Текст книги "Пока ты спал"

Он подумал, что взял от квартиры 8А все возможное и больше желать нечего. Осталось только проделать то же самое с ее хозяйкой.

Включив компьютер семьи Лоренцо, он стал искать идеи и вдохновение в Интернете.

В это воскресенье родители Алессандро отправились в Коннектикут, чтобы навестить старшего сына и невестку. Они уехали еще утром, чтобы прибыть туда к обеду, и должны были вернуться вечером, чтобы поужинать дома, с Алессандро. Киллиан предложил составить компанию мальчику.

В половине одиннадцатого утра он вошел в квартиру Лоренцо. Сеньора оставила на кухонном столе эскалопы в соусе из белого вина, которые нужно было просто разогреть, и салат из помидоров с оливковым маслом. Эта еда была предназначена для Киллиана, а Алессандро ждало его обычное меню: жидкое пюре из овощей и мяса, которое он ел через трубочку.

– Чувствуй себя как дома, Киллиан! Бери все, что хочешь, – сказала женщина, показывая на полки, полные продовольствия.

Телефонные номера сеньора Джованни и его жены, старшего сына и невестки, их квартиры, а также врача из больницы «Синай», занимавшегося Алессандро, были написаны на листочке, висевшем на холодильнике. В случае необходимости Киллиан мог позвонить по любому из этих номеров.

Консьерж воспользовался случаем, чтобы вернуть ноутбук.

– Ну что ты, оставь себе, если нужен, – настаивал отец. – Мы все равно ничего в этом не понимаем… И потом, эти штуки так быстро устаревают, ты же знаешь.

Тем не менее Киллиан вернул компьютер:

– Я сделал все, что мне было нужно. Большое спасибо. – Он хотел, чтобы все вещи нашли свое место, прежде чем вернется Клара и произойдет самое главное.

Несмотря на то что Киллиан и Алессандро оставались одни не в первый раз, сеньора хотела подробно все объяснить, «на всякий случай». И Киллиану в который раз пришлось смотреть, где хранятся слюнявчики, запасной стакан «на случай, если этот разобьется» – речь шла о специальных стаканах со встроенной трубочкой, – подгузники и крем. Как обычно, не обошлось без публичного унижения.

– Сегодня утром у него нехорошо с кишечником… Я только что поменяла памперс и намазала его кремом. Вечером ничего не должно быть… Но если вдруг, ты не волнуйся, я нанесла много крема, чтобы не было раздражения, и когда вернемся, я сама все сделаю.

Около одиннадцати часов Алессандро и Киллиан уже были одни. Время в этой квартире всегда текло медленно, и они оба это знали. В особенности Алессандро.

Киллиан сидел рядом с постелью и вводил мальчика в курс своих последних достижений:

– Она не идет у меня из головы, Але. Такого никогда не было.

Алессандро бесстрастно смотрел на него, но Киллиан прекрасно считывал послание в его взгляде.

– Не надо делать такое лицо. Успокойся, я не влюбился! Эта девка забудет обо всех своих улыбочках за одну ночь!

Он поделился своими планами, рассказал вслух о последнем, что у него осталось, – о физическом насилии.

– Я сделаю ей больно, Але. Я причиню ей всю боль, какую смогу причинить.

Киллиан говорил о Кларе и о своих планах около часа, потом предложил пообедать. Они ели в тишине, Алессандро у себя в кровати, Киллиан – сидя рядом с ним.

– Я знаю, что повторяюсь, – заговорил он с набитым ртом, – но твоя мать хоть и безграмотна, а готовит сказочно. – Он посмотрел на Алессандро, а потом на пластиковый стакан с трубочкой, наполненный желтоватым пюре. – Понятно, что ты это не можешь оценить. – И добавил, не желая, впрочем, обидеть мальчишку: – Как же тебе хреново, это просто невероятно!

В два часа, как всегда пунктуально, зазвонил мобильный телефон Киллиана.

– Я внизу, – произнес резкий до вульгарности голос, который невозможно было перепутать с чьим-то другим.

Они уже поели и, в общем-то, ждали, когда она придет. Прежде чем открыть внешнюю дверь с помощью домофона (по воскресеньям она была закрыта), Киллиан убедился, что с Алессандро все в порядке.

– Тебя переодеть? – Алессандро закрыл глаза. – Не представляешь, как я рад, – подмигнул ему Киллиан.

Послышался легкий, деликатный стук в дверь.

Киллиан пошел открывать. Одна рука девушки лежала на бедре, а двумя пальцами другой, вытянутой руки она держала черную юбку, когда-то принадлежавшую Кларе.

– Ну ты и урод!

– Что я сделал?

– Дал мне эту одежду в прошлый раз, козел! – Несмотря на резкость слов, ее тон был игривым, свидетельствующим о доверии между старым клиентом и «службой», оказывающей определенные услуги. – Знаешь, как мне везде щипало…

Киллиан не смог подавить улыбку. Он совсем не подумал, что в вещах Клары могли остаться следы крапивы.

– У меня был ужасный вечер! Все чесалось, и меня тошнило при мысли, что это крысиная моча… И при этом я была с клиентом, который постоянно комкал мои сиськи…

– Мне жаль, – наконец проговорил Киллиан.

Девушка швырнула ему в лицо черную юбку Клары:

– Лучше верни это своей подружке! И забудь про скидку, понял? Наоборот, ты еще мне должен! – Она протянула раскрытую ладонь.

Киллиан положил юбку и заплатил. Деньги были приготовлены заранее, это была оговоренная сумма, восемьдесят долларов. Столько же она брала с него, если не нужны были «дополнительные услуги».

– Ты мне должен, – подчеркнула она еще раз, грозя ему пальцем.

Она хорошо знала квартиру и уверенно пошла по коридору, не дожидаясь указаний Киллиана, прямо в спальню мальчика.

– Как поживаешь, милый? – спросила она у Алессандро, пытаясь изобразить чувственность. Но получалась у нее только манерность.

В дверь заглянул Киллиан:

– Если я понадоблюсь, я…

– Да, конечно. – И девушка закрыла дверь у него перед носом. Киллиан слышал, как она сказала Алессандро: – Я уверена, что он просто хотел поглядеть на нас, уж я-то твоего друга знаю… – И она пошло расхохоталась.

Как обычно, Киллиан пошел на кухню, чтобы налить себе чашку кофе. Лоренцо покупали только итальянский кофе, но, возможно, секретом его прекрасного вкуса была старая кофеварка из нержавеющей стали. Ей было, похоже, лет пятьдесят, но она отлично работала. «Никогда, никогда нельзя мыть ее моющими средствами, – серьезно объясняла мать Алессандро, – только чистой водой». Кофе, который варила эта машина, был получше, чем во многих кофейнях. Именно бывая у Лоренцо, Киллиан научился пить эспрессо и полюбил его. Совсем чуть-чуть кофе, на два пальца, насыщенного, черного, без сахара, нужно было выпить одним глотком.

Идея привести сюда девушку пришла в голову Киллиану, Алессандро об этом не просил. Консьержем двигало чистое любопытство: ему было интересно, осталась ли в этом жалком, несчастном теле хоть какая-то возможность удовольствия.

Он хорошо помнил, какое лицо было у Алессандро, когда девушка в первый раз вошла в его спальню. Киллиан предупредил его родителей, когда те уезжали на выходные, что придет вместе со старой подругой, медсестрой, которая работала с такими же пациентами, как Алессандро. Мальчишка тогда сразу понял, что никакая это не медсестра, и послал Киллиану взгляд, полный ненависти.

Он жутко стеснялся своего состояния, когда впервые оказался наедине с девушкой, но она, со своей наигранной чувственностью и манерной нежностью, сумела успокоить его, заставила расслабиться и забыть о болезни и беспомощности. Киллиан слушал, прижав ухо к двери. Алессандро, наслаждаясь, издавал тот же животный, утробный звук, как когда он выражал желание заниматься ходьбой. Она дышала так же, как делала это в постели с Киллианом, и время от времени произносила одни и те же фразы, которые, видимо, должны были возбуждать клиента.

После первого ее визита лицо Алессандро изменилось.

«Еще пригласим ее? Или тебе неинтересно?» – спросил его тогда Киллиан. Алессандро не ответил. Некоторое время они смотрели друг на друга, пока Киллиан не понял, что задал два противоречащих друг другу вопроса и переформулировал: «Позовем ее еще?» И Алессандро приподнял верхнюю губу.

Киллиан бездельничал, рассматривая кофейный осадок на дне чашки, когда дверь спальни открылась.

– Хорошего дня, милый! – Девушка послала Алессандро воздушный поцелуй. Потом повернулась к Киллиану и напомнила: – А ты мне все еще должен, козел!

И она уже собиралась уйти на этой театральной ноте, но внезапно что-то вспомнила, подошла ближе и сказала уже нормальным тоном:

– Когда я вошла, в холле был какой-то урод из соседей, брызгал слюной от ненависти.

– Я догадываюсь, о ком ты говоришь.

– Ехал со мной в лифте, представляешь, и рассматривал меня, сверху вниз, снизу вверх. Начал расспрашивать, куда я иду! Я честно сказала, что иду сюда и что я медсестра. Чтобы ты знал!

– Ты все правильно сделала.

Девушка засияла, но через секунду вновь погрозила ему пальцем.

Она была щедрой. Вышла из спальни в 14:38, подарив Алессандро несколько дополнительных минут удовольствия.

Они снова были одни.

– Хочешь отдохнуть или начнем?

Алессандро смотрел, не понимая, как можно ответить на такой вопрос.

– Прости. Хочешь немного отдохнуть?

Алессандро закрыл глаза.

– Тогда вперед!

Занятие было тяжелым, выматывающим, как всегда, но Алессандро тренировался с готовностью. Он ни на секунду не отводил глаз от окна. Казалось, что каждый пройденный сантиметр высасывает из него силы, но одновременно дарит новую волю, новую энергию.

– Пацан, ты меня удивляешь! Если бы я знал, как она на тебя подействует, я бы ее раньше позвал! – Киллиан улыбался, стоя у окна.

Алессандро делал вид, что не слышит.

– Теперь правая. Спокойно, не спеши, сосредоточься.

Мальчишка с силой сжал зубы. Он дрожал. Издав очередной грудной звук, он продвинулся еще на несколько сантиметров. Еще чуть ближе к своей свободе.

Киллиан чувствовал полное единство с Алессандро. Да, они боролись за противоположные цели, но у них была одна и та же мотивация: убежать от скуки, от грусти своего существования. Киллиан каждый день боролся со смертью; Алессандро, наоборот, с жизнью. Для Киллиана смерть была легкодостижимой, а для Алессандро она пока оставалась пределом мечтаний. Киллиан каждый день искал причины, чтобы выжить; единственной мотивацией Алессандро оставалась возможность умереть.

Наблюдая за нечеловеческими усилиями мальчика, жаждущего смерти, Киллиан подумал, что Алессандро очень похож на него своей твердостью и уверенностью в том, что самоубийство – это лучший выход.

«Если он не отказывается от этой идеи, то я тем более не откажусь», – говорил он себе, глядя, как на нижней губе Алессандро вновь проступает кровь.

Еще один сдавленный стон. В приступе ярости и отчаяния мальчик сделал три шага подряд. Три неуверенных, жалких шага, но это были шаги вперед. К окну. Он превзошел самого себя, перейдя отметку, поставленную в прошлый раз.

– Молодец! Ты молодец! – возбужденно крикнул Киллиан.

У Алессандро горели глаза. Было похоже, что отдыхать он не собирается. Он сконцентрировал все силы на левой ноге, даже не дожидаясь подбадривающих слов Киллиана. Он напрягся, застонал и сделал еще один маленький шажок, а потом, оставшись без сил, рухнул на пол, как мешок.

Киллиан поспешил на помощь. Мальчик еле дышал, его губы и подбородок были испачканы кровью, но лицо освещала легкая, еле заметная улыбка. Взгляд, все такой же безумный, был направлен на окно.

Киллиан отнес его в постель.

– На сегодня достаточно. – Они посмотрели друг другу в глаза. – У тебя получится. – И, говоря это, он действительно так думал.

Консьерж снял с мальчишки футболку, пропитанную кровью и потом, пижамные брюки, обтер его мокрым полотенцем и переодел в чистые вещи. Он чувствовал глубокое уважение к мальчику, и знал, что Алессандро это понимает. Киллиан подумал, что этот день стал лучшим для Але за последние годы.

Зазвонил мобильник. Сердце Киллиана забилось.

На экране высветилось имя Клары. Ему вдруг показалось, что Алессандро без слов понял, кто звонит; они обменялись многозначительными взглядами. Что это за звонок, посреди дня в воскресенье?

Телефон прозвенел еще пару раз.

– Да?

– Привет, Киллиан, это Клара. Я тебе помешала?

– Нет, нет… Слушаю вас.

– Прости, что звоню в твой выходной, просто хотела уточнить, все ли готово… Если да, то я возвращаюсь сегодня.

Обстановка накалялась.

– Сегодня? – В тоне Киллиана не слышалось энтузиазма.

– Да. Что-то не так?

– Просто… Вы сказали, что приедете завтра, и я пока не стал снимать пленку с мебели… И там такой беспорядок… У меня не было времени…

– Да мне все равно, честно говоря. Просто у мамы я уже больше не могу. Если там нет ни насекомых, ни яда от них, меня устраивает.

Киллиан чувствовал, как на него смотрит Алессандро. Это был тяжелый, серьезный взгляд, который призывал взять ответственность, который просил не бояться. Просил встретиться лицом к лицу с главным событием в жизни, не ища оправданий.

– Киллиан? Ты меня слышишь?

Этим взглядом мальчик говорил ему, что не нужно беспокоиться, что все готово. Что ему повезло дойти до своего личного, главного окна. Что пришел момент, когда нужно сделать самый ценный шаг.

– Киллиан?

Консьерж кивнул. Алессандро был прав. «Всегда вперед, без страха».

– Киллиан, куда ты пропал?

– Да, да, я здесь. Хорошо, возвращайтесь сегодня. Все будет в порядке.

– Прекрасно! Я приеду через пару часов! Загляну к тебе, чтобы рассчитаться.

– Сегодня меня не будет дома, мисс Кинг, – твердо сказал он. – Поговорим спокойно завтра, не волнуйтесь.

– Тогда до завтра!

Киллиан нажал кнопку и отключился. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и в глазах Алессандро ясно читалась зависть. Киллиан был близок, очень близок к заветной вершине.

– Твое окно тоже не так уж далеко.

Алессандро приподнял верхнюю губу. Он тоже верил в это.

– Возможно… Если все пойдет как надо, мы с тобой видимся в последний раз. Ты ведь это понимаешь, правда?

Мальчик снова приподнял верхнюю губу.

– Тогда тебе придется продолжать самому. Но я знаю, что ты это сделаешь.

Алессандро криво подмигнул и изобразил что-то похожее на улыбку.

– Примерно через час вернутся твои родители…

Алессандро догадался, о чем хочет спросить Киллиан, и ответил, не дожидаясь вопроса. Он посмотрел на дверь спальни. Он позволял Киллиану уйти. Прямо сейчас. Немедленно.

– Мне нужно все приготовить.

Он энергично протянул руку. Рука Алессандро, слабая, как сухой лист, пошевелилась в ответ. Они договорились.

– Надеюсь, скоро ты поцелуешь тротуар… – такими были его прощальные слова.

В 17:30 Алессандро остался один, а Киллиан вышел из квартиры Лоренцо и направился к себе, чтобы сделать последние приготовления.

13

Чтобы встряхнуться, он быстренько принял душ. Ощущение потока горячей воды на коже вернуло его к моменту пробуждения, к началу каждого дня, когда он возвращался к себе домой с крыши. Он побеждал себя, пусть иногда и путая карты, и эта победа была неразрывно связана с приятными физическими ощущениями.

Времени у него было достаточно, но он быстро, нетерпеливо вытерся и, обернувшись полотенцем, стал собирать спортивную сумку.

Будто наполняя тележку в супермаркете, он начал с более тяжелых предметов и перешел к легким. Из ящика с инструментами он взял молоток, тяжелые клещи и маленькую пилу для дерева. Из кухонных ящиков – узкий и длинный нож для мяса, который уже был в квартире, когда Киллиан сюда заехал, – видимо, остался от предыдущего хозяина. Из шкафчика с моющими средствами он вынул флакон кислоты для прочистки труб, которую пару раз уже успешно использовал. Моток скотча, шнур, коробочку с гвоздями – снова из ящика с инструментами. Потом из аптечки: три стеклянных шприца, которыми никогда не пользовался. Из ящика со швейными принадлежностями он достал ножницы и (это ему только что пришло в голову) набор из двенадцати иголок и булавок разных размеров. Последнее, что ему понадобится, – черная записная книжка и ручка.

Открыв книжку, он еще раз проверил по списку все предметы, которые собирался использовать этой ночью (рядом с каждым пунктом были пометки о том, как именно). Он ничего не забыл. Киллиан закрыл сумку и посмотрел на часы. 18:40. До приезда Клары оставалось еще больше часа, но он хотел прийти заранее, чтобы избежать неприятных сюрпризов.

Тщательно обработав все тело дезодорантом, он оделся. Сегодня он выбрал удобные вещи, которые не будут стеснять движения, надел красно-желтый спортивный костюм, который не надевал еще никогда, один из дурацких подарков матери. Не то чтобы Киллиана сильно беспокоил его внешний вид, но у всего есть предел, и в наряде таких кричащих цветов он не решился бы выйти на улицу.

Сейчас содержание было важнее формы, и костюм справлялся с поставленной задачей. Кроме того, Киллиан подумал, что, покончив с жизнью в одежде, подаренной матерью, он сделает ее страдания более глубокими.

Прежде чем выйти, он убедился, что оставляет после себя идеальный порядок. Этому его научили еще в раннем детстве: когда уезжаешь из дома надолго, наведи порядок, – и с тех пор он руководствовался этим правилом. Он перекрыл газ и воду. Вся его одежда и личные вещи уже лежали в большом чемодане. Наконец, он вышел и запер дверь ключом на два оборота.

Спустившись в вестибюль, он заглянул на свое рабочее место, чтобы убедиться, что и там все в идеальном состоянии. В ящике стола была только коробка с «потерянными» вещами. Благодаря недавней «чистке», в ней не было ничего, кроме двух писем, адресованных мистеру Самуэльсону.

Он достал письма – не должно остаться никаких следов. Новому консьержу будет легче легкого адаптироваться и на работе, и в подвальной квартирке.

В 18:55 он вышел из лифта на восьмом этаже. Металлические инструменты звякнули о мрамор (точнее, имитацию мрамора), когда он поставил сумку на пол, чтобы открыть дверь. И через пару секунд он не удивился, услышав другой звук за спиной: Урсула открыла дверь квартиры напротив и с любопытством смотрела на него:

– Ты в спортзал ходил?

– Откуда ты знаешь?

– Классный костюм… Главное, неброский.

– Что-то еще?

– Сегодня воскресенье, выходной день. Что ты здесь делаешь?

Киллиан не ответил, он вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

– Эй, я с тобой разговариваю! Ты глухой?

Киллиан в ярости повернулся к ней:

– Заткнись и исчезни с моих глаз, сучка! Тебе больше делать нечего, только целыми днями шпионить за мной?

Урсула удивилась неожиданно агрессивному тону консьержа, но ее это не остановило.

– Так что ты собираешься делать в квартире мисс Клары в такое время?

Он хотел ответить, но остановился, увидев тень за спиной девочки. В дверях появился отец Урсулы.

– Что здесь происходит? – Мужчина вопросительно посмотрел на дочку, а потом на консьержа.

– Я говорю, мне нужно кое-что доделать в квартире 8А, я ведь там травил насекомых. Все уже под контролем, не волнуйтесь…

Мужчина смотрел на него и, похоже, не был удовлетворен ответом.

Киллиан попытался отвлечь его:

– У вас ведь в квартире ничего такого не было, верно?

– Нет, у нас не было… Но почему ты кричал на мою дочку? – с подозрением спросил отец.

Киллиан изобразил непонимание. Воцарилась неловкая тишина. Мужчина продолжал смотреть на него, а Киллиан пытался не отвести глаза и одновременно не показаться невоспитанным.

– Я просила показать мне, как он травит насекомых, а он не хочет! – Урсула странно подыгрывала ему, теперь пытаясь защитить. – Говорит, что это опасно! Я стала упрашивать, вот он меня и прогнал.

Консьерж воспользовался моментом:

– Я же тебе объяснил: нельзя, потому что это яд. Мне самому приходится надевать маску!

Снова наступила тишина. Киллиан и Урсула замерли в ожидании реакции отца, они не могли понять, останется ли он доволен такими объяснениями. Он тоже молчал, но выражение его лица стало несколько смущенным: он вроде бы получил ответ на свой вопрос, но все равно что-то не складывалось.

Тишину нарушил Киллиан:

– Если обнаружите насекомых, даже одного, обязательно сообщите мне! Всегда лучше предотвратить, чем лечить.

– Не волнуйся, – сказала Урсула, возвращаясь в квартиру, – мы знаем, где тебя найти.

И девочка скрылась за дверью. Ее отец, несколько сбитый с толку этим разговором, продолжал смотреть на консьержа. Киллиан попрощался с ним движением головы и вошел в квартиру Клары; мужчина остался наедине с собственными сомнениями.

Консьерж не проходил вглубь коридора, пока не услышал, как захлопнулась дверь квартиры 8Б. Он припал к дверному глазку. На лестничной клетке никого не было.

– Только бы эта девка меня не выдала, – прошептал он, чтобы прогнать свой последний страх.

А вдруг Урсула так и будет шпионить и, увидев, что он не вышел из квартиры, сообщит об этом приехавшей Кларе? Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что их с Урсулой игра так и останется секретом для двоих. Девчонка ничего не скажет Кларе, потому что в этом случае потеряет возможность шантажировать его дальше. Она сама зависит от этих странных отношений и не захочет его выдавать. Он успокоился.

В квартире был идеальный порядок. Чистота. Стерильность. «Как же ты удивишься и обрадуешься…»

Он направился прямо в спальню, не разуваясь, и без промедления принялся за работу. Достав из сумки шнур и ножницы, он улегся на кровать, раскинув руки и ноги. Он пытался понять, какая длина веревки потребуется, чтобы привязать руки и ноги Клары к ножкам кровати. Девушка была ниже его сантиметров на десять, но лучше было отмерить с запасом.

Он отрезал четыре куска шнура и спрятал остальное в спортивную сумку. Потом завязал узлы на каждом из четырех отрезков, не затягивая их, чтобы облегчить себе задачу позже, когда времени будет мало.

На своей левой ноге он испробовал, насколько крепок шнур, привязав его одним концом к ножке кровати, другим – к собственной лодыжке. Натянул и убедился, что веревка без проблем справится с любой попыткой Клары освободиться.

Он подумал, что можно положить девушку на живот, но вернулся к прежнему плану. Он хочет видеть ее лицо. Хочет видеть, как с ее лица навсегда исчезнет улыбка.

Взяв скотч, он прикинул, какая длина потребуется, чтобы заклеить рот, от уха до уха. Сделал небольшой надрез, примерно на сантиметр, чтобы оторвать скотч в нужный момент было гораздо проще.

Оставалось только подготовить инструменты. Один за другим, он достал их из сумки и разложил под кроватью в определенном порядке. От самого тяжелого, молотка, к самым легким, иголкам. Четкого плана у него не было, он просто знал, для чего может послужить каждый из этих предметов, и записал некоторые идеи в свою книжечку. Когда Клара будет неподвижно привязана к кровати, вдохновение подскажет ему правильный порядок пыток.

Исключительность ситуации и одновременно нервозность подталкивали его сделать что-нибудь прямо сейчас. Он достал из набора булавку и задрал рукав спортивного костюма. Когда он готовился, то прочитал в Интернете, что один из самых чувствительных участков кожи находится на нижней поверхности руки, почти на уровне подмышки, и хотел проверить, так ли это. Он с силой вонзил туда булавку. Кончик иглы вошел в ткани больше чем на два сантиметра. Киллиан мгновенно понял, почему именно за это место нужно ущипнуть человека, упавшего в обморок, чтобы привести его в сознание.

Вынимая булавку, он заметил, что рука слегка дрожит, и причиной этого была не боль, но сама мысль о том, что то же самое нужно повторить с Кларой. Идея жестокости в принципе ему претила. С одной стороны, она казалась чем-то примитивным, неинтеллигентным, не требующим никакой работы ума. С другой – сама мысль о том, чтобы кого-то ударить, заставляла его нервничать, вселяла неуверенность, и организм реагировал соответствующим образом: желудок сжимался, руки дрожали, потовые железы включались на полную мощность.

Проблема была не в том, чтобы найти в себе силы и привязать Клару, а в том, чтобы выдержать отторжение, которое он испытает, когда начнет пытать ее. Ни разу за свои тридцать лет, даже в детстве, он никого не ударил.

Последним, для чего ему пригодился компьютер Алессандро, был поиск информации о способах пыток и истязаний, и ему пару раз даже приходилось прерывать чтение, потому что он приходил в ужас.

Именно на основе прочитанного он и выбрал свои инструменты.

Он вытер булавку от крови и снова положил ее на место, в наборчик для шитья. Потом представил себе такую же боль, только повторенную двенадцать раз – именно столько иголок было в наборе, – и решил, что этого вполне достаточно. Скорее всего, гвоздями он не воспользуется, потому что они вызывают жуткое сокращение мускулатуры, как произошло когда-то с распятым Христом. Он читал, что, когда Христу в запястье – в запястье, не в ладонь – вонзили гвоздь, мышцы плеча сократились, сдвинув руку больше чем на три сантиметра, и в этом можно убедиться, взглянув на плащаницу, которая хранится в Турине. Его даже не волновало, настоящая это плащаница или нет, но в черной книжечке он хранил интересную статью на эту тему. Журналист, написавший ее, был уверен, что в Турине находится искусная подделка двенадцатого века, что не уменьшало ее ценности как объекта поклонения. Странного поклонения – не религиозного, но, неожиданным образом, научного. Автор защищал странную теорию о том, что средневековый художник, дабы наилучшим образом восстановить страдания Христа, подверг таким же страданиям и такой же смерти другого человека, в своем роде натурщика. Несчастного распяли, вогнав гвозди в оба запястья и в скрещенные лодыжки; на него надели терновый венец, пробили копьем ребро и даже прижимали к лицу губку, смоченную уксусом.

В общем, эта статья была только первым пунктом в длинном списке его действий по отношению к Кларе.

В теории, задача пилы была четкой и ясной: нужно сделать надрезы перпендикулярно бедренной кости, погружаясь в мышцы на три-четыре сантиметра. От шести до десяти надрезов на каждой ноге. Фото, которое он нашел на одном азиатском сайте, неприятно впечатляло, несмотря на то что он смотрел на него десятки раз. Если Клара не потеряет сознание от боли, он сделает то же самое с ее руками. Хотя, судя по тому, что он вычитал, боль будет такой сильной, что она вырубится еще на пятом-шестом надрезе…

Кинжал для мяса он взял просто на всякий случай – и для запугивания. Стоило взглянуть на этот заостренный нож, как он покрывался гусиной кожей. Киллиан надеялся, что и Клара испытает то же самое.

Но из всех подготовленных инструментов больше всего его пугали клещи. Когда он думал, как схватит ими плоть девушки – сосок, например, – и оторвет его, он задыхался. Он воспользуется клещами только в том случае, если Клара выдержит все остальное… или если потребуется быстрое и жесткое вмешательство. Он надеялся – больше ради себя, чем ради нее, – что такой момент не наступит.

Вспоминая, как он работал санитаром, Киллиан придумал и новое применение для кислоты, которой оставалось еще полфлакона. Он с детства помнил, как неприятны прививки от столбняка, а когда работал на «скорой», обнаружил, что внутримышечные инъекции всегда больнее, если раствор более концентрированный, а мышечная масса меньше. Например, одно и то же количество одного и того же препарата воспринималось по-разному при уколах в ягодицу, в плечо, в живот или под лопатку. Он посмотрел, что из жидкостей есть дома, чтобы создать эффективную смесь, и его взгляд упал на флакон с черным черепом на оранжевом фоне, символизирующим крайнюю степень опасности. Идея получила развитие: жидкость для инъекций должна быть не только концентрированной, но и едкой.

В Сети он не нашел никакой информации об эффекте кислоты для прочистки труб при внутримышечном введении, но его это не пугало. Он станет пионером в этой области, и результат превзойдет все ожидания. Кислота разъест мышцы и кости, проделает дырки в теле Клары. Три шприца были уже готовы и ждали своего часа, наполненные мутной темно-зеленой жидкостью.

Молоток, с головкой для забивания гвоздей с одной стороны и гвоздодером – с другой, должен был положить всему конец. Один быстрый удар в висок – и все кончится. Самый тяжелый инструмент станет, и в переносном смысле, самым весомым.

Киллиан посмотрел на часы: было чуть больше семи. Если верить тому, что сказала Клара, она приедет меньше чем через час.

Он залез под кровать и лег, закрыв глаза, рядом с заготовленными штучками. Киллиан ждал.

Он не продержался и пяти минут, им владели нетерпение и нервозность. Чтобы снять напряжение, пришлось вылезти из-под кровати. Он ходил туда-сюда по спальне, покрытый потом, с дрожащими руками и пересохшим ртом.

«Держись, Киллиан! Не сдавайся!»

Он не ругал себя, понимая, что нормально реагирует, учитывая всю необычность переживаемого момента. Было интересно, что подсознание контролирует ситуацию; организм воспринимал этот момент как переходный, как важнейший в жизни.

«Ты все делаешь правильно, Киллиан, – сказал он себе. – Все получится».

Чтобы снять напряжение, ему нужно было на что-то отвлечься, чем-то занять свои мысли. И он стал представлять себе в красках, как он будет мучить Клару.

Изначально его план предполагал, что он дождется девушку, лежа под кроватью, как обычно, и атакует ее, когда она заснет, но воспользуется в этот раз не хлороформом – нужно, чтобы она понимала, что происходит, – а клейкой лентой, которой заклеит ее рот. После этого нужно будет просто применить силу, чтобы уложить ее на кровать и зафиксировать.

Этот план выглядел надежным, но сопровождался одной сложностью: нужно не только дождаться приезда девушки, но и лежать под кроватью, пока она поужинает, посмотрит телевизор, наконец, дойдет до спальни и уснет. При таком раскладе волнение Киллиана быстро достигнет своего предела.

И он стал рассматривать альтернативы. Возможности агрессивно напасть на нее сразу, когда она вернется.

В гостиной не было подходящего укрытия. Ждать ее за входной дверью небезопасно: если Клара с силой откроет дверь, она просто прихлопнет его к стене, тем самым затруднив его внезапное появление. И потом, нежелательно находиться слишком близко ко входу в квартиру… Вдруг Клара успеет закричать? Или маленькая шпионка Урсула, припавшая к дверному глазку соседней квартиры, что-то заподозрит?

Он даже не стал рассматривать варианты нападения из-за дивана или на кухне: безусловно, Клара увидит его издалека, сразу, как войдет в квартиру.

Он поиграл с возможностью спрятаться за шторами. Там можно было незаметно стоять, и была возможность, что Клара, удивившись идеальной чистоте квартиры, подойдет и к шторам, и тогда можно будет атаковать ее с близкого расстояния.

Он стал репетировать и обнаружил неудобство. Шторы были плотными и темными. Несмотря на то что свет проходил через ткань, можно было утратить контроль над происходящим в гостиной. Спрятавшись за шторой, он не будет видеть силуэт Клары и знать, где она, пока они не окажутся в метре друг от друга.

Он перенес область своих исследований в коридор.