Текст книги "Одиночка"

20

– Может, по десерту закажем? – Озорно поиграв бровями, Ксюша разворачивает ко мне тейбл-тент с сезонным меню. – Я недавно с безглютеновой диеты слезла и хочу это отметить. Здесь тортики, говорят, обалденные.

Я вполне могу обойтись без сладкого, но, насколько знаю подругу, в одиночку она пировать не станет. Поэтому соглашаюсь. В последнее время мы стали реже видеться, так что время вместе хочется провести максимально приятно.

– Давай. Я возьму профитроль.

Пока Ксюша ищет, чем себя порадовать, меня в очередной раз посещает дежавю. После возвращения Адиля это стало случаться все чаще и чаще, будто активировался портал в прошлое.

Нам с ней по четырнадцать, в дешевой забегаловке мы косимся на настольное меню, прикидывая, хватит ли денег на два пирожка и какао.

– Ксюш.

Она поднимает глаза:

– Да?

– Помнишь, мы мечтали, как будем ходить по лучшим заведениям и заказывать все, что душа пожелает? И чтобы непременно модно и дорого одетые?

Ухмыльнувшись, Ксюша тычет в себя большими пальцами и победно покачивает головой. Мол, смотри, как было и как стало. Она у меня молодец: вот уже полтора года хорошую должность в крупной интернет-компании занимает и отлично зарабатывает.

Одновременно с воспоминаниями о детстве меня захлестывает необъятное чувство теплоты по отношению к лучшей подруге. Мы с Ксюшей знакомы с пеленок. Росли в одном дворе, вместе учились в школе и университете. Она, как и я, из самой обычной семьи, мама и отец всю жизнь трудились на заводе. Разве что ее папа, в отличие от моего, не пил. Может быть, в этом и кроется причина моей огромной любви к ней. Перед Ксюшей никогда не нужно было казаться лучше, чем я есть, потому что она и так знала обо мне все. Нас, наверное, и подругами называть будет неправильно – больше бы подошло «сестры».

– Как думаешь, мы сами-то верили, что так будет?

– Не знаю, как ты, а я точно верила, – хихикаю я. – Ты же помнишь о моей неистребимой вере в чудеса.

– Помню-помню. – Ксюша откладывает меню и фокусируется на мне взглядом: – Кстати, об этом. Как Адиль? Ты писала, что виделись.

– Ну про первый визит я ведь тебе рассказывала?

– Рассказывала. Он тебя до дома довез и общался так, будто ты ему смертельную обиду нанесла. Потом еще Дима в довесок приревновал.

– Да, – подтверждаю я. – А два дня назад я поехала к отцу во второй раз, чтобы письмо передать, которое в прошлый раз забыла. У подъезда мать Адиля увидела… Она на лавочке в такой холод в одном халате сидела, с разбитым лбом. Адиля ждала из аптеки…

Ксюша закрывает ладонями нижнюю часть лица и сочувственно трясет головой.

– Ужас какой, Даш. Так жалко… Сил просто нет… Вот за что такие страдания людям?

– Да, очень ее жаль. В общем, я накинула на нее свою куртку, и мы вместе дождались Адиля, потому что в квартиру она возвращаться без него отказывалась. Так сильно любит его…

От воспоминания о ее взгляде, горящем фанатичной решимостью, в горле набухает ком, и, чтобы справиться с ним, мне приходится опустить взгляд.

– Так он ведь сын ее единственный, – подсказывает Ксюша. – Для матери свой ребенок самый лучший, каким бы он ни был.

– Мы с ним разговаривали на кухне… – Я разглядываю собственные пальцы, невольно выпуская наружу улыбку. – Первый нормальный разговор наконец состоялся. Мне кажется, Адиль изменился. Спокойнее, что ли, стал. Я про драку на дне рождения Сени вспомнила, когда бокалы разбились… Помнишь, наверное? Он так отреагировал… Как будто ему стыдно или неудобно. То есть видно, что не гордится.

– Ну да. А теперь вспомни вашу встречу на моем дне рождения, когда он тому придурку вмазал. И когда они с Димой твоим чуть не подрались… Ничего не путаю ведь? У Роберта. Ты сама рассказывала.

Я чувствую себя неловко. Будто уличили во лжи. Но я говорю как есть. Адиль действительно повзрослел. Заботится о своей матери и в целом кажется куда спокойнее.

– Это другое… Тот парень руки распустил, а с Димой они просто повздорили. До драки не дошло.

– Это он еще только вернулся… – не сдается Ксюша и, вздохнув, понижает голос: – Даш, ты взрослая умная девушка, и не мне тебе наставления давать. Просто знай, что я за тебя волнуюсь. Раньше считала, что Адиль тебе не пара, и продолжаю думать так же.

Адиля Ксюша всегда недолюбливала. Когда мы встречались, она ни слова против не говорила, но я все равно чувствовала ее отстраненность. А после того как он уехал и я немного пришла в себя, Ксюша сказала, что Адиль всегда пугал ее своей замкнутостью и агрессией и без него мне точно будет лучше. Тогда эти слова стали подспорьем в том, чтобы пережить его отъезд. Сейчас же почему-то немного царапают.

– Во-первых, я живу с Димой. Во-вторых, у меня даже мысли нет снова сойтись с Адилем.

Стараюсь говорить это непринужденно и с улыбкой, но выходит из рук вон плохо. Загораются уши, голос протестующе дребезжит.

– Да я понимаю, понимаю, – успокаивающе произносит Ксюша. – Просто вслух рассуждаю. Вы когда встречались, фактически детьми были… Постоянные встряски, ревность, скандалы и страстные примирения по юности хороши. Но представь такого, как Адиль, в быту и браке. Видишь что-нибудь? Я, например, нет.

Когда-то я мечтала выйти за Адиля замуж, но с тех пор много воды утекло. За те семь лет, что пыталась вычеркнуть его из жизни, у меня едва ли была возможность представлять его в быту и браке, но, если вопрос стоит именно так… Нет, наверное, не вижу. По крайней мере, в той картине брака, которую себе нарисовала. Как у мамы с Олегом. Их отношения мне очень импонируют, и именно поэтому я выбрала Диму. Как и отчим, он добродушный и умеет заботиться.

– Может, давай тему сменим? – натянув на лицо веселую улыбку, предлагаю я. – К Сене на день рождения пойдешь? Я уже и подарок выбрала.

21

День рождения Сеня привык отмечать в шумных местах вроде клубов и караоке-ресторанов, и его двадцатидевятилетие не стало исключением. Местом празднования выбран недавно открывшийся бар, зарекомендовавший себя пристанищем для самой модной молодежи. Ценник на еду и напитки здесь выше среднего, но и обстановка соответствующая: приятная музыка, доброжелательные официанты и кухня выше всяких похвал.

– Платье сидит нормально? – Вопросительно глядя на Диму, я делаю полуоборот, чтобы дать ему возможность оценить. – Нигде не собралось?

– Красавица, – улыбается он, выразительно посмотрев на мои бедра. – Все у тебя отлично.

– Ты даже не посмотрел нормально. – В шутку надуваю губы, зная, что после этого он подойдет ко мне и обнимет. – Не стыдно?

Как и всегда, угадываю. Через пару секунд лицо Димы оказывается напротив моего, а его руки опускаются на талию. Он очень мил в своей предсказуемости.

– Супер сидит, говорю же. – Дима мягко целует меня в губы и заглядывает в глаза, следя за реакцией. – Точно будешь самая красивая.

Переплетя наши пальцы, я с довольной улыбкой тяну его вперед. Несмотря на тяжелые ночные смены, всю неделю пребываю в отличном настроении. Та застарелая рана в груди, вскрывшаяся с появлением Адиля, перестала так сильно ныть, и мне наконец удалось обрести подобие умиротворения. Хотя это и не умиротворение даже. Скорее, отсутствие нервозности и фантомного беспокойства.

– А подарок Сене кто должен был привезти? Роберт? Вы же вроде акустику собирались дарить?

– Да, – подтверждает Дима и, отпустив мою ладонь, салютует Андрею, выходящему из туалетной комнаты.

Я ограничиваюсь вежливым кивком. Пусть в нашу последнюю встречу я и была с ним резка, все сказанное было чистой правдой. Для человека, который безбедным существованием обязан исключительно своей матери, Андрей слишком снисходительно разглагольствует о чужих достижениях.

– Надеюсь, сегодня вы помиритесь. – Дима снова берет меня за руку и слегка сжимает. – Из-за ерунды же вспылили.

Я тут же хочу огрызнуться, заметив, что тема классового неравенства – вещь отнюдь не ерундовая, но вовремя себя останавливаю. Всю неделю мы с Димой прожили без единой ссоры, и день рождения общего друга не самое удачное время, чтобы нарушать идиллию.

– Разберемся, – говорю я и, завидев именинника, натягиваю на лицо улыбку.

Ухмыляющийся Сеня, держа под мышкой коробку с изображением автомобильных динамиков, идет нам навстречу.

– От души, бро! – Он пожимает руку Диме и быстро касается щекой моего лица, имитируя поцелуй. – Спасибо за подарок. Решил сразу в машину отнести, чтобы, как в прошлую днюху, половину подарков не проебать.

– Ты давай уж не проеби, – весело посмеивается Дима. – Они дорогие. Артур лично выбирал.

– Ага, Робсон сказал. Я уже на установку записался.

– Куда? Мне саб в «Данлопе» ставили. Толковые пацаны.

Решив не мешать парням обсуждать неинтересные мне темы, ищу глазами Ксюшу и, когда нахожу, тереблю Диму за руку.

– Вы разговаривайте, а я пойду к девчонкам, ладно?

Увлеченный разговором, он не глядя гладит меня по плечу.

– Иди, зай. Скоро подойду.

Ксюша и Аня тоже успели меня заметить и теперь с улыбками обмахиваются руками, делая вид, что им внезапно стало жарко. Мол, ох, как же ты горяча, Даш.

– Ну хватит, хватит, – шутливо ворчу я, по очереди целуя их в щеки. – Вы тоже ничего такие красотки.

Меньше чем через минуту в руках оказывается бокал с шампанским, и мы с девчонками, чокнувшись, пьем за встречу и здоровье именинника. Праздник быстро набирает обороты.

– А ты Сене, как обычно, туалетную воду подарила? – со смехом спрашиваю я у Ксюши.

Она с наигранным пафосом передергивает плечами.

– Слушай, ну а кто, если не я?

На последнем курсе у нее и Арсения, знавших друг друга еще со школы, случился роман. Спустя полгода они полюбовно расстались, но обязанность выбора его парфюма плотно закрепилась за Ксюшей. Ребята – редкий пример того, что и после разрыва можно остаться друзьями. Не уверена, что мне такое под силу.

– Роберт как сквозь землю провалился, – недовольно фыркает Аня, оглядывая зал. – Наверное, акустику с парнями опять обсуждает. Я уже мечтаю, когда мы наконец одни уедем отдыхать. Вот у тебя Димас совсем другой, Даш. Цени. Он к тебе и дому привязан. У Робсона друзья на первом месте, а уже потом я. Думаете, дом этот он для нас снимал? – Она раздраженно закатывает глаза. – Ага, как бы не так. Это чтобы к нему в любое время друзья могли приезжать.

– Ань, он тебя очень любит, – успокаиваю я, хотя и не могу не признать, что в чем-то она права.

Роберт почти каждый вечер видится с кем-то из ребят, при этом оставляя Аню сидеть дома. Меня бы такое сильно угнетало.

– Любит, да. Но друзей своих любит больше.

Аня подносит бокал ко рту, и в этот момент ее взгляд неуловимо меняется, фокусируясь на точке за моей спиной. Невидимая рука заставляет меня обернуться, чтобы выяснить, куда Аня смотрит, и сердце моментально пропускает удар, а затем, напротив, начинает стучать быстрее.

Адиль. В черной толстовке с узнаваемым принтом дорогого бренда и в темных джинсах. Пожимает руку Андрею, глядя сквозь него, то же самое проделывает еще с парой гостей, несмотря на то что они о чем-то спрашивают и даже улыбаются. Его отстраненная манера общения всегда завораживала, хотя я пыталась ее критиковать. «Неужели нельзя быть поприветливее? Здороваешься с таким лицом, будто тебе на всех наплевать». «Может быть, так и есть», – то ли в шутку, то ли всерьез отвечал Адиль.

Для той, что считала своей обязанностью в любой ситуации поддерживать беседу, подобное отношение было предметом восхищения и огромной зависти.

Закончив череду рукопожатий, Адиль обводит глазами наполненный зал и останавливается на мне. Внутри что-то екает и натягивается от волнения. А вдруг?.. Вдруг, несмотря на недавнее потепление, он снова посмотрит на меня как на безвкусный предмет интерьера? Это будет обидно. Да, по-человечески обидно, потому что в свете последних событий я такого не заслужила. Выходит, при определенных обстоятельствах Адиль может вести себя по-разному: в квартире своей матери пить со мной чай и быть почти милым, а на людях…

Адиль меряет меня взглядом с ног до головы и, вернувшись к лицу, кивает в знак приветствия. Напряжение моментально отпускает: плечи перестают быть деревянными и расслабляется спина. Все-таки сколько ненужных мыслей может промелькнуть в голове за какую-то секунду.

Я улыбаюсь Адилю уголками губ, беззвучно выговариваю «привет» и отворачиваюсь. Потому что Аня и Ксюша наверняка наблюдают. Ни к чему давать им пищу для размышлений.

– Посмотри на нее, – не задерживается с комментарием Аня, с иронией глядя на меня. – Гаденыш ее бросил и пропал на семь лет, а она ему улыбается.

Ксюша, к счастью, предпочитает отмолчаться, хотя знаю: ей есть что добавить. Именно поэтому я и называю ее своей лучшей подругой. Наедине Ксюша может меня линчевать, но в присутствии третьих лиц всегда выбирает мою сторону.

– А вот и Роберт с ребятами, – кивает она в дальний угол зала, с успехом выводя меня из-под Аниного словесного обстрела. – Пойдемте? Пришло время говорить тосты.

22

– За именинника! – громко объявляет Роберт, который в нашей компании по традиции первым говорит тосты. – Рад быть твоим другом, брат Арсений. Спасибо, что пригласил. Четырнадцать лет подряд присутствую на твоих днях рождения и рассчитываю, что так все и будет продолжаться. Ну и счастья, здоровья, процветания, конечно. Еще хочу пожелать, чтобы в следующем году ты нас всех вывез куда-нибудь на Ибицу…

– И обязательно за свой счет! – весело вставляет Артур, отчего стол моментально взрывается смехом.

– Так я это и имел в виду.

Улыбающийся Сеня с бокалом виски обходит всех, чтобы чокнуться. Мне подмигивает, Ксюшу треплет по волосам, заставляя гримасничать, Робсона крепко обнимает… Адиля хлопает по плечу. Роберт не соврал, что Адиль не пьет алкоголь – в его руках стакан с соком.

Я слишком увлекаюсь наблюдением, и наши взгляды встречаются во второй раз за вечер. Вздрогнув, хочу по инерции отвести свой, но потом беру себя в руки и приветливо улыбаюсь. Все-таки наша последняя встреча многое изменила – это очевидно. Стеклянного колпака между нами по-прежнему нет.

– Зай, я выйду с Робсоном на улицу. – Рука Димы, опустившаяся мне на колено, заставляет резко повернуться. – Обсудить кое-что нужно.

Я машинально киваю и глажу его ладонь, ощущая призрачный укол вины за то, что, сидя рядом, переглядывалась с Адилем. Это зря, За вечер я неоднократно встречалась глазами с Робертом и даже в шутку послала ему воздушный поцелуй. Невелика разница.

– А здесь разве нельзя поговорить? – спохватываюсь, когда Дима поднимается.

Вместо ответа он лезет в карман и демонстрирует пачку с сигариллами, которые ему привезли в подарок из Испании.

Я хмурюсь:

– И по какому это поводу? Ты же не куришь.

– Да ладно, зай. В честь Сениной днюхи выкурю парочку с пацанами.

– Где одна, там и две, – не сдаюсь я. – Для чего снова начинать? Знаешь же, что я терпеть не могу табачный запах.

Дима гладит меня по плечу и, наклонившись, успокаивающе целует в висок.

– Я потом жвачку пожую. Не дуйся.

Чувствую, что снова завожусь. Все, что касается зависимостей, неизменно вызывает во мне бурную аллергическую реакцию. Из-за отца, конечно. Детство повредило мои нервы.

– Надеюсь, эту пачку я больше никогда не увижу, – буркаю, давя в себе порыв продолжить ссору.

– Не помню, что ты была против, когда он курил.

До того как успеваю как-то среагировать на этот неожиданный выпад, Дима отворачивается и уходит. Я провожаю его взглядом в немом бессилии. При чем здесь Адиль? Это давно было. Тогда я на многие вещи смотрела по-другому. Дурочкой была.

– Даш, танцевать пойдем? – окликает Аня и кивком указывает на свободное пространство рядом с диджейским пультом. – Музыка прикольная.

Глаза случайно цепляются за Адиля. Будто почувствовав, он отрывает взгляд от телефона и смотрит на меня. Наверное, это и становится решающим доводом, чтобы залпом опустошить фужер и подняться. Не знаю, как себя вести. Роберт и Дима, сидевшие рядом, ушли, и теперь я чувствую себя до странности беззащитной.

* * *

Аня, прильнув к диджейскому пульту, задирает голову и весело выкрикивает:

– Что за трек, Вадик? Телефона с собой нет, чтобы зашазамить.

Парень, стоящий там, с улыбкой наклоняется и говорит ей название композиции. Я не удивляюсь. У Ани и Роберта в любых местах находятся знакомые.

– Няша он такой, не могу, – заговорщически выдыхает она мне в ухо. – Не было бы у меня Робсона… – И уже громче: – Может, Ксюху с ним познакомить? А то она от скуки скоро опять с Сеней сойдется.

– Она взрослая девочка, разберется, – сдержанно отвечаю я, не желая примерять наряд феи-крестной.

К тому же у диджея, которому исполнилось от силы двадцать три, с Ксюшей нет ни единого шанса. Она предпочитает интеллектуалов постарше.

– А я все равно их познакомлю, – не унимается Аня и игриво толкает меня бедром, чем вызывает одобрительную реакцию паренька.

Ослепительно улыбнувшись, он показывает большие пальцы. Только почему-то не Ане, а мне.

Посылаю ему сдержанную улыбку и отворачиваюсь, чтобы сразу лишить «Вадика» мыслей о флирте. Димы за столом все еще нет – очевидно, беседа с Робертом выходит занимательной. Машу́ Ксюше, призывая ее присоединиться, но она мотает головой. «Я пас». Погримасничав, я многозначительно указываю глазами на Сеню, сидящего с ней рядом. Это из-за него, да? Неужели Аня права и они действительно решили войти в одну реку дважды?

Ксюша снисходительно закатывает глаза. «Глупости не говори. Мы просто общаемся».

Я продолжаю танцевать, но вибрирующее покалывание в плече заставляет взгляд примагнититься к тому месту, откуда оно исходит. Получается невольно. Снова Адиль.

Взволнованное клокотание поднимаетсяз от живота вверх, и лицо вспыхивает. Это потому, что я танцую. Танец, за которым наблюдают – всегда интимно.

Отвернувшись, я запрокидываю голову, запускаю пальцы в распущенные волосы, встряхиваю ими в такт музыке. Рисую волны бедрами, покачиваю руками, стараясь не обращать внимание на диджея, который с вожделением на меня таращится. Я танцую для себя, а не для кого-то. Но запретить на себя смотреть не могу.

Спустя несколько минут к нам присоединяется Ядвига, и девчонки начинают исполнять свой фирменный танец, навеянный временем, когда Аня работала в стрип-баре. Голодный взгляд Вадика немедленно переключается на них.

Музыка сменяется на более динамичную, и тогда я решаю взять перерыв. Три фужера выпитого шампанского дают знать о себе сухостью в горле, поэтому прошу официанта принести воды, а сама иду к туалетным комнатам, чтобы освежиться.

На сидящих за столом намеренно не смотрю. Не хочу найти подтверждение тому, что Адиль все это время за мной наблюдал. Как и не хочу найти подтверждение обратному.

Туалет расположен в глубине зала. Две двери без обозначения принадлежности к мужскому или женскому, отдельно стоящий умывальник, модно отсеченный бархатной шторой. Задержавшись возле зеркала, я разглядываю свое порозовевшее лицо в поиске несовершенств и, найдя, стираю крошечные разводы от туши. Странно, что сердце громко и быстро стучит, будто я не танцевала, а пробежала чемпионскую стометровку.

Раздавшийся из-за занавески стук шагов становится сигналом к тому, чтобы взяться за ручку. Видеть лицо соседа по туалету совсем не обязательно.

Зайдя внутрь, тяну на себя дверь в попытке закрыть, но что-то мешает. Я оборачиваюсь выяснить, что именно, и застываю, будто приколоченная к полу. Закрыть дверь мешает носок кроссовки. Я видела эти кроссовки в тот день, когда меня впервые приняли за другого человека и назвали Лейлой.

23

То, что я ощущаю – это даже не паника. Это самый настоящий шок, замешанный на неверии и испуге. Это как любоваться пейзажем моря в интернете, мечтая услышать шум волн и почувствовать запах, а в следующую секунду оказаться лицом к лицу с надвигающимся цунами. Стоишь в одиночестве под грозно сгущающимся небом и с ужасом осознаёшь, что через какую-то минуту тебя размажет буйство стихии.

– Что тебе нужно? – Я старательно придаю голосу строгость и тут же, противореча себе, делаю трусливый шаг назад.

Вместо ответа Адиль пихает дверь подошвой кроссовки и не глядя проворачивает замок. От короткого щелчка, отрезающего от происходящего в зале, я вздрагиваю всем телом. Взгляд Адиля слишком открыто дает понять причину такого внезапного появления.

– У тебя с головой все в порядке?

Я больше не забочусь о том, как звучит голос. Мы с Адилем один на один в туалетной кабинке размером метр на метр. Не перед кем притворяться.

Проигнорировав вопрос, он подходит ко мне вплотную. На это требуется лишь доля секунды – настолько здесь мало места. Бешеное биение сердца, сотрясающее грудную клетку, достигает пика и отдается в висках. Меня окутывает запах. Он – как песня из юности: можно не вспоминать о ней годами, но, заслышав случайно, пропеть каждую строчку. Адиль пахнет так же, как много лет назад: немного сигаретами и много – собой. Когда-то я обожала его нюхать. Ткнуться в изгиб шеи и украдкой глотать набегающую слюну – так отзывался во мне его запах. Даже табак. Ненавистный запах табака не раздражал. И сейчас почему-то не раздражает.

– Ты оглох? – выходит уже шепотом.

Потому что от собственного бессилия становится страшно. Музыка за стеной орет так громко, что никто меня не услышит. Улыбчивый Вадик об этом позаботился.

От участившегося дыхания пересыхает во рту, и шея будто деревенеет. Я не могу набраться смелости, чтобы смотреть Адилю в глаза. Его тело почти касается моего, а я разглядываю рисунок на его толстовке.

Издав странный по глубине вздох, он заводит руку мне за спину и, сжав бедро, толкает к себе. Я не успеваю выставить руки, поэтому губы утыкаются ему в грудь. Да, я все понимала с той секунды, как увидела Адиля в дверном просвете, но шок отчего-то продолжает нарастать. Сбившееся дыхание касается моего виска, ладонь бесцеремонно двигается вверх по ткани колготок, захватывая подол платья.

Из горла вырывается звук протеста, жалкий, дребезжащий. Совсем не такой, каким должен быть. Этот ублюдок бросил меня семь лет назад, а теперь как ни в чем не бывало вломился за мной в туалет на празднике моего друга! На празднике, куда я пришла со своим парнем, который носит меня на руках.

Упираюсь локтем Адилю в грудь, ногтями впиваюсь в его руку, которая достигла ягодицы. Моя цель – вены. Я хочу вспороть их, чтобы навсегда лишить Адиля иллюзий, что он может вести себя со мной как с дешевой проституткой.

– Ты кем себя вообразил? – Меня лихорадит от нарастающей ярости, а ядовитые слова сыплются трескуче. – Правильно про тебя говорят… Самый настоящий отморозок… Такие не меняются… Псих неуравновешенный… Ты ведь понятия не имеешь о нормальности… Только животные ведут себя так… Лучше бы ты никогда не возвращался.

Когда загнали в угол, психика безошибочно определяет самую насущную потребность. Моя – преступна. Если бы это было под силу, в эту самую минуту я бы хотела убить Адиля. Потому что смеет подойти ко мне после всего… Не сказав и слова в свое оправдание. Потому что даже сейчас на каждое мое оскорбление продолжает молчать, будто ему все равно.

– Еще сильнее опустился… Обыкновенный уголовник…

Новые обвинения застывают в горле, не получив выхода. Потому что в этот момент рука Адиля дергает резинку моих колготок вместе с бельем, по-варварски сдирая их с бедер, а его шершавый подбородок больно затыкает мне рот.

Губы жалит пряный, чуть горьковатый вкус его кожи, который через мгновение меняется на горячий, влажный, с запахом сигарет и цитруса. Мои пальцы, которые все это время пытались пустить ему кровь, внезапно расслабляются. Вообще все тело обмякает от осознания, что это происходит. Что все настолько знакомо, хотя прошло много времени. Кажется, будто было вчера. Так много его вкуса во рту, и эти ощущения… Так Адиль целовал меня после каждой ссоры. Никакой нежности. Завоевание, агрессия, желание подчинить, секс, страсть, сумасшествие…

Зажмурившись, упираюсь ему в грудь с удвоенной силой. Оттолкнуть и уйти. Я же не сумасшедшая, как он… Я гораздо лучше. И у меня есть Дима. Дима, который стоит где-то там на улице с Робертом… Курит свои раздражающие сигариллы, треплется об акустике. Который, вполне возможно, уже вернулся за стол и ищет меня.

Семь лет назад у меня не было ни единого шанса, когда Адиль целовал. Тонкая ниточка, отделяющая меня нынешнюю от дурочки из прошлого, рвется, лишая этого шанса и сейчас. Просто я не была готова… Адиль застал врасплох… Я не была готова, что он так пахнет и что от каждого его варварского прикосновения тело будет вспыхивать настолько ярко, что темнеет рассудок.

– Ненавижу тебя, ублюдок… – зло хриплю я, загоняя свою многолетнюю обиду Адилю в горло.

Это все его запах, море воспоминаний, сокрушительной волной топящих меня, и наша непоставленная точка. Как же обидно, что я такая… Ничуть не сильнее и не умнее, чем раньше. Но об этом я подумаю позже… Хотя бы через минуту.

Руки взметаются вверх, чтобы сжать его плечи… Они шире, чем я помню, и, кажется, стали тверже… Язык толкается ему навстречу, слизывая апельсиново-сигаретный запах, который ничуть не раздражает. Протест ярко вспыхивает и гаснет, когда внутрь меня проталкиваются пальцы. Всего минута, чтобы не думать о том, почему мое тело встречает Адиля с такой готовностью.