконец почувствовала чужое присутствие и тут же на их с Лафетом полянку высыпались горохом несколько развязных юнцов.

– …и тут ей говорить, а позвольте милая тебя на мне женить!

Распевая, появились и оба братца, Фреза сразу узнала Митрох «подкованных».

Вот этих беспредельщиков, к сожалению, она не просчитала и поняла ошибку, но поздно, её уже окружили. По наглым ухмылкам, по скабрёзным шуточкам она сделала верный и простой вывод – не отстанут и не выпустят, будут глумиться, надо бить первой! Тренированная Майка взвилась в воздух пружиной, и тут же замелькали кроссовки во всяких там маваши гери и других соприкосновений ноги с лицом, в национальных названиях страны Восходящего Солнца.

В первую минуту лишившись сразу двоих, особо близко стоявших легкомысленных обормотов к миниатюрной барышне в джинсах, «подкованные» опешили. Улетевшие в кусты сообщники, кряхтя и матерясь, пытались вылезти, когда события получили продолжение. Один из Митрох, подняв полководческим жестом руку, уже открыл рот для команды, как тут же его закрыл и схватился за окровавленную щеку, мы же предупреждали о десяти ножах на десяти пальцах. К сожалению, эта была последняя победа Фрезы на сегодня, один из упавших вцепился в ноги, сразу сковав, второй Митроха и ещё один гладиатор схватили за руки и из всех сил держали, пока подкравшийся сзади Колюня не прыснул из баллончика нечто прямо в лицо. Сознание помутилось, и она рухнула прямо на держащего её ноги добровольца. Тот только жалобно чвякнул и затих.

Тут же из-за кустов, не теряя времени, выгнали мокик с прикреплённой сзади коляской, миниатюрную Фрезу сложили пополам, накрыли каким-то ковром, и один из Митрох с рулевым умчались.

На поле схватки, рассматривая ссадины и ушибы, несколько победителей и Митроха два молча покурили, удаляя нервное напряжение, потирая тут и там, морщась и охая, и поплелись зализывать раны в свою вотчину.