Текст книги "Пока ты спал"

– Я всегда был здесь… – он показал на кровать, – пока Клара спала.

По какой-то причине Марку удалось сдержаться. Он так и держал ногу на весу, как нож гильотины над шеей приговоренного, в горестном ожидании новых страшных признаний.

– С ней и… внутри нее. – Киллиан изменил голос, подражая Марку: – Всегда, когда мы занимаемся сексом, мы пользуемся презервативами…

Марк вздрогнул:

– Ты был здесь ночью?

– Технически это возможно… – продолжал дразнить его Киллиан. И добавил нормальным голосом: – Но мы с тобой знаем, что это не так… Я не был так осторожен.

Правда вспыхнула, как молния, в сознании Марка. У его ног, практически в его распоряжении, лежал отец ребенка его девушки. И Марк выплеснул гнев, неконтролируемый и праведный. Он изо всех сил, резко опустил ногу на пол. Киллиан успел повернуть голову, и нога Марка скользнула сбоку, придавив к полу левое ухо.

Боль была душераздирающей. Киллиану показалось, что на ухо не просто наступили, а полностью оторвали его от головы. В голове разлился сильный, непрерывный звон.

Это было только начало. Марк снова поднял его на ноги и поставил перед собой, чтобы нанести сокрушительный удар головой в лицо. В это мгновение подсознание Киллиана, минуя разум, отдало приказ его руке. Действие было необдуманным, основанным на одном лишь инстинкте.

Марк собирался что-то сказать, но из его рта появилась только пузырящаяся кровь. Он поднял руку к шее, чуть ниже уха, куда Киллиан только что вонзил скальпель, до этого лежавший на тумбочке. Крови было много, она обильно стекала по фирменной рубашке Марка, окрашивая ее в зловещий красный цвет.

Мужчины смотрели друг на друга с недоверием. Удивление в глазах Марка было вызвано тем, что произошло с его телом; в глазах Киллиана – тем, что он сам только что сделал.

– По… помоги… пожалуйста…

Марк рухнул на пол. Глаза его были прикованы к лицу Киллиана и молили о пощаде. Консьерж сел рядом, на край каркаса кровати, и стал рассматривать его.

– По… пожалуйста…

Киллиан подумал, что отчаяние заставляет людей говорить и делать нелогичные и нелепые вещи. Почему он вдруг будет помогать человеку, которого только что попытался убить?

Кровь брызгала из раны и капала изо рта, растекаясь по полу спальни. Марк попытался схватить Киллиана за ногу, но тот просто отодвинулся.

Нужно было подумать и что-то решить. Понятно, что Клара ничего не знает об открытиях, сделанных ее женихом. Если бы она знала, то, как главная пострадавшая, позвонила бы в полицию и в службу спасения, не сомневаясь ни минуты. Похоже, она рано проснулась, приняла душ и вышла из дома, не перекинувшись с Марком даже парой слов. Точно, рыжая ничего не знала.

Киллиан склонился над раненым, скорчившимся на полу, и вытер руки, запачканные кровью, об его рубашку «Хьюго Босс». Марк все еще смотрел на него с надеждой на спасение.

На коже Киллиана остались следы крови, и он пошел в ванную, чтобы вымыть руки. Холодной водой, без мыла. Губа саднила, но уже не кровоточила.

Он вернулся в спальню. Поднял матрас, положил его на кровать, разрезом к полу.

В агонии, Марк лежал в луже крови, которая становилась все больше, а Киллиан, отойдя подальше, застилал кровать. Он надел наматрасник, потом постелил простыни, уложил одеяло, взбил руками подушки. Кровать выглядела не хуже, чем в номере хорошего отеля.

Марк смотрел на него, становясь все бледнее, не в силах пошевелиться.

Киллиан по привычке взглянул на часы, но это ничего ему не дало. Он понятия не имел, во сколько может вернуться Клара. По большому счету, время теперь не имело значения. Он решил не задерживаться без надобности, но и не торопиться слишком сильно. Можно потратить столько времени, сколько нужно для задуманного, а потом посмотреть, как ситуация будет развиваться дальше.

Он собрал все свои вещи, разложенные на тумбочке. В этот раз рюкзака у него с собой не было, и пришлось сложить предметы в наволочку, которую он сам еще несколько дней назад аккуратно убирал в шкаф после стирки.

Несколько раз он наступил в лужу крови, растекшуюся по полу, но не обратил внимания на это. Шаг за шагом, хладнокровный, как самурай, он делал свое дело. Достичь хороших результатов можно, только выполняя все последовательно, уничтожая одного врага за другим. Да, нужно будет устранить все следы своего присутствия в квартире, но пока еще рано этим заниматься.

– Я ничего не забыл, да?

Он сказал это не для того, чтобы поиздеваться, а просто по привычке, ведь когда Клара крепко спала, он всегда разговаривал с ней вслух. По лицу Марка было видно, что он начинает осознавать страшную истину: помощи не будет.

Киллиан подошел к умирающему, оценил, с какой стороны удобнее подступиться, и принялся за работу. Он разул его, снял носки, брюки, трусы. Труднее всего было с рубашкой. Марк пытался оттолкнуть его, но силы его почти полностью оставили. Рука Марка упала на пол от одного касания Киллиана. Он расстегнул пуговицы и попытался стащить рубашку за рукава, но ничего не получалось, потому что Марк лежал на спине. Тогда Киллиан приподнял его за плечо и бок и перевернул на живот.

Скальпель, оказавшись между шеей и полом, вошел в ткани еще глубже.

Киллиан без особых затруднений снял с мужчины рубашку, потом схватил его за обе ноги и потащил по полу. За телом Марка тянулся широкий кровавый след.

Дотащив Марка до ванной комнаты, Киллиан приподнял его под мышки. Пришлось сильно постараться, но ему все-таки удалось усадить мужчину в ванну. Марк, еще живой, но совершенно беспомощный, смотрел на Киллиана, не понимая, что тот собирается с ним делать.

Киллиану вдруг вспомнились все те дни, когда он поднимал Алессандро и укладывал его в постель. Вспомнилось удовольствие, которое он получал, по-хозяйски обращаясь с жизнями других людей. Как и Алессандро, Марк сейчас находился в ситуации и в месте, которые выбрал Киллиан.

Он заткнул сливное отверстие ванны пробкой и открыл кран с горячей водой. Ванна, которую он так хорошо знал, начала наполняться. Вода смешивалась с кровью. Он помыл руки под краном, потому что они снова были испачканы в крови, и снял кроссовки.

Брюками Марка он вытер руки и, особо не стараясь, протер пол, убрав кровавую полосу, красные следы своих подошв, лужу крови в спальне. Теперь он уже старался не наступать в кровь.

Одежда Марка и обувь Киллиана отправились в наволочку, которая становилась все пухлее.

Киллиан отправился в гостиную, взял клейкие листочки для записок, лежавшие рядом с телефоном, ручку и конвертик, сопровождавший последний подарок для Клары. Потом он вернулся в ванную, наполненную теплым паром. Похоже, вода несколько привела Марка в чувство, ему даже удалось повернуть голову. Еле слышным голосом он проговорил:

– Еще… Еще можно все вернуть…

Киллиан сел на крышку унитаза и молча смотрел. Произнеся всего несколько слов, Марк снова лишился сил; его глаза были прикованы к глазам Киллиана, но было не ясно, видит ли он хоть что-то. Ванная комната превратилась в коробку с воспоминаниями. Киллиан снова видел перед собой того умирающего бегуна на мосту, такой же взгляд – отчаянный и одновременно опустошенный. Он видел безжизненное тело Алессандро, упавшего на пол, и кровь, стекающую с его подбородка. Видел самого себя в этой ванной, растерянного и напуганного, несколькими часами раньше.

Тело Марка соскользнуло ниже и сильнее погрузилось под воду.

Киллиан вышел из забытья и сосредоточился на стопке квадратных листочков. Потом открыл конвертик и достал из него открытку. «Чтобы ты всегда знала, во сколько позвонить мне. Я тебя очень, очень люблю. Марк». На конверте было написано просто «Для Клары».

Он начал писать: «Мне очень жаль». Сравнил почерк. Изгибы букв «о» и «е» у Марка были более правильными и округлыми. Он оторвал листок и начал заново: «Мне очень жаль, Клара». Сравнил еще раз. Нет, все равно округлые буквы выходили у Марка более правильными, пластичными. Даже «л» и «р» в имени Клары должны быть круглее. Он оторвал еще один листочек и попробовал в третий раз: «Мне очень жаль, Клара».

Ванна начинала переполняться. Киллиан закрыл кран и вернулся к своему занятию. Марк был еще жив; он не мог двигаться, но дышал. Горячая вода расширила сосуды, и кровь обильно текла из раны на шее.

Написать «Клара» так же, как это выходило у Марка, никак не получалось. Новый листок. «Мне очень жаль». Этого достаточно. Четко и ясно. Он сравнил почерк.

На первый взгляд получилось похоже. Но если внимательно проанализировать, можно обнаружить маленькие несоответствия, причина которых просто-напросто в неодинаковом давлении ручки на бумагу.

Киллиан намочил бумажку в воде, как будто Марк писал эти слова, уже находясь в ванне. Он попытался слегка размыть чернила, чтобы сделать невозможным тщательный каллиграфический анализ, но вода смыла всю надпись.

Нужно было поменять план, сделать по-другому. К тому же наволочка, в которую он сложил все, что нужно было унести из квартиры Клары, все больше напоминала мешок Санта-Клауса, и не только из-за объема, но и из-за цвета: кровь, пропитавшая брюки и рубашку Марка, проступала на белой ткани.

Киллиан отправился на кухню, но не нашел там ни мешков для мусора, ни обычных пластиковых пакетов. Он открыл ящик и достал оттуда кухонный нож, держа его краем футболки, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

Он вернулся в ванную и вытащил из горла Марка окровавленный скальпель. Ткани, разогретые горячей водой и паром, не оказывали сопротивления, и инструмент вышел без усилий. Теперь нужно было ввести в рану кухонный нож. У ножа крупное лезвие, и разрез должен получиться более широким и глубоким, уничтожив следы ранения скальпелем. Эта задача была самой трудной и неприятной за сегодня.

Ударяя Марка скальпелем, он почти ничего не почувствовал, никаких эмоций. Это было бессознательное, неожиданное, молниеносное действие, и поэтому оно не повлекло за собой никаких осложнений со стороны разума. Но хладнокровно вонзить такой нож в горло этого еле живого мужчины – совсем другое. Об этом Киллиан заранее не подумал.

Рука задрожала. Чтобы правильно выбрать положение, пришлось взять нож двумя руками. Задачу затрудняло то, что голова Марка, потерявшего сознание, слегка покачивалась на воде. Пришлось подпереть ее коленом. Киллиану не нужно было сейчас смотреть в зеркало (да и физически это было невозможно), чтобы знать, что он находится в совершенно нелепой позе. Одна нога, как точка опоры, на полу у ванны; вторая, согнутая, не дает сдвинуться голове Марка; тело наклонено вперед, обе руки сжимают кухонный нож.

Он чувствовал себя то ли тореадором, собирающимся вонзить шпагу в холку обездвиженного быка, то ли ожившим героем кровожадной настольной игры в безумного хирурга.

Кончик ножа неуверенно приблизился к ране. Спокойно. Киллиан, взмокший от пота, сосредоточился. Последнее препятствие. Он двигался, как в замедленной съемке; в настольной игре его бы уже оштрафовали за медлительность. Но он воткнул нож в рану. Сначала лезвие скользило легко, потом пришлось приложить усилие, разрезая ткани. Пока путь не преградило что-то очень твердое. Наверное, позвонок.

Киллиан выпустил воздух из легких; только сейчас он осознал, что какое-то время не дышал. В следующую секунду он открыл крышку унитаза и быстро склонился над ним. Его вырвало остатками утреннего кофе.

Реакция была вызвана отвращением, но не к крови как таковой, а к физическому насилию. Пока желудок избавлялся от содержимого, Киллиан прокручивал в голове, что он все-таки создан для мыслей, а не для действий.

Спустив воду в унитазе, он вернулся к прерванному занятию. Подняв руку Марка, он вложил в нее рукоятку ножа, плотно прижимая подушечки пальцев, чтобы оставить отпечатки. Ему было неизвестно, правша Марк или левша, а совершить роковую ошибку и подставить себя полиции не хотелось. Поэтому он повторил процедуру и с другой рукой, создав хаотичный ковер из отпечатков на рукоятке ножа.

Конечно, он не во всем следовал букве самурайского закона. Вместо того чтобы убивать врагов одного за другим, он оставлял их полуживыми. Нужно было срочно что-то решать с предсмертной запиской и окровавленным мешком.

В принципе, можно было обойтись и без прощального послания. Но с ним сценарий бы складывался лучше, более логично и последовательно. Киллиану пришла в голову новая идея. Он поднял правую руку Марка, взял его за указательный палец. Да, он мог не угадать, какой рукой привык писать Марк, но это не стало бы критической ошибкой. Прикоснувшись пальцем Марка к ране на шее, он начал выводить слова на кафельной плитке над ванной, будто писал карандашом:

«Прости, Клара. Он не мой. Я не выдержу».

Он отошел и посмотрел, что получилось. Слова хорошо читались и наверняка окажут чудовищное воздействие. Оставалась вероятность, что их проанализируют, но он подумал, что это скорее из мира полицейских телесериалов. На самом деле, его вообще не волновало, что его могут разоблачить; ему хотелось только одного: чтобы Клара как можно дольше была уверена, что ее любимый мужчина покончил с жизнью по ее вине.

Он еще раз оценил проделанную работу и оставил надпись как есть.

Чтобы получше замаскировать мешок, он решил надеть сверху еще пару наволочек. Наверняка хозяйка дома не заметит их отсутствия, ведь ей будет чем заняться в ближайшее время.

В середину заполненного кровавым бельем мешка он бросил скальпель. Потом отправился в гостевую комнату, придвинул стул к шкафу и достал все свои вещи из верхнего отделения, ничего не забыв. Нужно было стереть все следы своего присутствия в этой квартире.

Оставались только две задачи: окончательно уничтожить следы крови на полу, замытые на скорую руку. И выйти из квартиры.

Все по порядку.

Он вернулся в ванную. Марк, голубовато-бледный, не дышал. Он умер. Последние минуты его жизни были кошмаром, колоссальным мучением. Кроме тяжкой физической боли, Марк испытал сильнейшие страдания, когда все произошедшее за эти дни пробежало перед его глазами. Киллиан, все еще возбужденный, чувствовал, что все получилось наилучшим образом.

Он открыл кран, и горячая вода вновь полилась в ванну, уже и без того полную, переливаясь через край и растекаясь по полу.

Босиком, но стараясь не замочить ног, Киллиан смотрел, как красноватый раствор разливается по полу ванной, покрывая и размывая следы крови.

Кран извергал воду. Она уже лилась по полу коридора, до порога спальни с одной стороны, гостиной – с другой. Через открытую дверь спальни консьерж видел, что там, где была лужа крови, теперь растекалась вода, уничтожая все улики.

Он положил руку на дверную ручку и, прежде чем открыть, посмотрел в глазок. Что ждет его по ту сторону двери? Самым неожиданным и гротескным вариантом было бы, пожалуй, столкновение лицом к лицу с Кларой. Просто неудачей – встреча с кем-нибудь из соседей на лестничной клетке или в лифте. Оптимальное развитие событий – добраться без осложнений или неожиданностей до своей подвальной квартирки. Конечно, оставались и промежуточные варианты.

Он тихо открыл дверь. В подъезде никого не было. Быстро, не теряя времени, он вышел из квартиры. Появилась мысль, что он в какой-то степени удачлив.

Вдруг на миг возникло ощущение, что что-то двинулось за глазком квартиры 8Б. Только ощущение. В это время девчонка должна быть на уроках. Он позвонил в дверь. Подождал и позвонил еще раз. Ничего. Никаких движений. Это все воображение.

Он быстрым шагом направился к лестнице. Нужно спуститься пешком, чтобы избежать неожиданных столкновений. До первого этажа удалось добраться без проблем. Оставалось два сложных момента: пересечь вестибюль и, уже в подвале, пройти мимо комнаты-прачечной, хотя там в это время, скорее всего, никого не будет.

В этот раз удача его подвела. Что-то среднее между вторым и третьим из предвиденных вариантов осуществилось в реальности.

Быстро пересекая безмолвный вестибюль, он не заметил фигуру мужчины, стоявшего у почтовых ящиков.

– Вот именно вас я и хотел видеть!

Высокий, худой элегантный старик приблизился к нему твердым шагом. Это был образованный, вежливый, немногословный сосед из квартиры 2Д, с которым у Киллиана никогда не было проблем. До сегодняшнего дня.

– Я не уверен, что мне правильно доставляют почту.

Киллиан знал, к чему он клонит. Рано или поздно это должно было произойти, но в эту минуту у него совершенно не было сил для противостояния.

– Прошу прощения, но я больше не работаю в этом доме. Если у вас есть жалобы, можете связаться с администратором.

Он намеревался продолжить свой путь, но пожилой мужчина преградил ему дорогу, слегка приподняв трость и дотронувшись до его ребер:

– Я не хочу писать жалобу. Я хочу знать, где мои письма.

Киллиан фыркнул:

– Знаете, я каждый день раскладываю почту по ящикам всех жильцов дома. И я не знаю, о каких письмах вы говорите. Все, что приходит, я раскладываю. Если почтальон что-то напутал, я…

– Я только что говорил с почтальоном. Он прекрасно помнит эти конверты, и помнит, что отдавал их вам.

Было похоже, что ни к чему хорошему разговор не приведет, но Киллиан решил испробовать все возможности:

– А что он должен был сказать? Признаться, что облажался?

Он вдруг заметил, что мужчина заинтересованно смотрит на его босые ноги. Киллиан попробовал отвлечь его внимание:

– Перекладывать с больной головы на здоровую – это у нас национальный вид спорта.

Мистер Самуэльсон спокойно улыбнулся:

– Однако именно вас уволили из-за того, что вы плохо выполняли свою работу. Поэтому, если вы не докажете обратное, виноватым в пропаже писем останетесь вы.

Киллиан молча выдержал его взгляд. Да, его уже уволили. Даже если поступит еще одна жалоба, теперь – на некорректную доставку почты, ему хуже не станет. Что его действительно тревожило, так это то, что встреча со стариком смазывала идеальность приключения, пережитого на восьмом этаже.

Можно было развернуться и уйти, прекратив разговор, но это бы означало, что он признает свою вину.

А сегодня самое главное – остаться как можно более незаметным.

– Да, вы правы, – сказал он, перекладывая мешок с одного плеча на другое, – это сделал я.

Мистер Самуэльсон прищурился. В его взгляде не было ненависти или гнева, только любопытство.

– Вы знакомы с миссис Норман, которая живет в квартире 3Б? – продолжал Киллиан.

– У которой собаки?

– Именно. В общем… несмотря на внешнюю активность, эта женщина очень одинока. У нее нет ни друзей, ни семьи, только эти старые собаки. Сплошная тоска.

– Мне ее жаль, но, честно говоря, я не понимаю, как это может быть связано с моей корреспонденцией.

– Не спрашивайте почему, но у нас с этой женщиной очень теплые, доверительные отношения… – Киллиан видел, что мистер Самуэльсон никак не может понять, к чему он клонит, – и дело в том, что она мне рассказала, как ей хотелось бы подружиться с кем-нибудь того же возраста. С человеком, который разделит ее интересы и увлечения. Поверьте, она не ищет сложных отношений, ей просто нужен друг, с которым можно пойти в кино или в театр раз в неделю или прогуляться по парку.

По глазам мистера Самуэльсона было ясно, что он попался в паутину, которую плел Киллиан: рассказ полностью привлек внимание старика.

– В общем, она меня спросила, есть ли у вас какая-нибудь… женщина, подруга… и я сделал ошибку, сказав ей, что, кажется, есть, что вы регулярно получаете письма от одной женщины… – Произнося все это, консьерж сам удивлялся тому, что может выдать такую складную историю, стоя босиком, с мешком, набитым окровавленной одеждой, буквально через несколько минут после того, как убил человека. – Я помню, какое отчаяние вызвал мой ответ у бедной женщины… и я пообещал ей… – он изобразил смущение, – что сделаю все возможное, чтобы прервать связь между вашей подругой по переписке и вами.

Киллиан поднял взгляд. Он был похож на ребенка, который признался в каком-то плохом поступке и теперь, рассказав все, ожидает прощения.

Мистер Самуэльсон смотрел на него совершенно серьезно. Потом вновь улыбнулся:

– Честно говоря, даже не знаю, верить вам или нет…

– Все так и было. Буду вам очень благодарен, если вы ничего не скажете миссис Норман, а то ее хватит инфаркт. Я сам во всем виноват.

– Не могу поверить ни одному слову… Но, по крайней мере, вы признались.

В этот момент мешок за спиной Киллиана вдруг завибрировал. Это была странная, прерывистая дрожь.

– Обещайте, что как-нибудь расскажете мне настоящую причину, ладно?

Киллиан не ответил – его внимание было приковано к наволочке. Через долю секунды заиграла мелодия мобильника. Киллиан не пошевелился. Мистер Самуэльсон – тоже. По вестибюлю с нарастающей громкостью разносилась цифровая версия «К Элизе» Бетховена.

– Кажется, вам звонят.

– Да, но… я знаю, кто это, и сейчас не хочу отвечать. – Киллиан действительно знал, кто это. Через стекло было видно, что на тротуаре стоит Клара, прижимая к уху мобильный телефон.

Мистер Самуэльсон повернулся в сторону лифтов:

– Вы очень интересный тип. Кстати, можно ли как-то вернуть мои письма?

– Я выбросил их в реку, – ответил Киллиан, не отрывая взгляда от Клары.

Мистер Самуэльсон кивнул и направился к лифтам:

– Хорошего дня.

– И вам тоже, – сказал Киллиан.

Клара повесила трубку, и фортепианная пьеса оборвалась. Киллиан метнулся к лестнице, ведущей в подвал, чтобы Клара не успела его увидеть. За спиной уже слышался знакомый стук каблучков девушки, которая вошла в дом. Клара и мистер Самуэльсон вежливо поздоровались.

Вбежав домой, Киллиан спешно скинул с себя всю одежду и засунул ее в большой пакет для мусора, вместе с мешком, точнее наволочкой, набитой одеждой. Для того чтобы осложнить ситуацию, достаточно одной капли крови. Он переоделся в чистое, обулся, надел пальто.

Он хотел оказаться как можно дальше до того, как все обнаружится. Через несколько минут здание наполнится страшным хаосом. Когда он выходил на улицу, было еще тихо, не было слышно ни криков, ни еще чего-нибудь необычного. С черным мешком для мусора в руке он направился на восток. Конечно, привычное место на берегу Гудзона, у Семьдесят девятой улицы, было более поэтичным и располагало к размышлениям, но сейчас было не время идти туда. Берег Ист Ривер намного ближе и вполне его устраивал. Он перешел реку по пешеходному мостику недалеко от Шестьдесят третьей улицы; здесь почти не встречались пешеходы, было пустынно. Да и холод меньше всего располагал к прогулкам у воды.

Когда он оказался за пределами досягаемости камер наблюдения и любопытных глаз, то засунул в мешок руку в перчатке и нашел в кармане брюк Марка его айфон. Он не знал, что с ним делать. Конечно, большой ошибкой было не проверить карманы одежды еще там, в квартире, ведь отсутствие мобильника может вызвать лишние подозрения. И Киллиан решил, что оставит телефон у себя, пока не придумает что-нибудь. Он положил в мешок увесистый камень, чтобы гарантированно пустить его на дно, и бросил в воду.

И только теперь он понял, что совершил. В голове совершенно четко сложилось понимание, что он только что убил человека после чудовищной психологической пытки. Он знал, что нанес Кларе жесточайший удар. Никогда раньше он не заходил настолько далеко… и сейчас сумел это сделать лишь под действием мощного выброса адреналина. Он стал убийцей во всех смыслах этого слова.

Ноги подкосились, и он присел на берег реки.