Текст книги "Трое"

22

Я провожу на кухне не меньше часа: до блеска полирую варочную поверхность, без необходимости перекладываю предметы в шкафах – делаю всё, чтобы оттянуть момент своего появления в гостиной. Для чего? Я ведь сама согласилась на повторение. Отказаться? Сказать Мирону, что я передумала и Руслану стоит уйти? Не знаю. Я не знаю.

Глаза падают на початую бутылку с вином, и я, не раздумывая, выдёргиваю пробку. Насыщенный вкус бароло, так любимого Мироном, мягко ударяет в голову, даря расслабление. Всего пару глотков, чтобы успокоиться. Я залпом осушаю бокал и, чтобы уберечь себя от соблазна выпить ещё, отставляю его в раковину. Быть нервной пьяницей не входит в мои планы.

– Ужинать будем в гостиной или на кухне? – выглянув из кухонного проёма, я смотрю на Мирона, сидящего на диване. Взгляд Руслана замечаю боковым зрением, но встретиться с ним глазами не решаюсь: я пока морально не готова увидеть, что он уже обо всём знает.

– Здесь, малыш, – отвечает Мирон, кивая в экран. – Мы Уимблдон смотрим.

Разложив жаркое по тарелкам, я выношу их в гостиную вместе с новой бутылкой вина. Несмотря на недавнее чувство голода, аппетит меня покинул – я ем, скорее, потому что так надо.

– Выбрала платье? – интересуется Мирон, протягивая мне бокал. – Рус, тебе налить?

Мельком взглянув на нас, он отрицательно мотает головой и вновь смотрит в экран. Тарелка перед ним стоит почти нетронутой: кажется, мои кулинарные навыки его не впечатлили.

– Вкусно, малыш, – Мирон отпивает вино и, вернув бокал на стол, притягивает меня к себе. Кадры теннисного поединка бесцельно мелькают перед глазами. Со стороны может показаться, что этот вечер ничем не отличается от обычных дружеских посиделок, но я ни на секунду не забываю, что это не так. Напоминание бурлит под кожей, электризует каждый нерв, не давая сердцу даже секунды передышки. Я окончательно приняла то, что должно произойти, и теперь переполнена ожиданием. Мирон рядом, а значит, не случится ничего плохого – он меня ни разу не подводил.

Его первые прикосновения становятся сигналом, что всё начинается. Они ощущаются так остро, что я шумно выдыхаю. Его рука, обнимающая меня за плечи, поглаживает ключицу через ткань футболки. Даже это простое движение сейчас пропитано интимностью. Спускается ниже, находит округлость груди, обводит её, задевает сосок. Руслан по-прежнему смотрит в экран, скрестив на груди руки, но отчего-то я уверена, что он нас видит. На улице даже не начало смеркаться – в гостиной светло, а мы сидим слишком близко.

Я откидываю голову Мирону на плечо и закрываю глаза, позволяя ему трогать мою грудь. Издаю тихий вздох, когда он задирает мою футболку и, сжав, перекатывает сосок между пальцами. Действительность скрыта от меня за темнотой век, которая дарит мне свободу. Руслан видит нас? Даже если это не так, я представляю, что он смотрит. Сейчас эта мысль меня ничуть не страшит – напротив, придаёт ощущениям особую остроту.

Небритость щеки задевает мой висок, дыхание Мирона утяжеляется. Добровольно поднимаю руки, когда он тянет вверх ткань моей футболки. В голове горячо отстукивает: в освещённой комнате нас трое и я наполовину обнажена. Руслан точно это видит.

Мирон сдавливает мою грудь в ладонях, обхватив талию, разворачивает и сажает к себе на колени. В зазоре приоткрывшихся век я вижу его расширенные зрачки и заострившийся рельеф скул, ощущаю жёсткость эрекции у себя под бёдрами. Обвиваю его шею руками, трусь об него отяжелевшей грудью, наклоняюсь ближе, целую.

– Охуенная, – выдыхает Мирон, запуская ладони под пояс моих домашних штанов. Во рту влажно от сплетения наших языков, в животе горячо, мозг плавится в огне похоти и возбуждения. Как всё будет? Он смотрит?

Я не знаю, сама ли я раскачиваюсь у Мирона на бёдрах, или это делают его руки. Это безумие, крепнущее с каждой секундой, я не в силах остановить. Чувствую прикосновение языка к своему горлу, запрокидываю голову назад, позволяя ему спуститься к впадине шеи и ниже; всхлипываю, когда ощущаю, как Мирон тянет сосок зубами. Руслан это видит, он видит.

С каждой секундой сознание всё сильнее отделяется от той реальности, где я знала, как поступать и как правильно себя вести. Здесь, в новой действительности, я лишена возможности думать, здесь главенствуют импульсы и ощущения. Я снова дезориентирована. Не понимаю, как избавляюсь от штанов: возможно, их стягивает с меня Мирон или же я делаю это сама.

– На пол, малыш, – хриплый голос Мирона доносится до меня через слои нашего дыхания и моих стонов. Изображения сменяются перед глазами: пуговицы на его рубашке, матовая пряжка ремня, отглаженные стрелки брюк. Я намеренно не смотрю в сторону: знать, что нас трое, но не видеть этого, пока кажется безопаснее. Мирон расстёгивает ремень, молнию я тяну сама. Мои пальцы слегка подрагивают, то ли он нетерпения, то ли от волнения. Он приподнимает бёдра, спускает брюки. Его член, качнувшись, прижимается к животу, одной рукой Мирон обхватывает его, другой тянет мой затылок.

– Языком.

Его кожа нежная и горячая, запах его возбуждения подхлестывает моё собственное. Я прижимаюсь языком к его основанию, введу вверх, увлажняя слюной, как он любит, снимаю каплю смазки с головки. Хочу его видеть, поэтому открываю глаза и смотрю. Зрачки Мирона поглотили радужку, взгляд затуманен. Он заведён так же, как и я. Его рука сжимает мои волосы и надавливает, погружая член мне в рот. Он ударяется в заднюю стенку горла, заставляет непроизвольно вонзить ногти в обшивку дивана и мычать. Руслан на нас смотрит.

– Рус.

Три буквы током ударяют по нервным окончаниям. Сквозь влажные звуки и гул крови я улавливаю шорох шагов и на секунду немею. Кажется, если он ко мне прикоснется – от напряжения сердце не выдержит и разлетится на ошмётки. Я знаю, чувствую, что сейчас Руслан стоит за мной. Смотрит на мою спину, поясницу, разглядывает ягодицы.

Слышен рывок молнии, шорох упавшей ткани. Я царапаю член Мирона зубами, сильнее прогибаю поясницу. Да, я жажду, чтобы Руслан ко мне прикоснулся. Не мой мозг об этом кричит – моё тело.

– Сначала потрогай её, – голос Мирона охрипший, ладонь ослабляет давление, становится ласковой, гладит мои волосы. – Будь осторожен. Это моя девочка.

Я оказываюсь совсем не готовой, когда чужие жёсткие пальцы дотрагиваются до моих ягодиц и дергают полоску стрингов вниз. Из горла вылетает булькающий звук, я зажмуриваюсь. Тяжесть в животе становится нестерпимой, на внутренней поверхности бедра я чувствую тепло своего возбуждения. Сдавив член Мирона рукой, я застываю. В голове отчаянно шелестит: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Кажется, я дрожу, а они оба это видят.

Мирон обхватывает мои скулы, заставляя посмотреть на себя, и в эту секунду внутрь меня рывком вторгаются пальцы. Я распахиваю глаза, захлёбываюсь эмоциями. Впервые это делает со мной другой мужчина – не Мирон. Ощупывает меня изнутри, пробует на ощупь моё возбуждение, вытягивая из меня влажные звуки. Это делает со мной Руслан.

– Хочешь, чтобы он тебя трахнул? – голос Мирона звучит низко, опасно, заражает меня похотью и ознобом.

Я не могу сказать «да», просто не нахожу в себе смелости, как не могу удерживать его взгляд, когда мой клитор ласкают пальцы другого мужчины. Закрываю глаза, открываю и снова их закрываю. Закусываю губу, но мой стон успевает просочиться в воздух под напором нового толчка.

Я вновь погружаю член Мирона в себя, всасываю, сжимаю губами, заглатываю глубже в попытке приглушить шелест фольги и звук растягивающегося латекса. Тугая горячая плоть вдавливается между половых губ, голова плывёт под эхом моих «пожалуйста». Мне стыдно за то, насколько я возбуждена, за то, насколько я раскрыта перед Русланом, стыдно, что сейчас я бы ничего не хотела менять. Его член вонзается в меня до основания, я чувствую это по острой вспышке внутри себя, по тому, как его бёдра со звонким шлепком впаиваются в мои ягодицы. В уголках глаз обильнее собирается влага, в ушах звучит мой собственный стон, шумный выдох Мирона. Сдавленный хрип Руслана я чувствую кожей позвоночника. Руслан двигается по-чужому, его руки сжимают мои ягодицы по-чужому – до острой боли, до будущих гематом. Теперь даже эта параллельная реальность путается и сбивается. Как и в прошлый раз, я теряюсь в ощущениях, перестав понимать, откуда берут источник искры, пробивающие каждую клетку моего тела: оттого что Мирон двигается у меня во рту, либо это Руслан, безжалостно вбивающийся в меня сзади. Его движения точные, каждое из них одинаково глубокое, всегда до предела.

– Кончишь? – Мирон перехватывает мою шею, заставляя выпустить себя изо рта. Его скулы напряжены, между бровей залегла глубокая складка. Я моргаю, но не в силах оторвать от него глаз, пока внутри меня с каждой секундой разрастается буря. «Ещё. Ещё. Ещё» стучит в висках. Не исключено, что я говорю это вслух.

Непрекращающиеся толчки, шлепки плоти по клитору и то, как Мирон на меня смотрит, создают ядерную смесь, которая взрывается секундами позже. Я истекаю, содрогаюсь, кричу, но не получаю пощады. Руслан не останавливается, не замедляется, продолжая методично терзать меня изнутри, и посреди стихающей бури я чувствую укол призрачного страха. С Мироном всё происходит по-другому.

– Рус, хватит, – доносится резкий голос Мирона. – Тати надо передохнуть до спальни.

23

– Всё хорошо? – губы Мирона задевают мои, ладони гладят ягодицы. Я заставляю себя открыть глаза: мы в нашей спальне. Я, Мирон и Руслан. На тумбочке горит прикроватный светильник, потолочные лампы выключены, чему я рада. Сейчас так комфортнее.

Я киваю, и он снова меня целует. Сейчас этот поцелуй – концентрированный секс: он влажный, голодный, жадный. Шероховатость ткани, прижатой к моим бёдрам, сменяется жаром кожи: Мирон снял брюки. Его пальцы ощупывают мою поясницу, вздохи обжигают мою гортань, ногти царапают ягодицы. Его голод вновь инфицирует меня: я на ощупь расстёгиваю пуговицы на его рубашке, жадно прижимаюсь грудью к обнажившейся коже, трусь об неё, желая облегчить тяжесть в сосках.

Мне не удаётся услышать шаги позади себя: их скрадывает ворс ковра, а потому новое касание, как и чужой запах, заставляют распахнуть глаза. Жёсткая ладонь касается моего крестца, тянется вверх, прослеживает позвоночник. Руслан. Разгоряченное тело прижимается к моей спине, эрекция задевает мое бедро. Сейчас мы втроём выходим на другой уровень, и это знание провоцирует новый приступ волнения.

Не разрывая наш поцелуй, Мирона находит мои руки, кладёт их себе на шею. Целует глубже, напористее, смывая воскресшие мысли. Просит доверять. И я доверяю. Обнимаю его, льну всем телом, позволяю себе отдаться происходящему. Тому, как член Руслана впаивается мне в ягодицы, как его подбородок задевает мой позвоночник, как он всасывает кожу, оттягивает её зубами, как тогда, в клубе. Недавний оргазм подорвал мои силы, но сейчас я вновь оживаю. Под давлением двух мужских тел, под касанием рук, которых сейчас вдвое больше. Прогибаю поясницу, трением ласкаю собственную грудь, расставляю ноги, открывая себя, глухо мычу.

Пальцы Руслана проталкиваются в меня так неожиданно, что я вытягиваюсь струной и прикусываю губу Мирона. Я привыкла доверять лишь одному мужчине, поэтому каждое движение Руслана застаёт меня врасплох. Может быть, потому что я привыкла концентрироваться на одном партнёре, а сейчас их два, а возможно, потому что его прикосновения слишком другие.

– Рус, – губы Мирона отрываются от моих, дыхание перетекает на висок. – Кровать.

Давление по влагалище исчезает, горячее прикосновение покидает спину, холодя испарину на позвоночнике. Куда он ушёл? Кровать?

Мирон снимает с шеи мои руки, отстранившись, заставляет на себя посмотреть. Его дыхание неровное, но голос звучит твёрдо.

– Ничего не бойся и ни о чём не думай. Получай удовольствие. Если что-то пойдёт не так, я остановлю.

Смысл этих слов доходит до меня порционно, я киваю, скорее, машинально. Ни о чём не думать. Доверять ему. Руки Мирона ложатся мне на плечи и разворачивают. Мой взгляд попадает на крепкие ягодицы Руслана, на широкий разлёт плеч. Он стоит к нам спиной возле кровати.

– Презервативы в тумбочке, Рус.

Наклонившись, он отодвигает ящик, достаёт презервативы. Следом извлекает тюбик, задерживается на нём глазами и чуть резче, чем нужно, швыряет его на постель. Даже несмотря на всё, что уже произошло, мои щёки вспыхивают. Анальная смазка.

Я заворожённо смотрю, как он опускается на кровать, как напрягаются мышцы пресса, когда он, согнувшись, раскатывает по члену презерватив. Мирон обнимает меня сзади, его эрекция прижимается к пояснице; пальцы легко касаются соска, вторая рука проскальзывает между ног, ласкает половые губы. Вспышки нервозности сбиваются его прикосновениями, дрожат, как некачественное изображение, и исчезают насовсем, когда он подводит меня к кровати.

Руслан лежит на спине, его взгляд прикован к моему лицу, рукой он придерживает член у основания. Я быстро сглатываю. Если мне не понравится, Мирон остановит.

Колено вдавливается в покрывало, следом за ним – второе. Глаза Руслана исследуют мою грудь, спускаются к животу, стекают ниже. Я разглядываю татуировку на его плече, тёмные соски, его член, облачённый в латекс. С Мироном мы лишь однажды занимались сексом в презервативе.

То, что сейчас происходит, для меня едва ли не интимнее случившегося в гостиной. Тогда я не видела его лица, а сейчас мы будто остались один на один, потому что мной не руководит Мирон. Я перекидываю ногу через его бёдра, вспыхиваю, когда тёмный взгляд касается раскрывшихся половых губ, упираюсь ладонями в горячую, чуть влажную грудь. Прикусываю щёку изнутри, когда клитор сливается с латексом, а на ягодицы по-хозяйски ложатся его ладони. Быстро и коротко сжимают, после чего замирают без движения.

Мне хочется оглянуться назад, на Мирона, увидеть его реакцию, но делать этого нет необходимости – как по сигналу позади пружинит кровать. Перевожу взгляд на Руслана: его скулы напряжены, в глазах горит требование, которому я немедленно повинуюсь. Приподнимаю бёдра, позволяю ему направить в меня член и медленно на него опускаюсь. Мне хочется отвести взгляд, смотреть куда угодно, на изголовье кровати, стену, но я попросту не могу. Руслан снова держит меня, пытается подчинить, требует моей реакции. Тугая головка расталкивает мои стенки, заставляя рот распахнуться, а пальцы – скрести его кожу. Эмоции заливают меня – подо мной впервые чужой мужчина, не Мирон. Я не сразу решаю двигаться, давая себе время прочувствовать новое слияние, и тогда чувствую сильный и резкий толчок. Задохнувшись, вскрикиваю и жмурю глаза. Руслан делает всё сам: поднимает мои ягодицы и со звонким хлопком опускает на себя. Я словно сорвалась с обрыва и лечу в бездну. Мы занимаемся сексом. Вдвоём. Я и Руслан. Как и тогда в гостиной, его движения одинаково точные, они подчиняют с первых секунд, не дают привыкнуть, обжигают живот, заставляют подпрыгивать грудь, до хрипов рассекают горло. Под кожу вновь прокрадывается то самое ощущение: призрачный страх перед неизвестностью и тем, что я полностью лишена контроля.

– Сбавь темп, – голос Мирона звучит почти холодно. – Я просил быть осторожнее.

Толчки замедляются постепенно, и я снова могу дышать. Взгляд машинально опускается вниз, и я захлёбываюсь новым приступом сердцебиения. Глаза Руслана сосредоточены на мне и мерцают, на его груди алеют три царапины – нечаянные следы от моих ногтей. Он выглядит опасным, будто лишённым контроля. Я накрываю ссадины ладонью и отталкиваюсь от него, сама опускаюсь на его член, тихо всхлипываю от глубины давления, поднимаюсь. Рука Руслана сминает моё бедро, сильнее и сильнее, словно он желает получить компенсацию. Вторая скользит по моей груди, сжимает, больно тянет. Чувствую новую порцию влаги под собой: моя бесстыдная реакция на грубость этих прикосновений. Я перестаю понимать, кто из нас движется навстречу друг другу, он или я. Мой рот распахивается и закрывается, перед глазами мелькают потолок и стена, горячий ком в животе разбухает всё сильнее.

Губы Мирона прижимаются к моему виску, рука обхватывает горло. Я чувствую жар его спины, ягодицами – эрекцию. Он тянет мою голову назад, заставляя наши губы встретиться. Внутри меня двигается член другого мужчины, пока мы целуемся.

– Пиздец, какая ты красивая, Тати, – его шёпот хриплый, завораживает интонацией. – Это просто пиздец.

Я так ему верю, так верю. Глажу рукой небритую щёку, шею, целую глубже, вдыхаю в него свои стоны.

Мирон разрывает наш поцелуй, его ладонь ложится на мой позвоночник, надавливает и толкает вниз. Лицо Руслана впервые оказывается передо мной так близко – у меня перехватывает дыхание. Моя грудь касается его, соски собирают капли пота. Хватка на моих бёдрах усиливается до нестерпимой, Руслан смотрит на мой рот, из его губ вылетают глухие свистящие звуки. Он хочет меня поцеловать? Через секунду эта мысль и его лицо исчезают: я жмурюсь, когда ощущаю прохладу геля между ягодиц. Как это будет? Я справлюсь? Справится ли моё тело?

Тупое жжение в анусе мне знакомо, оно не вызывает паники и страха. Мирон погружается в меня медленно, куда медленнее, чем обычно, но это не удерживает от того, чтобы не вскрикнуть и не сжать плечи Руслана. По мере того как проникновение углубляется, меня начинает колотить дрожь. Им двоим во мне слишком тесно. Меня не хватит.

– Я в тебе, малыш, – голос Мирона звучит рядом с моим ухом, он убирает мои волосы и целует висок. – Расслабься. Ты сильно сжимаешь.

Я киваю и пытаюсь делать, как он просит. Мирон здесь. Если что-то пойдёт не так, всё закончится.

Следующий его толчок заставляет глаза намокнуть, а пульс зашкалить до максимума. Я чувствую их двоих, то, как они двигаются во мне. Тесно до головокружения, остро, скандально. Я слепну, лишаюсь цивилизованности, происходящее меня разносит. Я не знаю, от чьего члена внутри так дрожит и тянет, перестаю понимать, чьи руки сжимают мои соски, чьи пальцы вонзаются мне в бёдра, чьи губы я ощущаю на своей шее. Я растворяюсь между двух тел, стонов, сплетающихся запахов, теряю себя. Опускаюсь вниз, ловя искру в животе, следом получаю другую, нового оттенка, болезненную и яркую. Между грудей катится пот, глаза открыты, но я по-прежнему ничего не вижу, от собственных криков в ушах хрустит. Толчки ускоряются как снизу, так и сзади, я чувствую укус над лопаткой – так делает Мирон, когда теряет контроль. Мне слишком, слишком всего много. Из глаз текут слёзы, на языке играет металлический привкус соли. Становится страшно, что удвоенный оргазм меня смоет. Что я сломаюсь и свихнусь.

Это происходит бесконечностью позже: моё тело, не выдержав натиска, смывает ударной волной. Я падаю вниз на лицо Руслана, всхлипываю и кричу, пока его ладони продолжают подбрасывать мои ягодицы, а язык чертит влажный узор на моем виске. Собственный оргазм мешает мне понять, что он тоже кончает. Подсказка появляется позже, когда его движения замедляются вместе с пульсацией, а внутри становится свободнее. Развязка Мирона приходит последней: его сперма обжигает меня изнутри и снаружи, я чувствую, как она стекает по моим ягодицам, чувствую его пальцы, которые собирают её и втирают в анус, слышу, как он тяжело дышит, хрипло матерясь и повторяя моё имя.

24

Как и после той первой ночи втроём, проснувшись, я ещё долго не решаюсь пошевелиться и разглядываю стену. Мирон спит рядом, я чувствую на себе его руки, на шее – мерное дыхание. Кадры вчерашней ночи сменяются перед глазами словно в проекторе, шокируя, будоража, завораживая, сбивая дыхание. Паника, стёртая адреналином и возбуждением, вернулась с лучами солнца, а вместе с ней и поток противоречивых мыслей. Сознание, едва обретшее твёрдую почву, вновь дрожит и путается. Вчера я получила не просто новый сексуальный опыт: моя интимная жизнь, помимо Мирона, вместила ещё одного партнера, но в личной жизни всё осталось по-прежнему. Так как всё будет теперь? Между нами тремя?

Понравилось ли мне то, что случилось? Вряд ли «понравилось» – правильное слово. Это было сумасшествие за гранью всего того, что я знала раньше. Как рухнуть вниз с американских горок, когда, потеряв контроль, кричишь от раздирающих адреналина, страха и запредельного азарта. Сильнейшие эмоции, о которых будешь помнить всю жизнь и которые вряд ли когда-то сможешь выразить словами. Я снова раздваиваюсь: пока мозг пытается осмыслить произошедшее, чтобы продолжить комфортно существовать дальше, тело самовольно живёт импульсами. Скачущая стена, руки Руслана, губы Мирона, ласкающие меня, я сама, зажатая между двух тел. Спазм в животе, вызванный этими воспоминаниями, настолько силён, что я тихо охаю. Знаю, что подобное повторится ещё не раз и картины этой ночи будут долго меня преследовать. Так же случилось, когда я получила свой первый оргазм с Мироном. Он отнёс меня в душ, после того как лишил девственности, и сделал это языком. Я краснела всякий раз, когда думала об этом: на лекциях, идя по улице, сидя в кафе; смущалась самой себя и при этом бесстыдно возбуждалась. Наверное, так происходит со всеми, у кого в жизни случается что-то настолько яркое.

Хотела бы я повторить? Первым ответом, пришедшим в голову, становится решительное «нет». Всё это слишком, слишком для того, чтобы я так запросто смогла продолжить жить как ни в чём не бывало. С детства родители пугали меня последствиями приёма наркотиков, и я всегда знала, что любых запрещённых препаратов нужно сторониться. А сейчас по ошибке получила дозу, и эффект оказался невероятным. Мне страшно пристраститься к нему, пугает, что я стану той самой зависимой, тогда как в голове еще свежи прежние установки. Секс втроём – это не наркотики, но в моей голове оба этих понятия долгое время находились на соседних полках.

За спиной ощущается движение: проснулся Мирон. Он целует меня в плечо, гладит живот, не давая опомниться, коленом раздвигает ноги. Как и всегда по утрам, он идеально твёрдый. Убирает волосы с шеи, пальцами проникает между половых губ, зажимает клитор и слегка оттягивает.

– Уже мокрая, – констатирует шёпотом и, рывком перевернув меня на спину, нависает сверху. Я обнимаю Мирона за плечи, целую, пожалуй, слишком отчаянно. Мои мысли привязаны к прошлой ночи, и сейчас мне требуется знать, что мы всё ещё можем делать это вдвоём.

Обычно утро – это время расслабленного, чувственного секса, сейчас же движения Мирона жадные, торопливые. Он с силой вдавливает меня в простыни, тянет волосы, ни на секунду не прекращая целовать – словно все эти часы сна он голодал в ожидании, пока я проснусь. И мне удаётся: воспоминания, которые, я знаю, ещё не раз ко мне вернутся, без следа вытесняются его страстью, дыханием, запахом. Ингредиент, который любой наш секс превращает в феерию, – то, насколько сильно Мирон меня хочет. Я кончаю одновременно с тем, как в меня пульсацией вливается его сперма. Этот секс вряд ли длился больше пары минут.

– Люблю тебя, Тати, – Мирон прижимается губами к моему лбу и, тяжело дыша, закрывает глаза. Подобный момент сентиментальности после полового акта для него большая редкость, и сейчас я интуитивно чувствую, что этот – продолжение вчерашней ночи, необходимая для него законченность.

– Мне страшно, – произношу неожиданно для себя.

Мирон поднимает голову и заглядывает мне в глаза, за секунды становясь серьёзным.

– Почему?

Я чувствую подступающие слёзы и мысленно злюсь на себя. Не хочу выглядеть неврастеничкой, которая сначала добровольно соглашается на секс втроём, наслаждается, а потом начинает рвать на себе волосы. Причину такой эмоциональности я и сама не могу себе объяснить.

– Я боюсь, что у нас больше ничего не будет так, как раньше. Что между нами что-нибудь изменится. Я этого не хочу.

Мирон убирает мои волосы со лба, его голос меняется, становясь твёрдым, сметающим сомнения.

– Это эмоции, Тати. Вчера было сильно. Я и сам немного одурел.

– И как теперь всё будет?

– А что должно измениться? В среду мы пойдём на ужин с моими родителями, в пятницу отпразднуем день рождения где-нибудь за городом с остальными. С объектом вроде яснее стало, так что через неделю рванём куда-нибудь, – его губы раздвигаются в улыбке: – Хочешь к лемурам на Мадагаскар? Будем валяться на пляже, плавать и много трахаться.

Эти слова, совместные планы, включающее в себя путешествие, действуют на меня успокаивающе. Я представляю самолёт, то, как засыпаю на плече Мирона, белый песок и загар, оттеняющий его улыбку. Да, ему всегда удаётся подобрать нужные слова. Волнение ещё вернётся ко мне, но сейчас, когда он рядом, лежит на мне и мы планируем наше, пусть и недалёкое, будущее, я хочу позволить себе быть более свободной, чем я есть.

– И мы поедем вдвоём?

Мирон приподнимает брови в недоумении и, издав глухой смешок, быстро целует меня в лоб.

– Дурочка. Вдвоём, конечно. Это тебя пугает? Что я теперь регулярно буду требовать тройник?

Это меня пугает? Наверное, и это в том числе. Мое смятение имеет множество оттенков, и мне требуется время, чтобы его проанализировать.

– Не знаю.

– Это просто опыт в спальне, Тати. Для тебя и для меня. Я не исключаю, что у нас он когда-нибудь повторится, но превращать тройник в традицию у меня намерений нет. Мне с тобой не скучно, если ты об этом. Разве у тебя есть основания так думать?

– Нет.

– Зато теперь ты никогда не сможешь сказать, что тебе хорошо со мной только потому, что не с кем было сравнить, – глаза Мирона сужаются, смотрят изучающе, оценивают мою реакцию, отчего я невольно краснею.

– Я никогда об этом не думала.

– Рано или поздно могла начать. Обидно упускать в жизни что-то, что есть у других.

Пока я обдумываю смысл этих слов, Мирон выходит из меня и перекатывается на спину.

– Я голодный – пиздец. Поднимайся, малыш. Поедем куда-нибудь перекусить.

Он запирается в душе, а я ещё несколько секунд разглядываю потолок и только после этого встаю. Слишком много всего для одного утра, чтобы уложить в голове.

Я прохожу в дальнюю ванную и, запершись, разглядываю своё отражение в зеркале. Глаза темнее, чем обычно, и слегка покраснели, зрачки расширены, а в остальном я всё та же. Я и правда думала, что непременно должна измениться? Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, и тогда вижу, что изменения всё же есть: на бёдрах пурпурной темнотой налились множественные пятна. Живот вновь обжигает вспышка огня. Это отпечатки Руслана.